Аннотация: Когда есть то, чего не должно быть, и есть иль не есть
Над островом собирались тучи. Землетрясеньица амплитудой в пол-балла мурашками пробегали туда-сюда, но грозились собраться в табуны и пойти крушить. Фаайна Ацер со всех ног мчалась к своему дому. Ветер сбивал ее с ног, осыпал жалящими песчинками.
- Кыцы, Кыцы, ты дома? - женщина закричала с порога и не дожидаясь ответа кинулась на кухню. Мужчины чаще всего обретаются на кухне. А если им плохо, то они точно на кухне. Маг там и обнаружился. Перед ним стояла миска с сушеной вайей, полупустая кружка с травяным чаем стискивалась длинными музыкальными пальцами чуть ли не до треска. Волосы закрутились в крупные кольца, глаза горели.
- Кыцы?
Вид перепуганной женщины резко сменил вектор приложения сил и было бы Кыцы лет на пятнадцать поменьше он точно бы заревел во весь голос, уткнувшись в спасительный, так похожий на материнский, подол. Но он был взрослый, суровый маг, поэтому стиснул зубы и молчал. Ветер стих. Земля больше не колебалась, Кыцы поплотнее завернулся в простыню, сказал, что ему нездоровится и бочком утек в свою комнату. В слове "нездоровится" и состояла его стратегическая ошибка. В голове фаайны Ацер сработала установка 'лечить' и она метнулась в погреб за медом и молоком. Через пятнадцать минут уже почти спокойный парень щурился пенке на поверхности кипяченого молока, а пенка щурилась ему. Страдальческие взгляды, бросаемые им на фаайну Ацер, только укрепляли ее на пути борьбы с коварным недугом. Взвесив все, Кыцы героически вздохнул и ничего не сказал про хвост. А хвост попытался выбраться из-под ноги. Кыцы покраснел. Фаайна Ацер решила, что мальчика лихорадит. Тебе надо поспать, дорогой, сказала она и оставила его наедине с его бесцеремонной проблемой.
За окном светлело. Проблема искала свободы самовыражения, чего допускать было ни в коем случае нельзя. За стеной шуршала чем-то фаайна Ацер. О руинах планов и надежд уже не думалось. Думалось, что единственный выход - переезд в замок и уединение. С ужасом Кыцы представил, что было бы, если бы он обзавелся хвостом в гномьей слободе. А если бы это увидела Клотильда. Совершенно неприличный хвост, на нем росли волосы такие же и так же как на руке, только на конце они становились гуще и образовывали кисточку. Да никакой замок не заставит приличную гномиху закрыть глаза на такое. Он уткнулся лицом в подушку и застонал. Лишняя конечность наконец перестала дергаться и спокойно лежала вдоль ноги. Кыцы попробовал управлять хвостом осознанно, постоянно прислушиваясь к тому как ходит по дому фаайна Ацер. Когда шаги приближались к комнате парень затаивался. Хвост начал слушаться. Он уже замирал когда надо, двигался так как задумывал хозяин и это был уже хлеб. Связав бешенство хвоста с повышенной нервозностью, Кыцы понял, что пора возобновлять упражнения на самоконтроль. Он забросил их сразу после выпуска как нафиг не нужные. Ну а теперь вот и пригодятся. Сел в позу "Лотос" и начал дышать по счету. Что такое лотос он не знал, и откуда пришло это название никто не знал, но поза была самой удачной для медитаций и дыхательных упражнений. Хвост она тоже устраивала, особенно если сидели не на нем. Кисточка топорщилась вверх и вначале мелко вибрировала, потом успокоилась и хвост улегся плавной кривой позади хозяина. Так Кыцы и провел день. Обмотанное вокруг талии одеяло блюло приличия. Отрешенный взгляд отпугивал фаайну Ацер. Медитирует, с уважением и пониманием шептала она и шла дальше по своим бесконечным хозяйственных делам. Впрочем, вечером она все же рискнула накормить мальчика.
Ночь прошла в метаниях, изредка прерываемых тяжелым беспокойным сном. Так спят тяжелобольные, а пару раз за ночь только-только уснувший Кыцы просыпался от того, что фаайна Ацер водружала ему на голову мокрую холодную тряпочку. К утру в конец измученный парень погрузился наконец в нормальный глубокий сон и не слышал как убежала куда-то фаайна Ацер, как вернулась она к обеду и распекала фаайна Ацера, умудрившегося застрять рукой в камне. Он положил руку на камень и задумался. Когда его выдернули из дум, кисть уже была погружена полностью. Надо ли описывать смех стоящий над площадью? Как рассказывали очевидцы бедолагам, не успевшим поглазеть - супруга фаайна только погрозила пальцем камню и он выплюнул конечность. Ласково-ядовито улыбаясь она взяла мужа под локоток и неумолимо как судьба потащила домой. Фаайн пытался найти дела и улизнуть, но его ждал день учебно-просветительской работы на тему недопустимости ночных шатаний на рыбалку, если с утра на работу.
К вечеру семейство Ацеров ушло на променад в парк, восстанавливать нервы фаайны живописными видами цветущей вайи. Над островом завис закат того же золотисто-алого окраса, какой был популярен у закатов гномьего мира. И на Кыцы снизошла меланхолия. Он сидел за столом, простыня была обернута вокруг бедер и одним концом заброшена за плечо. Ветерок из окна шевелил ее красивые складки, хвост раскачивался туда-сюда, изредка обвивал ножку стула, бессильно сползал с нее на пол и снова начинал раскачиваться. Закат сменился за окном колодезной глубокой тьмой и любопытными глазищами лун. "Глядят на меня две зеленых луны Проходного двора, Клотильда моя, я вовек не увижу тебя..." Он еще долго декламировал окну пока скрипнувшая дверь не обозначила возвращение нагулявшейся четы Ацеров. Ах, какие, цветы, дорогой, ты такой романтичный", - щебетала фаайна Ацер. Фаайн Ацер довольно помалкивал - зачем что-то говорить, если за тебя это уже делают.
- Душа моя, мне бы очень понравилось ожерелье из цветущей вайи, выполненное в розовом кварце.
- Да, дорогая, завтра схожу поищу кварца.
Такими аспектами взрослой жизни как ухаживания, ссоры и примирения Кыцы начал интересоваться совсем недавно. Его приемные родители умудрялись держать подобные тонкости семейной жизни в тайне и взаимоотношения четы Ацер стали для него диковинкой. Они в принципе и для прочих файнов были диковинкой. Файны чтили этикет и церемонность, но если в поведении фаайны Ацер манеры еще преобладали, то фаайн Ацера с ними словно и знаком не был. Он был непосредственен, обаятелен и прост в общении. Все словесные экзерсисы для него не стоили времени и старания. А фаайна Ацер, до замужества бывшая классическим образцом добродетельной фаайны, с годами перенимала все больше вредной мужниной импульсивности. Но с камнем фаайн Ацер умел работать как никто другой. Гений, шептали соседки, бедная, бедная, непросто ей с ним. И звали фаайну Ацер на воскресное чаепитие всенепременно.
Ежедневные спектакли "Из бурной семейной жизни Ацеров" дали Кыцы совсем невеселую пищу для размышлений. Раньше, когда у него не было хвоста, он считал, что все впереди. Что у него будут романтические проулки под луной, объятья и поцелуи. Теперь же он вслушивался в воркотню хозяев дома с толикой зависти и обиды на судьбу, полагая, что вот у него даже такого не будет. Однако реплика фаайны насчет ожерелья навела его на мысль, что есть вероятность , что любимая девушка примет его и с хвостом. Вопрос за что она сможет простить такое. Взглянул на исписанные грифелем листы. Нет, за стихи точно не простит, Клотильда гномка практичная, стихи вообще нельзя показывать, это отягчающее обстоятельство. Наверное надо будет заказать ей у фаайна Ацера что-нибудь большое и красивое... и не одно. И Кыцы погрузился в размышления о том, что может компенсировать хвост с точки зрения молодой гномки. Все почему-то измерялось сразу сундуками.
Шли дни и луны пошли на убыль. Схлынуло с Кыцы поэтическое настроение, оставив на песке разума понимание, что на примирение Клотильды с хвостом ему как минимум год работать. Тем временем для него в замке соорудили самую необходимую мебель, завезли припасов, фаайна Ацер попричитала как же там он будет один, совсем один, файны хотели устроить торжество с ленточкой и речами, но Кыцы перебрался в замок под покровом ночи и сорвал всю торжественность. Файны подумали и решили потом поставить на главной площади статую мага. Это будет и красиво, и солидно и будет что отметить.
На следующую ночь после сумбурного вселения в замок, когда собрав свои малочисленные пожитки и воспользовавшись подъемной корзиной с лебедкой он удрал от Ацеров в замок, маг рисовал на полу центрального зала основу классического портала. Лампы с маслом давали тусклый, неровный свет и работа шла медленно и тяжело. Но Кыцы не терпелось увидеть Клотильду, рассказать ей о замке и сокровищах, а еще очень нужны были книги, можно было взять одежду, если получится, то разобраться с домом, не хорошо ему пустым стоять. Внимательно оглядел результаты своего труда и пошел переодеваться в дорогу. Почтенные фаайны вычистили и заштопали ту одежду, в которой он попал на остров, ее он и одел. К белой рубашке с жабо пристегнул запонки файнской работы (Ацер преподнес), натянул свободные штаны из черного шерстяного сукна.. потянулся за хвостом, чтобы уложить его в штанине понезаметнее... а хвоста нет. Ноги подкосились, мир поплыл и выключился.
Очнулся Кыцы довольно быстро. Узрел в исчезновении хвоста знак благосклонности судьбы. Натянул камзол, схватил сумку, погрозил кулаком ехидным зеленым огрызкам лун, потому что это точно они были виноваты в появлении хвоста и помчался к своим напольным художествам. Круг наполнялся силой, дрожал, светился и, наконец, взорвался, унося с собой юного мага в мир гномов, аккуратно в огород позади родного дома.
Прибытие в мир у классического портала был абсолютно не эффектным, совсем не то, что отправление из мира. Кыцы банально плюхнулся на пятую точку в мягкую ухоженную грядку и уже это ему не понравилось. Когда его выдернули в Проходной Двор, в Андире - мире, где он жил у гномов, была середина весны, огород он даже не успел вскопать. Кто мог заниматься его хозяйством? В доме горел свет. Кыцы вздохнул и постучал в собственную дверь.
- Кто там? Женский голос, вызывал вполне определенные ассоциации, но в них магу не верилось.
Это я, Кыцы, я здесь как бы живу.. жил..
Свет в доме погас. . Дверь кыцыного домика распахнулась и на пороге образовался... тот самый сын кузнеца Торк, а из-за его плеча выглядывала Клотильда.
Кыцы переводил взгляд с Клотильды на Торка сначала с недоумением, потом все более и более осмысленно, внутри ворочалась боль, обида, скорее наверное на себя. На свою близорукость и да что уж там говорит - глупость. Мага начало трясти. Тучи до того вальяжно возлежавшие в небе над округой взбодрились и понеслись в сторону слободы. Глаза мага засветились зеленым. Земля мелко затряслась. Гномы выскакивали на улицу, в пижамах и халатах, в кованых фонарях моргал свет магических камней.
- Глядите, Кыцы... а сказали, что тебя черти на куски порвали и унесли.
У кыцыного забора образовалась толпа.
Кыцы, родной, ты живой? - заголосила соседка тетка Валирия, в бытность Кыцы худющим по гномьим меркам пацаном, она часто угощала его сладостями тайком от матушки.
Кыцы, сынок, как же это, - староста с фонарем в одной руке и с топором в другой протиснулся в калитку. Радость какая, жив, нашелся. А за дом не переживай, семью выселять негоже, но мы всем миром тебе дом построим раз такое, а пока поживешь у меня. Толпа одобрительно загудела.
Говорить Кыцы было тяжело, мешался ком в груди, стиснутые зубы и желание повалиться сквозь землю тоже не способствовали, но кое как маг объяснил, что попал в другой мир, что обратно выбраться сразу не смог, что там предложили работу с хорошей оплатой и замок (тут гномы одобрительно закивали головами), что позже, когда будет отпуск он непременно придет, чтобы все рассказать подробно, а сейчас ему нужны книги, реактивы и он должен идти обратно.
Дальше было неприятно, суетно и бестолково. Маг машинально выслушал где искать свои вещи - часть была в сарае, часть определена в хозяйство новоиспеченной семьи, часть неизвестно где. Молча зашел в дом, снял с ковра на стене свой серебряный ритуальный кинжал, выгреб из потайного шкафчика запасы металлов и солей (под злое сопение Клотильды, проворонившей тайничок с ценностями), поплелся в сарай (Клотильда шла за ним и продолжала зло сопеть), забрал книги и портрет приемных родителей (Клотильда яростно вытирала руки о фартук, она планировала продать книги старьевщику на большой осенней ярмарке). Странно, что не выбросили портрет, подумалось ему. Основу для портала рисовал на слободской площади. Гномы стояли вокруг и свет от их фонарей плясал по мощеной булыжником дороге. Кыцы молча рисовал линии основы портала и они выходили у него точнее чем когда бы то ни было.
Моргнула вспышка света. Центр площади опустел. Но гномы не спешили расходиться. Они молча смотрели на Клотильду.
- А я что, я ничего, - заревела в голос Клотильда и уткнулась в могучую волосатую грудь Торка, на которой сильно не сходился бывший кыцын халат.
Староста погладил бороду, вздохнул и побрел к своему дому. Запонки тонкой работы (Ацерами подаренные), значит не пропадает мальчик, ну и то хлеб. Но стыдно-то как. Вот стерва баба. А мальчик влюблен в нее. Ну, значит, повезло ему. И дайте ему боги удачи".
Каменный пол замка это не рыхлая ухоженная грядка. Да еще и тяжеленная сумка сверху добавила приятных ощущений, впившись вредным книжным углом в живот. Вставать Кыцы не хотелось. Хотелось не понимать, не испытывать тупую боль за ребрами, не быть... но книги все же очень неудобно давили на живот и вставать пришлось. Вспомнилась белая пузатая бутыль самогона в своем, то есть теперь уже в Клотильдином доме. Подумалось, что надо было взять как компенсацию морального ущерба.. надо же - черти на куски порвали и в лужу уволокли. "Хе.. С упокоеньицем Вас, Кыцы, и с воскрешеньицем" Опять же не думать хотелось все больше и больше, и Кыцы решил наведаться к Фаайну Ацеру попробовать местных грибов. Откладывать до утра разумеется не стал, и как был - в земле, в травяной зелени от картофельной ботвы, с меловыми пятнами от чертежа на задней стороне штанов, так и пошел в город.
Застал фаайна Ацера на крылечке, тот курил длинную, тонкую изогнутую трубку и ворчал на вездесущих кровососущих насекомых, которым дым от трубки совершенно не мешал трапезничать фаайном Ацером.
- Грибов бы... очень надо... - сказал Кыцы.
Ацер оглянулся на окно дома. Было тихо, лишь звенели и трещали ночные насекомые. Файн заговорщически приложил палец к губам и на цыпочках просочился в дверь. Появился через несколько минут с каменным туеском. Поставил его на порожек и царским жестом пригласил Кыцы угощаться. Рогатульки, сделанные из веточек с успехом заменяют вилку, и делают еду на свежем воздухе определенно вкуснее. А жизнь становилась все прекраснее и прекраснее. Небо было прекрасным, звезды были прекрасными и даже огрызки лун (Кыцы опять грозил им кулаком и ругался) были прекрасны. Что-то цвело и благоухало, и даже мелкие кровососы не напрягали. Как вдруг... все стало еще прекраснее
Ночь переполошилась, загремела, забухала набатом. В домах вспыхивали и скоро гасли огни. Файны уходили в подземные убежища. К острову приближались пираты.
Обычно у хорошо воспитанных гномихами мальчиков желание подраться старательно камуфлируется и выпускается на волю где-нибудь подальше от глаз почтенных дам. Но Кыцы испытал слишком много потрясений, его жизнь рушилась, восставала из пепла и снова рушилась в последнее время так часто, что ему и грибам сейчас было очень надо подраться, и было совершенно все равно где в этот момент почтенные дамы. Кыцы в мгновение ока очутился на городской стене, с которой просматривалась вся пригородная бухта. Одним жестом настроил увеличение обзора и ночное видение. Три пузатых корабля шли к острову, не обращая внимания на сильное течение. Судя по резвости перемещения на каждом был кыцын коллега, но Кыцы и грибам море было по колено, что ему были какие-то маги, когда любовь всей жизни рухнула окончательно и безвозвратно. Кыцы размял пальцы. Вода в бухте засветилась красным и по ней заходили зубастые волны. Над бухтой вспыхнули облака и из них посыпались осы. Осы что-то быстро ему надоели и маг сменил их на содержимое городской свалки. Присмотрелся к воде. Красная показалась скучной и каждая волна приобрела свой облик. Из воды высовывали головы, ноги и прочие части разнообразных экзотических зверей, окрашенные в невообразимые кислотные цвета. "Психоделичненько" - картинкой маг был доволен, чего о пиратах сказать было нельзя.
- А теперь танцы... и маг начал размахивать руками, словно дирижировал оркестром. Море взбесилось, ветер взбесился, паруса на кораблях превратились в полотняных чаек и с воем унеслись во тьму. Вспыхнули почти одновременно телепорты дезертирующих магов, а вода в бухте вспучилась, образовала гигантскую рогатку и вышвырнула пиратские корабли из поля зрения.
- Тадам. - Кыцы раскланялся ночи. Сел. Упал на бок и уснул.
Проснулся у Ацеров с мокрой тряпочкой на голове. Проверил... хвоста нет. Широко улыбнулся и снова уснул.
А спустя некоторое время на главной площади города, дежурный смотрящий башни в красках расписывал горожанам, что творил с пиратами их маг. В бухте неоспоримыми свидетелями победы качались на волнах обрывки пиратских парусов и мусор с городской свалки. Где-то далеко один необитаемый остров стал обитаемым остатками трех пиратских команд, снабженными большущей грудой стройматериалов.
Душный вечер хотел бы отмахиваться от насекомых ветками деревьев, да ветра не было, а деревья пока не научились самоуправно двигаться. Лебедка жаловалась на жизнь противным скрипом, но тянула наверх юного мага с мрачным взором, изредка шмыгавшего носом, но тот час же сжимавшего зубы и продолжавшего путь наверх, в теперь уже свое "Гнездо беркута". Пять башен, окрашивались вечерней зарей и казались на фоне темнеющего неба пятью стройными кавлерами среди бала, рядом с которыми замерли пышные юбки облачных дам. "Судьба управляющего темной стороной энергии - одиночество, это надо признать, принять и..." - Кыцы представил себя одиноко стоящим на смотровой площадке западной башни, ветер развевает волосы, последний луч солнца озаряет фигуру... "Плащ.. очень нужен плащ" - картина величественная и романтичная без плаща была несколько не тем, чего хотелось бы. Надо будет поговорить с файнами. Берут же они где-то ткани, нитки и прочее, чего сами не делают. Хотя может и делают, где-нибудь в подземельях в тайных залах, куда ведут тайные извилистые норы. Лебедка нервно пискнула последний раз, и маг взмыл в воздух, чтобы спустя несколько секунд шагнуть на небольшую площадку перед входом в замок. Втянул наверх и закрепил подъемную корзину. Веревку силой сматывать не стал, скатал вручную и примотал к кнехтам. Остановился на краю и замер. Далеко внизу засыпал файнский город, за городом начиналась бухта, в которой тонуло солнце, заливая красным золотом море, скалы, крыши и стены города. Углубляя тени до абсолютного черного, в мир просачивалась ночь. Она вливалась в него тонкими ручейками, и вот утонул в ней город, вот утонула и узкая полоска неба и моря. Маг отвернулся и пошел к ступеням, образующим вогнутый полукруг, ведущим к тяжелой двустворчатой двери из грубо обтесанного камня. Кыцы положил ладонь на середину двери "Эдре веллиор одиор", от ладони пошел зеленоватый свет и дверь распахнулась. Кыцы задрал голову и еще раз осмотрел замок. "Виннер обен хамед", щелкнул пальцами и на стенах замка засветились встроенные кристаллы кварца. Со стороны казалось, что посреди ночи и моря башни стоят на облаке.
В круглом зале без окон, располагавшемся сразу за небольшим коридорчиком, также по щелчку пальцев засияли друзы хрусталя, установленные в нишах. "Эфрос идион хаммед" - посреди зала зажурчал небольшой каскадный фонтанчик, наполняющий серповидный бассейн у дальней стены водой. Кыцы довольно улыбнулся - найденная в книгах формула привязки к источнику энергии острова работала. Не зря три дня разбирался, вырисовывал, вбухивал свои силы в создание каналов. Теперь можно будет постепенно сделать освещение и в городе. Светильники загорались и гасли за ним следом. Кыцы поднимался по лестнице, свет струился за ним. "Надо будет в фонтан встроить светильник," - вздохнул он глядя в темноту внизу, не видно ничего. Фонтан продолжал журчать, он был настроен на беспрерывную циркуляцию воды. В комнате его ждал хаос. Пол, покрытый темной, почти черной древесиной был устлан листами с расчетами, раскрытыми книгами, кое-где стояли тарелки с колбасными кожурками и засохшими хлебными корками, возле кровати притулилась большая миска с тремя сушеными вайями на дне. Соломенный тюфяк наполовину торчал из-под скомканной композиции из простыни, подушки и одеяла. Кыцы отставил деревянный шит, заменявший ему штору и небо уставилось на рабочую обстановку в комнате множеством любопытных звезд.
Сейчас Кыцы был счастлив от того, что ночь тиха, тепла и красива. И словно в ответ его настроению внизу постепенно стало разгораться море, начинался сезон цветения и юноша помчался обратно на площадку к обрыву смотреть на сияние моря во всю его ширь. Уснул он уже под утро, чувствуя себя сумасшедшим, потому что остаток ночи пел, лепил из света цветы и птиц, бросал их вниз, они медленно кружились и планировали на город. Кто-то, не спящий в эту ночь, разбудил остальных, и скоро уже весь город не спал, смотрел как светится море, как летят к ним волшебные цветы и птицы из сказочного замка, сияющего в вышине среди звезд.
Не всем снам везет оставаться в памяти после пробуждения, и иногда это к лучшему. Муторное нечто снилось Кыцы уже в полдень, порядком его расстроило и утомило, и маг решил проснуться. Сквозь щели импровизированной шторы синело небо, взгляд скользнул по сводчатому потолку спальни, по грубым каменным полкам, наткнулся на тарелку и тут Кыцы вспомнил, что еды в замке на данный момент нет. Бывают такие моменты, когда и есть хочется, и вставать не хочется. Кыцы еще немного понежился под одеялом и нехотя, потягиваясь и покачиваясь встал с тюфяка и поплелся к купальне. Купальню он соорудил, точнее придумал, а файны воплотили, с размахом. Небольшой водопад с термальной водой наполнял круглую чашу проточного бассейна, которому придали вид природного. Несколько шагов по шершавым камням и теплая нега воды надолго заполучила бы мага в свои объяться. если бы опять же не голод. Есть хотелось все сильнее, а выбравшись из купальни он осознал, что не взял ничего, что могло бы исполнить роль полотенца, тратить силы на сушку магией было жаль. Ворча он натянул ту же одежду на сырое тело и пошел к обрыву. Ветер с радостью вцепился в Кыцын многострадальный организм, вытягивая остатки тепла. И лебедка скрипела нервно, доставляя его вниз. К городской ратуше он добрался уже совсем-совсем голодным и сердитым на высоту, ветер, воду и мир в целом, что обычно свойственно темным магам. Он шел размашистым шагом, брови сдвинуты, волосы развеваются... и выглядело бы это весьма поэтично и грозно, если бы не файнская одежда, которая была очень прилично коротка и широка. Мешковатые штаны и рубаха цвета охры из дешевой грубой ткани были покрыты пятнами, свидетельствующими о том, что носителя сего куда только не заносило в поисках новых возможностей испачкаться. Носки сползли к увесистым башмакам на толстой подошве. За спиной болталась белая когда-то холщовая сумка с бахромой по нижнему краю.
В здании ратуши за столом сидел фаайн Ардингеер и перекладывал бумаги. Фиолетовый берет и такого же цвета камзол, белоснежная рубашка с изящными воланами на рукавах и воротнику делали его похожим на художника, довольно упитанного художника.
- Добрый день, магистр К... он хотел произнести полное имя но так как выучить его пока не смог... Кыцы... замявшись произнес он.
- И вам здравствовать, уважаемый фаайн Ардингеер.
Фаайн Ардинргеер поежился под суровым взглядом мага, ощущая. что что-то не то, но вот что именно не то он понять не мог, а маг с каждой минутой мрачнел все больше. Ему ее никогда не приходилось просить еды, причем положенной ему по договору и честно заработанной к тому же. Он не знал с чего начать и неловкое молчание повисло в воздухе.
- Как прошла ночь, магистр Кыцы? - нашелся фаайн Ардингеер, эм.. гм... волшебство было великолепным, горожане в восхищении и премного признательны, но эм.. они так радовались, очень сильно радовались, что свое почтение смогут выразить эм.. не раньше вечера в лучшем случае.
Перспектива голодать до вечера мага не обрадовала, искусством положенного темным магам владения собой и в частности придания лицу бесстрастности, он еще не овладел, поэтому он помрачнел еще больше.
Гневается, - подумал фаайн Ардингеер, знать бы на что, что делать? А только отстроились, глаза темнеют, сейчас начнется...