"Принтер, будучи выключен из розетки, все равно иногда стучал. Наверняка в нем кто-то живет..или что-то."
Как-то давно, несколько лет назад, еще на квартире родителей, был у меня старенький принтер. Он работал на совесть добрых три года, кое-как - еще два, и теперь сломался окончательно. Сколько я не билась, силясь приручить или усовестить своенравную технику, принтер ни в какую не хотел работать.
"Ну, мне же курсовую сдавать!" - ныла я, жалостливо глядя на него влажными блестящими глазами.
"Негодяй! Нельзя же так! Я ведь на тебя рассчитывала, между прочим!" - укоряла я его, возмущенно уперев руки в боки.
"Включайся, а то на шестеренке разберу!" - угрожала я (беззаботно игнорируя тот факт, что никаких шестеренок там нет).
Но все было тщетно. Принтер молча взирал на меня неприступной красавицей-принцессой, а я, рыцарь с чистым сердцем, но без гроша за душой, отчаянно пела серенады под ее высоким оконцем, безжалостно терзая сердце (свое), нервы (ее) и топча возмущенно шуршащие кусты роз.
А потом что-то случилось, и из него стали раздаваться странные звуки: тихонькое постукивание и утробное урчание. Я задумчиво заглядывала в его предназначенное для заглатывание бумаги нутро, но ничего подозрительного не обнаружила ни разу, а разбирать не рискнула. Пришлось смириться.
С этого момента наше общение протекало гораздо интереснее.
"Может, все-таки распечатаешь?" - полубезразлично, но с проблеском некоторого интереса, спрашиваю я.
"Фу таким вредным быть!" - укоризненно заявляю я, а принтер молчит, пристыженный, но непреклонный.
"Эх!" - грустно завершаю я диалог, легонько тюкая по крышке. Принтер довольно урчит, польщенный.
...Я так и не узнала, в чем была причина его поломки и удивительной разговорчивости. Как-то раз мама, вынужденная по работе заниматься бумажной работой и печатать кучу документов, не выдержала и пригласила мастера. Тот бесстыдно поковырялся в моем любимце, вторгшись в его неприкосновенное личное пространство, что-то вытащил, подкрутил, вставил обратно. И - о чудо! - наш капризуля заработал. Я, как девушка любопытная, конечно же, спросила, в чем было дело. Мастер бросил пару непонятных слов и откланялся, оставив меня в задумчивости и некотором расстройстве на тему моей полной и бесповоротной технической безграмотности.
Я немного помялась и подошла к принтеру.
"Ну, как ты? - ворчливо, но не без волнения в голосе, спросила я. И по секрету сообщила: - Он ушел".
Принтер решительно молчал.
"Ну, не дуйся! - заканючила я, мигом сменив тон. - Я же не нарочно"!
Но мой любимец, почти домашний питомец, извечная вредина, молчал.
И вообще замолчал, навсегда. Мама нарадоваться не могла на "хорошего мастера" и "сговорчивый принтер": больше никакой зажеванной бумаги, уродливых клякс и капризов. Я молчала, порой нет-нет, да кидая взгляд на "ветерана", в задумчивости замирала близ него, ласковым движением стирая пыль.
"И впрямь: чего расстраиваться?" - одергивала себя я, пытаясь подражать маме. Но отчего-то не получалось.
Мне было жаль моего маленького друга. Он работал столько лет, не получая ни капельки любви, вечно вынужденный выполнять чужие приказы. Почему бы на старости лет ему не получить шанс на собственную жизнь: даже если такую вредную? Разве это неправильно?