За окнами суматошно мелькали огоньки. Катя то ли стояла, то ли лежала, то ли висела, прижав руки к ушам. Её телефон яростно шелестел и шуршал какими-то "удалёнными справочниками" и невнятно зачитывал женским голосом обрывки фраз:
- Ой, пло-охо... - застенала Катя, - ...плохо слышно! Всё, Ирка, а то меня тут задавят...
- ...опять все правила и приличия нарушаешь?..
- Да не машины, люди задавят! Я сегодня на метро.
- ...людям привет!..
В невнятном, коротком разговоре выяснилось одно - Ирка тоже опаздывает. Тогда Катя попробовала предупредить о своём опоздании более обязательную и благонадёжную Свету, но та отчего-то не брала. Катя долго не клала трубку - гудки в телефоне очень гармонировали с воем метро. Тембр воя постепенно менялся. И вот наконец туннель зевнул, теснота зашевелилась и вагон стошнило людьми в положенное место. Сеанс бесплатного утреннего массажа закончился. Но Катя всё ещё пребывала под впечатлением - в голове её вертелось "Кама-Сутра... Катя с утра...".
Короткими перебежками Катерина приближалась к месту "х", много позже положенного часа "ч". Цитадель труда надменно возвышалась над рядовым сотрудником. На проходной будто бы тихо... слишком тихо... - понедельник - возможна засада. Катя мысленно настраивалась на акробатически-демагогический манёвр для форсирования претензий начальства по поводу опоздания.
Катерина всегда спешила и всегда опаздывала. А утренний созвон с Иркой обычно заменял ей и зарядку, и кофе. Для настоящего кофе у неё было рабочее время. Она успевала в рабочее время многое... Она не могла осквернить свой светлый домашний "храм безделья" делом, которое хоть как-то можно сделать на работе. Есть, спать, и даже выпивать она тоже старалась, строго в рабочее время.
Смысл своей работы она всегда понимала очень по-своему. Ей приходилось часто менять работу. И каждый раз она удивлялась, как все работы похожи, такие вроде бы разные по названию и адресу.
Работать Кате всегда было тяжело. И весь коллектив всегда ей сочувствовал. Вообще Катю очень удивляло, почему после такой долгой и трудной учёбы в средней школе её не отправили сразу на заслуженную пенсию. Необходимость где-то работать она воспринимала как терпимое, привычное, но всё же наказание - то ли за грехи отцов, то ли за прогулы физры в школе.
Она регулярно не успевала на работу и регулярно не успевала "по работе", зато на каждой очередной своей работе всегда успевала намертво со всеми сдружиться. Каждый раз, увольняясь, она оставляла после себя очень сплочённый коллектив. Так что все бывшие коллеги потом обязательно звали её на все свои корпоративы. А уж свои увольнения Катя привыкла отмечать с особым шиком!
Но пока до увольнения ещё оставалось время, и терять его зря Катя не собиралась. К примеру, на сегодня у неё был отличный план... Вдруг все планы в Катиной голове смешал и разметал крик, подобный штормовому порыву:
- Катя! Ты... когда-нибудь поумнеешь?!
Катя умнеть не собиралась. Она считала, что быть дурой, это естественно и правильно. Катя полагала, что ум - это что-то из бабушкиного шкафа, что-то вроде старомодной бижутерии, которая к лицу только дурнушкам.
- А я, Евгения Карловна, не виновата... - произнесла Катя машинально, ещё даже не понимая, о чём речь.
- А кто?!. кто это сделал?!
Евгения Карловна громоздилась над Катериной бесформенной глыбой и страшно потрясала каким-то ворохом бумаг. При этом желеобразные телеса Евгении Карловны также ужасающе сотрясались. Кате хотелось зажмуриться и исчезнуть. Катя даже и зажмурилась... но исчезнуть никак не удавалось... Наконец Евгения Карловна взяла себя в руки, кое-как собрала нестройную кипу бумаг в грубое подобие стопы и торжественно вручила Катерине. Затем Карловна резко развернулась и отчеканила по глянцевому полу несколько металлически-звонких полновесных шагов.
Катя не решилась что-либо спрашивать, уточнять... Она просто стояла и смотрела на множество цифр и слов, не понимая, откуда всё это взялось и что ей с этим делать.
Когда после страшной сцены прошло десять минут, жуткие бумаги уже были благополучно распиханы по ящикам Катиного стола, а сама Катя, уставившись в монитор, мечтала о выходном. Вскоре уже мысли её устремились к светлым дням отпуска, а затем и к заветному увольнению...
Рабочий день пролетел на удивление легко и незаметно, и по мнению Катерины, весьма плодотворно. Кате удалось не только заставить себя забыть о злополучных бумагах, она смогла ещё и составить "гениальный план мести". В своей идейной борьбе с бюрократизмом Катя не была одинока. В заговор посредством локальной сети были посвящены наидостойнейшие сотрудницы офиса - Светуля и Иришка.
Так что по дороге домой Катя уже напрочь забыла о сегодняшнем и всецело отдалась завтрашнему. Какой-нибудь умник мог бы посчитать Катин план примитивным, какой-нибудь ханжа - неэтичным, но Кате её план очень нравился, и она провела остаток этого дня в благостном ожидании завтрашнего.
Вторник
Сегодня Катя вошла в офис без своего обычного опоздания, минута в минуту. А ещё, одета Катя была сегодня... очень по-особенному. Так что "посвящённые в заговор" не смогли сдержать своих нервных смешков и игривых стонов. Прочие же сотрудницы взирали на "безобразие" в осуждающе-презрительном молчании. А Евгения Карловна недоумевающе приподняла очки:
- Катя, ты в честь чего это?..
- А так... - Катя грациозно проплыла к своему рабочему месту. Тёмно-вишнёвая мини-юбка была коротка предельно, а по мнению Евгении Карловны - глубоко запредельно, до самого непосредственного, истошно кричащего о себе неприличия.
Катя незаметно выглянула из-за монитора и нашла взглядом Свету. Света утвердительно повела бровями. Это означало следующее: вчера, во время перерыва, пока Ирка фиксировала офисный стул с колёсиками, Света взобралась на оный и запихнула папку с прошлогодними сметами на шкаф.
Теперь дело было за Катей. Сначала следовало дождаться, пока Карловна представит шефу на стол свою толстенную папку с квартальным отчётом. Затем следовало дождаться, пока Юрий Борисович выглянет из своего логова по какому-нибудь вопросу. Тут Катя, вроде как тоже по какому-то делу, встанет и подойдёт к Светиному столу, может даже Катя при этом слегка наклонится, чтобы... чтобы "Света её лучше слышала". Тогда Юрий Борисович непременно промакнёт свою лысину платочком и попросит Катю зайти к нему в кабинет - иначе быть не может, шефа своего они знают давно и хорошо. А когда Катя уже усядется напротив Юрия Борисовича, в дверь кабинета постучит Ирочка и жалобно заверещит: "Юрий Борисович! Опять кто-то прошлогодние сметы на шкаф запихнул!" В те секунды, пока Юрий Борисович будет отсутствовать, Катя обязана успеть подсунуть в папку с отчётом Евгении Карловны маленькую изящную розочку. Дальше самый, пожалуй, неприятный момент - шеф вернётся, чтобы минут десять-пятнадцать мучить Катерину дурацкими комплиментами, идиотскими вопросами, липкими взглядами и полными страсти жестами. Возможно ей даже придётся проявить чудеса эквилибристики - не слишком грубо отнять свою руку из рук шефа, ловко и изящно увернуться от коварной попытки "невинного отеческого поцелуя" и наконец вырваться из "мерзкого логова", окончательно измотав старика очень верно рассчитанными манёврами, не позволяющими... и в то же время не позволяющими усомниться в своей полной лояльности к глубоко уважаемому и "почти любимому" начальству.
Дальше останется только подождать. Все отчёты шеф проверяет, строго после обеда.
Проверяя отчёт, Борисыч немного удивится, слегка смутится, да и только. Сильно напрягаться наш старикан по этому поводу не будет. При этом, когда он вернёт отчёт Евгении Карловне, то конечно же оставит цветок на своём месте, считая что возвращает посыл отправителю. А вот когда Евгения Карловна примется подшивать свой отчёт к годовому... то она-то уж не оставит без внимания "символ тайной страсти"! А уж каков будет её ответ?!. и как Юрий Борисович будет реагировать на дальнейшее?!!
***
Вот уже минут пять заговорщицы молча курили в "курилке".
Светлана нахмурилась, глубоко затянулась и приоткрыла дверь, - снаружи никого не было видно. Светлана прислушалась - слышны были только чьи-то мерно удаляющиеся шаги. Света закрыла дверь и выдохнула:
- Вообще, девчонки, всё это как-то даже... подловато. Я уже начинаю жалеть...
- Нашла, кого жалеть! - возмутилась Ирка.
- Да я не про старого развратника, я про Карловну...
- А ты забыла, как она тебя каждый раз закладывала?!
Катя затушила окурок:
- Ну что ты, Ир? Света же понимает, что Карловна иначе не может. Ведь это у Карловны от души - искреннее и очень острое чувство долга и справедливости.
- Эх, девчонки, - вздохнула Света, - вы поймите, Карловна давно и безнадёжно влюблена в нашего урода, и у неё нет никакой иной возможности побыть с ним наедине, кроме тех драгоценных мгновений, когда она нас ему закладывает.
- Ага, нам грешить надо чаще, чтоб их страсть крепчала! - хохотала Катерина. - Давайте так - начатое довершим, нагадим им обоим как следует, а там... может и пожалеем. А сейчас нас жалеть надо! Это мы тут завсегда пострадавшие! Ни премий, ни отпусков, одни замечания, да выговоры. Да если бы не она, может он и сволочью такой не был бы! Всё ж это гадство происходит исключительно с её подачи!
- Ладно, - выдохнула очередную затяжку Света, - всё конечно так, и мы конечно должны были уже что-то со всем этим делать, просто средства наши и способы мне не очень нравятся.
- А как ты хочешь, на дуэль что ли Карловну вызвать?!
- Я бы всё же предпочла дуэль.
- Нельзя тебе дуэль, у тебя дети. А Карловна тебя бы точно замочила, и в ближнем бою, и в дальнем. Сколько она весит - никто не знает! А как она огрызки в ведро мечет?! Такая не промахнётся!
- Да ладно, ладно уже об этом. Скажите лучше, когда мы бросать курить будем?
- Сначала надо "шоколадки бросить", а то растолстеем, если не курить и жрать.
- Может всё разом бросить?
- Да ты что?! Разом - ум за разум... Это всё равно что разом и от мужа уйти, и с работы уволиться! Тут, знаешь, надо всё последовательно делать: сначала надо найти клад...
Вдруг дверь в курилку распахнулась:
- Сколько ж можно трындеть без дела?! - вежливо поинтересовался Юрий Борисович.
Девчонки засеменили к двери, суетливо поправляя волосы и нервно хихикая.
Среда
Сегодня всем сотрудницам офиса очень трудно было сосредоточиться на работе. Кто-то постоянно шушукался, кто-то периодически издавал сдавленные смешки, а кто-то просто пребывал в ступоре, не в силах оторвать своего "зачарованного" взгляда от Евгении Карловны.
А дело было вот в чём... Вчера, уже в самом конце рабочего дня Юрий Борисович вернул наконец-таки Карловне её отчёт! Евгения Карловна всегда уходила с работы последней, поэтому никто не видел, как она подшивала свой отчёт к годовому... Но судя по всему, Карловна "клюнула". И это очень сказалось на её сегодняшнем наряде.
Одних только бус на её могучей шее было столько, что за их громаздьём с трудом угадывался цветастый рисунок на блузе. "Нарядная" блуза сковывала её телеса тугими перетяжками. Крупные, блестящие пуговицы напряжённо вывернулись и перекосились. Блуза была ей категорически мала. Оттого движения Карловны были сегодня, по-особенному сдержаны и грациозны. А когда она осторожно приподымалась со стула, чтобы дотянуться до принтера на соседнем столе, то на её "полноформатной" спине можно было разглядеть чудный романтический сюжет: загорелый, спортивный "принц" мчался по тропическому пляжу навстречу хрупкой, изящной красотке. Идиллию дополняли аляповатые пальмы и придурковатые дельфины.
А ещё у Евгении Карловны была юбка. Ярко-красная, бархатная, весьма оригинального покроя - местами она была собрана в какие-то нелепые горизонтальные складки, что делало её жутко похожей на театральный занавес.
Наряд Карловны был одновременно и помпезен, и наивен.
Довершал сложный, противоречивый образ тот самый, давешний "аленький цветочек". Он сиротливо приютился в пышном зачёсе Карловны. Периодически Карловна с беспокойством поправляла цветок, а он изредка ронял на её бумаги свои нежные лепестки. Упавшие лепестки Карловна аккуратно складывала в ридикюль.
Юрий Борисович, вероятно, был под впечатлением и весь день не выходил из кабинета.
Сегодня он, как всегда, появился в офисе вторым, сразу после Евгении Карловны. Мельком глянув на неё, чтобы поздороваться, он не мог не заметить вчерашней розы в её волосах. И если вчера эта роза ещё могла быть элементарной случайностью или непритязательным, дурашливо-игривым жестом, то теперь этот "неувядающий цветок страсти" обязательно должен был его насторожить.
Пока Иришка боролась с периодическими судорогами смеха, маскируя их то кашлем, то каким-нибудь невнятным возгласом, Света вовсю одаривала Карловну сочувственными взглядами. Катерине с трудом удавалось перехватывать эти взгляды, чтобы "гипнотически" побороть в Светлане эти её "приступы совестливости". Катя зыркала и хмурилась изо всех сил, опасаясь что Света не справится со смесью противоречивых чувств и бросится к "несчастной Карловне" признаваться и каяться. Наконец Света, вроде бы опустила голову и погрузилась в работу.
Четверг
В офисе было непривычно тихо. Все были вежливы и обходительны. Работа шла своим чередом. Не было никакого ажиотажа, никаких авралов.
Уже совсем под конец рабочего дня заговорщицы решили провести в курилке очередное "тайное совещание". Катерина озвучила повестку:
- Так... кратко делимся впечатлениями, высказываем мнения, согласовываем дальнейшие действия.
Света шагнула к центру курилки, держа перед собой незажжённую сигарету как-то по-особенному аккуратно - обеими руками, горизонтально. И только она собиралась что-то сказать, как Катя поторопилась её перебить:
- А вот об этом, даже речи быть не может! Отступить теперь, из-за твоего гипертрофированного, даже какого-то извращённого гуманизма?! Когда наша жизнь, наконец начинает налаживаться?! - Катя сделала короткую затяжку. - Как прошёл сегодняшний день? - Катя не стала дожидаться ответа. - Идеально! Борисыч, даже не высовывался со своими пошлыми комплиментами и дурацкими этими "нововведениями". И то и другое только для сюжетов порно годится! И Карловне с её вечными придирками было не до нас. В кой-то веки мы отдохнули от больных фантазий шефа и педантизма Карловны в их абсолютно бессмысленной и крайне подробной реализации!
Света, наконец подожгла свою сигарету. А Ира вот уже несколько секунд выглядела задумчивой, и вдруг поинтересовалась:
- Кать, а чем это всё должно кончиться?
- Зачем же думать о совершенно невычислимом? Очень много вариантов... Ясно одно - дело мы затеяли верное, справедливое. Такое хорошее дело, я лично, готова продолжать вечно!
- Вечность, это долго. Борисыч столько не выдержит. И вот мне интересно, что с ним всё-таки будет-то, когда он "не выдержит".
- Ты чего боишься? Того, что Борисыч уволиться? Или Карловну уволит? Ты о чём переживаешь?!
- Вот переведётся Борисыч в тот Тамбовский филиал... новое начальство придёт... с новыми порядками...
- Ну и что? Мы-то в своём рабском труде, завсегда незаменимы! А худшего начальства, чем у нас - ещё поискать!
- Всё уже, всё, убедила "хуже не будет, затея наша со всех сторон замечательна, мы во всём правы, и всё что мы делаем - всё к лучшему"! Что дальше-то? Скажешь "просто жить и радоваться"?!
- Оно конечно и порадоваться надо успевать, пока обстоятельства позволяют... Но и о завтрашней радости надо побеспокоиться! Ситуация развивается, в целом по плану. Но пока страсть Карловны не окрепла. Всё очень не стабильно. Мы должны дать Карловне больше оснований для её фантазий. Борисыч, естественно будет сейчас всячески избегать Карловны. Он будет в ужасе от её знаков внимания. А нам надо так всё обставить, чтобы Карловна в этом видела сложные внутренние переживания Борисыча, страх перед новым чувством, всяческие муки совести, сомнения...
Тут Света всё же озвучила те, свои, "гуманистические сомнения":
- А надо ли нам вообще что-то продолжать, что-то предпринимать. Может уже и того что есть хватит...
- Да пойми ты, - опять поторопилась перебить её Катя, - без нашего активного участия их роман загнётся уже послезавтра! И тогда всё - лафа кончилась, а наши мытарства вновь продолжаются со всей их отчаянной беспросветностью!
- И что ты предлагаешь?
- Никакой конкретики у меня пока нет. Тут важно принципиальное понимание ситуации.
- Понимание есть, а что делать непонятно...
- Ну вот и... будет нам, о чём в следующий раз подумать. А сейчас, если будем подолгу задерживаться в курилке, можем вызвать подозрения. Так что... пока будем импровизировать...
Неделя вторая
Всё развивалось согласно плану.
Карловна активно экспериментировала с причёсками, одеждой и диетами. Макияж её становился всё более "боевым". И судя по обрывкам телефонных разговоров, у неё завелась какая-то "опытная и умудрённая в любовных делах" подружка-советчица.
Тем временем заговорщицы старательно подливали масло в огонь.
Пока Борисыч прятался от Карловны у себя в кабинете, они вслух сочувствовали шефу по поводу его крайней загруженности, причём весьма натурально. Катя с устойчивой регулярностью "проницательно подмечала", что "шеф сегодня какой-то задумчивый". Ира частенько "искренне недоумевала": "...по ком это он сохнет?..". Девчонки поочерёдно делали Карловне скрытые комплименты, тщательно камуфлируя их под случайные фразы и ловко встраивая в будничные деловые разговоры. Иной раз у Катерины вырывалось нечто настолько уже провокационное и неоднозначное, что Карловна вскидывала на неё изумлённо-взволнованные глаза. Но Катя тут же делала невозмутимый, сонный вид, зевала и потягивалась, будто ничего "такого" совсем даже не имела ввиду. Так что смущённая, растерянная Карловна оставалась наедине со всеми этими "неоднозначностями". Она машинально прокручивала колёсико мыши, пролистывая какие-то "бессмысленные бесконечности", томно вздыхала и нервно "натыкивала" мятежные сообщения подруге-советчице.
Вскоре работа в офисе пошла наперекосяк.
Карловна забывала перезвонить заказчикам, назначала встречи на выходные, путала имена и числа.
По офису поползли всяческие слухи. Это был самый разнообразный, и зачастую, совершенно взаимоисключающий вздор. Одни утверждали что шеф якобы смертельно болен, другие - что он вдрызг проворовался и уже под следствием. Кто-то прочил Борисычу скорое повышение, иные - столь же скорое, да притом ещё и скандальное увольнение. Росло постепенно и число считающих, что у Борисыча случилась какая-то очередная любовная страсть, и на сей раз якобы безответная. И якобы Борисыч от этих своих любовных переживаний то ли похудел, то ли поправился, то ли запил... Карловну тоже подозревали во всяком... Фантазия сотрудниц была способна на многое... Но пока, немногие связывали её "мутации" с "мытарствами" шефа.
Тут пришлось постараться заговорщицам.
Всяческими глубокомысленными замечаниями и намёками вполголоса, они регулярно "демонстрировали преимущества дедуктивного метода". И со временем им удалось посеять устойчивый слух о чём-то таком, НЕВОЗМОЖНОМ, у Борисыча с Карловной. А усилиями "курящих" из соседнего офиса новость "о чём-то невозможном, крайне предосудительном и глубоко извращённом" сначала стала достоянием этажа, а затем расползлась и по всему зданию.
Постепенно весьма разношёрстный коллектив офиса разделился на несколько "партий": "За Борисыча", "За Карловну", "За то чтобы они были вместе", небольшое количество "Шокированных и крайне возмущённых", и наконец, сама троица заговорщиц, демонстрирующих этакий "Себе на уме - нейтралитет".
Неделя третья
К концу месяца всё происходящее сложилось в совсем уже "сюрреалистическую картину".
Офис функционировал судорожно и беспорядочно. Начальство совершенно перестало интересоваться работниками и вникать в процесс. В операционном зале всё лежало не на своих местах. Сами работники тоже болтались чуть не по всему зданию. В эти дни любой, случайно зашедший в офис, запросто мог бы принять деловитую и досужую Свету за директора, а Карловну за робкого посетителя утомлённого чрезмерно долгим ожиданием.
Всё это вызывало в Катерине несколько противоречивые чувства. С одной стороны, наконец появилась возможность расслабиться, спокойно побить баклуши, поторчать в курилке, попить чайку, раз этак пятый за день. С другой стороны, её тоже беспокоила неопределённость - сколько это замечательное безобразие сможет продолжаться и чего следует ожидать по его завершении.
Офис работал исключительно по инерции. Да и эта инерция с каждым днём ослабевала. Борисыч "отшельничал" - опаздывал на работу до неприличия, затем подолгу запирался у себя в кабинете, либо вообще пропадал на каких-то неведомых "высших" совещаниях. Карловна "приняла схиму" - сладкого не ела, голос не повышала. В отличие от шефа, она аккуратно посещала своё рабочее место, но при этом пребывала явно не в себе. Таким образом, можно было считать, что начальство в офисе отсутствует полностью. А потому персонал допускал всё больше вольностей и в оформлении любого рода бумаг, и вообще, в понимании своих обязанностей.
В пятницу вечером смертельно уставшая от бесконечного чая и болтовни Катя брела домой спотыкающимся шагом и прикидывала, чем же всё-таки эта их провокация кончится, и как можно было бы назвать всю эту, сотканную из вороха сплетен, развивающуюся на фоне неуёмного бардака историю, в случае её полноэкранной экранизации. "Красавица и красавец" ...или нет... "Два чудовища".
Неделя четвёртая. Понедельник.
В этот день случилось неслыханное - Юрий Борисович опоздал. Никак не ранее чем пол-одиннадцатого он стремительно промчался мимо всего и всех к двери своего кабинета и принялся нервозно терзать замок. Карловна взирала на его мытарства с нежнейшим сочувствием:
- Опять заедает, Юрий Борисович? Ах как вас замучил этот замок... Мы Колю-то уже вызывали, да он как всегда... Давайте я...
- Нет! - заорал шеф, роняя ключи. Его лысина мгновенно покрылась испариной и заблестела. Но он тут же взял себя в руки и поднял связку. - Не надо... я сам.
Сделав несколько глубоких вдохов, шеф задержал дыхание как снайпер и произвёл точное, выверенное, хорошо отработанное годами движение. Раздался тихий щелчок и дверь "убралась", легко и покорно как складываются поражённые в тире мишени. Шеф торопливо вошёл и очень аккуратно прикрыл за собой капризную дверь.
В офисе зашушукались, кое-где раздались смешки. Карловна поправила очки и окинула пространство строгим, внимательным взглядом. "Особо смешливые" поспешили спрятаться за спинами впередисидящих.
Время шло, рабочий день был уже на исходе, а шеф так и не показывался из своего кабинета с самого утра. Только тем кто сидит поближе к двери изредка слышалось, будто бы шеф ковыряется в замке, тихонько чертыхаясь.
Раньше ни один первый понедельник месяца не обходился без завсегдашней послеобеденной планёрки.
Карловна со всё большим беспокойством поглядывала на часы. Заговорщицы многозначительно переглядывались. А напряжённая тишина недоумевающего офиса постепенно наполнялась шёпотами.
Кое-кто из наименее ответственных начинал уже потихоньку собираться домой, когда вдруг раздался этот звук... Более всего он был похож на выстрел.
Карловна подскочила так, словно бы "в неё попали", при этом её рабочий стол тоже подпрыгнул и на полметра приблизился к кабинету Борисыча. С воплем: - Не надо, Юрий Борисович! - Карловна принялась сотрясать запертую дверь. - Немедленно откройте! - настаивала Карловна.
За дверью слышались стоны и какое-то невнятное бормотание.
Евгения Карловна взволнованно озиралась в офисном пространстве. Скользнув по лицам застывших на месте сотрудниц, она остановила свой взгляд на огнетушителе в углу...
С треском и грохотом ворвавшись в кабинет, Карловна обнаружила ошарашенного шефа, растерянно стоявшего посередине в одном ботинке. Бронзовый бюстик Маркса лежал на полу. Борисыч, внимательно посмотрел на Карловну этаким "понимающим" взглядом и побрёл к дивану, прихрамывая на босую ногу. - Да-да, конечно... - бормотал Борисыч, нервно кивая. - Давайте, соберите всех... проведём планёрку.
Борисыч оглядел собравшихся:
- Ну что ж... во-первых... как наверное все уже поняли, - Борисыч мельком зыркнул на Карловну, - замок окончательно сломался. Между тем, Коля в запое... как всегда. Так что, Маргарита Алексеевна, приготовьте мне на подпись стандартную "всвязи с полным несоответствием". Для Коли, - уточнил шеф на всякий случай. - А вы, Ирина Иванна... - Ира встрепенулась и уже открыла было рот для упреждающего универсального оправдания, но Борисыч успокоил её движением бровей, - ...будьте так добры, поставьте пожалуйста на место Маркса.
Ира "выдохнула" и улыбнулась:
- Ну разве что в этаком, прямом, физическом смысле... Идейно-политически я вообще-то не очень...
- Да уж знаем мы...
Борисыч повернулся в кресле, в поисках наиболее удобного положения для ноги и, глядя на то как Ирочка водружает на угол его стола увесистого Маркса, поморщился:
- От этого тоже надо избавиться, он опасен. Надо кому-нибудь подарить... конкурентам, недоброжелателям... - тут Борисыч вдруг сфокусировался на Катерине, так будто в чём-то таком её подозревает, догадывается... Катерина сделала максимально глупое лицо, изображая человека неспособного на какое-либо коварство ввиду своего явного слабоумия. На этот раз Кате откровенно повезло - только Борисыч успел произнести: - А вас, Катя... - как зазвонил его телефон. Истошно-истерический звонок не позволял себя игнорировать. Это звукосочетание из ненавистного шефу музыкального жанра было определено им для вызова от жены. Шеф взял трубку, каменея лицом. Некоторое время он сидел молча и без движения. Из его телефона собравшиеся слышали, некие, напевные стенанья вперемешку, будто бы, с отрывистой бранью - его жена частенько "выступала" в том самом "ненавистном шефу музыкальном жанре". Однако, как бы не прислушивались самые любопытные, разобрать весь этот вой и речитатив собравшимся было не под силу. Только когда контуженый воплями шеф немного отстранил телефон от уха, из трубки отчётливо прозвучало: "...вампир!..".
Шеф терпеливо дождался тишины в трубке, и когда она наконец наступила, тихо сказал:
- Я согласен. - А спустя секунду уточнил чуть громче: - Согласен на развод. - Шеф положил трубку.
Все зашушукались и вытаращились на Карловну. Карловна зарделась и вперилась выпученными глазами в пол. А шеф вдруг повеселел и крутанулся в кресле:
- Маргарита Алексеевна, а те "другие бумаги" на подпись готовы?
- Да-да, вот... все. - Риточка, тихая, маленькая и незаметная новенькая секретарша Борисыча, изящно протанцевала к столу шефа и ловко, почти бесшумно застелила лакированную поверхность "актуальным раскладом". Шеф всмотрелся, одобрительно закивал, и даже чему-то там такому, своему улыбнулся. Видимо его теперь вполне устраивало, как складывается "пасьянс насущного". Он вытащил свою толстенную, жутко помпезную перьевую ручку и принялся смачно визировать. Все напряжённо ожидали, гадая о содержимом бумаг. Борисыч "лысиной почувствовал" пытливые взгляды, заулыбался, и не отрываясь от бумаг, озвучил:
- Подписываю свой "перевод в Тамбов"... отпуска... и премию... внеочередную... всем.
Закончив, Борисыч запихнул свою толстенную ручку в кармашек и игриво зыркнул на Риточку:
- Маргарита Алексеевна! Ввиду того что мы отныне больше не сослуживцы, я открыто и не таясь боле предлагаю вам отправиться со мною во внеочередной отпуск! И себе, и тебе уже подписал...
И снова все зашушукались. А Карловна вскочила, схватила наполовину полный графин, и не найдя стакана, приложилась к горлышку. Когда она поставила графин на место, оказалось что он пуст. Смущённая Карловна села на место, устремила воспалённый взор к потолку и принялась помахивать рукой словно веером.
Света шёпотом запричитала:
- Премия... всем... А мы-то Борисыча сычом обзывали... и ещё по-всякому. Интересно, он знал?
Сидевшая рядом Карловна срывающимся голосом заверила:
- Знал.
Изумлённые сотрудницы видели, что глаза "Железной Карловны" полны слёз. Видимо ей было жутко обидно... разом, и за себя, и за шефа, и вообще... В этот момент в проёме распахнутой двери кабинета неожиданно возник тёмный силуэт. Разобрать, кто это, пока было сложно - "пришелец" застыл на самом пороге, при этом свет в кабинете был приглушённый, а в операционном зале горел ярко... Но вот "пришелец" заговорил:
- Задерживаетесь сегоднячко? А я уж обход начал... Я тут краем, по случаю расслышал кой-чего. Вы уж извините... не нарочно. Так я вот что... Дорогая моя, Евгения Карловна! Давно я на всё что у вас в офисе творится любуюсь, и на вас в частности... посматриваю. Словом, плюньте вы на них, на всех! Не понимают они души вашей. А я понимаю... Вы ж всегда как лучше хотите, чтобы порядок... а порядка нет. А я вот, тоже порядок люблю. Я человек-то, в прошлом военный... Так я вот что... полюбил я вас, ещё тогда... когда вас на проходной железка та прихватила. Я-то бы тоже на её месте... Извините уж такую мою словесную вольность... Ох, так вы тогда взвизгнули! ...Так вот что... люблю я вас, и женюсь... если позволите. Извините уж, может я не ко времени?.. А то может, и в самый раз...
- В самый раз, в самый раз, Пётр Палыч! - загалдели девчонки в искреннем умилении. Вот уже минуты две, как они простили Карловне всё старое и теперь остро переживали, что шеф променял её "зрелые чувства" на "ветреную молодость" Маргариты. Девчонки были по-настоящему рады неожиданному манёвру "старого вояки", и Пётр Палыч, вдохновлённый одобрительными возгласами "фрейлин", несколько осмелел. Он приблизился к своей "Королевне" чуть не строевым шагом, и поцеловал руку со словами:
- Сегодня моя смена, а завтра... я весь в вашем распоряжении! Буду ожидать на проходной. Выбор нашей последующей дислокации за вами. - Кавалер припал к дрожащей руке дамы и отбыл на свой пост таким же "почти строевым шагом". Карловна трепетала.
Собравшиеся некоторое время усваивали феерическую сцену. В кабинете держался лёгкий гомонок.
Наконец ещё более повеселевший шеф легонько постучал карандашом по злосчастному бюстику и подытожил:
- Ну что ж, замечательно! Осталось только познакомить вас с новым директором. Весь день его уже жду не дождусь, чтобы вас, значит, перепоручить. Рейс там у него задержали... - Борисыч глянул на часы, - ...но вот уже... должен прибыть с минуты на минуту.
И действительно, из глубины операционного зала вдруг послышались шаги. Темп шагов был резв и ровен. Так что идущий, ещё до своего появления в кабинете, уже произвёл впечатление человека бодрого, молодого, уверенного. Только у самой двери идущий сбавил ход, видимо изучая "следы взлома". Когда он наконец вошёл, все убедились что это действительно "человек бодрый, молодой, уверенный". Взгляд его спокойно проследовал слева направо, чуть задержавшись на Борисыче. Далее последовала подобающе-сдержанная улыбка и умеренно-добродушное приветствие:
- Всем хорошего вечера.
Хотя причёска благородного офисного принца была несколько экспрессивна, манеры его были очень выдержанны. А одежда "молодого перспективного управленца" позволяла представить себе его в любой обстановке. Его фривольные джинсы, вседорожные башмаки и белая рубашка были уместны и на работе, и в клубе, и в театре, и на официальном мероприятии, и на тайном свидании.
В целом облик его выражал этакое, хорошо рассчитанное сочетание инициативного креатива и благоразумного консерватизма.
Новый директор проследовал к столу Борисыча, произвёл уважительное рукопожатие, мельком кивнул Марксу, будто здороваясь с местным старожилом и завсегдатаем, и развернулся лицом к коллективу для представления.
Борисыч благостно взирал на собравшихся, наслаждаясь тем как ему удаются все его "сюрпризы". Проникнувшись торжественностью момента, он даже было привстал, совсем позабыв о ноге, но тут же улыбка его смешалась с гримасой, сделав Борисыча похожим на грустного клоуна. "Бывший" передумал вставать и представил "нового" сидя:
- Игорь Сергеевич Полянский. Успел-таки себя уже зарекомендовать в Тамбове, несмотря на молодость. И вот... - Борисыч сделал неопределённый жест.
Дав собравшимся сосредоточить свои взоры на "новом", Борисыч с удовольствием продолжил:
- Для нас Игорь Сергеевич пока, так сказать - "тёмная лошадка", вернее даже будет сказать - "тёмный жеребец". - Борисыч ехидно улыбнулся, с некоторой завистью посматривая на крепкий стан молодого щёголя. - Но нам его рекомендуют исключительно с хорошей стороны. Я вас ему тоже рекомендовал... в основном положительно. Вы уж поработайте, не позорьте старика! Может ещё и с лучшей стороны себя покажете с новым-то человеком!? Мы с Игорем Сергеевичем всецело на то уповаем...
Света наклонилась к Иркиному уху:
- Ну и сколько ему по-твоему?
Ирка заворчала шёпотом:
- Да какая разница?! Все они одинаковы, тираны-самодуры-развратники. А нам опять работать во славу нового начальства, и быть, в случае чего, всегда виноватыми!
Света, любуясь лихим зачёсом "нового", попыталась немного смягчить Иркину категоричность:
- Ну, знаешь, директор директору рознь...
- ...ага - рознь, товарищ и брат.
И тут они обратили внимание на Катерину. Та блуждала взглядом по спортивному силуэту "принца" и никак не реагировала на их реплики. Светка с Иркой переглянулись: