Неделю он рыскал по окрестностям в поисках подходящего места. Чтоб и в часе езды, и охрана, и деревни две-три рядом, и дорога, и... Лучше всего было б казнить маркиза Сторрена - его имение как раз располагалось на востоке, в сорока минутах неплохой рыси, - но маркиз не давал такого повода.
Глава Департамента безопасности застал его за картой - Конрад в который раз отмерял циркулем расстояния, равные часу скачки.
- Ваше величество, - Теодор начал слишком почтительно, что сразу заставило насторожиться, - я побеседовал с главным придворным лекарем, есть мнение, что вам следует принять отворотное. Хотя бы на несколько дней. Должно помочь.
Конрад оторвался от карты, смерил графа недовольным взглядом. Не помогло.
- Благодарю вас, вы с Фрэнком крайне заботливы. В прошлый раз вашими стараниями я почти три месяца чувствовал себя евнухом. Ваше отворотное действует прекрасно, но не думаю, что у меня хватит храбрости прибегнуть к нему повторно.
Теодор чуть поклонился и еще более почтительно возразил:
- Но ведь помогло же?
Циркуль описал полуокружность и сорвался.
- Вы находите, что помогло? - полюбопытствовал Конрад. - Настолько хорошо, что требуется повторное лечение? На себе не хотите испытать? Моим личным приказом.
Граф задумался. После чего заметил:
- Есть основания полагать, что для меня в этом нет насущной необходимости, в отличие от вас. На мой взгляд вы вполне можете сойти с ума.
- То есть до этого вы считали меня вполне нормальным? - заинтересовался Конрад.
Глава Департамента безопасности задумался, что было само по себе показательно.
- Скорее да, чем нет, - ответил он наконец. - Особенно на фоне вашего отца. Разрешите откланяться. Надеюсь, никаких особых безумств вы всё же не совершите.
Конрад бы и рад был, но обстоятельства не располагали к безумствам. Тяжкое перемирие, ожидание повторения эпидемии с границами герцогства, дожди, урожаям не способствовавшие... Три соседних королевства, только и ожидающие, когда б напасть, спасибо папочке... если б хоть два из них удалось стравить друг с другом...
- Наверно вот это, - Конрад ткнул циркулем в карту, - обеспечьте охрану, нормальную дорогу, проверьте оставшихся селян, пусть десяток стражников поселятся в пустующих домах, бабы только рады будут. И приведите дом в порядок, то, что осталось. Без роскоши. Но чтоб я в нём не чувствовал никаких неудобств, если изволю остановиться. И сделайте вид, что там сохранились остатки библиотеки, я укажу вам, что туда доставить.
Для того, чтобы не совершать безумств у него есть канцлеры и шпионы. Были б они все предателями - не пережил бы он эти полтора года.
Список с королевского указа ей передали вечером. Надо бы броситься в ноги королю с благодарностью, но просить аудиенции... И зачем она тогда так откровенно предложила ему... благодарность? Глупо было думать, что его величество может пасть настолько, чтобы позариться на селянку... или на ту, что почти к ней приблизилась. Нет, она не рискнёт больше смотреть на него. Слишком тяжело.
- А что дальше? - Пауль совсем поправился, настолько, что на щеках у него появился румянец. Он даже выходил на прогулку - в сопровождении стражника, хотя понятно, что бежать ему было некуда. Тем более - оставив сестру во дворце.
- Какая разница? - пожала она плечами. - Главное пережить эту зиму. А там посмотрим. Хуже всё равно не будет.
- Скажи, - Пауль тоже прочёл всё, что изволил собственноручно написать король, - как ты думаешь, он... что он хотел сказать своим указом? Он... странный. Запрет на дворянскую одежду, что нельзя выехать... ссылка, хотя поместье вроде переходит в нашу... то есть твою... собственность?
- Пауль, - оборвала она его размышления. - Какая разница? Ты будешь сыт и в тепле. Домашний арест или ссылка - не всё равно? Там есть даже дрова и запас еды - что тебе ещё надо?
- Ничего, - понурился брат, - я просто не понял - с одной стороны вроде милость, с другой - почти тюрьма.
- Тюрьма и есть, - обозлилась Анабель, - только большая и даже с прудом и лесом. А ты чего хотел?
Юный герцог не стал отвечать и отправился сам укладывать вещи, носить которые пристало городским мещанам, потому что слуг им не полагалось.
Поместье, которое королевским указом переходило в её собственность - собственность без права продажи и без возможности её покинуть , - представляло собой половину двухэтажного деревянного особняка. Половину - потому что от него осталась центральная часть и левый флигель.
Правый флигель сгорел до основания, кое-где из-под снега выступали кирпичи, покрытые сажей, да стояла почерневшая печь. Стена центральной части со стороны пожарища была забита новыми досками, и вдоль неё наскоро был сооружён навес для дров. Дров было более чем достаточно, оценила Анабель, вот только большую часть из них придётся пилить и колоть.
Королевским указом ей приписывались двое слуг - скорее уж стражников - женщина и мужчина для работы по дому. Анабель надеялась, что они хотя бы не станут выказывать ссыльным герцогу и герцогине своё пренебрежение, а таскать воду и разводить огонь осилит и она с Паулем. Ещё в её собственность отходили две ближайших деревни, как и поместье - в качестве вознаграждения за выдачу правосудию мятежного герцога и его сестры. Другое дело, что в деревнях пустовало три четверти домов, в которых теперь должны были поселиться охранявшие их с братом стражники. Анабель не знала, что и подумать: поместье действительно теперь принадлежало ей - Пауль в собственной поимке не участвовал. Но она ещё раз поняла, что не может сказать - насмехался ли король, или всё же писал указ совершенно серьёзно. Вполне возможно - его величество решил совершенно серьёзно и дословно выполнить собственное обещание. Всё было в рамках здравого смысла - продать или покинуть собственное поместье она не могла потому, что считалась опальной мятежницей, временно лишённой некоторых прав. Стража же охраняла её и мятежного герцога одиннадцати лет от роду.
Она махнула брату и направилась к дому. Навстречу ей вышли мужчина и женщина - те самые, назначенные в услужение. Было им лет по пятьдесят, но выглядели они весьма крепкими и способными держать в руках как топор с пилой, так и копьё с мечом. Оба. И женщина тоже. К её счастью, никаких выходок с их стороны не последовало - мужчина, представившись Петром, взялся нести сундуки с вещами, а женщина - Анна - вызвалась показать дом.
Самое главное - внутри было тепло и сухо. Правда только в центральной части, но им этого было достаточно, гостей, ради которых следовало натопить и во флигеле, не ожидалось. Анабель заглянула в комнаты - наверху было четыре спальни и небольшая гостиная, если две спальни закрыть, то и дров уйдёт в два раза меньше. Внизу располагалась обеденная зала и помещения для прислуги. Был ещё подвал - как рассказала ей Анна, туда свалили все ненужные вещи и остатки библиотеки. Анабель решила, что изучит его на неделе - всё равно им с Паулем придётся как-то коротать вечера, и хорошо бы за чтением.
Следующие недели стали едва ли не самыми спокойными за последние семь лет. Вопреки опасениям, Анна и Пётр вели себя ровно, не выказывая как излишней услужливости, так и открытого неповиновения. Анабель вызвалась помогать Анне готовить, а Пауль все дни проводил с Петром во дворе или в лесу. По воскресеньям они запрягали карету и ехали за восемь вёрст в одно из соседних сёл на службу. Каждые пять-шесть дней приезжал лекарь - не кто-нибудь, а сам Фрэнк - и не столько справиться об их здоровье, сколько с вопросами, не требуется ли чего, и нет ли жалоб. Анабель слегка смущал его откровенно сочувственный взгляд, и она каждый раз радостно говорила, что жалоб нет. Их действительно не было.
Остатки книг она перетащила из подвала в одну из неотапливаемых комнат - и вскоре пожалела об этом. По всей видимости, предыдущий владелец поместья... Анабель не стала додумывать, кем может быть человек, заказавший себе перевод восточных непристойных трактатов и, мало того, ещё и копии миниатюр. Эти тома она унесла обратно в подвал и старательно забросала старыми корзинами и мешковиной. Если вдруг... если со временем у них с Паулем будет больше свободы, то за них можно выручить неплохие деньги. Только вот не лучше ли пустить книги подобного содержания на растопку?
В разгар зимы Фрэнк стал приезжать чаще - под предлогом, что боится за здоровье юного герцога. И однажды спросил её:
- Ваша светлость, вы представляете себе, как действует отворотное зелье?
- Да, - отворотное часто упоминалось в романах, - один человек перестаёт любить другого. Но при этом может сохранить к нему дружеское расположение, если изначально была не только страсть.
- Это в романах, - вздохнул лекарь. - Думаю, составь алхимик такое избирательное зелье - стал бы самым богатым во всём мире. На деле же мужчина перестаёт желать женщину. Причём не только одну женщину - всех женщин вообще.
Анабель не видела в этом ничего ужасного и так и сказала. Лекарь усмехнулся.
- Вы плохо знаете мужчин, Анабель. Поверьте, чтобы довести мужчину до принятия отворотного, надо очень постараться.
- Да? - лекарю Анабель доверяла. Сложно не доверять человеку, вытащившему с того света сначала тебя, а потом твоего брата. - Судя по поведению его величества, отворотное ему не требовалось.
- В этот раз - возможно, - согласился лекарь. - Но после сообщений о событиях в вашем герцогстве он принимал его два с лишним месяца.
- Надеюсь, - не сдалась Анабель, - в поисках иных развлечений он не начал отыгрываться на придворных и слугах, и никто не пострадал.
- Никто, - подтвердил Фрэнк, - за исключением, возможно, его тогдашней супруги... безразличие принца оскорбляло её.
Говорить об убитой принцессе Анабель не хотелось. И она сильно сомневалась, что супруга его высочества очень сильно страдала от отсутствия внимания. Анабель не представляла, как можно было страдать от безразличия принца. Скорее уж наоборот.
Объятия куртизанок не спасали. Оргии с десятком девиц опротивели через три дня. От Миранды начало тошнить. Изабель... Он начал выискивать, нельзя ли обвинить её в государственной измене и отправить в тюрьму или монастырь. А лучше б вообще отравить. Закончилось всё приказом об изгнании в другой город.
Охота тоже не помогала - самые лучшие охотничьи угодья располагались как раз во владениях опальной герцогини Реднейской. Попробовал бы кто-нибудь оспорить это утверждение! Мысли о деньгах и вооружениях... они просто не лезли в голову, их нельзя было затолкать туда никакими усилиями. Хорошо, что он приучил Малый круг тщательно излагать все за и против и сводить доводы в наглядную таблицу. Но в любом случае каждый раз приходилось вновь и вновь спрашивать мнения советников. Он бы вообще переложил все дела на них, но оставалась надежда, что рано или поздно его величество всё же постигнет тайны управления королевством. Собак циркачи учат считать - что ж он, глупее пса? Мысли делали круг и вновь возвращались к Анабель. Приходилось признать - да, глупее пса. И куда невоздержаннее.
Он будет презирать самого себя, если не выдержит два месяца, уговаривал себя Конрад. К концу сорок третьего дня его величество всерьёз задумался, что лучше - презрение или отворотное. И все эти дни его преследовала мысль - а что он станет делать, если она откажет?
План на этот случай был давно разработан, но он требовал отказа от свиданий с ней по крайней мере ещё на десять дней. Достаточно, чтобы сойти с ума. В результате он решил - чтобы не повредиться рассудком, надо дать себе запас как раз в эти десять дней. Это именно то, что ему требуется. Если она откажет - вместе получится ровно два месяца. А если не откажет? А вот это уже не важно.
Благовидный предлог: его величеству срочно потребовалось выехать из столицы в Маренланг - карту он всё же знал, не во всём же король должен быть несведущ, - именно по пути туда он и сможет остановиться во владениях герцогини. Оставалось решить - зачем ему нужно именно туда? Инспектировать войска, зачем же ещё. Никто не поверит, но приличия будут соблюдены. Знать бы, какой смысл в этих приличиях - и почему король должен их соблюдать, тогда как для принца это совершенно необязательно. Потому что он так решил - только поэтому.
Она сразу поняла, что спокойствие закончилось. Наверно, она ждала этого, несмотря на столь... Анабель не стала подбирать слова для определения разговора с его величеством. Не говорить же - постыдного? Она надела плащ, надвинула капюшон как можно ниже, и порадовалась, что Пауль с Петром отправились в лес проверять силки.
Анна склонилась так низко, что едва не села на пол. Анабель тоже поклонилась. Надо разместить гвардейцев - в левом флигеле, поместятся ли там десять человек? Дрова... Можно ли поручить стражникам растопить печь самим, или этим должны заняться хозяева? Понятно, что хозяева, если у них слуг два десятка, а если всего двое и один сейчас в лесу? И куда поставить лошадей - для них нет ни овса, ни навеса...
Конрад спрыгнул с лошади, бросив повод одному из воинов, и остановился в нескольких шагах от неё. Анабель распрямилась, привычно устремив взгляд в подбородок теперь уже короля. Перевела чуть выше - шрам упорно притягивал к себе внимание.
- Вы позволите остановиться у вас, ваша светлость? - лёгкая насмешка с оттенком всё той же вседозволенности, можно подумать кто-то может отказать монарху.
Она набрала в грудь как можно больше воздуха и посмотрела ему в глаза. Шальные. Совершенно шальные. Этот взгляд был знаком ей слишком хорошо, чтобы не понять, что будет дальше. Прямо сейчас. Не выдержала - подалась назад.
- Ваша светлость? Вы позволите остановиться у вас? - он забавлялся. Как всегда.
Она не могла выдавить из себя ни слова. Она даже не могла перевести взгляд на шрам.
Она всегда его боялась - чему удивляться, если именно этого он и добивался? Но чтоб внушить такой ужас? Разум прокручивал привычные действия - уволочь в дом, подхватить на руки, швырнуть на постель... Дыхание перехватило от предвкушения - три шага, обнять за талию...
- Ваша светлость, вы, надо полагать несколько растерялись от моего столь неожиданного приезда. Не изволите ли вы проводить меня в дом и распорядиться насчёт обеда? - как бы она всё же не свалилась в обморок. Нет, лучше бы свалилась - вот тогда он её и унесёт.
Подойти к ней и не вцепиться в плечи? Надо же - узнал о себе много нового. Или это отдалённый результат действия отворотного? Спустя столько времени?
Она по-прежнему не могла выдавить ни слова. Ждёт - осознал он вдруг. И вообще - зачем ей что-то отвечать, если все действия известны наперёд? Наперёд? Как бы ни так. Наперёд были известны действия наследника.
Он взял её за локоть и развернул в сторону дома. Рука сопротивлялась, норовя прижать к себе, пришлось спешно идти по направлению к лестнице. И уже за дверью можно будет подхватить её на руки.
- Анна, - бросил он через плечо, - разместите гвардейцев во флигеле, о лошадях они позаботятся сами. И приготовьте обед. Или ужин.
Спрашивать, где Пётр, смысла не имело - раз они с Паулем не вышли, значит, на охоте или в деревне.
Дверь закрылась. Во флигеле отдельный вход, да и кто рискнёт сейчас войти вслед за ними?
В доме было тепло - по его пожеланию Фрэнк долго и упорно убеждал её, что ради брата не стоит экономить на дровах. Он, собственно, не знал, станет ли она жить в холоде, но подозревал, что да, может.
Он снял плащ - потребовалось приложить неимоверное усилие, чтобы разжать пальцы, вцепившиеся ей в локоть, и это ненадолго отвлекло. Наверное, ей было больно, но она молчала. Слуг не было - его собственным приказом. Не сбрасывать же плащ на руки Анабель? Хотя и интересно посмотреть, что она станет делать в этом случае. А она вдруг молча сама взяла плащ и повесила рядом со своим. Кажется, пришла в себя. Возможно, не стоило смотреть ей в глаза - но как было отказать себе в этом удовольствии?
- Вы проводите меня в гостиную, ваша светлость? Хотелось бы согреться.
Вздрогнула.
Поднимался вслед за ней по лестнице он даже спокойно - успел подавить почти все порывы. Только губы приходилось прикусывать едва не до крови.
Гостиную он помнил, а уж где находится дверь в её спальню - и подавно, Анна с Петром постарались в своих донесениях. Но ему удалось сесть в кресло, вытянуть ноги и произнести:
- Может быть, вы принесёте вина?
Она дёрнулась и осталась на месте. Он принялся изучать её платье - добротное, тёплое, но простого сукна и того покроя, который носят мещанки. Тёмно-синее, тяжёлое, оно сводило с ума куда больше, чем все её прежние наряды. Те, которые так и остались в башне.
- Вы слышите меня? Вы в состоянии сами принести вина?
- Да... ваше величество.
Она бегом бросилась вниз по лестнице, а он откинулся на спинку кресла и перевёл дыхание. Ладно, сорвался на десять дней раньше, но хотя бы до вечера удастся продержаться? А зачем?
Запасов вина было немного, и Анабель тянула время, рискуя навлечь на себя гнев его величества.
А ведь она пила с ним. Каждый вечер. И совершенно не помнит, что предпочитал принц, и было ли вино одним и тем же, или им каждый раз подавали разное. Решив, что дальше тянуть будет уже совсем вызывающе, выбрала то, что нравилось ей самой. За кружками зашла на кухню - там крутилась Анна, достав из кладовой большую часть припасов. Анабель вдруг сообразила, что приезд его величества может их разорить. С голоду они вряд ли умрут, но как бы до конца зимы не пришлось провести на одних деревенских похлёбках. Поднимаясь по лестнице, всё старалась думать о деньгах и еде. Да и вообще, если подумать - не настолько уж принц был ужасен... теперь ей есть с чем сравнивать. Анабель помотала головой и снова принялась думать о еде - сколько ещё осталось, и что будет, если его величество со свитой пожелает провести здесь несколько дней. Выходило - через неделю все запасы должны были закончиться, и вот тогда действительно придётся голодать.
Она поставила кружки на стол и налила вино. Конрад вопросительно изогнул бровь.
- Извините, - сообразила Анабель, - у нас нет бокалов и кубков... их и не было, когда мы приехали. Я... не думала, что они могут понадобиться.
- А скажите, ваша светлость, - поинтересовался он после глотка, - из каких соображений вы упорно не произносите ваше величество? Это бунт?
Она знала эту интонацию. Она знала этот взгляд. Она знала, что сейчас будет. И она не умела падать в обморок.
- Что вы, ваше величество, я просто растерялась... от той чести, что вы оказали мне своим визитом. Простите меня.
Вино ударяло в голову. К тому же ему ни разу не приходилось раздевать мещанок - это должно быть интересно, застёжка, не шнуровка. Ещё немного, и он либо не выдержит, либо начнёт кусать себе пальцы - очень по-королевски. Снизу донёсся запах варящейся свинины и пшеницы. Надо проверить, как стража разобралась с лошадьми, отвлечёт и охладит. Или лучше попросить ещё вина?
Конрад слабо помнил, как дождался столь позднего обеда, что его можно уже было счесть и за ужин. Где-то между жаждой обладания и чувством голода вернулись герцог и Пётр. Взгляд мальчика он помнил смутно - но откровенной ненависти в нём не было. Вроде бы.
Им накрыли в гостиной наверху, и он, кажется, что-то даже ел. И смотрел, как она подносит ко рту ложку и запивает из глиняной кружки - кто же знал, что здесь больше ничего нет. Можно было попросить её спеть, или сыграть в шахматы - должны же быть здесь шахматы? Со стола она убрала сама - хотела ли избавиться от его общества, стеснялась ли кричать Анне, какая разница?
Он дождался, когда она вернётся. Она принесла ещё кувшин вина - и он понял, что совершенно трезв. Указал ей на кресло напротив, и не помнил, сколько тянулось молчание.
- Ваша светлость, - трезв, но язык почему-то слушался с трудом, - я хотел бы провести эту ночь с вами.
Она подалась назад и вжалась в спинку кресла.
- Но вы можете отказаться - в этом случае я уйду один, и это никак не скажется на вашей дальнейшей судьбе, - надо же он смог произнести столь длинную и связную фразу!
Пальцы свело на рукояти кинжала, но ей этого не должно быть видно. И самое главное - а он способен будет "уйти один"? Нет, насколько он её знал - должна согласиться. Должна же?
Она поднималась с кресла целую вечность, всё так же отводя взгляд.
- Как будет угодно вашему величеству.
А вот он кресло едва не опрокинул.
- Моему величеству угодно, - кажется, ему удалось сказать это достаточно бесстрастно.