Это случилось давным - давно. Так давно, что даже прадедушка твоего прадедушки еще и не думал появляться на свет. Жили в горах Южной Америки индейцы. Они умели понимать язык зверей и птиц, слушать дыхание трав и камней и очень любили свои родные горы Кордильеры. Но трудно им приходилось, потому что жили они тем, что давали горы, а горы не много могут дать. И часто плакали от голода дети, и старики старались поскорее уйти к праотцам.
Шли годы. И однажды родился в племени кечуа первый инка, Пачакути. Был он отважен, добр и умен. И люди сделали его своим вождем. Стал тогда думать Пачакути, где взять столько еды, чтобы хватало её круглый год и взрослым, и детям? Думал-думал и придумал. Решил Пачакути вырастить на склонах гор зерно для хлеба и овощи для похлебки. Нелегкая это была работа. Сперва построили люди стену из больших камней. Потом заполнили место между стеной и склоном горы камнями поменьше, так, чтобы получилась ровная площадка. На камни насыпали землю, которую принесли с самого низа, из долин - на горных склонах земли совсем не было. В землю посадили зерна и стали ждать урожая.
Всю эту работу индейцам приходилось делать самим. На других континентах людям помогали красавицы-лошади, могучие буйволы, горбатые верблюды, огромные слоны и даже ездовые собаки. А у американских индейцев помощников не было. Собственными плечами сдвигали они огромные камни. На собственных спинах волокли из долины мешки с землей. Шли пешком до самого моря, чтобы принести для своих посадок гуано - ценное удобрение. Зато когда пришло время собирать урожай, щедро одарила их земля. До самого верха заполнялись людские хранилища.
А по соседству с людьми, в тех же горах, жили грациозные гуанако. Не раз и не два просили их люди о помощи, предлагали дружбу. Но гордо и презрительно смотрели гуанако на тяжелую людскую работу. "Не нужна нам ваша дружба, - говорили они, - Мы и без тяжкого труда всегда найдем себе еду". Гуанако надеялись на свои крепкие быстрые ноги. С их помощью они могли взбираться по кручам выше облаков или как ветер носиться по равнине, чтобы найти себе что-нибудь вкусненькое.
Но однажды наступил для гуанако черный год. Мороз сгубил траву на горных склонах, а на равнине бушевали пожары. Сколь высоко ни поднимались они по кручам, сколь далеко ни убегали в пампасы, нигде не было им спасенья от голодной смерти. Вот тогда и вспомнили гордые гуанако про людские кладовые, полные припасов. Понурив головы, приплелись они к индейцам. Сурово принял их инка Пачакути. Сказал им вождь:
-Вы отказали нам в помощи, когда мы просили о ней. Вы отвергли нашу дружбу. Зачем же пришли вы теперь?
Нечего было ответить гуанако. Правду говорил Пачакути. Повернулись они прочь, чтобы найти себе новые пастбища или погибнуть. От голода еле-еле переставляли гуанако свои когда-то быстрые ноги. А малыши и вовсе не могли идти. Посмотрел на них вождь - и жалко ему стало. "Стойте!" - крикнул он - "Мы дадим вам еды. Но за это вы поклянетесь нам в вечной дружбе и будете служить нам, пока стоят горы Кордильеры".
Очень хотелось есть гуанако. Очень вкусно пахли лепешки из кукурузы и кивичи. Но гуанако были горды и никогда никому не служили. А потому разделилось их стадо. Те, чья гордость была сильнее смерти, ушли. Многие погибли, но некоторые спаслись. Потомки их до сих пор живут в горах и пампасах Южной Америки, сражаются с пумами и волками, страдают от голода и жажды, но никому не служат. Благоразумные же остались. Люди дали им новое имя - "лама".
Много лет прошло с тех пор. Очень изменилась Америка. Намного легче стало жить людям. Привезли из-за океана лошадей. Изобрели умные и полезные машины. Но, как много лет назад, вздымают в небо свои кручи горы Кордильеры. И на узких горных тропах, куда не взобраться ни лошади, ни машине, верно служат людям крепконогие неприхотливые ламы. От долгой жизни с человеком они изменились и стали сильно отличаться от своих диких сородичей-гуанако. От тяжелых тюков крепче стали их спины и ноги. От сытой жизни улучшился нрав. Но если обидеть ламу, навалить ему на спину непосильный груз, вспоминает он свою гордость. И тогда злобно плюётся лама в своих обидчиков, ложится на землю, и ни уговоры, ни палка не заставят его сдвинуться с места.