Амал Раф : другие произведения.

Тринадцатый месяц

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
   ТРИНАДЦАТЫЙ МЕСЯЦ
  
   ДРАМА в 2-х действиях
  
  
  
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
  
  УЧИТЕЛЬ
  
  СЕДОЙ - отец Александр, в миру Губанов Серго Кимович, вольнодумец и еретик лет около семидесяти
  
  ВАНЕЧКА - Иван Злобин, алкоголик, рабочий сцены театра "Ленком" тридцати трех лет
  
  МУСТАФА - Мустафин Зинур Гафурович, предприниматель и явный симулянт, сорок шесть лет
  
  МАРЬ ВАСИЛЬНА - Мария Васильевна Коган, заведующая 6 отделением, чуть старше сорока
  
  ПОСТНИК - психопат, возраста неопределенного
  
  ШТАНГЕЛЬ - Штаген Вениамин Викторович, главврач 4 психиатрической больницы им. Ганушкина, лет пятидесяти
  
  СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ - полковник АБВГД, сорок два года
  
  CОТРУДНИК АБВГД - молодой человек в штатском; санитары и больные
  
  
   ПРОЛОГ
  
  На темной сцене, подложив под голову свернутый плащ, лежит Седой. .
  
  СЕДОЙ (поднимая голову) - Ты меня звал, Учитель?
  
   Сцена освещается.
  
  УЧИТЕЛЬ (появляясь из глубины сцены) - Идем, Фома! Пора!..
  
  СЕДОЙ (поднимаясь) - Да, Господи....
  
  УЧИТЕЛЬ. - Ты не справился. Понял ли ты это?
  
  СЕДОЙ. - Да. Что я сделал не так?
  
  УЧИТЕЛЬ. - Ты не положил камня в основание храма, на который опирался бы храм!.. Что удержит его от падения? Истинно говорю тебе: все, что не держится любовью и верой - разрушится.
  
  СЕДОЙ. - Таким камнем я почитал истину!
  
  УЧИТЕЛЬ. - И ты ее познал?
  
  СЕДОЙ. - Я так думал... Ты дашь мне еще возможность?..
  
  УЧИТЕЛЬ. - Конечно!
  
  СЕДОЙ. - Ты милосерден, Учитель!
  
  УЧИТЕЛЬ (кладя руку на плечо Седому) - Я ведь люблю тебя, Фома! Тяжело тебе твое ученичество!
  
  На сцене появляется Постник, волокущий за собой на связанных узлами простынях больничную кровать.
  
  СЕДОЙ. - Что станет со всем этим?
  
  УЧИТЕЛЬ. - Ничего этого уже нет. Забудь...
  
  Постник тянется руками вслед уходящим Учителю и Седому.
  
  Голос МУСТАФЫ. - Куда?
  
  ПОСТНИК (оборачиваясь) - А?!..
  
  Голос МУСТАФЫ. - Куда, спрашиваю, движешься, луноход?..
  
  
   ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
  
   СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Вечер. Помещение больничной палаты. Четыре кровати. На крайней справа устроился Постник с Библией в руках, на следующей - Мустафа с журналом, далее - Ванечка с книгой Николая Островского; возле дверей, отвернувшись лицом к стене - Седой.
  
  МАРЬ ВАСИЛЬНА (заглядывая в палату) - Ванечка! Ты занят?..
  
  ВАНЕЧКА (захлопывая и пряча под подушку книгу "Как закалялась сталь") - Нет, Марь Васильна! А что такое? Сходить куда?..
  
  МАРЬ ВАСИЛЬНА. - Полезла карту твою доставать, а шкаф вдруг как затрещит!.. и на меня заваливается... Ужас! Столом кое-как подперла, а что дальше делать - не знаю...
  
  ВАНЕЧКА (задумчиво) - Старый, а своего не упустит! (оживляясь) Так у него ж ножки слабые, Марь Васильна, а у вас формы! Я ж говорил!
  
  МАРЬ ВАСИЛЬНА. - Посмотришь?..
  
  ВАНЕЧКА. - Всенепременнейше, драгоценнейшая Марь Васильна! (вскакивает с кровати и ищет свои тапочки) О чем разговор! Не таких на ноги поднимали! Будет стоять аки конь в строю!
  
  МАРЬ ВАСИЛЬНА (обрадовано) - Только он, Ванечка, тяжелый очень!
  
  ВАНЕЧКА. - Кто? Конь?
  
  МАРЬ ВАСИЛЬНА. - Да нет же, шкаф!..
  
  ВАНЕЧКА. - А... Не подумал! Мустафа!
  
  МУСТАФА (отрываясь от журнала "Вокруг света") - Чего тебе, алкоголику?
  
  ВАНЕЧКА. - Пойдем, пособишь!
  
  МУСТАФА. - Чтобы я, психически нездоровый человек, пошел с тобой тяжести ворочать? А... пойдем! (поднимаясь) Уроню шкаф, может тебя в Склифосовского от нас переведут!
  
  МАРЬ ВАСИЛЬНА. (Мустафе, испуганно) - Какой ужас вы говорите!
  
  МУСТАФА. - Да, ужас! А вы знаете, как он нам по ночам спать не дает?
  
  ВАНЕЧКА (нетерпеливо) - Да шутит он, Марь Васильна, шутит! Пойдемте уже!..
  
   Уходят.
  
  ПОСТНИК. - Седой! А вот ты в бога веруешь? Скажи! А то я с Ванечкой о том заговаривал, так он смеется! Мустафа, тот татарин, муслим, значит, с ним и говорить не о чем, а этот вроде как свой, русский... А дурак! С закрытыми глазами живет. Хорошо это, как ты думаешь?
  
  СЕДОЙ. - Не знаю...
  
  ПОСТНИК (оживляясь) - А вот ты узнай! Евангелие от Матфея что говорит? (читает) Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова. Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его; Иуда родил Фареса и Зару от Фамари; Фарес родил Есрома; Есром родил Абрама...
  
  СЕДОЙ. - Арама!..
  
  ПОСТНИК. - Арама? Ну, да... Верно, Арама... Арам родил Аминадава... (закрывая Библию) Только это все не важно! Ты думаешь, небось, если они евреи были, то русскому человеку и дела нет?! Шалишь, брат! Вон, простые русские мужики как Петр Первый, Ломоносов или Гагарин там, до всего сами дошли, как их евреи с толку не сбивай!.. И таблицу Менделеева придумали! И балет! Хотя я балет не люблю... Я Иисуса Христа люблю, потому что он за нас кровь проливал! Как Панфилов! Вот ты бы мог?!
  
  СЕДОЙ. - Как Панфилов?
  
  ПОСТНИК. - Панфилов под танки кидался, Панфилов тут ни при чем! А Иисус Христос на кресте висел, мучился! За нас, грешных, скорбел.
  
  СЕДОЙ. - Устал я что-то...
  
  ПОСТНИК. - Устал?.. Терпи! Бог терпел и нам велел! Превозмогай! Через молитву! "Иже еси на небеси, да святится имя твое, да пребудет ..." Ты куда?
  
  СЕДОЙ (берясь за костыли) - По коридору пройдусь...
  
  ПОСТНИК. (поднимаясь с кровати) - Во! И я с тобой! Очень мне разговаривать с тобой понравилось!
  
  СЕДОЙ. - Вы бы лучше Библию пока перечитали, Псалтырь или Бытие...
  
  ПОСТНИК. - Так я и на ходу могу читать - ты же на костылях быстро не пойдешь?.. А я рядом пристроюсь.
  
  СЕДОЙ. - Нет уж, голубчик, оставайтесь! Мне одному побыть нужно.
  
  ПОСТНИК. - Ерунда это! Одному быть человеку неможно, пропадет! Взять хоть Адама...
  
  СЕДОЙ. - Как мне вам объяснить, чтобы вы оставили меня в покое?
  
  ПОСТНИК (подозрительно) - Еврей что ли?
  
  СЕДОЙ. - Не ваше дело!
  
  ПОСТНИК (убежденно) - Еврей! Такие же вот Христа распяли!
  
  СЕДОЙ. - Господи, что за идиот!
  
  ПОСТНИК (зверея) - Не поминай имя Господа нашего всуе, жид! (тычет пальцем в Библию) Тут про вас все записано, понял?! Христопродавцы!..
  
  СЕДОЙ (с трудом поднимаясь на костылях) - Успокойтесь уже!..
  
  ПОСТНИК. - Я?!..
  
  СЕДОЙ. - Вы, вы! Держите себя в руках!
  
  ПОСТНИК (уставившись на свои руки) - Мне себя держать незачем... Мне тебя, сатану, следует держать ... За рога!
  
  СЕДОЙ (выставляя перед собой костыль) - Не подходите!
  
  ПОСТНИК (набрасываясь на Седого) - Задавлю, пакость!
  
  МУСТАФА (появляясь в дверях и кидаясь в свалку) - Это что еще?! А ну, пономарь ушастый, пшел на место! (развернув Постника к себе задом, с силой пинает его в сторону койки) Залег! Умер! Нет тебя!
  
   Появляется Ванечка.
  
  ВАНЕЧКА. - Что тут у вас происходит? С Седым плохо? (помогает Седому подняться с полу и сесть на кровать) Как ты?
  
  СЕДОЙ. - Нет, нет... Ничего, Ванечка! Спасибо вам!.. И вам, Мустафа.... Простите, отчества вашего не знаю...
  
  МУСТАФА. - Э!... Здесь это не важно.
  
  ВАНЕЧКА. - Чаю бы ему сейчас хорошо! Пойду, поставлю...
  
  МУСТАФА. - Давай! Так что тут у вас с хмырем этим вышло?
  
  СЕДОЙ. - Взглядами, как говорят в таких случаях, не сошлись... А вы сильный!
  
  ВАНЕЧКА. - Так он же спецназовец бывший! Ему человека укокошить, как делать нечего...
  
  ПОСТНИК. - Господи Иисусе! Спаси и сохрани...
  
  МУСТАФА. (Ванечке) - Не тренди! (Постнику) А ты, дерганый, лежи и жуй подушку!
  
  ВАНЕЧКА. - А вот и чаек поспел!..
  
  
   СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  СЕДОЙ. - Неудобно мне как-то Ванечкой вас звать...
  
  ВАНЕЧКА. - Да я привык уже: все Ванечка да Ванечка!.. Так то я Иван. Иван Злобин. Отчеством пока не пользуюсь. Скромный служитель Мельпомены.
  
  СЕДОЙ. - Я так и понял что вы в театре... Играете?
  
  МУСТАФА. - Ага! Поигрывает! Декорации он на сцене с места на место перемещает! Передвижник!
  
  ВАНЕЧКА. - Что бы ты понимал!.. Мне Марк Анатольевич, если хочешь знать, роль в "Шуте Балакиреве" дать обещал! На радостях я и принял, не удержался...
  
  МУСТАФА. - Вот! Сейчас бы своим "Кушать подано!" аплодисменты срывал! Жаль, наш начинающий... пьет как "народный"!
  
  СЕДОЙ (Мустафе) - А вас как по батюшке величают? Мустафа...
  
  МУСТАФА. - Зинур Гафурович.
  
  СЕДОЙ. - Простите?..
  
  ВАНЕЧКА. - Фамилия у него Мустафин! А Мустафой...
  
  МУСТАФА (перебивая) - Мустафой прадеда моего звали. Они с бабкой оба пиценские, из-под Сергача. Слышали про такие места?
  
  СЕДОЙ. - Доводилось. Это ведь в Нижегородской области, если ничего не запамятовал?
  
  МУСТАФА. - Точно! Сам московский. Делец. Не Ходорковский, конечно, но местами меняться бы не стал! Здесь вольготней... А самого вас как звать-величать прикажете?
  
  СЕДОЙ (тушуясь и принимаясь отхлебывать чай) - Чай-то какой у вас душистый, Зинур Гафурович! Необыкновенный просто...
  
  МУСТАФА (недоверчиво) - Жасминовый.
  
  ВАНЕЧКА (Седому) - Так как же? Мы свои псевдонимы раскрыли, а вы!.. Нехорошо!
  
  МУСТАФА. - Иван! Не приставай!
  
  ВАНЕЧКА (переходя на шепот) - Тайна, что ли, какая?
  
  СЕДОЙ (помявшись) - Да я уж забыл, когда меня по имени звали... Забыл.
  
  ВАНЕЧКА (простодушно) - Вот так дела! Так можно в медицинской карте посмотреть - там записано! Я Марь Васильне скажу...
  
  СЕДОЙ. - Губанов там записано, Серго Кимович. Был когда-то такой... Был, да весь вышел.
  
  ВАНЕЧКА. - Да бросьте вы!.. Никто никуда не вышел! Что за настроения похоронные?..
  
  МУСТАФА (осторожно) - Так как же звать вас?
  
  СЕДОЙ. - При посторонних, попрошу, Седым или Седовым... Сестрички почему-то решили, что я Седов...
  
  ВАНЕЧКА. - Вы из-за этого, что ли волнуетесь? (кивает в сторону Постника) Так он нааминазиненый уже был, теперь в отлючке...
  
  СЕДОЙ. - А так... Хотите - Серго Кимовичем называйте, хотите - отцом Александром.
  
  ВАНЕЧКА. - Ну, дела! Мустафа, ты понял?!
  
  МУСТАФА. - Я-то понял! Понял ли ты?
  
  ВАНЕЧКА. - Что? А... Так меня через два дня выписывают, а потом ты знаешь - я не трепач! Если нужно.
  
  МУСТАФА (твердо) - Нужно. Вы, Серго Кимович пастилу берите, не стесняйтесь!
  
  СЕДОЙ. - Благодарствуйте! Давно я так не сиживал! Бабка моя большая чаевница была, травы разные знала... Сейчас так не пьют, поди...
  
  МУСТАФА. - А родители ваши?..
  
  СЕДОЙ. - Я и не помню их почти... Отец на второй день войны добровольцем на фронт ушел да и сгинул осенью под Вязьмой, а мать, как похоронку получила, на бабку меня скинула, и подалась в диверсанты... Немцам мстить! Как Космодемьянская Зоя... И остались мы с бабулей моей ненаглядной одни...
  
  ВАНЕЧКА. - Комсомольцами были родители ваши?
  
  СЕДОЙ. - Комсомольцами, верно. Верующими.
  
  ВАНЕЧКА. - Это как же?
  
  СЕДОЙ. - Что есть коммунизм как не Царство Божие на земле? Маркс лишь облек его в иные одежды, а на роль Бога определил массы, деклассированную толпу!
  
  МУСТАФА. - А вы не в них, выходит, пошли. Свой путь выбрали...
  
  СЕДОЙ. - Не я, случай выбрал.
  
  ВАНЕЧКА. - Провидение?
  
  СЕДОЙ. - Случай, Иван, случай! Провидением такое не назовешь. Если интересно... В 54-ом, весной забрали меня в армию, десятилетку я только окончил, и отправили служить на Тоцкий полигон. Прошел курс молодого бойца, вроде и в роте притерся - тяни рядовой Губанов положенные три года лямку и не кашляй, да только маршал Жуков по-другому за нас рассудил... Вывел Георгий Константинович на ученья целый стрелковый корпус, да перед тем, как в прорыв его бросить, ядерный взрыв произвел... Нас четверых и коснуться ничего не должно было - мы в оцеплении стояли, вроде как в стороне, да вот, поди ж ты, коснулось... Позволите еще чайку, Зинур Гафурович?
  
  МУСТАФА (подливая Седому чай в кружку) - Пожалуйста. Вы продолжайте, Серго Кимович...
  
  СЕДОЙ. - По сигналу укрылись мы за бруствером, на дне окопа залегли и ждем. Молодые, терпения никакого - минут десять прождали, шутить стали, дурачимся... И вдруг побелело вокруг все - мы и обмерли! Свет такой, что кроме него и нет ничего, кажется... И тут же гром грянул, и земля сама собой двинулась! А трава из белой черной сделалась, задымила и вспыхнула вся! В ту секунду увидел я нас будто со стороны - могила разверстая, а в ней четыре фигуры человеческие! И тень на них наползает смертная, вот-вот накроет! Сам не помню, как выскочил из укрытия и побежал... Шага три всего-то сделал и как в яму черную провалился... Пришел в себя, когда уже солнце садилось. Поднялся на руках - земля с меня комьями осыпалась, а встать не могу! Ног не чувствую! Ну, все, думаю, оторвало... Еще подивился, что боли нет! Тут-то она, родимая, и явилась! На поясницу будто кипятка крутого выплеснули! Взвыл я и пополз - руками гребу как утопающий и задыхаюсь так же... Круг дал и точно к нашему окопу выполз, а там... Танк, семидесятка, кверху колесами лежит - гусеницы сорваны, а под ним... Все трое - Сашка, Валерка да Егор!.. Я как понял это, так и про боль свою забыл...
  
  ВАНЕЧКА. - Вот, блин... Откуда танк-то взялся?..
  
  СЕДОЙ. - Вот и я то же тогда подумал - откуда?! Потом вспомнил: метрах в сорока от нас танк стоял, уже без башни, на взгорке - ржавый весь, корпус в дырах... На полигон много разной списанной техники завозили - артиллеристы ее как мишени использовали...
  
  ВАНЕЧКА - Это что же, отец Александр, его все сорок метров точно на вас катило?
  
  СЕДОЙ. - Выходит, что так.
  
  ВАНЕЧКА. - Бывает же!..
  
  МУСТАФА. - Бывает. Один случай на миллион. Вань, набрал бы ты еще воды в чайник, а?
  
  ВАНЕЧКА. - Только вы без меня погодите говорить!
  
   Хватает пустой чайник и убегает.
  
  МУСТАФА (наклоняясь вперед, к Седому) - Скажите, Серго Кимович, а такое вообще возможно?
  
  
   СЦЕНА ТРЕТЬЯ
  
  СЕДОЙ. - Три дня полз... Покуда силы были. Сперва о Мересьеве все думал - он-то смог! Он-то в мороз, по немецким тылам, сколько дней выбирался - неужели я не смогу в теплынь почти летнюю, на своей же земле? А когда понял - все, край!.. о боге вспомнил... Господи! - подумал, - если ты есть, не дай мне пропасть... Мне ведь восемнадцать только - считай и не жил еще... А если ты такой жестокий, Господи, что ничем помочь мне не хочешь, то, как помру, явлюсь я к тебе и судить буду за все твои неправды против человеков... И тут шаги мне послышались, все ближе, ближе... А мне страшно и весело стало: ну вот, думаю, наверх вызывают - ответ держать за дерзкие мои мысли! Чувствую, нагнулся ко мне кто-то, за плечо приподнял и... Голос! "Сережка... Губанов! Откуда ты здесь взялся?!"
  
  ВАНЕЧКА. - Да... Как же так получилось, что за три дня никто по дороге не проехал? Должен же был кто-то вас четверых забрать или хоть проведать - как вы там? Что ж, отцы ваши, командиры?..
  
  СЕДОЙ. - Не знаю, Ваня... Никто мне ничего объяснять не стал. В часть свою я так и не вернулся - почти два года по госпиталям кочевал, а там и комиссовали... Везунчик я оказался - видно ни на смерть, ни в калеки записан не был... Профессора только языками цокали, когда своими ногами пошел - тебя бы, Губанов, говорили, на международных симпозиумах показывать, когда б не секретность!..
  
  МУСТАФА. - Эт точно!
  
  ВАНЕЧКА. - А дальше... Дальше-то что?
  
  СЕДОЙ. - Вернулся я домой, а там война! Бабуля моя оборону круговую держит - вся квартира против нее, весь дом, вся страна во главе с дорогим Никитой Сергеевичем! Народ советский с культом личности борется, из сил выбивается, одна она всем поперек! Сама из партии вышла - вы недостойны, мол, товарищами мне называться, мне дочери своей, покойницы, стыдно! Со Сталиным всю жизнь прожила, с ним и умру! Как в воду глядела - и месяца не прошло со дня моего возвращения, как ее не стало... Увидала на свалке парадный портрет генералиссимуса Сталина - роскошный, в раме золоченой - ну чисто икона!.. как такого среди отбросов человеческих оставить? Взвалила на себе и к нам, на пятый этаж черным ходом - чтоб не видел никто, по крутой лестнице... Следователь говорил, сама оступилась, а я так думаю - помогли... Очень уж соседи радостные ходили. Только вернулся с похорон, а они уже в дверь стучат: "Выходи, Серега, давай бабку твою, суку старую помянем!" Ушел я из дома... И из мира ушел. Монастырской братии в пояс поклонился: "Принимайте бывшего комсомольца-безбожника! Некуда мне больше идти!" Приняли. На мою да свою головы...
  
  ВАНЕЧКА. - О как!
  
  СЕДОЙ. - Много я болтаю... Утомил вас, поди, свом брюзжанием...
  
  ВАНЕЧКА. - Да что вы, отец Александр! Вас слушать одно удовольствие! То есть... ну... неправильно выразился... А я ведь вас помню! Лет девять назад... Вас ведь из института Сербского к нам привезли - так я носилки ваши нести помогал! Марь Васильна попросила!
  
  МУСТАФА (Ванечке) - Рецидивист! Небось, уже пятую ходку сюда делаешь? Или шестую?
  
  ВАНЕЧКА. - А двадцать шестую не хочешь?
  
  МУСТАФА. - Я?.. Не хочу! Мне одно не понятно: почему, таких как ты, Ваня, отсюда выпускают, а таких как вы, Серго Кимович, держат? Вы ведь совершенно здоровы в психическом отношении...
  
  СЕДОЙ (лукаво) - Вы так думаете, Зинур Гафурович? Ой, как вы ошибаетесь!
  
  МУСТАФА. - Заинтриговали... Сможете убедить в обратном, Серго Кимович?
  
  СЕДОЙ. - А на слово вы не поверите?
  
  МУСТАФА. - Извините - люблю пощупать! Как всякий здравомыслящий клиент этого заведения. Предъявите доказательства, Серго Кимович - как говорят в таких случаях...
  
  СЕДОЙ. - Ох, как вы меня искушаете, Зинур Гафурович!
  
  ВАНЕЧКА. - Мы никому ничего не скажем, отец Александр! Меня через два дня все равно выписывают, а Мустафа... то есть Зинур Гафурович - кремень!
  
  МУСТАФА. - Забавная ситуация, учитывая профиль учреждения, где мы теперь квартируем. Вы не находите?
  
  СЕДОЙ. - Ваша правда... Хорошо! Будь по-вашему... Скажите, что вам известно о тринадцатом месяце?
  
  МУСТАФА. - Это как-то связано с календарем?
  
  СЕДОЙ. - Напрямую связано. И в юлианском, и современном нам григорианском календарях год делится на двенадцать месяцев, верно?
  
  ВАНЕЧКА. - Верно!
  
  МУСТАФА. - Вынужден с Иваном согласиться... А в чем подвох?
  
  СЕДОЙ. - Позволите небольшую лекцию?
  
  МУСТАФА. - Позволим, Ваня? Валяйте, Серго Кимович!
  
  СЕДОЙ. - Спасибо. Представим себя в роли наблюдателей, взявшихся постичь сущность бытия через знамения, посылаемые нам творцом всего сущего. Первым, что обратило бы на себя наше внимание, стала бы смена дня и ночи. Вторым - смена фаз растущей и убывающей Луны. Третьим - смена сезонов: приход весны и следующие за ней лето, осень и зима. Первый цикл, как известно, связан с вращением Земли вокруг собственной оси, второй - со сменой положения обращенной к Земле стороны Луны относительно Солнца, третий - с обращением собственно Земли вокруг Солнца. Значением каждого из циклов являются, соответственно, сутки, месяц и год. С этим, надеюсь, все ясно. Сутки никаких хлопот нам не доставляют. Иное дело - месяц или год! Синодический месяц, то есть промежуток времени, спустя который фазы Луны вновь повторяются в том же порядке, равен приблизительно 29-ти с половиною суткам. Год же, без особой точности, составляет 365-ть с четвертью суток. Понимаете, как это важно?
  
  МУСТАФА. - Вань, ты понимаешь?
  
  ВАНЕЧКА. - Еще бы! А в чем дело?
  
  СЕДОЙ (волнуюсь) - Ну как же?! Представьте себе, что месяц для вас заканчивается не с завершением последнего дня, а по достижении им середины! Абсурд! Разве - нет?
  
  ВАНЕЧКА. - Ваша правда, отец Александр! Форменное безобразие!
  
  МУСТАФА. - Но ведь в жизни это не так?
  
  СЕДОЙ. - Совершенно верно! Календарь не может оперировать неполными величинами! И задача его составителей как раз и заключалась в создании удобной для пользователя системы, в сведении воедино всех трех, никак не связанных между собой циклов, не сильно погрешив при этом против их истинных значений! Что в принципе невозможно!
  
  МУСТАФА. - А как же календарь, которым мы пользуемся?
  
  СЕДОЙ. - Тришкин кафтан! Двенадцать синодических, то есть истинных месяцев равны всего 354-ем суткам! С третью, если быть более-менее точным... Ну и?.. Как, по-вашему, Зинур Гафурович, они соотносятся с теми месяцами, что мы используем в нашем календаре?
  
  МУСТАФА. - Никак... Полный разброд и шатание, Серго Кимович!
  
  СЕДОЙ. - То-то и оно! Создатели юлианского календаря умышленно изменили число дней в месяцах, подгоняя общее их количество под число дней в году!
  
  ВАНЕЧКА. - А я и не в обиде! Подогнали и подогнали - что им оставалось?..
  
  СЕДОЙ. - Вы-то не в обиде! Вы-то... Простите, Иван! Вы даже представить себе не можете, какое огромное значение это имело! Ведь христианский мир должен был жить по этому, в сущности, солнечному календарю, а пасху исчислять по лунному!..
  
  МУСТАФА. - Конфликт интересов?
  
  СЕДОЙ. - Именно! Но, я слишком забегаю вперед. Интересно рассмотреть календарные системы, составленные прежде юлианской. Древнеримский календарь, к примеру, состоял из двенадцати месяцев, четыре из которых: Мартиус, Юниус, Квинтилис и Октобер имели по 31-му дню, при том, что остальные месяцы насчитывали по 29-ть, за исключением последнего в году - Фебруариуса, равного 28-ми дням. Это было связано с суевериями, будто нечетные числа счастливые, а четные - приносят несчастья. Фебруариус, как мы видим, любовью у римлян не пользовался. Общее же число дней в древнеримском году равнялось 355-ти, что практически соответствует числу дней в 12-ти истинных синодических месяцах. Несоответствие древнеримского года тропическому компенсировалось тем, что каждый второй год имел вставной месяц - Мерцедоний, состоявший поочередно то из 22-х, то из 23-х дней.
  
  МУСТАФА. - Странный календарь! И год не год, и месячный цикл все равно нарушается! Вставка дополнительного месяца с таким числом дней вроде ложки дегтя!
  
  СЕДОЙ. - Изумительно, Зинур Гафурович! Вы необычайно проницательны!
  
  МУСТАФА. - Качество, неизбежно приобретаемое при регулярном пересчете денег. Кстати, этот Мерцедоний и есть ваш тринадцатый месяц?
  
  СЕДОЙ. - Возможно, возможно... Так вы все еще желаете удостовериться в моем безумии?
  
  
   СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
  
  СЕДОЙ. - Еврейский же календарь составлен на основании так называемого метонова цикла. Цикл этот равен 19-ти годам, общее число целых дней которых равно числу дней в сумме 235-ти синодических месяцев. Это понятно?
  
  МУСТАФА (Ванечке) - Иван?..
  
  ВАНЕЧКА. - Да, слушаю я, слушаю! Чего ты?!..
  
  СЕДОЙ. - Продолжаю. Все месяцы еврейского календаря насчитывают 29 или 30 дней, что совершенно естественно, учитывая длину синодического месяца в 29-ть с половиною суток. Вставка 13-го месяца производится в 3-й, 6-й, 8-й, 11-й, 14-й, 17-й и 19-й годы цикла. Число дней в нем равно 29-ти. То есть, совершенно очевидно, что древнееврейские астрономы именно лунные циклы ставили во главу угла, создавая свой календарь, из-за чего еврейский год, не имея постоянных значений, насчитывает от 353-х до 385-ти дней..
  
  ВАНЕЧКА. - Простите, отец Александр, цифр очень много - путаюсь я...
  
  СЕДОЙ. - Это моя вина, Ванечка! Извините... Цифры не очень-то и важны, важно общее понимание проблемы! Впрочем, можем на этом и закончить...
  
  ВАНЕЧКА. - Ну, уж нет!.. Стоило так мучаться!..
  
  МУСТАФА. - Да уж, Серго Кимович, не увиливайте!
  
  СЕДОЙ. - Хорошо! Продолжим... Есть вещи, о которых не любят вспоминать - к примеру, еще в начале 20-го века никто из серьезных ученых не рассматривал еврейство как отдельную расу, напротив, общепринятым в научных кругах того времени было представление о религиозной его природе, не национальной. Противоположных взглядов придерживались лишь маргинальные группы сионистской или антисемитской направленности. Прошло совсем немного времени и вот, можно сказать, у нас на глазах все встало с ног на голову! Были сделаны открытия, перевернувшие прежние научные представления верх дном? Да ничего подобного! В дело вмешалась политика, и наука тотчас спасовала!
  
  МУСТАФА. - Погодите, погодите!.. Но разве наличие у евреев собственного языка не является доказательством национальной природы еврейства?
  
  СЕДОЙ. - И каков, по-вашему, этот язык? Иврит создан буквально вчера, а идиш, в основе своей, тот же немецкий.
  
  ВАНЕЧКА. - Что, Гафурович, съел? Алес капут тебе!
  
  СЕДОЙ. - Так вот... В истории церкви тоже был период, о котором не принято вспоминать. Этот период завершился с окончанием 1492-го года. И год этот стал кульминацией, высшей точкой христианской истории, после которого начался ее закат...
  
  МУСТАФА. - Если мне не изменяет память, 1492-й год...
  
  ВАНЕЧКА. - Точно! Год открытия Америки! Колумбом! Христофором Бонифатьевичем...
  
  СЕДОЙ. - Почему - Бонифатьевичем?!
  
  МУСТАФА. - Шутит он так, Серго Кимович! Творческий ведь человек! Дитя кулис! Чем же открытие Нового Света так подкосило церковь?
  
  СЕДОЙ. - Да нет, вы неверно меня поняли! Что такое для современников Колумба открытие новых земель где-то там, далеко на западе, по сравнению с ожидавшимся со дня на день концом света? Малозначительный эпизод в последнем акте вселенской трагедии, ничто, пред начавшимся Светопреставлением! Население городов бросало открытыми свои дома и толпами устремлялось в окрестные леса и горы, ища спасения... Жители сел рыли себе норы и забивались в пещеры, уже не заботясь о будущем урожае и разбредавшейся скотине... К концу года паника достигла своего апогея, но год закончился, начался новый, 1493-й... И ничего не случилось! Страшный суд, много веков грозным своим величием утверждавший необъятную власть христовой церкви, так и не состоялся...
  
  ВАНЕЧКА. - Вот ведь!..
  
  МУСТАФА. - Да... К своему стыду, вынужден признать, что ничего об этом не знал.
  
  СЕДОЙ. - История, Зинур Гафурович, наука написанного. Что бы мы знали о войне двенадцатого года, не имея о ней письменных свидетельств? Или имея их не в учебниках и художественной литературе, а в архивах, под спудом иных документов? Апокалипсические ожидания 1492-го года не являются для православия особой тайной, просто о них не принято распространяться. Католическая же церковь, напротив, отрицает этот факт своей истории, перенося события на тысячный год от рождества Христова. Тем не менее, имеется достаточно свидетельств того, что безумие 1492 года затронуло Западную Европу в той же мере, что и Восточную.
  
  ВАНЕЧКА. - А почему именно этот год? Что в нем такого особенного?
  
  СЕДОЙ. - Церковная традиция. Как сказано в Псалтыри: "Ибо пред очами твоими тысяча лет, как день вчерашний..." То же и во "Втором послании апостола Петра": "...у Господа один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день"! Таким образом, дни Творения и полная седмица служили прообразом существования мира от начала до его скончания... А 1492 год по византийской эре и был последним годом седьмой тысячи лет от Сотворения мира. Конечно, ни Адам, ни Ева не делали зарубок на дереве, отмечая прожитые ими годы - число семи тысяч лет исчислено методом обратного счета. Но, вот что интересно: последняя тысяча лет человеческой истории имеет самостоятельное сакральное значение, равно, как и седьмой день у Творца. Не забудем, что в католической традиции день так и не наступившего Страшного Суда ожидался в тысячном году от рождества Христова.
  
  МУСТАФА. - Вы хотите сказать, что тысячным от рождения Христа и был 1492-й год? И, значит, подлинной датой рождества следует считать 492-ой... нет, 493-й год?
  
  СЕДОЙ. - Это было бы слишком просто, Зинур Гафурович! Мои заблуждения куда как фундаментальней! Первые христиане говорили о тысячелетнем ЦАРСТВОВАНИИ Иисуса Христа! Согласитесь, что приглядеться к событиям, пришедшимся, как вы совершенно верно заметили, на 493-й год, было бы самым разумным. И знаете, ничего примечательного в этом году мы не обнаружим. Ничего. За единственным исключением...
  
  МУСТАФА. - Так! И?..
  
  СЕДОЙ (самым беззаботным тоном) - И исключением этим будет вступление в Равенну и начало правления в Италии Теодориха Великого, короля готов. Теодорих - не имя, а титулование, правильно читаемое как Тиуда Рекс, то есть царь иудейский!..
  
  ВАНЕЧКА. - Вот черт! Простите, отец Александр... Вырвалось!
  
  СЕДОЙ. - Бывает... Тиуда - это самоназвание готов. Кстати, в средневековой Европе понятия евреи и готы, или геты, не различались. Отсюда, по-видимому, и происходит название еврейского квартала - гетто. Вспомним также, что языком европейских евреев-ашкенази является не какой-либо семитический диалект, пусть даже и сильно искаженный, а идиш, язык, имеющий четко выраженные верхнегерманские корни. Вы можете возразить, что иудаизм, как религия, не имеет ничего общего с пантеоном готских богов, но это не так: Яхве, или Иегова Библии есть искаженное имя Адоная - Одина древних готов! Какой мы сделаем из всего этого вывод?
  
  МУСТАФА. - Знаете... Иван, ты что думаешь?
  
  ВАНЕЧКА. - А что тут думать?! Всё врут!
  
  МУСТАФА. - Скажите, Серго Кимович, Вы нашли сходство в биографиях Теодориха и Иисуса?
  
  СЕДОЙ. - Смотря по тому, о каком Иисусе идет речь... Если о Господе нашем, Иисусе Христе, то о большом сходстве говорить не приходится. Иное дело, сравнение Теодориха с Иисусом Навином - тут совпадение просто поразительное!
  
  МУСТАФА. - Да... Давно я в такой футбол не играл!
  
  СЕДОЙ. - Сдаетесь?
  
  МУСТАФА. - Что я должен буду сделать? Постирать носки всему отделению?
  
  СЕДОЙ. - Да нет, зачем же?.. Просто признайте, что перестали что-либо понимать!
  
  МУСТАФА. - Признаю!
  
  СЕДОЙ. - Славно, славно! Теперь, пожалуй, можно перейти к главному - открыть вам, наконец, тайну тринадцатого месяца...
  
  
  
  
   ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
  
   СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
   Те же.
  
  МАРЬ ВАСИЛЬНА (появляясь в дверях) - Сидят! А ну-ка, спать немедленно!
  
  ВАНЕЧКА. - Ну... Марь Васильна!.. Ну, еще чуточку! Конфетку, кстати, не желаете?
  
  МАРЬ ВАСИЛЬНА. - Ну и подлиза ты, Ванечка! Я взяток не беру! (взглянув на Мустафу) Конфетами. Дай-ка, Ванечка, мне свою кружку...
  
  ВАНЕЧКА. - Да зачем же? Я вам в чистую налью!
  
  МАРЬ ВАСИЛЬНА. - Давай, давай... (берет у Ванечки его кружку, заглядывает в нее, потом нюхает).
  
  ВАНЕЧКА. - Ну... Марь Васильна! За кого вы нас держите! Чай мы пьем!
  
  МАРЬ ВАСИЛЬНА. - А ну, марш в постель! (ставит кружку на тумбочку и идет к дверям) Полуночники!
  
  ВАНЕЧКА (забираясь под одеяло) - Э-эх! Ни за что не женюсь! И чаю уже нельзя!
  
  МАРЬ ВАСИЛЬНА. - На ночь много жидкости вредно! Обоссытесь! Всё! Гашу свет! (гасит) Спокойной всем ночи!
  
   Выходит.
  
  ВАНЕЧКА (зевая) - Спокойной ночи, Марь Васильна! (выждав полминуты, поднимается, крадучись подбирается к двери и осторожно выглядывает в коридор) Закрылась! Теперь до утра носу не покажет! Свет зажигать не будем... Отец Александр?
  
  СЕДОЙ. - Поздно уже... Давайте завтра договорим!
  
  ВАНЕЧКА. - Ну вот! Снова здрасьте! Я всю ночь теперь проворочаюсь!
  
  МУСТАФА. - И другим спать не даст!
  
  ВАНЕЧКА. - Не дам! Говорю же, не выйдет она до утра, даже если резать-убивать у нее под дверью станут! Санитаров по телефону вызовет и будет у себя в кабинете как мышь дрожать!
  
  СЕДОЙ. - Теодорих... Получив воспитание в Константинополе, где находился в качестве заложника, четыре десятилетия правил Италией. Искренний почитатель и охранитель наследия римской культуры. Убежденный сторонник мирного сосуществования обоих народов - как римлян, так и готов. Но народы эти абсолютно разных культур и совершенно недостаточно было произнести сакраментальное: "Несть ни эллина, ни иудея!", чтобы все сделалось по реченому. Считается, что юлианский календарь был создан еще Юлием Цезарем, прозванным Божественным, но по некоторым признакам, выявившимся при проведении календарной реформы папой Григорием XIII-ым, календарь этот имеет куда более позднее происхождение. Другими словами, во времена правления Теодориха Великого в Италии параллельно существовали две системы счета лет, древнеримская и готская, известная нам как иудейская. Вы что-то хотите возразить, Зинур Гафурович?
  
  МУСТАФА. - Нет, нет!.. Не сейчас! Продолжайте, Серго Кимович!
  
  СЕДОЙ. - Так вот, возникла коллизия - целью Теодориха было объединение двух народов в единую нацию, но выбрать тот, или иной календарь означало навсегда оттолкнуть от себя ту часть населения, чьими традициями пренебрегли. Любой выбор Теодориха вел к его зависимости от той, или иной группы жрецов - календари, как известно, составляли основания религиозных систем, как римлян, так и готов-иудеев. При этом, ни один из имевшихся календарей не отвечал интересам государства, нуждавшемся в стабильном, а не меняющем всякий раз свое числовое значение годе. А значит, единственно приемлемым для Теодориха выходом был отказ от имевшихся уже календарей и создание нового!
  
  ВАНЕЧКА. - Здорово!
  
  МУСТАФА. - Что ж ты орешь-то так, Ваня?
  
  ВАНЕЧКА (шепотом) - Здорово!
  
  СЕДОЙ. - Представим себе действия создателей нового календаря. Длина истинного тропического года в 365-ть с четвертью дней им была уже известна и, значит, самым естественным было ввести в календарь три простых 365-тидневных года и один 366-тидневный, високосный. Движение недель внутри них оставалось свободным - то же самое, логично было бы сделать и с лунными месячными циклами, чередуя 29-ти и 30-тидневные месяцы, но от этой идеи отказались. Причиной тому было желание иметь не скользящие, а постоянные весенние, летние и далее... месяцы. А если так, то единственно возможным числом месяцев, делимым на четыре - по сезонам, было двенадцать!
  
  ВАНЕЧКА. - Что ж вы замолчали, отец Александр? Так бы до утра вас и слушал!
  
  СЕДОЙ. - Сердце что-то щемит... Да вы не волнуйтесь, со мной такое часто, сейчас пройдет...
  
  ВАНЕЧКА. - Обязательно покажитесь врачу!
  
  СЕДОЙ. - Непременно, Ваня! И вот, наступает ответственный момент - утверждение нового календаря! Страсти кипят нешуточные - как отслеживать Песах, если от следования лунным циклам фактически отказались? Как праздновать начало весны и нового года? Ничего страшного, - отвечают сторонники, - назначим началом всякого года первое января, сразу после зимнего солнцестояния, или первое марта, начало первого весеннего месяца! Зато как удобно: вот годичный круг, делим его крестом - получаем четыре сезона, делим каждую четверть на три - имеем месяцы и каждый, что можно счесть промыслом Творца!.. получает свой знак, соответствующий зодиакальному созвездию! Произвол! - заявляют противники. - Фазы растущей и убывающей Луны - Знамение Божие и не дело человеков восставать против воли его! Но тогда, - возмущаются сторонники, - число месяцев в году опять начнет колебаться от 12-ти к 13-ти, годы вновь будут разной длины, и мы вернемся к тому, с чего начали! Ага! - радостно соглашаются противники.
  
  ВАНЕЧКА (испугано) - Плохо вам, отец Александр? Давайте я за Марь Васильной сбегаю?
  
  СЕДОЙ. - Что вы, что вы, Ваня!.. С мыслями я собираюсь, а вы уже решили... невесть что... Да! А сторонники им на это: Нет уж, мы дни, что отдаются тринадцатому месяцу, меж двенадцати разделим и закончим на том прения! Понтифик, призванный улаживать разногласия, однако колеблется: не вижу на нем, то есть тринадцатом месяце, вины... Тут уж крик и вовсе до небес! Давят понтифика аки кисть виноградную! И он сдается: делайте, что хотите, а я умываю руки!
  
  ВАНЕЧКА. - Понтий Пилат! Понтифик этот - Пилат! Ты понял, Мустафа! Пилат!
  
  МУСТАФА. - Да уймись ты! Все отделение перебудишь!
  
  ВАНЕЧКА (шепотом) - Понтий Пилат! Ну, надо же!..
  
  СЕДОЙ. - Обратимся к Тайной Вечери... Евангелие от Матфея: "И когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов". То же и у других евангелистов.
  
  ВАНЕЧКА (громким шепотом) - Так вот, что означает Новый Завет! (в голос) Новый календарь! "Ядите, сие есть Тело Мое!" Так тринадцатый месяц и есть Иисус Христос?! Ну, дела!.. А кто же тогда Иуда?
  
  СЕДОЙ. - Тот, кто не был допущен к причастию и не ел Тела Христова, и Крови его не пил! Нелюбимый римлянами месяц Фебруариус, Февраль!
  
  ВАНЕЧКА. - Ну, дела! Ну, дела!..
  
  СЕДОЙ. - Но и это еще не все: Теодорих, как уже говорилось прежде, был продолжателем римских традиций, а к моменту реформы древнеримский календарь, в силу своей неточности, ушел вперед от смены времен года на 90 дней. В связи с этим, в последнем году старого календаря были вставлены в дополнение к имеющимся еще три месяца: известный нам Мерцедоний и два безымянных - те самые разбойники, якобы распятые одновременно с Христом!
  
  МУСТАФА (безразлично) - Интересно...
  
  ВАНЕЧКА (возмущенно) - Интересно тебе?!..
  
  МУСТАФА. - Уймись, неврастеник! (Седому) Интересно, Серго Кимович, как вам жилось с такими передовыми взглядами среди косной церковной братии? Или они у вас потом, под влиянием больничной атмосферы сложились?
  
  СЕДОЙ. - Нет, тогда же... Мучительно, Зинур Гафурович... Мучительно не из-за того, что кто-то косный или взглядами со мной несхож, мучительно неверие в то, чему служить взялся... Вот и решил я сан с себя сложить, и уйти, куда глаза глядят... Только... отпускать меня не хотели: "Да что ты такое удумал, отец игумен?!" Я и открылся...
  
  МУСТАФА. - И что у вас за такое вот полагается?...
  
  СЕДОЙ. - За такое вот полагается отлучение! Вы, Зинур Гафурович, меня не стесняйтесь! Вы ведь узнать желаете, почему я отцом Александром назвался... Не было отлучения, был Сербского институт! Живу между небом и землей, чернец не чернец, а так - больной психически!
  
  МУСТАФА. - Не держите зла, Серго Кимович! Если обидел чем - простите! Мне в самом деле понять про вас интересно! (Ванечке) Иван, сядь уже! Хватит туда-сюда мотаться! (Седому) Вот вы душу перед нами вывернули - хоть и не хотели, а внутри у вас, чувствуется, наболело... Верно вы сказали - не провидение, случай вас в церковь привел! История, что вы нам тут рассказали и вправду, красивая...
  
  ВАНЕЧКА (возмущенно) - Красивая?!..
  
  МУСТАФА. - Ну, Ваня... Ну не бери ты меня горлом!.. (Седому) Только Колосс ваш на глиняных ногах держится. Чуть толкни - он и упал! Продолжать?
  
  СЕДОЙ. - Продолжайте!
  
  МУСТАФА. - Вы ведь книг Фоменко не читали, "Империю" и тому подобное? Попадется - полюбопытствуйте! Он большой забавник, этот товарищ, даром что академик! Хронологию, существующую, он в упор не видит - так, болтается что-то под ногами, к горним высям устремляться мешает! И создает новую, удобную для себя и податливую... У вас, не скажу так же, но похоже... 1492-ой год увязываете с 1000-ым и строите на этом целую теорию. Тиуда у вас становится иудеем - так, по созвучию; юлианский календарь создается не во второй половине первого века до нашей эры, а в конце пятого, уже нашей... Натяжки, допуски, домыслы! И вот уже крест на пустом месте вам мерещится и Понтий Пилат, соглашающийся на распятие Христа...
  
  СЕДОЙ (гневно) - Довольно! (тотчас овладев собой) Довольно логично, Зинур Гафурович! Рад, что вас не захватило мое безумие! Вы правильно все рассудили! Если выбирать, кто более безумен - я, или весь остальной мир, то очевидно, что я! На весь мир наша больница явно не рассчитана!
  
  МУСТАФА. - Как вы меня!.. Хорошо! Допустим, что я неправ! Допустим! Что это меняет? Ваша правда не переступит порога сумасшедшего дома! Кто, Ванька пойдет стучать во все двери: Люди, совлеките с себя кресты! Ибо не было распятия, но лишь спор о календаре?! Оно ему надо?
  
  ВАНЕЧКА. - А ты не решай за меня! Нужно будет, так и пойду!
  
  МУСТАФА. - Чем тебя не устраивает нынешний диагноз, Ваня? Тоже мне, Джордано Бруно! В палату с Наполеонами захотелось? Серго Кимович, расскажите ему, какие они в институте Сербского!
  
  ВАНЕЧКА. - Что ты развыступался?! Отец Александр претерпел, не дай бог никому, а ты ногами его, ногами!.. Такие всегда с той стороны, где сила, а не правда!
  
  МУСТАФА. - Дурак ты, Ваня! (Седому) Я, может, резко выразился, Серго Кимович, вы уж извините меня, но взглядов ваших я не разделяю! И... я уже объяснял - почему...
  
  ВАНЕЧКА (Мустафе) - И все-таки она вертится!.. (Седому) Так вы совсем, отец Александр, в бога не веруете?
  
  СЕДОЙ (устало) - Не то, Иванушка, не то... В существовании высшей силы, называемой Богом, я уверен. Только при жизни познать ее не надеюсь - слишком мал человек, чтобы в малости своей судить о таком! Она нам там, за пределом жизни откроется! Скоро совсем узнаю, как оно, на самом деле...
  
  ВАНЕЧКА. - Да что вы такое говорите, отец Александр! Вам жить и жить!..
  
  СЕДОЙ (безразлично) - Зачем?..
  
   Повисает пауза.
  
  МУСТАФА. - Давайте спать! Ложись уже, Ванька! Спокойной ночи, Серго Кимович!
  
  СЕДОЙ. - И вам... Покойной ночи!
  
  ВАНЕЧКА (со вздохом) - Присоединяюсь...
  
  Ванечка какое-то время еще вздыхает, ворочается и, наконец, затихает. Проходит минута, другая... Постник вдруг резко садится в постели, оглядывает спящих, встает и, вытянув перед собой как сомнамбула руки, идет к кровати Седого.
  
  МУСТАФА. - Куда?
  
  ПОСТНИК (останавливаясь, будто наткнулся на стену) - А?!..
  
  МУСТАФА. - Куда, спрашиваю, движешься, луноход? Команда из космоса поступила?
  
  ПОСТНИК (плачущим голосом) - В туалет мне надобно!..
  
  МУСТАФА. - Благое дело! Ступай! Да ворочайся скорей - мне без тебя не заснуть!
  
  Постник скрывается за дверью. Мустафа, устроив повыше подушку, садится его ждать.
  
  
   СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Утро. В центре палаты стоят Сергей Сергеевич и Штангель, возле дверей - Марь Васильна, у кровати Седого, накрытого простыней, двое санитаров и, чуть в стороне от них - Сотрудник АБВГД.
  
  ОДИН ИЗ САНИТАРОВ (берясь за ноги Седого) - На счет два! Раз, два... И!..
  
  Санитары одним движением переносят тело Седого с кровати на носилки. Сотрудник АБВГД тут же ловко, со знанием дела прощупывает подушку, матрас, переворачивает постель, заглядывает под кровать.
  
  СОТРУДНИК АБВГД. - Нет ничего, Сергей Сергеевич! Чисто!
  
  СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. - Осмотри всё.
  
  СОТРУДНИК АБВГД. - Тумбочки?.. Или и постели тоже?
  
  СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. - Я же ясно сказал.
  
  Сотрудник АБВГД, присев перед тумбочкой Ванечки, принимается в ней рыться. В приоткрывшейся двери появляется голова Ванечки.
  
  ВАНЕЧКА (шепотом) - Марь Васильна!.. (заметив действия Сотрудника АБВГД, громко) Чего это он в вещах моих копается?!
  
  СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ (Штангелю) - А вы обещали, помнится, что психов не будет...
  
  Дверь резко распахивается и из-за спины Ванечки появляется Мустафа...
  
  МУСТАФА (зло) - Это кто тут еще псих?!..
  
  Санитары разворачиваются к Мустафе. То же - резко, бросив руку под пиджак, делает Сотрудник АБВГД
  
  МУСТАФА (строго) - А ну, фу! (отступает, увлекая за собой Ванечку) Уйдем Иван! Покуда новых покойников не прибавилось...
  
  Ванечка, бросив взгляд на укрытые простыней носилки, скрывается за дверью. Сотрудник АБВГД, вновь, как ни в чем не бывало, принимается за прерванную работу.
  
  ШТАНГЕЛЬ. - Марь Васильна!
  
  МАРЬ ВАСИЛЬНА (огибая санитаров по направлению к Штангелю) - Да, Вениамин Викторович?..
  
  ШТАНГЕЛЬ. - Марь Васильна! Как фамилии больных? Особенно того, дерзкого!
  
  МАРЬ ВАСИЛЬНА (неохотно) - Злобин и... (Сотруднику АБВГД) Ой, что вы делаете?!
  
  ШТАНГЕЛЬ (с нажимом) - Марь Васильна! Товарищи лучше знают!..
  
  Сотрудник АБВГД достает из-под развороченной Ваничкиной постели книгу, заглядывает в нее и с ухмылкой оборачивается к Сергею Сергеевичу.
  
  СОТРУДНИК АБВГД (протягивая книгу) - Взгляните, Сергей Сергеевич!
  
  СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ (раскрывает книгу и, секунду-другую помедлив, читает надпись на обложке) - Островский... Как заголялась Сталь, мадам де... С иллюстрациями. (взяв двумя пальцами за корешок, протягивает книгу Марь Васильне) Возьмите!
  
   На пол падают с десяток фотокарточек. Марь Васильна, присев, принимается их собирать.
  
  МАРЬ ВАСИЛЬНА (задыхаясь от гнева и унижения) - Ну, Ванечка! Ну!.. паразит!
  
  СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ (Штангелю) - Извините, Вениамин Викторович, мою неловкость. Вы такую трогательную заботу о пациентах проявляете, а я свинячу.
  
  ШТАНГЕЛЬ (смущаясь) - Недосмотр персонала... Проблема с кадрами, Сергей Сергеевич, большая текучка... Сфера у нас специфическая, а зарплаты, сами знаете...
  
  СОТРУДНИК АБВГД (держа в руках Библию Постника) - Тут еще одна, Сергей Сергеевич!..
  
  СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ (через плечо) - Новая коллекция девочек?
  
  СОТРУДНИК АБВГД. - Нет, духовного содержания...
  
  СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. - Есть еще что-нибудь?
  
  СОТРУДНИК АБВГД. - Как будто, всё!..
  
  СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. - Ладно. Закончили. (санитарам) Выносите!
  
  СОТРУДНИК АБВГД. - А с Библией что делать, Сергей Сергеевич?
  
  СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. - Забирай. Приобщим... к телу!
  
  Сотрудник АБВГД заливается счастливым смехом. Санитары поднимают с полу носилки.
  
  ШТАНГЕЛЬ. - Марь Васильна! Дверь!..
  
  Марь Васильна бросается к дверям и открывает еще одну створку. Санитары выносят носилки с телом Седого. Следом за ними выходят все остальные. Чуть погодя появляются Ванечка и Мустафа.
  
  ВАНЕЧКА (увидев свою перевернутую постель) - Вот... блин коровий! (кидается к кровати и, порывшись в белье, разочарованно смотрит по сторонам) Так и знал! Ноги бы повыдергивать!..
  
  МУСТАФА (насмешливо) - Что, любимую мыльницу утянули? Или брошюру о вреде пьянства?
  
  ВАНЕЧКА (зло) - Ха-ха! Книжку про металлургов!
  
  МУСТАФА (выглядывая в окно) - Ты этого, Ваня, так не оставляй! Вон они, внизу! Награбленное делят... Потребуй, чтоб вернули!
  
  ВАНЕЧКА (пристраиваясь рядом) - Где? А!..
  
  МУСТАФА. - Ну?..
  
  ВАНЕЧКА. - Что - ну? Не запряг! Козлы! Пусть подавятся!
  
  МУСТАФА. - Аполитично рассуждаешь!
  
  ВАНЕЧКА. - Видал, как этот эсэсман со Штангелем разговаривает?! Бухенвальд в картинках! А тачка у этого гада, знатная!
  
  МУСТАФА. - Мерин. Шестисотый. У меня такой был.
  
  ВАНЕЧКА. - Буржуй ты недорезанный! Небось, еще и с мигалкой ездил?
  
  МУСТАФА. - Ага! И с крякалкой! Не завидуй, Ваня, счастья в жизни не будет! Всё! Концерт по заявкам расслабленных и припадочных окончен! Можно разойтись и оправиться.
  
  ВАНЕЧКА (отходя от окна) - Да... Вот и увезли нашего деда, отца Александра...
  
  МУСТАФА. - Жалко?
  
  ВАНЕЧКА. - А тебе - нет?!
  
  МУСТАФА. - Глупый ты человек, Ваня! Мне всех людей жалко! Я к одним нелюдям суров! Вот только вечной жизни ни тем, ни другим никто не обещал! А Седой и так лет пятьдесят лишних прожил!
  
  ВАНЕЧКА. - Что ты несешь?!
  
  МУСТАФА. - Несет курица яйцо, а я с тобой разговариваю, Ваня! Помнишь, что Седой...
  
  ВАНЕЧКА. - Отец Александр!
  
  МУСТАФА. - Это как тебе будет угодно! Помнишь, про полигон он рассказывал? Про то, как танк всех его сослуживцев передавил? А теперь соображай, дурья голова - откуда тому танку было взяться? Не доходит?
  
  ВАНЕЧКА (растеряно) - Нет... Говори толком!
  
  МУСТАФА. - Они ведь в оцеплении должны были стоять, то есть по периметру полигона - посторонних под пули и снаряды не пускать! А танк расстрелянный всего в сорока метрах от них оказался! Соображаешь?
  
  ВАНЕЧКА. - Перетащили, что ли?..
  
  МУСТАФА. - Покажи мне дурака, который станет мишени расстрелянные, весом в десяток тонн, взад-вперед таскать! Стрельбы провели да думать забыли! А значит, ни в каком оцеплении они не стояли...
  
  ВАНЕЧКА. - Думаешь, врал отец Александр?
  
  МУСТАФА. - Думал, сперва... Потом вижу - нет, он не врет, он и сам всего не понимает! Их, молокососов, в зону предполагаемого поражения вывезли и бросили! На верную смерть! Со стариками бы такой номер не прошел - они-то границы полигона как свои пять пальцев знали! И жить пацанам после взрыва оставалось неделю от силы! Им и без танка, что на головы свалился, все равно - каюк! Хоть не мучались! Представляешь, сколько рентген схватил дед наш? А он три дня с перебитой спиной полз и дополз до поста охранения, и выжил! Правильно врачи говорили - чудо!
  
  ВАНЕЧКА. - Да за что же их так?!
  
  МУСТАФА. - А ни за что! Кому-то из большого начальства любопытно стало: какова степень выживаемости советского солдата в зоне поражения? Да там, после взрыва такая кутерьма была, что результаты проверить или забыли, или не нашли никого, под землей да железом...
  
  ВАНЕЧКА. - Сволочи! Вот сволочи!
  
  МУСТАФА. - Не то слово!
  
  ВАНЕЧКА. - Да... дела! Слушай, Гафурович, хочешь я тебе стих один прочту? Не мой, не бойся!..
  
  МУСТАФА. - Ну, давай... что там у тебя?
  
  ВАНЕЧКА (откашлявшись) -
  ...Ах, какая была держава!
  Ах, какие в ней люди были!
  Как торжественно-величаво
  Звуки гимна над миром плыли!
  
  Ах, как были открыты лица,
  Как наполнены светом взгляды!
  Как красива была столица!
  Как величественны парады!
  
  Проходя триумфальным маршем,
  Безупречно красивым строем,
  Молодежь присягала старшим,
  Закаленным в боях героям!
  
  Не деляги и прохиндеи
  Попадали у нас в кумиры...
  Ибо в людях жила - идея!
  Жажда быть в авангарде мира!
  
  Что же было такого злого
  В том, что мы понимали твердо,
  Что "товарищ" - не просто слово,
  И звучит это слово гордо?
  
  В том, что были одним народом,
  Крепко спаянным общей верой,
  Что достоинства - не доходом,
  А иной измеряли мерой?
  
  В том, что пошлости на потребу
  Не топили в грязи искусство?
  Что мальчишек манило небо?
  Что у девушек были чувства?
  
  Ах, насколько все нынче гаже,
  Хуже, ниже и даже реже:
  Пусть мелодия гимна - та же,
  Но порыв и идея - где же?
  
  И всего нестерпимей горе
  В невозможности примирений
  Не с утратою территорий,
  Но с потерею поколений!
  
  Как ни пыжатся эти рожи,
  Разве место при них надежде?
  Ах, как все это непохоже
  На страну, что мы знали прежде!
  
  Что была молода, крылата,
  Силы множила год за годом,
  Где народ уважал солдата
  И гордился солдат народом.
  
  Ту, где светлыми были дали,
  Ту, где были чисты просторы...
  А какое кино снимали
  Наши лучшие режиссеры!
  
  А какие звенели песни!
  Как от них расправлялись плечи!
  Как под них мы шагали вместе
  Ранним утром заре навстречу!
  
  Эти песни - о главном в жизни:
  О свободе, мечте, полете,
  О любви к дорогой отчизне,
  О труде, что всегда в почете,
  
  И о девушках, что цветами
  Расцветают под солнцем мая,
  И о ждущей нас дома маме,
  И о с детства знакомом крае,
  
  И о чести, и об отваге,
  И о верном, надежном друге...
  И алели над нами флаги
  С черной свастикой в белом круге...
  
  МУСТАФА (помедлив) - Да, сильно... Это кто ж так глаголом жжется?
  
  ВАНЕЧКА. - Нестеренко. Юрий.
  
  МУСТАФА. - Запомню! Ладно, проехали! Тебя-то что, выписывают или как?
  
  ВАНЕЧКА. - Или как - это к Постнику!
  
  МУСТАФА. - Тоже верно! Думал я с тобой вместе с кефирного нашего лежбища сняться, а теперь решил - пора! Не спать же мне на этом... (показывает на свою развороченную постель) Отечество, в лице сергей сергеичей и приданных им местных ветеринаров, вызывает во мне сильнейшее желание смазать пятки... Возьму здесь справку и рвану на альпийские курорты! Долечиваться, ага!.. Участочек у меня прикуплен - кругом горы, сосны, озеро чистейшее!.. С форелью! Выпишу тебя к себе, устрою при кухне! Будешь стихи читать - хорошо у тебя получается! Отъешься как боров!
  
  В палату заходит Постник. Глянув исподлобья на Ванечку и Мустафу, идет к своей кровати.
  
  МУСТАФА. - Так что?
  
  ВАНЕЧКА. - Обойдешься! Мне Марк Анатольевич в "Шуте Балакиреве" попробоваться обещал! Пойдем лучше, перекурим!
  
  ПОСТНИК. - Книга у меня пропала! Священное писание. Кто взял?
  
  МУСТАФА. - О! Еще один потерпевший! Ванька! Ты номера их не запомнил? Пустим по следу Постника, он, заодно, и твою литературу выручит!
  
  ВАНЕЧКА. - Не напоминай!
  
  В дверях появляется Марь Васильна.
  
  МАРЬ ВАСИЛЬНА. - Пойдем-ка, Ванечка, что покажу!..
  
  ВАНЕЧКА (насторожено) - Шкаф, что ли опять, Марь Васильна? Ножки, да?..
  
  МАРЬ ВАСИЛЬНА. - Ножки, ножки, Ванечка... И вот такая (показывает руками) жопа! А ну, шагай за мной, кобелина!
  
  Ванечка, опустив обреченно голову, выходят. Мустафа, посмеиваясь, выходит следом. Постник остается один. ЗТМ.
  
  
   ЭПИЛОГ
  
  В палате - Постник, усевшийся в позе лотоса на своей кровати, два переростка в коротких пижамах, по виду - допризывники, и Марь Васильна. Постника она не замечает.
  
  МАРЬ ВАСИЛЬНА. - Ну, вот! А принадлежности свои: зубные щетки, мыло, будете держать каждый в своей тумбочке. Телевизор можете смотреть в столовой, когда там поедят и уберут со столов. Ужин у нас... (увидев, что новички смотрят куда-то мимо нее) Что? (замечает Постника) Постник! А ты что ж не на обеде?!
  
  ПОСТНИК (закатывая глаза) - О-м-м-м-ммммммммммм...
   Занавес.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"