Просыпаюсь рано, около семи. Не умею долго спать утром. Некоторое время лежу неподвижно, вслушиваясь в ровное дыхание Даши.
Слишком уж ровное, пожалуй.
Аккуратно отбрасываю одеяло.
Даша сопит, переворачивается на другой бок.
Иду на кухню, щелкаю кнопкой чайника.
На столе два бокала, пустая бутылка из-под шампанского - как там тупо шутят - "жидкость для снятия женщин".
Лишняя была эта бутылка; что Даше, что мне.
Не люблю алкоголь, да и девушка тоже явно не из поклонников стимуляторов такого рода.
Прислушиваюсь: Даша ворочается, шевелится, почти неслышно - для человеческого уха, уж точно.
Но я-то не совсем человек.
Те, кто помнят свою прошлую жизнь - а таких не так мало - не совсем люди.
Чайник громко щелкает, растворимый кофе, не лучший, но не совсем ужас. Наливаю две чашки, громко кашляю, сигнализируя: "режим обновлен".
Возвращаюсь к "спящей красавице".
Красавица лежит в классической позе человека нового времени, улыбается; смартфон в руке, тоннельный взгляд в узкий экран.
Даная нашего времени. Хотя, на Данаю она не тянет, ну - или наоборот, Даная не тянет на нее. Даша высокая, безгрудая, блондинистая, с длинными ногами. Классическая модель типа "суповой набор".
Впрочем, мне ли пошловато шутить на эту тему?
Женщин я выбираю по запаху, и это, точно, не метафора.
- Доброе утро.
- Доброе...
- Чего смеешься?
Потягивается сладко и томно, преувеличенно томно, да.
- Ой, хорошо-то как... Да мемасики с утра смотрю. Зарядка для альтернативно одаренных.
Как же люди любят закрываться легкой пленкой самоиронии, думаю я.
Впрочем, она еще в образе, еще много ресурсов на "внутренний фотошоп".
Переписка, первое свидание, где оба показывают чудеса самопиара.
Второе свидание.
Первый секс.
И первое совместное утро, пожалуй, самая недооцененная составляющая этого этапа отношений. Настоящий интим, настоящий пропуск в личные зоны начинаются именно здесь.
- Хочешь посмотреть?
Даша протягивает смартфон, и жест этот, разумеется, ну совсем, ну категорически не принимает отказа. Лежит, вытянув руку с искусно полузакрытыми глазами.
Красивая.
Я догадываюсь, чем это может кончится.
Но рука сама дергается навстречу, сцепляется с "черным ящиком" - что есть смартфон, как не "черный ящик" нашего полета?
Можно быть сколь угодно умным, продуманным, и прочее - но инстинкты не спрятать.
Меня колотит.
Последний раз такое было месяц назад у подъезда, пока набирал код домофона.
Рассеянно посмотрел в сторону, на рекламную чушь.
И увидел это уродскую, издевательскую картинку...
Котики.
- Ты чего? - повторяет Даша.
"Наташа, мы все уронили".
***
Я был обычный кот-крысолов.
Да почти все такие были, дерзкие, побитые жизнью коты, готовые выдержать любой бой. А крысы бойцы неслабые.
Запах врага был везде, всегда - даже во сне.
Вечно израненные, ободранные, припадающие на все лапы, битые - каждый день, как последний.
Помню мать - худую, облезлую кошку, всегда усталую, старую.
Мать пускали на кухню - всегда.
Притаскивала что-то котятам.
Нас рожала в укромном месте.
Лишних топили - это было правильно, выбирали самых крепких, а может и не крепких - просто выбирали. Ну пошутите уже про "котята топленные", не "Му-му". Вы же такие шутники, так любите смеяться.
Собаки делились на своих, которым можно было верить, и на псов, псин, ублюдков - с теми никаких переговоров. Те били и убивали, не со зла, конечно, просто по праву сильных, на эмоциях. Им тоже несладко приходилось, декоративных, мелких, в теплых подштанниках зимой - не было. Да, не было.
Охотничьи, реже сторожевые.
Лайки, спаниели, а больше, и правда, ублюдки - сибирская деревня, что с нее взять? Но выжившие стоили десятка породистых.
Просто так жрать им никто не давал. Заработай.
Мы жили по холодам в стайках, со скотом - свиньи, гуси, курицы. После дойки коров нам, кто успел, перепадало молока, вдоволь - счастье разливалось по желудку. Проблем с перееданием "Вискасом" и сожранным елочным серпантином почему-то не возникало. Как думаете, почему?
Под кошачьим кормом подразумевались мыши.
В руки людям давались не всегда, но признавали власть. Впрочем, были любимчики - любовь равна везде.
Детей любили больше, но не всех, кого-то и ненавидели - люто, до крови, до расцарапанных розовых щек.
Дрались с гадюками - их летом много было.
Если вдвоем на одну - у змеюки не было шансов. Один на один - как карта ляжет.
Нечестно? Кстати, кто-то из современных потребителей мемов видел гадюку? Хотя бы на картинке?
Жизнь была простая, жесткая - но правильная.
Домашним животными не были, ходили сами по себе - у Киплинга верно.
Кстати, там кот. Как и Багира - не она, а он.
Впрочем, я не об этом.
Мы не были котиками.
***
Даша молчит, смотрит странно.
- ... Очеловечивание, - говорю я, успокаиваясь. - Очеловечивание, это так удобно. Это же так удобно, любить тех, кого точно не обвинишь в предательстве. Котикам, собачкам, прощают всё, близким, часто, не прощают даже глупую шутку.
В эпоху, когда развернулся обратный процесс - расчеловечивание людей - тем более.
По принадлежности к расе, религии, национальности. Любой идентичности.
Пакистанских студентов не бывает.
Жизнь полицейского в Лондоне важнее всех детей Африки.
Русские должны умирать.
Никакой жалости.
То ли дело, котики.
"А сегодня мой Барсик так на меня посмотрел".
"Недогладить котика перед работой хуже, чем изменить девушке".
Я глотаю воздух, колкий, как комок шерсти.
- Прости, я должна была понять, - говорит Даша.
- Чего? Чего ты должна была понять?
- В прошлой жизни... Я тоже помню.
- Кто ты? - я отстраняюсь. - Только не говори...
Даша как-то смущенно улыбается.
- Я собака была. Породистая, афганская борзая. Меня любили, баловали, прости...
Замолкает.
Собака. Ну да.
А ведь я что-то чувствовал.
Афганская борзая.
И не выдерживаю - смеюсь, смеюсь громко, это не просто не смех - истерика, меня колотит от смеха.
- Ты чего? - Даша осторожно прикасается рукой.
- Да так... Я про тебя... Ну, не про тебя... Короче, мем недавно видел. "Ваша собака продавала наркотики около полицейского участка, она что, афганская борзая?" Ой, не могу...
Даша непонимающе молчит, но тут же, прыснув, заваливается мне в носом в плечо.
И мы ржем, как ненормальные, хотя, почему, "как", мы и есть ненормальные, если считать под нормой среднее по мировой психбольнице.