Аннотация: Kак живут сегодня казахстанцы, что происходило с ними за последнюю четверть века?
С мужчинами,с женщинами? А бизнес, политика, любовь?
"Я не оправдываю ритм
cвоей строки,
изломанность размера
Так не оправдывают жизнь.
Так неподсудна вера"
Б.Каирбеков
Уважаемый господин Президент!
Я прошу Вас дать орден моей матери. Орден "Мать-Героиня". Вообще-то, я не должна его просить - он и так уже давно сияет на ее груди, ближе к сердцу, и для всех, кто знает нашу семью, она настоящая героиня.
Я хочу рассказать Вам историю женщины, которая приехала с родителями из России в Казахстан совсем девчонкой и не подозревала, что ее ждет судьба в девятнадцать лет выйти замуж за казаха, который остался с тремя дочками на руках, потом родить ему еще детей и на сегодня быть матерью уже семерых.
Вы сами знаете, что таких историй и смешанных браков у нас в Казахстане много, ведь сто ациональностей здесь живет и вся ценность таких союзов в том, что они дают возможность показать друг другу самые свои благородные стороны, лучшее из культуры своего народа.
И пусть это будет простой рассказ обо всех нас.
БЕЗ МАМЫ
Каждому в жизни дается шанс на чудо, шанс проявить все лучшее, что мы приносим в своей звездной памяти на эту землю, а потом благополучно забываем и живем в обыденной серости стереотипов,страхующей от резких перепадов и рисков гениальности.
Но даже дотянуть до нормы большинству людей бывает сложно, так же, как и удержаться в ней. Жизнь прожить - не поле перейти. Прожить достойно совсем непросто.
А кому-то удается ловко управлять своей жизнью, красиво жить, они завораживают окружающих, как фокусники, из шляпы которых появляются букеты, нескончаемые яркие ленты и вспархивают голуби.
Жизнь моих родителей в пятидесятые годы в Алматы начиналась светло. Мама - актриса, только окончившая театральное училище, папа - молодой, подающий надежды геолог. Радостные лица на фотографиях тех лет, задор и энтузиазм молодых строителей коммунизма, беззаботность граждан великой могучей страны.
И управлять своей жизнью тогда казалось легко и даже необязательно, ведь впереди была партия - надежный рулевой. Жить было можно - образование, работу и социальные гарантии получали все. И они жили радостно.
Мама играла на гитаре, пела романсы, папа хорошо зарабатывал, так как часто бывал "в поле". И родились мы с Айжанкой, в Караганде, большом шахтерском городе, где тогда уже жили родители. Мы росли в доме рядом с гостиницей "Чайка", куда приезжали Терешкова и другие космонавты, а мы с пацанами бегали смотреть на них из-за забора.
Тополя раскрывали свои липкие листочки, пух летел по всему городу, в соседнем магазине вкусно пахло зернами кофе, какао и мака, завернутых в слюду, свежими конфетами местной кондитерской фабрики, было полно всяких деликатесов. Жизнь была похожа на сказку.
Но в каждой сказке бывает что-то страшное. В квартале от нашего дома был тихий перекресток, на одной стороне стоял ларек Овощи-Фрукты, а на другую переходили мама, Айжанка и я. Мама купила в ларьке длинную душистую желтую дыню и несла ее на левом плече. Мы с Айжанкой дисциплинированно посмотрели налево, перебежали половину дороги и оглянулись...
Почему-то время замедляется в такие моменты, наверно давая шанс сделать рывок и избежать удара судьбы, мы видим настоящее как в замедленном кино. Мама с дыней на плече делает два шага, из-за поворота выезжает автобус, очень медленно мама падает на асфальт, и еще медленнее разлетаются в разные стороны, сверкая на августовском солнце кусочки желтой дыни.
Крик Мама вонзается в самое небо, и пленка времени начинает крутиться с бешеной скоростью: быстро подбегают люди, быстро поднимают маму, мы быстро оказываемся дома, но больше мама уже не поет, она вообще больше не встает.
Все осложнилось еще и тем, что мама ждала ребенка, но каким-то чудом все-таки родилась наша третья сестренка Айман.
Вот тогда отцу и стало трудно управлять жизнью семьи. Больная жена и три маленькие дочки. Айману сразу забрала к себе в Алма-Ату бабушка, а мы с Айжанкой были то в поле, то дома с двоюродными сестрами отца, которые и сами-то были еще детьми и мало чего могли.
В поле летом было весело, мы жили с геологами в палатках, а зимой в тепляках, уже знали все минералы, и это был даже своего рода эксклюзив. Папа учил нас разным методам выживания, мы были натренированы, как бойскауты, и он шутил, что его девчонки смогут приспособиться даже на Луне.
В то же время это была нормальная кочевая жизнь, по ночам мы изучали звездное небо, теплая степь ласково гладила нас ковылем, и веселый ветер дарил благоухание родных просторов.
В первый класс он повел меня сам. У меня все было как у всех - и портфель, и форма, и бантики, и белый фартук, и учебники. Не как у всех у меня была грусть, потому что я знала о трудностях с управлением жизнью семьи, о том, что мама все время лежит в больнице. И когда отец после работы ведет нас туда и достает из рюкзака цикламены в горшочках, чтобы подольше радовали ее, она плачет.
Позже я где-то прочитала, что цикламены - это цветы печали. Они холодны и в нашей жизни стали знаком утраты.
Стояла долгая снежная зима. Невыносимость положения заставила отца отправить нас вместе с двоюродными сестрами к их отцам, Айжанку - к одному, а меня - к другому.
В Узун-Булаке я и закончила второй класс, в семье старшего дяди. Там царили дисциплина, строгий порядок и экономия. Хлеб выпекался домашний, в хозяйстве было все необходимое, без малейшего намека на излишества, как сегодня сказали бы, это была самая экологически правильная система жизни.
Наверно, поэтому наши еженедельные походы с Батимой-тате в баню мне особенно запомнились тем, что после, распаренные и уставшие, мы позволяли себе в банном буфете по одному стакану чая и по одной, строго по одной карамельке, вкуснее которой я мало что могу вспомнить.
Да, там главенствовали труд, строгость, железный порядок и, как следствие, чистота во всем, даже во вкусовых ощущениях. А я делала только одно - ходила в школу, и от меня требовалось единственное - хорошо учиться.
Каждый день, выполнив домашнее задание, я садилась у окна и смотрела. За окном все время была зима...
Но рано или поздно зима уходит. Расцвели одуванчики на зеленой-зеленой-зеленой траве, я с отличием закончила второй класс, и именно в этот день папа приехал за мной.
Папа приехал за мной! Ярко светило майское солнце. Утром следующего дня мы с ним отправились дальше, за Айжанкой. Сначала на грузовой машине, потом на тракторе, потом был ночлег в саманном домике с ласточкиными гнездами, из которых доносился писк желторотых птенцов.
Папа рассказал мне сказку о том, как змея пыталась влезть в такое гнездо за птенцами, но ласточка принесла в клюве богомола, который и ослепил змею своими лапами-пилками. С тех пор ласточки дружат с богомолами. Папа всегда читал нам Андерсена и Бажова, рассказывал народные сказки, и у меня снова появилось детство.
Утром нам дали лошадь, и мы поехали за Айжанкой верхом, так как она и вся семья дяди уже были на жайляу.
Мы ехали целый день, а к вечеру, на закате услышали шум стойбища, почувствовали дым костров, и вскоре нам открылась картина настоящей древней вековечной жизни казахов.
Среди вечерней прохлады мая стояли юрты, в воздухе разносился аромат костра, сорпы и баурсаков. Синий вечер окутывал уже становище. Стада переходили речку, недовольно переговариваясь и ропща в холодной воде.
Мы медленно выехали из-за деревьев и направились к юртам. И тут я увидела, как маленький кудрявый пастушок, тоже перегонявший стадо, вдруг побежал к нам.
Казалось, это маленький цыганенок случайно оказался в казахском ауле. И в минуту, когда мы поравнялись, я поняла, что это моя Айжанка, моя маленькая младшая сестренка, к которой я ехала так долго и трудно.
Где-то далеко в городской больнице угасала наша мама, глядя на холодные скорбные цветы, а рядом со мной стояла хрупкая маленькая девчонка, в которой пульсировала та же кровь, что и во мне.
Папа крепко обнял нас.
Потом, уже в юрте, были бешбармак, чай с молоком и долгие неторопливые разговоры взрослых.
А наутро - сверкающая жарками и марьиными кореньями, с травами по пояс, разноцветная красота жайляу.
И через много лет помня все это, я восхищаюсь красотой и силой казахской традиции, всегда являвшейся для нас главным законом. Ребенок, попавший в беду, обязательно окажется у родственников, и никогда не будет чувствовать себя вне семьи, а именно в семье, в полной и дружной семье, никогда не будет отторгнут, за что благодарю вас,мои далекие предки, бабушки, дедушки, дяди и тети, братья и сестры.
И когда ты станешь взрослым, приедешь к ним, сколько бы лет ни прошло, тебя также встретят, накормят, расспросят, выслушают, уложат спать, и над тобой и вокруг тебя будет виться легкое тепло очага, и кровь, пульсирующая в нас всех, расскажет что-то без слов.
***
Через три дня мы уже ехали домой. Домом теперь был Жайрем, поселок, где папа был руководителем, и где ждала нас Галя.
"Вы помните Галю?" - спросил отец, выводя нас, подстриженных по последней моде, из алма-атинской парикмахерской. Мы что-то помнили, но больше нас занимали платья, красивые, как и раньше.
Из Алма-Аты в Жайрем мы прибыли в четыре часа утра, как оказалось,на два дня раньше, чем отец обещал, дверь открыла нам Галя и сказала - "Ой, а у меня даже нечем вас накормить. Сало будете?".
Мы с Айжанкой не знали, что это такое и промолчали. Сало больше не появлялось в холодильнике, и кухня стала казахской.
Нас отвели в комнату, где уже все было готово - две кроватки, два ковра, книжные полки и письменный стол. Было уютно и очень чисто.Мы сразу уснули.
Лето удалось! Нам разрешали делать все - двор и дом были полны братьями меньшими. Две казахские гончие - тазы, кошка, козленок, дрофа Красотка, журавли Джон и Мери и сайгачонок Борька скакали с нами в специально привезенном стоге сена, как на летней горке. И я не удивляюсь, когда слышу о летних лыжных трассах- по сухой траве можно отлично скользить!
Отец снова управлял жизнью семьи. Иногда он брал нас на буровые, ы с Айжанкой ехали в кузове "газика" и распевали песни про веселый ветер.
Как-то раз после обеда мы бродили по огороду, любуясь прекрасными сиреневыми цветами картофеля, которые впервые видели, и вдруг, вне всякой связи,Айжанка спросила меня - "А ты кого больше любишь - Ленина или папу?"
В те времена все дети прямо с яслей и детских садиков любили Ленина, его красивые портреты висели в каждом классе, и мы уже знали, что Ленин, Партия и Родина - это неразрывно. Так что вопрос был сложным. Ведь Pодину мы искренне любили уже тогда.
Я ответила, что Ленина я, конечно же, люблю, и шепотом добавила, что папу все равно люблю больше всех на свете. А ты? - спросила я. Ответ был такой же. Мы стояли посреди огорода, от смущения теребили цветы картофеля, и стеснялись даже друг другу признаться, что значил отец в нашей жизни. Он делал для нас все, и даже нашел для нас Галю.
АЙМАН
Айман вернулась в семью отца в пять лет. Именно после ее появления на свет наша родная мама больше не вставала и вскоре покинула бренный мир. Айман увезла в Алма-Ату бабушка, которая научила ее мусульманской молитве и, в общем-то, как теперь говорят психологи, заложила основы личности.
Но бабушка была уже старенькая и, когда отца разыскали через министерство, чтобы сообщить о дочери, оставшейся без присмотра, его репутация слегка пошатнулась. Ведь получалось, что ребенок брошен, хотя отец все время помогал всем и заботился, стараясь как-то распределить груз свалившихся на семью проблем между родственниками и Галей.Бабушка не успела его предупредить. Так получилось.
"Вези"- сказала Галя единственное слово.
И вот в нашей коммунистической веселой и бесшабашной детской появилась пятилетняя девочка, которая тихонько что-то шептала на ночь под подушкой. Что было, когда мы узнали! Она молится!
С тех пор Айману все время высмеивали и "ломали". В общем, "дедовщина" сидит в любой примитивной человеческой ячейке. Мы могли распоряжаться молчаливой младшей сестрой, под угрозой рассказать родителям о ночных молитвах, которые вскоре, конечно же, прекратились. Но наше идеологическое превосходство осталось.
Аймана подавала нам чай, была нашей помощницей по дому, уходу за малышами, которых в семье прибавлялось, беспрекословно выполняя все наши приказы. Но, конечно же, мы ее любили, особенно Айжана, ведь это была наша родная сестренка.
И вот однажды мы услышали, или нам показалось, что услышали, как отец сказал Гале, что Айман, скорее всего, не его дочь. Так вот почему он был так холоден с ней! Мы чувствовали, что он к ней относится не так, как к нам с Айжанкой!
Это был еще один удар по детской психике, окончательно загнавший ребенка в себя. Ни папы, ни мамы, ни бабушки. Только две старшие сестры, которые пусть и гоняют ее по всяким поручениям, но все-таки делятся сладким и достаточно справедливы, насколько бывают справедливы приматы к подброшенным человеческим детенышам.
Но самое главное - были родители, которые давали нам все необходимое и старались не обозначать разницу в отношении к своим таким разным детям. Особенно мама. Мы уже все ее так называли, потому что Аринка, первая совместная дочка, уже подрастала и начинала говорить. Мы нянчили ее, нас было уже четверо, в семье было нескучно.
Вот в такой атмосфере Аймана и превратилась в девушку, которая, как библейский Иосиф, часто битый старшими братьями, стала изобретательной, проницательной и в высшей степени приспособленной к обстоятельствам и даже умела оказываться над ними. Правда, в нашей семье никто никогда никого не бил, но моральные удары бывают намного сильней...
Когда она поступила в институт и осталась одна в столице, тут вдруг оголилось все - огромная разница между провинциалками, в числе которых она оказалась, и столичными девочками из лучших семей, вся несправедливость жизни, которая жестоко обошлась с ней с самого рождения и главное - тоска по родной маме. О ней мы втроем иногда шептались, и мы с Айжанкой делились своими воспоминаниями с сестренкой, которая ее совсем не знала.
Мы говорили, что наша мама была самой необыкновенной женщиной, она была актрисой, красавицей, играла на гитаре, пела, имела изумительный вкус, одевалась как Джеки Кеннеди, умела делать вышивки - у нас дома был портрет Чио Чио Сан гладью в метр высотой, сама моделировала, шила нам наряды, божественно готовила и т.д.
Где-то в глубинах подсознания тихо сигналила мысль - вот если бы мама была жива...
На этой почве и строились все наши детские фантазии о том, какой бы изумительной могла стать наша жизнь. Ведь, конечно, не сравнить с тем, что сейчас...
Да уж, разница с новой мамой была огромной. Новая мама была совсем простая, совсем не пела, на изящные вещи у нее и времени не было - она все время работала, хоть Аринка была еще совсем маленькой, и дома всегда было дел невпроворот. Семья становилась все больше.
Конечно, мы с Айжанкой немного преувеличивали, сами создавая воображаемый образ почти мадонны, но в целом, та наша родная мама была действительно особенной.
И это подтвердилось, когда к Аймане в городе подошел мужчина, сказал, что она очень похожа на мать, поклонником которой он когда-то был. Все сходилось, он помнил детали, восхищался и ....только усилил одиночество девушки, которая жила в общаге, считая копейки от стипендии до стипендии, и не очень могла рассчитывать на чью-либо помощь.
Она стала принимать действительность как-то безвольно, даже не пытаясь что-то сделать самостоятельно. Она, как говорится, влачила свои дни. Не было в ней того бодрого азарта молодости, когда хочется горы свернуть и все по плечу.
Попытка подработать мытьем полов привела ее в еще большее уныние и осознание ясной невозможности оказаться на самом верху общества или хотя бы выше его середины, что привело ее к желанию тихо уснуть навеки. А так жить было для нее бессмысленно.
В больнице Айману откачали, промыли от снотворного, семья узнала об этом много позже. Мы пожурили, пожалели, объяснили, что труд почетен и работать совсем не стыдно..., но, кажется, не убедили, а только усилили внутренний надлом девушки, которая, как и все в юности, мечтала о прекрасном, она даже писала стихи и была немного не от мира сего. Да, у Иосифа тоже был такой период упаднических настроений, когда он сидел в заточении.
Все-таки хорошие связи семьи, неплохое воспитание дали Аймане возможность познакомиться поближе с элитной молодежью, и она влюбилась в одного эстетствующего эгоиста, сблизилась с ним, а когда поняла, что дальше дело не пойдет, на свое счастье получила предложение от сокурсника, который проходу ей не давал, и приняла его.
В этот момент и началась ее собственная история, выдуманная или реальная - знает только Всевышний.
Свадьба была южно-казахстанская, семья Мурата с хорошей репутацией, достаточно обеспеченная, с традициями и связями, приняла Айману в свой дом. Мы с родителями приехали и дали немного денег за Айманой, конечно, копейки, по сравнению с тем, сколько выложила за свадьбу та сторона.
И наш семейный Иосиф как бы попал в египетское рабство. Она делала по дому все, что полагается казахской невестке, ухаживала за родителями, и очень скоро родила сына. Месяцев вроде бы через восемь с половиной.
Все было правильно кроме одного - как мы узнали лет через пять, Айма решила, что ребенок от того, другого, тоже почти всего придуманного ею элитного парня из столицы.
Когда она призналась мне, что ее брак, муж, вся его семья были только средой для взращивания семени великого человека, каковым она и ее столичные друзья считают того парня, я сначала просто не могла говорить.
Но потом я сказала все. Скорее проорала. Наверно, соседи, кому повезло быть дома в тот день, узнали все об айманиных сокровенных тайнах.
Во-первых, сын Арман был копией, просто клоном Мурата и его семьи. Это было видно невооруженным глазом. На это Айма сказала, что если бы я увидела того парня, я бы так не говорила, что ее друзья, посвященные в историю со студенческих времен, все подтвердят, что Арман клон именно того человека.
Как женщина, я убеждала ее - за полмесяца разницы никто не сможет сказать, чей же на самом деле этот ребенок. Только генетикам под силу тут разобраться.
Красная, сверкая глазами, с несвойственной ей дерзостью, она, кажется, впервые в жизни отстаивала свое самое сокровенное, то, что принадлежало только ей и малышу, в какой-то экзальтации рассказывая мне, что знала сразу - родится сын, и сын именно этого человека, что чувствовала, как все силы природы дарили ей свои тайны и вольный ветер шептал ей, что мальчик будет умным, красивым и станет большим человеком, еще лучше, чем его настоящий отец.
До сих пор не пойму, верить этому или нет. Как-то приехали к нам в гости родители Мурата, аташка с апашкой, нежно любящие своего внука Армана, единственного продолжателя их фамилии. Разговор зашел о сходстве Армана с Муратом и его братом. "О да, - подтвердила я - так похож на дядю! А руки точно как у Мурата, особенно, когда берет что-то, большим пальцем так же загребает!".
Я говорила искренне, о том, что на самом деле замечала, и мне очень хотелось поддержать стариков, которые, может быть, что-то слышали или догадывались, а может, Аймана в порыве сказала что-то своему нелюбимому мужу, которого просто использовала как материю для роста мальчика.
Маленький Арман сидел с нами за столом, и мы все рассматривали его ручки. Мои слова, кажется, успокоили стариков. Я уважала их и Мурата, большого, доброго, чуткого, отзывчивого человека, которого высшие силы послали всю жизнь любить Айман и заботиться о ней.
На самом деле в душе я переживала и стыдилась за сестру. Говорила я ей, что на неправде нельзя ничего построить. И как мне жаль было маму Мурата!
- Айман, представь себя на месте матери, если твой сын женится и его жена сделает так же!!!
- Нет, с ним такого не произойдет.
-Откуда ты знаешь?
-Знаю и все!
- А я думаю, что Арман - сын Мурата!
-НЕТ!!!! НЕТ!! Ты не знаешь! Когда я узнала о ребенке, я стояла на холме и спросила обо всем этом небо, тогда прогремел гром, началась весенняя гроза, молнии танцевали в небе, и я все поняла! Я была как никогда счастлива! Я все знаю о своем сыне! Он не такой как все они! Он самый лучший!
Что ж, у каждого своя правда.
Когда я упрекала Айман за то, что она не работает сутками, как я, что могла бы давно уже стать самостоятельной и честно зарабатывать деньги, она ответила, что просто воспитывает сына. Аргументов против не было. Да, сын - это самая главная ее правда.
Он явился ее негласным договором с жизнью, в которой никак не могли сгармонизироваться самые высокие мечты, иллюзии, стремление к звездам и серая обыденность, примитивность и бессмысленность существования, куда все мы, которые уже смирились, ее настойчиво звали, уговаривали, но так и не заманили.
И еще правда Айман в том, что только обитая в своем прекрасном вымышленном мире, она способна принимать жестокую реальность, которая с самого рождения окружала это, в общем-то, беззащитное и хрупкое существо.
И ангел-хранитель, надежный и верный Мурат, наверно очень хорошо это понимает, жалеет ее и по-своему любит.
Арману уже 20 лет, он учится в лучшем европейском университете, наша Айман при нем, наслаждается атмосферой прекраснейшего города мира, практически, ведет богемный образ жизни. А Мурат содержит их там, высылает необходимые средства, по-прежнему является материальной базой, как думает моя сестра, а на самом деле с честью выполняет свой отцовский долг.
Как я узнала недавно, другой "отец" также помогает Аймане материально, чтобы она воспитывала сына.
Думаю, библейские параллели в моем рассказе были вполне уместны.
В общем, все хорошо, и, наверно, те детские молитвы берегут нашу младшую сестренку.
***
Удивительная информация появилась сразу после написания этой главы. Волновая генетика, новые исследования, кажется, подтверждают уверенность и правоту Айман. Доказано, что нормальная клетка может транслировать на расстояние в клетки подобных организмов информацию о здоровье, и те улучшаются.
А еще предполагают, что клетки мужчины при попадании в организм женщины, как бы засвечивают фотопленку, и даже спустя годы, женский организм хранит их информацию и может передать потомству.
Вот почему так ценились девственницы всегда и почему в некоторых культурах их иногда сначала предлагали героям, самым сильным мужчинам. Получается, что у одного ребенка может быть много отцов, если раньше у девушки были другие контакты. В случае с Айман как раз все правильно. Так и было - два. Оба два.
Так что женщина, как говорится, всегда права.
Звонок Айман.
- Алла, не забирай у меня папу!- взмолилась Айман, как только я прочла ей несколько строк о ее жизни - ну почему ты так всегда делаешь, с самого детства. У меня было самое лучшее детство, самая лучшая семья, и папа, и мама, и старшие сестры.
Разве ты забыла, как Айжана каждое утро готовила мне завтраки, форму и мы с ней отправлялись в школу, как ты сама мне шила лучшие наряды, я всегда была самой модной в классе. А папа! Когда петух клюнул меня, он сразу же отправил его на лапшу! Что ты! Ой, не пиши про меня вообще! У меня все прекрасно! Я не знаю, как эти слова отразятся на мне. Не надевай на меня вымышленный образ! У меня все отлично! Такого прекрасного детства не было ни у кого!
А помнишь, какие необычные игры вы придумывали? Гасили свет, ставили пластинку с оперой, а мы должны были, не оглядываясь, пройти по одной линии в темной комнате. А конкурсы рисунков, стихов, песен, сочинений на заданную тему? Семейные спектакли, тайное чтение "Анжелики" по ночам? И самые замечательные родители, их друзья, тонкий юмор дяди Азиза, лучшие книги, фильмы и музыка!
- Хорошо, это будет совершенно другая девочка. Договорились? Ты же понимаешь, что я описываю свой мир, а ты свой. Каждый создает свою реальность и живет в ней. То, что пишу я - это я сама, а не ты. Пожалуйста, успокойся.
Звонок к маме.
- Да я и не помню уже, Алла, как все это было. Ну, росли, не хуже других, все у вас было. Никого, ты знаешь, я не выделяла. Некогда мне было. Главное - все были накормлены, в доме чистота была, да мы ведь с отцом работали все время, по праздникам только веселились с друзьями.
В общем, как все, нормально жили. Учились вы все хорошо. А Айман с детства мнительная, ты же знаешь, вот и не говори ей ничего. Пиши сама, что считаешь нужным. Конечно, без фантазии тут не обойтись. "И не бойся, главное, ничего, не сомневайся. Ты сможешь", - сказала на все это мудрая мама.
***
ГАЛЯ
Первый раз мы увидели Галю в доме ее родителей, когда отец повез нас с Айжанкой знакомиться с ней. Они жили в небольшом шахтерском поселке, недалеко от города, куда приехали из знаменитого Бологого, которое "между Ленинградом и Москвой". Как и многие молодые люди со всех концов Советского Союза, в конце пятидесятых - начале шестидесятых приехали они поднимать целину и металлургию в Казахстане.
Дома были только Мария Дорофеевна и Галя. Как потом мы узнали, отец ее был гулякой и, вообще, редко бывал дома. Фактически, Мария Дорофеевна одна подняла троих детей и в чистом светлом, хорошо протопленном доме даже намека не было на что-то нехорошее. Наверно, потому, что этот человек просто всегда отсутствовал и жил какой-то своей потусторонней жизнью.
Это была яркая жизненная иллюстрация того, как темные силы не могут существовать рядом со светлыми.
Потом, уже став взрослыми, мы поняли, кем на самом деле была наша сводная бабушка, и откуда в доме и вокруг нее было столько света.
А детьми мы только ощутили эту чистоту и ясность, идущие от нее, спокойную доброту и устойчивость, которых нам так не хватало. Именно это и принесла в наш новый дом Галя, когда мы стали жить все вместе.
Галя была на шестнадцать лет моложе нашего папы, ей было всего девятнадцать лет. Это была статная голубоглазая русская красавица, с косой до пояса, с ровным, спокойным по природе характером, она как будто была призвана потом всю жизнь уравновешивать вспыльчивый, резкий характер отца.
Папа был красавцем, обаятельным молодым и очень перспективным руководителем предприятия, и с отчетами часто ездил в Москву. Для нас это означало, что самые лучшие платья будут куплены там в Гуме и Цуме, и мы будем, как принцессы, разгуливать по двору в изумительных нарядах.
Даже при всей своей сдержанности и какой-то врожденной аристократичной закрытости в выражении чувств и, вообще, в отношении интимных вещей, уже позже Галя не могла не рассказать нам историю одного их свидания.
Папа обещал к ней приехать в восемь вечера. Что-то важное задержало его на работе, а позже транспорта в тот поселок уже не было. Но для отца никогда не было ничего невозможного. Как уж ему удалось уговорить машиниста тепловоза, и как они получили разрешение на проезд, я не представляю, но уже к полуночи он явился к Гале с цветами, чем, наверно и покорил навсегда ее сердце. Правда, в тот вечер был весьма навеселе, как и весь железнодорожный участок.
Именно эта экспрессивность, настойчивость и смелость покорили невинную скромную девушку, из которой, как папа любит говорить, он воспитал-таки прекрасную женщину и мать.
Надо отдать должное, он действительно искал не столько себе жену, сколько мать для своих детей. Многие женщины интересовались тогда нашим папой, разные уютные тетечки приглашали нас к себе в гости, кормили-поили, слащаво задаривали подарками, сюсюкали и... были нам просто неприятны.
А Галя... Она была простой, чистой, ясной и, наверно, сама еще совсем ребенком. Всего на одиннадцать лет старше меня.
Но повзрослеть ей пришлось очень быстро.
Появление семьи вот так сразу с двумя детьми мужа, его круглосуточная ответственная работа, статус жены руководителя, в общем-то, первой дамы в экспедиции союзного значения, всякие разговоры за спиной - вся эта новая сложная реальность очень скоро почти сравняла их возраст.
Лет через пятнадцать она скажет нам, уже девушкам на выданье - никогда я не жаловалась на жизнь с вами и вашим отцом, вы знаете, я счастливая женщина, но все-таки дам вам единственный совет - не ходите замуж на детей.
Очень непросто было Гале так начинать семейную жизнь.
И наши с Айжанкой выкрутасы не заставили себя ждать. Чего только мы не выделывали, пытаясь, как это и бывает у настоящих женщин, установить свои права на внимание, заботу и любовь главного мужчины.
Однажды мы даже устроили показательные выступления с провокацией.
Отец приехал в обеденный перерыв, все вчетвером отлично пообедали, и мы с Айжанкой отправились погулять. Но тут к Гале зашла соседка на чай. Нам стало любопытно, чем они там занимаются, мы прибежали на кухню и встали, молча глядя на них и на стол.
-Все равно, мы хотим вот это - сказали мы, показывая на стол, где было все то, что обычно у нас подавалось к чаю.
В общем, картинка выглядела так, будто мачеха не кормит бедных детей. А мы, наверно, думали, что вот нам сейчас не дадут ничего, мы расскажем папе, соседка тоже все видела, и он нас защитит.
Только врожденное спокойствие и благородство не позволили Гале тут же надрать нам задницы.
-Хорошо - сказала Галя - я вас накормлю через несколько минут.
Когда изумленная соседка ушла, Галя достала из холодильника и шкафа все, что было, поставила на стол всю еду и сказала - ешьте и не вставайте, пока не съедите.
Когда пришел с работы отец, мы все еще сидели за столом, уже не пытаясь доесть все, стыдясь и понимая, что так поступать некрасиво, и что папе уж точно не понравится эта история.
Ему и не понравилось. После беседы с ним, с поникшими головами мы пошли в комнату к Гале и, изображая всхлипывания и горькое раскаяние, которое на самом деле в некоторой степени испытывали, попросили прощения, и больше такого в наших отношениях не было. Правда, было другое, ведь мы долго еще пытались соперничать за любовь отца, но уже без такой откровенной подлости.
Папа называл это татарскими генами, которые у нас были от родной бабушки. Всю жизнь он жаловался, что натерпелся от тещи. И всю жизнь, как только во мне поднимается какая-то вредность, я пытаюсь ее преодолеть, как именно татарскую вредность, а на самом деле это характер, причем, папочкин.
Галя просто не понимала тогда, на что решилась, безоглядно доверив свою судьбу любимому человеку.
И только однажды поссорившись с отцом, Галя, не выдержав его резкостей, и уже поняв, какую ношу ей придется нести всю жизнь, собрала вещи, взяла Аринку и пыталась уехать насовсем. Папа с вызывающими комментариями вроде: "Да кому ты нужна! Что ты будешь делать, чем заниматься в жизни?!" - предоставил ей машину до вокзала, Галя с маленькой Аринкой на руках вышла из дома и...
Тут-то мы с Айжанкой и разревелись на весь двор, мало того, что это у нас вообще хорошо получалось, но мы вмиг остро ощутили холод беспризорности, который уже змеился по углам дома и по нашим спинам, почувствовали, что наша жизнь станет снова неуправляемой и совсем тяжелой, если Галя уедет. Нам стало страшно, мы не хотели оставаться сиротами и плакали, и попросили Галю остаться, и она осталась, и в дом снова вернулось ее тепло...
Вообще, о своих чувствах родители никогда не говорили. Никогда в детстве мы не видели проявления их нежности друг к другу. Это было табу сначала потому, что наша родная мама была жива на момент, когда отец судорожно пытался создать для нас нормальные условия жизни, она все время была в больнице или с сестрой.
А во-вторых, мы с Айжанкой были вечными ревнивыми свидетелями их жизни, которой наверно почти и не было, как именно личной, вне домашних хлопот и работы.
Потом они привыкли и, когда, наконец, скромно расписались под давлением друзей, после рождения второго совместного ребенка, уже все в их жизни было подчинено заботам о большой семье.
Даже не припомню больше какого-то еще романтического рассказа мамы кроме памятного тепловоза с миллионом алых роз.
Их преданность и любовь были в простой повседневности и бережной заботе о родных людях.
Когда папа впервые повез Галю знакомиться с родственниками в Восточный Казахстан, они набрали огромный чемодан подарков и наша прабабушка Алимбобе, которой тогда было уже за девяносто, счастливая ходила красоваться в новом платье на речку: дело было на жайляу, и в юрте не было достаточно большого зеркала.
Сухая маленькая старушка бегала как молодая, и даже сама ставила самовар, большой, настоящий, с огнем. Но через несколько лет апашка начала сдавать. Однажды она была у нас в гостях, и мы с Айжанкой, совсем отвыкшие от простой казахской жизни, хихикали над ее нарядом и как она пила чай, беря масло ложечкой.
Уж и не знаю, откуда в нас была брезгливость, как будто мы были рафинированными инопланетянками. Мы вечно морщились и, зажимая носы, стирали пеленки малышей, фыркали и фукали по всякому поводу. Нам казался странным запах бабушки, ее одежды и т.д., в общем, мы были те еще стервочки.
Галя же, когда папа сказал, что бабушке надо искупаться, спокойно и не морщась, сама ее помыла в ванне с пенкой, как будто это был ребенок, укутала в чистый халат, перестирала и выгладила всю ее одежду.
Чистота, любовь и милосердие были главными в отношениях наших родителей. Мы с Айжанкой тогда были сильно под впечатлением, ведь честно, даже сегодня мне бы не захотелось кого-то мыть. А распаренная и довольная Алимбобе-апа с Галей пили чай и о чем-то говорили - одна по-казахски, другая по-русски. И отлично понимали друг друга.
Кстати, именно тогда апашка поведала Гале о том, что мечта сбудется, что Галя носит сына...
***
ВОЛШЕБНИЦА
Мария Дорофеевна всегда приезжала к нам в обязательном порядке, как только в доме появлялся новорожденный. Она закрывалась в комнате с ребенком на полчаса, потом, погостив два-три дня, уезжала к себе.
Теперь, когда все стали открыто говорить об эзотерике, экстрасенсорике, народной медицине, все это практиковать, мама рассказала нам, что бабушка была повитухой.
- По утрам у нас в доме часто слышались голоса младенцев. Их приносили до рассвета для того, чтобы успеть провести народные обряды, заговорить грыжу, помочь при родимчиках, испуге. А мы и не знали об этом, только став старше, я догадалась, а в советское время все такое скрывалось. Да и теперь люди не очень афишируют, что ходят к "бабкам".
Да, есть тонкий мир, о котором догадываются многие, точно знают некоторые, а умеют грамотно работать с ним единицы.
Наша сводная бабушка была наделена талантом помогать только что родившимся маленьким беспомощным людям адаптироваться в этом мире, оберегая их от жестких внешних излучений.
Ведь часто при рождении в обычных больницах нарушаются энергетические, информационные связи, правила прихода на планету, о которых народу всегда было известно.
Мария Дорофеевна была как бы большой матерью, которая помогала полному и истинному рождению ребенка на земле, а значит, была белой, т.е. доброй волшебницей.
Бабушка была немногословной, просто всегда что-то делала, в ее доме был светлый, легкий воздух, напоминающий атмосферу храма, и пахло свежевыпеченным хлебом.
Именно к ней первой за советом и благословением обратилась я, когда собралась ехать на Дальний Восток, даже не подозревая, что она - самая настоящая добрая фея. Привезла ей в подарок платок. Она поблагодарила и положила его к десяткам и десяткам других, аккуратно сложенных большими стопками. Наверно, их можно было привязать на ветви дерева, как делают люди в особых местах, назвав его деревом благодарности, и оно стало бы памятником ее добрых дел.
Бабушка сказала, что все будет хорошо, чтобы я ехала спокойно. И правда, ровно семь последующих лет стали самыми особенными в моей жизни.
Вот как заботится обо всех нас небо. Дочь именно такой женщины стала нам матерью. Наверно, вопреки расхожему мнению, талант все-таки передается по наследству, ведь мама всю жизнь тоже окружена детьми, внуками, правнуками, своими и приемными. Вы и сегодня можете зайти в дом и увидеть ее с младенцем на руках. Я как-то спросила маму:
- А что ж ты не переняла у бабушки все ее знания?
- Это совсем непросто, не всем это можно передать.
Но на самом деле мама до сих пор всегда все знает о здоровье каждого члена семьи, может сама выписать травы или лекарства, и обладает даром ясновидения. Самое интересное ее замечание было после 11 сентября - эти башни взорвали спецслужбы - сказала мама задолго до выхода знаменитого фильма 11-09. А уж про любого из нас она всегда скажет правду, если хорошо попросить.
Когда бабушка переходила в другой мир, со мной творилось странное. Мы жили довольно далеко, в одном из областных центров, общались редко. Бабушка, как обычно, приезжала только к рождению малышей.
И однажды весенним вечером меня сковал страшный холод, я скорчилась на полу и подумала, что так чувствуют себя люди, уходя в вечность. Потом пришла подружка, мы стали пить чай, но, прямо глядя на нее, я не видела половины ее лица.
Было странно говорить с ней, видя только один ее глаз. На следующий день я увидела в зеркале и себя только наполовину. Позже эта подруга развелась со своей половинкой, до сих пор живет одна, а у меня на невидимой тогда половине тела была операция.
В панике я побежала к окулисту, он выписал витамины и сказал, что это похоже на куриную слепоту, а так зрение стопроцентное.
Все прошло, но потом я узнала, что именно в эти дни душа Марии Дорофеевны уходила с земли. Наверно, та добрая сила, которая ей была дана свыше, искала среди близких людей достойные сосуды, чтобы заполнить их своим чистым светом, кому-то помочь, предостеречь, кому-то дать возможность продолжить, не прерывать ту нить, которая шла к ней прямо с неба и вила над людьми защитный покров.
Возможно, с того момента и началось у меня самой странное рентгеновское видение беременных женщин, возможность мысленно помогать сохранению, рождению, предостерегать их от угрозы.
Недавно, просматривая фотографии, я нашла ее портрет. Черно-белый, наверно, был сделан, когда она работала на своем огороде. Мария Дорофеевна в простом ситцевом платье и платке стоит во весь рост, освещенная ярким солнцем, руки открыты ладонями к миру, а вокруг - сияние.
***
АРИНКА
Многое пришлось пережить Гале с нашим отцом, кочевником и по крови, и по профессии, и по судьбе. Выросла она в российском селении, где жизнь была оседлой, размеренной и спокойной, а потом всю жизнь проездила с отцом по Казахстану.
Прожили мы первый год замечательно, но на майские праздники пьяный электрик влез на столб, и ... отвечать за все пришлось начальнику.
Мы переехали в другой поселок, где папа стал работать ведущим специалистом, и где к Новому году родилась Аринка. Нам было интересно нянчить ее, мы играли с ней, как с куклой.
В новой школе мы с Айжанкой прославились своим пением. Народ просто рыдал, когда на школьной линейке мы тонкими голосами жалобно исполняли песню Пьехи о матери. "Мама родная, я знаю, я знаю, что ты далеко, что ты ждешь..." - тянули две симпатичные девчонки грустный мотив. Наверное, сиротская тема все-таки самая любимая в нашей стране.
Папа всегда был на виду, и в поселке знали нашу историю. Мы с Айжанкой просто не понимали тогда, что испытывала наша родная мама, там, в далеком городе, а люди это чувствовали и глубоко сопереживали. Теперь я думаю, что она все знала.
Может, поэтому и складывалась так тяжело жизнь новой семьи.
Скоро отцу предложили место получше, и мы отправились в другой горняцкий поселок. В конце учебного года папа приехал домой после обеда, обнял нас с Айжанкой и сказал, что наша родная мама ушла в другой мир.
Мы поехали в город, я помню только, как было странно сидеть в открытом кузове машины у всех на виду рядом с мамой, которой уже не было. Мы с Айжанкой жались друг к другу. Вот и все. Но папа, папочка родной был с нами, и мы не так боялись.
Мама оставила на земле трех девочек, а сама отправилась в другие, лучшие миры. Но ее заботу мы всегда чувствовали и знали, что нас не бросили совсем.
Почему так произошло, я пытаюсь понять, изучая себя, вглядываясь в лица, движения и поступки своих сестер. Может, увижу подсказки в наследственных чертах?
Например, стремление жить в собой же созданном иллюзорном мире - это просто черта всех женщин, наша детская защита от реальности, отклонение или творческий прорыв в новые измерения?
Что-то принципиально важное не сошлось, наверно, в ее жизни. Что же это могло быть? Если заглянуть в себя и спросить о главном - смысле жизни, то ответ может быть найден. Кто-то достаточно подготовлен и способен жить эту жизнь, а кто-то никак не может приземлиться, адаптироваться на планете, так и зависает между небом и землей, не находя смысла в существовании.
Особенно трудно тонким натурам, которые, не находя применения своим способностям и высоким устремлениям, осознанно или невольно стараются ускорить переход в мир, который считается гармоничным и идеальным.
Нам же мама оставила в наследство и творческие способности, и загадку своей собственной жизни, короткой жизни талантливой красивой женщины, которую так и не узнали ее дочки, все вместе и каждая отдельно в растерянности ищущие смысл бытия.
Конечно, она, как и все матери, верила, что дети будут счастливей ее.
***
Именно в этот период к нам в дом с подарками приехала знакомиться тетя Галя, как посланница небес, которые не оставляют детей без своей поддержки. И тогда в нашей жизни стало два ангела-хранителя. Галя и тетя Галя.
Она была женой папиного коллеги, Карабаева Азиза, оба они были в руководстве крупного горно-рудного предприятия. Сблизили их, конечно, русские жены. Кроме того, интеллигентных Карабаевых не могла оставить равнодушными такая необычная семья. Чуткие и добрые люди всю жизнь потом помогали нам.
Тетя Галя была журналисткой, и после Ленинграда, где учился Азиз, и они познакомились, после начала их семейной жизни и работы в Алматы, очень скучала в небольшом городке.
Для нас же общение с ней было манной небесной. Она подбирала нам книги для чтения, воспитывая вкус к хорошей литературе, дядя Азиз привозил самую модную музыку. Их библио- и фоно- теки стали для нас культурной базой на всю жизнь.
Скоро к ним приехали дочки, Мира и Карина, с которыми мы подружились и весело по вечерам большой шумной детской компанией читали вслух, придумывали игры.
Наши куклы ездили друг другу в гости в богатые дома и книжно говорили - Ах, я устала от роскоши! - или - Ах! Молодость не приходит вновь!
Но больше нам нравилось писать стихи, прозу и танцевать под индийские ритмичные мелодии. Мы даже выступали втроем в клубе - Айжана, Мира и я. И костюмы были у нас как настоящие. Мы придумывали и делали все сами. И еще прекрасно пели на три голоса.
"Боже мой, - досадовала Мира недавно, вспоминая, какими талантами и внешностью все мы были наделены - Три расы - Африка - Айжана, я - Европа и Азия - ты. Очень спайси! Если бы молодыми перенестись во времени в сегодня, когда все пути открыты, мы могли бы стать классной группой, суперзвездами!"
И кем стали? Мира экономист, Айжана чиновница, а я чего только не пробовала! И все хотели чего-то такого....но смирились. Почти.
***
ДИЯР
Рождения Дияра мы все просто выпросили у Всевышнего, Бога, Аллаха. Наверноe, не спросили только Будду. Потому что явно не знали тогда философии дзэн, а надо было. Если бы я знала тогда, что Великий Учитель рекомендовал не иметь сильных желаний, так как они порождают страдания, я бы не заключила с Небом тот договор.
Жизнь была хорошей тогда, народ был абсолютно уверен в светлом будущем. Это был расцвет социализма, родители успешно работали, обеспечивая уже пять своих дочерей.
Конечно, мы помогали по дому, все вместе нянчили Аринку, потом еще одну сестренку - Виолетту. Нам с Айжанкой доставалось - и стирка, и уборка, и потом еще корова...
Это было уже слишком для городских девчонок, но после того, как половина детей переболела желтухой, папа твердо решил спасти их здоровье молочной диетой, как рекомендовали врачи, и нам вместе с мамой пришлось делать все, что положено, с этим большим животным. Мы таскали воду, убирали за ней солому, давали сено и главное - доили. Мама вставала рано утром, а мы тусовались в своем "клубе" по вечерам.
Было трудно, но мы не сдавались. Мы с Айжанкой отправлялись по вечерам на дойку, громко распевали там песни, секретничали, и скоро для младших сестер и подруг стало привилегией пойти с нами туда, где можно было недурно проводить время. Вот насколько привлекательно творчество, и с тех пор я поняла, что в жизни любое дело можно обставить со вкусом, придать ему блеск. Мы могли бы, как Том Сойер, продавать туда билеты.
Но иметь пять дочерей для казаха просто невыносимо. И не только потому, что это действительно дорого во все времена, а потому, что только сын должен продолжить род, стать подтверждением силы и жизнеспособности данной ветви в древе нации. Таковы убеждения, живущие в народе, и что там говорят ученые про митохондриальные ДНК и игрек хромосомы, неважно. Род, в котором рождаются одни девочки, слабеет и вырождается, нужны мальчики.
"Родишь мне сына, и я тебя озолочу" - пообещал папа маме и она, как всегда, не перечила ему. Однажды доверив ему судьбу, она уже всю жизнь верила и была предана своему единственному герою.
Когда мы с Айжанкой узнали, что будет еще один ребенок, у меня все сжалось внутри. Я была уже в десятом классе. Впереди - поступление в институт. Финансы семьи были уже на пределе. Пятерым детям требовалось все больше одежды и обуви к каждому сезону. Мы с Айжанкой подрастали, и это чувствовалось.
И однажды ночью я впервые обратилась к небу с наивной молитвой и просьбой. "Если Вы есть, пожалуйста, сделайте так, чтобы, наконец, родился мальчик! Очень прошу Вас! Если нужно, я даже готова отдать что-то свое. Ну, например, пусть в ближайшие пять лет на меня не обратит внимание ни один парень. Я согласна потерпеть. Только пусть будет мальчик".
Я была комсомолкой, и никто не объяснил мне, что небо никогда не торгуется, а подобное предложение могут принять совсем другие силы.
В апреле родился сын. Восторг отца и ликование друзей охватили наш городок, превратившись в народные гулянья.
В семье появился еще один ребенок, которого папа любит теперь больше всех. А раньше это была я. Так и кончилось мое детство, согретое отцовской любовью.
И я уже думала о том, что свою жизнь буду строить сама, чтобы не стать обузой родителям, чтобы как-то помочь своей семье, любимым сестрам, нашим малышам, и все это определило уже тогда мой собственный очень-очень долгий путь от родительского дома к себе.
***
ЧУДЕСА
Уже совсем скоро неведомая сила перенесла меня во времени на пятьдесят лет в будущее, а в пространстве за тысячи километров от родной страны.
Сразу после школы я поехала в Алма-Ату поступать в КазГУ на журналистику. Жаркий август увлек на Иссык-Куль почти всех знакомых отца, всех, кого можно было бы попросить "замолвить словечко" перед приемной комиссией, как это всегда было принято в казахстанской системе образования.
Но отец и не собирался этого делать, веря в мои силы и таланты - в своей школе я была лучшей, но это совсем не убедило столичных преподавателей, и с твердыми четверками я просто не прошла по конкурсу.
Грустно возвращаясь в общежитие после изучения списков поступивших, я впервые оказалась в православном храме, да и вообще, в храме. Как комсомолка и как казашка, я не должна была туда идти, но что-то привело меня в Никольскую церковь, я зажгла свечу и, немного стесняясь, поставила ее перед образом.
Наверно, Николай-Чудотворец, покровитель детей, путешественников и любимый святой моряков, увидев меня, решил помочь девчонке, и ровно через год я уже ехала через всю страну на самый Дальний Восток.
Все сложилось быстро и четко. Я училась на подготовительных курсах в универе и работала стажером в лаборатории изучения грунтов. К Новому году к одной из коллег, Тане, приехала сестра из Находки, которая и рассказала нам об училище, где готовят морских стюардесс для пароходства, и что она начала учиться в сентябре, а уже весной, всего через полгода - уходит на практику в Японию!
Это было равносильно возможности полета на Марс! В нашей наглухо закрытой стране мы не могли мечтать даже о поездке в Болгарию, не то что в капиталистическую страну.
А тут - Япония! И другие страны - более полусотни!!! Да правда ли это? Мы с Танькой срочно собрали, отправили туда документы и ... получили приглашение!!!
Трудно было мне объяснить отцу все это... Понятно, что добровольно отпустить восемнадцатилетнюю девушку из казахской семьи, да еще на такую работу, он не мог. Уезжала любимая старшая дочь, умница, на которую он возлагал большие надежды и часто повторял казахскую поговорку про колеса телеги - где первое проложит путь, там и другие проедут.
Моей обязанностью было стать примером для всех младших детей. На меня очень надеялся мой любимый папа, поэтому я всегда отлично училась, в школе была активисткой и артисткой, и дома помощницей. И всю жизнь помню про эти колеса...
Он топал ногами - "Не дело девушке из интеллигентной семьи работать стюардессой, да еще для каких-то всяких-разных иностранцев. Это унизительно, неприлично!" - возмущался мой коммунистический родитель, подозревая, что это будут "проклятые капиталисты".
Дядя Азиз тоже топал и сказал - смотри, за русского замуж выйдешь!- как будто сам не был женат на русской.
Мама, как всегда, сказала мало - "Господи, на край света..."
Тетя Галя сказала - "Было бы мне восемнадцать лет, я сейчас же собрала чемодан и уехала с тобой!"
Мария Дорофеевна первая узнала и благословила.
И в конце августа я с геологическим рюкзаком и чемоданчиком пересаживалась в Петропавловске-Казахском на поезд дальнего следования до станции Находка, решив первый свой путь на Восток проехать по железной дороге, чтобы увидеть нашу великую страну.
И она была велика! На пути был Байкал, который показался мне выпуклым, подобно гигантскому Оку, Тайга, речки и Реки, шагающие через них Мосты, на которых стук железных колес был звонче и веселей.