Алтынова Алла : другие произведения.

Роза Ветров

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Как живут сегодня казахстанцы,что происходило с ними за последнюю четверть века? С мужчинами, с женщинами? А бизнес, политика, любовь?

РОЗА ВЕТРОВ

ПРОСТАЯ ПОВЕСТЬ

"Я не оправдываю ритм

Своей строки,

Изломанность размера

Так не оправдывают жизнь.

Так неподсудна вера"

Б.Каирбеков

   Уважаемый господин Президент! Я прошу Вас дать орден моей матери. Орден "Мать-Героиня". Вообще-то, я не должна его просить - он и так уже давно сияет на ее груди, ближе к сердцу, и для всех, кто знает нашу семью, она настоящая героиня.
   Я хочу рассказать Вам историю женщины, которая приехала с родителями из России в Казахстан совсем девчонкой и не подозревала, что ее ждет судьба в девятнадцать лет выйти замуж за казаха, который остался с тремя дочками на руках, потом родить ему еще детей и на сегодня быть матерью уже семерых.
   Вы сами знаете, что таких историй и смешанных браков у нас в Казахстане много, ведь сто национальностей здесь живет и вся ценность таких союзов в том, что они дают возможность показать друг другу самые свои благородные стороны, лучшее из культуры своего народа.
   И пусть это будет простой рассказ обо всех нас.
   ***
   БЕЗ МАМЫ
   Каждому в жизни дается шанс на чудо, шанс проявить все лучшее, что мы приносим в своей звездной памяти на эту землю, а потом благополучно забываем и живем в обыденной серости стереотипов, страхующей от резких перепадов и рисков гениальности.
   Но даже дотянуть до нормы большинству людей бывает сложно, так же, как и удержаться в ней. Жизнь прожить - не поле перейти. Прожить достойно совсем непросто.
   А кому-то удается ловко управлять своей жизнью, красиво жить, они завораживают окружающих, как фокусники, из шляпы которых появляются букеты, нескончаемые яркие ленты и вспархивают голуби.
   Жизнь моих родителей в пятидесятые годы в Алматы начиналась светло. Мама - актриса, только окончившая театральное училище, папа - молодой, подающий надежды геолог. Радостные лица на фотографиях тех лет, задор и энтузиазм молодых строителей коммунизма, беззаботность граждан великой могучей страны.
   И управлять своей жизнью тогда казалось легко и даже необязательно, ведь впереди была партия - надежный рулевой. Жить было можно - образование, работу и социальные гарантии получали все. И они жили радостно.
   Мама играла на гитаре, пела романсы, папа хорошо зарабатывал, так как часто бывал "в поле". И родились мы с Айжанкой, в Караганде, большом шахтерском городе, где тогда уже жили родители. Мы росли в доме рядом с гостиницей "Чайка", куда приезжали Терешкова и другие космонавты, а мы с пацанами бегали смотреть на них из-за забора.
   Тополя раскрывали свои липкие листочки, пух летел по всему городу, в соседнем магазине вкусно пахло зернами кофе, какао и мака, завернутых в слюду, свежими конфетами местной кондитерской фабрики, было полно всяких деликатесов. Жизнь была похожа на сказку.
   Но в каждой сказке бывает что-то страшное. В квартале от нашего дома был тихий перекресток, на одной стороне стоял ларек Овощи-Фрукты, а на другую переходили мама, Айжанка и я. Мама купила в ларьке длинную душистую желтую дыню и несла ее на левом плече. Мы с Айжанкой дисциплинированно посмотрели налево, перебежали половину дороги и оглянулись...
   Почему-то время замедляется в такие моменты, наверно давая шанс сделать рывок и избежать удара судьбы, мы видим настоящее как в замедленном кино. Мама с дыней на плече делает два шага, из-за поворота выезжает автобус, очень медленно мама падает на асфальт, и еще медленнее разлетаются в разные стороны, сверкая на августовском солнце кусочки желтой дыни.
   Крик Мама вонзается в самое небо, и пленка времени начинает крутиться с бешеной скоростью - быстро подбегают люди, быстро поднимают маму, мы быстро оказываемся дома, но больше мама уже не поет, она вообще больше не встает.
   Все осложнилось еще и тем, что мама ждала ребенка, но каким-то чудом все-таки родилась наша третья сестренка Айман.
   Вот тогда отцу и стало трудно управлять жизнью семьи. Больная жена и три маленькие дочки. Айману сразу забрала к себе в Алма-Ату бабушка, а мы с Айжанкой были то в поле, то дома с двоюродными сестрами отца, которые и сами-то были еще детьми и мало чего могли.
   В поле летом было весело, мы жили с геологами в палатках, а зимой в тепляках, уже знали все минералы, и это был даже своего рода эксклюзив. Папа учил нас разным методам выживания, мы были натренированы, как бойскауты, и он шутил, что его девчонки смогут приспособиться даже на Луне.
   В то же время это была нормальная кочевая жизнь, по ночам мы изучали звездное небо, теплая степь ласково гладила нас ковылем, и веселый ветер дарил благоухание родных просторов.
   В первый класс он повел меня сам. У меня все было как у всех - и портфель, и форма, и бантики, и белый фартук, и учебники. Не как у всех у меня была грусть, потому что я знала о трудностях с управлением жизнью семьи, о том, что мама все время лежит в больнице. И когда отец после работы ведет нас туда и достает из рюкзака цикламены в горшочках, чтобы подольше радовали ее, она плачет.
   Позже я где-то прочитала, что цикламены - это цветы печали. Они холодны и в нашей жизни стали знаком утраты.
   Стояла долгая снежная зима. Невыносимость положения заставила отца отправить нас вместе с двоюродными сестрами к их отцам, Айжанку к одному, а меня к другому.
   В Узун-Булаке я и закончила второй класс, в семье старшего дяди. Там царили дисциплина, строгий порядок и экономия. Хлеб выпекался домашний, в хозяйстве было все необходимое, без малейшего намека на излишества, как сегодня сказали бы, это была самая экологически правильная система жизни.
   Наверно, поэтому наши еженедельные походы с Батимой-тате в баню мне особенно запомнились тем, что после, распаренные и уставшие, мы позволяли себе в банном буфете по одному стакану чая и по одной, строго по одной карамельке, вкуснее которой я мало что могу вспомнить.
   Да, там главенствовали труд, строгость, железный порядок и, как следствие, чистота во всем, даже во вкусовых ощущениях. А я делала только одно - ходила в школу, и от меня требовалось единственное - хорошо учиться.
   Каждый день, выполнив домашнее задание, я садилась у окна и смотрела. За окном все время была зима...
   Но рано или поздно зима уходит. Расцвели одуванчики на зеленой-зеленой-зеленой траве, я с отличием закончила второй класс, и именно в этот день папа приехал за мной.
   Папа приехал за мной! Ярко светило майское солнце. Утром следующего дня мы с ним отправились дальше, за Айжанкой. Сначала на грузовой машине, потом на тракторе, потом был ночлег в саманном домике с ласточкиными гнездами, из которых доносился писк желторотых птенцов.
   Папа рассказал мне сказку о том, как змея пыталась влезть в такое гнездо за птенцами, но ласточка принесла в клюве богомола, который и ослепил змею своими лапами-пилками. С тех пор ласточки дружат с богомолами. Папа всегда читал нам Андерсена и Бажова, рассказывал народные сказки, и у меня снова появилось детство.
   Утром нам дали лошадь, и мы поехали за Айжанкой верхом, так как она и вся семья дяди уже были на жайляу.
   Мы ехали целый день, а к вечеру, на закате услышали шум стойбища, почувствовали дым костров, и вскоре нам открылась картина настоящей древней вековечной жизни казахов.
   Среди вечерней прохлады мая стояли юрты, в воздухе разносился аромат костра, сорпы и баурсаков. Синий вечер окутывал уже становище. Стада переходили речку, недовольно переговариваясь и ропща в холодной воде.
   Мы медленно выехали из-за деревьев и направились к юртам. И тут я увидела, как маленький кудрявый пастушок, тоже перегонявший стадо, вдруг побежал к нам.
   Казалось, это маленький цыганенок случайно оказался в казахском ауле. И в минуту, когда мы поравнялись, я поняла, что это моя Айжанка, моя маленькая младшая сестренка, к которой я ехала так долго и трудно.
   Где-то далеко в городской больнице угасала наша мама, глядя на холодные скорбные цветы, а рядом со мной стояла хрупкая маленькая девчонка, в которой пульсировала та же кровь, что и во мне.
   Папа крепко обнял нас.
   Потом, уже в юрте, были бешбармак, чай с молоком и долгие неторопливые разговоры взрослых.
   А наутро - сверкающая жарками и марьиными кореньями, с травами по пояс, разноцветная красота жайляу.
   И через много лет помня все это, я восхищаюсь красотой и силой казахской традиции, всегда являвшейся для нас главным законом. Ребенок, попавший в беду, обязательно окажется у родственников, и никогда не будет чувствовать себя вне семьи, а именно в семье, в полной и дружной семье, никогда не будет отторгнут, за что благодарю вас, мои далекие предки, бабушки, дедушки, дяди и тети, братья и сестры.
   И когда ты станешь взрослым, приедешь к ним, сколько бы лет ни прошло, тебя также встретят, накормят, расспросят, выслушают, уложат спать, и над тобой и вокруг тебя будет виться легкое тепло очага, и кровь, пульсирующая в нас всех, расскажет что-то без слов.
   ***
   Через три дня мы уже ехали домой. Домом теперь был Жайрем, поселок, где папа был руководителем, и где ждала нас Галя.
   "Вы помните Галю?" - спросил отец, выводя нас, подстриженных по последней моде, из алма-атинской парикмахерской. Мы что-то помнили, но больше нас занимали платья, красивые, как и раньше.
   Из Алма-Аты в Жайрем мы прибыли в четыре часа утра, как оказалось, на два дня раньше, чем отец обещал, дверь открыла нам Галя и сказала - "Ой, а у меня даже нечем вас накормить. Сало будете?".
   Мы с Айжанкой не знали, что это такое и промолчали. Сало больше не появлялось в холодильнике, и кухня стала казахской.
   Нас отвели в комнату, где уже все было готово - две кроватки, два ковра, книжные полки и письменный стол. Было уютно и очень чисто. Мы сразу уснули.
   Лето удалось! Нам разрешали делать все - двор и дом были полны братьями меньшими. Две казахские гончие - тазы, кошка, козленок, дрофа Красотка, журавли Джон и Мери и сайгачонок Борька скакали с нами в специально привезенном стоге сена, как на летней горке. И я не удивляюсь, когда слышу о летних лыжных трассах- по сухой траве можно отлично скользить!
   Отец снова управлял жизнью семьи. Иногда он брал нас на буровые, мы с Айжанкой ехали в кузове "газика" и распевали песни про веселый ветер.
   Как-то раз после обеда мы бродили по огороду, любуясь прекрасными сиреневыми цветами картофеля, которые впервые видели, и вдруг, вне всякой связи, Айжанка спросила меня - "А ты кого больше любишь - Ленина или папу?"
   В те времена все дети прямо с яслей и детских садиков любили Ленина, его красивые портреты висели в каждом классе, и мы уже знали, что Ленин, Партия и Родина - это неразрывно. Так что вопрос был сложным. Ведь родину мы искренне любили уже тогда.
   Я ответила, что Ленина я, конечно же, люблю, и шепотом добавила, что папу все равно люблю больше всех на свете. А ты? - спросила я. Ответ был такой же. Мы стояли посреди огорода, от смущения теребили цветы картофеля, и стеснялись даже друг другу признаться, что значил отец в нашей жизни. Он делал для нас все, и даже нашел для нас Галю.
  
   АЙМАН
   Айман вернулась в семью отца в пять лет. Именно после ее появления на свет наша родная мама больше не вставала и вскоре покинула бренный мир. Айман увезла в Алма-Ату бабушка, которая научила ее мусульманской молитве и, в общем-то, как теперь говорят психологи, заложила основы личности.
   Но бабушка была уже старенькая и, когда отца разыскали через министерство, чтобы сообщить о дочери, оставшейся без присмотра, его репутация слегка пошатнулась. Ведь получалось, что ребенок брошен, хотя отец все время помогал всем и заботился, стараясь как-то распределить груз свалившихся на семью проблем между родственниками и Галей. Бабушка не успела его предупредить. Так получилось.
   "Вези"- сказала Галя единственное слово.
   И вот в нашей коммунистической веселой и бесшабашной детской появилась пятилетняя девочка, которая тихонько что-то шептала на ночь под подушкой. Что было, когда мы узнали - она молится!
   С тех пор Айману все время высмеивали и "ломали". В общем, "дедовщина" сидит в любой примитивной человеческой ячейке. Мы могли распоряжаться молчаливой младшей сестрой, под угрозой рассказать родителям о ночных молитвах, которые вскоре, конечно же, прекратились. Но наше идеологическое превосходство осталось.
   Аймана подавала нам чай, была нашей помощницей по дому, уходу за малышами, которых в семье прибавлялось, беспрекословно выполняя все наши приказы. Но, конечно же, мы ее любили, особенно Айжана, ведь это была наша родная сестренка.
   И вот однажды мы услышали, или нам показалось, что услышали, как отец сказал Гале, что Айман, скорее всего, не его дочь. Так вот почему он был так холоден с ней! Мы чувствовали, что он к ней относится не так, как к нам с Айжанкой!
   Это был еще один удар по детской психике, окончательно загнавший ребенка в себя. Ни папы, ни мамы, ни бабушки. Только две старшие сестры, которые пусть и гоняют ее по всяким поручениям, но все-таки делятся сладким и достаточно справедливы, насколько бывают справедливы приматы к подброшенным человеческим детенышам.
   Но самое главное - были родители, которые давали нам все необходимое и старались не обозначать разницу в отношении к своим таким разным детям. Особенно мама. Мы уже все ее так называли, потому что Аринка, первая совместная дочка, уже подрастала и начинала говорить. Мы нянчили ее, нас было уже четверо, в семье было нескучно.
   Вот в такой атмосфере Аймана и превратилась в девушку, которая, как библейский Иосиф, часто битый старшими братьями, стала изобретательной, проницательной и в высшей степени приспособленной к обстоятельствам и даже умела оказываться над ними. Правда, в нашей семье никто никогда никого не бил, но моральные удары бывают намного сильней...
   Когда она поступила в институт и осталась одна в столице, тут вдруг оголилось все - огромная разница между провинциалками, в числе которых она оказалась, и столичными девочками из лучших семей, вся несправедливость жизни, которая жестоко обошлась с ней с самого рождения и главное - тоска по родной маме. О ней мы втроем иногда шептались, и мы с Айжанкой делились своими воспоминаниями с сестренкой, которая ее совсем не знала.
   Мы говорили, что наша мама была самой необыкновенной женщиной, она была актрисой, красавицей, играла на гитаре, пела, имела изумительный вкус, одевалась как Джеки Кеннеди, умела делать вышивки - у нас дома был портрет Чио Чио Сан гладью в метр высотой, сама моделировала, шила нам наряды, божественно готовила и т.д.
   Где-то в глубинах подсознания тихо сигналила мысль - вот если бы мама была жива...
   На этой почве и строились все наши детские фантазии о том, какой бы изумительной могла стать наша жизнь. Ведь, конечно, не сравнить с тем, что сейчас...
   Да уж, разница с новой мамой была огромной. Новая мама была совсем простая, совсем не пела, на изящные вещи у нее и времени не было - она все время работала, хоть Аринка была еще совсем маленькой, и дома всегда было дел невпроворот. Семья становилась все больше.
   Конечно, мы с Айжанкой немного преувеличивали, сами создавая воображаемый образ почти мадонны, но в целом та наша мама была действительно особенной.
   И это подтвердилось, когда к Аймане в городе подошел мужчина, сказал, что она очень похожа на мать, поклонником которой он когда-то был. Все сходилось, он помнил детали, восхищался и ...только усилил одиночество девушки, которая жила в общаге, считая копейки от стипендии до стипендии, и не очень могла рассчитывать на чью-либо помощь.
   Она стала принимать действительность как-то безвольно, даже не пытаясь что-то сделать самостоятельно. Она, как говорится, влачила свои дни. Не было в ней того бодрого азарта молодости, когда хочется горы свернуть и все по плечу.
   Попытка подработать мытьем полов привела ее в еще большее уныние и осознание ясной невозможности оказаться на самом верху общества или хотя бы выше его середины, что привело ее к желанию тихо уснуть навеки. А так жить было для нее бессмысленно.
   В больнице Айману откачали, промыли от снотворного, семья узнала об этом много позже. Мы пожурили, пожалели, объяснили, что труд почетен и работать совсем не стыдно..., но, кажется, не убедили, а только усилили внутренний надлом девушки, которая, как и все в юности, мечтала о прекрасном, она даже писала стихи и была немного не от мира сего. Да, у Иосифа тоже был такой период упаднических настроений, когда он сидел в заточении.
   Все-таки хорошие связи семьи, неплохое воспитание дали Аймане возможность познакомиться поближе с элитной молодежью, и она влюбилась в одного эстетствующего эгоиста, сблизилась с ним, а когда поняла, что дальше дело не пойдет, на свое счастье получила предложение от сокурсника, который проходу ей не давал, и приняла его.
   В этот момент и началась ее собственная история, выдуманная или реальная - знает только Всевышний.
   Свадьба была южно-казахстанская, семья Мурата с хорошей репутацией, достаточно обеспеченная, с традициями и связями, приняла Айману в свой дом. Мы с родителями приехали и дали немного денег за Айманой, конечно, копейки, по сравнению с тем, сколько выложила за свадьбу та сторона.
   И наш семейный Иосиф как бы попал в египетское рабство. Она делала по дому все, что полагается казахской невестке, ухаживала за родителями, и очень скоро родила сына. Месяцев вроде бы через восемь с половиной.
   Все было правильно кроме одного - как мы узнали лет через пять, Айма решила, что ребенок от того, другого, тоже почти всего придуманного ею элитного парня из столицы.
   Когда она призналась мне, что ее брак, муж, вся его семья были только средой для взращивания семени великого человека, каковым она и ее столичные друзья считают того парня, я сначала просто не могла говорить.
   Но потом я сказала все. Скорее проорала. Наверно, соседи, кому повезло быть дома в тот день, узнали все об айманиных сокровенных тайнах.
   Во-первых, сын Арман был копией, просто клоном Мурата и его семьи. Это было видно невооруженным глазом. На это Айма сказала, что если бы я увидела того парня, я бы так не говорила, что ее друзья, посвященные в историю со студенческих времен, все подтвердят, что Арман клон именно того человека.
   Как женщина, я убеждала ее - за полмесяца разницы никто не сможет сказать, чей же на самом деле этот ребенок. Только генетикам под силу тут разобраться.
   Красная, сверкая глазами, с несвойственной ей дерзостью, она, кажется, впервые в жизни отстаивала свое самое сокровенное, то, что принадлежало только ей и малышу, в какой-то экзальтации рассказывая мне, что знала сразу - родится сын, и сын именно этого человека, что чувствовала, как все силы природы дарили ей свои тайны и вольный ветер шептал ей, что мальчик будет умным, красивым и станет большим человеком, еще лучше, чем его настоящий отец.
   До сих пор не пойму, верить этому или нет. Как-то приехали к нам в гости родители Мурата, аташка с апашкой, нежно любящие своего внука Армана, единственного продолжателя их фамилии. Разговор зашел о сходстве Армана с Муратом и его братом. "О да, - подтвердила я - так похож на дядю! А руки точно как у Мурата, особенно, когда берет что-то, большим пальцем так же загребает!".
   Я говорила искренне, о том, что на самом деле замечала, и мне очень хотелось поддержать стариков, которые, может быть, что-то слышали или догадывались, а может, Аймана в порыве сказала что-то своему нелюбимому мужу, которого просто использовала как материю для роста мальчика.
   Маленький Арман сидел с нами за столом, и мы все рассматривали его ручки. Мои слова, кажется, успокоили стариков. Я уважала их и Мурата, большого, доброго, чуткого, отзывчивого человека, которого высшие силы послали всю жизнь любить Айман и заботиться о ней.
   На самом деле в душе я переживала и стыдилась за сестру. Говорила я ей, что на неправде нельзя ничего построить. И как мне жаль было маму Мурата!
   - Айман, представь себя на месте матери, если твой сын женится и его жена сделает так же!!!
   - Нет, с ним такого не произойдет.
   -Откуда ты знаешь?
   -Знаю и все!
   - А я думаю, что Арман - сын Мурата!
   -НЕТ!!!! НЕТ!! Ты не знаешь! Когда я узнала о ребенке, я стояла на холме и спросила обо всем этом небо, тогда прогремел гром, началась весенняя гроза, молнии танцевали в небе, и я все поняла! Я была как никогда счастлива! Я все знаю о своем сыне! Он не такой как все они! Он самый лучший!
   Что ж, у каждого своя правда.
   Когда я упрекала Айман за то, что она не работает сутками, как я, что могла бы давно уже стать самостоятельной и честно зарабатывать деньги, она ответила, что просто воспитывает сына. Аргументов против не было. Да, сын - это самая главная ее правда.
   Он явился ее негласным договором с жизнью, в которой никак не могли сгармонизироваться самые высокие мечты, иллюзии, стремление к звездам и серая обыденность, примитивность и бессмысленность существования, куда все мы, которые уже смирились, ее настойчиво звали,уговаривали, но так и не заманили.
   И еще правда Айман в том, что только обитая в своем прекрасном вымышленном мире, она способна принимать жестокую реальность, которая с самого рождения окружала это, в общем-то, беззащитное и хрупкое существо.
   И ангел-хранитель, надежный и верный Мурат, наверно очень хорошо это понимает, жалеет ее и по-своему любит.
   Арману уже 20 лет, он учится в лучшем европейском университете, наша Айман при нем, наслаждается атмосферой прекраснейшего города мира, практически, ведет богемный образ жизни. А Мурат содержит их там, высылает необходимые средства, по-прежнему является материальной базой, как думает моя сестра, а на самом деле с честью выполняет свой отцовский долг.
   Как я узнала недавно, другой "отец" также помогает Аймане материально, чтобы она воспитывала сына.
   Думаю, библейские параллели в моем рассказе были вполне уместны.
   В общем, все хорошо, и, наверно, те детские молитвы берегут нашу младшую сестренку.
   ***
   Удивительная информация появилась сразу после написания этой главы. Волновая генетика, новые исследования, кажется, подтверждают уверенность и правоту Айман. Доказано, что нормальная клетка может транслировать на расстояние в клетки подобных организмов информацию о здоровье, и те улучшаются.
   А еще предполагают, что клетки мужчины при попадании в организм женщины, как бы засвечивают фотопленку, и даже спустя годы, женский организм хранит их информацию и может передать потомству.
   Вот почему так ценились девственницы всегда и почему в некоторых культурах их иногда сначала предлагали героям, самым сильным мужчинам. Получается, что у одного ребенка может быть много отцов, если раньше у девушки были другие контакты. В случае с Айман как раз все правильно. Так и было - два. Оба два.
   Так что женщина, как говорится, всегда права.
   Звонок Айман.
   - Алла, не забирай у меня папу!- взмолилась Айман, как только я прочла ей несколько строк о ее жизни - ну почему ты так всегда делаешь, с самого детства. У меня было самое лучшее детство, самая лучшая семья, и папа, и мама, и старшие сестры.
   Разве ты забыла, как Айжана каждое утро готовила мне завтраки, форму и мы с ней отправлялись в школу, как ты сама мне шила лучшие наряды, я всегда была самой модной в классе. А папа! Когда петух клюнул меня, он сразу же отправил его на лапшу! Что ты! Ой, не пиши про меня вообще! У меня все прекрасно! Я не знаю, как эти слова отразятся на мне. Не надевай на меня вымышленный образ! У меня все отлично! Такого прекрасного детства не было ни у кого!
   А помнишь, какие необычные игры вы придумывали? Гасили свет, ставили пластинку с оперой, а мы должны были, не оглядываясь, пройти по одной линии в темной комнате. А конкурсы рисунков, стихов, песен, сочинений на заданную тему? Семейные спектакли, тайное чтение "Анжелики" по ночам? И самые замечательные родители, их друзья, тонкий юмор дяди Азиза, лучшие книги, фильмы и музыка!
   - Хорошо, это будет совершенно другая девочка. Договорились? Ты же понимаешь, что я описываю свой мир, а ты свой. Каждый создает свою реальность и живет в ней. То, что пишу я - это я сама, а не ты. Пожалуйста, успокойся.
  
   Звонок к маме.
   - Да я и не помню уже, Алла, как все это было. Ну, росли, не хуже других, все у вас было. Никого, ты знаешь, я не выделяла. Некогда мне было. Главное - все были накормлены, в доме чистота была, да мы ведь с отцом работали все время, по праздникам только веселились с друзьями.
   В общем, как все, нормально жили. Учились вы все хорошо. А Айман с детства мнительная, ты же знаешь, вот и не говори ей ничего. Пиши сама, что считаешь нужным. Конечно, без фантазии тут не обойтись. "И не бойся, главное, ничего, не сомневайся. Ты сможешь", - сказала на все это мудрая мама.
   ***
   ГАЛЯ
   Первый раз мы увидели Галю в доме ее родителей, когда отец повез нас с Айжанкой знакомиться с ней. Они жили в небольшом шахтерском поселке, недалеко от города, куда приехали из знаменитого Бологого, которое "между Ленинградом и Москвой". Как и многие молодые люди со всех концов Советского Союза, в конце пятидесятых - начале шестидесятых приехали они поднимать целину и металлургию в Казахстане.
   Дома были только Мария Дорофеевна и Галя. Как потом мы узнали, отец ее был гулякой и, вообще, редко бывал дома. Фактически, Мария Дорофеевна одна подняла троих детей и в чистом светлом, хорошо протопленном доме даже намека не было на что-то нехорошее. Наверно, потому, что этот человек просто всегда отсутствовал и жил какой-то своей потусторонней жизнью.
   Это была яркая жизненная иллюстрация того, как темные силы не могут существовать рядом со светлыми.
   Потом, уже став взрослыми, мы поняли, кем на самом деле была наша сводная бабушка, и откуда в доме и вокруг нее было столько света.
   А детьми мы только ощутили эту чистоту и ясность, идущие от нее, спокойную доброту и устойчивость, которых нам так не хватало. Именно это и принесла в наш новый дом Галя, когда мы стали жить все вместе.
   Галя была на шестнадцать лет моложе нашего папы, ей было всего девятнадцать лет. Это была статная голубоглазая русская красавица, с косой до пояса, с ровным, спокойным по природе характером, она как будто была призвана потом всю жизнь уравновешивать вспыльчивый, резкий характер отца.
   Папа был красавцем, обаятельным молодым и очень перспективным руководителем предприятия, и с отчетами часто ездил в Москву. Для нас это означало, что самые лучшие платья будут куплены там в Гуме и Цуме, и мы будем, как принцессы, разгуливать по двору в изумительных нарядах.
   Даже при всей своей сдержанности и какой-то врожденной аристократичной закрытости в выражении чувств и, вообще, в отношении интимных вещей, уже позже Галя не могла не рассказать нам историю одного их свидания.
   Папа обещал к ней приехать в восемь вечера. Что-то важное задержало его на работе, а позже транспорта в тот поселок уже не было. Но для отца никогда не было ничего невозможного. Как уж ему удалось уговорить машиниста тепловоза, и как они получили разрешение на проезд, я не представляю, но уже к полуночи он явился к Гале с цветами, чем, наверно и покорил навсегда ее сердце. Правда, в тот вечер был весьма навеселе, как и весь железнодорожный участок.
   Именно эта экспрессивность, настойчивость и смелость покорили невинную скромную девушку, из которой, как папа любит говорить, он воспитал-таки прекрасную женщину и мать.
   Надо отдать должное, он действительно искал не столько себе жену, сколько мать для своих детей. Многие женщины интересовались тогда нашим папой, разные уютные тетечки приглашали нас к себе в гости, кормили-поили, слащаво задаривали подарками, сюсюкали и... были нам просто неприятны.
   А Галя... Она была простой, чистой, ясной и, наверно, сама еще совсем ребенком. Всего на одиннадцать лет старше меня.
   Но повзрослеть ей пришлось очень быстро.
   Появление семьи вот так сразу с двумя детьми мужа, его круглосуточная ответственная работа, статус жены руководителя, в общем-то, первой дамы в экспедиции союзного значения, всякие разговоры за спиной - вся эта новая сложная реальность очень скоро почти сравняла их возраст.
   Лет через пятнадцать она скажет нам, уже девушкам на выданье - никогда я не жаловалась на жизнь с вами и вашим отцом, вы знаете, я счастливая женщина, но все-таки дам вам единственный совет - не ходите замуж на детей.
   Очень непросто было Гале так начинать семейную жизнь.
   И наши с Айжанкой выкрутасы не заставили себя ждать. Чего только мы не выделывали, пытаясь, как это и бывает у настоящих женщин, установить свои права на внимание, заботу и любовь главного мужчины.
   Однажды мы даже устроили показательные выступления с провокацией.
   Отец приехал в обеденный перерыв, все вчетвером отлично пообедали, и мы с Айжанкой отправились погулять. Но тут к Гале зашла соседка на чай. Нам стало любопытно, чем они там занимаются, мы прибежали на кухню и встали, молча глядя на них и на стол.
   - Вы чего-то хотите?
   -Да - сказали мы, изображая предобморочное состояние.
   -Вы же только пообедали!
   -Все равно, мы хотим вот это - сказали мы, показывая на стол, где было все то, что обычно у нас подавалось к чаю.
   В общем, картинка выглядела так, будто мачеха не кормит бедных детей. А мы, наверно, думали, что вот нам сейчас не дадут ничего, мы расскажем папе, соседка тоже все видела, и он нас защитит.
   Только врожденное спокойствие и благородство не позволили Гале тут же надрать нам задницы.
   -Хорошо - сказала Галя - я вас накормлю через несколько минут.
   Когда изумленная соседка ушла, Галя достала из холодильника и шкафа все, что было, поставила на стол всю еду и сказала - ешьте и не вставайте, пока не съедите.
   Когда пришел с работы отец, мы все еще сидели за столом, уже не пытаясь доесть все, стыдясь и понимая, что так поступать некрасиво, и что папе уж точно не понравится эта история.
   Ему и не понравилось. После беседы с ним, с поникшими головами мы пошли в комнату к Гале и, изображая всхлипывания и горькое раскаяние, которое на самом деле в некоторой степени испытывали, попросили прощения, и больше такого в наших отношениях не было. Правда, было другое, ведь мы долго еще пытались соперничать за любовь отца, но уже без такой откровенной подлости.
   Папа называл это татарскими генами, которые у нас были от родной бабушки. Всю жизнь он жаловался, что натерпелся от тещи. И всю жизнь, как только во мне поднимается какая-то вредность, я пытаюсь ее преодолеть, как именно татарскую вредность, а на самом деле это характер, причем, папочкин.
   Галя просто не понимала тогда, на что решилась, безоглядно доверив свою судьбу любимому человеку.
   И только однажды поссорившись с отцом, Галя, не выдержав его резкостей, и уже поняв, какую ношу ей придется нести всю жизнь, собрала вещи, взяла Аринку и пыталась уехать насовсем. Папа с вызывающими комментариями вроде: "Да кому ты нужна! Что ты будешь делать, чем заниматься в жизни?!" - предоставил ей машину до вокзала, Галя с маленькой Аринкой на руках вышла из дома и...
   Тут-то мы с Айжанкой и разревелись на весь двор, мало того, что это у нас вообще хорошо получалось, но мы вмиг остро ощутили холод беспризорности, который уже змеился по углам дома и по нашим спинам, почувствовали, что наша жизнь станет снова неуправляемой и совсем тяжелой, если Галя уедет. Нам стало страшно, мы не хотели оставаться сиротами и плакали, и попросили Галю остаться, и она осталась, и в дом снова вернулось ее тепло...
   Вообще, о своих чувствах родители никогда не говорили. Никогда в детстве мы не видели проявления их нежности друг к другу. Это было табу сначала потому, что наша родная мама была жива на момент, когда отец судорожно пытался создать для нас нормальные условия жизни, она все время была в больнице или с сестрой.
   А во-вторых, мы с Айжанкой были вечными ревнивыми свидетелями их жизни, которой наверно почти и не было, как именно личной, вне домашних хлопот и работы.
   Потом они привыкли и, когда, наконец, скромно расписались под давлением друзей, после рождения второго совместного ребенка, уже все в их жизни было подчинено заботам о большой семье.
   Даже не припомню больше какого-то еще романтического рассказа мамы кроме памятного тепловоза с миллионом алых роз.
   Их преданность и любовь были в простой повседневности и бережной заботе о родных людях.
   Когда папа впервые повез Галю знакомиться с родственниками в Восточный Казахстан, они набрали огромный чемодан подарков и наша прабабушка Алимбобе, которой тогда было уже за девяносто, счастливая ходила красоваться в новом платье на речку: дело было на жайляу, и в юрте не было достаточно большого зеркала.
   Сухая маленькая старушка бегала как молодая, и даже сама ставила самовар, большой, настоящий, с огнем. Но через несколько лет апашка начала сдавать. Однажды она была у нас в гостях, и мы с Айжанкой, совсем отвыкшие от простой казахской жизни, хихикали над ее нарядом и как она пила чай, беря масло ложечкой.
   Уж и не знаю, откуда в нас была брезгливость, как будто мы были рафинированными инопланетянками. Мы вечно морщились и, зажимая носы, стирали пеленки малышей, фыркали и фукали по всякому поводу. Нам казался странным запах бабушки, ее одежды и т.д., в общем, мы были те еще стервочки.
   Галя же, когда папа сказал, что бабушке надо искупаться, спокойно и не морщась, сама ее помыла в ванне с пенкой, как будто это был ребенок, укутала в чистый халат, перестирала и выгладила всю ее одежду.
   Чистота, любовь и милосердие были главными в отношениях наших родителей. Мы с Айжанкой тогда были сильно под впечатлением, ведь честно, даже сегодня мне бы не захотелось кого-то мыть. А распаренная и довольная Алимбобе-апа с Галей пили чай и о чем-то говорили - одна по-казахски, другая по-русски. И отлично понимали друг друга.
   Кстати, именно тогда апашка поведала Гале о том, что мечта сбудется, что Галя носит сына...
   ***
   ВОЛШЕБНИЦА
   Мария Дорофеевна всегда приезжала к нам в обязательном порядке, как только в доме появлялся новорожденный. Она закрывалась в комнате с ребенком на полчаса, потом, погостив два-три дня, уезжала к себе.
   Теперь, когда все стали открыто говорить об эзотерике, экстрасенсорике, народной медицине, все это практиковать, мама рассказала нам, что бабушка была повитухой.
   - По утрам у нас в доме часто слышались голоса младенцев. Их приносили до рассвета для того, чтобы успеть провести народные обряды, заговорить грыжу, помочь при родимчиках, испуге. А мы и не знали об этом, только став старше, я догадалась, а в советское время все такое скрывалось. Да и теперь люди не очень афишируют, что ходят к "бабкам".
   Да, есть тонкий мир, о котором догадываются многие, точно знают некоторые, а умеют грамотно работать с ним единицы.
   Наша сводная бабушка была наделена талантом помогать только что родившимся маленьким беспомощным людям адаптироваться в этом мире, оберегая их от жестких внешних излучений.
   Ведь часто при рождении в обычных больницах нарушаются энергетические, информационные связи, правила прихода на планету, о которых народу всегда было известно.
   Мария Дорофеевна была как бы большой матерью, которая помогала полному и истинному рождению ребенка на земле, а значит, была белой, т.е. доброй волшебницей.
   Бабушка была немногословной, просто всегда что-то делала, в ее доме был светлый, легкий воздух, напоминающий атмосферу храма, и пахло свежевыпеченным хлебом.
   Именно к ней первой за советом и благословением обратилась я, когда собралась ехать на Дальний Восток, даже не подозревая, что она - самая настоящая добрая фея. Привезла ей в подарок платок. Она поблагодарила и положила его к десяткам и десяткам других, аккуратно сложенных большими стопками. Наверно, их можно было привязать на ветви дерева, как делают люди в особых местах, назвав его деревом благодарности, и оно стало бы памятником ее добрых дел.
   Бабушка сказала, что все будет хорошо, чтобы я ехала спокойно. И правда, ровно семь последующих лет стали самыми особенными в моей жизни.
   Вот как заботится обо всех нас небо. Дочь именно такой женщины стала нам матерью. Наверно, вопреки расхожему мнению, талант все-таки передается по наследству, ведь мама всю жизнь тоже окружена детьми, внуками, правнуками, своими и приемными. Вы и сегодня можете зайти в дом и увидеть ее с младенцем на руках. Я как-то спросила маму:
   - А что ж ты не переняла у бабушки все ее знания?
   - Это совсем непросто, не всем это можно передать.
   Но на самом деле мама до сих пор всегда все знает о здоровье каждого члена семьи, может сама выписать травы или лекарства, и обладает даром ясновидения. Самое интересное ее замечание было после 11 сентября - эти башни взорвали спецслужбы - сказала мама задолго до выхода знаменитого фильма 11-09. А уж про любого из нас она всегда скажет правду, если хорошо попросить.
   Когда бабушка переходила в другой мир, со мной творилось странное. Мы жили довольно далеко, в одном из областных центров, общались редко. Бабушка, как обычно, приезжала только к рождению малышей.
   И однажды весенним вечером меня сковал страшный холод, я скорчилась на полу и подумала, что так чувствуют себя люди, уходя в вечность. Потом пришла подружка, мы стали пить чай, но, прямо глядя на нее, я не видела половины ее лица.
   Было странно говорить с ней, видя только один ее глаз. На следующий день я увидела в зеркале и себя только наполовину. Позже эта подруга развелась со своей половинкой, до сих пор живет одна, а у меня на невидимой тогда половине тела была операция.
   В панике я побежала к окулисту, он выписал витамины и сказал, что это похоже на куриную слепоту, а так зрение стопроцентное.
   Все прошло, но потом я узнала, что именно в эти дни душа Марии Дорофеевны уходила с земли. Наверно, та добрая сила, которая ей была дана свыше, искала среди близких людей достойные сосуды, чтобы заполнить их своим чистым светом, кому-то помочь, предостеречь, кому-то дать возможность продолжить, не прерывать ту нить, которая шла к ней прямо с неба и вила над людьми защитный покров.
   Возможно, с того момента и началось у меня самой странное рентгеновское видение беременных женщин, возможность мысленно помогать сохранению, рождению, предостерегать их от угрозы.
   Недавно, просматривая фотографии, я нашла ее портрет. Черно-белый, наверно, был сделан, когда она работала на своем огороде. Мария Дорофеевна в простом ситцевом платье и платке стоит во весь рост, освещенная ярким солнцем, руки открыты ладонями к миру, а вокруг - сияние.
   ***
   АРИНКА
   Многое пришлось пережить Гале с нашим отцом, кочевником и по крови, и по профессии, и по судьбе. Выросла она в российском селении, где жизнь была оседлой, размеренной и спокойной, а потом всю жизнь проездила с отцом по Казахстану.
   Прожили мы первый год замечательно, но на майские праздники пьяный электрик влез на столб, и ... отвечать за все пришлось начальнику.
   Мы переехали в другой поселок, где папа стал работать ведущим специалистом, и где к Новому году родилась Аринка. Нам было интересно нянчить ее, мы играли с ней, как с куклой.
   В новой школе мы с Айжанкой прославились своим пением. Народ просто рыдал, когда на школьной линейке мы тонкими голосами жалобно исполняли песню Пьехи о матери. "Мама родная, я знаю, я знаю, что ты далеко, что ты ждешь..." - тянули две симпатичные девчонки грустный мотив. Наверное, сиротская тема все-таки самая любимая в нашей стране.
   Папа всегда был на виду, и в поселке знали нашу историю. Мы с Айжанкой просто не понимали тогда, что испытывала наша родная мама, там, в далеком городе, а люди это чувствовали и глубоко сопереживали. Теперь я думаю, что она все знала.
   Может, поэтому и складывалась так тяжело жизнь новой семьи.
   Скоро отцу предложили место получше, и мы отправились в другой горняцкий поселок. В конце учебного года папа приехал домой после обеда, обнял нас с Айжанкой и сказал, что наша родная мама ушла в другой мир.
   Мы поехали в город, я помню только, как было странно сидеть в открытом кузове машины у всех на виду рядом с мамой, которой уже не было. Мы с Айжанкой жались друг к другу. Вот и все. Но папа, папочка родной был с нами, и мы не так боялись.
   Мама оставила на земле трех девочек, а сама отправилась в другие, лучшие миры. Но ее заботу мы всегда чувствовали и знали, что нас не бросили совсем.
   Почему так произошло, я пытаюсь понять, изучая себя, вглядываясь в лица, движения и поступки своих сестер. Может, увижу подсказки в наследственных чертах?
   Например, стремление жить в собой же созданном иллюзорном мире - это просто черта всех женщин, наша детская защита от реальности, отклонение или творческий прорыв в новые измерения?
   Что-то принципиально важное не сошлось, наверно, в ее жизни. Что же это могло быть? Если заглянуть в себя и спросить о главном - смысле жизни, то ответ может быть найден. Кто-то достаточно подготовлен и способен жить эту жизнь, а кто-то никак не может приземлиться, адаптироваться на планете, так и зависает между небом и землей, не находя смысла в существовании.
   Особенно трудно тонким натурам, которые, не находя применения своим способностям и высоким устремлениям, осознанно или невольно стараются ускорить переход в мир, который считается гармоничным и идеальным.
   Нам же мама оставила в наследство и творческие способности, и загадку своей собственной жизни, короткой жизни талантливой красивой женщины, которую так и не узнали ее дочки, все вместе и каждая отдельно в растерянности ищущие смысл бытия.
   Конечно, она, как и все матери, верила, что дети будут счастливей ее.
   ***
   Именно в этот период к нам в дом с подарками приехала знакомиться тетя Галя, как посланница небес, которые не оставляют детей без своей поддержки. И тогда в нашей жизни стало два ангела-хранителя. Галя и тетя Галя.
   Она была женой папиного коллеги, Карабаева Азиза, оба они были в руководстве крупного горно-рудного предприятия. Сблизили их, конечно, русские жены. Кроме того, интеллигентных Карабаевых не могла оставить равнодушными такая необычная семья. Чуткие и добрые люди всю жизнь потом помогали нам.
   Тетя Галя была журналисткой, и после Ленинграда, где учился Азиз, и они познакомились, после начала их семейной жизни и работы в Алматы, очень скучала в небольшом городке.
   Для нас же общение с ней было манной небесной. Она подбирала нам книги для чтения, воспитывая вкус к хорошей литературе, дядя Азиз привозил самую модную музыку. Их библио- и фоно- теки стали для нас культурной базой на всю жизнь.
   Скоро к ним приехали дочки, Мира и Карина, с которыми мы подружились и весело по вечерам большой шумной детской компанией читали вслух, придумывали игры.
   Наши куклы ездили друг другу в гости в богатые дома и книжно говорили - Ах, я устала от роскоши! - или - Ах! Молодость не приходит вновь!
   Но больше нам нравилось писать стихи, прозу и танцевать под индийские ритмичные мелодии. Мы даже выступали втроем в клубе - Айжана, Мира и я. И костюмы были у нас как настоящие. Мы придумывали и делали все сами. И еще прекрасно пели на три голоса.
   "Боже мой, - досадовала Мира недавно, вспоминая, какими талантами и внешностью все мы были наделены - Три расы - Африка - Айжана, я - Европа и Азия - ты. Очень спайси! Если бы молодыми перенестись во времени в сегодня, когда все пути открыты, мы могли бы стать классной группой, суперзвездами!"
   И кем стали? Мира экономист, Айжана чиновница, а я чего только не пробовала! И все хотели чего-то такого....но смирились. Почти.
   ***
   ДИЯР
   Рождения Дияра мы все просто выпросили у Всевышнего, Бога, Аллаха. Наверно, не спросили только Будду. Потому что явно не знали тогда философии дзэн, а надо было. Если бы я знала тогда, что Великий Учитель рекомендовал не иметь сильных желаний, так как они порождают страдания, я бы не заключила с Небом тот договор.
   Жизнь была хорошей тогда, народ был абсолютно уверен в светлом будущем. Это был расцвет социализма, родители успешно работали, обеспечивая уже пять своих дочерей.
   Конечно, мы помогали по дому, все вместе нянчили Аринку, потом еще одну сестренку - Виолетту. Нам с Айжанкой доставалось - и стирка, и уборка, и потом еще корова...
   Это было уже слишком для городских девчонок, но после того, как половина детей переболела желтухой, папа твердо решил спасти их здоровье молочной диетой, как рекомендовали врачи, и нам вместе с мамой пришлось делать все, что положено, с этим большим животным. Мы таскали воду, убирали за ней солому, давали сено и главное - доили. Мама вставала рано утром, а мы тусовались в своем "клубе" по вечерам.
   Было трудно, но мы не сдавались. Мы с Айжанкой отправлялись по вечерам на дойку, громко распевали там песни, секретничали, и скоро для младших сестер и подруг стало привилегией пойти с нами туда, где можно было недурно проводить время. Вот насколько привлекательно творчество, и с тех пор я поняла, что в жизни любое дело можно обставить со вкусом, придать ему блеск. Мы могли бы, как Том Сойер, продавать туда билеты.
   Но иметь пять дочерей для казаха просто невыносимо. И не только потому, что это действительно дорого во все времена, а потому, что только сын должен продолжить род, стать подтверждением силы и жизнеспособности данной ветви в древе нации. Таковы убеждения, живущие в народе, и что там говорят ученые про митохондриальные ДНК и игрек хромосомы, неважно. Род, в котором рождаются одни девочки, слабеет и вырождается, нужны мальчики.
   "Родишь мне сына, и я тебя озолочу" - пообещал папа маме и она, как всегда, не перечила ему. Однажды доверив ему судьбу, она уже всю жизнь верила и была предана своему единственному герою.
   Когда мы с Айжанкой узнали, что будет еще один ребенок, у меня все сжалось внутри. Я была уже в десятом классе. Впереди - поступление в институт. Финансы семьи были уже на пределе. Пятерым детям требовалось все больше одежды и обуви к каждому сезону. Мы с Айжанкой подрастали, и это чувствовалось.
   И однажды ночью я впервые обратилась к небу с наивной молитвой и просьбой. "Если Вы есть, пожалуйста, сделайте так, чтобы, наконец, родился мальчик! Очень прошу Вас! Если нужно, я даже готова отдать что-то свое. Ну, например, пусть в ближайшие пять лет на меня не обратит внимание ни один парень. Я согласна потерпеть. Только пусть будет мальчик".
   Я была комсомолкой, и никто не объяснил мне, что небо никогда не торгуется, а подобное предложение могут принять совсем другие силы.
   В апреле родился сын. Восторг отца и ликование друзей охватили наш городок, превратившись в народные гулянья.
   В семье появился еще один ребенок, которого папа любит теперь больше всех. А раньше это была я. Так и кончилось мое детство, согретое отцовской любовью.
   И я уже думала о том, что свою жизнь буду строить сама, чтобы не стать обузой родителям, чтобы как-то помочь своей семье, любимым сестрам, нашим малышам, и все это определило уже тогда мой собственный очень-очень долгий путь от родительского дома к себе.
   ***
   ЧУДЕСА
   Уже совсем скоро неведомая сила перенесла меня во времени на пятьдесят лет в будущее, а в пространстве за тысячи километров от родной страны.
   Сразу после школы я поехала в Алма-Ату поступать в КазГУ на журналистику. Жаркий август увлек на Иссык-Куль почти всех знакомых отца, всех, кого можно было бы попросить "замолвить словечко" перед приемной комиссией, как это всегда было принято в казахстанской системе образования.
   Но отец и не собирался этого делать, веря в мои силы и таланты - в своей школе я была лучшей, но это совсем не убедило столичных преподавателей, и с твердыми четверками я просто не прошла по конкурсу.
   Грустно возвращаясь в общежитие после изучения списков поступивших, я впервые оказалась в православном храме, да и вообще, в храме. Как комсомолка и как казашка, я не должна была туда идти, но что-то привело меня в Никольскую церковь, я зажгла свечу и, немного стесняясь, поставила ее перед образом.
   Наверно, Николай-Чудотворец, покровитель детей, путешественников и любимый святой моряков, увидев меня, решил помочь девчонке, и ровно через год я уже ехала через всю страну на самый Дальний Восток.
   Все сложилось быстро и четко. Я училась на подготовительных курсах в универе и работала стажером в лаборатории изучения грунтов. К Новому году к одной из коллег, Тане, приехала сестра из Находки, которая и рассказала нам об училище, где готовят морских стюардесс для пароходства, и что она начала учиться в сентябре, а уже весной, всего через полгода - уходит на практику в Японию!
   Это было равносильно возможности полета на Марс! В нашей наглухо закрытой стране мы не могли мечтать даже о поездке в Болгарию, не то что в капиталистическую страну.
   А тут - Япония! И другие страны - более полусотни!!! Да правда ли это? Мы с Танькой срочно собрали, отправили туда документы и ... получили приглашение!!!
   Трудно было мне объяснить отцу все это... Понятно, что добровольно отпустить восемнадцатилетнюю девушку из казахской семьи, да еще на такую работу, он не мог. Уезжала любимая старшая дочь, умница, на которую он возлагал большие надежды и часто повторял казахскую поговорку про колеса телеги - где первое проложит путь, там и другие проедут.
   Моей обязанностью было стать примером для всех младших детей. На меня очень надеялся мой любимый папа, поэтому я всегда отлично училась, в школе была активисткой и артисткой, и дома помощницей. И всю жизнь помню про эти колеса...
   Он топал ногами - "Не дело девушке из интеллигентной семьи работать стюардессой, да еще для каких-то всяких-разных иностранцев. Это унизительно, неприлично!" - возмущался мой коммунистический родитель, подозревая, что это будут "проклятые капиталисты".
   Дядя Азиз тоже топал и сказал - смотри, за русского замуж выйдешь!- как будто сам не был женат на русской.
   Мама, как всегда, сказала мало - "Господи, на край света..."
   Тетя Галя сказала - "Было бы мне восемнадцать лет, я сейчас же собрала чемодан и уехала с тобой!"
   Мария Дорофеевна первая узнала и благословила.
   И в конце августа я с геологическим рюкзаком и чемоданчиком пересаживалась в Петропавловске-Казахском на поезд дальнего следования до станции Находка, решив первый свой путь на Восток проехать по железной дороге, чтобы увидеть нашу великую страну.
   И она была велика! На пути был Байкал, который показался мне выпуклым, подобно гигантскому Оку, Тайга, речки и Реки, шагающие через них Мосты, на которых стук железных колес был звонче и веселей.
   Как в сказке, семь дней и семь ночей несли меня через бескрайние пространства к семилетнему океанскому путешествию под покровительством Святого Николая-Чудотворца. Благословение бабушки тоже было со мной.
   ***
   В училище все было четко и по-военному строго. Нас расселили, выдали униформу, объяснили порядок получения разрешений на выход в город, накормили и стали учить профессии и морским премудростям.
   В первый же выходной, когда можно было выйти на 2 часа, я прямо с утра побежала знакомиться с морем, которого никогда раньше не видела. Мне казалось, что я встречу мыслящее существо, какой-то большой разум, как в "Солярисе".
   С двумя девчонками мы поехали в красивую бухточку, я отошла, чтобы никто не мешал мне говорить с Морем-Океаном, поздороваться с самым главным в этом краю, как положено по нашим обычаям.
   На морском берегу волны, шепчась с песком, галькой и крабиками, оставляли рыжие водоросли, между камней были видны черные морские ежи и розовые ракушки.
   Поклонившись, я тихо сказала - Здравствуй, Море! - впервые в жизни зачерпнула морскую воду, попробовала ее соленый вкус и вдохнула волнующий запах свободы.
   Мысленно я попросила море быть ко мне добрым и уже тогда сразу и навсегда полюбила его всей душой.
   ***
   ПЕРВАЯ МОРСКАЯ ПРАКТИКА
   Одним из первых приятных ощущений была, конечно, сытость - на пароходе кормили вкусно и бесплатно четыре раза в день.
   Проскитавшись весь день по городу толпой из тридцати пяти человек мы ступили, наконец, на борт старого огромного каботажного*( выполнявшего внутренние рейсы) парохода "Ильич", и на следующий день вышли из Владивостока на Петропавловск-Камчатский.
   Всей группой мы без устали бегали с кормы на бак, вверх-вниз по трапам, пели и плясали на самой верхней палубе.
   Берега отдалялись, и ветер крепчал. Мы шли в открытое море. Девчонки незаметно стали исчезать, и только мы с Валькой из Белгорода все не унимались, но стало темно, и мы спустились в свою восьмиместную каюту, где уже, позеленевшие и стонущие, лежали шесть наших сокурсниц.
   Через полчаса морская болезнь уложила всю группу. Потом было суровое Охотское море, кто-то тщетно пытался спастись от качки на прохладном полу каюты, жевать солененькое или сухари... Как потом мы поняли, к качке привыкают, но ее действие все равно остается в виде давления, подавленного настроения. Вестибулярный аппарат страдает даже у старых морских волков.
   На Камчатке было холодно, но главное - не качало. Мы бросились с парохода на землю, покачиваясь и смеясь от счастья. Камчатка - это вулканы, Авача и другие, горячие источники, икра и краб, занесла я в свой список морских портов. Так моряки коротко передают друг другу информацию. Например, Сингапур - лучший город земли, после Гон Конга, имеется в виду - по ценам на технику. Канары - дешевый качественный спирт в аптеках и т.д. Интернета тогда не было.
   Потом мы понемногу привыкли к качке, и практика пошла веселей. Мы чистили картошку на камбузе, лепили пельмени на весь экипаж, узнавали морские законы, как, например, запреты на свист и хождение на капитанский мостик, обязательная селедка с картошкой на завтрак по понедельникам, кто-то уже влюбился, в общем, приобщались к веселой морской жизни.
   К Новому Году мы вернулись в училище, совершенно очарованные, встретили его дружно, бедно и весело, с гаданиями. Блюдце чертило загадочные круги, указывало буквы нарисованной стрелкой и хотелось верить, что нам и вправду всем откроют визы и пойдем мы работать на самые лучшие теплоходы.
   Еще четыре месяца пролетели незаметно, прошла зима, мы стали чаще бегать на "Сопку Любви", откуда можно было любоваться портом. Потом сдали экзамены и отправились во Владивосток на заключительную практику. Десять человек из группы, в том числе и я, получили визы, начиналась настоящая морская жизнь.
   ВТОРАЯ МОРСКАЯ
   Мне повезло, и я оказалась сразу на "Феликсе Дзержинском", который ходил регулярно Находка-Иокогама.
   Наши грузчики степенно, с перекурами, закидали в Находке багаж, на борту появились пассажиры - транзитные со всего света, японцы, шесть семейных пар из Швеции, причем, все мужчины, и советский ансамбль песни и пляски имени Александрова, всего триста человек.
   Кстати, потом были и знаменитый Кировский балет, и известная австралийская писательница, Принц Тонга, принцесса Папуа и разные звезды - наши и международные.
   Короткий рейс прошел хорошо, с трепетом и старанием я выполняла свои обязанности, ведь такое счастье выпадало не всем. Тем более, я все время помнила казахскую поговорку про колеса. У Айжаны через месяц был выпускной, и я решила купить ей белые туфельки.
   Поэтому, когда мы пришли в Иокогаму, я не пошла в увольнение на берег, а осталась на борту, чтобы не потратить на мелочи ту небольшую сумму в валюте, которую нам выдавали. Это было всего двадцать пять процентов от заработной платы, но за два рейса можно было скопить что-то на подарок сестре.
   Аккуратные, в черных костюмах и белых перчатках японские грузчики без перекуров, как роботы, разгрузили и загрузили багаж, еще раз мы отвезли и привезли в Иокогаму пассажиров, и я ступила, наконец, на японскую землю.
   Это было еще и путешествие во времени. Мы отправились в увольнение, как положено по инструкции КГБ, втроем, ни минуты не отрываясь от группы. Витька-переводчик сначала шутил, чтобы я не забывала про свою азиатскую внешность и не потерялась среди местных, но потом, посмотрев на меня внимательно, сидя напротив в транспорте, сказал что-то нашему третьему.
   Я сидела среди японцев, а они разглядывали нас и смеялись. Как выяснилось, Витька обнаружил больше, чем десять отличий, и вообще, то, что я другая.
   На самом деле в стране высших достижений цивилизации девчонка из степей все равно выглядела дикой девчонкой из степей, все оставалось так же, как описывали Ильф и Петров в "Золотом Теленке" еще полвека назад.
   Да я и сама как будто чувствовала на себе невидимые рудименты, надо было срочно избавляться от них, мне хотелось сейчас же отмыться и даже побриться, настолько остро я ощутила свою дремучесть по сравнению с этими инопланетянами.
   Мои физиологические впечатления, конечно, были только отражением огромной разницы между представителями, в сущности, разных миров.
   Покупки приходилось делать в присутствии всей группы, поэтому Витька и Третий помогли мне с выбором, изящные белые туфельки невиданной красоты через три дня отправились в фанерной посылочке вместе с Жевательной Резинкой и японскими сувенирами от пассажиров прямо из Находки в Карагандинскую область и, о чудо! - прибыли в день выпускного, приведя в неописуемый восторг семью, друзей и всю школу.
   После практики я получила "красный" диплом и продолжила работу на "Железном Феликсе", потом на больших круизных лайнерах, познавая мир, людей, ассимилируясь под разные культуры, набирая бесценный профессиональный и человеческий опыт в экипажах, которые работали подобно швейцарским часам и даже лучше, потому что Виза и возможность работать за рубежом были большой привилегией и огромным счастьем.
   ФРАХТ
   А работа "во фрахте" была и вовсе невероятной для тех времен. Теплоход вместе с советским экипажем на полгода или год фрахтовала западная компания и с ее дирекцией мы ходили по Тихому океану в круизы с немецкими или австралийскими пассажирами, совсем не заходя в Союз.
   Мы же работали именно с английской Дирекцией круизов, под красным советским флагом возили австралийцев вдоль и поперек по всем островам и островочкам, смело бороздя воды самого большого океана планеты.
   Пассажиры, конечно, как и предполагал папа, все были капиталисты, а интрига была в том, что они, страшно боясь коммунизма, все-таки рисковали, отправлялись с нами в море. Во-первых, из-за самых низких цен, во-вторых, из любопытства, в третьих, из-за высокого сервиса, который выдавался на уровне даже выше пяти звезд.
   Все объяснялось просто, Союз тогда вел на всех морях коммерческую борьбу не только за грузовые, но и за пассажирские перевозки и демпинговал вовсю, а низкие цены очень нравятся пассажирам везде и во все времена.
   Все главные четыре пароходства Союза, как и четыре флота, были гигантскими империями, а страна сильной, реально могучей, и мы это чувствовали и в мире это все тоже чувствовали.
   С пассажирами работать было легко, праздничная атмосфера морского круиза, развлечения, шоу, первоклассная кухня, экскурсии в разных портах - все располагало их к хорошему настроению. Иногда "капиталисты" пытались поближе пообщаться с нашим загадочным и плохоговорящим по-английски экипажем, но мы были недоступны, так как КГБ было везде, а Выездная Виза только одна.
   Конечно, мы скучали по стране, дому, своим родным и новым друзьям, которые у нас были в пароходстве и ходили на разных судах по всему миру.
   Однажды мы вышли из Австралии, из Фримантла (Перт), а навстречу в открытом море шел другой наш теплоход, выполнявший регулярные рейсы Сингапур - Фримантл.
   Мы все, что называется, в едином порыве, выбежали на палубу и встали плечом к плечу по левому борту.
   Вдалеке показался белоснежный, знакомый и родной теплоход Туркмения, с такой же красной полосой на трубе. Мне нравится, что в английском однотипные пароходы называют систер-шип, то есть суда-сестры.
   Мы все замерли и напряженно вглядывались в темную полоску людей на борту Туркмении, где уж точно были наши знакомые и друзья, в любом случае - наши люди.
   Но расстояние было очень большим, а биноклей немного. Мы все стояли молча, на том и этом борту.
   И в момент, когда суда поравнялись, наш Феликс вдруг дал мощный гудок, мы все закричали - Ура! - а с Туркмении донесся такой же ответ и видно было, как оттуда нам машут советские моряки. Капиталистические пассажиры с интересом наблюдали за нами.
   Мы тоже все замахали, но очень быстро корабли разошлись, и мы отправились с честью выполнять свои работы и нести вахты. Меня наполняла гордость.
   ПАРТИЯ
   Чтобы стать настоящим примером для всех детей в семье, красного диплома простого училища было недостаточно.
   Нужно было двигаться в существующих условиях дальше и выше, чтобы родители не переживали за мой социальный статус, а это означало необходимость получения высшего образования и вступления в партию.
   Сначала была партия. Рабочий класс принимали охотно, в Парткоме Пароходства взрослые люди с интересом смотрели на смешную девчонку, которая была единственной казашкой-кандидатом среди десятков тысяч работников, в основном русских и украинцев, и хотели понять причины.
   Телега с колесами поддавливала, вот и вся причина была.
   Но на самом деле, когда меня спросили прямо, зачем я вступаю в партию, я сказала, вполне искренне, что мечтаю научиться здесь всему и потом у себя на родине наладить работу по сервису.
   На самом деле, я получила тогда профессию, которая потом всегда помогала мне в жизни, оказалась нужной людям. Мне хотелось привезти свой уникальный опыт в далекие степи, где испокон веков кушали просто руками и даже блюдо главное так называют - пять пальцев.
   Наша казахская культура кочевого народа, конечно же, сильно отличается от западной, кроме того, в советские времена считалось, что народу можно жить просто, без затей. Кажется, хорошего сервиса, как и секса, в стране, вообще, не было.
   Уже тогда я была далека от идеологии и политики, оставалась профессионалом, как и мой отец, для которого главное - хорошо делать свое Дело.
   В общем, взяли меня в коммунисты, тем более, что я была на самом деле активисткой, квнщицей, анукадевушкой и отлично работала.
   Теперь надо было поступить в ВУЗ. Помню, как мы, еще в училище, все с той же Валькой из Белгорода обсуждали свои планы.
   Мне очень хотелось в ДВГУ, в университет, на японское отделение. Тяга к языкам вызывалась тем мозговым объемом, что остался незагруженным родным казахским. Там всего лишь бессистемно болталось несколько сотен английских слов и выражений, собранных в школе, училище и на практике в разговорах с пассажирами.
   На самом деле наш родной язык - вселенная, которая вмещает всю культуру народа. У нас мало осталось видимых свидетелей истории - памятников архитектуры, книг, изобразительного искусства, но все это есть в богатейшем и красивом, поэтичном Казахском Слове.
   Как ничто другое, казахи ценят красивую речь, экспромт, и послушать искрометные выступления акынов едут за тридевять земель, как сейчас сказали бы, на фестивали музыкально-поэтической импровизации. Кстати, об этом очень хорошо и серьезно писал Зощенко.
   Вакуум, который не заполнился всем этим богатством, требовал своего, одного только русского языка мне не хватало.
   Но японский надо было учить на очном отделении, присутствовать на занятиях, и еще - нужны были деньги... Я помню тот момент и выбор, который был сделан под давлением обстоятельств.
   Филиал Плехановского института во Владивостоке - по специальности, без конкурса и с возможностью зарабатывать в море.
   ***
   Бороздя волны морей и океанов планеты, за два года я уже и забыла, чему учили в школе, и для поступления была вызвана умная свеженькая Айжанка, которая за меня сдала математику и химию. Благо, физиономии у нас похожие, и никто не заметил подмены.
   Я посчитала это вполне справедливым, то есть, я могла бы и сама все сдать, но не хотелось рисковать и терять год. Было понятно, что не все сами поступают в вузы в нашей стране. А уж у нас в Казахстане я была точно - достойней многих, но не поступила и все из-за отсутствия на тот момент связей.
   Мы никогда об этом не рассказывали. Зато учиться пришлось очень серьезно. Преподаватели российской школы были строги и требовательны. Чтобы сдать одну только физколлоидную химию, пришлось ходить восемь раз, пока доцент не убедилась, что я точно знаю предмет, и поставила мне законный "удовл".
   Когда Айжанка приехала, мне приходилось закрывать ее дома на ключ, так как ей проходу не давали молодые люди. Еще бы - такая фигуристая, яркая мулатка, юная, интеллигентная... Я отвечала за нее перед родителями и поэтому прятала от местных крутых парней.
   Кстати, мной никто вообще не интересовался, как и было договорено той памятной ночью об условиях рождения Дияра. Я оставалась как бы большой полненькой пионеркой, этаким неуклюжим переростком, не хватало только красного галстука. Это продолжалось ровно пять лет по договору.
   Потом появился парень, постарше меня, тоже моряк, но из местных. Его отличала бешеная популярность вообще, и у слабого пола особенно, в связи с постоянным присутствием в его "дипломате" пачек наличных денег и возможностью тратить их в ресторанах на всю компанию, которая бодро его поддерживала и неотступно сопровождала повсюду.
   Уж и не знаю, откуда все это у него было, но одет он был всегда супер модно, со вкусом, не каждой женщине это удается и сейчас. Жизненные принципы были просты - не заморачиваться, жить весело, на широкую ногу, иметь много денег, связей, друзей. Между тем он поучительно говаривал мне - "Запомни. Все люди - свиньи, а все бабы - дуры". Конечно, не мой это был человек.
   Мне льстило только, что он популярен и при деньгах, а в целом, все было чуждо, и я не представляла себе наших будущих детей. Просто не могла вообразить, что в этом постоянном вертепе могут появиться чистые существа и будут пытаться расти в атмосфере вечной тусы.
   Мои представления о семье и воспитании детей были казахскими, и слава Аллаху! Вот уж в этом мои соплеменники всегда были на высоте, именно это отношение к детям и доброта позволили в военные годы принять в свои семьи и выкормить не только высланных в Казахстан детей, но и целые народности, которые счастливо живут под нашим небом до сих пор.
   В Алматы, в Национальном музее, в разделе кавказских народов у входа есть книга и в ней стихи поэта о кавказских горах, которые были этим народам Отцом, и казахской степи, которая стала им Матерью. Их написал поэт-горец в благодарность казахам за приют в тяжелые годы сталинских репрессий.
   Поэтому, когда я встретила своего будущего мужа, Георгия, свою настоящую любовь, то сразу же увидела, какие у нас будут дети, и поняла, что расти они будут на моей родине.
  
   АЙЖАНА
   Кроме кудрявых волос, яркой, какой-то марокканской красоты, врожденного вкуса, выдающихся музыкальных способностей от мамы Айжане достался еще и найманский характер от папы. Справедливости ради, надо сказать, что его с лихвой хватило и всем остальным детям.
   Казахи, как известно, делятся на три Жуза, внутри которых существуют многочисленные подразделения, роды и кланы.
   Все наши предки по папиной линии были найманами. Это племя бесстрашных воинов и поэтов, чьи славные гены преспокойно передались и по женской линии, что всю жизнь проявляется у всех наших девчонок, вне зависимости от разбавления русской ли, татарской, еврейской ли кровью. Кстати, доказано, что все современные люди произошли от одной прародительницы Евы. Почему-то ученые упоминают только ее. Так кто же важнее для продолжения рода?..
   И если умение владеть словом всегда помогает нам в жизни, то уж первое - воинственность и несгибаемость...
   Есть анекдот про казаха, стоящего в очереди в к Аллаху. Предыдущего спросили
   - Как жил?
   - Учился, работал, женился на найманке..
   - Все, в рай, - сказал Аллах.
   - Я тоже учился, работал и два, два раза был женат на найманках - схитрил следующий.
   - В ад.
   - О Всевышний, будь же справедлив, ведь я не один, а целых два раза их терпел!
   - Ну вот, все правильно. После такой жизни тебе ад раем покажется.
   В общем, темпераменты у всех нас, мягко говоря, холеричные. Надо признаться, что резкость, агрессивность, выскакивающие, как чертики из табакерки, причем часто не по делу, возникающие на пустом месте, сильно мешают мне жить до сих пор.
   И я интуитивно всегда ищу себе друзей с мягким, спокойным характером, терпимых и понимающих.
   А наша красавица Айжана, которая до сих пор волнует воображение мужчин, как-то непродуманно и быстро вышла замуж за человека точно такого же темперамента, как и у нее самой.
   Но если в моем случае модель отношений папы с мамой сработала полностью, у Айжаны только первая часть.
   Основой отношений родителей является любовь, абсолютная преданность и верность на всю жизнь, а вторая составляющая - дополнение противоположных характеров друг друга.
   Айжанка честно и ответственно выполняла заложенные с детства семейные правила. По-другому даже и не представляла себе жизни. Родила двух детей, все время работала. Но какое-то глубинное несоответствие между ней и Айдосом так и не позволило им остаться вместе, несмотря на двадцать пять лет совместной жизни.
   Конечно, сегодня каждый второй брак распадается, но нам, выросшим в семье, исключающей предательство, это очень трудно было пережить.
   Семья Айдоса была тоже с традициями и устоями, но что-то произошло между сватами еще на свадьбе.
   Мама очень любила Айжану, как-то особенно нежно к ней относилась. И когда мать Айдоса упрекнула ее при всех за то, что у Айжаны чувствуется русское воспитание, стало понятно, что это люди совсем нам чуждые, для которых какие-то условности и мелочи в виде, например, неношения платка на кухне, выше самоотверженности и подвига, который совершила мама, воспитав нас как родных детей.
   Упрек в неказахском воспитании был больше к папе. Ведь как мужчина, именно он отвечает за все в семье. И раз уж женился на русской, то и получай. Надо было жену не только к традициям приучить, что он, в общем-то, и сделал, но еще научить ее и детей говорить на казахском.
   Вот тут-то и вышла промашка - как стало очевидно, казахский надо бы знать всем гражданам теперь суверенного государства.
   А мы выросли в советское время, когда для успеха надо было в совершенстве владеть русским, потом, из-за перестройки, английским. И вот пришло время всем нам говорить на казахском языке, почти утерянном, но, безусловно, самом родном и самом трудном.
   Ведь если акцент мне простят и в русском, и в моем несовершенном английском, то на казахском я вдруг должна заговорить идеально. Сколько раз уже я пыталась начать, но первые же звуки, произнесенные с искажением, тут же улавливались особо чутким к слову казахским ухом и отторгались им подобно скрежету металла о стекло.
   Наша русская мама была лишена способности к языкам, также, как бывают люди без музыкального слуха. Они могут любить музыку и быть тонкими ценителями, но никогда не пропеть ни одной верной ноты.
   То же самое было и с мамой. Она прекрасно понимает самую быструю и утонченную казахскую речь. Когда отец принимал дома солидных мужчин, тоже руководителей предприятий, мама всегда подавала им бешбармак, скромно и молча наливала чай и только иногда позволяла себе по-русски что-то вставить в казахский разговор, который прекрасно понимала.
   Когда папа что-то приукрашивал, она говорила, шутя, - нет, Алтынов, не так было, - и уточняла какие-то детали его рассказа. Это умиляло друзей отца, ведь было ясно, что Галя все понимает, тем более, ведет себя тактично, как подобает, и уж казахская еда у нее была исключительно вкусной.
   Но дети никогда не слышали ни одного казахского слова из ее уст. Так что кроме компартии все это определило наше полное переключение на великий и могучий русский язык. Так получилось, и не надо тут никого винить.
   Просто теперь нам всем надо постараться - кому-то выучить родной казахский язык, а кому-то потерпеть ошибки и акцент тех, кто вновь обретает свою языковую родину. И помочь.
   ***
   Так и жила моя любимая Айжана много лет в чужом городе, с человеком, который мыслил другими категориями, в отличие от нее, умел считать деньги, что в целом неплохо, копить их, и совсем уж не был самоотверженным. В чужой семье, которая и через двадцать пять лет так и осталась чужой.
   А наши романтики-родители всегда готовы поделиться всем, они щедры и душой и хлебом. Денег не считали и не копили, жили просто. Повсюду, куда забрасывала судьба, у них возникал круг добрых друзей, соседей, с которыми отмечали праздники, дни рождения, ездили на природу. И через много лет до сих пор люди присылают им подарки, звонят и зовут в гости в самые дальние края.
   Мы никогда в детстве не слышали, чтобы папа, рассказывая о ком-то, давал оценку его материального состояния. Единственной высокой похвалой в устах отца было слово "человек". Он говорил - Вот это Человек! - и было понятно, что с большой буквы.
   Раньше мне казалось, что папа бессребреник от коммунизма. Но однажды я услышала от таксиста, который чуть не высадил меня из машины за незнание родного языка, что казахи никогда не придавали большого значения золоту.
   Я удивилась, но он сказал: "Вот если бы вы могли читать или слышать в подлиннике народные легенды, песни, вообще, знали бы философию степняков, вы бы устыдились за всех нас, современных казахов, ослепленных золотой лихорадкой каких-то дутых миллионов, затмевающих все умы в последнее время. У нас всегда были высокие идеалы, ценились смелость, честность, преданность своей земле и народу. Никогда прежде наш народ не был таким мелочным, продажным и глупым!"
   Чтож, таксисты у нас в городе встречаются образованные, иногда интересно их послушать. Как мне хочется знать свой язык, но только бы сразу во всем объеме!
   В другой раз в такси я пообщалась с оралманом, едва говорящим по-русски. Так называют казахов, родившихся за рубежом и вернувшихся на родину. Мне пришлось пальцем показывать ему, куда ехать, и я спросила, откуда он.
   - Мен Кытайга келемын.
   - Сен казах и там родились? - помогая себе руками, пыталась я поговорить.
   - Ия.
   - Там плохо? Кытай жаксы емес?
   - Жок, оте жаксы.
   - Там есть для вас работа? Кытайга жумыс бар?
   - Ия, уй бар, жумыс бар, айель, балалар бар.
   - А здесь что есть? Алматыда не бар?
   - Иштене жок. Такси работаем.
   - Аель как, балалар? Надо вместе! Сен сенын айель бырак керек!- махала я руками, соединяя их у сердца для большей убедительности.
   - Потом приедет. Келед.
   - А почему вы хотите назад? Вы там привыкли, все есть...Кытайга сызге бяры бар...
   - Понимаешь, быз казактар, мы казахи...Как тебе объяснить...Не могу сказать... - показывал на сердце таксист-оралман.
   - Sorry, мен казакша сойлемейм. Понимаешь, мама орыс. Мен казак. Сойлемейм, к сожалению...Блин, так жалко, сказать не могу! Как тебе сказать, я тебя понимаю.
   И тут я вспомнила казахскую поговорку из книги "Аз и я" Олжаса Сулейменова, что знала со школы:
   - "Ботен елде султан болганша оз елинде ултан бол - чем быть султаном в чужой стране, лучше быть нищим на родной земле".
   - Удачи тебе! Понимаешь, good luck? Желаю тебе всего хорошего, казах! Казак Казакстанга - жаксы!
   Будь счастливым на своей земле!
   ***
   И еще семье Айдоса было невыносимо видеть ежедневно яркость, некоторую экстравагантность и артистизм, которые Айжана привносила во все, что делала.
   Это воспринималось как нескромность и недопустимая вольность. Они так и звали ее - Артистка...
   Это снова было противоречием между творческим началом и обыденной реальностью.
   Когда и где пролегает та граница, решение остаться в нормальности, а не рисковать, не делать резких движений и самосохраниться, выбор нести крест обычной посредственности, а не вызывающей жизни звезды?..
   Ну и, конечно, всякое несоответствие приводит к конфликту. Неповиновение наказывается более сильной стороной, и бои, которые происходили на глазах детей, вряд ли не оставят свой след в поколениях.
   В таких случаях лучше было сразу развестись, но ради детей женщины часто терпят. Да и ради любви, как известно.
   Мама всегда говорила - оставьте их, не зовите Айжанку обратно, она любит мужа и будет с ним. Как! - негодовала я - наша гордая, красивая, умная сестра не должна терпеть унижений даже во имя сохранения семьи! Кошмар! Дома ее на руках носили, мама, ты так ее берегла, для кого? Для чего?
   Но Айжана имела выносливый найманский характер и достаточно сил, чтобы верить - любовь и терпение могут все преодолеть.
   Не знаю, какой на самом деле была та самая личная часть жизни Айжаны, их истинные отношения с Айдосом, об этом всегда знают только двое. Мне она всегда говорила, что жалеет мужа.
   Старший брат Айдоса работал где-то в Правительстве, его устойчивые положение и связи поддерживали всех многочисленных родственников, которые, как у нас принято, обычно гроздьями висят на тех, кто пробился наверх.
   Так что терпеть было нужно для детей, да и любовь...Но Айдос подал на развод, быстро женился на другой, причем русской, Айжанка же при всей своей красоте, как и миллионы женщин в подобной ситуации, не может пойти в своих отношениях с мужчинами дальше флирта, боясь показать свою израненную душу, всю искореженную годами ненормальных отношений.
   Горько сознавать, что так прошло двадцать пять лет, связи с семьей мужа Айжан теперь не поддерживает, их дети тоже. А ведь семья Айжаны всегда надеялась на того доброго дядю...
   Как описать твою жизнь, моя любимая сестра? Была девушка с потенциалом звезды, но выбрала обычный путь - вышла замуж, родила и вырастила двоих детей, в течении четверти века на твоем красивом лице появлялись синяки от рук их отца, человека, которого ты любила. Вот и все. Теперь ты свободна.
   Смогу ли я когда-нибудь сказать - моя сестра счастлива?
   Когда и как происходит момент выбора пути? Может, сбой пошел, когда в поисках талантов в нашу школу приехали преподаватели из республиканского музыкального училища и, обнаружив удивительные способности, уговаривали родителей отдать нас, особенно Айжанку, но они решили не отпускать детей из семьи?
   Папа только создал для нас нормальные условия, настоящий дом и тепло, что всегда ценил выше всего, да и не хотел он, чтобы кто-то сказал, будто он с молодой женой избавился от детей, отправив их в интернат.
   Получается, что условности с тех пор мешали Айжанке. Всю жизнь она пыталась соответствовать нормам, приличиям. Может, ошибка именно в этом? Не надо наступать на горло песне! Родная мама оставила нам в наследство музыкальный дар, а мы так и не открыли его миру. А ведь мы помнили, как она говорила: "Девочки мои, вы талантливы и будете лучшими! Алла - скрипачкой, Айжана - пианисткой, вы прославитесь на весь мир!"
   Может, в этой нереализованности скрыты все причины несоответствий в жизни моих сестер и особенно Айжаны, которая в первые годы своего замужества даже держала в тайнике какой-то страшный яд и была готова принять его в невыносимые моменты жизни. И только дети и ответственность останавливали ее. И, наверно, любовь. И привычка к мучительному состоянию.
   В известном итальянском фильме один герой спрашивает другого - Как ты думаешь, может, Дездемона хотела быть задушенной?
   (Вот недавно я сообщила Айжане, что Айдос уже три месяца сидит без работы, голос ее по телефону дрожал. Было плохо слышно, и она переспрашивала - "Что, что с ним?!! Как ты сказала?!! Да ты что!" - этот голос с материнской тревогой и заботой спрашивал о родном человеке...)
   Как определяется судьба человека? В какой момент чистое создание вдруг теряет ту серебряную нить, которая ведет его с рождения? Боясь за себя, глядя на сестер, потерявших, наверно тогда, вместе с родной мамой, этот баланс, эту главную ось гармонии, что и повлекло все наши уходы в иррациональное, я хочу сказать - Люди! Не бойтесь проявлять себя творчески, не бойтесь быть счастливыми, раскрывайте таланты, созидайте, иначе нереализованное станет разрушать.
   Говорят, что испытания даются для очищения и обучения. Надеюсь, что она научится быть свободной, не захочет быть задушенной, и пропоет миру песню своего счастья.
   Как сказал мой папа, наконец-то теперь, когда надеяться не на кого, и они свободны, Айдар, уже совсем взрослый сын Айжан, стал больше похож на Человека. А то был, "как прижатый кристалл". Это геологическое сравнение точно показывает суть ситуации затяжной, как сотни миллионов лет, формирующих земные породы.
   И еще я часто думаю о том, как неравномерно распределяется между детьми какой-то общий, отпущенный свыше на каждую семью потенциал успеха, счастья. Одному достается все, а другие остаются подобием, зачастую слабым. Айжане было дано много, ей бы только немножко удачи...
   МОЛОКО ДЛЯ МАРИНЫ
   Айжана и папа с детства были самыми моими близкими людьми, и я убедилась в силе крови еще раз, когда сама находилась почти у края.
   Когда я родила свою жданную доченьку Маринку, оказалось, что стафилококк, которым были заражены тогда все роддома, проник в наши с ней организмы, и я слегла с маститом. Двадцать дней в горячке я пыталась перебороть его народными средствами, наивно прикладывая к груди капустные листы, страшно боясь операции. Ведь в те времена с обезболивающими было напряженно и почему-то считалось, что лучше все перетерпеть естественным путем. Да и вообще - для молодой женщины это было ...
   Айжанка приехала на помощь сразу со своим двухлетним сыночком Айдаром, да так и прожила у нас почти месяц, делала все по дому, ухаживала за мной и новорожденной, а по ночам помогала мне сцеживать зеленый гной, не решаясь сказать о необходимости идти к врачу.
   Меня уже просто шатало при каждом шаге, морозило и однажды, когда я взяла пиджак, чтобы согреться, возмущенно спросила - Кто положил в карманы камни? - таким тяжелым он мне показался.
   Там были бумажные салфетки... Это называется, кажется - уже тянуло к земле.
   Но я все еще надеялась на чудо. И вот однажды перед сном я увидела Айжанку, сидящую на расстеленной на полу постели, где они с Айдарчиком спали уже почти месяц, и два мокрых пятна на ее ночной рубашке.
   Айжанка растерянно рассматривала свою грудь, из которой сочилась жидкость...
   И это было молоко. Оно появилось у нее для малышки, которую она нянчила, и мать которой, как уже просигнализировала природа, скоро оставит ее на попечении родственников...
   Это потрясающая картина до сих пор ясно во всех деталях живет в моей памяти, чтобы хранить и передавать детям и внукам ту простую истину, что родная кровь значит очень много, если даже мы этого и не осознаем. И что она, часто без нашего ведома, сама подстрахует нас, если нужно, где-то подскажет, и обеспечит все для продолжения рода человеческого.
   Первого января папа волевым решением выслал за нами маму, и мы отправились на партийной черной Волге за триста километров в родительский дом, где меня ждало спасение.
   Всю дорогу меня морозило, и печку врубили, чтобы только я доехала живой, вся укутанная в шали и шубы. Мы приехали поздно, но папин знакомый хирург уже ждал, и боялся оставить меня до утра, так как промедление могло закончиться прорывом вовнутрь, и под новокаином, который совсем не действовал, он вычистил все, что я накопила, и страшные муки были мне наказанием за грехи.
   ***
   ГРЕХИ
   Какие уж такие великие грехи могли быть у молодой женщины, матери, которая просто жила и хотела жить хорошо?
   А вот это самое хотение всего. Наверно, жажда жизни до алчности и присвоения того, что нравится, собственнические инстинкты, перехлестывающие через край.
   А чем еще объяснить безумную ревность, которую в течение почти десяти лет терпел мой муж, добрый спокойный русский человек, терзаемый моими азиатскими страстями и любовью?
   В моем сознании он был собственностью, как бы неотрывной моей частью, и только спустя лет десять, уже после рождения дочки, когда жизнь в стране начала перестраиваться с советской на непонятно какую, потрясла и разрушила все старые устои общества и заставила меня думать о выживании семьи, я поняла, что рядом преданный, верный, надежный друг, замечательный человек, кстати, имеющий право на счастье, как и каждый из нас, кто оказался на этой планете, и кому дано вкусить в этой жизни всего сполна.
   Но первым грехом было то, что мы страстно влюбились, а у него совсем недавно родилась дочка. Говоря об этом, мы плакали, прижавшись друг к другу, не зная, что нам дальше делать.
   Это была история, каких миллионы - свободная любовь в семидесятых годах с запада распространилась и на нашу молодежь, мы также хиповали, были дерзкими и независимыми.
   Может, именно это и унесло нас в тихоокеанские просторы, где на белых теплоходах сотни парней и девчонок вдали от родителей, суровой страны, только под присмотром помполита и ответственностью капитана, весело работали и наслаждались всеми запретными плодами загнивающей заграницы, начиная с жевательной резинки, которой не было в Союзе как буржуазной и враждебной, роком и джазом, еще более гонимых партией, и свободой отношений.
   Вот так и получались цветы любви, нежданные плоды этих легких необязывавших притяжений и соприкосновений друг с другом, как дым, улетучивавшихся наутро, и возникавших вечером уже совсем к другому объекту.
   Но ему пришлось жениться, ради ребенка. И потом помогать всю жизнь.
   Наша любовь была сильной, и нам уже совсем не хотелось никаких экспериментов, никаких проявлений любви всех ко всем без разбора. Мы очень любили только друг друга. По-настоящему, и это длится всю жизнь.
   Мы поженились через год, просто, в присутствии двоих друзей-свидетелей, и ушли в круиз "Из зимы в лето". Мои родители, получив телеграмму о том, что могут нас поздравить, обиделись. У нас принято пышно отмечать все подобные события, но мы как-то всю жизнь обходимся без этих условностей и, честно говоря, счастливы.
   Мама Геры все поняла, приняла и обняла нас, когда мы вошли в двери их дома в Нижнем Новгороде. Тогда я поняла, что порядочность происходит в первую очередь именно от слова порядок. Порядок был в их дедах, словах, сердцах и мыслях.
   В доме была мягкая, нежная атмосфера, в нем хранились и столетний сарафан, не потерявший яркости красок, и самовар, подаренный царицей кому-то из прадедушек Геры за выдающиеся успехи в учебе, и много рукоделия, кружев и вязания. И хрустящая накрахмаленная постель пахла прозрачной свежестью.
   Гера рано потерял отца, может, поэтому так трепетно он любит моего, теперь ставшего уже нашим общим.
   Родственники Геры хорошо приняли меня, а дядя смешно и необидно называл меня мангуткой. В общем, все убеждало меня, что я сделала правильный выбор.
   Много лет спустя, дядя Азиз, когда-то пугавший меня русским замужеством, сказал: "Самая большая твоя удача в жизни - это то, что ты встретила Геру".
  
   В большом портовом городе жизнь была такой стремительной, моряки приходили и снова уходили в море, подобно броуновским частицам перемещаясь по мировому пространству, что особенно обостряло ценность проведенных вместе минут.
   Тем более, что нам тогда уже не разрешали работать вместе на одном теплоходе. Во-первых, такими и по сей день бывают правила в транспортных компаниях из этических соображений, а во-вторых, КГБ опасалось, что молодежь, соблазнившись внешней привлекательностью зарубежья, убежит на ПМЖ, и не дай Бог, пожалуется на плохую жизнь на родине, попросит убежища.
   Так, например, сделала девчонка из Черноморского пароходства. Ее подговорил фотограф из Австралии, и на выходе корабля из знаменитой бухты Сиднея она выпрыгнула с борта, доплыла до берега, где ее уже ждал этот искуситель и порножурнал, в котором потом под недолгий интерес прессы публиковались ее фото.
   Наверно, партия правильно оберегала наших наивных девчонок от жестокости заграничной жизни - ну, другие мы, и там мы, как просто хорошие девочки, им не нужны - без английского, западных дипломов и главное, других мозгов. Тем более, душа не нужна. Только как плоть нужны.
   Сегодня все это превратилось в настоящую работорговлю, и защитить наших девочек просто невозможно. Они, как овцы, идут на заклание, порой даже осознанно. И каждая в душе все-таки надеется, что именно ей повезет.
   Так вот, нас с мужем теперь направляли на разные теплоходы, ведь в случае побега одного, можно было удержать другого, а значит сразу же отсечь мысли о жизни в другой стране.
   А мы дышать не могли друг без друга. Если хоть два дня не было радиограммы от него, я уже не могла ни с кем разговаривать, готовая заплакать в любой момент. Меня отправили в круизы по Тихому океану с нашими туристами.
   Капитан, как часто пишут о них, был славный малый, но воспылал ко мне интересом, я думаю, как к "новой корове", и постоянно выражал эту свою заинтересованность, на глазах у всего экипажа слишком часто посещая музыкальный салон, где я работала, даря мне цветы и фрукты, которые ему приносили разные фирмы, общества дружбы и поставщики в каждом порту.
   Я же была с любимым всеми мыслями и, разумеется, не реагировала на призывы, стараясь избегать "мастера"* (капитана). И вот однажды он использовал запрещенный ход. В круизе была группа из Армении. Ярче, веселей, организованней и приятней людей не было на борту ни до, ни после. Ну, может быть, только эстонцы.
   Разные регионы Советского Союза направляли в такие круизы туристические группы, обычно состоящие из партийной, комсомольской элиты, их родственников, торговых работников. Два-три пролетария и колхозника дополняли картину и обеспечивали нормальную отчетность перед верхами.
   Руководителем армянской группы была роскошная дама, Сусанна Менторовна, вся в бриллиантах и сопровождении двух молодых людей, которые, как пажи, следовали за ней, выполняя все поручения и предугадывая желания.
   Обычно каждый круизный день распределялся между группами для презентации своей республики, области или мегаполиса. Группа готовила самодеятельный вечерний концерт в музыкальном салоне, а также кому-то из знатоков кухни разрешалось помочь на камбузе поварам в приготовлении национальных блюд, впрочем, наши коки и сами могли все - таких универсалов теперь поискать.
   Армяне с утра разместились в радиорубке, объявив на весь пароход "День армянского радио". В администраторской был помещен ящик для вопросов армянскому радио, на которые весь день они отвечали со своим бесподобным акцентом и юмором.
   Пассажиры уже с утра почувствовали веселую волну, а вечером всех ожидало грандиозное шоу с историей от Ноева ковчега, взятия Берлина плечом к плечу с другими народами до настоящего счастливого времени, хоровые народные песни, танцы, юмор и всеобщая дегустация лучшего армянского конька.
   Кто плавал, тот знает неподражаемую атмосферу морского круиза, этого вечного праздника, романтичного и чарующего, но тот вечер был особенным. Армяне "укатали" всех, и в конце вечера два пажа подошли ко мне и сказали, что приглашают меня вместе с их руководителем к капитану на афтепати.
   Пришлось идти, но это был хитрый ход старого морского волка. Когда мы немного посидели у него, попив наилучшего из армянских коньяков, пажи с Сусанной незаметно удалились, оставив девушку на растерзание.
   То была ловушка. Холод, объявший меня, я помню до сих пор. Внутри меня громко и часто билось сердце, принадлежащее любимому, я вся сжалась, следя за маневрами сладострастного капитана. И тут я увидела фруктовый нож. Незаметно спрятав его в руке, я ждала, продолжая вести как бы светскую беседу, стараясь соблюсти благопристойность в щекотливой ситуации. Но тут уже он подсел совсем близко и перешел к действиям.
   Я взмолилась, просила отпустить меня, но он был настойчив, и попытался меня поцеловать. Холод, порожденный моим ужасом, наверно обжег его губы. Не знаю, что именно послужило моему освобождению - то ли этот ледяной поцелуй, то ли мои признания в любви к другому человеку, то ли ножичек, наивно пущенный в ход, как доказательство решимости перерезать себе вены, то ли просто его усталость от жизни и коньяков, но он вдруг как-то сомлел и почти уснул, выпустив меня из объятий.
   А может, притворился, решив не связываться с бешеной азиаткой, но с тех пор мы стали большими друзьями. Он лично приносил мне радиограммы от любимого, следил за моим настроением и поднимал его, по-прежнему, цветами и фруктами. А если радиограммы не было уже вечность - целых три дня, подбадривал меня и, шутя, обещал, что я тоже легко найду другого.
   Честно говоря, потом он совсем забаловал меня, как добрый папочка. И когда мы с мужем уже решительно стали собираться к отъезду в Казахстан, уже он умолял меня одуматься, остаться, обещал, что вместе будем получать новый белый теплоход в Германии. "Что ты будешь делать в своей Тмутаракани?- спрашивал он серьезно, - там ведь у вас голая степь!"
   Интересно, как бы все сложилось, останься мы на Дальнем Востоке?..
   Наверно, мои прекрасные отношения с отцом стали для меня моделью на будущее, и именно она, как мое глубинное убеждение о достойном поведении настоящего мужчины, встала психологическим щитом в случае с капитаном, а потом вызвала его заботу, понимание и защитила девочку в критический момент. Отцы! Вы ответственны за то, как ваши дочери построят свои отношения с мужчинами! Спасибо тебе, папочка! Жаль, что у нас пока не дают Орден Отец-Герой, как в России...
   А вообще, жизнь капитана дальнего плавания, особенно на пассажирском круизном лайнере, кроме огромной ответственности за жизни тысяч людей и целый плавучий город не была лишена и весьма приятных сторон.
   Ведь кроме постоянно обновляющегося штата морских стюардесс, которыми были сплошь молодые здоровые, зачастую дерзкие и игривые, девчонки со всех концов Союза, на борту оказывались и очень интересные пассажирки. И уж кто как не капитан привлекает в первую очередь внимание романтических особ! Стать подругой капитана было совсем неплохо, и для многих это даже была бы честь. Ведь столько привилегий сразу можно получить!
   Например, моя подруга Вожжина Наташка частенько пользовалась расположением капитана. Она была ладной, кудрявой бестией с аппетитными пышненькими формами, от которых мужчины просто млели. Авантюрный характер, присущий в какой-то степени всем, кто оказался на море, был в ней определяем невооруженным глазом. Черные блестящие глаза, алые губки с манящей полуулыбкой и вся ее мягкая кошачья повадка говорили о неукротимой тяге к любовным похождениям.
   Официально Вожжина встречалась с поваром Серегой, классным парнем, но недостаточно остреньким и скучно хорошим, чтобы Наташка смиренно ждала встречи с ним при совпадении расписаний пароходов и одновременной стоянке во Владике. Это бывало очень редко, поэтому моя темпераментная подруга часто являлась под утро в каюту совсем пьяненькой, бормоча под нос - все равно я Серегу люблю! - и заваливалась спать.
   Однажды на стоянке в японском порту капитан встретился со своим однокашником, тоже капитаном стоящего рядом грузового судна. Там было пять женщин на примерно сорок членов экипажа. Столько женской красоты и выбора, как на "пассажирах", он давно не видел и просто обалдел. И когда по долгу службы Наташка занесла в капитанскую каюту коньячок и все, что к нему полагается для встречи старых друзей, "сухогрузник" не устоял, и она, конечно, тоже не устояла.
   Утром на посадке, когда организованные японцы, свеженькие, как огурчики, радостные и возбужденные перед морским путешествием и знакомством с такой загадочной и любимой ими русской культурой, рассыпались по теплоходу искать свои каюты, из одной на них выскочили взъерошенные и помятые Вожжина с "однокашником", и, дыша перегаром на пассажиров первого класса, помчались каждый по своим делам - Наташка на работу, а капитан на свой сухогруз, с которым мы больше и не встречались ни в одном порту.
   Конечно, если бы это случилось с рядовыми членами экипажа, шум мог быть большой, все-таки рейс с интуристами, "облико морале" и все такое, но общение с капитанами многое позволяет. Так Наташка при возникновении любых сложностей всегда была под защитой. А позже вышла замуж за какого-то большого начальника из Краевого руководства, растолстела и жила счастливо.
   У меня же с командным составом складывались отношения другого типа. Я была коммунисткой, общественницей, вечно устраивала представления, КВНы, розыгрыши. И однажды на островах Новые Гебриды капитан, старший помощник и помполит пригласили меня поехать с ними на прогулку. Они взяли напрокат автомобиль, и на глазах удивленного экипажа я отправилась гулять с этими крутыми парнями. Уж и не знаю, что там все подумали, но я была наверно интересна все-таки как нормальный интеллектуальный человек.
   Действительно, огромный объем мировой литературы, которой я перечитала в школьные годы, на всю жизнь дал мне запас культуры и возможность поддерживать беседу на любом уровне.
   Мы ездили по острову, французской колонии, потом на берегу устроили пикник, говорили о никеле, который там добывали, обычаях аборигенов, природе, а я вдруг вспомнила "Сказки и мифы народов Океании" - книгу, довольно большую, которая невесть каким образом оказалась на книжной полке у нас дома в степном Казахстане. Мы читали ее в детстве и смеялись - такими примитивными казались эти сказки далеких народов по сравнению с арабскими, русскими и любыми другими.
   Вот ведь как неслучайно все бывает. Может, эта книга была предзнаком о том, что Океания станет мне такой близкой и привычной и что стоит внимательней отнестись к информации, которая дана в сказаниях, странных на первый взгляд. Теперь уже этой книги нет в библиотеке родителей, а жаль.
   Но это был один единственный случай, когда меня пригласили в такую поездку. Может, для отвода глаз, для отчетности партийной, как тех рабочих и колхозников в тургруппы за рубеж. В основном, конечно, комсостав ездил со своими реальными подругами.
   И два случая мне запомнились особенно.
   ***
   ИСПОЛЕНИЕ ЖЕЛАНИЙ
   Обычно в расписании были Сингапур, Гонконг, Токио, Фиджи, Бали, Тонга, а также маленькие порты на разных островках Тихого Океана, каждые два-три дня мы были в новом месте, через полмесяца возвращались в Сидней, перезагружались, и все было снова примерно так же с другими пассажирами.
   Но два порта были в нашем годичном расписании впервые и больше не повторялись - это Бангкок и Папаэте (Таити).
   Когда мы приближались к легендарным островам Таити, я от волнения не спала всю ночь и при первых лучах солнца побежала на верхнюю палубу, чтобы увидеть всю красоту этих мест, увековеченных Гогеном.
   Там уже прогуливались пассажиры, наверно, тоже романтики, приличные дедушки в шляпах и бабушки с сиренево-голубовато-седыми волосами, которые любили путешествовать на наших теплоходах.
   Я была одета в хиповые джинсы, индийскую рубашку-марлевку и укуталась от свежего утреннего ветра павлово-посадской шалью из нашего бортового магазина русских сувениров, она была с яркими крупными розами, напоминающими полинезийские батики, но только яркостью, конечно.
   Я мечтательно смотрела на фантастический пейзаж - справа и слева по курсу, почти вертикально, из воды вставали вулканические острова. Мы шли между ними, как через ворота. Яркие краски зари создавали картины, которые действительно волновали воображение. Солнце освещало розово-золотым высокие облака с востока, а к западу они темнели, вода была чистой и изумрудно-темного цвета.
   Мы шли прямо на восток к встающему из океана Солнцу. Я стояла одна, с восхищением и замиранием сердца смотрела и думала о том, как же далеко я нахожусь от своих степей, родных, ведь реально нас отделяло полземли. Ветер ласково развевал мою яркую шаль. Я распахнула руки как крылья!..
   Домой возвращаетесь? - услышала я старческий голос. На меня с умилением смотрела парочка пассажиров, и мне очень не хотелось их разочаровывать.
   Я кивнула, улыбнулась и снова воззрилась на окружающие красоты, но весь романтизм уже улетучился, и я едва сдерживала смех. "И с чего они взяли?- спрашивала я себя - Ну да, ведь цвет кожи такой же, пухленькая такая, что считается красивым в Полинезии, да и эти яркие батиковые розы... А то, что я из экипажа, не знают, ведь нас пятьсот человек на борту, мы сами не все знакомы, да пассажиров тысяча. Вот и подумали, что я местная. Вообще, что-то общее во внешности с полинезийцами у нас, наверно, есть...".
   Все было понятно. Но в Папаэте нас не пустили даже погулять. Помполит с парторгом объяснили, что порт очень дорогой, нашей месячной зарплаты - по 30 долларов на брата, не хватит здесь даже на две банки пива. Как-то не предполагалось, что людям может быть интересно посмотреть прославленные места, какие-то памятники. Все-таки я вышла и просто походила в порту. Правда, днем все выглядело обычно, как и на любом острове в Тихом океане.
   Зато Вожжина с КГБешником уехали кататься, и когда она вернулась пьяная на борт, все жаловалась, что этот дурак прижег ей сигаретой грудь. Правда, не нарочно - они там выпили, и в таком состоянии он ехал за рулем.
   Вот такие остались воспоминания о местах, которые и сегодня не каждый посетит. Уж слишком это далеко и по-прежнему дорого.
   В расписании рейсов на год Бангкок был тоже единственный раз. Сейчас вспоминать о том, что посещение этого города было таким эксклюзивом даже странно.
   Но в те времена разговоры о невиданной нашими моряками жемчужине Юго-Восточной Азии возбуждали большой ажиотаж, всем хотелось поехать на экскурсию, но мест было совсем мало.
   Обычно английская дирекция круизов в каждом порту предоставляла транспорт туристам, желающим поехать на экскурсию. Свободные места спокойно отдавались экипажу, но именно в этот раз почти все пассажиры должны были ехать. Дело в том, что подъем по реке гигантского лайнера до причала где-то рядом с городом был не меньше часа, а потом надо было добираться на автобусах примерно столько же.
   Так что мест оказалось всего пять, и, после бурных обсуждений в коллективе, все равно под давлением начальства достойными посетить лучший город региона были выбраны подруга капитана, подруга помполита, подруга старпома и еще двое - матрос и моторист.
   Я могла только мечтать об Изумрудном Будде. Помню, как было досадно и обидно. Я представляла, как интересно увидеть своими глазами Будду из настоящего изумруда! Ведь именно так нам потом рассказывали счастливые подруги комсостава.
   Но сильные желания всегда исполняются. Рано или поздно.
   И потом, через четверть века меня направили на работу в этот город, причем с представительской миссией, я прожила там чудесный год, узнала прекрасный народ, его историю и богатейшую культуру.
   В первый же день по прибытии я отправилась в Королевский дворец и поблагодарила небо в Храме Изумрудного Будды.
   ***
  
   РОДИНА. ВОЗВРАЩЕНИЕ
   Это было в августе, прошло семь лет, я ехала с моим Герой в Казахстан, и везла с собой самое дорогое - свою любовь, классную профессию, уникальный опыт и большое желание строить новую красивую жизнь для себя, своей семьи и вообще всех.
   Мы возвращались из красивого веселого мира, этого вечного фестиваля, овеянного морской романтикой, в суровый мир застойного социализма, где постоянный дефицит, а значит, нехватка чего-то, очереди за обычными вещами, были основным знаком повседневности, главным видимым отличием этих двух систем.
   Но мы уже знали тогда, что нехватка есть и в том, другом мире, и если присмотреться, можно легко разглядеть ее за фасадом всех городов мира, весело манящих огнями рекламы, обещающей все...
   В конце лета полупустыня Сары-Арка становится совсем выжженной и было тревожно, когда мы ехали к моим родителям через сотни километров от аэропорта в Жардем.
   Интересно, что мои предки всегда держали под контролем эти огромные пространства, не пуская сюда чужаков, воевали за свои степи с жестокими джунгарами, будто зная, что на самом деле в бесплодной на первый взгляд земле под пыльным верхним слоем хранятся бесценные запасы руд всех металлов? таблицы Менделеева и оберегали их для будущих поколений.
   Отец с детства учил нас видеть глубоко под поверхностью, мы знали родную землю, полную углем, нефтью и металлами, ее богатства виделись нам как в сказке о Каменном цветке.
   "Вы не представляете - это месторождение уникально, таких всего два в мире" - говорил нам отец, и мы гордились. Мы тоже верили в светлое будущее.
   Этот большой и серьезный мир металлургии, в котором жили родители и все папины друзья, был для нас загадкой, наша с мужем профессия была совсем другой, и мама шутила, что второстепенной. Теперь мы занимались организацией питания и снабжением горняков.
   Мы с Герой очень скучали по морю. По вечерам, глядя в темное окно на огоньки в далекой степи, мы вспоминали корабли на рейде, и вздыхали, крепко обняв друг друга...
   Когда родился наш сыночек, мама узнала об этом от своего начальника-казаха. Он спросил ее - "Галина Михайловна! Ты что сидишь? Беги, у тебя кобыла жеребенка принесла!" Мама не поняла, зачем ей бежать в степь и какая, вообще, кобыла, хоть и знала, что разговоры с женщинами, особенно уважаемыми, у казахов всегда очень деликатны и иносказательны, если касаются личного, или шутливы, но в любом случае - нет ничего, бьющего в лоб.
   - У вас жеребенок появился, беги скорей к Алтынову! - намекал начальник.
   Но это был ее первый Внук и первая весть о рождении. Она растерялась, ведь раньше она таких известий не получала. И тут она догадалась, подскочила и помчалась, плача от счастья, к отцу, а потом и в роддом.
   По дороге все спрашивали маму, в чем дело и удивлялись - радоваться надо! - а это было для нее событием, которое понимала и чувствовала только она одна, да еще папа мог разделить эти слезы счастья и гордости, этот их праздник и их торжество. Это был главный знак Жизни, которую они всегда берегли и умножали.
   Тем более, мальчик, которыми всегда гордятся в казахских семьях, значил очень много. Народ как будто знает об уменьшении игрек хромосом в роде человеческом и угрозе исчезновения мужской половины, что подтверждается последними исследованиями ученых.
   ***
   Вскоре счастливый случай помог и нам проявить свой профессионализм, мы очень пригодились областному руководству, когда в наши края приехал глава ЦК Казахстана - Кунаев. Он приветствовал всех нас, кто работал на стратегически важном производстве и привез рабочим в подарок возможность свободно купить автомобили в рассрочку и недорого.
   То, как мы организовали прием на правительственном уровне в бескрайних степях, удивило его свиту, и нас сразу пригласили работать в областной центр. Таким образом, нам от Кунаева достались квартира, признание и хорошая работа.
   ***
   МИРКА И ПОЛИТИКА
   Такого размаха противоположных качеств характера я пока не встречала ни в ком. Детская, почти младенческая непосредственность, наивность и доходящий до цинизма старческий скептицизм - это только две границы, но самые яркие и видимые окружающим, присущи моей лучшей подруге Мирке.
   Наверно то, что в ней еще запрятано, и привлекает так сильно, потому что эти торчащие у всех на виду гигантские выступы говорят об очень многом, как верхушка айсберга лишь обозначает глыбу "под черною водой".
   Так, ее сдержанность и истинная скромность могут быть признаками безудержной фантазии и мощной внутренней работы гениального мозга.
   Здесь, я думаю, надо снова сказать о проблеме самореализации. Как я уже говорила, все мы удерживаемся в рамках, и наш божественный потенциал истекает в ежесекундную работу по обеспечению норм, заказываемых обществом.
   Но настоящей второй половиной для нее стал супруг, Ернат, совершенно выдающийся человек, при рождении поцелованный Богом, просто герой нашего времени, первый сначала в бизнесе, потом в общественной жизни, а теперь видный в политике человек, способ мышления которого для меня всегда остается загадкой. Это какой-то другой вид разума, скорее всего, высший.
   Здесь переход за всякие рамки и правила вполне уместен и естественен. Политика! Как я от этого далека и как восхищаюсь Ернатом, который по-донкихотски все борется с этими мельницами, причем в нашей стране, где я побоялась издать даже эту невинную книжку!
   Смелость и бескомпромиссность, своя четкая политическая позиция уже много лет, неподкупность и постоянная открытая борьба с системой, разрушающей страну и загоняющей народ обратно в нищее средневековье, его новые созидательные идеи - вот за что Ерната любят и уважают люди.
   В этом проявляется тайный гений моей подруги, которая и является истинным вдохновением и источником силы для всех его достижений.
   Две противоположности...
   ***
   Прошло четыре года, и какое-то глобальное движение к изменениям начало происходить, увлекая в гигантскую воронку надвигающейся перестройки человеческие судьбы, выворачивая, как корни деревьев, устои семей, общества, опустошая селения.
   Мы работали не покладая рук, надеясь переехать в неприступную Алма-Ату, где жилье всегда было дорого. Именно в этот период, когда мы отправили летом своего Лешу к родителям, и произошел раскол в семье.
   Когда наш сын вернулся домой, почему-то исхудавший и запуганный, мы кое-как выяснили у него, что Дияр, к тому времени уже совершенно разбалованный отцом единственный сынок в семье, чем-то напугал Лешу. Да, дети бывают жестокими, но мальчишки особенно. Тот испуг остался у Леши еще надолго. Не знаю, прошел ли он вообще.
   Всякие игры в пытки и насилие были совсем чужды нашему мягкому хорошему мальчику, которому я, как когда-то папа, читала на ночь добрые сказки. Однажды мы читали Андерсена, муж пришел поздно и застал нас обоих в слезах. "Что случилось?" - заволновался он, а мы всхлипывали -"Русалочку жалко...".
   Дияр был испорченным ребенком, как в старой китайской притче...
   Чтобы отомстить обидчику, китайцы крали его ребенка, прятали и позволяли ему делать все, что угодно, кормили, поили и баловали, но главное, не учили, не воспитывали, и не давали работать, пока он не вырастет. Потом это аморфное существо привозили к воротам родного дома и оставляли. Все.
   В нашем случае отец все это сделал сам, сколько мы с сестрами ни возмущались, он отвечал только, что вы - девочки, а он - cын, продолжатель рода, значит все должны его уважать и баловать. Таков закон предков.
   И это был ответ тех сил, может быть, темных, с которыми я когда-то договаривалась о рождении сына для моего любимого отца.
   Может, это был урок, чтобы не лезть со своими желаниями и договорами в высший промысел? Вы просили? Вот и получите!
   Я уговорила мужа дать мне возможность разобраться, выехала к родителям в тот же день, добилась признания Дияра при маме, потом стала бить его, но было противно, мои руки были слабы, и я поняла, что мне уже не выбить все то, что заложено в эту голову безмерно любящим отцом, который позволял ему все. Я сказала, что не прощу Дияра и что теперь он для нас просто не существует.
   Я с ужасом думала о том, что же будет с ним дальше, ведь если человек способен обидеть младшего, не уважает старших, если нет для него ничего святого, то и родителей своих чтить он не будет. А за них я готова была сражаться хоть с целой армией.
   Мама ничего не сказала, отец пытался оправдать своего сына, я стояла за своего. И за родителей тоже. Но дальнейшие наши взаимодействия всегда исключали присутствия Дияра.
   Возможно, я надеялась, что хоть это станет постоянным сигналом, барьером для слепой родительской любви, ведущей нашего брата в никуда.
   ***
   Мы успели вырваться в Алма-Ату прямо до перестройки, сбылась мечта, достигнута цель, к которой мы шли много лет. Нас было уже четверо, наши Леша и Марина могли спокойно расти и учиться в одном из самых культурных городов мира.
   Они пошли в хорошую школу и росли, как мы когда-то, общаясь с семьей Карабаевых, и то особое излучение тети Гали, Галины Львовны, уже руководителя киностудии, которое привлекало к ней творческих людей, слегка коснулось и наших детей. Надеюсь, это повлияло на их чистые детские души, этот пример высокой русской и казахской, вообще, мультинациональной культуры, настоящей алма-атинской интеллигентности, сложившейся только в этом городе.
   А мне повезло работать рядом с Галиной Карабаевой, всегда окруженной интересными людьми, атмосферой, где рождались новые идеи. Мы вместе участвовали в общественном движении, плечом к плечу со всеми прогрессивными людьми республики.
   Возвращаясь из поездок по областям, где она встречалась с жителями, Галина Львовна потом рассказывала нам, какие замечательные люди живут в стране, и что теперь, когда есть свобода, мы можем сделать вместе очень много. "Я иногда чувствую, что ответственна за весь Казахстан" - сказала она мне однажды.
   Жаль, что разочарования и болезнь рано лишили всех нас ее искреннего и действенного участия в жизни страны. Радиационные облака были повинны в этом. Сначала мы все жили в зоне их появления, а потом она уже ездила в опасные регионы, в самые горячие точки, в эпицентры испытаний, защищая наш народ...
   ***
   Мы с мужем много работали, как всегда. По утрам семья собиралась на кухне, и однажды ранней осенью дети за завтраком увидели в окно, как к стайке голубей крадется огромный кот. Они замерли, перестав жевать свои бутерброды, и напряженно смотрели.
   - Я за кота! - задиристо сказал Леша Маринке.
   - А я за голубя - жалобно произнесла младшая сестренка.
   Все с волнением смотрели в окно. Кот прыгнул и схватил голубя за крыло, а тот стал отчаянно отбиваться от зверя. Сделать что-то было невозможно - секунды решали все. И в этот момент подъехала машина, из нее выскочила девчонка, махнула огромной бутылкой из-под колы, и голубь улетел вместе со всей стаей.
   Все вздохнули - кто с облегчением, а кто и с разочарованием. Ведь как говорил Заратустра, цель мужчины - игра, и в Лешином азарте проявилась мужская суть. А цель женщины - ребенок, сохранение, продление жизни, и Марина по-женски переживала за голубя. У нас росли будущие настоящие мужчина и женщина.
   Во многом они были уже самостоятельными, старались не загружать нас. И когда на работе коллега рассказала мне, что всю ночь не спала, как воевала с сыном из-за контурных карт и потом уже, как ни просила, не могла выманить его из ванной, где он закрылся и подозрительно затих, я помчалась домой с одной мыслью - узнать, как же дела у сына в школе.
   А был уже конец апреля. Я посадила Лешу напротив и сказала, что у меня серьезные вопросы. Мальчишка оробел от такой неожиданности.
   - Какие у тебя оценки за третью четверть?
   - Нормальные...
   -Так, что по математике? - преисполнившись родительской ответственностью, продолжала я допрос.
   - Четыре... По русскому четыре, по истории четыре...
   - Как это по истории четыре? Такой легкий предмет!!!
   - Ну, так получилась общая оценка за четверть...
   - А по географии?! - задала я вопрос, мучивший меня целый день.
   - Географии не было, мам, пятый класс, мам...
   Вот так я и узнала, уже к концу учебного года, как и в каком классе учится сын. Работали мы с мужем часто допоздна, было, правда, трудно. Спасибо, хоть дети тоже понимали все и помогали нам своей хорошей учебой.
   А родители с Дияром и Дашей уехали из разоренного перестройкой Жардема под Астану, ближе к папиному другу. Отец не мог оставаться и смотреть, как разваливалось огромное предприятие, дело всей его жизни, большого коллектива профессионалов-горняков.
   Лет через пятнадцать они все собрались в Алматы на вечер "Жардемской диаспоры", как они себя теперь называли, и чем-то напоминали эмигрантов на чужбине. Ведь их настоящей профессиональной родиной был Центральный Казахстан.
   Работники ресторана так впечатлились их единством, особой атмосферой, что все переспрашивали меня, кто это? Как-как? Жардемская диаспора, а-а-а. Официанты ничего не поняли, но было видно, что зауважали этих убеленных сединами людей, которые говорили хорошие слова о родной земле, вспоминали работу и свою жизнь Там.
   Здесь они тоже как-то работали, но разве могло что-либо сравниться с масштабами их прежних дел, когда они находили руды и из гигантских карьеров их добывали, на заводах выплавляли металлы и показывали своим детям в небе над степью сделанные из этих же металлов ракеты, взлетающие с казахстанской земли прямо в космос!
   А теперь дети и внуки пригласили известных артистов, да и сами много пели и танцевали для тех, кто был олицетворением действительных успехов социализма, который принес в Казахстан образование, науку, технологии, щедро даря степи и ее народу просвещение. Вечер удался, но было грустно, что все это уже о прошлом, а что с Жардемом, Бог весть.
   Мы пережили то трудное время, когда развалился Союз, хаос и страх с завываниями носились между домов, которые, казалось, пошли трещинами, не выдерживая социальной и экономической встряски, которой подверглась вся страна.
   Мы с мужем тогда оказались в совершенно непривычных условиях бессистемности, безнадеги и одинокими на новом месте. Было очень трудно. По утрам крики "Мо-ло-ко" как будто погружали всех в млечный туман эпохи неопределенности, где мы все слепо блуждали.
   По вечерам, когда отключали электричество, мы с детьми при свечах читали Пушкина, и, как многие тогда, обсуждали, куда бы лучше уехать - в Канаду или в Австралию. Одна страна была слишком холодной, а в другой наши дипломы позволили бы работать разве что на фермах. Слушая наши рассуждения, маленькая Маринка, картавя, заявила - "О, ноу, только не в Австрралию, я не собирраюсь пасти барранов!"
   На том и порешили - устами младенцев...
   В те осенние дни по просьбе отца к нам с поддержкой приехали родственники, живущие под Алма-Атой. Они привезли нам на зиму спасительные картошку, лук и морковь.
   Увидев тетю Асию, дочь Батимы-тате, у которой я жила девчонкой той долгой зимой, постаревшую и такую родную, я расплакалась, вспомнив наше с отцом путешествие за Айжанкой и всех родственников, согревавших нас тогда теплом, идущим от самого сердца.
   Тетя Асия и дядя Коля, ее супруг, кореец, со своими шестью детьми всегда выращивали что-то на огородах. Казахи, как известно, никогда не были земледельцами, и дяди Колины корейские гены сыграли тут свою главную роль - их огороды выкормили всех нас той зимой.
   Этот их подарок я запомнила на всю жизнь.
   ***
   АРИНКА И ДАША. ВИОЛЕТТА.
   Аринка росла, как все дети в семье, нормально училась, помогала по дому, но к окончанию школы с ней стали происходить странные превращения. Она исчезала и сутками не бывала дома, но когда появлялась, крала ценные вещи и деньги, а потом и вовсе укатила, как выяснилось, с дальнобойщиками. В крещенские морозы отцу пришлось ехать в Воронежский детприемник, чтобы привезти ее обратно.
   Это был шок, мы с Айжанкой требовали от родителей самых строгих мер в виде домашнего приковывания в комнате, сажания на хлеб и воду, морального давления т.д. Ведь репутация нашей семьи была безупречной, нас все уважали и хорошо знали в поселке.
   Но растерянные родители пытались добром, лаской и уговорами образумить свое первое совместное дитя, отмыли, накормили, обогрели, простили.
   После того, как история повторилась еще и еще, Аринка вышла замуж за какого-то парня, родила дочку Дашу, развелась с ним, и, оставив ее с родителями в полуторагодовалом возрасте, как обычно, тайно, ночью, уже насовсем покинула родительский дом.
   Мама очень быстро поседела.
   Много позже, вспоминая об этом, мы неизменно осуждали Аринку, а мама призналась, что думает о генах своего отца-гуляки, точно так же оставившего своих детей, о наследственности, которая сыграла в этой истории, наверно, главную роль. Ведь все дети в семье росли в одинаковых условиях, никого не выделяли, всех любили, а Аринка как-будто не наша, как будто в ней сидел какой-то чертик.
   Вся эта история с Ариной пагубно повлияла на Виолетту, которая училась в десятом классе. Мы были настолько правильной и уважаемой семьей, что ей казалось, будто теперь все смотрят на нее осуждающе, будто тянучая несмываемая грязь прилипла к ней.
   И она решила уехать, как и я, на Дальний Восток...
   Когда я смотрела на Дашу, точную копию своей матери, у меня появлялись всякие мысли и предположения о дальнейшем развитии этих невидимых управителей, этих загадочных носителей информации в наших клетках, задающих параметры развития человека, зачастую вне его воли и даже сознания. Скажу честно, я малодушно боялась повторения, и невольно отторгала девочку.
   У нас в это время родилась дочка Марина и по моей программе она никогда не должна испытать того, что пережили мы с сестрами, до сих пор нуждаясь в любви родной матери. И в этой программе дочка была одна.
   Мне не хватило материнских чувств, как когда-то у юной Гали, на других детей, только на своих сына и дочь, да и тем, наверно, недоставало моей заботы.
   Так что Даша осталась с добрыми дедушкой и бабушкой, которые вскоре оформили все документы и удочерили ее. Так у родителей стало семеро детей.
   Малодушно я поступила? Да, но зато в тяжелый момент, когда родителям стало снова трудно, когда во времена перестройки дело всей их жизни, Жайрем, стал умирать, и они метались в поисках решения безвыходной ситуации, в которой была вся страна, и чуть совсем не пропали где-то в буранах под Астаной, мы с мужем и сынишкой-пятиклассником собрались на семейный совет и решили, что заберем родителей и Дашу к себе.
   Мы тогда только начинали свою жизнь в Алматы, у нас было совсем немного денег, но мы купили в пригороде маленький домик, куда осенью переехали папа, мама и Даша. А до переезда к нам этой маленькой девочке в пять лет уже пришлось пережить немало - ухаживать за стариками, когда они оба слегли, топить печь и носить воду. Дияр же в это время пил, и отцу даже приходилось вытаскивать его из участков, в которые он попадал за драки. Отец был готов ради него на все.
   Мы не общались из-за старого раскола, связанного с Дияром, и папа скрывал все это от нас, но родственники рассказали, что отец в больнице и они срочно едут на помощь. Тут-то и пришло решение пригласить стариков и Дашу к себе, а Дияра оставить в тех краях одного.
   Мы надеялись, что хоть это исправит безответственного человека, бездельника, который всегда прятался за спиной уважаемого отца.
   Так мы помогли сразу им всем, жизнь наладилась, в доме было тепло, комфортно, Даше уже не надо было носить воду из колодца, и она спокойно пошла в школу.
   Мама с Дашей приехали первыми. Когда Гера раним осенним утром привез их с вокзала, Маринка впервые в жизни увидела привезенных ими в корзинке двух крольчат и в восторге восклицала - "Смотрите! Зайцы! Зайцы! Бабуля привезла зайцев!"
   Наши городские дети были счастливы, бродя по огороду, с удивлением открывая для себя, откуда берутся овощи, как они растут, а главное - у них появились свои, родные бабуля и аташка, которые вместе с "зайцами" привезли с собой бесценное сокровище - родительское тепло, которое распространялось вокруг ласкающими волнами просто от одного их присутствия в нашей жизни.
   И жизнь наша сразу стала улучшаться. Мы получили хорошую работу - Гера в топ-менеджменте крупного торгового центра, а я оказалась с детьми за границей. Мы стали много зарабатывать, и для меня совершенно очевидной стала прямая связь между искренней заботой о родителях и жизненным успехом.
   Пока мы были за рубежом, Гера каждые выходные привозил им продукты и все необходимое, и беспрекословно, как положено хорошему казахскому зятю, выполнял все просьбы отца. Так мы и жили счастливо, пока, втайне от меня, не появился Дияр.
  
   НОВЫЕ КАЗАХИ И НОВАЯ РАБОТА
   Нам с мужем повезло - вскоре мы оказались рядом с людьми, которые как будто были рады переменам и готовы к новому миропорядку, они смело брались за самые дерзкие проекты. Это были "новые казахи". Одним из них, и даже в десятке первых, оказался муж Мирки.
   Работа в новых компаниях, которые возникали, росли на глазах, ежечасно трансформировались, появление супер богатых людей, их исчезновение, появление свободного рынка, презентации, модели, конкурсы красоты, очереди людей, выстраивающихся к Новым Казахам за помощью и разочаровывающие их своей черной неблагодарностью и абсолютно советским потребительством - все это промелькнуло в вакханалии первых лет перестройки и научило чему-то, но не дало устойчивости, и мы продолжали искать хоть какое-то подобие той четкой морской организации работы и порядка.
   И тут новая волна дошла до авиации, стратегические заповедники которой долго оставались нетронутыми в бушующем беспорядке дикого рынка. Новый менеджмент пришел со своей командой, в которой оказалась и я, с содроганием наблюдавшая картины настоящих военных действий старых профессионалов против управляющих нового типа.
   Потери были у обеих сторон, и теперь, спустя несколько лет, это уже совсем не новый казахстанский менеджмент и не старые казахстанские профессионалы, а третья сила - англичане, спокойно выплачивающие себе миллионные бонусы за консультации казахам.
   Для меня же было важно снова работать в большой транспортной компании, где, как я надеялась, все будет похоже на пароходство. Но, получив специальную подготовку и оказавшись по авиационной работе в Эмиратах, я увидела реальную картину устройства нашего государства на тот момент, а скорее, неустройства, полной неразберихи и нецивилизованной возни вокруг "пирога".
   А может, это свойственно не только входящим в рынок системам, а вообще является неотъемлемой частью другого мира, или самой человеческой природой, той ее несовершенной частью, которая обнажается в подобных условиях?
   Наверно, система социализма, внушая нам высокие идеалы, как профессор Преображенский или доктор Моро инъекции сыворотки, пыталась сделать нас совершеннее, но когда её не стало, звериный оскал снова обнажился. И мы с ужасом увидели, как снова обрастают шерстью недавно близкие к человеческому идеалу люди.
   Все это почти сломало мой дух, когда мне пришлось в Эмиратах заниматься грузоперевозками и лицом к лицу столкнуться с самым главным в новой системе - долларом. Деньги, преимущественно зеленые, были Законом, по крайней мере, в этой сфере.
   Пытаясь все-таки работать по правилам авиации, я едва уворачивалась от бьющих ото всюду снарядов - интерес в перевозках имело много людей, и круглосуточные звонки с указаниями от начальников и угрозами от бандитов сделали пребывание в симпатичной стране, где я была с детьми, не только тяжелым морально, но даже опасным для жизни.
   Людям, получившим власть в тот период, важны были только деньги, им было плевать на безопасность полетов, за которую отвечала на данном участке только я, из-за чего круглосуточно испытывала постоянное давление сверху, с боков, усугубленного самим фактом пребывания в стране строгого регламента. Таковы были первые годы и условия работы в нашей авиации на свободном рынке.
   Многое я повидала там - например, людей, не сумевших построить бизнес в арабской стране, они, как дети, входящие в гигантский аттракцион со своей небольшой денежкой, верили, что выиграют миллион, и в лучшем случае с маленькой мягкой игрушкой выходя из игры, растерянно брели прочь по пустынным пескам. Были и такие, что смогли встроиться в арабскую жизнь, но их было счастливое меньшинство.
   Однажды перед рейсом мне позвонил агент и попросил разместить какие-то растения в салоне, куда в те времена грузили багаж. Он сказал - чтобы не замерзли в грузовом отсеке.
   Рейс задерживался часов на пять, перед погрузкой мне позвонили со склада, и я поняла - что-то произошло. Главный по грузам был индиец из Кералы, места, откуда экспортируются самые умные учетчики и бухгалтеры. Он провел меня к раскрытой коробке, в которой, как расплавленный пластилин, лежали два тела. Дело было летом, температура воздуха - пятьдесят. Это были мужчина и женщина, как выяснилось, пытавшиеся тайно бежать на родину от обязательств. Это были те растения, о которых просил агент...
   Из-за задержки рейса их расчеты не сработали, и выжила только женщина. Много было потом хлопот у нашего консула, а меня он постарался от всего оградить, увидев шоковое состояние, и это был единственный человек, который меня просто пожалел.
   Когда ко мне от компании приехала подмога в виде Гульнары, симпатичной девушки двадцати пяти лет, я обрадовалась, как младшей сестренке. Ее отец попросил заботиться о ней и выдать замуж, если получится.
   Мне стало легче, и в первую очередь, морально. Все свободное время мы проводили вместе, с детьми ездили по выходным на море и по торговым центрам. И вот однажды, когда дети уехали на каникулы, а ей стало совсем скучно, даже отправились с ней вдвоем в ночной клуб...
   Тут-то и началась целая история.
   ЛЮБОВНАЯ. АРАБСКИЕ СКАЗКИ.
   Мой возраст и статус не позволяли посещать подобные места, но Гульнара пока никого не знала в стране, и пришлось пойти с ней в только что открывшийся, но уже модный клуб.
   Странно было мне видеть, что есть и другая жизнь кроме тюков с грузами, регистрации пассажиров и заправки самолетов керосином. Я стояла и как-то отстраненно осматривалась, круглосуточное внутреннее напряжение не позволяло мне слышать музыку, получать удовольствие от вида радостной, танцующей молодежи.
   Гульнара же, увидев рядом группу молодых парней, сказала, что они ничего... Двое из них выделялись - один был крепкий, сбитый, а другой высокий, длинноволосый и оба вполне симпатичные.
   Для меня все эти люди были как будто сделаны из другой материи. Чужие - отпечаталось с первых же дней в моем сознании, и я не понимала их, так как не знала культуры, психологии, религии. Они были закрыты, их мир всегда был и остается таинственным, загадочным. Они не пускают в него чужаков, а меня воспитали так, что без приглашения входить нельзя.
   Я знала только, что местные арабы - это полноправные жители страны, равными правами иногда наделяются только англичане, остальные арабские народы могут тоже надеяться на снисходительность шейхов, как и прочие западные люди, а все СНГ, Индия и Пакистан вместе с Юго-Восточной Азией и остальным миром - временные гости. Вот и вся информация на тот момент.
   Бывало, что я чувствовала какое-то их предубеждение, когда арабы спрашивали, откуда я, и потом протяжно повторяли - А-а, Казакистаан, - и кивали многозначительно. Как потом выяснилось, чаще всего связано это было с активной деятельностью моих соотечественниц на местном рынке секс-услуг.
   Уже потом, когда мы подружились со всем нашим консульством, и узнали, сколько времени и усилий они тратят на вытаскивание из зинданов наших девушек, стали понятны масштабы.
   "У нас здесь Консульство или публичный дом?" - шутили они, когда наше редкое общение на хорошем представительском уровне снова прерывалось звонками с просьбами о срочной помощи гражданкам суверенной республики, которые, пытаясь как-то решить экономические проблемы, пускались во все тяжкие.
   Всегда очень хочется узнать, что же у арабов на уме за неспешными плавными движениями, непроницаемым видом, но для этого надо изучить язык, посмотреть домашний уклад, все, что наглухо закрыто завесой недоверия, помогающей им оберегать свое самое сокровенное.
   Позже я стала понимать, что даже в отношении к своим женщинам арабы не закрывают, а скорее оберегают их от мира, беря на себя ответственность, как и положено мужчинам, за внешние взаимодействия по обеспечению жены и своего потомства. А черные ткани действительно лучше защищают от солнца, я проверяла на себе.
   Закрытый арабский мир притягивал тайной и пугал жестокостью, о которой шептались иногда эскпаты, которые там пожили. Но я не сталкивалась ни с чем подобным, если не считать личного, того, как умеют арабы в отношениях с женщинами играть, запускать крючок и потом резко подсекать, снова отпускать рыбку, и тихонько подтягивать, чтобы живой дотащить до огня и хорошенечко поджарить.
   Тут уже не важно, сколько есть у них жен и обязательств - любовные трофеи почетны, в науке страсти они проявляют изощренное искусство, расчетливый ум математика, разборчивость хорошего конезаводчика, хитрость, терпение, наблюдательность охотника и отличное знание женской природы как таковой.
   Все это открылось мне после приезда Гульнары и близким знакомством с местным молодым человеком, который пытался заморочить ей голову. Мы сообщили ему, что в нашем обществе тоже есть правила, что девушка не может встречаться с ним наедине, поэтому мы будем сидеть с детьми неподалеку, а они могут пообщаться.
   Что тут началось! Все сказки Шахерезады меркнут рядом с выдумками этого парня, Сэма, как он представился, про которого нам так и не удалось ничего толком узнать. По его рассказам он был внебрачным сыном шейха, мать которого служила во дворце, а после рождения мальчика была заточена в комнате, куда не проникал солнечный свет. Несколько лет провела она, плача и тоскуя по сыну, да так и угасла. А он воспитывался во дворце.
   Гульнара, рыдая, утром поведала мне эту историю, которую с последующими вздохами и стонами Сэма, пытавшегося разжалобить ее и влезть в окно, слушала по телефону полночи.
   "Сможешь ли ты носить золотую шапку, которую тебе наденут, когда ты станешь моей женой и членом семьи шейха? - спрашивал Сэм - Она очень тяжелая".
   Мы не знали тогда, что подобную историю может услышать от местных ребят каждая вторая девушка. Это просто игра, такая арабская "замануха", в этом для них нет ничего зазорного - все средства хороши.
   Но мы не были готовы к такому вранью и даже стали немножко жалеть парня. Позже оказалось, что и отец его тоже давно в лучшем мире. Потом Сэма не было неделю, появившись, он сказал, что был у матери в Англии, где она на самом деле тайно живет уже много лет недалеко от Лондона. "Мама сидела в кресле, а я подле нее на полу, держа ее руку, мы провели все дни, листая старые фотоальбомы. Там так тихо и спокойно, ни души. Все время шел дождь, и утром, услышав колокольчик молочника, мы открывали дверь, но его уже не было видно в тумане. На крыльце оставалось только свежее молоко..."
   От таких подробных рассказов мы терялись. Сэм по-прежнему не давал Гульнаре спать, звонил и своими долгими тянучими разговорами пытался добиться ее взаимности. Он сказал, что его семья после свадьбы положит на счет невесты триста тысяч долларов - "А с вашей стороны сколько?" Я решила спросить у отца Гульнары, на что он, старый работник органов внутренних дел, сразу почуяв туфту, рявкнул в телефон: "Передай ему, что у меня есть большое ружье". Все стало ясно, я как будто протрезвела после долгого одурманивания и устыдилась своей наивности.
   Но однажды Сэм позвонил ко мне и сказал: "Я прошу Вас поговорить с моим отцом. Он хочет познакомиться." Я обомлела. Неужели он тоже восстал из мертвых?
   Голос взрослого мужчины в телефоне звучал мягко и солидно, сообщил, что Сэм много ему о нас рассказывал, и что хотел бы познакомиться с нами всеми. Мы с детьми отправились в назначенное время и место, но оказалось что это тоже была еще одна попытка задурить голову не только Гульнаре, но и всем нам.
   И как хорошо, что мы никуда ее одну не пускали! Конечно, встречи не было под каким-то выдуманным предлогом. Мы уже все поняли и не обижались. Мы решили играть свою игру - все-таки вывести Сэма на чистую воду.
   И вот однажды мы поехали все вместе на Фуджейру, к родственникам Сэма, как он сказал. Это была поездка, за которую я очень ему благодарна. Хоть это был простой и даже бедный дом, нас там ждали, на коврах была расстелена клеенка, прямо на ней были расставлены блюда простой арабской кухни - разные шашлычки, салатик и почитаемый этим народом рис в трех вариантах. Казалось, мы очутились в обычном казахском доме. Нас встретили две женщины, дома были дети, которые помогали ухаживать за гостями.
   Когда я отказалась от мяса, хозяева спросили, ем ли я рыбу, и отправили одного из мальчиков куда-то, хоть я умоляла не беспокоиться. Через час рыба была доставлена, и нам объяснили, что мальчишка будет сейчас же наказан за нерасторопность.
   Мы испугались и просили помиловать его, ведь час этот прошел незаметно и приятно. Но это снова была игра, и, показав нам жестами и интонациями, что просьба важных гостей - закон, женщины отпустили плачущего ребенка.
   Потом была древняя изумительная процедура с ароматами. Пер фуме - через дым, так называют духи, пришедшие с Востока - сначала надо встать над керамической вазочкой с дымом, чтобы все тело слегка подкоптилось над ароматом, возможно, ладана. Хорошо было арабкам в их широких платьях, они стояли над тлеющими кусочками дерева, как вигвамы, и их кожа полностью впитывала струящийся снизу волнующий дым.
   Мы увидели, как это тысячелетиями делали их предки и с удовольствием все повторяли. Я тут же вспомнила Шебу и легендарные благовония ее страны, которые так ценили всегда в этом регионе, да и сам царь Соломон пользовался ими.
   Потом нам дали выбрать собственно духи из множества красивых флакончиков, и нанести их на запястья и шею по капельке. Конечно, мы благоухали потом еще сутки, причем ненавязчиво и тонко. После копчения духи держались крепко, не то, что обычные.
   Вечерело, мы всей компанией отправились к морю, погуляли по берегу, и уже ночью мы впервые увидели сказочную картину - планктон подсвечивал волны электрическим переливающимся светом. Вода оставляла на песке голубые светящиеся огоньки, которые быстро гасли.
   Сэм, увидев наш восторг, тут же рассказал, что слышал историю о девушке и парне, которые очень любили друг друга, но с парнем что-то произошло, он не вернулся из плавания, и девушка бросилась в морскую пучину. Так была велика их любовь, что море не смогло поглотить ее, сила любви превратила девушку в звезду, и она поднялась в небо.
   Но и в бескрайнем синем небе не смогла девушка существовать одна, звезда упала миллиардами огоньков обратно в море, чтобы уже никогда не расставаться с любимым. Вот этот планктон, то есть, эти огоньки и есть любовь - закончил Сэм свою последнюю выдуманную для нас сказку.
   Искренне поблагодарив за прием, мы отправились домой. Странно на нас подействовали ароматерапия и арабский кофе на дорожку. Мы ехали как-то плавно, были спокойны и как бы замедленны, но доехали быстрее, чем обычно. Есть у арабов еще много тайн больших и маленьких...
   Потом Сэм сказал Гульнаре по телефону, что одна из тех женщин и есть его настоящая мать. Больше мы его почему-то не видели. И это был единственный арабский дом, в котором я побывала за два года работы в стране. Спасибо, Сэм!
   Но все это было потом. А сначала был клуб, где с только что приехавшей Гульнарой мы увидели тех симпатичных парней.
   СТРАСТЬ
   Когда в юности ты мечтаешь о любви и встречаешь ее, это счастье. Но если в твою устоявшуюся серьезную и уже совсем взрослую жизнь нежданно-негаданно врывается страсть, переворачивает в тебе все и зажимает в капкан так, что ты не только есть и пить, ты свободно дышать не можешь, остается только терпеть и ждать, когда все это само пройдет.
   В общем, стояли мы "девчонки в сторонке, платочки в руках теребя". Нам приветливо улыбнулись эти ребята, мы тоже улыбнулись, потом подошел тот крепкий и мужественный, которого сразу заметила Гульнара, представился - Заид, и пригласил ее танцевать. Они плясали около часа, и я была очень довольна, что девушка веселится.
   И вдруг ко мне подошел тот другой, высокий, романтического типа молодой человек и сказал, что нечего тут просто стоять, что надо пойти на танцпол. Я и не подозревала, что легко вспомню, как приятно можно двигаться под музыку. Прямо как у Пугачевой в песне все было - "лет пятнадцать с плеч долой, в омут танца с головой".
   Мне хотелось не разочаровать хорошего танцора, каким он оказался, и я смело выдала в нашем ритмичном парном танце всякие закрутки-раскрутки, на которые он меня направлял. Это была волнующая классная импровизация, которой он тоже не ожидал. Я настолько взволновалась, что вся горела и попросила Гульнару немедленно отправиться домой.
   Мы стали пробираться к выходу, он увидел это, догнал нас: "Вы уходите?- дал мне свою карточку - Позвони мне. Слышишь? Обязательно!"
   Я бегом помчалась к машине, перевела дух и сказала удивленной Гульнаре, что чувствую неловкость и даже стыд за все - за поход в клуб, за танец, за свой возраст и статус, за внимание этого человека, а главное - за свою фигуру, эти предательские складочки жира... А ведь мы танцевали парный танец! Как перед доном Педро неудобно!
   Уже много лет кроме мужа ко мне так никто не прикасался. Хотелось немедленно исправить подувядшую фигуру и вообще... щеки горели, меня трясло мелкой дрожью, и я была просто сама не своя. В меня попала молния, да так и осталась внутри, сотрясая каждую клеточку токами высокого напряжения. На карточке значилось - телевидение, известный канал, компьютерная графика, Халид Асад.
   Позже я поняла, в чем была его красота - это был тот светлый ближневосточный тип, очень напоминающий собирательный образ Христа. Он хорошо знал, что производит впечатление на девушек и может сразу же без усилий вызвать высокие чувства.
   Прометавшись всю ночь, за целый день не съев ни кусочка, в предчувствии чего-то, я продолжала внутренне дрожать. Был уикэнд, Гульнара попросила меня не терять связь с интересными людьми и позвонить. "Ни в коем случае - упиралась я, - мало того, что я вообще ходила в клуб, так еще и звонить им первыми. Нет уж, если захотят, позвонят сами!"
   "Но у них нет наших номеров! Я даже не успела с Заидом попрощаться, Вы так торопились! Пожалуйста, позвоните, они какие-то продвинутые, стильные, и мне так понравилось танцевать! - уговаривала она - Подобных ребят я здесь не видела, они не такие, как все местные, особенные!"
   Был выходной, вечер, и я позвонила.
   Когда звучал третий гудок, я уже почти теряла сознание, так у меня перехватило дыхание.
   - Хей - послышался веселый голос - Это ты?
   - Да, как дела?
   - Нормально, что вы делаете? Приезжайте к нам, мы в Рок Боттом!
   - Я перезвоню.
   - Гульнара, вот, зовут в кафе, они там..., - сказала я, едва дыша, - какой, вообще кошмар, что я делаю?
   - Ой, давайте пойдем! Пожалуйста! Ну что тут такого?
   - Нет, не могу я, ну неудобно мне, матери двоих детей, ходить по вечерам да еще с молодыми людьми...
   - А я одна не смогу пойти...Ну, пожалуйста, пойдемте.
   - Хорошо, я позвоню, что может быть, через час мы будем там. Но я про себя расскажу все!
   Снова гудок дозвона, второй, третий - "Хорошо, мы приедем". Все, воздуха больше нет. А вот-вот... теперь снова есть.
   В клубе была плотная толпа, Халид вышел к нам навстречу, сразу схватил меня за руку и потащил за столик, где сидели Заид и несколько друзей. Как только я попыталась начать разговор о своих обстоятельствах, чтобы расставить все на свои места, Халид оборвал мою неуместную в таком веселом месте тему: "Все фигня, классно, что вы пришли" - и они продолжали веселиться, громко говорить по-арабски и хохотать.
   Халид продолжал держать меня за руку, а во мне продолжала свое действие залетевшая накануне молния. Я еще раз попыталась привлечь внимание Халида к своей визитке, где ясно было написано, что я дама-руководитель, представитель и все такое, на что он дерзко сказал: "О кей, хочешь, чтобы я сейчас же затусовался с девчонками с соседнего столика?" - и тут же начал с ними о чем-то договариваться.
   Было заметно, что девчонки обрадовались, и он повернулся ко мне: "Вот видишь, а ведь тебе это совсем не нравится, я знаю, ты ревнуешь!"
   От всей этой наглости я потеряла дар речи и тупо уставилась на него. Наверно, я уже вся фосфорецировала от электрических разрядов, с бешеной скоростью проносящихся по мне сверху донизу и обратно.
   "Расслабься, я не Иисус - засмеялся он - знаю, что похож, но я не он, правда, знаю также, что я очень симпатичный. Согласна? Ты знаешь, у тебя такая улыбка... Ты особенная. Я тебя заметил сразу и улыбка твоя мне очень, очень понравилась". Этот арабский парень отлично понимал, что рыбка на крючке, хотя мне казалось, что я веду себя совершенно благопристойно.
   Я все-таки успела сказать, что замужем, и что у меня дети, но все это отметалось им, как какая-то ерунда, кроме настоящего момента все было неважно.
   - И кто твой муж?
   - Я люблю его, он русский.
   - Да русские мужики вообще в любви ничего не смыслят!
   - Я люблю его, и он меня любит, он хороший человек.
   - Да брось ты, расслабься, я все про тебя знаю.
   Так прошел весь вечер, Гульнара была в восторге от знакомства с веселыми умными ребятами, продвинутыми телевизионщиками, с дерзким заводилой Халидом, который так и держал меня за руку, пытаясь обнимать, и уже шептал мне на ухо те слова, которые хочет слышать всякая женщина от человека, который привлек ее внимание.
   Действительно, они были интеллектуальны, их дерзкие заявления о том, например, что это они задают моду и стиль, мне были понятны - да, ТВ влияет на умы и формирует новые образы.
   По дороге домой Гульнара призывала меня продолжить отношения с новыми друзьями, на что я приводила разные доводы против.
   Но деться от внутренних электрических разрядов, сотрясавших меня днем, и особенно ночью, было некуда. Я плохо спала, совсем не ела, но зато обнаружила, что даже здесь в пустыне существуют птицы, которые особенно радостно, высоко и смело летают в те дни, когда Халид звонит мне и говорит все те же искушающие слова, что есть музыка и другие звуки кроме рева самолетов и сирен автомобилей. И еще есть свежие, радующие запахи жизни.
   Перестройка убила во мне нежность, сложная работа ради выживания притупила чувства за последние годы, особенно, когда муж попивал в трудные периоды, пока все не устроилось. Да и возраст. Боже, как незаметно пронеслись годы, мне было уже сорок. Гульнара просила меня скрывать возраст, ведь я была ее единственная подруга в стране, и выглядела действительно молодо, но на самом деле это вело в опасную игру, и я хотела все прекратить, чтобы не обманывать ни себя, ни других.
   Перед отъездом в отпуск я решила раскрыть все карты. Я написала Халиду доброе письмо, ставящее точку, и дала Гульнаре свою фотографию с детьми, чтобы при случае она показала и объяснила, что я порядочная женщина, мать, что у меня репутация и т.д. В общем, надо было как-то мягко выйти из неловкого положения. Не тут-то было!
   Не успела я доехать до аэропорта, как раздался звонок:
   - Я получил письмо, все понятно, ты старая!
   У меня просто ноги подкосились:
   - Да, я старше тебя, я говорила.
   - Да тебе сорок уже! Все, не знаю тебя больше!
   Я вся похолодела, молния устремилась вовне и стала, наконец, искря и дымя, заземляться, повергая меня в конвульсии. Гульнара испугалась, увидев мое побелевшее лицо.
   - Что он сказал?
   - Что я старая.
   - Вот засранец! Не обращайте внимания, это он понял, что ничего не выйдет, и злится.
   - Все правильно, я, действительно, старая уже. И поделом мне. Нечего было шастать по ночным клубам. Хорошо еще, что так все...- выдохнула, наконец, я и набрала его номер.
   - Ты прав, прощай, желаю тебе всего хорошего. Кстати, а тебе сколько лет?
   - Двадцать пять.
   - О Боже! Прощай.
   Было ужасно стыдно.
   Мое за секунды обугленное сердце снова стало оживать и пульсировать, но электричество не вышло все, остались искры, бегающие по венам, как по оборванным тайфуном проводам.
   В таком состоянии я и появилась дома, упав в объятия семьи, своих самых родных людей, которые, ничего не подозревая, отогрели любовью и заботой мою истерзанную начальниками, бандитами и арабским мальчишкой душу.
   Как будто о чем-то догадываясь, папа с мамой вдруг стали умолять меня серьезно подумать о возвращении, о важности находиться рядом с мужем здесь или вместе там. "Не переживайте, - успокаивала их я, - все нормально. Вы же понимаете, у меня престижная работа там, у Геры здесь - он руководитель крупнейшего торгового центра, мы оба зарабатываем для семьи, ничего, потерпим". Мама только покачала головой - смотри сама...
   ***
   После отпуска, восстановленная, я прибыла в страну с новым заданием перевести рейсы из Шарджи в Дубай. Это требовало большой дипломатичности, так как два аэропорта конкурировали, и мне пришлось объяснять решение моего руководства лично представителю шейха консервативного эмирата, известного своими строгими законами.
   После удачных переговоров в Дубае и сдержанного прощания в Шардже, мы с Гульнарой были готовы к техническим процедурам по работе нашей авиакомпании в новом аэропорту.
   Радостные, мы гуляли в торговом центре и вдруг я, даже сама не поняв отчего, метнулась в ближайший бутик, пытаясь спрятаться.
   - Что с Вами?
   - Ой, Гульнара, там, кажется Халид с девушкой...
   - Да Вам померещилось, пойдемте!
   - Пожалуйста, посмотрите, может он уже ушел...
   - Там никого нет, я проверила.
   - Спасибо, давайте все-таки пойдем в обход.
   - Ха-ха-ха! Ну, давайте!
   И как только мы повернули за угол, увидели идущего нам навстречу Халида с очень красивой девушкой.
   - Здравствуйте!
   - Здравствуйте! Как дела?
   - Отлично! А ваши?
   - Тоже хорошо! Ну, пока!
   - Пока!
   Девушка была, как и Халид, нестандартной внешности и редкой красоты. Мы поехали домой, меня потряхивало, правда, уже слегка, и было даже приятно, что девушка у Халида такая симпатичная.
   Вечером он позвонил и рассказал мне, что она египтянка, ее отец очень богат и против их встреч. Я сказала, что мне она очень понравилась.
   Так Халид стал мне снова звонить, и я пыталась поддерживать просто дружеские разговоры. Какое-то притяжение все еще сохранялось с обеих сторон, наверно, это бывает все-таки независимо от возраста, когда встречаешь людей, близких по духу.
   Во всяком случае, вся эта история помогла мне снова почувствовать себя женщиной, привести в порядок фигуру, и через месяц-полтора никаких лишних складочек на талии уже не было, а гардероб обновился, обозначив улучшение всей моей жизни в целом.
   Вот в таком роскошном виде я отправилась в тот же клуб на свой день рождения с Гульнарой и двумя нашими новыми коллегами - молодыми людьми, высокими, красивыми ребятами, представителями турфирмы - партнера авиакомпании.
   На том же месте в тот же час оказались и наши арабские друзья. Что тут началось! После приветствия Халид, не скрывая своего удивления, восхитился моим стилем и сразу же спросил, кто это с нами. Мы рассказали, что пригласили друзей с работы, но он тут же съязвил, что они, по всему видно, лохи и вести себя в клубе не умеют. Мы гордо вернулись к коллегам, которые нас уважали и вели себя соответственно.
   Халид сначала метался с места на место, потом покинул клуб и позже стал звонить мне, уговаривая встретиться. В общем, я поняла, что все это арабские страсти, вызванные ревностью, и уже была способна им противостоять.
  
   Вскоре приехал мой Гера, мы собирались на свадьбу родственницы во Францию, я была счастлива, мне так не хватало его рядом, в любви и защите нуждалась моя обновленная женская суть. Нежность вернулась в наши отношения.
   Каким-то шестым чувством Халид как будто чуял, когда я счастлива и наиболее близка с мужем, он всегда звонил именно в моменты, когда мы ужинали вдвоем или гуляли у моря. Я бледнела - ведь электричество все еще оставалось в организме, муж спрашивал, что случилось, я ему даже рассказала, что вот, мол, один молодой человек звонит мне че-то... Хорошо, что Гера умен и понял, что все это несерьезно, он видит меня насквозь и знает, что врать я не умею, особенно ему.
   И однажды поздней ночью, как только муж уснул, вдруг раздался звонок, и Халид, наверно крепко выпив, или в каком-то отчаянном состоянии, стал говорить мне уже не те легкие игривые слова, а медленные, пугающие, словно вырывая их из самого сердца: "Я хочу тебя, слышишь, я хочу быть с тобой".
   Я вся похолодела, оглянулась на моего спящего ангельским сном любимого мужа, мне показалось, что опасность приблизились, кривой разбойничий нож завис и был готов разрезать связывающее нас много лет чистое полотно любви. Я резко сбросила звонок и совсем отключила телефон.
   Мы улетели в Париж, потом в небольшой городок возле Марселя, где в местной мэрии ответственный за оформление брака человек с лентой через плечо медленно и долго зачитывал новобрачным и всем гостям обязанности супругов.
   Мне очень понравились его подробные, по пунктам, объяснения, как супруги должны жить, заботиться о детях всю жизнь, друг о друге, а главное, на что я обратила внимание, супруги обязаны жить вместе, в одном доме.
   Меня осенило - ведь это мне он говорит, так и должно быть! Конечно! И мне надо быть рядом с мужем! К черту расчеты и престиж! Карету мне, карету!
   Месяца через два я вернулась в Казахстан. Снова что-то почуяв, именно в ночь перед отъездом Халид позвонил мне и говорил, что много думал о причинах этого притяжения, что может быть, дело в его бабушке, которая была наполовину турчанкой, а эта кровь близка к казахской и что-то родное он увидел во мне.
   А я тоже думала об этом - моего дедушку по маме звали Иосиф, а в Эмиратах, как и везде на Ближнем Востоке, семиты смешивались, и Халид больше всего был похож именно на еврея. И что-то родное, давно знакомое и близкое, я увидела в нем.
   В общем, мы пообщались дружески, пытаясь оправдать чувства и понять, что это было.
   - Если бы возраст соответствовал, у нас с тобой что-то могло бы получиться - все-таки снова сдерзил он.
   Гульнара и наши консульские рассказали позже, как скучали после моего отъезда. Тогда в стране нас было совсем мало, и общение было настоящей роскошью. Консул даже шутил, что набирал мой номер просто так, прекрасно зная, что я уже на родине, и слушал, что по-арабски ему сообщал автоответчик.
   И я их понимаю, там, в Эмиратах, я ощутила впервые в жизни страшное одиночество, когда осталась с пустыне одна - у детей были алматинские каникулы, да и Гульнара уехала в отпуск.
   Вообще, тяжело жить в стране, где каждый день, глядя в окно, видишь одно и то же - уже с утра горячее небо, белое солнце и песок, песок, песок. А люди, с которыми ты общаешься, все временно крутятся в миражах дубайской жизни - сегодня здесь, а завтра нет.
   Еще я узнала, что по климату этот регион в советские времена физиологи классифицировали как тяжелый для наших людей, и за работу там полагались большие надбавки, такие же, как и северные.
   Зимой мы дочкой поехали в Дубай - ей нужно было море. И снова в последний день перед отъездом на моем телефоне высветился номер Халида, который тоже, наверно, просто набирал его иногда. Я показала Гульнаре и Маринке, кто звонит. "Ну и ну!" - сказали девчонки.
   - Откуда ты знаешь, что я здесь?
   - Просто набрал твой номер.
   - Просто?
   - Я скучаю по тебе...
   - Я улетаю. Прощай.
   Прощай, тяжелый климат, прощай, тяжелая страна, прощайте, миражи!
   ***
   В Алматы я успокоилась, и мы мирно жили до тех пор, пока торговый центр не перешел к новым хозяевам, и новая команда управляющих с шашками наголо не кинулась совершать те же ошибки и успехи, что и старая, которая была вся отпущена в свободное плавание. Так мой муж снова оказался в поиске. Приходилось думать о заработках и управлении жизнью семьи, ведь кроме детей на нас были еще и родители с Дашей.
   И все было бы ничего, если бы я не узнала, что тайно от меня Дияр приехал к родителям и продолжает свой образ жизни, как всегда, прячась за спиной отца и "делая нос" всем нам.
   Меня трясло от возмущения, и я поехала на "разборки". Когда родители, перешептываясь и как-то заискивающе заглядывая мне в глаза, привели в комнату своего единственного сына на мой суд, я не находила уже в себе той жесткости и обиды за себя, мне было до боли жаль их.
   Я с грозным видом допросила брата о том, есть ли у него паспорт, какой-нибудь диплом, опыт работы, кто он вообще.
   - Не думал я, Алла, что ты меня так встретишь...
   - А как я тебя должна встретить? С цветами? Что ты сделал за свою жизнь для родителей? Чем порадовал? Приехал, чтобы снова сесть им на шею?
   - Ну чё ты так жёстко?
   - С тобой по-другому я разговаривать не буду. Мы всю жизнь вкалываем, мой муж заботится о наших родителях больше, чем мы все вместе взятые. Я не потерплю здесь тудеядца, а тем более пьяницу! Если хочешь остаться, заработаешь отцу на юбилей. Вот как раз ему скоро семьдесят, пожалуйста, пригласишь гостей человек двести, уважаемых людей, звезд эстрады и уважишь отца. Тогда поговорим. У тебя есть почти год.
   Родители были счастливы, что я не выгнала его, но я сообщила об условиях.
   Приехав к Мирке посоветоваться, что же делать, я уже и сама понимала, что ничего.
   - Он ведь единственный сын у родителей. Разве ты можешь обидеть их?
   - Я не хочу, чтобы этот единственный сын мучил любящего отца, достойного и уважаемого человека.
   - Может, все еще образуется?
   - Не знаю...
   А ведь на самом деле у мамы не было рядом детей, которых родила она, все были далеко. Аринка, оставив Дашу, сбежала, Виолетта, отправив последнее письмо лет десять назад, больше не писала. Да и куда? Родители уже два раза поменяли место жительства, а она была где-то на Дальнем Востоке, куда тоже дотянулись вихри развала и перестройки.
   Мама осталась с нашим отцом и Дашей полностью под защитой своих приемных детей. Мы с сестрами и их мужьями поддерживали родителей, как могли. Иногда мне казалось, что как кукушата, мы остались в гнезде у доброй птицы, а ее собственные дети все разлетелись почему-то... Может, мы как-то в этом повинны, более сильные, толстые кукушата?
   Почему так получилось, обсуждали вечерами в долгих грустных разговорах друг с другом наши родители, не понимая, как можно, все отдав детям, на старости лет не получать от них даже писем. И теперь, когда один из них вернулся, весь взъерошенный, потрепанный, но живой, и самое главное, единственный родной, старики ожили, и сердца их наполнила светлая надежда.
   Мы с мужем и детьми обсудили все и решили, что не сможем обидеть родителей, но постараемся контролировать Дияра. Это было, конечно, наивно, ведь папа теперь еще больше старался оберечь своего наследника и, как коршун, бросался на защиту, стоило мне нахмурить брови или задать вопрос о том, как продвигается подготовка к юбилею.
   Дияр работал, где устроится, и иногда я жалела, что он не получил образования, ведь папа передал ему свой опыт, свои гены, в конце концов, а любви - больше, чем всем девчонкам. Если бы не перестроечные метания, он смог бы достойно продолжить дело отца. Ведь Дияр тоже с детства рос на буровых вышках, ездил по карьерам и также знал, ценил и любил родную землю, как все мы.
   Конечно, мои требования были слишком высоки, Дияр, хоть и старался, не смог накопить нужную сумму, и юбилей прошел дома, правда, с друзьями, уважаемыми людьми, душевно и весело. А еще через пять лет мы все вместе сделали для папы настоящий праздник.
   Вскоре Дияр женился на черноглазой найманке, как с детства ему внушал отец.
   Во внешности Дияра больше русского, поэтому папа был несказанно рад смуглой, крепкой и доброй невестке, знающей все обычаи, уважающей родителей и говорящей на родном казахском языке со своими детьми, которые стали появляться один за другим.
   Когда они ждали уже третьего, прошел слух, что молодым семьям можно встать в очередь на квартиру по льготным условиям кредитования. Дияр был на работе, и беременная Гуля отправилась с раннего утра в акимат, чтобы записаться в очередь. Там уже с ночи была толпа и, как только двери открыли, все дико бросились за "квадратными метрами", толкаясь и давясь.
   В общем, Гуля решила сберечь ребенка. Может быть, ради детей ей надо было кричать и царапаться, но она решила не пугать малыша, который доверчиво собирался уже скоро появиться на свет в этой стране.
   Так она пропустила свою очередь по записи, их шанс, а позже уже возраст Дияра оказался неподходящим по условиям данного проекта.
   Но неужели моя богатая страна, где катастрофически не хватает населения, не может дать кров св
   оим детям?
   В общем, когда родился третий ребенок, да еще и мальчик, а значит, первый настоящий, как считается у казахов, внук моего отца и тоже продолжатель рода, крепкий, здоровый, настоящий будущий батыр, мы все радовались, и поблагодарили Небо за то, что Гуля вынесла его и себя живыми из той давки.
   Черноглазые, крепкие малыши входили в мир без бабушки-волшебницы, но поддержка светлых сил для них исходила уже от нашей мамы, которая получила от Марии Дорофеевны великий талант материнства, всеми силами оберегая наш род, сдерживая горечь разочарований и свято веря, что все будет хорошо.
   Эта ее сила дает нам всем смелость жить и верить.
   ***
   Скоро Даша поступила в республиканскую школу одаренных детей, чем порадовала всех нас и именно через нее протянулась ниточка к Виолетте, которая, как выяснилось, уже много лет искала свою семью.
   Встречая в аэропорту детей, прилетевших на математическую олимпиаду, руководитель Дашиного класса разговорилась с таксистами, чтобы скоротать ожидание. Они говорили о случаях встречи пассажиров по фамилиям, которые не всегда соответствуют внешности их носителей.
   Бывают казахи с русскими фамилиями и наоборот. Так у нас в республике все перемешано. И учительница привела в пример нашу Дашу: "Вот девочка, совсем русская, а по документам казашка, и папа у нее казах. Правда, это дедушка, он воспитал", - и назвала фамилию.
   Один из таксистов стал пробиваться к ней сквозь толпу: "Как, как? Повторите, пожалуйста! Моя знакомая ищет свою семью! Может, это они? А можете дать телефон?"
   - Ой, не знаю, я сначала спрошу у них. Это дело тонкое. Вы лучше дайте мне ваш телефон.
   На следующий день она позвонила к нам домой. Я записала номер, и дрожащей рукой стала набирать его на телефоне.
   - Алло, можно поговорить с Виолеттой?
   - Я дам вам ее телефон - ответил мужской голос.
   Снова набор.
   - Алло, можно поговорить с Виолеттой?
   - Да, я слушаю - услышала я знакомый голос.
   - Это я, Алла. Здравствуй! Ты где?
   - В Талды-Кургане. Здравствуй, Алла.
   - Как ты, у тебя все в порядке? Можешь приехать? Родители здесь, с нами.
   - Да, конечно, завтра же - с волнением сказала Виолетта.
   - Подожди, я позвоню маме прямо сейчас.
   - Хорошо...- прошелестел ее голос...
   Я набрала номер родителей.
   - Мама, ты знаешь, такая история, это фантастика, кажется, Виолетта нашлась. Представь, учительница Даши в аэропорту что-то узнала и дала телефон. Я позвоню ей? Но это еще не точно, мам, спокойно, только ты не волнуйся. А может, правда? Побудь на телефоне, я сейчас, - я пыталась придать бодрость и радость разговору.
   - Хорошо...- я знала, что таилось в тихом голосе нашей мамы в те минуты.
   С телефонами у каждого уха я начала двойной разговор.
   - Алло, Виолетта, это я, Алла. Это точно ты? Привет! Вот и хорошо! Как ты? А-а, слушай, у меня тут мама на другом телефоне. Мама, у нее все нормально! Завтра приедем!
   - Спроси...- голос мамы звучал с надеждой - Спроси, она замужем?
   - Ты замужем?
   - Ну, почти.
   - Мам, вроде бы да.
   - А дети? - прерываясь, спросила мать о самом главном в жизни женщины - Дети у нее есть?
   - Виолетта, мама спрашивает про детей.
   - Нет, и наверно, не будет.
   - Ну что ты, не говори так, может, будут еще!
   - Нет...
   - Мама, пока нет. Но я ей говорю - может, будут! Она завтра приедет, и мы сразу к вам! - пыталась я продолжать мажорный тон.
   - Хорошо... - упавшим голосом сказала мама, она уже все поняла про Виолетту.
   Срочные звонки ко всем сестрам и зятьям собрали вопросы о судьбе Виолетты, которые четко характеризовали самих вопрошавших.
   Сестры спросили, как она выглядит, мой муж спросил, чем она занимается, а муж Айжаны спросил, сколько у нее денег...
   И только мать задала два вопроса о самом главном для женщины - о муже и детях.
   Виолетта и мама встретились, рыдая. Возвращение блудных детей - всегда горькая картина, мама приняла в объятия еще одного своего птенчика, вернувшегося в родное гнездо с чужбины, после дальневосточных бурь, которые сделали свое разрушительное дело.
   Виолетта вышла замуж за военного сразу после училища, несколько лет проездила с ним по островам, перенесла операцию, которая лишила ее возможности иметь детей.
   Когда он женился на беременной от него учительнице в крошечном поселке, где они жили, Виолетта стала искать родителей, но безуспешно. На все долгие запросы с Дальнего Востока из Казахстана через полгода приходил один ответ - адресат выбыл.
   - Было так одиноко, что я разговаривала с морскими ежиками на берегу. Потом решила поехать сама искать вас. Вот так и прошло еще два года. Здесь познакомилась с этим парнем, который и помог мне найти семью.
   - Ну, нашла же! Подумай, как интересно и чудесно все сложилось, что теперь ты с нами! - подбадривала я. А сама уже думала, как мы будем устраивать их здесь. Ведь управление жизнью всей семьи было на нас с мужем.
   Зато теперь мы все рядом, родители с нами, будем поддерживать друг друга. Никогда на казахской земле не было такого, чтобы детей не принял родительский дом. Даже чужих детей всегда принимали в казахские семьи.
   Нет идеальных семей и людей, просто надо любить и прощать друг друга. И пусть будут счастливо и долго жить мои родители, несущие на себе всю тяжесть эпохи перемен.
   ***
   ТАИЛАНД
   Так мне снова пришлось думать о выживании семьи, ведь у мужа образовался перерыв до нового назначения, а дети росли, и нужно было зарабатывать.
   Вот тогда я и уехала в Таиланд снова представлять казахские авиалинии, на время забыв наставления французского мэра о жизни супругов в одном доме.
   Я, конечно, сравнивала две страны. И если первая меня совершенно вымотала, то вторая успокоила нежностью и одарила умиротворением.
   По цветам страны были совсем разные - у арабов черно-белые, Таиланд оказался ярким, радующим насыщенными и красивыми цветами - розовым, пурпурным, подсвеченных золотом.
   В ОАЭ почти нет собак, на стоянках под машинами лежали в тени только стройные гладкие длинноногие кошки. На улицах Бангкока - повсюду только собаки, много динго, которые никогда не лают, а просто лежат или спокойно передвигаются по своим делам, мирные и тихие.
   В Эмиратах ярко выражено превосходство мужчин, они главенствуют, мужская энергия чувствуется во всем, даже женщины кажутся достаточно агрессивными и резкими, громкая гортанная речь.
   Женоподобные мужчины в Таиланде, мягкость движений, жестов и речи, женская энергия нежно и плавно течет в стране, как и река Чао Прайя.
   Искусственный мир Эмиратов, созданный в песках, восхищает силой человеческого разума, ничто не растет без человеческих усилий, марсианские пейзажи, бесплодная земля, выжженная чистота пустыни.
   В Таиланде же впечатляет буйство природы, море ароматных ярких цветов, которыми ежедневно украшают сотни тысяч храмов, диковинные фрукты и животные. Дожди и влажность.
   ОАЭ - это Энергия, нефтяные фонтаны, моря нефти и реки электричества. В Таиланде отсутствие энергоресурсов замещается усилиями человеческих масс, и только электричество от рек.
   Арабы, местные жители, имеющие гражданство, работают в офисах, многие на государственной службе, работа больше интеллектуальная.
   Тайское местное население много работает физически, могут часами делать монотонные движения. Если арабы импортируют почти все, тайцы экспортируют почти все. Секс у арабов - тайна и запретный плод, а у тайцев - это естественное наслаждение и свобода.
   И две религии, ярко выраженные в каждой из этих стран. Ислам - много запретов, строгость, наказание. И Буддизм - философия, которая учит, как жить просто и чисто, избегая сильных желаний, разъяснение, терпимость.
   В Эмиратах - понты, грандиозные стройки, золото, дорогие машины, виллы и т.д. В Таиланде - скромность, даже богатые люди ведут себя сдержанно, хотя имеют и виллы, и парки дорогих авто и страна не менее грандиозно строит.
   И еще я нашла общие черты, думаю, помогающие развитию и самоутверждению обеих наций.
   Преклонение, почитание и любовь к монарху. Большое количество роскошных храмов, мечетей, сильное влияние религии в обществе. Сохранение своей национальной культуры, защита интересов нации законодательно, например, в условиях приобретения земли, недвижимости, и т.д.
   Естественно, я узнала о стране немного больше, чем обычные туристы. Наш офис находился в районе "красных фонарей", как раз возле известного всему миру ночного рынка Пат Понг. Вечерами мы с помощником работали в офисе допоздна, чтобы не сидеть одиноко по своим квартирам, тупо глядя местное ТВ, где было все о чужом.
   Мой помощник раньше работал в Таиланде. Семьи наши остались в Казахстане, так как предполагалось недолгое пребывание - авиакомпанию ждали новые преобразования.
   Ерлан хорошо знал и любил эту страну. Он помог мне скорее освоиться и не делать обычных "совковых" ошибок в общении. Например, не слишком жестикулировать, ни к кому не прикасаться, особенно к детям, ни в коем случае не гладить их по голове, не говорить повышенным тоном, даже если в аэропорту надо срочно что-то решать. И действительно, мягко и спокойно в Таи легче делать дела.
   Часов девять, полдесятого вечера мы выходили и через весь Пат Понг, совершенно диссонируя с развеселой толпой, шли в деловых костюмах и с портфелями сквозь разгорающийся похотью ночной рынок до улицы Силом.
   Там мы молча стояли на остановке в ожидании автобуса времен вьетнамской войны и минут через 20 с ветерком и двумя десятками трудовых тайцев за 10 бат ехали до своего района. Несмотря на то, что мы уже почти ассимилировались с тайским обществом, они все-таки узнавали в нас "других" и всегда уступали места, следуя своей доброй природе, но мы отказывались, понимая, что они тяжело трудились целый день.
   Для того, чтобы и к нам пришла спасительная физическая усталость, от остановки мы еще минут 20 шли пешком до своего кондоминиума, где расходились по своим башням и квартирам, чтобы сразу после душа уснуть и не думать о доме и близких.
   Ассимиляция - отдельная тема. За годы работы за границей в разных странах у меня выработалась хамелеонская способность уподобляться среде. Тайцы тоже принимали за свою, если я ходила одна, и пугались, когда я заговаривала с ними на английском, а не на "нашем родном" тайском.
   Однажды перед Новым годом мне позвонили из Казахстана, чтобы мы срочно нашли пассажира Ержанова и помогли ему. А пассажиры прибывшего рейса уже все вышли в здание аэропорта, перегруженное и гудящее предпраздничным нашествием туристов.
   Представьте, сто рейсов одновременно проходят паспортный контроль, человек по двадцать в очереди у многочисленных пограничных кабинок! Но мы все же попытались найти иголку в стоге сена.
   Я бежала с тайской стороны границы в форме, с бейджиком аэропорта на рубашке и громко спрашивала: "Господин Ержанов! Есть Господин Ержанов?" И тут двое молодых людей из группы пассажиров Аэросвит, прилетевших из Киева, стали показывать на меня, говоря: "Дивись, як тайцы по-русски гутарят!!!", - и хохотали на весь аэропорт. Я тоже рассмеялась, а потом все-таки нашла пассажира и выполнила "задание центра".
   Утром мы опять ехали на работу, но рынка уже не было. Это, конечно, удивительное место! Каждый день, к концу рабочего дня, с 17 часов он появляется на глазах прямо посреди улицы, его строят с шумом и грохотом, прилагая титанические усилия, чтобы к утру... все снова разобрать.
   В 9 часов, когда "белые воротнички" подъезжают к офисам, улица принимает обычный тихий вид, и даже намека нет, что вчера здесь были и Пинг Понг шоу, и стриптиз, и девочки и мальчики недорого, и куча поддельных часов и сумок, все, что ночью с удовольствием покупалось туристами со всего света.
   Официально власти запрещают подобную деятельность, поэтому рынок и существует условно - "вот он как бы есть и его сразу нет". В Таиланде запрещены порнография, проституция, и, конечно, наркотики. В жизни большой страны они на самом деле занимают свое узкое, нелегальное, но весьма привлекательное место в больших городах и на курортах со всеми вытекающими...
   В Таи, как и в любой стране, есть свои особые районы, но есть миллионы обычных людей, которые и составляют основу нации.
   Когда мы поинтересовались, почему даун таун оказался в таком игривом месте, нам рассказали, что еще во время Второй мировой войны многие иностранные компании основали бизнес в этом районе, а уж потом к ним притянулись "красные фонари". Так что "вначале было Дело".
   Итак, еженощные прогулки про злачному Пат Понгу сделали его уже не шокирующим, привычным и мое внимание переключилось на все разнообразие и красоту жизни 20-миллионного города, в котором есть столько чудесных мест, настоящих сокровищ культуры и истории.
   Однажды я оказалась на Золотой Горе, пошла туда сама из любопытства. На камне, стоящем у входа, высечено на нескольких языках, что в Золотой Ступе (как бы закрытом колоколе) хранится треть пепла, который остался после кремации Будды. Одна часть - в Непале, на родине Учителя, одна и еще небольшие части - в других странах. Почему-то гиды не рассказывают о буддийском сокровище, которое находится в Бангкоке. А ведь это великая честь для всей страны.
   Самое главное, общаясь с тайцами по работе в аэропорту, в офисах, банках и просто в жизни, я начала понимать, что именно богатое культурное наследие и тысячелетние традиции этого народа привлекают в Таиланд людей из других стран.
   Мягкость, чуткость, терпимость, уважение и внимание к человеку - эти лучшие качества тайцев сглаживали сложные ситуации и помогали в нашей напряженной авиационной работе.
   Тайцы сделают все, чтобы вам было удобно и приятно.
   Они настолько заботливы, что будут вести вас за руку через улицу, зная, что для вас непривычно левостороннее движение, а если у вас заняты руки, и надо расплатиться, сами достанут деньги из вашего кошелька, полагая, что и вы так же простодушны и доверчивы, как они сами.
   Представьте себе, люди живут в стране, где никогда не было колонизации, тотальной войны, блокады, 37 года, фашизма, снега и лютого мороза, где всегда тепло и спокойно.
   Конечно, все это мои субъективные и фрагментарные наблюдения. Иногда мне казалось, будто миллионы детей построили себе домики, города и все как у взрослых, но сохранили непосредственность и чистоту.
   Наверно, поэтому европейцы обожают своих тайских "жен зимнего сезона". Однажды, отправляя рейс в Алматы, я встретила знакомую, которая возвращалась с дочкой домой. Она была вне себя от неудавшегося отдыха в Паттайе и возмущена распущенностью и падением нравов: "Идет старый хмырь, держит за руку малолетнюю тайку, смотреть противно! Я же с дочкой!"
   Пытаясь ее успокоить, я объясняла, что действительно, уставшие от строго регламентированной правильной жизни европейцы едут сюда за своими нереализованными желаниями, мечтами, покоем и нежностью. И находят все, чтобы, наконец, почувствовать себя счастливыми. А если присмотреться к их спутницам, окажется, что не такие уж они молоденькие, просто миниатюрны и хорошо сохранились. Обе стороны получают то, что ищут, все довольны. Но моя приятельница все равно была против и, чертыхаясь, улетела домой.
   А кто может сравниться с тайцами в умении доставить удовольствие прикосновением, лечить массажем и тело, и дух? Как-то мы обсуждали эту тему с казахстанской дамой, которая долго жила в Таи.
   Она многое рассказала о философии, психологии тайцев, сетовала на грубость чужих мнений и непонимание тайских традиций. "Как грязно они воспринимают все! - тоже возмущалась она, - для тайцев знание акупунктуры, человеческого тела, массаж - искусство, что-то высокое, а все это просто и грубо потребляют".
   К сожалению, мы совсем не знаем тайской литературы, я даже не вспомню ни одной тайской сказки. Мы просто видим храмы, яркие, золоченые, изысканные Ваты, которых 150000 в стране, где все молодые тайцы проходят обязательные буддистские духовные практики, познавая самоограничение, смирение, общаясь только с Небом, мы слушаем успокаивающие ритмы музыки, наслаждаемся самым тонким обслуживанием. И то, что более всего понятно любому человеку - еда и секс являются лишь частью той истинной большой культуры, которая, собственно, и притягивает нас.
   Да, когда-то давно "фаранги" (так здесь называют иностранцев) полюбили страну с изысканной тонкой культурой, и их многолетняя привязанность со временем частично трансформировалась в секс-туризм. Думаю, что романтичные рассказы об Индокитае в первой половине 20 века вызвали интерес к региону, и даже послужили одним из факторов развития этих стан, особенно Таи.
   В самом начале работы тайские коллеги пригласили нас в Паттайю для знакомства со структурой их агентств. У нас был там один вечер, а по вечерам в Паттайе две достопримечательности - "Альказар", шоу траснсвеститов, и "Кингс Роуд", улица, еще более известная, чем ночной Пат Понг и уж гораздо более порочная.
   Нам передали пригласительные на шоу, наверно, оно считается просто безобидным аттракционом.
   Внутренне содрогаясь от мысли, что увижу что-то неприличное, а может и отвратительное, я шла среди сотен туристов в фойе "Альказара" и стыдилась. И вот началось красивое шоу с разодетыми в блестящие костюмы трогательными существами, которые выбрали в жизни этот странный путь и, как говорят, почти все глубоко несчастны и одиноки... Было грустно. Еще эти леди-мальчики наводили на мысли о вообще нелегкой актерской профессии, которой, вот уж поистине, нужно служить всей душой и телом.
   Вышла я из "Альказара", по-матерински их пожалев.
   Потом мы отправились на "Кингс Роуд", где можно увидеть тех же трансвеститов, только на улице, и много чего из ночной жизни. Мы шли, и я снова чувствовала неловкость. Но, как ни странно, мы не увидели ничего неприличного. Наверно, нам просто повезло. Зашли в кафе. Рядом за столом сидела компания - трое пожилых белых мужчин и три местные, тоже немолодые, женщины. Я все еще была внутренне напряжена, как будто боялась, что в любой момент из-за угла выскочит кто-то голый и будет неудобно.
   Но в кафе была нормальная спокойная атмосфера, за соседним столом сидели вполне приличные люди и когда мы увидели, с каким уважением мужчины относились к дамам, стало понятно, что их соединяет не мимолетное знакомство, а годы теплых, близких отношений. Может быть, еще с Вьетнамской войны, когда американцы базировались где-то здесь. Мы представили, как они были молоды тогда, волею судьбы встретились и до сих пор хранят свою любовь и нежность.
   Мне стало спокойно и хорошо. Мы уехали на работу, и потом много раз я вспоминала свое первое знакомство с Паттайей. Особенно, когда видела в аэропорту молодые пары, которые плакали и никак не могли расстаться, хотя ему, обычно европейцу, уже давно пора было бежать на самолет. А маленькая тайка все еще держала его за руку.
   Вы и сегодня можете увидеть такие картинки в аэропорту Бангкока, если повезет.
   Небо бережет эту страну с ее сотнями тысяч буддистских храмов, и миллионами благодарных Будде и своим маленьким богам людей, создающих красоту, излучающих любовь и покой.
   И когда мы приезжаем туда, нас незримой лаской успокаивает освещающее здесь все наставление Учителя - не имей сильных желаний, чтобы избежать страданий, и пусть твои сердце и мысли будут чистыми.
   ***
   МАЛЫЙ БИЗНЕС И БОГАЧИ
   После Таиланда пришлось пережить еще одну перестройку, уже в размерах авиакомпании - старую упразднили, новую, уже с иностранцами, открыли, много казахских менеджеров осталось за бортом, и я начала заниматься своим совсем маленьким бизнесом, снова для выживания.
   Но малый частный бизнес сильно отличается от работы гигантской компании, и я снова не нашла свой идеал.
   К счастью, мужа пригласили работать в государственные структуры, он возглавил техническую службу министерства. Это был статус. И страховка.
   Я всегда была неуверенна в своем бизнесе, ведь он подвергался постоянным рискам - нехватка профессиональных кадров, разгильдяйство, дороговизна помещений, поборы и прочая. Но понемногу терпение и труд сделали свое дело - нам удалось вывести его на безубыточность, а потом и на прибыль.
   Но все равно это мелкая возня и только. А вырасти страшно - слово рейдер промелькнуло на страницах некоторых смелых газет, и мы осторожно делали свое дело, чтобы не высовываться.
   И я даже стала членом женского клуба, наших лучших, в общем-то, женщин, умных, красивых. Именно женщины помогали мне всегда, женская солидарность существует, что бы ни говорили. Мне посчастливилось общаться с лучшими из них, это настоящие леди, воспитанные, как и положено, многими поколениями, их прабабушки тоже были лучшими в свое время. Как говорится, времена меняются, элиты остаются. Остаются, как достижения, как лучший опыт нации, которые эти женщины достойно несут сквозь все времена и приумножают.
   Без элиты нация - сирота, как "жаль убитого царя"...
   Это самое драгоценное, что я нашла для себя в Алматы. И дорожу общением с ними, как своими сестрами.
   И тут мне посчастливилось - работа по подготовке чартерных рейсов означала новый опыт, общение с иностранцами, хорошую оплату. Наконец-то не надо искать счастья за границей, а спокойно работать у себя на родине!
   И еще большой радостью было встретить новое поколение молодых специалистов, нашей казахстанской молодежью, уже отучившейся за рубежом и вернувшейся, как я когда-то, в свою страну с замечательным образованием, отличным английским и мощным созидательным настроем. Ура!
   Нас в отделе было всего трое, Лейла была одним из директоров компании, а мы с Анной - двумя менеджерами. Лейла десять лет училась и работала в Европе, а Аня имела больше американский опыт.
   Я налюбоваться не могла тем, как смело они держались с иностранцами. Достойно, профессионально, умные девчонки могли высказывать свои идеи, обосновывать свое мнение, и даже не соглашаться с иностранным руководством, что для меня всегда было трудно. Вот что приобрели они за границей - они научились уважать себя, у нашей молодежи появилось чувство собственного достоинства!
   Меня просто окрыляла мысль о том, что жизнь в Казахстане действительно приобретает цивилизованные черты, что выросла молодежь, достойная строить новое. Да и иностранцы все время декларировали - "Мы пришли только научить вас, мы уйдем, а вы останетесь".
   "Ваша страна - исключительная, богатства недр - огромные, всех казахстанцев мы видим очень богатыми людьми в будущем!" Правда, о недрах я и сама с детства знаю.
   В общем, это было что-то новое в Казахстане, и я с энтузиазмом взялась за работу по наземной подготовке чартерных рейсов для миллионеров. Мы готовили персонал на земле, материальную базу и вообще все, чтобы хозяева чувствовали себя в полетах на седьмом небе.
   Кроме профессионального интереса, конечно, присутствовало и простое любопытство - как же живут на самом деле богачи - и наши, и те, другие, иностранные. Вообще-то, впервые в истории некоторым казахам удалось встать в один ряд с самыми-самыми в мире, и эволюция "новых казахов" происходила стремительно в течение последних 15 лет.
   В Европе уважают "старые деньги", в этом понятии живут и традиции, и вековой опыт, и культура роскоши. "Новые деньги" связываются с понятием "выскочки", которые не совсем готовы и не знают правил, в общем, пока диковаты.
   Поэтому нашим богачам приходится учиться очень быстро. И все мы учимся - и хозяева, и все, кто соприкасается с ними по работе. Это тоже школа жизни, в таком новом для всех нас проявлении, и честно, все казахи, кто работал на наших миллионеров, ими гордились. Ведь это тоже достижение, теперь в казахской истории появляются супербогатые, а значит, суперсильные личности.
   Ведь чтобы жить в роскоши, надо быть сильным - этот закон у нас пока не очень знают, не приходилось казахам никогда прежде проходить таких испытаний.
   И возможно, пройдя этот опыт, они станут мудрее и лучше, задумаются об истинной роскоши, которой они владеют - возможности сделать процветающей свою страну и счастливым свой народ.
   Инструкторами были иностранки, которые "держали марку" и подавляли любые отклонения от стандартов, установленных ими, и действительно отличавшихся от наших обычных.
   - Ты старая коммунистка, не лезь со своими совковыми методами. Если хочешь, учись, - говорила мне старшая из них, Дженни, как бы шутя.
   И правда, я постепенно осознала, что роскошь - это искусство и ему надо учиться. Роскошь - это не просто приобретение в лучших магазинах мира всего самого лучшего. Это высшая система жизни, включающая в действие самые разные механизмы ее обеспечения, и материальное - это всего лишь ее видимая часть.
   И я терпела и училась, и действительно, узнала кое-что новое, правда, для этого хватило бы и месяца, а иностранки работают в компании уже три года.
   Что уж греха таить - все мы преклоняемся перед заграницей, магическое слово "европейский" действует, как гипноз, и даже на наших базарах, где невозможно присутствие произведенных европейцами товаров, мы все когда-то благосклонно выслушивали байки о каких-то стоках, по счастливой случайности оказавшихся в наших краях. "Я сам обманываться рад". Теперь-то все встало на свои места и Китай, который тут, через дорогу, радует нас всем, что производит для всего мира.
   В отношении технологий, особенно в авиации, все по-другому, здесь уж мы ждали, что европейцы и взаправду - придут и научат.
   Для меня было важно ежедневное общение на английском в офисе с настоящими носителями языка, я старалась впитать в компании все "европейское", искренне считая, что оно лучшее.
   Кроме того, выросшая на казахских нефтедолларах компания давала местным специалистам возможность быть причастными не только к ноу хау, но и к добытой нефти - оплата труда была, наконец-то, достойной.
   Никогда прежде я не переживала за все распроданные богатства моей земли, о которых говорил народ и кричала оппозиция. Я просто всегда верю в высшую справедливость. Это наша страна и рано или поздно мы станем жить лучше. Все.
   И вот эта справедливость наступила для меня конкретно в отдельно взятой компании, среди всей остальной несправедливости. И еще для двух десятков казахстанцев. Нефтедоллары здесь лились рекой и били фонтанами. Всем, стоящим рядом, тоже что-то перепадало.
   Но, как оказалось, основная часть доставалась тем самым иностранцам, зарплата которых была раз в пять-десять больше, чем у местных специалистов такого же класса. Короче, Дженни платили в десять раз больше, чем мне.
   Это была первая несправедливость среди той справедливости, что поначалу радовала меня в компании. И потом посыпалось - как из рога изобилия. Транспорт - только для иностранцев. Элитные квартиры по бешеным ценам - тоже. И все это на наших глазах за наши, в общем-то, казахские деньги.
   И специалисты эти оказались на поверку совсем не лучшими. Все лучшие всегда заняты. Как мы поняли, всякие неудачники, алкоголики и откровенно нездоровые люди приезжали сюда, чтобы реабилитироваться за прошлые неудачи, сорвать куш, погреться у денег миллионеров и поприкалываться потом над дураками казахами.
   Постоянно появляясь и исчезая, экспаты кружились как в воронке, всасывающей их из неизвестности, перемалывающей внутри компании и выплевывающей обратно в бездны авиамира.
   Ни о какой нормальной работе не могло быть и речи. За три года они лишь показали, как любыми путями, подставляя друг друга, они рвутся к наживе, эти временщики на нашей земле.
   Было среди них два-три человека, реально уважающих людей и настоящих профессионалов. Один из президентов компании искренне полюбил Казахстан, даже пытался учить язык, обычаи.
   Он хорошо понимал все противоречия нашего общества, мечущегося в попытках утвердиться как нация, переживающего раздрай между азиатским менталитетом, вожделением европейской культуры и достижений, и невозможностью быстро проскочить провал в экономике, науке, культуре и коллективном сознании, образовавшийся после краха соцсистемы.
   Искреннее желание понять и помочь было неуместно, и очень быстро доброжелательный человек был оттеснен от источника больших денег алчными коллегами-иностранцами и, наверно, с массой неизгладимых впечатлений вернулся на свою родину.
   Нам пришлось самим строить всю работу, лавируя межу интересами трех заказчиков казаха Берика, европейца Боба и еще одного бизнесмена из азиатской страны, Фархада, их избалованных экипажей, которые, насмотревшись на хозяев, жаждали для себя таких же привилегий, нашими законами и теми высокими декларациями, которые провозглашались каждой новой командой пришлых менеджеров.
   Больше всего это было похоже на бои без правил. Толпа разных людей пыталась неорганизованно делать что-то в клубке противоречий, без прописанных и утвержденных инструкций, где каждый пытался для себя урвать побольше.
   Все это напомнило мне первые годы в нашей авиации. Только теперь я уже точно знала, что мы сами можем отлично работать без всяких помощников из-за рубежа.
   Лейла и Анна работали блестяще, была создана вся документальная база, учебные программы, но именно это стало причиной зависти одного из директоров, Мэта, который, "подставив" всех вышестоящих начальников, убедил Фархада, что только он может построить работу компании как надо и что он готов.
   После назначения Мэта вся компания была в ужасе. Этот нервный человек работал раньше где-то в отсталой стране, привел к банкротству компанию, да не одну. Его, наверно, там не раз били аборигены, так он был зол на жизнь, и ненавидел местных людей. Вообще, глядя на него, мне становилось больно от затаившейся глубоко в его синих глазах пустоты и одиночества.
   Я призывала Лейлу по-христиански или по-мусульмански пожалеть его и сотрудничать. Ведь на зло надо отвечать добром, я пыталась настроить всех на милость. "Нет, - сказала Лейла, - это не тот случай. Посмотрите нашу переписку, на каждое мое предложение он отвечает истерикой. Любые две строчки вызывают ответную тираду, как будто на него нападают враги. Давайте просто улучшим свою работу. Мы независимый департамент. По просьбе пассажиров надо усилить предполетный контроль".
   - Это значит - снова сутками дежурить в аэропорту? - спросила Анна.
   - Да, вы же знаете. В течение месяца-двух, установим дежурство и втроем возьмемся за это. Это действительно надо периодически делать. Боб попросил лично.
   - Хорошо. И что, как всегда, без дополнительной оплаты? - спросила я.
   - Но мы же счастливы работать в компании?
   - О, да! - ответили мы хором - если нужно для дела, вы знаете, что мы всегда готовы. За одну только зарплату.
   Нам пришлось регулярно проверять самолеты перед рейсами, что вызвало негодование личных экипажей. Ведь, да, конечно, они избраны и непогрешимы. Сам капитан лично отвечает перед хозяином за все. Нечего тут проверять.
   Естественно, им не нравилось, что офисные работники присутствуют на борту в момент, когда, нарушая все инструкции, стюардесса на кухне готовит индивидуальный завтрак для пилотов. Ну, такой простенький, например, сэндвич с филе цыпленка и авокадо, круассан с семгой или что-нибудь в этом роде. Свежевыжатые соки, ягодки с севера, фрукты с юга! За счет хозяев, конечно. Эх, хороша жизнь богатых!
   Но нас уполномочили сами хозяева именно для того, чтобы никто не расслаблялся! Как всегда, надо было объясняться и лавировать.
   Так и получилось история с личным экипажем Фархада. Рано утром мы отправились в аэропорт, часа в четыре. Я не выспалась, так как мы частенько теперь ни свет ни заря отправлялись на задание, а потом еще и в офисе работали с девяти до шести.
   Мы приехали на борт, и я стала проверять готовность - чистоту салона, питание, распечатанное меню, наглаженный лен, свежие цветы, газеты, внешний вид стюардессы, икру, шампанское, фрукты и все, что в жизни богачей на борту собственного самолета создает комфорт и радость полета надо всей суетой мира.
   Но тут оказалось, что невыспавшийся капитан Роберт, рассевшись в кресле хозяина, из-за нас не может позавтракать, хотя это он должен был сделать в отеле.
   - Покиньте самолет - рявкнул он на уборщицу Любу и начал орать, что сейчас позвонит президенту компании и доложит, что ему мешают.
   - Окей, это не моя прихоть, - сказала я, едва сдерживаясь от возмущения, но зная, что на борту распоряжается капитан, взяла себя в руки - Только подпишите мне отчет, который я не смогу теперь сделать для офиса.
   - Пошла вон с самолета!
   - Люба, выходите, пожалуйста, и подпишите, что мы не смогли закончить работу, - я хорошо знала, что документ нужен всегда, особенно в авиации.
   Мы вышли и стали ждать в машине, когда можно будет поехать в офис. Я еле сдерживала слезы, Люба пыталась успокоить меня, но только сделала хуже. Она сказала - "Знаете, они все так относятся к нашим. Если я убираю самолеты, они могут орать, обзывают нехорошими словами, я немного понимаю по-английски, знаете, а было раз, что меня даже пнул один иностранец, как собаку..."
   Мне стало тошно от всего этого, я заплакала навзрыд, водитель притих, а Люба все гладила меня по плечу.
   В это время капитан Роберт имел завтрак на борту, который наша девочка безропотно подавала пилотам, и инженеру Тэду, которого милостиво пригласили отведать миллионерской жизни в виде кофе.
   Когда мы с Тэдом вместе отправились в офис, он пытался утешить меня.
   - Я знаю, что произошло, но не плачь. Это лишь говорит о Роберте, как о плохом парне. Ты здесь ни при чем. Не стоит тратить на него слезы.
   Он совсем не понимал, что плачу я за всю страну, за весь наш народ, обманутый добрый, бедный, безответный народ, к которому на родной земле уже вот так относятся все эти иностранцы, получающие здесь баснословные деньги. Бедная Люба, спасибо тебе за доброту, но так жить нельзя!
   В офисе народ только собирался, я сидела подавленная, не зная, что делать. Ведь Роберт собирался что-то там сказать президенту. Может, еще и выдумал что-нибудь. Это они умеют... И, когда появился Фил, очередной временный президент авиакомпании, я спросила его сама - Что, звонил Вам Роберт?
   - Нет, а что такое?
   - Да нет, ничего, я сегодня ездила к ним на предполетный осмотр.
   - И что? Ты какая-то странная. Что случилось?
   - Да ладно, все и так знают, что Роберт плохой парень.
   - Я разберусь!
   Через полчаса Фил и Рич, начальник пилотов, прибежали ко мне и попросили рассказать все подробно. Они собирались доложить об этом инциденте хозяевам. А я уже не хотела даже вспоминать. Никто и никогда так меня не оскорблял, начиная с времен, когда я работала морской стюардессой, тогда на советских теплоходах.
   - Мы разберемся, - сказали Фил и Рич - верь нам.
   Мои коллеги - Лейла с Анной после шока сделали один единственный вывод - наших дискриминируют по полной. Теперь понятно, как на самом деле к нам относятся экспаты.
   Вскоре ни Фила, ни Рича не стало в компании, воронка унесла их в неизвестность вместе с искренним или формальным желанием помочь и, вообще, как-то построить нормальную работу.
   Но им, как и всем предыдущим менеджерам, мешала эта близость к богачам, безграничные возможности и образ жизни которых неизбежно возбуждали у всех причастных к ним людей желание уподобиться, еще, наверно, зависть, и в отместку за несоответствие амбиций и возможностей, вот такие выпады против тех, кто слабее.
   Понятно, что судьба дала каким-то людям шанс вдруг выскочить из всей уравненной массы и стать богатыми, но это их, и только их достижение или испытание, посланное свыше. Это их личный шанс стать совершеннее или утерять остатки человечности, и хорошо, если они воспользуются им в благих целях. Это их большой экзамен перед Небом. Но рядом с ними часто оказываются те, с кем нам пришлось столкнуться, они, в общем-то, и "делают погоду".
   И вот в центре воронки встал Мэт, который, потирая руки, сразу же предложил Лейле и Анне работать просто стюардессами, а зарплату уменьшить ровно в два раза. Мне же, как просто старой, предложил вообще удалиться. Наверно, он каким-то чутьем душевнобольного вычислил, кто жалел его искренне и больше всех. В нем работало болезненное отторжение всего сильного, созидательного и еще, наверно, он не терпел сострадания, как свидетельства его слабости.
   У нас был месяц, чтобы что-то изменить. Я могла спокойно уйти, продолжить заниматься своим бизнесом, да и муж мой перекрестился - Слава Богу, не будешь мотаться в аэропорт по ночам! Прокормлю я тебя, не переживай!
   - Но девчонки! Они-то молодые, перспективные, что за дискриминация! Он что, возомнил, что может делать здесь все, что заблагорассудится? У нас и так профессионалов не хватает в стране, он что, будет топтать молодую поросль? Этого нельзя допустить!
   - А что вы можете сделать?
   - Мы будем жаловаться, в местком! - несмешно пошутила я.
   - Мы будем жаловаться в ООН - веселее пошутил муж.
   В общем, мы с девчонками написали объективное письмо помощнику нашего казахского учредителя. Ждали ответа сначала неделю, потом две, да так все и заглохло.
   - Как же так? Ведь все привязано к нашей нефти, мы здесь имеем больше прав, а наш Берик - совсем главный! Он всегда требует, чтобы люди, честно работающие на него, были довольны, - удивлялась я.
   - Он нас защитит! - верила Анна
   - Кто здесь главный - это еще вопрос. Кажется, надо увольняться - сказала Лейла, - Мэт этого хочет. Сотрудничать с ним невозможно, даже не стоит начинать. Все понятно. За все десять лет на Западе я никогда не чувствовала никакой дискриминации. А здесь, на родине... В общем, я ухожу.
   - Я тоже - сказала Анна.
   - А я и так дискриминирована, аж два раза, выбора нет - без вас тут вообще делать нечего, - сказала я.
   Так и не дождавшись защиты от казахов, всем пришлось уволиться, чтобы хоть в такой форме заявить, что нельзя терять местных профессионалов, обижать людей, тем более, женщин.
   У Мэта кроме личных счетов не было оснований - все равно компании пришлось потом на те же места нанимать других людей, только менее подготовленных.
   Это была просто месть безумного Мэта, причем именно за то, что молодые женщины умны и работают лучше, чем все эти вместе взятые пришельцы. Возможно, кто-то из иностранцев был даже рад, что местных проучили и "поставили на место".
   Потом Фархад сказал экипажу, что сам назначил Мэта, и делает он здесь все, что хочет. А капитан Роберт сообщил "по секрету" девчонкам, что наш казахский миллионер очень обязан Фархаду за услуги и пусть все утухнут. Экипаж прекрасно знает, кто здесь главный.
   Вот так. Вот почему иностранные экипажи, и особенно капитан Роберт, были всегда такими наглыми, намекая, что наш Берик весь "в пушку" из-за оффшоров и общих дел с их хитрым хозяином, который держит его на крючке.
   Значит, Фархад попросту помогает нашему казаху прятать для себя нефтяные деньги. От всех. От семьи, от народа, от государства. От каждого казахстанца. И делится с Фархадом.
   Вот почему никто нас не защитил.
   Вот почему мои молодые талантливые коллеги задумались не о созидании в своей стране, а о том, как устроиться за границей, где, может быть, их оценят.
   Через месяц Лейла получила визу для работы в Англии, в Соединенном Королевстве ее считают очень перспективной и полезной, Анна поедет в Израиль. Дай им Бог!
   Я, все-таки пробовала их удержать: "Вы же знаете, разве кто-то рад нам за границей?"
   - Как видно, казахи рады еще меньше...
  
   Я, как всегда в сложные моменты, позвонила родителям.
   - Мама, что же нам делать? Представляешь, с января введут государственный язык, как обязательный для всех госслужащих. А Гера как его выучит? Нам уже под пятьдесят...
   - Может, начнет?
   - Но нет методик, стандартов, таких, как TOEFL, нет среды, самое главное. Ты же знаешь, что надо жить в ауле год, как минимум, чтобы начать хоть разговорный уровень!
   Вопрос так и остался открытым. Может, тоже уехать? Кто же будет управлять жизнью семьи? Родители и дети - все на нас...
   ***
   Утром я предложила мужу попробовать добавить в чай с бергамотом молока.
   - Так любит один из наших пассажиров.
   - Может, у него извращенный вкус?
   - Может быть, уже извратился. Ведь столько всего ему предлагают. Но попробуй, это правда, вкусно. Кстати, Берик вполне нормален. Он даже котлетки любит с пюрешкой по-советски. Наш человек!
   - А как же фуа гра?
   - Иногда и фуа гра едят, но котлетки тоже любят. Так что надежда есть!
   - Ни-ка-кой.
  
   ***
   МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ ЧЕРЕЗ ТРИДЦАТЬ ЛЕТ
   И мы уехали в отпуск. Пока в отпуск.
   В тропиках расслабуха совсем не располагала к творчеству, но я выдавила из себя зарисовку.
   "День в тропическом раю.
   Мы с мужем отправились на пляж. Взяли открытый домик с белыми романтическими занавесочками, фруктами и сервисом, чтобы отдохнуть по классу люкс. Мягкий морской ветерок смешивался с тропическим сладковатым ароматом буйного цветения жизни и неотвратимого разложения.
   Из окружающей зелени, как местные резные деревянные фигурки, материализовались белки и уставились на нас черненькими раскосыми глазками, потявкивая, вися вниз головой и цепко держась за стволы деревьев.
   Как все нормальные туристы, мы стали умиляться и сюсюкать с ними.
   - Нам, вообще-то, покушать - сказали белки, но, не найдя взаимопонимания, растворились в кронах пальм и мангров так же быстро, как и появились.
   Когда подали фрукты, черные муравьи сразу же проступили ото всюду, тоже с целью разделить сладость нашего медового месяца. Пришлось уступить им остатки, перенеся пиршество с ними и блюдом на траву.
   Поплавав в теплом парном море, мы улеглись под балдахинами и собрались блаженствовать, но тут я увидела, что под крышей сосульками висят спящие ящерицы-гекконы. Так вот кто были настоящими хозяевами прелестного открытого домика!
   Как всегда заботливый, муж начал убеждать, что они не собираются падать на меня с высоты, и что их силой оттуда не вытащишь, но я передвинулась на краешек расписного топчана, на всякий случай уступив гекконам середину, и наконец-то задремала.
   Солнце постепенно уходило вместе с морем, оно как бы засосало всю воду из лагуны в закат. Море ушло далеко за рифы. На огромной территории отлив обнажил водоросли, на которые слетелись местные цапли и медленно вышагивали, как и любопытные отдыхающие, выискивая в них что-то на скучном обнаженном морском дне.
   От этой картины, наводящей на мысли о всемирном потеплении и других мрачных прогнозах неугомонных футурологов, даже ветру стало грустно, он утих, оставив на острове влажность и духоту.
   Когда совсем стемнело, на пляже зажгли факелы, украсили столы цветами и мерцающими свечами.
   Взошла огромная, абсолютно полная оранжевая луна и откуда-то притащила с собой море, эти миллионы мегатонн воды. Море в темноте появилось сразу, шумно и быстро.
   Эти грандиозное шоу двух светил и воды, покорной им, теплая южная ночь придали нашему романтическому вечеру какое-то буддийское просветление, сродни тому, что испытал один из великих учителей человечества, когда ему открылись вся красота и гармония мироздания.
   Нам было спокойно и хорошо вдвоем, и парень, принесший напитки, догадался о чем-то.
   У вас медовый месяц? - улыбаясь, спросил он.
   Да, тридцать лет вместе - и нам было приятно сказать об этом. Мы редко вот так отдыхали за эти годы.
   Радостно смеялись волны с ветром, овевавшим нас вернувшимся дыханием. Снова был прилив, который весело шумел рядом, и был подобен чувствам, наполнившим нас, как в далекой юности, даря свежесть обновления и благоговение перед мудростью создателя, возвращающего море берегам".
   ***
  
   Перед сном я прочитала мужу зарисовку про пляж, но ему не понравилось. Особенно про разложение. Я сказала, что именно в тропиках я это всегда чувствую. На самом деле я очень переживала за нашего друга Славу, который бросил все и уехал сюда, оставив дома семью, вложив все свои деньги в местный бизнес, чтобы начать новую жизнь с молодой женщиной из нашего города подальше от пересудов.
   Мне было тревожно за Славу еще и потому, что помню одну историю о человеке, отбившемся от нашего экипажа. Однажды в круизе Дэвид, наш штатный английский фотограф, молодой мальчишка, впервые попавший в тропики, решил остаться на одном из островов, поддавшись чьим-то обещаниям и своему большому желанию.
   Когда месяца через три наш белый теплоход снова гордо и величественно вошел в тот же порт, к нам прибежал Дэвид - черный, с блуждающим взором, истощавший и обросший, как Робинзон.
   Видимо, он очень просился у дирекции назад, в рай круизной жизни, но больше мы его так и не видели. Хороший был парень, искренний и веселый. С тех пор всякие иллюзии о прекрасной жизни в далеких чужих странах меня не смущали.
   Мы познакомились со Славиной подругой, она оказалась совсем не дурна, с таким же крепким характером, как и Вера, первая жена. Да уж! И как только люди умудряются находить себе спутников жизни, подобных предыдущим или наделять их теми же искомыми качествами?
   Другой наш Слава три раза женился и все были похожи на первую жену, только каждый раз моложе. И каждый раз противоречия, не решенные в первом браке, усугублялись, становились все более выраженными и приводили его к новому поиску. Из каждой он пытался создать образ своей идеальной женщины, своей королевы, и каждая была все моложе и величественней. Он и теперь, после третьей неудачной попытки, по-прежнему ищет свой идеал...
   Здесь мы наблюдаем вариант номер два. Но кардинальная перемена, в том числе и географическая, не гарантирует никому ухода от себя самого. Наш творческий друг, возможно, решив и эту сложную задачу, снова отправится искать приключений, причем, неведомо куда и с кем.
   А может, успокоится и будет счастлив.
   Только что пережив такую же ситуацию в семье Айжаны, я все пыталась понять, какова же здесь роль самих женщин, хороших, порядочных, умных, может сами они в чем-то виноваты? Почему их мужья решились на этот болезненный для всех разрыв?
   Ну, можно же было уступать, похитрей как-то быть, а может и в самых личных отношениях что-то делать так, чтобы мужчина чувствовал себя на высоте.
   Тропический друг, который у Славы уже появился здесь, сначала выведал наше отношение ко всему, убедился в доброжелательности и тихонько прошептал нам по секрету, что Слава рассказывал ему как-то историю своей жизни и даже плакал, вспоминая первую жену.
   - Он все еще ее любит, я думаю - сказал местный человек - и новую жену тоже.
   История, старая, как мир...
   Но зато в каком прекрасном свете отсюда просматривается печальный, светлый образ Веры, женщины, которая прошла с ним долгий путь с юности до зрелости и самоутверждения, щедро даря ему себя, и вот теперь, когда он в расцвете сил, помчался в неизведанное, все еще хранит его, как отца своих детей, как неотделимую уже никогда часть своей жизни.
   (Мне стало как никогда ясно, что самое правильное поведение жены - это держать себя на высоте, всегда быть надежным тылом мужу, в любом случае это засчитается. А вот вдруг, намаявшись на чужбине, устав от этой женщины, он вернется к Вере, а там все его ждут и двери незаперты?...)
   Так вот, все мои впечатления были навеяны мыслями и переживаниями за хорошего друга.
   Он пошел на рискованный поворот в своей жизни, и мы очень хорошо его понимали, так как сами когда-то оставили Тихий океан и уехали спасать нашу любовь в казахские степи. Боже мой, а может, мы своими рассказами заронили в его подсознание эту мечту и он пытается повторить наши подвиги в своем варианте?
   (Боже мой, как бы пример Славы не вызвал у моего мужа теперь каких-нибудь сожалений и отката в тропики!...)
   Здесь же ситуация наоборот, Слава уехал их Казахстана, пытаясь уберечь новую любовь. В нашем случае именно я была инициатором обмена океана на степи, стараясь оградить свою семью от разгульной жизни портового города, легких отношений и соблазнов. Я хотела быть с моим любимым одна, и чтобы он был только со мной. Таким образом, я проверила его чувства на прочность. Ведь иначе как под влиянием безумной любви на такое пойти было нельзя.
   Но мне все было мало, и я приставала к нему со своей ревностью и подозрениями еще лет десять. Так я и поняла, наконец, что меня на самом деле любят. Преданно и верно муж вынес все и выстоял под натиском клокочущего безумства, своим спокойствием, светлостью и цельностью не противопоставляя, а дополняя и даже исцеляя все мои заскоки и слабости, делился со мной щедро силой русского духа, за что я должна целовать ему ноги.
   Короче говоря, своей нормальностью он всю жизнь уравновешивает мои отклонения.
   Вот и теперь характерная ситуация - я хнычу на прекрасном острове, все мне пахнет не так. Он же, сразу поняв мое ужасное внутреннее состояние, сказал - не читай мне больше такого. Это была самозащита. И защита меня от меня тоже. Наверно, натерпевшись в первые годы, он все еще дует на воду, опасаясь, что те состояния могут ко мне вернуться.
   На следующий день Слава почему-то сразу же начал рассказывать про удивительных людей, живущих у озера в кратере огромного вулкана. Оказывается, всех тех, кто переходит в другой мир, они просто складывают под деревьями и там они как бы высыхают. Вот и все. Никакого разложения! Ура! Это был просто запах моего собственного страха...
   Слава, сам того не подозревая, обосновал ночной протест моего мужа и фактами подтвердил, что все я себе выдумала. Вселив в меня оптимизм жизнеутверждающими рассказами, умные крепкие мужики, весело выпивая, продолжили уже вечером в русском ресторане хорошие разговоры о работе и жизни под водку и селедку.
   ***
  
   КОБРА
   Но все было бы скучно, если бы в последний день нашего "свадебного путешествия" не появилась молодая женщина.
   Была Пасха. Новая подруга Славы собралась на дикий пляж с настоящими волнами для серфа и пригласила нас. Сопровождала нас островитянка, менеджер экзотического ресторана, где подают мясо обезьян, кровь и яд змей, черепах и варанов. Друзья называли ее просто Катя-Кобра, она была почти черная, пухленькая хохотушка, живая и сообразительная, так как интуитивно понимала почти все наши разговоры.
   Надо было мне сразу среагировать на имя, как на стоп-сигнал, но я целый день спокойненько качалась в волнах с этой девушкой, которую, как оказалось, каждый день допрашивала по телефону мама из деревни на предмет выхода замуж, и у которой наверняка уже сформировался на мужиков хватательный рефлекс.
   После пляжа до вечера все разъехались.
   Наслаждаясь закатом, мы с мужем, все еще романтично, поужинали вдвоем на популярном пляже, он заказал мне песни в исполнении местных музыкантов, в том числе и знаменитую No woman No cry.
   И вот мы отправились праздновать Пасху с русской диаспорой этого маленького острова. Там, уже за столом, аккурат напротив моего любимого и оказалась Катя-Кобра. Муж мой, подвыпив с другом, под душевные разговоры совсем размяк и начал делать комплименты дамам, а когда он в таком состоянии, они, все без разбора, кажутся ему особенно хорошенькими и привлекательными.
   На это живо реагировали присутствующие женщины, а Кобра, видимо, сильно заинтересовавшись нами, попросила посмотреть нашу камеру, и, впившись в нее взглядом, просто пожирала все черными блестящими глазами. Был момент, когда мне показалось, что дорогие кадры нашего счастливого прекрасного медового месяца как бы слистываются и улетают в черные дыры алчных глаз чужой женщины.
   Я постаралась сразу мысленно заслонить нас от этого, но что-то уже где-то щелкнуло и процесс пошел.
   Мы еще долго смеялись и танцевали, но когда все вместе поехали домой, любезность моего мужа с дамами уже переходила границы и становилась флиртом на мой трезвый взгляд. Мы ехали, и я с грустью думала, что, как собака на сене, не даю уже ему той ласки, всего, чего так жаждут мужчины, и не отпускаю его к другим. Но ведь я хочу, чтобы он был счастлив. Почему бы не развлечься человеку? Ведь правда, так было бы честней... Но я этого не приемлю, и переделать себя не смогу.
   Дома снова за столом продолжилось русское веселье в виде выпивки, закуски и хороших разговоров. Кобра уже совсем завладела вниманием моего изрядно выпившего мужа и, объясняя ему значение местной благодарности, слова "бери-дари", что-то давала ему в руки, касаясь и задерживая на них свои черные пальцы, потом забирала предмет к себе, показывая, что это он дает, и тоже все в замедленном режиме горячих прикосновений.
   Мне наверно надо или пить как все, или сразу уходить, когда прямо на глазах мой мужчина сначала превращается в голодного мальчишку, которому после обычных советских черствых коржиков, так хочется попробовать вот это крем-брюле, а я тащу его за руку прочь, потом становится смелым и игривым дамским угодником, причем свободным и дерзким, а в последней стадии опьянения - слюняво-слащавым старичком, который старается хоть липким поцелуем на женской щечке, но оставить-таки свой след.
   Можем ли мы осуждать мужчин за инстинкты? Нет, только за невоздержанные возлияния, которые все обнажают.
   А умная Кобра тоже хороша - ведь соображала, что я уже вся скисла, что не надо так уж открыто смотреть в глаза мужчине, который сидит рядом с женой у общих друзей.
   Но чего же вы ждете от людей, которые каждый день вынимают сердца из живых змей, пьют их кровь и едят мясо обезьян! Кстати, у меня есть подозрения, что Слава не все мне поведал о том, что происходит потом с теми подвяленными людьми...
   Скорее бегите со своим пушистым добрым и наивным зайчиком домой, подальше от чуждой и жестокой экзотики, спасайте свое семейное счастье! Здесь вас никто не пожалеет!
   Но зайчик на тот момент уже чувствовал себя суматранским тигром, не меньше, и уже совсем не хотел выходить из щекочущей нервы игры.
   Я решила, что пора мирно удалиться. Горький предыдущий опыт подсказывал мне, что алкогольные превращения могут, конечно, невольно, поранить еще и физически, ведь когти уже отрасли...
   Поподвывав в подушку, я пожалела всех женщин, особенно Айжану и Веру, потом новую подругу Славы, у которой с ним все еще под большим вопросом, самого Славу с его большими вопросами, своего единственного и любимого, измученного сегодня вином, коньяком и все-таки напоследок водкой, да еще подтравленного ядом искушения, и себя любименькую, одиноко плачущую в тропическом раю об ушедшей юности. А в ушах все звучала песня No woman No cry.
   Наутро мы собирались переместиться с Острова Богов в Город Ангелов, как называют Бангкок, а потом и в свой Город Просто Яблок.
   Я старалась скрыть за холодно-ледяным поведением свое сострадание к родному человеку, который, как всегда, с душой нараспашку, до шести утра поддерживал своего большого друга, остающегося на маленьком острове.
   Поделившись с мужиками своими впечатлениями о вчерашнем, так как они мало чего помнили, я поняла - зря. Слава бодро заявил, что я снова все себе сама придумала, и был, в общем-то, прав. И по-своему тактичен.
   Одинокие вечера на острове наводили его на размышления о человеческой жизни вообще, смысле всего. Может, поэтому он рассказал нам смешную историю про своих доживших до преклонных лет бабушки и прабабушки, которые, уже совсем потеряв память, ходили друг за другом по дому и одна из них спрашивала: "Настась, а Настась, так кто кому мать? Ты мне али я тебе?"
   "И оно надо?" - спрашивал Слава.
   После десятидневного тесного общения, а надо сказать, что даже в родном городе мы не были так близки, я стала лучше понимать Славу и обнаружила, что в нем продолжают жить одна или даже несколько его добрых бабушек, так как мы все время испытывали идущие от него мощные потоки тепла, гостеприимства, хлебосольства, мудрости и заботы.
   Да еще на прощанье он неожиданно зачитал нам русский народный Заговор на Дороженьку, чем привел меня в совершенный восторг, так как слыл абсолютным и безнадежным прагматиком.
   Прощание в аэропорту вызвало у мужа нескупую слезу, они со Славой обнялись... И мы улетели. В душе у меня была хрупкая пустота. Все-таки хватанула кобра и подпустила яду.
   В Бангкоке я, все еще сквозь зубы, предложила пойти в Парагон-центр. Мы почти не разговаривали, но мне хотелось хоть немного привести его в чувство. Безучастно он смотрел на еду и напитки. Тогда я спросила в тайском фаст-фуде, сколько стоит чашка бульона. Было почти десять, дело шло к закрытию, повара о чем-то посовещались, потом к нам вышел самый "англоговорящий", налил чашку бульона, с поклоном передал нам, сложил губки бантиком и кое-как выговорил - "фри", то есть даром.
   Ангелы продолжали охранять нас в путешествии, заслуженном годами преданности и большого совместного труда. Моему "зайчику" стало легче, мы еще раз договорились, что он не будет заходить за края своей небольшой нормы горячительных напитков, и снова дружно взявшись за руки, отправились в двухдневный шопинг за подарками для всех найманских родственников.
   ***
   ЗВЕЗДА МАТЕРИ
   Когда мы вернулись, было, как всегда в апреле, холодно в доме и тепло на улицах, цвели сады и сирень струила сладкий аромат.
   Но с первой минуты в аэропорту только что вновь раскрывшийся в нежном климате цветок моей души снова весь скукожился от жестких излучений материковой мощи, этих неухоженных огромных пространств, где веками живут мои сородичи тяжелую жизнь, не умея договориться между собой и с целым миром о ее улучшении.
   Когда-то я, подражая Гоголю, писала -"Ах, Алма-Ата, любимый мой город! Прекрасна ты и летом, под тихим теплым дождем, омывающим плоды твоих деревьев, и в туманах теплых зим, и в задумчивом золоте осени, и в сияющем цветении весны. Воспета ты музыкантами, художниками и поэтами, любима каждым, кто хоть однажды встретился с тобой..."
   Дожди отмыли город, и пока не было видно, в каком он теперь состоянии. Наплыв безграмотных, голодных народных масс из аулов, пытающихся хоть что-то заработать в городах, где живет оставшаяся небольшая часть элиты, сделал свое дело. Эти волны отчаявшихся людей оставляют на улицах грязный след протеста пока в виде мусора, грубого поведения и корявой речи.
   Падение культуры и образования, их почти исчезновение вместе с теми, кто приехал сюда когда-то поднимать целину, металлургию, науку и искусство, кто создавал для Казахстана наш новый театр, балет и кино даже во время войны, но оставившими нашу страну во время перестройки, еще дорого обойдется Казахстану, ведь этот процесс все еще продолжается.
   В последнее время, возвращаясь в город, ради жизни в котором я работала двадцать лет, уже совсем не испытываю прежнего трепета и радости.
   На раздаче подарков нашим найманам было весело, малыши и старики все нарядились в обновки, уселись вокруг мамы, которая была в новом розовом платье с белыми лотосами, с самой маленькой внучкой на руках, и начали фотографироваться. И тут папа сказал, что нашей многодетной, многовнучной и многоправнучной маме официально сообщили, что ей должны дать орден от Президента... Неужели правда?
   Конечно, да. Для всех, кто знает нашу маму, она - настоящая героиня.
   Но груз, который был дан ей судьбой в девятнадцать лет, и который она все еще несет, не пощадил ее ноги, колени... Она едва ходит.
   В маленьком доме, где они все вместе живут, уже нет места для детей. Может, лучше вы поможете им с жильем, господин Президент? Орден ничего не добавит, ведь правда?
   Только счастье детей делает Мать по-настоящему счастливой.
   Вы позаботитесь о них, если мы уедем? Вы сами прошли нелегкий жизненный путь и хорошо знаете свой народ и страну...
   Куда ж нам плыть? Этих мыслей у нас давно уже не было. Но если придется уехать, может быть, снова на острова, к другу. Но что там делать? Или лучше в Россию?.. У Геры там мама, родня и друзья. А он всю сознательную жизнь прожил здесь со мной... Надо очень серьезно подумать...
   ***
   И вот, наконец-то, стало теплее, муж попросил меня убрать сорняки с нашего красивого, общего с соседями по подъезду газона, за которым мы ухаживаем все вместе.
   Для часовой разминки это было неплохое предложение, я вооружилась перчаткой, мешком и вышла из дома.
   Цвели веселые желтые одуванчики на зеленой-зеленой-зеленой траве, солнце согревало мою спину, склоненную над родной землей, которая благоухала весенним живительным ароматом возрождения с медовыми нотками этих маленьких земных солнышек, радостно тянущихся к большому сияющему свету жизни.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

88

  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"