Аннотация: Написан на "Пасынки Грелки", а номер я, к сожалению, не помню :(
Праздник Семи дорог
- Пойдем, посмотрим!
- Не могу, мне за Крохой следить. - Средняя Арт подняла малыша с пола на колени. - А еще обед готовить, прибрать...
- Да пойдем, быстренько сбегаем! А я тебе потом помогу... - Старший Арт приплясывал от нетерпения.
- Тебе самому еще дрова колоть... - ворчливо пробормотала Средняя Арт.
Но она уже поправляла платье, волосы, отламывала кусок хлеба для малыша. Ей самой ужасно хотелось посмотреть на слободу сегодня. Она взяла Кроху на руки.
- Только ты мне поможешь. Обещал!
Старший Арт крикнул собаку.
- Зачем ее-то с собой? - заворчала Средняя. - Ее привязать надо уже сейчас, а то завтра за тобой к Перекрестку увяжется, что делать будешь?
- Знаешь, о чем я сейчас думаю? - мечтательные глаза Старшего смотрели на облака, он привык на ворчание сестры не отвечать, она всегда ворчала на него, как и мать на отца. - Я думаю, кто даст мне имя.
- Сам выберешь!
- Нет, настоящее имя! Кто меня встретит у выхода? Вдруг я попаду в слободу к пивоварам или вообще в Храм?
От неожиданности Средняя Арт даже остановилась.
- То есть ты думаешь, что не вернешься в нашу слободу? Ты что, хочешь к пивоварам?
- Нет, чего ты? Я хочу обратно, домой, я хочу быть кузнецом и помогать отцу в кузне, ведь никто не знает, что на самом деле происходит на Перекрестке, и куда ты все-таки выйдешь. А вдруг я выйду не в нашей слободе?
Средняя повела плечом. Она бы махнула рукой, но на руках был Кроха.
- Вечно ты придумаешь! Вот я точно вернусь домой, - убежденно сказала она.
- Ага-ага. И выйдешь замуж за Рина, знаю. Что он только в тебе нашел? Ты ж курносая!
Средняя Арт надулась, но пока она придумывала, что бы такого ответить поязвительней, Кроха потребовал к себе внимания громким воплем. Над ними открылось окошко и на всю слободу заголосила Мамаша Заи.
- Что вы шляетесь здесь? Заняться нечем? Вот скажу отцу!..
Мамаша Заи могла кричать часами, поэтому Арты припустили во весь дух в переулок.
Оттуда до площади идти было дольше, но можно было срезать путь через огороды.
Средняя вдруг стала очень сосредоточенной.
- А почему Праздник Семи Дорог? Ведь слобод-то у нас пять!
- И еще Храм.
- Но всего получается шесть? А праздник Семи дорог.
Старший неохотно ответил:
- Ну, по легенде там их семь. Пять ведут в слободы, кто прошел по ним - должен быть ремесленником или огородником, шестая в Храм, тот, кто прошел по ней, посвятит себя богам, а есть седьмая, она ведет в неизвестность.
- Ку-уда-а?
- Ну, неизвестно куда. Можно выйти не в нашем селе. А, например, в Городе. Или вообще, неизвестно где.
- А ты-то откуда знаешь?
- В Городе сказитель пел на ярмарке.
- Нашел кому верить! Это ж сказки!
- Не сказки, а легенды! А ты...
Хрусь! Старший порвал рубашку, перелезая через плетень, и Средней Арт стало не до спора. Она пилила братца всю оставшуюся дорогу. Мало ей домашних дел, так еще и рубашку ему зашивать. Хорошо, хоть праздничную не надел! А брат думал, что ему все-таки очень хочется посмотреть на Выход в Храме, хотя он и не хочет выходить там. Ни за что! Запереться в душном Храме, всю жизнь переписывать книги и старые свитки - скукота! У храмовников вообще жизни никакой, ни побегать, ни поесть как следует, на женщин не смотри, песни не пой, только молиться и можно... Но вот где там в Храме Выход все-таки интересно. А еще хотелось бы еще раз взглянуть на Город, а то когда еще ярмарка будет.
Они подошли к плетню, окружавшему слободу. Средняя достала из-за пазухи кусок хлеба и сунула Крохе, чтобы тот не заорал не вовремя. Кроха схватил кусок и довольно зачмокал. Брат с сестрой осторожно выглянули из-за плетня.
На большой центральной площади было много народу. Вся площадь была украшена флажками, около Входа ограждающие шесты были украшены лентами и зелеными ветками. Подковой стояли столы, около них суетились женщины и мужчины, резали мясо и начинку для пирогов, мяли и катали тесто, коптили колбасы над огнем, кто-то носил дрова, кто-то воду, визжали поросята, ржали лошади, блеяла коза, которую ни у кого не доходили руки привязать.
- Смотри, у Входа стражников нет!
- Так зачем сейчас? И так народу полно, никто туда не зайдет! АААА!
- Ага! Попались! - Старшего Арта за ухо вытянул добродушный дежурный привратник Пало. - Ну что, дня не подождать? Вот завтра станете взрослыми, будете ходить из слободы когда хотите. А сейчас - марш домой! А то мамку кликну!
Пало добродушно ухмылялся в свою широченную бороду, но домой идти пришлось.
***
Вечером у них дома собрались все родственники, все Арты. Отец с мамой тихонько подсмеивались, что дети ходили смотреть на площадь, но ругать не стали. Праздник все-таки, да и успели они до прихода гостей переделать все домашние дела. Дядько Олеж, тяпнувши первую стопку, как старший из мужчин, стал вести речь.
- Ну, завтра великий день. От нашей семьи на Перекресток идут аж двое. Конечно, одним богам известно, что будет на Перекрестке, но все же, все мы завтра будем молиться, чтобы вышли вы обратно в нашу слободу, чтобы крепла семья Артов, чтобы все мы жили дружно и долго. Дети у тебя хорошие получились, - обратился он к отцу, Леу Арту, - Старший и за себя постоит, и нас защитит. И в кузне знает, что делать, и в бою не растеряется. Одно слово, опора. А Средненькая, ласточка моя любимая, вона какая хозяйка получилась! Да и собой хороша, загляденье! Ну, за вас, дети. Завтра вы уже взрослыми станете. А я вас встречать буду у нашего Выхода. Хочу хоть одному из вас имя дать. А вы не бойтесь ничего, смело идите вперед. Ничего там нет страшного, все мы через Перекресток проходим. Не плачь, не плачь, Оле! - повернулся он к матери. - Детей, конечно, страшно отправлять, да вон моих-то уже четверо прошло, все вернулись к нам! За вас!
Все молча выпили. Но постепенно народ разговорился, размяк, запели песни, засмеялись... Вспоминали прошлый праздник, три года назад, вспоминали нескольких родных, кто вышел в других слободах, те придти не могли сегодня, так как были с новыми семьями, кто в чужую слободу ушел - меняет и занятие, и семью, и имя. Но они придут либо завтра, либо послезавтра, когда последний вышедший из Перекрестка вернется с Хранителем Имени на общую площадь. Вот тогда и они сходят в гости к знакомым из других слобод, и к ним придут все знакомые. Село-то хоть и большое, да все ж знакомы.
И все-таки Старший Арт задал вопрос, который мучил его все последнее время.
- А было ли, что кто-то не вышел? Совсем не вышел? Ушел по седьмой дороге?
Разговор мгновенно смолк. Все напряженно прятали глаза, как будто он сказал что-то не совсем приличное.
Потом Дядько Олеж через силу ответил.
- Я еще сам через Перекресток не прошел, был у нас случай такой. Сперва думали, что девка в Храм попала, так тоже иногда бывало, и ее нам сразу не показали, а потом выяснилось, что нет ее нигде. Но она странная была всегда, юродивая. Из ткацкой слободы девка была. Ее Баушка должна помнить. Помнишь, Баушка? - крикнул он старушке в ухо. Глуховатая Баушка мелко-мелко затрясла головой. - Мы думали, что нашли ей боги местечко, где для нее лучше. Да еще раз рассказывали старики, когда меня на Перекресток провожали, еще один раз было, когда парень не вернулся, но он тоже, говорят с придурью был...
Все-таки прежнее веселье так и не вернулось. Старшего и Среднюю шугнули спать - дети еще! Завтра взрослыми станете! - остальные сидели еще долго за столом, тихо говорили о своем.
***
Старший никак не мог заснуть. Он смотрел на крышу сеновала, куда их отправили спать. Крыша прохудилась, и в прореху заглядывали звезды и ветка яблони. Старший смотрел на звезды, думал, что скоро уже будут яблоки, и их в этом году будет много, что надо залатать с отцом крышу, что Праздник всего раз в три года, а хотелось бы чаще, и где же все-таки Выход в Храме...
- Сестра! Сестренка! Ты спишь?
- Сплю!
- Как ты думаешь, а в Городе кузнецы есть?
- Спать надо!
- Ну неужели ты совсем не думаешь о своей дороге? Что будет там, за выходом?
Средняя вдруг села, сказала очень сердито и убежденно:
- Я вернусь домой и после праздника Урожая выйду замуж. Мой Рин достроит дом к осени, я выйду за него замуж и рожу по весне ребенка. И все у нас с ним будет как у людей. Будем ездить в Город на ярмарку, я буду петь детям песни по вечерам и вышивать Рину рубашки.
Старший молчал.
- Слушай, а ты слышала, что за Городом, говорят, есть какое-то озеро?
Средняя не ответила. Может быть, уже уснула.
***
Утром их подняли еще до рассвета. Мать очень нервничала, и зачем-то стала помогать одеваться, хотя оба сами бы оделись быстрее. Ее пальцы дрожали, когда она завязывала Старшему узорчатый новый пояс, и ему ужасно захотелось прижаться к ней, обнять мать покрепче, но он постеснялся. А Средняя выглядела совсем спокойно. Будто просто на ярмарку собралась, а не на праздник!
Завтракать было нельзя из-за какой-то очень старой традиции, поэтому пошли так.
На площади народ уже собирался. Мать порывисто обняла детей и спряталась за спину отца. Кажется, заплакала. Отец подтолкнул их к Главному Храмовнику, высокому и суровому, и губы его быстро-быстро зашевелились в молитве. Было еще по-утреннему зябко, Средняя ежилась и прижималась к брату.
Главный Храмовник возвестил молитву. Все стали на колени лицом к Входу: Храмовник, потом маленькая стайка детей, которым предстояло идти на Перекресток, потом все остальные. Старший успел шепотом спросить у Средней: "боишься?" на что получил сердитый взгляд и неопределенное движение плечом.
Молитва кончилась. Храмовник и взрослые встали, а дети остались на коленях. Вдруг один мальчик из слободы пивоваров встал и пошел к Входу. Толпа ахнула и замерла. Мальчик вошел и сразу исчез из глаз. Тут же на площади возникло движение, люди двинулись к Выходам, многие сегодня хотели встретить и стать хранителями имен своих родственников и соседей, хотя и знали, что ждать придется долго, некоторых может быть до завтра.
Дети стали по одному входить. Полагалось читать молитву после каждого вошедшего, но на этот обычай давно уже плюнули, просто немного выжидали, и заходил следующий.
Старший уже ушел, пора было идти и Средней Арт. Она действительно не боялась, ей это казалось старым, уже давно отжившим обычаем, ей хотелось быстрее пройти и заняться своими обычными делами, которых всегда много и которых вечно не переделать. Но чтобы считаться взрослой и выйти замуж, пройти через Перекресток было надо. Она встала, и пошла к Входу.
***
Пока она шла, она все думала про строжайший запрет рассказывать, про то, что видел. Собственно ничего особенно интересного и не было. Почему же рассказывать-то нельзя? А уж напридумывали себе с этим Перекрестком просто ужасно много. Вот уже и выход показался.
Она вышла. Светила луна, освещая холм и одинокое дерево на холме. Было сыро и холодно. Дул соленый ветер. И не было видно ни одного человека. Ее никто не встречал. Она сделала несколько неуверенных шагов вперед. Ничего не видно. Только огромный, поросший мхом валун.
***
Старший шел медленно, стараясь запомнить все, что видели его глаза, потому, что второй раз он сюда уже никогда не попадет, никто никогда не проходил через Перекресток дважды. Значит, надо запомнить, накрепко запомнить, хоть и рассказать никому не придется. Около Выхода он оглянулся. Сейчас он выйдет на свет и станет взрослым человеком.
Он вышел, щурясь на солнце, и тут же оказался в медвежьих лапах Дядьки Олежа: