Аннотация: Белые миссионеры очень убедительны, когда несут свою веру в единого бога. Но теперь, когда один человек вынужден держать ответ перед богами своих предков, чем ему придется пожертвовать ради искупления и спасения своего племени?
Предисловие
C историческим романом новозеландской писательницы Деборы Чаллинор "Китти" можно ознакомиться тут: http://royallib.com/read/challinor_debora/kitti.html#0 Если коротко: молодая англичанка Китти Карлайл компрометирует себя неосмотрительными взаимоотношениями с неким джентельменом, из-за чего семья отправляет ее в заморские колонии с дядей-миссионером. В Новой Зеландии Китти сталкивается с представителями местного племени: братом вождя по имени Хануи, его племянницей, дочерью вождя Ваи и другими. Дальше девчонки начинают приключаться, а Хануи вечно их поддерживает. Отношения между ним и Китти по описанию получались совершенно платоническими, но подспудно очень нежными, и я всё ждала, как же писательница выкрутит эту ситуацию: уж больно невозможным получался роман между английской аристократкой и воином маори. В итоге, конечно, Чаллинор эту линию слила, и Китти влюбилась в ирландского капитана. Мне хотелось развить эту тему, но в итоге получилась эпитафия потерянной самоидентичности. Действие фанфика происходит практически в самом начале книги, когда в поселении маори вспыхивает эпидемия кори, завезенной европейцами.
Чума
Болезнь коснулась его.
Хануи понимает это во время утренней проповеди. Об этом ему говорят слабая ломота в костях, странная усталость в могучих мышцах и головная боль, которая всякий раз, как преподобный Келлегер повышает голос, тонкой костяной иглой вонзается куда-то позади глаз. Сегодня преподобный особенно многословен и велеречив. Упомянув о ките и Ионе, переходит к судьбе Содома и Гоморры, а от них - к другим примерам суровой, но справедливой кары, сравнивая свирепствующую в заливе заразу с чумой. Хануи не вполне представляет, что такое чума, и задается вопросом: может ли быть что-то страшнее того, что происходит сейчас в деревне?
Когда проповедь наконец окончена, Хануи спрашивает миссис Уильямс[1] о здоровье домочадцев преподобного.
- Обе ваши племянницы чувствуют себя отлично, - отвечает та. Хануи делает вид, что не замечает льда в ее голосе, через силу улыбается и продолжает:
- А миссис Керега[2] и мисс Китти?
- Им уже лучше, слава Богу, - произносит миссис Уильямс уже мягче. Она считает это своей маленькой победой: хотя бы одному дикарю удалось привить какое-то подобие манер (не может же ему и вправду быть дело до семьи преподобного!).
- Им не нужна помощь в доме? - спрашивает Хануи.
- Я думаю, у вас в деревне сейчас хватает своих забот, - возражает миссис Уильямс, а затем вдруг невзначай роняет: - С каждым разом в церкви всё меньше народу, интересно, почему?
Хануи знает, почему. Единый бог пакеха[3] равнодушен к молитвам маори. Люди разочарованы, напуганы и обозлены. Больны уже больше половины жителей деревни, и, как бы ни умоляли они единого бога, ответ им - только новые смерти. Некоторые полагают, что такова кара Великих Богов за предательство.
Ничего этого Хануи, конечно, не говорит, не желая расстраивать миссис Уильямс.
- Мало кто способен сейчас дойти до церкви, - просто объясняет он, - одни больны, другие ухаживают за родными.
Миссис Уильямс кивает и строго произносит:
- В такое время мы как никогда должны сохранять крепость веры.
Хануи соглашается.
До самого вечера он старается сохранять крепость веры, но слова молитвы не идут в голову, и Хануи замечает, что бездумно шепчет: "О, Папатуануку, Мать-Земля... О, Рангинуи, Небесный Отец... Защитите, Великие Боги!" А с наступлением темноты, распластавшись на тростниковой подстилке в фаре-пуни[4], понимает, что болезнь одержала вверх, захватила его целиком, и, поддавшись ей, погружается в вязкий туман, полный причудливых видений.
Перед ним мрачной молчаливой громадой встает непроходимый лес, ощетинившись гигантскими папоротниками; ветви деревьев плотно сплелись, обросшие лишайниками, словно густой шерстью: ни один солнечный луч не проникает в эту чащу. "Где это я?" - думает Хануи, а потом вдруг слышит, как в глубине леса стонут и трещат деревья, будто в страшный ураган, и через чащу к нему шагает человек ростом выше священной сосны-каури, с лицом темным, как скала, и волосами зелеными, как мох. И Хануи догадывается, что перед ним Тане-Махута, Отец Леса.
- Кто ты такой? - спрашивает Тане, и его голос подобен порыву бури. - Что ты хочешь от меня?
- Я - Хануи из племени Нгапухи, - отвечает тот. - Моя семья гибнет, Великий Бог Тане. Наши люди умирают один за другим. Защити их, Отец Леса, защити мой народ!
Тане-Махута наклоняется к Хануи, и тот может разглядеть линии моко[5] на лице Отца Леса, глубокие, словно трещины на коре векового дерева.
- Разве ты не стал христианином, Хануи из племени Нгапухи? - спрашивает Тане. - Попроси помощи у своего нового бога. Люди забыли слова каракиа[6]. Вам больше не нужно мое разрешение для того, чтобы охотиться или свалить дерево. И теперь ты ищешь моей защиты?
- Я ищу твоего великодушия, - говорит Хануи. Тане качает головой.
- Ты считаешь Великих Богов злопамятными, - говорит он. - Ты считаешь нас мелочными и жестокими. Скажи, разве не ты и тебе подобные продаете мои леса своим новым друзьям-пакеха? Ты и тебе подобные забыли законы ради власти, которую дает вам оружие белых людей, и самое страшное еще впереди! Когда вы, тангата фенуа[7], уничтожите друг друга, белые люди станут без счета вырубать мои деревья для своих кораблей, а невиданные твари, которых они привозят с собой, будут убивать и пожирать моих детей. Ауэ[8]!
Тане-Махута, распрямившись, отворачивается и уходит, не оглядываясь, а Хануи просыпается, мокрый от пота, сгорая в лихорадке. Рядом в темноте кто-то заходится в надрывном кашле.
Хануи чувствует себя так, словно все суставы его вывернуты и кости раздроблены. Вот что, должно быть, испытывал бесстрашный Мауи, пробираясь сквозь чрево Хиненуитепо[9], богини смерти. Веки настолько горячи, что обжигают глаза, воздух густеет, каждый вдох раздирает гортань, наполняет грудь тяжестью и болью, и Хануи видит кружащиеся вокруг него хлопья серого пепла. Они медленно ложатся на обугленную землю, на пустынные холмы и равнины, и сквозь их бесконечный, бессмысленный танец Хануи различает вдали фигуру другого гиганта. Тот всё ближе, шагает, проваливаясь босыми ногами в пепел, тяжелый узел волос на его затылке украшен орлиными перьями, но где найти орла такой величины, и где найти ту гору нефрита, из которой выточена его мере[10]? То - Туматауэнга, Отец всех людей, неистовый бог войны. Но в лице Туматауэнги не видно приписываемой ему свирепости - только безграничная усталость и скорбь.
- Это ты, Хануи из племени Нгапухи? - голос Туматауэнги звучит как отдаленный раскат грома. - Я помню тебя. Ты был отважным воином. Как же вышло, что ты забыл, как сражаться оружием своих предков?
- Покарай меня, - бесстрастно предлагает Хануи. - Забери мою жизнь, но спаси мою семью.
Бог Войны качает головой.
- Слишком поздно для тебя, Хануи из племени Нгапухи. Слишком поздно для всех вас, - от его вздоха пепел взлетает и снова кружится серым облаком. - Что ты искал у пакеха и их единого бога?
- Милосердие, - отвечает Хануи. - Милосердие и любовь.
Туматауэнга смотрит с презрением:
- Пули и порох - их милосердие, смертельные болезни - их любовь.
Хануи склоняет голову, не смея спорить с Великим Богом, а затем со смирением произносит:
- Я лишь прошу защитить мой народ.
Туматауэнга качает головой:
- Я создал людей для того, чтобы вы сражались доблестно и честно, а не истребляли друг друга! Кто защитит вас от вас самих? - и Хануи остается лишь смотреть ему вслед в облаке пепла, поднявшемся под тяжелой поступью Туматауэнги, и только печальный вздох доносится сквозь мутную пелену:
- Ауэ!
Хануи приходит в себя, скорчившись на своей подстилке, сотрясаясь в жестоком ознобе; мокрая от пота ладонь сжимает сверток из листьев харакеке[11] - и он знает, что в этом свертке, потому что своими руками вырезал фигурку из осколка нефрита. В темноте фаре-пуни слышится чье-то неровное клокочущее дыхание.
Хануи сворачивается в клубок в тщетной попытке согреться и, уткнувшись носом в тростниковые листья, повторяет слова Туматауэнги: "Ты забыл, как сражаться оружием своих предков". Много лет назад он уже слышал это и был тогда так же близок к смерти, как теперь.
Он видит себя снова молодым, полным сил и решимости, грохот выстрелов и свист пуль подстегивают в нем азарт, и, на миг оглянувшись на брата сквозь сизую завесу порохового дыма, Хануи встречает тот же восторг и одержимость в его глазах - тогда Тупеху еще смотрел на мир обоими глазами.
Тупеху мог быть некудышным другом и невыносимым братом, но он всегда был бесстрашным воином и хорошим вождем... что, впрочем, не уберегло отряд от засады людей из Нгати Фатуа[12] прямо на границе земель Нгапухи.
Пули рвут в клочья листья и ветки вокруг Хануи. Он целится на звук, стреляет, перезаряжает мушкет и так раз за разом, снова и снова. И когда он обнаруживает в кисете жалкие остатки пороха, то не может в это поверить, пока вдруг не понимает, что больше не слышит выстрелов.
От наступившей тишины звенит в ушах. Хануи обменивается с братом красноречивыми взглядами, и Тупеху опускает мушкет, ставший бесполезным куском металла в его руках. Вождь медлит с дальнейшим приказом, напряженно всматриваясь в неподвижные заросли на стороне противника, пытаясь угадать, не уловка ли это внезапное молчание.
Отряд Тупеху растянулся цепью по краю лесной прогалины. Из своего укрытия за древесным стволом Хануи видит брата и еще двоих воинов, один из них ранен. Каковы потери и насколько многочислен их враг? Те же вопросы, по видимому, заботят и Тупеху, и предводителя вражеского отряда, и, когда один из воинов Нгати Фатуа внезапно появляется на той стороне поляны, это становится неожиданностью для всех.
- Чего вы ждете? - восклицает он, и Хануи не может понять, обращен ли вопрос к своим или к врагам, - Молчите и прячетесь по кустам? - он швыряет мушкет в траву и пристально смотрит туда, где скрываются люди Нгапухи, а затем произносит: - Вы забыли, как сражаться оружием ваших предков.
Хануи бросает взгляд на брата, и Тупеху коротко кивает. Тогда Хануи оставляет мушкет под деревом и выходит навстречу противнику, сжимая в руках тайаху[13].
Соперник выглядит старше и опытнее, впрочем, Хануи тоже уже не назовешь неоперившимся юнцом. И всё же когда воин из Нгати Фатуа обрушивается на него, как смерч, Хануи остается только защищаться.
Удары дерева о дерево звучат оглушительнее мушкетных выстрелов. В какое-то мгновение Хануи ошибается, поддавшись на обманное движение противника, перламутровые глаза тайахи вспыхивают в опасной близости. Хануи едва успевает отпрянуть, и язык тайахи воина из Нгати Фатуа вместо того, чтобы сокрушить ребра и рассечь сердце, оставляет лишь глубокий порез на груди. Вместо боли неожиданно приходит уверенность: нет, не сегодня. Еще не время для смерти. И это чувство помогает Хануи хладнокровно отражать атаку за атакой, выжидая, пока соперник наконец потеряет терпение, чтобы внезапно напасть.
Выпад - дерево с глухим стуком встречается с живой плотью. Удар - со звонким треском тайаха дробит позвонки, опустившись на шею воина из Нгати Фатуа. Только теперь Хануи чувствует боль в рассеченной мышце, его кровь стекает по груди и животу, пропитывая набедренную повязку, ближайшие недели он не сможет поднять левую руку, но сейчас, стоя над телом поверженного противника, он держит тайаху высоко над головой обеими руками. Нет, он не забыл, как сражаться оружием предков. Мушкет служит до того момента, как у тебя закончатся пули и порох. Тайаха не предаст никогда. Пальцы Хануи помнят каждый изгиб резьбы, каждая битва оставляет шрамы на телах хозяина и оружия. Его тайаху звали Матаурангакава, и она оставалась его единственной любовью многие годы... пока не появилась Харета.
Хануи вновь просыпается, ощущая вокруг себя что-то мягкое и теплое, и не сразу понимает, что это просто одно из тканных одеял пакеха из шерсти животных их далекой родины. Он приподнимается на подстилке, но тут же его горло сжимает спазм, и Хануи снова падает навзничь, захлебываясь кашлем. Не успевая вдохнуть между приступами, он думает, что вот теперь, должно быть, его время пришло, думает без страха - и тут же удивляется, неужели эти нечеловеческие лающие звуки издает он сам?
Когда приступ стихает, Хануи лежит в темноте, обессиленный, но живой, прислушивается и вдруг осознает, что слышит лишь тишину. С самого рождения он не знал одиночества, и сейчас это чувство повергает его в ужас. Темнота наваливается на грудь неподъемным грузом, не в силах ни пошевельнуться, ни произнести хоть слово, Хануи напряженно вслушивается, пока наконец не различает (а может, ему просто мерещится) слабый обманчивый шум. Сперва ему кажется, что это ветер за стеной фаре-пуни треплет листву и играет стеблями тростника на крыше, а потом до его ушей доносится мерный шум прибоя.
Перед ним пустынный пляж. Волны с яростью бросаются на черный песок, вздымаясь в человеческий рост и выше, выше... А потом из пены прибоя на берег выходит третий великан с волосами зелеными, как морская трава, и лицом переменчивым, как море. На мгновение Хануи видит в нем самого себя и в смятении отступает.
- Тангароа... Отец Моря!
Тангароа склоняет голову.
- Здравствуй, - говорит он. - Я знаю, кто ты и зачем ты здесь, - останавливает он Хануи, прежде чем тот успевает открыть рот. - Нам с тобой некуда спешить. Присядь, поговорим.
Хануи садится на камень, Тангароа опускается на скалу и принимает ту же позу.
- Ты не можешь помочь, - догадывается Хануи. Бог моря качает головой. - Кто же тогда?
- Может, ты сам? - спрашивает Тангароа.
- Если бы я только мог.
- Это легче, чем тебе кажется. И сложнее.
Море ревет и вгрызается в берег. Человек и бог молчат, думая каждый о своем.
- Что вам обещает бог белых людей? - в голосе Отца Моря слышится искреннее любопытство. Хануи пожимает плечами.
- Спасение и жизнь вечную.
- Значит, - усмехается Тангароа, - пока не умрешь, не узнаешь наверняка?
- Выходит, так.
- А если обман? - продолжает Отец Моря. - Готов проверить?
- Воин не боится смерти.
- Но если нет вечной жизни, - допытывается Тангароа, - если всё ложь, ты готов на жертву?
Он готов, но Отец Моря продолжает:
- Даже если узнаешь, что тогда навсегда потеряешь девочку-пакеха? Всё равно готов?
Китти. Он говорит о Китти. Она пришла из моря, значит ли это, что она - дар Тангароа?
- О, нет, - с усмешкой отвечает его мыслям Тангароа. - Не всё, что выходит из моря - мой дар или мое проклятье. Нет. И не я направил к вашим берегам корабли белых людей. Может, это сделал их единый бог?
Значит, Китти - дар единого бога пакеха? Или его проклятье?
Хануи вспоминает, как впервые увидел ее в шлюпке, причалившей к берегу залива: совсем юная, едва ли старше его Ваи. Вспоминает ее испуг, когда он вытащил ее из лодки, желая помочь перебраться на сушу, не замочив подол платья - как она жалко взвизгнула и забилась в его руках, и ему было одновременно и смешно, и ужасно жаль ее. А потом от матросов с корабля, на котором прибыла эта бедная девочка вместе со своим дядей-фанатиком и его женой, он слышит, как она оказалась здесь, и не может понять, что такого ужасного мог совершить этот ребенок, чтобы семья отреклась от него и отправила на край света? В следующий раз он встречает Китти в доме преподобного, одинокую и напуганную, в пустой комнате, где ее поселили, совсем не похожей на жилище жен и дочерей миссионеров. Жалость становится состраданием, из сострадания рождается нежность. Китти напоминает Хануи его Ваи, по крайней мере, это он говорит себе в оправдание собственных мыслей. Его искусство не заменит ей семью, но он хотя бы может попытаться немного украсить ее жизнь в этом неприветливом доме. Нет, конечно, Хануи не собирается компрометировать ни себя, ни племянницу преподобного. Единственный выход - обмен, и он забирает с собой первую попавшуюся вещь, которая, на его взгляд, вряд ли пригодится мисс Китти в ее новой жизни. Соломенная шляпка с надломленными полями и теперь хранится в патака[14], словно сокровище. Впрочем, никто никогда не спрашивал, как она там оказалась и зачем.
С каждым днем Китти всё больше занимает его мысли. Она отличается от других женщин-пакеха, думает Хануи, она не видит в нем говорящее животное, непостижимое и опасное. Она разговаривает с ним, как с себе подобным, называет "мистер" и забавно смущается, вспоминая об их первой встрече. Его часть сделки еще не готова, но Хануи уже нашел подходящее для осуществления своего замысла дерево, и, когда красновато-желтая древесина риму[15] послушно меняет форму под его резцом, податливая, как девичье тело, он вдруг осознает, что его чувства к Китти уже далеки от отцовских. Но не видит в этом ничего плохого...
Он не боится потерять то, чем никогда не обладал, это уже вошло в привычку, и почти вся его жизнь - воспоминания и мечты о несбывшемся. Вся его земная жизнь.
Тангароа смотрит почти с состраданием, если только морское божество способно сострадать.
- Если нет жизни вечной, - спрашивает Хануи, - найду ли я после смерти дорогу на родину своих предков, или... - он замолкает на мгновение и, найдя в себе силы для признания, продолжает: - Или отрекшись от Великих Богов, я обречен вечно блуждать в океане?
Тангароа, покачав головой, поднимается с камня и глядит на волны.
- Как бы ни вышло, - грустно отвечает он, -я тебе в этом помочь не смогу, - и уходит в бурное море. - Ауэ! - слышится его последний возглас, а, может, вскрик морской птицы, или то просто волны стонут, разбиваясь о скалы.
Хануи снова просыпается в темноте. Одеяло на нем промокло от пота, но слабость, сковавшая тело, не дает пошевельнуться, чтобы сбросить холодную тряпку. Он прислушивается и на этот раз слышит далекую жалобную мелодию. Женщины поют ваиата танги[16]. Но кому?
- Тебе, - шепчет голос. Хануи с трудом поворачивает голову. В фаре-пуни по-прежнему темно, но он видит сидящую рядом женщину ясно, как при свете дня.
- Киа Ора[17], Харета, - чуть слышно произносит он.
- Нау май, хаэре май[18], - отзывается она. Ее губы трогает нежная улыбка. Черные губы на сером лице.
- Ты мертва, - шепчет Хануи. Она кивает:
- Знаешь, зачем я здесь, Хануи? Чтобы совершить справедливый обмен. Твоя жизнь взамен жизней других.
- Я готов.
Харета усмехается, показав острые зубы.
- Ни о чем не жалеешь?
- Только о том, что без меня некому будет защитить Ваи.
Его мертвая возлюбленная, мертвая неверная жена вождя, наклоняется ближе:
- Мне кажется, ты лукавишь. Признайся, ведь ты использовал нашу дочь, чтобы иметь возможность входить в дом проповедника, когда тебе вздумается?
- Ты несправедлива.
- Лжец.
- Ты должна знать, как я заботился о Ваи.
- Пока не начал вожделеть белую девчонку?
Хануи не отвечает.
- Ты думаешь, твоя жертва - это твоя жизнь? - продолжает Харета. - Нет. Ты уже мертв, Хануи. Ты не мог обладать девчонкой-пакеха при жизни, и после смерти вам не встретиться. Никогда, Хануи. Ей спасение и жизнь вечная, а ты теперь принадлежишь мне.
Ее образ растет и ширится, и Хануи уже не видит ничего, кроме ее хищного рта.
- Иди ко мне, - произносят черные губы, - познай мои объятия, холодные, как морские глубины, мое лоно, полное обсидиановых зубов. Узнаешь меня теперь?
Он узнает. Как он мог принять это существо за Харету?
Хиненуитепо, принявшая обличье мертвой жены его брата, смеется и снова манит к себе:
- Ты умер, Хануи. Ты мой.
- Нет, я еще жив! - возражает он.
- Ты мертв.
- Я жив!
Он открывает глаза и садится, сердце колотится, словно вот-вот вырвется из груди. Солнечный свет освещает фаре-пуни через открытый вход, снаружи поют птицы и звенят цикады.
- Погоди, тебе еще рано вставать.
Китти. Рядом с ним на полу фаре-пуни сидит Китти.
"Это снова сон, - думает Хануи, - моя жертва принята. Я обменял свою жизнь на свою семью."
Китти протягивает ему бутыль из выдолбленной тыквы, и как же странно видеть ее тонкие белые пальцы на грубой серой шкуре!
- Возьми. Тебе нужно пить молоко, чтобы набираться сил.
Прохладная жидкость освежает пересохший язык и саднящее горло, убеждая, что всё происходящее - реальность. Хануи возвращает Китти бутыль и снова ложится.
- Почему вы здесь, мисс Китти?
- Когда в деревне перестало хватать рабочих рук, все женщины из семей миссионеров вызвались помочь ухаживать за больными, - она собирается было подняться на ноги, но Хануи жестом останавливает ее:
- Побудьте еще немного рядом, мисс Китти. Хотя бы недолго, потому что, когда я умру, нам уже не встретиться.
- Что за вздор? - Китти поджимает губы.
- Маори и пакеха не могут встретиться после смерти, - терпеливо объясняет Хануи .
- О чем ты говоришь, ты вовсе не умираешь. Наоборот, кризис уже миновал, и теперь ты скоро поправишься, - Китти улыбается. - По себе знаю.
Хануи в ответ берет ее руку и вкладывает в ладонь смятый сверток из листьев харакеке.
- Что это? - удивляется Китти.
- Дерево крепче слов, камень прочнее дерева. Но есть кое-что посильнее камня.
- Я не понимаю, - Китти качает головой. Хануи смотрит на нее с теплотой и печалью, и в глазах Китти его истинное лицо внезапно впервые проступает сквозь татуировки: осунувшееся после болезни, суровое, но при этом исполненное великодушия и благородства. И к своему удивлению Китти больше не находит его таким отталкивающим, как казалось ей прежде.
Хануи уже сказал ей всё, что хотел, так что он только кивает, закрывает глаза и проваливается в сон, спокойный и глубокий, без сновидений, а Китти украдкой разворачивает сверток и видит среди листьев маленькую нефритовую фигурку.
Поздно вечером, вернувшись из деревни в дом Келлегеров, она едва держится на ногах от усталости.
- Как ты думаешь, - спрашивает ее Ваи, - болезнь уходит? За два дня больше никто не умер.
- Думаю, да, - соглашается Китти, а затем вдруг задумчиво спрашивает: - Послушай, Ваи, что у вас означает вот такой символ? - пальцем она рисует в воздухе двойную петлю.
- Это пикоруа, - объясняет Ваи. - Вечная любовь.
Китти кивает. Позже, запершись в своей комнате, она прячет травяной сверток на самое дно сундука, где никто не сможет его найти.
Примечания:
1. Миссис Уильямс - персонаж романа и реально существовавшее лицо, жена Генри Уильямса, английского миссионера, сыгравшего важную роль в истории Новой Зеландии.
2. Керега - фамилия Келлегер, произносимая на маорийский лад (в языке маори отсутствует звук Л).
3. Пакеха - (маор.) белый человек, европеец. Здесь - англичанин.
4. Фаре-пуни - традиционное маорийское жилище, низкий и длинный деревянный дом с двускатной крышей.
5. Моко, или та моко - маорийская татуировка. Наносилась с помощью зубила из кости или акульего зуба, поэтому оставляла на коже окрашенные борозды. Помимо татуировки на теле (обычно на бедрах и ягодицах, иногда - на животе, талии и икрах), все взрослые мужчины имели моко на лице (всех его областях), а женщины - на губах и подбородке.
6. Каракиа - (маор.) молитва.
7. Тангата Фенуа - (маор.) буквально: "люди земли", коренное население.
8. Ауэ - (маор.) здесь: увы.
9. Мауи и Хиненуитепо: Мауи, герой маорийских легенд, желая сделать людей бессмертными, намеревался убить богиню смерти Хиненуитепо посредством рождения в обратном направлении: войдя через влагалище богини, полное зубов из осколков обсидиана, и выйдя из ее рта. Мауи не удалось завершить ритуал, поскольку одна из сопровождавших его птиц засмеялась, разбудила Хиненуитепо, и сомкнувшиеся обсидиановые зубы перекусили храбреца пополам.
10. Мере - традиционное оружие маори, плоская каплевидная дубинка из нефрита.
11. Харакеке - т.н. новозеландский лен, растение с длинными широкими темно-зелеными листьями, новозеландский эндемик. Листья и их плотные волокна использовались маори для плетения (ткачество как таковое у маори не было развито) и изготовления одежды и хозяйственной утвари. Растение не имеет никакого отношения к настоящему льну и является родственником лилейников и асфоделий.
12. Нгати Фатуа - многочисленное и могущественное племя, проживавшее в районе Залива Островов, где происходит новозеландская часть действия романа, главный военный соперник Нгапухи.
13. Тайаха - традиционное маорийское оружие, нечто среднее между коротким копьем, дубинкой и стилизованным веслом. Представляет собой дубинку из дерева твердых пород, длиной обычно от 1,5 до 1,8 м, состоящую из трех частей: длинного уплощенного "тела", украшенной резьбой "головы" и заостренного наконечника - "языка".
14. Патака - помещение для хранения ценностей, сокровищница племени.
15. Риму - новозеландское дерево с легко поддающейся обработке древесиной оранжевого цвета.
16. Ваиата танги - (маор.) погребальная песнь.
17. Киа Ора - (маор.) здравствуй.
18. Нау май, хаэре май - (маор.) добро пожаловать, входи, буквально - иди сюда.