Когда мы появляемся на свет, независимо от того, в чьем обличьи, первое время мы существуем без имени. Возможно, таким образом высшие силы дают время слабым умереть, а сильным подрасти. Отсюда следует, что имя является первым признаком того, что существо стало полноправным владетелем мира, наравне со всеми. До этого оно лишь взирает на происходящее вокруг словно из кокона, не в силах ничего изменить.
Так же смотрел на мир и я, как только глаза привыкли к свету. Я не помню своих родителей -- нас разлучают очень рано и не по нашей прихоти. Их просто купили, причём каждого по отдельности, как рассказал мне позже сосед по клетке.
- И это обычное дело, - закончил речь салатовый попугай, на месяц старше меня.
Через день его купили. Какие-то дети скакали и дразнили его, совали между прутьями крекер. Тогда никто из нас не знал, что это вкусно, поэтому мы неистово орали и забивались в дальний угол клетки. Отец детей переговорил с продавцом, изъясняясь на непонятном нам, птицам, языке, в клетку запустилась уверенная рука и салатового забрали.
Я называю его "салатовый", потому что его тоже никак не звали. Я остался один. Теперь не с кем было драться у кормушки и поилки. Никто не мог рассказать мне о жизни. Никто даже не мог сказать мне, какого я цвета. "Может, я тоже салатовый? - думал я, раскачиваясь на пластмассовом кольце. - Но почему же выбрали его, а не меня?" Я совсем поник и весь остальной день без движения сидел на кольце.
Вечером ко мне подошёл продавец. Он что-то сказал на всё том же непонятном языке, потом повздыхал и насыпал мне подсолнечных семечек, которые любят все волнистые попугаи. Я кинулся кушать, забыв о том, что теперь еду делить не с кем и торопиться необязательно. А продавец говорил ещё что-то, улыбался, потом помахал мне и накрыл клетку платком на ночь. Я полез на жёрдочку, представляя себе, как там дела у салатового.
Наутро, когда платок сняли, я ещё спал. Солнце, нагревшее мой клюв, разбудило меня. Я встрепенулся, поморгал и, ещё не успев расправить пух, которым на ночь укрывал лапки, увидел, что в магазин зашла девушка, явно постарше, чем те дети, что купили салатового. Тёмные волосы её слегка пушились, и от этого были чем-то похожи на гнездо, из которого меня когда-то вынули. Чёрный шарф болтался на тонкой шее; у меня даже возникло подозрение, что она тоже птица, только ощипанная. Глаза быстро бегали по магазину, они остановились на мне.
- Сколько он стоит? - спросила девушка, указывая на меня пальцем. Я пошатнулся на жёрдочке и замахал крыльями: я понимал её речь!
Продавец что-то сказал.
- Я беру его, - сказала посетительница и приблизилась ко мне. Я с любопытством разглядывал свою хозяйку и всё ждал, что она скажет ещё что-нибудь.
- Птичка, - сказала она тем временем, подумала и исправилась: - Нет. Ты птич. Ты же мальчик? Вот и будешь зваться Птич.
Я настолько обрадовался имени, что даже не сильно орал, когда продавец выгреб меня из клетки и пересадил в другую, которую выбрала девушка -- большую, с множеством жёрдочек.
- Вы уверены, что ему не будет холодно? - обеспокоенно спросила моя хозяйка, на что продавец повертел головой влево-вправо, словно разминая шею (странный жест, который я видел до этого у некоторых посетителей)
Моя хозяйка взяла клетку за ручку наверху и таким образом торжественно вынесла меня из магазина. Я испытывал смешанные чувства: я знал, что покидаю первое своё в жизни обиталище навсегда. Но в то же время вид девушки, уверенный и довольный, заставлял меня с интересом ждать дальнейших событий. Весенний воздух опьянил меня, я закачался на жёрдочке и чуть не упал вниз. Я увидел много деревьев, оттеняющих переулок, по которому мы шли. Листьев на них почти не было, а если и были, то какие-то узкие и маленькие. Дул лёгкий ветер, от которого, впрочем, не делалось холодно.
- Меня зовут Альфа, - тем временем представилась моя хозяйка. - Понимаешь? - Она на на секунду остановилась, указала на себя и повторила: - Альфа. - Потом она указала на меня и сказала: - Птич. А мы вместе -- Альфа и Птич. Понятно? Ты должен будешь научиться это говорить.
Она тряхнула головой, показывая этим, что настроена решительно. Тогда я ещё не очень понял значение её слова "говорить", поэтому лишь тупо покосился на неё и заорал.
- Тише ты, - весело сказала Альфа. - Здесь рядом больница, много истощённых нервно людей. Они-то привыкли к птичьим крикам, но не к крикам попугаев.
"Сказала бы лучше, какого я цвета, - подумал я обиженно, - чем рассказывать о каких-то больницах".
Тогда я ещё не представлял себе, сколько монологов Альфы мне предстоит выслушать -- абсолютно на любые темы, в любое время суток и при любой погоде.
Но я продолжал орать, и Альфа ускорила шаг.
- Ты не кричишь, - с каким-то даже ненастоящим удивлением произнесла она. - Это такое слово, да, которое ты всё время повторяешь? - она ненадолго замолкла, прислушиваясь к моим крикам.
- Ти-ди, - повторила она затем. - Тиди! Ты говоришь "тиди"?
Я с интересом посмотрел на неё.
- Вот, даже тидикать перестал, - обрадовалась Альфа. - В общем-то, всё равно, ведь больницу мне пришлось пробежать галопом из-за твоего тидиканья. А меня-то оно не утомляет... по крайней мере, пока, - она попробовала поводить свободной рукой по прутьям клетки, но я прижал перья, сделался маленьким и опять затидикал.
- Какой пугливый! - изумилась Альфа. - Вы все, птицы, такие? Я могу отнести тебя назад в магазин.
Я не придал этим словам значения и стал рассматривать ворону на тротуаре.
- Ладно, - сказала Альфа. - Я всё-таки надеюсь, что ты, Птич, хороший, и поэтому обещаю, что буду о тебе заботиться. Может быть, - она понизила голос, - если родители разрешат, буду выпускать тебя полетать по квартире каждый день.
Я ещё ни разу в жизни не летал. Да и где мне было летать, если меня ни разу не выпускали из клетки? Сомневаюсь, что и салатовый летал, хотя он был хвастливым и любил показать, что хорошо знает жизнь. В общем-то, оно так и было, ведь один месяц для маленького попугайчика -- это не пустой звук.
Пока я так раздумывал о том, как когда-то полечу, с нами поравнялся парень с собакой на поводке. Он был бледен, с рыжими волосами, и намного выше Альфы.
- Привет, Альфа! - крикнул он моей хозяйке.
- Привет, Каспер, - откликнулась Альфа, замедляя шаг. - Что это ты так рано?
- Питомец спать не дает, - кивнул Каспер на собаку. - Требует. И ты отважилась?
- Да вот сама не знаю, - ответила Альфа. - Бродила, зашла в какой-то магазинчик, купила попугайчика, правда, хороший? Лазурный.
"Ага, я лазурный!" - обрадовался я и тут же столкнулся с другой трудностью: я не знал, что такое лазурный. В честь этого я надулся.
- И как назвала?
- Птич, - гордо изрекла Альфа, словно это её звали Птич.
- Ха, ты как всегда отличилась, - заметил Каспер с улыбкой. - Думаешь, он выучит твои речи?
- А почему бы и нет? Если и не выучит, то хотя бы будет слушать, не то что некоторые, - в тон ему сказала Альфа. - Только одного и требуют, а выслушать им так трудно, как будто за уши платить нужно.
Каспер помахал у головы рукой, обращаясь ко мне. Потом обогнал Альфу на пару шагов и проговорил быстро, заглядывая ей в глаза:
- Так я зайду к тебе на днях? Или ты приходи? На что ты опять обиделась? Мы же самые лучшие друзья, правда? К чему эти ссоры на пустом месте? Объясни, а то мне кажется, что я чего-то недопонимаю.
- Друг, оставь меня в покое, - проговорила Альфа с плохо скрываемым раздражением. - Ты же мне друг? - и её презрительный взгляд направился прямо на Каспера. - Всё время повторяешь, что мы с тобой друзья и не должны ничего утаивать. Повинуясь этому, я, как образцовый друг, - это слово она произносила с особенной болью, - даю тебе самый что ни на есть дружеский совет -- иди к своей девушке, которая для тебя, конечно же, другом не является, и умоляй её принять правильное решение. А не околачивайся тут, портя тем самым настроение своему лучшему другу.
По мере того, как она говорила, Каспер шёл всё медленнее, наконец, он остановился и растерянно смотрел нам вслед, даже не пытаясь оправдаться. Покачиваясь на жерди, я думал, почему же понял речь и этого человека.
- Птич, ты запомнил его? - всё никак не могла успокоиться Альфа. - Так вот, слушай меня: этого человека ты больше никогда не увидишь. Ни к чему он нам, ведь так? Ты должен любить тех, кого люблю я, и ненавидеть тех, кого я ненавижу. И как исключение, ты должен любить меня, - она засмеялась.
Я хотел было опять потидикать, но настроение пропало. К тому же мы пришли домой. Когда Альфа зашла в какую-то кабину внутри дома и нажала кнопки на её стене, что-то загудело и слегка затряслось. Я всеми силами старался показать Альфе, что не боюсь -- дрожащие лапки прикрыл пухом. К счастью, мы скоро вышли из кабины, моя хозяйка отперла дверь, грохотая ключами, и шагнула через порог. Квартира показалась мне просторной и светлой -- как раз такое пространство, где я мечтал полетать. Мысль о полёте на той большой улице, по которой мы шли, очень пугала; я знал, что такая чрезмерная свобода противопоказана глупым маленьким попугайчикам вроде меня.
Откуда-то донёсся громовой голос, очевидно, звавший Альфу -- его я не понял. Потом вышел и обладатель голоса -- крепкий, уже начинающий седеть мужчина. Он смерил меня удивленным взглядом, потом что-то спросил у моей хозяйки.
- Ах папа, - сказала Альфа, - ты же был не против живности в доме, иначе я бы не стала покупать Птича. К тому же продавец сказал, что Птич легко научится говорить.
- Птич? - повторил её отец. И захохотал. Моё имя, как скоро стало ясно, было единственным, что я понимал из его уст. Сколько не пытался он говорить мне каждый день какие-то сочетания звуков, я, хоть и был бы очень рад воспроизвести их, не мог даже понять принципа. Такая же ситуация была с мамой Альфы -- её спокойный высокий голос очень нравился мне, я мог запросто сесть ей на плечо, кусать её блестящие серёжки и слушать, что она пытается мне сказать, зная заранее, что никогда этого не повторю...
Я немного забежал вперед, но не думаю, что это как-то нарушает мою историю. Мне кажется, первые дни, что я провёл у новых хозяев, обыденны и рассказывались вам, о искушённые слушатели, уже многими птицами. Большую часть этих дней я провёл в напряжении, стараясь уловить, на чём держится этот дом, и понял в конце концов, что мне здесь в общем-то рады и к некоторым чисто птичьим проступкам будут относиться с пониманием. На следующее утро Альфа открывала клетку и приглашала меня вылететь, но я ещё был не полностью уверен в силе своих крыльев, а потому лишь залез на верхнюю жёрдочку, осмотрелся и полез обратно к кормушке -- в те дни я много ел и быстро рос, что не ускользнуло от взгляда моей хозяйки.
- Ты покрупнел, Птич, - довольно сказала она через несколько дней, с неиссякаемым интересом наблюдая, как я хватаю зёрна. - Надеюсь, скоро перестанешь расти, иначе я не смогу держать тебя на руке.