Ковальски Анастасия : другие произведения.

Среди чужих

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Жизнь порою кажется чудовищно сложной, но на самом деле она кристально проста. Надо только не бояться говорить и делать то, что считаешь правильным. Молодая девушка Игне возвращается домой для нежеланного замужества. Скоро её жизнь изменится навсегда, и необязательно к худшему.
  По небу насыщенно-синего цвета неспешно плыли крупные перистые облака. Считалось, что по ним можно гадать - какая фигура увидится в переменчивой сонной массе, то и сбудется. Игне отчетливо видела корабль: раздутые сильным ветром паруса, бьющиеся на мачтах, фигура грифона, расправившего крылья, на носу корабля. На миг ей показалось, что влажный морской воздух пахнул ей в лицо, осели на щеках соленые капли. Но нет, то была лишь фантазия, привидевшаяся ей, уставшей от жаркого палящего солнца при малейшем отсутствии ветра.
  Игне поправила тонкую льняную юбку в пол, прикрывавшую её неприлично босые ноги и вновь уставилась в окно. К ней не пускали никого, как она ни просила, ссылаясь на загадочную болезнь девушки. Болезнь эта заключалась в том, что временами она начинала чувствовать себя дурно, падала в обмороки чаще, чем допускалось правилами приличия, а порой попросту не могла дышать от волнения. Это началось незадолго до того, как она попала в пансион мадам Мидины, где жила уже полгода, с тех пор, как ей исполнилось тринадцать.
  Возраст невест в Тригорье отличался от того, что был в Азаке или, например, в Шунарае - там девушка считалась взрослой к семнадцатому году. В Тригорье же девочек выдавали замуж с четырнадцати, а готовить к вхождению в новый дом начинали и того раньше. Игне знала, что только она уйдет к мужу, жизнь её изменится, и не желала этого - но, не спросясь её, отец уже принялся подбирать единственной дочери толкового мужа, а саму её отправил в пансион, чтобы там она постигла немудреную науку, которую только и должна знать женщина.
  Живой, бойкий ребенок, Игне не могла усидеть на месте, когда требовалось вышивать или составлять изящные букеты, или украшать стол, или недвижно замирать в изящной позе. Угловатая, вся словно состоящая из выступов и острых костей, с узким лицом и тонкими губами, она была откровенно некрасива. Темные волосы были жесткими и постоянно спутывались в крупные колтуны, которые приходилось вырезать, потому что распутать их было невозможно; большие глаза красивой формы - вытянутые, словно миндаль, - были разных цветов: один бутылочно-зеленый, другой - желто-карий.
  Полгода эти растянулись для нее на несколько лет; она просыпалась и умывала лицо, надевала платье и шла вниз, на первый этаж, где расположилась уютная столовая, в которой всегда сладко пахло садовыми цветами, и где можно было увидеть птиц, беззаботно прыгающих по подоконнику. После Игне шла на занятия, затем возвращалась в свою комнату на верхнем этаже; в дождливую погоду там можно было слушать, как стучат по крыше капли.
  Это было неплохое время, привлекающее своей размеренностью и уютом, но Игне слишком не любила, когда кто-то приказывал ей, лишал её свободы, не имея на это права. Она с тревогой ожидала окончания своего недобровольного затворничества, потому что после её ждала участь еще худшая - всю жизнь подчиняться тому, кого выберет отец, и кто польстится на её непривлекательную внешность и хорошее приданое.
  Сверху она видела город, смотрела по вечерам, как зажигают фонари на улицах, как спешат домой рыбаки, которых в приморском городке хватало с лихвой, как собирают свой товар уличные торговцы. Иногда, когда ей позволяло время, она усаживалась к окну днем, и неотрывно следила, как гоняют мяч уличные мальчишки, и если бы кто-то мог видеть глаза Игне в такие моменты, то поразился бы, с какой недетской тоской они смотрят.
  Летело время, проходили дни и недели, складываясь в месяцы, жизнь Игне текла по уже ставшему привычным для неё маршруту, когда однажды - совершенно неожиданно - пришла зима. Холод покрыл стекла прекрасным узором, за ночь выпал снег, опустившись на город, как вуаль опускается на лицо юной невесты.
  Игне тогда замерла напряженно, всматриваясь в заледенелое окно, словно пытаясь разглядеть что-то, скрытое за ним. Она родилась зимой, в день Солнечного перелома, и её свободной девичьей жизни теперь приходил конец.
  Через неделю приехал посыльный, привез ей письмо от отца, в котором тот предупреждал о скорейшем возвращении в отчий дом, и от отца же записку для мадам Мидины. Игне разорвала письмо и пустила обрывки дорогой писчей бумаги по воздуху, распахнув окно настежь. Странно ей было уезжать - за почти целый год она свыклась с пансионом, сошлась приятельски с одной из воспитанниц младше себя на год, приучилась вскакивать рано и держаться ровно и отстраненно с теми, кто ей был противен. Ей и хотелось уехать, умчаться прочь от выученных давно наизусть стен, и остаться здесь, уцепиться еще за уходящее детство, держать его изо всех сил, чтобы не выскользнуло, не ушло сквозь трещины и разломы в стенах.
  Как плакала Игне ночами! Ни до, ни после этих недель, последних, что оставались ей, не лила она больше стольких слез. Будто что-то сломалось во мне, подумала она, выходя за железные ворота, по которым летом вился садовый вьюнок, и которые теперь выглядели неприступной стеной. И в самом деле, что-то ушло из Игне, но ничто не исчезает бесследно, и что-то, чему нет, и не может быть названия, напротив, проявилось в ней.
  ... Игне, держа спину прямо, прошагала по широкой дорожке от ворот пансиона до конного экипажа, ожидающего её, и опустилась на широкую скамью. Руки её были сжаты в кулаки, она удивленно разомкнула ладонь. На тыльной стороне руки проступали следы от ногтей.
  
  Экипаж трясся, но бойко несся по изъезженной дороге. Инге откинула голову назад и смотрела на перевернутый мир, лениво щурясь. Большая часть пути уже осталась позади, и через несколько часов ей предстояло войти в родной дом, покинутый годом раньше. На сердце у неё было тяжело.
  Дорога стала ровнее, они выехали из леса на Центральный тракт, мощенный камнем. Он соединял все мало-мальски важные поселения со столицей и был достаточно безопасным, чтобы ехать по нему и ночью. Строили его долго - начали при прошлом еще короле, а закончили лет с пятнадцать назад - строительство растянулось на четыре десятилетия.
  Ход коней стал ровнее, тряска уменьшилось и Игне, уставшая и перенервничавшая, задремала.
  Когда начало темнеть, и одинокие звезды маяками засияли на бархатном темном небе, экипаж подъехал к замку, возвышающемуся над поселком, раскинувшимся под холмами: на самих холмах утвердился замок. Когда кони замедлили ход, Игне открыла глаза и тут же закрыла их обратно. Во время дремоты она невольно сползла вниз по скамье, улегшись аккуратно причесанной головой на собственный локоть. Косы её растрепались, и девушка торопливо принялась приводить их в относительный порядок. Затем съехало платье, пришлось одергивать его, вертясь на месте. А после стало уже не до этого, потому что ворота, наконец, медленно открылись, являя взгляду двор, единственным освещением которого были фонари, которые держала стража.
  - Отчий дом, - пробормотала Игне себе под нос, пытаясь стать как можно незаметнее, не потеряв при этом достоинства. Это была невыполнимая задача, и пришлось прекратить бесплодные попытки.
  Её встречали. Игне увидела знакомые лица: спокойный, совершенно не изменившийся, отец, улыбающийся брат с незнакомой кривоватой улыбкой на лице, мама, нервно комкающая в пальцах вышитый кружевной платок и опустившая взгляд, только лишь столкнувшись с Игне глазами, старая нянька - морщины на её лице запали еще глубже.
  Она глубоко вдохнула и спрыгнула на каменные плиты.
  
  Когда Игне оказалась-таки в теплом доме, глаза у неё слипались, и она едва удерживалась от того, чтобы уснуть прямо на стуле. Родители, должно быть, поняли это, и Игне, в сопровождении новой, незнакомой ей служанки, отправилась в свою прежнюю комнату. Там ничего не изменилось: портьеры из плотной ткани закрывали окна, на подставке возле двери стоял канделябр с пятью свечами, а постель была застелена светлым покрывалом.
  Игне уселась на неё, легла спиной, потянулась блаженно.
  - Госпожа, - робко позвала девушка от двери.
  - Можешь идти, - отозвалась Игне, - я справлюсь сама.
  Она снимала платье, расстегивая неудобные крючки, распутывая шнуровку, ощущая, как её внешняя тяжелая броня, предназначенная для неприветливого мира, падает вместе с уличными перчатками, поясом, чулками и лентами для волос.
  
  Выкупавшись, она вернулась в спальню - сменить одежду. Льняное платье, которое она носила до отъезда, оказалось почти впору - обтянуло грудь, на которой прежде висело мешком, и только. Игне в нем выглядела не ребенком, каким была на самом деле, а юной леди, очаровательной девушкой.
  Она повертелась перед большим, в половину стены, зеркалом, и, недовольная своим внешним видом, покинула комнату: временная передышка, любезно дарованная родителями, подходила к концу.
  
  Спускаясь по широкой лестнице, Игне глядела во все глаза, отмечая, как изменился замок за время её отсутствия. Выходило, что изменились мелочи - исчезло несколько картин со старых стен, сменились тяжелые занавеси на окнах, и только. Её дом не разрушился с её отъездом, и не разрушится, когда она окончательно его покинет; как стоял старый замок несколько веков, так и будет стоять.
  Игне постояла на крутой лестнице, поглядела в окно-бойницу - за ним была темень, густая и манящая, и пошла вниз - там накрывали ужин в честь её возвращения, и запахи еды доносились до неё, пробуждая голод.
  
  За столом собралась вся семья; они улыбались, искренне и счастливо, словно рады были, что Игне вернулась - вернулась, чтобы навсегда покинуть их. Впрочем, возможно так оно и было. Девушка опустилась на деревянный резной стул; потянулась к еде. Оказалось, что она совершенно отвыкла от простой домашней пищи почти без пряностей, приготовленной намеренно просто. Еще вдруг оказалось, что вежливая тишина, всегда сопровождавшая семейные трапезы, давит на неё камнем.
  Отец поднял голову, посмотрел на Игне пристально.
  - Нам необходимо поговорить, - произнес он негромко, с кажущейся мягкостью.
  Игне вздрогнула.
  - Да, отец. Когда вам будет угодно.
  После ужина, атмосфера которого больше напоминала последнюю трапезу в тюремной камере приговоренного к смертной казни, отец позвал её в свой кабинет.
  Изнутри Игне видела его третий раз.
  Разговор был недолгим. Собственно, это был не столько диалог, сколько монолог отца, во время которого Игне, стараясь держаться спокойно и сдержанно, кивала, вставляя: 'Да, отец', 'Как вам будет угодно, отец'. Спорить было бесполезно, и она отлично это знала.
  Спускаясь по лестнице, она чувствовала, как все внутри её замерзает - или же каменеет, покрывается толстым слоем равнодушия и безысходности. Слез не было, но они жгли глаза изнутри, в то время как губы изгибались в милой улыбке.
  Было очень холодно.
  Окно в спальне было распахнуто настежь. Холодный ветер шевелил портьеры, сбросил дневник Игне, который она неосторожно оставила на столе, на пол, и теперь лениво играл с его страницами.
  Игне подняла его, села на кровать, перевернула страницу, другую, потом прижала к груди и расплакалась. Тихо и горько, изо всех сил давя всхлипы и слезы.
  Дневник смялся. Зашуршала тонкая бумага. Спохватившись, Игне засунула его под книгу - какая-то повесть о любви, очевидно принесенная по приказу мамы, - прижала посильней.
  Была глубокая ночь. Звездное кружево расстилалось до самого края земли, складываясь в искусный узор, - куда не посмотри, увидишь огонек.
  Сна не было ни в одном глазу. Игне подтащила стул к окну, встала на него, высунувшись из окна, уставилась на небо.
  Звезды смеялись и показывали ей грифона.
  В свете сказанного отцом, это походило на издевательство.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"