Аннотация: Рыжевато-красный, похожий на ладный датский кораблик кленовый лист медленно проплыл по воздуху и влетел в раскрытое окно. На синеве бархата, темного, почти черного, он казался особенно ярким и чем-то напоминал пламенный факел.
Рыжевато-красный, похожий на ладный датский кораблик кленовый лист медленно проплыл по воздуху и влетел в раскрытое окно. На синеве бархата, темного, почти черного, он казался особенно ярким и чем-то напоминал пламенный факел. Странно соединялись они - синий бархат, этот лист, спутанные нитки пурпурного, серебряного и лилового цвета. "Так бывает и в жизни, - подумалось леди Олвюн, - так и в жизни посреди огромного стоячего пруда с темной дурной водой появляется внезапно чей-то легкий и яркий кораблик. Своим острым носом разрезает он ряску, гонит прочь озерную тину. Только недолго существует этот кораблик, дотронется до него холодными пальцами водяной, заманят в омут русалки, - и нет уже ничего на стоячей воде, так же неподвижен древний омут."
Для Олвюн таким светлым корабликом была Хельга. Даже сейчас, когда она давно уже выросла в белорукую деву, Олвюн думала о ней с какой-то затаенной нежностью, как думают матери о малолетних детях. Да и до сих пор оставалась Хельга ребенком для Олвюн, которой так и не пришлось прижить своих детей. Давно уж отплыл на своей погребальной ладье её муж, отплыл на поиски той земли, где никогда не бывает скорби. С детства знала Олвюн, что земля эта существует, о ней пели в доме отца приезжие скальды, и воины непременно одаривали певцов золотыми кольцами да серебряными обручьями, потому что знали - это правда, о сущем поют скальды, действительно есть он, этот волшебный край, где никогда не бывает зим. Нередко сама Олвюн ходила рассветом на берег, смотрела в беловато-розовую от солнца даль, и казалось ей, что в лучах солнца вот-вот появится он, этот сказочный мир. Остров все не появлялся, ну а потом у Олвюн появились и другие заботы, да и не отпускал её муж полюбоваться на берег моря.
Теперь же все чаще вспоминала она о сказочном острове, краю, где никогда не бывает зим. Может, это смерть холодом дышала в спину, что захотелось немного тепла?
Олвюн задумчиво перебирала руками цветные нити. Как всегда бросила Хельга вышивку, убежала собирать первые лютики вместе со своими подругами. Олвюн улыбнулась, вспомнив свою юность, - а цветы тогда были гораздо краше нынешних! И пахли лучше: вдохнешь запах, и кажется тебе, что ты уже в другом, сказочном мире, и лукавые эльфы вот-вот выпорхнут из-за кустов боярышника. И все же, пусть Хельга веселится, пусть подольше остается здесь, с ней. Выйти замуж и примерить на себя роль хозяйки двора она всегда успеет. Тем более, что была её Хельга красавицей: светлая кожа, белая до прозрачности, кажется, что видно, как течет по жилам молодая кровь; синие-синие глаза, волосы - что каштан или темный пчелиный мед. Всякий будет рад такой жене. И не важно, что пока нитки путаются у неё в пяльцах.
Хельга, лебедушка... Братнино дитя, своих не дали боги. Мать и отец Хельги умерли от морового поветрия в зиму, когда ей было не больше шести лет. Тогда же овдовела Олвюн: морской бог перевернул корабль её мужа, не дал ему вновь ступить на твердую землю после долгих месяцев странствий. Не любила Олвюн мужа, но прожив с ним рядом много зим, притерпелась, стала цепляться за него, как за единственное родное существо. Крепко она горевала, все вспоминала суровое лицо с плетью водорослей, застрявшей в бороде. Черная была та зима: мор и голод косили людей, не раз казалось самой Олвюн, что лучше бы ей было отправиться на мужнином корабле в край вечного тепла и мира. Не хотелось смотреть на людей - так преобразили их трудные голодные времена. Да и какие же это люди, когда за кусок хлеба не только чужих, но и своих убить готовы! Она сама видела такое: проезжала по деревне, кинула оборванному ребенку милостыню - краюху хлеба. Тут же вылетела из хижины мать его, налетела, как волчица.. Страшные были времена, коли люди на зверей походили.
Тогда и свела судьба Олвюн и Хельгу. И Олвюн, которая и глядеть ни на кого не хотела, уцепилась за ребенка как за надежду выйти пережить все это. Вот и баловала не в меру.
Свежий ветер ворвался из долин в замок, застучал ажурными витражными окнами, заколыхал тяжелые пыльные портьеры. Вместе с ветром, влетела в покой Хельга - кружась и пританцовывая, в развевающихся желто-красных одеждах. "Как не походит она на меня, - подумала вдруг с грустью Олвюн. - Хельга - вся весна, радость, яркий кленовый листок. А я давно уже потеряла способность так радоваться." Рядом с оживленной девушкой Олвюн казалась уставшей старой владычицей в грозовых синих одеждах, которая доживает здесь последние дни прежде, чем отправиться в другой, более лучший мир.
- Кийт приедет, Кийт приедет! - Хельга схватила рукава мантии Олвюн попыталась было пуститься с ней в танец, но потом остановилась. Она видела, что та не разделяет её радости.
Кийт был сыном соседнего барона. С детских лет он был самым преданным рыцарем Хельги и удостаивался чести всюду сопровождать её. Между собой они давно уже сговорились о женитьбе, да и родители Кийта были только согласны объединить владения Олвюн со своими. Ведь замок, в котором жили они с Хельгой, принадлежал отцу Хельги.
Девушка убежала вниз, примерять все свои наряды и драгоценности, а Олвюн пришлось спуститься вниз и отдать распоряжения поварам и слугам: надо было встретить будущего мужа Хельги достойно.
А кленовый листок так и остался лежать на недоделанной вышивке. Сквозь витражное стекло окна на него падали разноцветные лучики. Теперь его было видно очень четко, до мельчайших деталей: тонкие линии прожилок-вен, светло-желтые тонкие полотнища между ними, даже крошечное пятнышко червоточинки у самого стебля.
В дыму от факелов, смешанном с запахами еды из кухни, все фигуры казались матовыми, с затертыми краями. За столом царил легкий гул разговоров. На почетном месте сидел Кийт и в перерывах между кубком и тарелкой щекотал раскрасневшуюся Хельгу. В чаду смазанно блестели тарелки.
Олвюн ушла от гостей в верхний покой. Там она долго сидела перед старым серебряным зеркалом, которое её муж привез из дальнего похода.
В раскрытые витражные окна медленно, словно тяготясь, что он не может принести людям утешение, входил осенний прохладный вечер. Скоро его сменит холодная безлунная ночь.
В сводчатом покое было промозгло, Олвюн все старалась закутаться в свою темно-синюю мантию. Как же далеко тот сказочный остров вечного лета! Да и трудно душе, отягощенной телом, добраться до него.
Из раскрытого окна в комнату, неведомо как, заползал густой болотный туман. Туман был белесоватый, влажный, но Олвюн он почему-то казался синеватым. "Это ночь, - сказала она себе и посмотрела на ночь, будто в первый раз. Ночь была вовсе не страшная, хоть и осенняя. "В осени тоже есть своя красота, - подумала Олвюн. - Надо оставить весну молодым, пусть любуются, мечтают."
Осень тихо вошла через окно, перекинула ногу через узкий подоконник и села боком. У осени было бледное лицо, чуточку настороженный взгляд. В её глазах было все - от полета чайки над морем ранним утром, когда роса от холода превращается в изморось до тихой безлунной ночи, когда деревья ловят раскрытыми ладонями веток неяркие звезды. Её волосы были ветром и листвой под лунным сияньем, сплетением дорог и паутинкой ряски на гладкой коже темного пруда, её волосы становились то спелой рожью, то ветвями яблони, согнувшейся от избытка румяных плодов, то колючими прядями дикого терновника с чернотой плодов. Осень была закутана в синий плащ встреч и расставаний, прохладной печали и черного, безысходного отчаянья. На темноте плаща особенно белыми казались тонкие руки - казалось, что они сейчас взмоют вверх двумя белыми чайками. В руках её были осенние бури, пыльные дороги, ночные странники, чающие дойти до приюта. На губах осени теснилась темнота всех недосказанных сказок, всех древних легенд, которые люди уже позабыли. Её глаза смотрели неотрывно на Олвюн, и та увидела вдруг, что лицо осени - это её собственное лицо. Она не испугалась, и по губам её промелькнула, точно взмах крыла морской птицы, летящая улыбка. Птица взмахнула крылами и поднялась в воздух. Она сделала круг над замком и полетела дальше, к морю, в ту страну, где никогда не бывает зим.
А осень осталась в пустом чертоге. Она сделала несколько шагов, зажгла свечу, разгоняя мрак. Ей тоже хотелось погреться у огня.
На брошенной вышивке лежал кленовый лист. Теперь он был совсем не такой, как утром. Прожилки его почернели, тонкая желтая кожица смялась. Осень повертела его в руках, положила на ладонь и подула. Лист, как маленький кораблик, расправивший паруса, оказался в воздухе и медленно поплыл через открытое окно, вдаль, по просторам холодного воздуха, через поле, через деревню, на побережье, туда, где на стыке моря и восхода находится другой, волшебный мир.
Осень вздохнула, думая о своем, поднялась, закуталась в плащ, который сейчас казался черным и рваным. Сквозь его дыры видны были ранние звезды. Она вылетела из высокого окна и раскрыла плащ навстречу небу.
А внизу, в дымном зале Кийт и Хельга разговаривали о будущем. Сколько всего они хотели переделать!
- Ну уж Олвюн здесь оставлять не надо, - решительно заявил Кийт. - Зачем нам две хозяйки?
- Да ладно, пусть остается, - махнула рукой Хельга. - Такой поварихи еще поискать надо.
- Хорошо, милая, - сказал Кийт и поцеловал девушку.