Мимо моего дома гордо, как тяжелую корону, держа на голове калебас, проплыла наша местная красотка Намимба. Зная, что я сейчас торчу в окне, она вильнула бедром и сменила на калебасе руку так, чтобы я мог видеть ее лицо. Но на лицо я не смотрел. Большие, тяжелые груди с широкими коричневыми сосками, мерно покачиваясь из стороны в сторону, проплывали прямо мимо моего носа. Лежавшие на них многочисленные бусы, браслеты и цепочки, касаясь друг друга, вплетали свой тихий и мелодичный звон в цикадные вечерние сумерки. Растворяющийся в темноте, манящий и неверный звук, похожий на тающий след духов в коридоре гостиницы.
Миновав пятно света из моего окна, Намимба, скрылась в темноте. Я выдохнул.
Неподалеку, на широкой поляне, под большой цветущей акацией играла музыка и танцевали люди. Слышалось пение и хлопки в ладоши.
Здесь, под широкими ветвями нашего древнего дерева-хранителя мы собираемся каждый вечер, чтобыотдохнуть от дневного зноя. Молодежь танцует. Женщины постарше - поют песни, мужчины - пьют пиво или пальмовое вино и сплетничают.
Я нацепил котеку, задул лампу и вышел из дома.
Пыль на тропинке уже остывала и приятно холодила ступни. На фоне гаснущего вечернего неба в просветах между деревьямимельтешили летучие мыши и сони. В воздухе разливалось вечернее благоухание цветущих рододендронов и азалии, а тамаринды добавляли к этомуаромату свои пряные ванильные ноты.
В центре самой большой компании как всегда что-то увлеченно рассказывал пастор - отец Алехандро. Судя по обрывкам фраз, доносившимся оттуда, он опять отговаривал народ от праздника посвящения в охотники. Особенно от "варварского" по его словам обряда братания. Да и котеки он тоже осуждал.
Обычно мы его всегда внимательно слушали, кивали, но от котек отказаться не могли. Традиция. Хотя на нее нам наплевать. Куда большеволнуют деньги. Туристы платят за фотокарточки, сами покупают котеки, как сувениры или аксессуары для новогодних корпоративов.
Но в глаза пастору об этом не говорили. Предлагали ему когда-то самый длинный и толстый котек. Из уважения к его профессии и к тому, что учит в школе детей, помогает нам всем с лекарствами... Отказался, не захотел. Ну мы и не обиделись. Хотя, окажисьна его месте был бы какой-нибудь простой белый, с ним бы не церемонились.
Самый маленький котек раньше был у Магумбы.
Магумба появился у нас недавно. Приехал на автобусе из Уомбо - отдаленной деревни, не знающей пока прелестей цивилизации. Покупал лекарство для своих коров. В тех местах, в предгорьях, совсем нетмагазинов и ветеринаров. У нас ему понравилось и он остался.
На краю поляны расположилась группа мужчин. Были и совсем молодые, и взрослые. С напряженными лицами они внимательно слушали выступающего перед ними Магумбу. Тот расхаживал перед ними, важно хмуря брови и кивая в такт словам головой.
-Когда вы хотите сеять маис, вы не приходите на поле, чтобы разбросать его как ни попадя и уйти. К этому делу вы готовитесь, планируете его. Надо подготовить почву, разрыхлить ее, полить и только потом сеять зерна. Так и в бизнесе. Главное - подготовка и планирование. Ну и, конечно, опыт и мастерство.
- Кто-нибудь из вас занимался когда-нибудь большим бизнесом?
Магумба сделал паузу. Слушатели, затаив дыхание впитывали премудрость.
- Конечно нет. А я - занимался! За свою жизнь я продал огромное стадо коров и целую реку молока! Я очень опытный и умелый бизнесмен!
Он и правда считал себя таким. В своей деревне Магумба, по его словам, пользовался уважением и носил толстый и длинный котек - толщиной в руку и достававший ему до подбородка.
Переехав в нашу деревню, старую котеку ему пришлось снять - жалким десятком коров здесь никого не удивишь, стада у нас измеряютсясотнями и тысячами голов. Магумба загрустил, но видимо решил во что бы то ни стало добиться своего - влиться в средний класс и стать уважаемым членом общества. То есть заслужить толстую и длинную котеку.
Вообще никто не мог ему запретить носить ее уже сейчас. Но неписаныеправила племени велели каждому знать свое место за праздничным обедом. Над выскочками смеялись и не звали ихк своему кругу на вечерних посиделках.
Свой путь к мечте стать старейшиной Магумба ни от кого не скрывал. Он решил открыть молочную ферму. Ему намекали, что в нашей деревне живут несколько потомственных молочников, и довольно успешных, но Магумба не считал их конкурентами.
Я подошел к Лагури. Он сидел на земле, прислонившись к большому камню на краю поляны и что-то рассказывал Доруге. Увидев меня, замолчал и заулыбался, протягивая руку.
- Привет, Лагури! Привет, Доруга!
- Привет, дружище! - Какие новости в Лупонго?
Он знал, что я вчера уезжал в город по делам.
- Стоит Лупонго, никуда не делся, - ответил я, - сегодня как, все по плану?
- Конечно! Свинья ждет. Пошли уже на речку, - Лагури поднялся с земли. Он был высок и худ, но держал спину прямо, как подобает воину.
Доруга напротив, не отличаясь статностью и ростом, был коренаст и невысок. На руке у него не хватало нескольких пальцев, но это не мешало ему слыть щеголем - расписывать свое тело в самые модные раскраски и носить нарядные резные котеки. Он провел много лет в тюрьме, но об этом времени вспоминать не любил.
Я оглянулся. В нескольких шагах от нас на дороге лежало семейство свиней. Уставшие от дневной жары, они, обессиленные, валялись в пыли и лишь иногда подергивалиушами или делали вялое движение хвостом, отгоняя насекомых. Тихонько, стараясь не потревожить их раньше времени, мы мелкими шажками направились к лежащей ближе всех коричневой пеструшке. Несколько бесшумных шагов, рывок... и свинья, оглушительно визжа забилась в наших руках. Сидящие на площади не обратили на шум никакого внимания, только пастор неодобрительно снял и протер очки.
Мы связали добыче ноги, посадили ее в плетеную клетку, нанизанную на палку и потопали по тропинке вниз к реке.
На берегу уже лежал туман.
Вообще мы нечасто ходим сюда ночью. Каждый житель деревни, сдающий взносы на пикник у воды, имеет право отдыхать на берегу один раз в месяц.
Здесь красиво - в этом месте река образует длинный, пологий песчаный пляж, окруженный с трех сторон обрывами с растущими наверху, на крутых берегах, банановыми пальмами. На одном из обрывов из широкой, с высоким сводом пещеры течет ручей и несет свой поток в Кванзу, разливающуюся здесь до размеров большого озера. Часть пляжа заросла невысокой травой, и на этом месте стоит стол с лавками, рядом темнеет черное пятно костровища с торчащими из земли рогульками.
Темная вода по всей площади залива сверкает серебряными блестками. Они переливаются и играют в темноте, как звезды, упавшие с неба и плещущиеся в воде. Или нет - как капельки пота на черной спине Намимбы, когда она с копьем в руках танцует от радости возле добытой на охоте обезьяны.
Мы разожгли костер. Он затрещал сухими корягами и осветил небольшое пространство вокруг.
Лагури с Доругой оттащили клетку с присмиревшей свиньей метров на пятьдесят вниз по берегу и бросили ее на урезе воды. Открыли дверцу, выкатили связанную тушу на песок, привязали за шею веревкой и, тяжело крякнув, подняли за ноги. Издалека было видно, что плавающие в воде огоньки остановились в ожидании. Собравшись с силами, друзья раскачали свинью и бросили ее в воду.
Залив вскипел бульоном.
Рептилии наперегонки бросились к добыче, поднимая в воде фонтаны брызг и со стуком клацая зубами.
Возвратившись на свой пляж, мы взяли припасенные сумки, сплетенные из банановых листьев, сняли котеки и зашли в теплую, пахнущую тиной и рыбой воду. Она приятно холодила уставшие от дневных походов ноги. Мягкий песок податливо проминался под ступнями.
Мы отошли от берега до места, где вода доходила до груди и поплыли. До острова было меньше двухсот ярдов. Позади нас на берегу горел костер, показывая дорогу домой.
Свинья верещала не переставая - молодые крокодилы, прибывшие к еде первыми, не имея сил затащить под воду всю тушу целиком, принялись отрывать от нее плоть кусками. Особи постарше подплывая, останавливались, чтобы передохнуть и оценить обстановку. Со стороны казалось, что толпа гостей собралась на ужин, окружив стоящую на огне кастрюлю, в которой варят красный свекольный суп с кусками кровавого мяса и листьями речных водорослей, крутящихся в кипящем, пронзительно визжащем водовороте.
На поросшем лесом острове было темно.
- Лагури, Доруга, идите направо, я пойду влево, друг-друга не ждем, наполняем сумки и тут же возвращаемся! - приятели сделали несколько шагов и скрылись в темноте. Я отошел в сторонупринялся шарить глазами по берегу.
Изрытый сотнями лап он темнел черными бороздами. Кое-где, заботливо прикрытыесверху листьями, возвышались невысокие холмики.
Я подошел к ближнему. Аккуратно сдвинул песок в сторону и вынул из ямки белые твердые яйца. Их было не меньше десятка. Они тускло блестели в свете луны и были похожи на бильярдные шары, которые мы катали когда-то в баре на Краснопресненской набережной. Пили холодное пиво, курили вкусные сигареты. За соседними столами часто играли какие-нибудь телки - менеджеры среднего звена, иногда украдкой поглядывая в нашу сторону. Наигравшись, кто-нибудь из нас подходил к ним и завязывал разговор.
- Бранко! Ты так долго будешь стоять? Они уже дожрали свинью, надо спешить! - позади меня стоял Лагури с полной сумкой, - Поторопись!
Слева, рассекая воду медленной реки, переваливаясь в воде с боку набок, как перегруженные барки, лениво возвращались домой крокодилы. Они тяжело выползали на берег, рассеянно взглядывали на нас и плюхались на песок. Первыми возвращались самые сильные и наглые, а потому - самые сытые особи. За ними подплывали их не такие удачливые собратья.
Колонну завершала молодежь. Ей достались только кровавая водичка у берега и несколько костей. Голодные и раздраженные неудачей подростки рыскали возле места пиршества и щелкали зубами, с досадойделая короткие злые броски друг на друга.
Мешкать было нельзя. Мы перехватили поудобнее сумки и наперегонки бросились в воду. Юные рептилии разом повернули головы в нашу сторону. Стая тварей думала недолго. Спустя долю секунды они уже мчались наперерез нам, рассекая черные волны.
Плыть с ношей в руке было неудобно. Повесить на плечо - рискованно, можно было неосторожным движением расколоть скорлупу с таким трудом добытых яиц. Приходилось осторожничать - одной рукой держать сетку, другой - грести.
Расстояние между нами и рептилиями все уменьшалось. Насколько - судить было сложно, мы их толком не видели, в темноте светились только красные точки голодных, алчущих нашей плоти глаз.
Я прикинул расстояние до берега. Судя по всему мы не успеваем. Опережая собратьев, прямо на меня мчались два особо крупных глаза. Я подобрался, ощупывая привязанный к ноге нож. Двухметровый крокодилий подросток вряд ли сможет с ходу перекусить меня пополам, он скорее всего попытается открутить мне руку или ногу и потом, ослабевшего от боли и потери крови, потащит дожирать вниз, под лежащую на дне корягу. Товарищи к тому время подоспеют, помогут ему. На нож надежда слабая - проткнуть чешую крокодила он не сможет. Если только не метить в глаз.
Вдруг в темноте послышалось журчание воды, как будто кто-то плыл к нам еще и справа. "Совсем точно - не мой день!" - пришла в голову мысль. Звук приближался, и на дорожку света от костра на берегу вылетела лодка.
- Живо забирайтесь! Горе-охотники! С кормы, не с борта! Руки давайте!
Это была Намимба. Она стояла на носу, останавливая лодку табанила веслом, и орала свои команды.
Мы ринулись к ней. Лагури с Доругой одновременно, с двух сторон, ухватившись за борта, подтянулись на руках и упали на дно. Я, видя, что места в утлой лодчонке уже нет, зацепился за корму.
- Гони! - Заорали мы разом, - и сами изо всех сил застучали, они - руками, я - ногами по воде.
Лодка стрелой понеслась к берегу.
Спустя несколько минут мы уже сидели на площади под деревом, успокаивали нервы пальмовым вином и рассказывали односельчанам, как голыми руками душили крокодилов. Никто, конечно, не верил, такие истории травились каждый день. Интересны были подробности, которые добавлялись рассказчиками, с каждым разом становясьвсе фантастичнее.
- ...и тут я схватил его за хвост, дернул и...! - Лагури выдержал театральную паузу.
- Он оторвался! Как у ящерицы! И как я начал их всех этим хвостом мочить! А он удобный такой. Тяжелый. Хвать им очередного крока по башке, он и пузыри пускает!
Все смеялись и хлопали в ладоши.
.
Утром, еще затемно я направился к Табани. Вчерашним вечером я отнес ей сетку с нашей добычей и теперь шел к ней, чтобы подготовиться к базарному дню.
- Привет, Бранко! Принес записки? - Табани стояла посреди двора и сыпала худосочным курам.
- Принес, Табани, и тебе привет! - я закрыл калитку и прошел к курятнику, в котором бабка хранила яйца. Здесь света не было совсем. Старуха зажгла масляную лампу, и из темноты проступил плетеный из травы потолок, стены с прибитыми к ним насестами, земляной пол, посыпанном соломой. Посредине стоял низкий стол с выложенными на нем яйцами.
- Принес. Сегодня их много.
Я достал из сумки стальную колбу и вывалил на стол записки.
Мы уселись на пол по сторонам стола и принялись за работу, которая была несложной, но требовала аккуратности и терпения.
С помощью тонкого сверла мы проделывали в яйцах малюсенькие дырочки и вставляли туда одно за другим собранные по всей округе донесения. Написанные острой иглой, пропущенные через ручной шредер, превращенные в полоски, затем перемешанные и скатанные каждая в маленький шарик, они плохо пролезали в микроотверстия, застревали и расползались по скорлупе. Приходилось брать иглу и, поддевая снизу бумажные края, запихивать упрямца внутрь. После этогояйцо сверху заклеивалось герметиком и сверху припечатывалось лиловым штампом.
Когда все записки были таким образом упакованы, Табани принесла калебас с пивом и мы уселись отдохнуть.
- Что в народе говорят? - спросил я, осматривая выстроившуюся шеренгой почту и потягивая пиво.
- Да разное, - заворачивая яйца каждое по очереди в обрывок газеты, бабка вздохнула, - говорят Намимбе от замужества не отвертеться.
- Да, этот жирдяй Гадибо не отстанет. Зато весь Камерун будет наш! А ей - уважение, почет, влияние.
- Жалко ее. Он такой мерзкий, - бабка помолчала, - Жарища эта достала уже. Домой хочу.
- Ладно, бабка Табани, не время сейчас о доме плакать, поехали уже.
Мы поднялись с пола, Табани взяла в руки сумку с яйцами, я - свое копье и рюкзак. Мы вышли на Констракшн стрит и пошли к остановке автобуса.
Глинобитные хижины в этой части деревни были победнее. Яйцевидной формы, без окон и с низким лазом снизу, они двумя рядами тянулись вдоль улицы до пересечения с Санни стрит, за которой уже виднелись поля и зеленевший за ними лес.
Автобус по расписанию не прибыл, мы этого и не ждали.
На остановке сидела Яхимба, сестра Намимбы. Худая, как жердь, она всегда одевалась в яркие цвета и устраивала на голове замысловатые прически, вплетая в волосы необычные предметы. В этот раз на ней был ярко-красный с зелеными цветами саронг и желтые лакированные сандалии. На голове, покрытой мелкими кудряшками, в причудливом разнообразии блестели разноцветные игрушки из шоколадных яиц. Яхимба работала на озере смотрительницей. На досуге она рисовала портреты соплеменников, рекламные плакаты и транспаранты к праздникам. Стеснительная и робкая в душе, в разговорах с окружающими она пыталась разговаривать грубо и иногда перебарщивала.
- Привет, Кси! Сестру уломала? Выходит за Гадибо? - бабка Табани сразу взяла быка за рога.
- Привет, Табани, привет, Бранко, я ей говорю - выйдешь за него замуж - сразу третью дырку себе верти! Без нее никак не обойдется! Гадибо - вождь всего Камеруна - затараторила Яхимба.
- Это непременно. Еще и четвертую - под звезду героя! - Табани улыбнулась и подняла вверх указательный палец, - и благодарность народа! А это важнее званий и орденов! У нее, как у королевы, будет несколько миллионов подданных! Целая страна, причем не самая плохая.
Подошел, пыхтя сизым чадом автобус. Мы втиснулись внутрь и повисли на поручнях - все места были заняты. Повсюду на полу и на сиденьях лежали мешки, сумки, корзины, клетки, канистры. Народ направлялся в Лупонго на базар.
Дорога была недолгой - не больше получаса. Проехали рощу, мост. После него потянулись бесконечные поля маиса и сорго. Стаи красноклювых ткачей вспархивали при виде нашего автобуса и принимались истерично носиться над полем. По сторонам дороги стояли высоченные кигелии. Вздрагивая от рева мотора, они сбрасывали свои длинные плоды-сосиски, и те, ударяясь о землю, взрывались ярко-оранжевым соком.
По обочинам тянулась бесконечная вереница спешащих на базар путников. Одни тащили на плечах пыльные мешки или рюкзаки. Другие тянули за собой тележки с поклажей и сидящими на них детьми. Ослепительная дыра солнца уже высоко повисла над горизонтом и все мучились от зноя.
На рынке, как всегда было людно. Образуя извилистые улицы, рядами, друг напротив друга прямо на земле сидели торговцы со своим товаром. В воздухе стоял густой гул, который может издавать только большое общество собравшихся вместе на тесном пространстве коров, коз, свиней, кур, петухов, торгующихся азартно мужчин, пронзительно визжащих детей и страстно спорящих женщин.
В глазах рябило от пестроты одежд и тюрбанов. На мое скромное одеяние, состоявшее из копья, рюкзака и котеки никто внимания не обратил.
Мы прошли через весь рынок до складской линии. Здесь в огромном ангаре, превращенном в лабиринт из деревянных щелястых сараев продавцы запирали на ночь свой товар. Наш был такой же, как и другие, покрытый облупившейся краской, ветхий на вид, но с крепкой дверью и замком. Табани покопалась в сумке, нашла ключ и отперла дверь. Внутри было почти пусто - только вешалка для одежды и на стене рядом - зеркало.
Я открутил задник копья - десятисантиметровый брусок. На торце замерцали огоньки контрольных ламп. Нажал одну из кнопок и солома в углу комнаты вздрогнула и уехала в сторону, открыв в полу небольшой люк.
В подвале было прохладнее. С тихим щелчком зажглось освещение и подсветка стоящих по периметру шкафов. Пол, выстланный металлическими плитками, тускло заблестел. Я открыл стоящий справа шкаф и выбрал из висящей на вешалках одежды холщовые штаны и рваную майку, на бритую голову - парик.
В соседнем шкафу на полках стояли ВД - вспомогательные девайсы. Различные приборы скрытого ношения для поражения живой силы и техники.
Копье, с виду деревянная палка, а в действительности сделанное из титанового сплава технически сложнейшее изделие - СК 14 - Стрелковый комплекс 14, плод долгого труда российских ученых и инженеров, я поставил на зарядку в другой шкаф. Поднялся по лестнице наверх. В противоположной от входа стене была другая дверь. Через нее я вышел на внешнюю сторону складских рядов. Здесь начиналось болото, за ним через несколько сот метров - лес. Прямо от нашей двери через болото к лесу вела еле заметная тропинка. Здесь было тихо и безлюдно.
Внутри ждала Табани, уже успевшая переодеться в саронг местной расцветки.
Мясо-молочные ряды, расположились на другом краю рынка. В конце шеренги пришедших раньше нас торговцев оказались свободные места, там нам и удалось выложить на коврике свои товары - крокодильи и куриные яйца.
Долго ждать не пришлось. Внезапно перед нами выросла долговязая фигура в веревочных шлепанцах, намотанной на бедра грязной тряпке и очках с зелеными стеклами в золотой оправе.
- Яйца давно собирали? - голос покупателя был низкий, с хрипотцой, - до среды не испортятся?
- Нет, не беспокойтесь, дружище, до пятницы достоят.
Обменявшись паролями мы оба облегченно вздохнули.
- Какая же жара сегодня адская, - уже час по рынку брожу.
Он недовольно сверкнул очками и присел на корточки.
- Скоро будет еще жарче, ждите гостей. Подготовьте площадку для вертолета, - сказал он вполголоса, - с гусями будет, что передать?
- Да, много чего.
Пока мы беседовали Табани упаковала все заряженные записками яйца в плетеную из травы авоську и протянула золотым очкам. Тот принял ее, расплатился и, не попрощавшись, ушел.
Оставшиеся куриные яйца долго не продавались. Табани жадничала и не хотела снижать цену. День клонился к закату, покупателей становилось все меньше. Торговцы принялись собирать товар и паковать тюки, ряды пустели, вышли мусорщики со своими метлами и принялись за уборку.
Наконец последнее яйцо было продано и мы, переодевшись в нашем сарае побрели по тропинке через болото и лес к реке. Дело сделано, и это радовало. Единственно, копье, поставленное на зарядку, не зарядилось полностью. Это означало, что мы остались без связи. Не беда, скоро будем дома.
Солнце уже зашло, наступили короткие сумерки. Надо было успеть до темна.
Табани шла впереди меня с рюкзаком за спиной, я - позади с копьем в руке. Наши шаги по плотной коричневой земле были неслышны, поклажа не брякала, но старуха явно нервничала. Она постоянно то замедляла, то ускоряла шаг, крутила головой и нервно теребила лямку рюкзака. Я не видел причин для беспокойства и мне оно казалось странным.
Мы вышли на опушку леса, прошли несколько шагов. И тут вдруг сзади кто-то хлопнул в ладоши:
- Раз, - впереди, как из-под земли выросли фигуры вооруженных людей.
- Два, - кусты по бокам тропинки качнулись. Стоявшие за ними выходить не стали, они только обозначили свое присутствие.
- Три, - мы обернулись. На фоне светлого закатного неба на тропинке стоял человек.
.
- Павел! В каком ты виде! Ни за что бы тебя не узнал, встреться с тобой в Москве!
Человек хохотнул, указывая рукой на мой котек и подошел ближе. На нем был светло-бежевый льняной костюм и мягкая фетровая шляпа с широкими полями. Лицо скрывала тень, но я знал, кто это.
- Евгений, хватит паясничать. Что за дешевые эффекты? Чего тебе надо?
- Да ничего особенного, просто захотел тебя найти и поздороваться.
- Ну привет, дальше что?
- Зря ты так. Я ведь тебе помог тогда. Договорился с Анголой и вас приняли без въездных виз.
- Мы с тобой уже рассчитались за это. Алмазами.
Евгений поморщился.
- Как какие-то камни могут сравняться с жизнями людей! - он назидательно поднял вверх указательный палец и многозначительно потряс им.
- А вообще, ваша тусовка мне нравится. Не нравишься только ты. Вечно под ногами крутишься и мешаешь.
В этот момент в кустах вдруг что-то громко и пронзительно хрустнуло - видимо под ногой одного из охранников треснула ветка. В тот же миг грохнул хлопок стартера реактивных двигателей и над нами, покачиваясь в струе пламени зависла Табани.
- Всем лечь на землю! Лицом вниз, руки на затылок! - старуха держала в одной руке ИЖ-2212 - ручной портативный 12-миллиметровый гранатомет последней разработки, в другой - лазерный бластер. От ее налобного фонаря в сторону кустов и вперед, вглубь леса тянулись зеленые лучи прицела. Ей достаточно было нажать на спуск и все захваченные лучом цели будут поражены.
- К умникам впереди это тоже относится! - проорала она в лес.
Охранники, помедлив, сложили руки на затылках и улеглись. Евгений в напряженной позе остался стоять, но руки тоже поднял. Я вдруг понял, что стою перед ним, направив острие копья ему в живот.
- Павел, опусти пожалуйста Эску, она иногда срабатывает из-за сильных эмоций хозяина. Бывали случаи, я читал донесения 16-го отдела.
- Не ссы, Женя, предохранитель я не снимал.
Евгений пожевал губами и наконец произнес:
- Ну и что теперь? Вы все равно далеко не уйдете. В Лупонго уже едет бригада захвата, а если я перестану выходить на связь, твою деревню сожгут Хаймарсами. Мы ее засекли. Все тайное становится явным, умник.
Ситуация усложнялась. Я опустил копье и принялся разбирать древко. Сделав несколько оборотов, я отложил отделившуюся заднюю часть в сторону и стал откручивать сегмент от второй половины. Небольшой десятисантиметровый цилиндр, оказавшийся в итоге в моей руке был универсальным модулем, который можно с помощью легких настроек превратить в осколочную гранату, мину, ракету или в простой фонарик. Я нажал по памяти кнопки на торце цилиндра. Щелкнув, выскочил острый штырь и тускло засветился дисплей. Я набрал комбинацию, и на экране загорелась цифра "пятнадцать". Режим "сторожа". Теперь девайс будет сканировать окружающее пространство в радиусе пятидесяти метров и подорвется в случае, если кто-то из чужих вдруг двинется с места или пошевелится. На своих - меня и Табани - он не реагировал.
Скрутив обратно две половины копья, я воткнул мину штырем в землю на тропинке.
Теперь можете часок отдохнуть, - я выпрямился и посмотрел на Евгения. Тот стоял, замерев с мрачным выражением на лице.
- Хоть бы и мне предложил лечь. Стоять теперь столбом целый час, - проворчал он недовольно.
Сверху из реактивного рюкзака Табани к моим ногам выпал привязанный на тросе ремень. Я пропустил его между ногами, обернул вокруг пояса и защелкнул карабин.
- Чао, если че - звони.
- Дапошелтына..!
ПронзительныйвизгфорсажазаглушилголосЕвгения, иянеразобрал, его последние слова.
Табани нажала на газ и мы взмыли в небо.
Было полнолуние. Круглая багровая луна висела уже высоко над деревьями и освещала джунгли на много километров вокруг. Мы летели низко над лесом, почти цепляя верхушки деревьев. РРТ - реактивный ранец Трегубова громко шипел своими дюзами и вонял горелым керосином.
Впереди, в просвете между деревьями блеснула река. Табани зависла на песчаным пляжем, аккуратно опустила на землю меня и, лихо спикировав, приземлилась рядом.
- Ну ты, Табани, даешь! - я упал на песок и блаженно вздохнул. Уставшее тело требовало отдыха, - Я даже не заметил, что ты ЭрЭр захватила. Мудро! Что значит старая школа! - я восхищенно покачал головой.
- Да чего-то екнуло у меня, когда мы на рынке еще сидели. Я его в толпе видела, Евгения-то, сначала думала - показалось. А оно вишь как пошло. Пригодился Реактивный ранец.
- Да, к стати пришелся. Устали небось?
Я встал на ноги, вытянул руки по швам. Табани тоже посерьезнела, быстро отстегнула защелки ремней, сбросила ранец и тоже встала "смирно".
- Майор Каблукова, за сообразительность и личную смелость, а также проявленную инициативу объявляю вам благодарность!
- Служу России! - твердым голосом проговорила Табани.
- Вольно! Татьяна Ивановна, отдохните пару минут и надо дальше двигаться.
Песчаный пляж, на который мы приземлились, со всех сторон обступал лес. Красноватый мелкий песок прерывистым пунктиром расчерчивали следы приходивших на водопой зверей. Слышался плеск воды на перекате, и из чащи кого-то высвистывал певчий сорокопут.
Большой валун, поросший короткой, колючей травой и мхом, лежащий вплотную к крутому склону берега, выделялся на общем фоне и казался чужим на песчаном пляже и поросшем травой берегу. "Промахнулся немного наш отдел обеспечения. Надо было сюда какое-нибудь бревно положить, а не камень. Откуда здесь взяться камням?", - подумал невольно я, - "А на самом деле, какая мне разница?".
Я открутил торец копья и с трудом протиснувшись в щель между камнем и травянистым склоном, нажал на неприметный выступ на шершавой поверхности. С пружинным звоном откинулась крышка, показалась стеклянная поверхность табло и круглая шайба со сложной формы выступами на поверхности. Я приложил торец к шайбе, нажал и повернул на пол-оборота по часовой стрелке. Табло засветилось зеленым светом. Найдя приложение "Связь", я набрал номер.
На том конце долго не отвечали. Наконец в динамике щелкнуло и послышался голос дежурной:
- Деревня Крисмаси, Кетура слушает.
Это значило, что в этот момент из кроны растущего на краю нашей деревни священного дерева вдруг послышалось пение птиц. Дневальная, обязанная поддерживать воскурение фимиамов перед святилищем, и потому дежурящая на этом посту круглосуточно, услышав сигнал, подошла вплотную к дереву и, засунув в большое дупло голову, разговаривает со мной.
- Кетура, срочно найди Намимбу! Пусть она свяжется с Годибо и скажет, что она согласна! Но тогда Годибо должен объявить нашу деревню своей территорией! Что он присоединяет нас к Камеруну! И эта сволочь Евгений не посмеет на нас напасть!это нужно сделать срочно, у нас есть только двадцать минут!Поняла? Повтори!
Выслушав ответ, я вытащил из коммуникатора ключ, защелкнул лючок и растянулся на песке.
Восемь лет уже прошло. Евгений, гад, разворошил память.
.
Те огненные дни отпечатались в моей голове горящими, выпуклыми картинами. Грохот вертолетных винтов над нашей деревней Рождествено. Письменные столы, поставленные прямо на площади возле школы. Военные в пыльной форме и красными, воспаленными от недосыпа глазами. Очередь к столам для получения документов.
Я уволился из армии в двадцать четыре года, окончив институт и отслужив два года двухгодичником. Вернулся в родное село в 32-м году, в разгар уже четырнадцатой эпидемии.
Вирус Ковида переродился. Недавно упавший в Сибири двадцатиметровый в диаметре метеорит поднял в воздух огромное облако пыли. Растаявший лед вечной мерзлоты, превратившись в пар и мельчайшие брызги, поднялся в воздух и с попутными ветрами разлетелся по всему земному шару, пролившись дождями в Европе, Азии и Америке.
Древние, сотни миллионов лет спавшие в мерзлоте вирусы проснулись. Волна новых болезней объединившись с Ковидом и старыми привычными гриппами родила монстра.
По поводу его симптомов и течения мнений было множество. Центральное телевидение как всегда успокаивало, заверяя, что ничего нового и угрожающего он не несет. Правда один раз дикторша первого канала запнулась, прочитав с экрана телесуфлера "ничего нового и угрожающего для цивилизации...". Все вдруг поняли, что речь шла не о сезонном гриппе, не о заложенном носе и шершавом горле, а о жизни и смерти страны, о судьбе всей цивилизации.
Социальные сети наоборот полнились самыми необычными и странными, версиями. Так один из блогеров заявил, что вирус дал ему возможность видеть будущее и читать мысли людей. Его жуткие прогнозы растащили все новостные каналы, а самое крупное информационное агентство выкупило все написанные тексты этого щелкопера на месяцы вперед.
Другой умник выложил новость и видео про то, что в Краснодаре у заболевших сильно поднимается температура. Сначала - как обычно - 39-40, а потом резко до 108 градусов! И люди превращаются в раскаленные болванки. И ходят по улицам с уже умершим мозгом, но живым телом. И поджигают все вокруг себя, устраивая пожары в самом городе и окружающих селах.
В середине осени по Подмосковью объявили Чрезвычайное положение. На дорогах установили пикеты, прервав сообщение между населенными пунктами. Ограничили доступ к интернету. Отключили мобильную связь. Из всех источников информации остались только эфирные каналы телевидения и радио. Но и они, при всей своей сдержанности и умиротворяющем настрое не успокаивали, а наоборот - настораживали и пугали.
Просачивающиеся слухи утверждали, что все правительство и олигархат уже отбыли на выкупленные и заранее приготовленные для переселения тихоокеанские острова.
Дума проводила свои заседания в незнакомых интерьерах, сильно смахивающих на залы турецкого Мардан Паласа.
Все понимали, что случилось нечто настолько неожиданное и кошмарное, что власти пребывают в ужасе и не знают, что делать.
В условиях информационного вакуума источником новостей стали пенсионеры - у некоторых сохранились древние транзисторные или даже ламповые радиоприемники, и на средних и длинных волнах сквозь шипение и свист помех они ловили голоса дикторов Маяка и Би-Би-Си.
К концу ноября появились известия о новых симптомах заболевания.
Зараженные пережив стадию бешеной лихорадки, впадали ступор на несколько минут. За это время тело претерпевало свойственные этой болезни трансформации и человек превращался в зомби. Его бедренные и плечевые суставы изгибались и меняли форму так, что владелец их терял способность передвигаться привычным образом.
Претерпев эти изменения, умерший (а по-другому и нельзя было расценивать получившееся существо) или как стало принято его называть - "морт" - получал возможность передвигаться исключительно ползком спиной к земле или на четвереньках в том же положении.
Инкубационный период заболевания - несколько минут. То есть практически мгновенно человек заболевает и превращается в зомби.
Единственно, что медики выяснили положительного - это то, что "больные" не могут проходить в день более километра. Они могут пробегать эту дистанцию с большой скоростью, но под конец ее выдыхаются и вынуждены восстанавливаться несколько часов, копя энергию.
Люди, превратившиеся в пресмыкающихся тварей - смертельно опасны. Нападая на живых они не жрали их, как в фильмах про ходячих мертвецов. Нынешние зомби пойманного человека разрывали на части и пили его кровь и ели его мозг. В этот момент их мертвенно-бледные лица искажала дикая злоба. Глаза вспыхивали адским огнем, рот раскрывался до неправдоподобной ширины, а зубы с хрустом вгрызались в черепную коробку.
Вокруг пансионата Снегири, вдоль забора появились вышки с автоматчиками, а сам забор обмотали колючей проволокой. Соседнее Козье болото - мокрый лес за забором с восточной стороны - заминировали. Всю территорию разгородили на части двухметровыми бетонными заборами и стальными ежами с колючей проволокой.
Хотя непонятно, для кого старались - практически все обитатели пансионата уже разъехались.
Во всех окрестных деревнях - Жевнево, Крюково, Селиваниха - лихорадочно копали рвы, вкапывали столбы и городили заборы из колючей проволоки.
Наконец и у нас нашлись деньги и администрация установила ограждение вокруг всего села и пустила по ней ток. Колючка прошла с одной стороны вдоль реки, отгородив нас от Зеленково, и соединилась с забором пансионата возле остановки автобуса.
В декабре по селу прошла новость, что отставной полковник КГБ Андрей Андреевич готовит нам путь отхода.
В школьном актовом зале он собрал отставных офицеров и запасников, и рассказал, что мы должны принять участие в новой программе спасения. Нас - все село целиком - десантируют в безопасное место. Мы - собравшиеся сегодня здесь - составим костяк десанта и будем на первых порах заниматься руководством эвакуации и обеспечением безопасности. Что означало "на первых порах" он не объяснил, а мы и не спросили. Через неделю - вылет. Пакуем вещи и ждем на назначенную дату автобусов до аэропорта.
Почти вся деревня согласилась на участие в операции. А куда было деваться? Эпидемия бушевала уже по всей Европе, Америке и Азии. Нетронутой оставались только Шпицберген, Гренландия, Антарктида, Африка и острова в океане.
Люди подходили, расписывались, получали форму, погоны и шли фотографироваться на документы.
До отъезда оставалось два дня.
Конец ноября. Наш дозор из трех человек обходил границу. Голые деревья радовали - лес стал чистым и прозрачным. Снег уже несколько раз выпадал и таял, превратив тропинку вдоль изгороди в бурого цвета густую, липкую жижу.
Мы шли по высокому берегу Истры, сквозь сетчатое ограждение внимательно изучая противоположный берег. Кусты и деревья вдоль противоположного берега загораживали обзор. Иногда мы останавливались, чтобы присмотреться внимательней, но растительность была слишком густой, чтобы разглядеть что-либо на том берегу.
Уже наступили сумерки, в декабре темнеет рано. Резкий и холодный, до костей ветер. И вдруг...
- Вадим, смотри, что это там такое? Видишь, на том берегу? - Саша, шедший впереди вдруг остановился и протянул руку в сторону реки.
Я поднес к глазам бинокль. Между двух поваленных деревьев, на мокром прибрежном песке лежал человек. Лежал на спине, сложив руки по бокам, лицом вверх. Он был в грязных синих джинсах, кроссовках и длинной черной куртке, испачканной и дырявой, с оторванным наполовину карманом. На его голове сквозь клочки торчащих остатков волос синела сморщенная кожа. Нос начинал проваливаться. На скулах плоть висела лоскутами, обнажая белые кости. Землистого цвета кисти рук уже оголили фаланги пальцев, стертые до пястных костей.
Человек повернул голову и посмотрел прямо на меня. Одна из его глазниц была пуста. В другой виднелись остатки плоти и в ней копошились черви. Понятно было, что он не мог нас видеть "глазами". Чем тогда? Я вспомнил йога Сахарова и его лекции про третий глаз.
Человек вдруг открыл рот и защелкал зубами. И тут же из-под обрыва, на котором мы стояли, практически из-под наших ног медленно вылезли двое. Вначале мы приняли их за гигантских пауков. Но это были люди. Или то, во что они превратились. Подбежав к воде на четвереньках, спиной к земле, они выпрямились и, помедлив пошли на двух ногах вброд через реку обратно на свой берег.
- Святые угодники! - прошептал Николай, - морты уже здесь!
- Саша, запускай квадрик!
По рации я сообщил об увиденном в штаб. Там пообещали прислать подкрепление.
Квадрокоптер был уже собран. Николай подбросил его в воздух и я подключил планшет.
На экране поплыли мокрые верхушки деревьев, трава. Поле...
Все поле было усеяно черными штрихами. Их там были тысячи! Неподвижно лежащие на земле минусы. Ждущие чего-то. Погоды? Ночи? Команды? Наши ограждения не выдержат напора такой массы. Да и сможет ли она остановить этих тварей хотя бы ненадолго?
Изоляция Москвы прорвана. Зараза расползалась по стране. Наверное то же самое происходит сейчас во всех крупных городах. Или уже произошло и мы - последние?
Все эти вопросы крутились в моей голове, когда снова зашипела рация:
- Вадим, в лесу обнаружено скопление зомби!
Это говорил Алексей, из третьего дозорного звена. Они патрулировали лес и дорогу в сторону Дедовска.
Лежат на земле среди деревьев. Количество не ясно. В штаб уже доложили. Передай соседям.
- Спасибо, Леш, передам, отбой.
Тут же рация опять ожила. Похожие донесения пришли от патрулей пансионатских, жевневских, новоснегиревских и строительских. Вокруг нас, головами в направлении нас, алкая нас лежали в ожидании кровавого пира сотни тысяч бесчеловечных, не знающих милосердия и жалости омерзительных тварей из самых наших жутких ночных кошмаров.
. Намимба
- Какие твердые зерна! - пестик высоко взлетел в воздух и с силой опустился в ступу, - из гробницы фараона что-ли он их выкрал? - Намимба выпустила из рук орудие и устало вытерла рукой лоб. Ее темно-коричневое тело блестело от пота. Причудливо свернутый платок на голове и короткий передник на бедрах не спасали от жгучего солнца.
- С него станется, - прошамкала полным ртом Яхимба. Она сидела рядом, на пороге хижины и ела ананас. Густой, сладкий сок стекал по ее губам, подбородку и шее, капал на землю, скатываясь в пыли в круглые катышки.
- Жадный, прям как твой Гадибо.
- Во-первых, не мой, а во-вторых, Гадибо совсем не жадный. Он противный. Но только потому, что старый. А так он очень добрый и милый, - она помолчала, - А Бранко - молодой.
- Ага, только из имущества самое ценное у него - его котека.
Яхимба, мокро чавкнув откусила от плода:
- И подполковник - это не звание. В его возрасте умные люди уже в генералах ходят.
- Зато он стройный, высокий, красивый, умный...,
- У Гадибо больше достоинств. Он богатый и старый. И президент страны. Помрет - выходи за кого хошь.
- Не, не получится. Придворные не дадут. Там же, как и везде - интриги и серебряные табакерки.
- Ну и хорошо! Будешь, как Клеопатра, одноразовыми мужиками пользоваться. В духе времени.
Яхимба выкинула в кусты кожуру и похлопала ладонями, стряхивая липкую влагу:
- Хоть до замены поживешь, как человек!
Намимба опустила пестик, и устало вытерла лоб ладонью.
- А я и не жду ее. Когда она будет-то, эта замена! Через семнадцать лет! Дожить бы.
- Это должен твой Гадибо так говорить.
- Он уже не боится смерти. Он же крестился. Теперь - православный.
- Да, лихо ты его обработала! Теперь только остается ему воинское звание присвоить!
Девушки громко захохотали.
- Как там у тебя на озере дела? - Намимба снова ухватила пестик и принялась стучать им о дно ступы.
- Как всегда - тишь, да гладь. У них же там, в России лето почти. Это у нас здесь зима. Пруд пустой практически. Всех уток уже отпустила. Вернулись они на свои фермы в России, готовятся к забою.
- Действительно, хороший бизнес - принимать на зиму уток и гусей с Российских ферм - они экономят на отоплении и корме, ты - зарабатываешь.
- Да, и эпидемия закончилась. Жить стало лучше, как-то веселей.
Помогла бы что ли, чего расселась-то? - Намимба сердито посмотрела на сестру.
- И то правда. Есть инструмент?
Яхимба взяла второй пестик и работа пошла веселее.
- Намимба! Намимба! Тебя в штаб зовут!
Запыхавшийся негритенок стоял возле плетня.
- Сказали срочно!
Намимба выпустила из рук пестик, вытерла о передник руки и поспешила в штаб.
. Снегири
- Внимание дозорам! - включилась рация, - общий сбор! Всем вернуться в штаб!
До машины, брошенной на дороге было километра полтора. Мы побежали вдоль русла реки. Миновали мост, затем овраг, после оврага лес и дорога. Машина стояла на обочине, там, где мы ее оставили.
За дорогой - ограждение. Столбы и между ними металлическая сетка под напряжением. Прямо перед нами - калитка. Я на ходу щелкнул дистанционным пультом, выключая на время ток. Зажглась зеленая лампочка и мы, пробежав через калитку, остановились передохнуть. Я обернулся и посмотрел назад.
Между деревьями стояли фигуры людей. Когда мы проходили по тропинке, они лежали за деревьями, некоторые - совсем близко справа и слева от нас, скрытые лесной растительностью. Они лежали и слушали наши шаги.
Внезапно, как по команде, стоявшие между деревьями фигуры начали изгибаться, откидываясь назад и становясь в мостик. Едва коснувшись руками земли, твари бросились вперед и понеслись в нашу сторону. Они добегали до ограждения, повисали на нем и, пораженные разрядом, падали на землю.
Холм из их тел рос все выше. Из окна уносящейся прочь машины было видно, что он почти достиг уже середины высоты забора.
На колокольне сельской церкви не умолкая бухал колокол.
Вся улица перед школьным забором была заполнена народом. Многие держали в руках чемоданы и сумки. С напряженными лицами люди слушали старосту Иваныча, стоявшего на крыльце.
Вдруг ворота распахнулись и оттуда вылетел серый Шевроле. За рулем сидел отец Евгений. Не глядя по сторонам и сжимая руками руль, он сосредоточенно смотрел вперед и говорил с кем-то по рации. Машина, затормозила, медленно рассекая толпу, повернула на Цветочную и, взвыв мотором, скрылась за углом.
Народ неодобрительно загудел:
- Побежало наше духовенство!
- Не выдержали!
- Граждане! Организованно, не мешкая начинаем движение! Больше никого не ждем! - староста сделал руками побуждающие жесты и спустился с крыльца.
Я пробрался к нему через толпу и доложил обстановку.
- Фигово, - Иваныч почесал бороду, - сколько у нас времени?
- Немного. Может минут пятнадцать. Может - полчаса. В любом случае надо торопиться.
Из-за поворота с визгом тормозов выскочила красная помятая "четверка" с жестяной конструкцией на крыше. Замысловатый гребень в виде дракона символизировал мастерство художника и его творческую удаль.
Из автомобиля вышел Валера - одетый в модную куртку Гор-текс, ватные, прожженные в нескольких местах, штаны и ватный подшлемник сварщика , коренастый, побритый наголо мужичок с окладистой бородой.
Он деловито обежал машину и раскрыл багажник:
- Народ, разбирай пики! - проорал он.
В кузове лежали заостренные металлические пруты из арматуры и уголка, наспех заточенные в виде мечей железные полосы и импровизированные алебарды. Мужики, те, что без оружия мигом начали расхватывать железо. Клинки взвешивали в руке, ощупывали на остроту правки. Кто-то прокричал "кийаа" вертя алебардой, как пропеллером.
- Ну-ка отставить! - проорал Валера, - сейчас все здесь перережетесь насквозь! - Готовые для подвига - стааановись!
Мужчины притихли и принялись выстраиваться в неровную шеренгу.
Валера, помедлив, набрал в грудь воздуха и гаркнул:
- Рравняйсь! Смииирна! - сделав "кругом на месте", прошагал строевым шагом к Иванычу, и приложил руку к подшлемнику:
- Товарищ староста, отряд к отражению нападения противника готов! Рядовой Кривчук!
Иваныч откашлялся.
- Товарищи! По нашим данным деревня окружена. В некоторых местах морты прорвали ограждения. Скоро должны уже быть здесь. Ситуация на данный момент неопределенная. Ждем автобусов. Они отвезут нас в аэропорт. А пока не волнуемся и сейчас все организованно перемещаемся на территорию пансионата. Там будет безопасней. Всем, имеющим оружие, сопровождать колонну!
Народ потянулся в сторону пансионата.
Я обернулся. Невдалеке, провожая глазами толпу, курили ребята из третьего звена, остальные дозорные группы выходили из-за поворота дороги.
- Вадим, глянь. Наснимали с квадрика.
Алексей стоял рядом и просматривал снятые сегодня фото и видео.
- Смотри, видна определенная синхронность движений некоторых тварей, - он провел пальцами по экрану, увеличивая изображение, - ну этих. Мортов.
Он откашлялся.
- Вот, если присмотреться, то увидишь, что некоторые особи, даже находящиеся вдалеке друг от друга, двигаются синхронно, в одном направлении. Неподвижные - лежат в одной позе.
Я посмотрел на экран. Снимали с квадрокоптера. На поле возле Павловской Слободы происходила суета. Если можно так назвать медленные и неверные движения тысяч ходячих трупов. Все большое пространство между поселком и рекой было заполнено ими - лежащими и двигающимися в разных направлениях.
Река мешала двигаться дальше. Они, видимо, не умели плавать, а стоявший здесь когда-то мост саперы взорвали еще неделю назад. И теперь морты строили переправу.
Посмотри, - ткнул в экран пальцем Алексей, - видишь вот этого?
На экране один из мортов вместе с десятком тварей медленно толкал по пляжу длинное бревно, стараясь положить его на упертые в берег деревянные опоры. Согнувшись до земли и обхватив тяжелый ствол руками, он пихал его, утопая по щиколотку в песке.
- А теперь посмотри на этого! - метрах в ста от берега, в гуще толпы тварей я увидел второго морта. Он, согнувшись в три погибели, точно также, как и его собрат пихал вперед что-то тяжелое. Все его выпады тела вперед, согнутые в коленях ноги и кольцом обхватывающие нечто руки повторяли движения первого, толкающего бревно зомби. Отличие было только в том, что второй мертвец толкал вперед пустоту.
- Если понаблюдать и приглядеться, увидишь еще нескольких таких же. Эта вся толпа, которая сейчас движется в хаотическом беспорядке, разделена на группы, каждая численностью примерно в одно наше общевойсковое мотострелковое отделение.
Он погасил планшет и положил его в рюкзак.
- По моим прикидкам их здесь минимум на две армии.
Я вдруг почувствовал, что невыносимо захотелось курить. Бросил я всего полгода назад и такие приступы накатывали до сих пор довольно часто.
"Но нет, это не повод развязывать, - мелькнуло в голове. Подождем".
- Леш, сколько заряда у квадрика осталось?
- Да немного, минут на десять.
- Бензина совсем нет?
- Совсем. Вдоль сетки прокатились, весь сожгли. Сюда пешком возвращались.
- Ладно. Наблюдения показывают, что они предпочитают двигаться по дорогам. Выдвинемся вперед. Будем их ждать на жевневской дороге. Серегин дозор встанет на повороте на Новые Снегири. Володин - в районе Дачной. Возле пятьдесят второго дома. Патронов мало. Стрелять в самом крайнем случае. Наша цель - только увидеть и предупредить.
Все расходились молча. Морты двигаются тихо. Их шаги можно и не услышать.
Мы вышли к пионерлагерю и присели на корточки под стеной одного из корпусов. Ветер усиливался, задувал в лицо и сыпал в глаза сухую крупу. Обломок Луны мелькал в просветах туч, пытаясь освещать поле, пестрое от темных проталин в снегу, торчащие из земли будыли борщевика, занесенную снегом дорогу. Позади справа чернел лес. Его, вроде бы, стережет Серега с ребятами. А вдруг зеванет и пропустит мортов?
Днем возле школы в толпе я видел Марину. Она стояла возле школьного забора, когда мы вернулись с дозора и я докладывал Иванычу положение дел. Я украдкой разглядывал ее издалека. Было видно, как осунулось ее лицо за эти несколько дней. Проступили тени вокруг глаз. Поза ее, движения и даже серое демисезонное пальто выдавали страх и неуверенность. Она заметила мой взгляд и отвернулась.
Вдалеке на дороге мелькнула тень. В этот момент луну опять закрыли тучи. Изо всех сил я напрягал глаза, силясь разглядеть силуэт в темноте. Показалось?
Луна вновь вышла из-за облаков. По дороге кто-то бежал. На четвереньках. Почему один? Морты ходят всем скопом сразу. Заблудился?
Я вынул из кармана рацию. Пальцы рук окоченели и с трудом нашарили тангенту. Пока подожду докладывать на базу. И уходить рано. Хотя и очень хочется.
Фигура приближалась. Из темноты проступили четыре лапы, ушастая голова и хвост. Собака! Я узнал ее - это был пес церковного сторожа.
- Алтай! Тихонько позвал я. Собака остановилась, потянула носом и затрусила в нашу сторону. Загребая снег лапами, она подбежала к нам и, тяжело дыша, уселась на землю.
Белая шерсть, серебристая при свете Луны, висела клочьями, правая задняя лапа неестественно вывернута, видимо сломанная. Правый глаз заплыл и кровоточил.
- Алтай, ты чего, не узнал нас? - я встал и подошел к псине. Он ткнулся носом мне в руку и вильнул хвостом. Я протянул руку и почесал его за ухом. За правым. Левого, как я понял в следующий момент, у него не было. Как и левого глаза, и левого бока. Из груди торчали кости ребер и внутри чернели остатки внутренностей.
В горле перехватило и я попятился.
Алтай сидел и глядел на нас. Внимательно всех осмотрев, он остановил взгляд на мне. Из его нутра вдруг, донеслось глухое ворчание. Усиливаясь и нарастая, оно переросло в адский рев, и собака рванулась вперед. Она целила мне в горло. Я успел подставить руку. Клочьями полетели перья и пух из распоротого рукава куртки. Перехватывая зубами руку, Алтай молниеносно располосовал рукав и вцепился в голое запястье.
От боли в глазах у меня потемнело и к горлу подступила тошнота.
- Алтай! Фу! - заорал Саша, схватил Алтая за задние ноги и рванул на себя, молотя его носком ботинка по животу. Собака, не обращая внимания, продолжала грызть мне руку.
Раздался выстрел. Алтая отбросило в строну. Картечь прошла через хребет, развалив его надвое. Задние лапы перерубленного туловища забились в снегу. Торс с оскаленной пастью, перебирая передними лапами, перевернулся с бока на грудь и пополз ко мне с глухим рыком, волоча по снегу черные кишки.
Николай перевернул ружье и начал со всей силы молотить прикладом по собачьей голове. Тварь затихла.
- Парни, сваливайте, - поддерживая правой рукой раненое запястье прохрипел я, - а меня завалите, я уже морт.
- Вадик, извини, мы действительно пойдем. Каждый живой - на счету. Нельзя рисковать.
Саша с сожалением посмотрел на перчатки, которыми он держал собаку, снял их и бросил на землю.
- Прощай, Вадик, - Николай потоптался, виновато пряча глаза, - мы пойдем.
В ушах нарастал звон. От раны в руке по всему телу волнами разливалась адская боль.
- Ребята, уходите быстрее! - ноги задрожали и меня вдруг бросило спиной на землю, - да бегите же уже!
Мышцы разрывало на части, а нутро выворачивало наизнанку от судорожных спазмов. Руки и ноги, не слушаясь хозяина, сами по себе изгибались в суставах, заставляя сухожилия звенеть от напряжения, и затягивались назад, за спину, принуждая тело выгибаться в дугу. На какое-то время я, видимо, потерял сознание.
Очнулся от шороха шагов. Открыл глаза. Надо мною висели головы. Подбородками вверх. Морты изучали меня, обступив плотным неподвижным кольцом. Справа выделялось лицо, почти не поврежденное тлением. Молодая девушка с длинными волосами. При свете луны на ее носу и щеках проступали веснушки. Остатки помады, свернувшиеся в комки на запекшихся губах. Закатившиеся, невидящие глаза. Длинные рыжие вьющиеся локоны, развеваемые ветром.
Стало вдруг неимоверно скучно и тоскливо. Я глядел мимо них на качающиеся голые верхушки деревьев, черное небо с бегущими по нему серыми облаками, ущербную луну. Боль в суставах почти утихла. Но тело обмякло, я его не чувствовал и потому почти не боялся предстоящей боли. Я слушал шорох листвы и скрип снега от шагов тысяч ног и рук, обходящих меня справа и слева. Было нечем дышать от смрада гниющей плоти.
Морты стояли надо мной неподвижно несколько минут. Потом внезапно, все разом развернулись и, влившись в толпу, ушли.
Поток тварей иссякал. По стуку каблуков и шарканью обуви об асфальт я понял, что они вышли на шоссе и идут к пансионату.
Я еле успел повернуться набок. Меня начало рвать. Выворачивало наизнанку, сотрясая в спазмах горло и желудок. Потом я закрыл глаза и потерял сознание.
Возвращалось оно долго, с перерывами на забытье, становившееся со временем все больше похожим на сон. Во время проблесков сознания я видел темные шершавые стены, гудящие люминесцентные трубки, серый бетонный потолок.
. Рита
Я пришел в себя через четыре дня в комнате без окон и с двумя дверями. Низкий потолок, бетонный пол, трубы по стенам, видимо - подвал лагерного корпуса. Вместо кровати - матрас, вернее два матраса, второй лежал рядом с моим. Роль постельного белья и одеял играло разного рода тряпье сомнительной чистоты. Дальний от меня угол был завален лопатами, метлами, граблями, ведрами, картонными коробками, ветощью. Посредине свободной от труб стены, напротив матрасов, стоял стол, покрытый куском баннерной ткани, отрезанной от транспаранта про пионерию и заставленный грязной посудой, пакетами, коробками и бумажными свертками. Всю стену над столом занимали плакаты на тему Гражданской обороны - про факторы поражения ядерного взрыва и химзащиту.
Сквозь сон я услышал, как кто-то громко пьет чай. На железном стуле с обтерханной дерматиновой обивкой сидела грузная девица в дворницкой синей телогрейке, ватных штанах, валенках с калошами и вязаной шапке. Землисто-серое лицо, огромные синие круги под глазами. Видимо она только что вошла в комнату с улицы, потому, что вокруг ее калош разливалась коричневая слякотная лужа. Рядом на полу стояла большая картонная коробка, перевязанная веревкой. У ног девицы, сидела грязная, облезлая кошка, очень похожая своим видом на давешнего Алтая.
Девица, согнувшись над столом с видимым удовольствием сёрбала из большой железной кружки и смотрела на меня. Руки ее заметно дрожали. Лицо покрывала испарина.
- Привет! Очнулся, наконец? - голос девушки был усталый, сиплый и какой-то надломанный.
- Где я? - запекшийся рот раскрылся с трудом, - ты кто?
- Я - Рита. Живу здесь, - она отхлебнула из кружки, - А ты чуть не сдох.
- Почему не сдох?
- Загадка! - Рита разломила в кулаке сушку и положила один из обломков в рот, - Со мной то же самое было. Но меня кошка укусила. Я здесь рядом живу - на Южной. Иду как-то из дома на работу, вижу - Мурка моя бежит. Я ей: "Мурка, Мурка!", а она подбегает и хвать меня за руку! И чувствую - прямо жрать начинает! Ну я ее схватила за шкирку и шмяк об асфальт! А ей и пофигу! Она опять на меня! Долго я с ней билась, пока в канализационный люк не скинула. И чувствую, что-то мне поплохело. Добрела сюда, до своей каморки и отрубилась. Я работаю здесь. Раньше это был пионерлагерь. Снегирёк. Очнулась, как потом поняла, только на пятый день. Включила радио и узнала про всю эту фигню с мортами. Жесть какая-то.
Рита откинулась на спинку стула:
- А ты откуда взялся, покусанный? Как звать-то?
- Вадимом, - я повернулся на бок и попытался встать, - а кошка твоя из мортов?
- Мурка-то? Да, но ты ее не бойся. Нам теперь их бояться не надо. Мы теперь для них свои, - Рита потрепала кошку по спине. Мурка не шолохнулась. По-видимому ласки хозяйки не трогали ее вовсе. Она сидела, отставив криво в сторону заднюю лапу и пригнув низко к земле голову с выдранными на макушке клоками шерсти и глубокой царапиной над правым ухом. И судя по всему ее ничто не трогало и не волновало.
- Где здесь туалет?
- Вон там, - Рита махнула рукой, указывая на дверь.
Встать было очень трудно. Суставы как будто одеревенели. Не хватало воздуха и чувствовалось, что сердце бьется слабо, как-то нехотя, и готово в любой момент остановиться. Слабость, тошнота.
Держась за стену я добрел до двери.
За ней был узкий коридорчик и справа - дверь в туалет. Прямо, напротив входа тускло блестела заклепками железная кремальерная дверь. Я тронул поворотное колесо. Оно легко поддалось, механизм лязгнул, петли заскрипели и тяжелая железная махина со скрипом повернулась внутрь.
Бесконечный, уходящий в темноту тоннель. Тусклые лампы на стенах под потолком светили совсем слабо и через каждые десять метров выхватывали из темноты небольшие круги света на полу. Серые, полосатые из-за отпечатавшихся досок опалубки, шершавые стены, бетонный пол.
Я вернулся в комнату. Рита копалась в коробке, что-то перебирая в ней и бормоча под нос.
- Коридор за железной дверью куда ведет?
- В пансионат, - буркнула она, не отрываясь от своего занятия, - Кроме него много есть всяких других ходов. Они связывают отдельные корпуса. Говорят, некоторые еще от графа Кутайсова остались, от прежнего хозяина имения. Он покушений боялся и велел прокопать лаз от дома до речки. Там для маскировки оборудовали декоративный грот. А при советской власти это имение стало цековским санаторием. Новые хозяева еще больше этих тоннелей наделали - до каждого корпуса.
- Значит мы сейчас можем пройти в пансионат, не выходя на поверхность! - я задумался, - У тебя есть карта тоннелей? Мы сможем найти дорогу в Главный корпус?
- Неа, карты нет. И там дальше, в конце этого тоннеля, начинается лабиринт. Фиг поймешь, куда идти. И не везде свет горит. И да ну его нафиг, ты уж сам иди, - Рита нашла что-то в коробке и зашуршала оберткой, - А я здесь останусь. Ты подкрепись чем-нибудь, не ел сколько времени. Вот лапши завари, пюре, вон, сухое. Не стесняйся, я здесь большие запасы нашла, - она показала на коробку, - потихоньку к себе таскаю.
Я вдруг почувствовал зверский голод. Одного Дошира не хватило. Я умял две пачки, потом пюре с подсолнечным маслом и пару шоколадных батончиков. В коробке еще лежало несколько банок тушенки. Их мы решили пока приберечь.
Потянуло в сон. Перед дорогой надо отдохнуть. Я вытянулся на матрасе и закрыл глаза. Сон налетел мгновенно.
Сложно сказать, сколько я проспал и в котором часу проснулся. На электроплитке шкворчала сковородка. Рита, сидя за столом, нарезала на бутерброды колбасу и соленые огурцы. Мурки не было.
- А где кошка? - спросил я.
- Охотится, наверное. Здесь крыс развелось просто пропасть сколько. Она их ловит, отрывает им бошки и лижет кровь, - Вот! Явилась!
На пороге стояла Мурка. Голову с окровавленной мордой она держала уже прямо.
Рита, покопавшись в вещах, вынула пластиковую кошачью переноску.
- Дома забрала. Вчера специально ходила, - она помолчала, - я с тобой пойду.
Она поставила переноску перед кошкой, открыла дверцу и толкнула животное внутрь. Мурка зашла в переноску безропотно, как автомат, механически передвигая лапы.
- Я готова.
Мы наскоро перекусили, собрали Ритины пожитки и тронулись в путь. Я нес рюкзак с провизией, Рита - переноску с кошкой.
По лабиринту плутали долго. Он разветвлялся, приводил нас в тупики или какие-то заброшенные то ли склады, то ли мастерские, забитые старыми ящиками и разваливающимися от сырости картонными коробками. Несколько раз я, увидев в потолке люк, лазил по ржавым скобам, толкал и пихал его, пытаясь приоткрыть щелку и осмотреться. Тщетно, все крышки были заварены, я не смог открыть ни одной.
Идти было трудно. Ноги не слушались, суставы гнулись с трудом и болью.
Мы уже совсем было отчаялись, когда вдруг увидели в одном из боковых ходов бетонные ступеньки, ведущие вверх. Наверху была площадка и железная дверь. Я потянул ее на себя и она... открылась! Я щелкнул выключателем и мы оказались в тире. Какая удача! Набрели на выход из подземелья и нашли целый арсенал мелкокалиберных винтовок! Поблескивая воронеными стволами они валялись на длинном столе огневого рубежа. Мы с Ритой повесили на плечи по несколько штук, распихали по карманам картонные коробки с патронами и направились к выходу.
Опять ступеньки из подвала наверх и тяжелая железная дверь.
Снаружи шел бой. Сквозь толстую сталь двери долетали стрекот пулеметов, хлопки гранат и тяжелые разрывы минометных выстрелов. Пансионат охранял батальон Дивизии Дзержинского. Как мы потом узнали, основные силы его по поступившему утром приказу уже ушли. Прикрывавшая отход саперная рота тоже собралась уходить, и в этот момент морты полезли через забор.
Тысячи мортов. Их пластовали на части автоматные очереди, жгли, поливая пылающей струей огнеметы, разрывали на тучи кровавых брызг крупнокалиберные Утесы и ДШК. Павшие застилали асфальт мокрыми шевелящимися кляксами своих тел, и сзади на их место лезли новые нескончаемые волны наступавших тварей.
Выйдя из подвала, мы оказались на главной площади пансионата. Прямо перед нами, над огороженной площадкой, служащей зимой катком, висел вертолет. Это был огромный Ми-26.
Рита прижала переноску к груди и заплакала, скривив лицо в беззвучной гримасе.
- Быстро к вертолету! Бегом! - крикнул я и толкнул ее вперед.
Рита стронулась с места и тяжелой рысцой засеменила к площадке. Опережая ее и на ходу снимая с плеча одно из ружей я понесся к кафе.
Из его дверей к вертолету бежали женщины с детьми. Они, торопясь и спотыкаясь, неслись по коридору, образованному стоящими по обеим сторонам мужчинами. Вооруженные железными пиками и мечами мужики отбивались от прорвавшихся через шквал огня уцелевших мортов. Рев вертолетных двигателей, ураган, поднятый винтами, накладывались на грохот боя и создавал невообразимую адскую какофонию.
Атака мортов застала всех наших в кафе на завтраке. И в это же время прибыл о.Евгений на своем вертолете. Морты, видимо, увидев, что добыча ускользает, полезли всей своей тьмой через пансионатскую ограду. Твари спрыгивали с забора и неслись к вертолету. Большую их часть расстреливали дзержинцы, но отдельные особи прорывались к кафе. На земле, изогнувшись дугой уже бился в агонии Саша Жихарев. С оторванными руками в луже крови лежала Ленка Полуярова. Верещащего рядом морта долбили алебардами двое молодых ребят.
Часть больших витринных окон была разбита. Внутри, в полумраке большого зала толпились люди.
Я подбежал к разбитому окну.
- Сюда идите! Прыгайте, я помогу! - крикнул внутрь.
Несколько женщин из совсем уже редкой толпы перед входной дверью побежали ко мне. Одна из них была Марина. Я обернулся. Прямо к нашему окну мчались два морта.
- Осторожно! - крикнул я женщинам и, прицелившись со всей силы долбанул первого подбегающего прикладом по голове. Он упал. Подпрыгнув, я с размаху опустился ему на голову, и услышал как хрустнул череп.
Второй проскользнул сбоку и прыгнул в оконный проем. Я рванулся следом, понимая с ужасом, что не успеваю его перехватить.
Увидел в полутемном зале замеревшие от ужаса людские фигуры. Услышал хруст стекла под ногами и натужный возглас Марины. Она стояла, держа в руках черенок лопаты с привязанным к нему огромным кухонным ножом и вдавливала его с силой в спину бьющегося в агонии морта.
- Все, пошли! Здесь нельзя стоять!
-
Я схватил ее мокрую холодную руку и потащил к оконному проему. Спрыгнул вниз, подхватил ее, легкую, почти невесомую, поставил на ноги и толкнул в сторону вертолета.
Суставы полыхали огнем и казалось, что я стою, опустившись коленями в костер.
Последние женщины поднимались по трапу.
- Ребята, отходим! - послышался голос отца Евгения. Высунувшись из кабины пилотов он орал, размахивая руками, - взлетаем!
Все бросились к вертолету. Я побежал следом и запрыгнул на ступени трапа, когда колеса уже отрывались от земли.
- Валера, беги! - Иваныч стоял на трапе и орал мне за спину. Я обернулся. К нам мчалась армада мортов. Она прорвала оборону дзержинцев и теперь подобно океанской волне неслась прямо на нас. В десяти метрах от вертолета, окруженный несколькими тварями, махал двуручным мечом Валера.
Волна тварей захлестнула все пространство, отрезая ему путь отступления.