Когда на маленький (но очень гордый!) Израиль свалилась большая алия, говорили: если русский оле выходит из самолёта без скрипки, значит он - пианист. Один из этих, "бесскрипочных", - я. Не профессор и не кандидат, а рядовой с консерваторским дипломом. Со дня приезда в октябре 90-го живу в Иерусалиме. Не берусь судить, насколько мой опыт годится для обобщений и поучений. Но если кому-то интересна жизнь в нашем удивительном городе, эти заметки помогут дополнить картину.
Такие разные окрестности столицы.
Сперва история, похожая на анекдот. Самая первая работа в Израиле - это, понятное дело, уборка, охрана или уход за стариками. Я тоже прошёл этот этап трудоустройства. Наниматься на работу мы пришли вдвоём. Меня приняли, а моему спутнику отказали. "Понимаешь, - сказали ему,- ты не можешь ухаживать за стариками с твоим образованием!" Лишний раз порадовавшись за своё высшее консерваторское, я всё же поинтересовался, что у неудачника? Оказалось, мой спутник - кандидат наук.
В ноябре 1991г. я начал работать уже по специальности: преподавать фортепиано и камерный ансамбль в Гуш Ацион. Это хотя и не в самом Иерусалиме, но всего в 25-30 минутах езды от моего дома. Вероятно, до нашего приезда, несмотря на сравнительную близость к столице, эти места считались труднодоступными: кроме оплаты труда по учительским нормам и ставкам, работникам даже время в пути оплачивалось как рабочее. Я таких "буржуазных излишеств" уже не застал, но тем не менее зарплата и социальные условия были вполне приличными.
Гуш Ацион - это целая группа посёлков и посёлочков. Большинство населения составляют так называемые "вязаные кипы": энтузиасты, сохранившие дух первопроходцев. Образовательный уровень тоже достаточно высок. Тогда, в 1991 году, все поселения обслуживал только один матнас (так в Израиле называются дома культуры), расположенный в Алон Швут. Для того чтобы дети и "безлошадные" взрослые могли посещать занятия в кружках, между поселениями курсировали специальные микроавтобусы.
Такая система требует от ученика и педагога строгой дисциплины: нужно не опоздать на подвозку. Она влияет на методику преподавания: даже малыши должны учиться 60 минут раз в неделю. "Чтоб не измучилось дитя", приходится придумывать разные хитрости: играть в угадайки и ритмические игры, разбавлять чисто фортепианный урок элементами теории, сольфеджио и даже музлитературы, что, впрочем, только на пользу. Зато ребята постарше могут подымать более длинные и сложные вещи, чем это возможно при получасовом, как принято в Израиле, уроке. Нужно только не бояться трудностей и делать свою часть работы дома.
Дети из Гуш Ацион с этими трудностями справлялись. Вопреки всем израильским традициям, они вовремя садились в автобус и прилежно выполняли домашние задания. И начальство очень тепло относилось к нам, педагогам: всегда старались заполнить нам "форточки", притормозить попутную машину в конце рабочего дня. Словом, работать было приятно. Правда, я столкнулся с проблемой, совершенно для меня неожиданной, но, как оказалось, типичной для Иерусалима. Ко мне, мужчине, почти не приходили девочки, а ведь они куда чаще, чем мальчишки занимаются музыкой. Так что класс у меня был небольшой и не рос, а скорее уменьшался. Поэтому, когда правительство доверило безопасность дорог и поселений Арафату, а матнас, вероятно, в связи с этим, урезал нам зарплату, я решил уйти.
К этому времени я уже работал в другом пригороде, Маале Адумим. Во всех музыкальных учебных заведениях Израиля русскоговорящие педагоги сегодня составляют добрую половину. В городской музыкальной школе Маале Адумим "русские" были все, включая начальство. Это обстоятельство имело свои последствия, как хорошие, так и дурные. Я работал в Маале в период бурного строительства. Посёлок прямо на глазах превращался в небольшой городок. Мы перебрались из подвала в специально построенные классы. С концертов постепенно изгонялись орущие младенцы и дымящие сигареты.
Публика в городке - пёстрая. Есть, конечно, и здесь религиозные интеллигенты, старожилы, приехавшие обживать Эрец Исраэль. Но большинство привлекает близость к Иерусалиму при сравнительной дешевизне. Отсюда и музыкальные вкусы, точнее, отсутствие оных. Покупая виллы и коттеджи, очень немногие находят нужным завести фортепиано. Большинство моих учеников играли на дешёвеньких органчиках. Для них даже скромный PSR -400 фирмы Yamaha казался верхом технической мысли.
Далёкие от музыки люди часто не видят разницы между электроорганом и фортепиано. На самом же деле электроорган - это совершенно другой инструмент, не более похожий на фортепиано, чем старинный клавесин. Его главные преимущества - мобильность, разнообразие тембров и автоматическое оркестровое сопровождение. При этом о тембрах лучше не вспоминать, если речь идёт о дешёвых моделях. Механический ритм аккомпанемента и отсутствие связи между прикосновением и качеством звука делает орган мало пригодным для обучения малышей. Зато это настоящая находка для начинающих подростков и взрослых, когда слуховой опыт ученика опережает его технические возможности. Естественно, основу репертуара органистов составляют песенки. Но музыкант, воспитанный в классической традиции, не упустит случая разбавить их чем-нибудь клавесинным или джазовым.
Условия работы в Маале Адумим были не слишком привлекательными. Зарплата - вдвое ниже той, что я получал в Алон Швут, причём на лето, как это практикуется во многих матнасах, нас просто увольняли. Специально построенный этаж на поверку оказался душной мансардой без кондиционеров. Не хватало инструментов, я ездил на работу со своим органом. Да и "русская" начальница создавала атмосферу скорее нервозную, чем творческую. Нас поддерживало лишь ощущение перспективы: город рос на глазах, и казалось, вот-вот проявится новое качество...Похоже, этот процесс идет до сих пор - только без моего участия.
Иерусалим мой золотой...
В самом Иерусалиме я сперва больше учился. Закончил ульпан. Получил диплом курса "Деловая инициатива". Посидел, так сказать, за одной партой с профессурой Ленинградской, Минской и Алма-Атинской консерваторий на специальном курсе для пианистов из бывшего СССР, упустил шанс устроиться в Академию, отказался от карьеры балетного аккомпаниатора. Потом пришло время получить официальное разрешение на работу в израильской школе, поработать учителем и на своей шкуре убедиться, что часы на музыку сокращают первыми. Тут как раз и подвернулась работа в программе "Ир менагенет", т.е. "Музицирующий город".
Программа "Ир менагенет" была создана с благой целью трудоустройства безработных педагогов, и она действительно многим из нас помогла остаться в профессии. Суть идеи заключалась в том, чтобы вместо пособия на жизнь платить зарплату - примерно в тех же размерах. Поскольку большая часть этих самых безработных были пианистами, решили ввести обязательное обучение игре на электрооргане во вторых классах, а начиная с третьего, уже добровольно и за плату, - различные инструменты, включая фортепиано. Соблазнённые дешевизной, принялись "пианинить и виолончелить" дети из таких семей, где раньше об этом и не помышляли. Понятно, что дома у них не было никакого инструмента, т.е. о домашних заданиях не могло быть и речи; сам же урок продолжался 22 1/2 минуты в неделю.
Работа в проекте дала уникальный опыт. Где ещё можно было бы поработать с учениками так, чтобы за 22 минуты в неделю, без всяких домашних заданий, нередко преодолевая выраженные медицинские проблемы (гиперактивность, отставание в развитии, дебильность) исхитриться подготовить с ними 2 концерта в год, не потеряв никого по дороге?
Еще одна, и далеко не худшая, возможность для профессиональной деятельности музыканта в Иерусалиме - это работа частного педагога. Ты сам себе начальник, сам назначаешь себе зарплату и выплаты в пенсионные фонды. Дело встает за малым - за учениками. Первых учеников я нашел, развешивая объявления. Не обошлось без казуса. Находясь в стране год и считая себя знатоком иврита, я сочинил текст и развесил листки по городу. Вдруг стали раздаваться какие-то странные звонки. Выяснилось, что казавшиеся безобидными слова о занимательной и непринужденной форме занятий намекали ... на нетрадиционную сексуальную ориентацию.
К счастью, надобность в объявлениях очень быстро отпала, т.к. семьи просто рекомендовали меня своим приятелям и соседям. Частные уроки на несколько лет стали чуть ли не самым стабильным источником заработка. В эти "тучные" годы среди моих учеников было больше "американских", чем "русских", а мальчиков больше, чем девочек. Устраивались тематические концерты: романтическая музыка, крупная форма, полифония...Я даже мог себе позволить не принимать на учебу органистов младше 12 лет. Потом "тучные" годы сменились "тощими".
Последнее приключение в области педагогики - на этот раз клавирной, а не фортепианной - случилось совсем недавно. В одной из школ, работающих на пятидневке, решили открыть кружки в день шестой. Мне предложили вести кружок электрооргана. Соблазнившись возможностью опробовать коллективные формы занятий, так сочувственно описанные в одной из книг моей учительницы и тетки, я согласился. Запись прошла замечательно: вместо ожидаемых 7-8 человек в каждую группу набежала дюжина. Но вот что интересно. Никто не пошлет ребенка учиться плавать в бассейн без воды. А для обучения игре на инструменте родители почему-то считают этот самый инструмент чем-то совершенно необязательным. Вероятно, они отчасти правы: пока мы, добрый месяц, упражнялись на школьных столах, восторгу не было границ. А когда, наконец, деньги были собраны, а инструменты - куплены, от первоначальных групп осталась едва половина. Не знаю, как удавалось достичь выдающихся результатов господину Ложье с его "рукоставом". Мои, еще более поредевшие к концу года, группы сумели исполнить на заключительном концерте по две песни, лишь разделив мелодию и аккорды между разными исполнителями.
Как видите, не так просто быть учителем фортепиано в Иерусалиме. Бывало так, что выстрелы трещали за окном прямо во время занятий. И заработать на кусок хлеба, оставаясь в профессии, удаётся не всегда. Но жизнь продолжается. А уж музыка - она и вовсе вечна.