Аннотация: Прода отеля лежит) Мы с Музом, как всегда, ждем Ваших комментариев в общем файле. Следующее обновление в воскресенье, 08.01.2017)))
Номер 8
Глава 6
Ярослав Волков
Следующие две недели были похожи на чистилище. Зацепок на изувеченном женском теле и вокруг так и не нашли, личность не установили, свидетелей не допросили, потому что допрашивать было некого. Начальство по этому поводу большой радости, само собой, не испытывало. Саныч бесился и давил на начальство Николаича, начальство Николаича, само собой, тоже бесилось и давило на Николаича, Николаич - сюрприз, сюрприз - бесился и давил на сотрудников и меня в том числе. Я бесился от того, что, как предрекал хакер, в личных делах остальных ментов в отделе так ничего найти и не удалось, а следовательно мое пребывание затягивалось и мне ничего не оставалось, кроме как зудеть в уши Санычу. В общем, круговорот бешенства в природе. Так и подмывало откупорить бутылку самого дрянного самогона и фальшиво затянуть Circle of life или Highway to hell. Один хрен и то, и второе отлично бы подошло к ситуации. К тому же из того, что у меня было, я никак не мог составить портрет нового убийцы, и мне оставалось только ждать следующий труп. Сухарь понимать это отказывался. А потому я снова сидел в его кабинете и выслушивал очередной разнос.
- Волков, скажи уже хоть что-нибудь! Мяукни хотя бы, чтобы я понял, что ты жив и слушаешь меня.
- Мяу, - пожал я плечами.
- Кретин! - отреагировало начальство. - Ты думаешь, это смешно?
- Честно? Нет. Но я вам уже все объяснил, мне нужно больше данных. По тому, что есть сейчас, я не могу делать никаких выводов, слишком велика вероятность ошибки. И это мы с вами тоже уже обсуждали.
- Волков...
- Что "Волков"? Дайте мне хоть что-то хоть о чем-то, - дернул я головой. - Даже имени жертвы нет. Я ж даже понять не могу, как он ее выбрал.
- Мы ищем! - рыкнул Сухарев.
- Мне сказать это вслух? - выгнул бровь.
- Что? - не понял временный начальник.
- Хреново ищете.
- Ярослав... - начал закипать мужик.
- Что "Ярослав"? Мне эта ситуация тоже удовольствия не доставляет и... - звонок телефона оборвал, не дав договорить и, возможно, спасая от очередного выговора с занесением в личное дело. Ага, очень страшно, будто это занесение имеет хоть какое-то значение.
Сухарь снял трубку и тут же нахмурился, вперив в меня многозначительный взгляд. Через десять минут он положил трубку и откинулся в кресле, все еще меня разглядывая.
- Язык твой, Волков... Как у бабы помело, - я снова выгнул бровь. - Вроде установили, кем была жертва. Иди, наши как раз на квартиру собираются. Потом договорим.
- Как скажете, - я с грохотом отодвинул стул и умчался на парковку, где по машинам уже рассаживались наши ребята.
- Ты со мной или с Сашкой и Димычем? - поинтересовался Дуб.
- Предпочел бы на своей, но я ни хрена не знаю, поэтому с тобой, - открыл я дверцу побитой жизнью, судьбой и не одним десятком вражеских пуль тачки. Машина так и молила: "Убей меня".
- Короче, у девчонки в руке какой-то штифт стоит или какая-то такая хрень. Штука дорогая, индивидуальная, есть серийный номер. Через него вышли на производителя, через него на клинику, а оттуда уже и на лечащего врача.
- Почему так долго? - нахмурился я, просматривая папку, которую подал мне Слава. Дуб тем временем уже выехал на дорогу.
- Клиника в Корее, врач кореец. Они пока разобрались, пока запрос подали через консульство, пока ответа дождались...
- Понятно, можешь не продолжать, - махнул рукой и углубился в изучение документов. - В соцсетях ее пробивали?
- Наши сейчас занимаются, но я еще не видел.
- Зря, - дернул я головой, Славка пожал плечами.
Ксерокопия загранника сообщила, что погибшую звали Марина Ховрина, восемьдесят пятого года рождения, любительница заграниц, вот только места она для своих поездок выбирала какие-то... Судя по бумагам, за последний год девушка успела побывать в Гималаях, на острове Пасхи, Поге, съездила в Иорданию, Израиль, Бирму. Я сам не понимал, что меня насторожило в перечисленных в документах точках, но что-то все-таки резало глаз. Где работала жертва, пока было неясно, про близких или родственников тоже ничего не известно. А вот жила недалеко от центра, в районе Академической, никаких приводов или серьезных нарушений не было. Пара штрафов за просроченную парковку и незначительное превышение скорости, на одном из банковских счетов лежала нехилая сумма, тачка и квартира застрахованы, так же как и дача в ближайшем Подмосковье и... собака. Фараонова собака по кличке Крюгер.
Жесть.
Фото пса прилагалось, и выглядел он как... как скелет, обтянутый кожей. Тонконогий, тощий, с вытянутой мордой и достаточно большими торчащими ушами, насколько пес большой, судить мне было сложно.
Также в документах значилось, что Марина активно посещала местный фитнес-клуб и бассейн, на этом какая-либо полезная информация и информация вообще заканчивались.
Когда мы подъехали, у подъезда нас уже ждал участковый с двумя понятыми, Дуб тут же выскочил на улицу, я же достал планшет.
- Ты не пойдешь?
- Зайду, когда вы закончите, чтобы не мешать, - кивнул, вбивая пароль. - Форточки только открой, - попросил Славу.
- В смысле?
- Если собака сдохла, - объяснил, вбивая запрос в поисковик и доставая телефон.
- Ненавижу тебя, ведь прав окажешься, - проворчал Дуб, отходя от тачки.
Я его уже не слышал, писал Кроку в вотсап с просьбой пробить мне жертву по социальным сетям. Ссылку Тим прислал минут через двадцать, а я продолжал издеваться над гуглом, вбивая в него названия стран и мест, посещенных умершей за последний год.
Ясно все стало, когда я все-таки прошел по ссылке.
Со страницы на меня взирала девушка в пестрой широкой майке, с множеством самодельных браслетов и платком, накрученным на голову. Я бегло пролистал фото, прошелся по друзьям, подпискам, просмотрел стену.
Твою мать...
Вырубил планшет, вытащил ключи, закрыл тачку и поднялся в квартиру.
Судя по запаху, пес действительно сдох. И сдох уже неделю как, его останки обнаружились возле входной двери, кто-то из ребят прикрыл несчастного Крюгера полотенцем. Мужики и понятые нашлись в спальне, озадаченный Дуб никак не мог отойти от шока.
- Я такую хрень еще не видел, - пробормотал он мне, обведя рукой окружающее пространство. - Ты бы видел, что у нее в холодильнике лежит, чуть не стошнило.
- До рабочего кабинета уже добрались? - спросил, надеясь на положительный ответ.
- Нет.
- Гостиная?
- Да.
- Отлично, я тогда туда, а ты, когда до кабинета доберетесь, попроси ребят ноутбук мне принести.
- Незачем, ноут у нее в гостиной, - вздохнул Слава. - Там вообще все достаточно нормально, по сравнению с остальной квартирой. Зачем тебе ноут?
- Хочу поискать списки клиентов, да и просто пошарить любопытно.
- Думаешь, она практиковала? - обернулся Дуб полностью ко мне.
- Не уверен, но на что-то же жила. Причем жила-то неплохо, согласись, - намекнул я на тачку, и в общем-то хоть и странную, но явно недешевую обстановку. - Вообще, если практиковала, то должна быть другая квартира, скорее всего съемная, куда она клиентов приводила.
- Скорее всего, - снова невесело кивнул Дубов. - Господи, я это дело уже ненавижу. Как я отчеты писать буду?..
- Прорвемся, - хмыкнул я, все-таки направляясь в гостиную.
В комнате воняло собачьей мочой и дерьмом. Но в целом обстановка действительно была поприятнее, чем в спальне и в коридоре. Гораздо меньше масок, картин и мрачных тонов. На подставке стояла вполне себе современная плазма, ноут примостился на тумбочке рядом с телефоном, на подоконнике росли кактусы, на стеллажах над телеком выстроились в ряд маски, расписные фигурки, какие-то амулеты и книги. К ним я и направился в первую очередь.
Книг было много, стояли вперемежку: оккультные и русская классика, нашлось несколько чисто женских журналов и романов, но больше все-таки было именно оккультных.
Я не брал их в руки, не открывал, не прикасался, просто пробежал глазами по корешкам, чтобы понять, насколько все действительно хреново.
Если Марина Ховрина была одной из наших... то дело действительно дрянь.
Я достал мобильник и написал Санычу с просьбой проверить девушку, сам же продолжал осматривать комнату. Но чем больше смотрел, тем больше понимал, что жертва если и принадлежала к другой стороне, то обнаружила это совсем недавно хотя бы потому, что Змей внутри хранил упорное молчание, не наблюдая для себя ничего интересного. Пришлось практически выталкивать его ближе к поверхности, чтобы пробудить инстинкты, но и после этого ничего конкретного обнаружить не удалось.
Ноут порадовал меня почти полностью сдохшей батареей и заставкой в духе Тима Бертона, плюс множеством папок, в одной из которых и нашлись список клиентов и адрес съемной квартиры с договором на чужое имя.
Мысль о том, что девушку грохнул кто-то из обманутых клиентов, казалась очень привлекательной, почти спасительной, но... Верилось в нее так же, как в Деда Мороза и Снегурочку. Слишком много ярости, слишком все продумано, слишком мало следов оставил после себя убийца.
Кухня меня тоже порадовала, особенно второй холодильник, про который и говорил, видимо, Славка. Свиные уши, тушки цыплят, потроха, кости, черви и жуки в банках. В кладовке обнаружились перья, травы, снова кости, специальная, очевидно, посуда, ножи, сухие ветки. Второй холодильник порадовал набором полусгнивших овощей и фруктов, полуфабрикатами, яйцами... В общем, практически стандартным набором и... Пестрыми магнитами на дверце. Эти магниты смотрелись так нелепо, учитывая обстоятельства и окружающую обстановку, и в то же время очень многое говорили о своей хозяйке. Впрочем, как и очередная плазма на стене, оставленный на столе планшет и недопитый скисший кофе.
Поваренная книга, валяющаяся на подоконнике, добила окончательно, демонстрируя современный мир и его реалии.
- Дикое сочетание, правда? - отвлек меня от размышлений Сашка.
- Вполне закономерное, - пожал плечами, осматривая плинтуса и стены. Интересно, в какой момент Марина сама начала верить в то, чем занималась? - Вы закончили в спальне?
- Да, я поэтому за тобой пришел.
- Отлично, я тогда туда, хочу рассмотреть все внимательнее. Что соседи говорят?
- Мало полезного. Она толком ни с кем не общалась. Был конфликт, правда с месяц назад, с соседкой снизу.
- По поводу?
- Пес по ночам лаял, спать не давал.
- По ночам? - нахмурился я.
- Да, - Сашка довел меня до спальни.
- Я потом с ней поговорю еще раз, хорошо?
- Да говори, - пожал опер плечами. - Есть что-то уже?
- Пока только догадки, - отрицательно мотнул головой, внимательнее, чем в первый раз, приглядываясь к стенам, потолку и плинтусам.
В общей сложности в квартире я провел еще полтора часа, осмотрел вещи, фотографии, пообщался-таки с соседкой. Несчастный барбос действительно лаял только по ночам, нервируя этим впечатлительную дамочку снизу. О жертве мадам в бигуди могла мало что рассказать: молодая, красивая, необщительная, странная, работала непонятно где и по-любому чем-то мутным занималась. Отличное, блин, описание. Просто прекрасное.
Люди, куда вы катитесь? Ау?
Дамочку хотелось то ли встряхнуть хорошенько, то ли побыстрее сбежать. Ни капли сочувствия, ни грамма сопереживания, лишь тупое, какое-то коровье любопытство на лице. Между прочим, у мадам тоже была собака - дрожащее недоразумение на тонких ножках. Псина истерично и как-то судорожно тявкало почти захлебываясь, но, стоило мне взглянуть на крыску, подавилась, взвизгнула и унеслась куда-то вглубь квартиры под недоуменным взглядом своей хозяйки. На этой душераздирающей ноте, поняв, что ничего стоящего из соседки мне не вытянуть, я поспешил все-таки сбежать. Дамочка вызывала почти физическое отвращение - зашоренная, лицемерная, сноб. Она была квинтэссенцией тех качеств, которые я не переваривал. Чувство, что со всего маху наступил в дерьмо.
Когда мы с Сашкой уходили, криминалисты еще возились в ванной, местный участковый и Лешка опрашивали соседей. Мы же отправились на рабочую квартиру погибшей, практически в соседний двор.
Квартира была двухкомнатной, вполне себе просторной, располагалась недалеко от метро, окна выходили во двор. Внутри... Внутри она полностью соответствовала роду деятельности своей хозяйки: темная мебель, краска на стенах, тяжелые почти черные шторы, тяжелый запах каких-то трав и куча, просто невероятное множество ритуальной атрибутики: маски, перья, книги, кинжалы, мачете, чаши, мешочки с рисом, банки с органами голубей, крыс, нашлись и законсервированные пауки и скорпионы, не обошлось и без козьего черепа.
В холодильник на кухне я не полез, оставив это удовольствие Сашке.
В рабочем кабинете в дальней стене была сделана продолговатая открытая ниша, в ней слишком нарочито и ярко фальшивым золотом блестела чаша, полная, судя по запаху, рома.
Участковый, отиравшийся в это время в комнате, моего появления на пороге не заметил и уже протягивал к ней руки.
Остановить я его вовремя не успел... Ладно, не захотел.
Просто стоял и смотрел, как он делает несколько больших глотков.
Кретин.
А потом чаша выскальзывает из его рук, краснеет лицо, глаза наливаются кровью, он хватает ртом воздух, беспомощно и жадно втягивает его в себя со свистом, как старые кузнечные мехи, и несется мимо меня в ванную, чтобы унять пожар.
Я осторожно шагнул в кабинет, закрывая за собой дверь, прошел к дальней стене, поднял чашу и вернул ее на место, прислушиваясь и присматриваясь. Гад выполз к поверхности сам.
Под ногами темнел разлитый ром, в комнате пахло алкоголем и медом с молоком.
Бутылка рома нашлась в последнем ящике небольшого шкафа, стоявшего у окна, вместе с бутылкой чили. Ром был дорогой и качественный, ну а чили... он и в Африке чили. Я наполнил, опустевшую стараниями придурка чашу наполовину ромом, вылил туда же все чили, зажег свечи, стоящие вокруг.
Как бы там ни было... Даже если девчонка не была из наших, даже если не имела связи с той, в кого верила... Она верила, уж в этом я не сомневался, и Ошун знала об этой вере, а осквернять алтари - это моветон, господа. И я буду очень удивлен, если незадачливый участковый отделается только ожогом рта и глотки. Ждет мужика незабываемая неделя чудес и удовольствий, может больше.
Я отвернулся от ниши, еще раз пробежался взглядом по почти пустому помещению - несколько шкафов все с той же атрибутикой и две табуретки - и собирался уже уходить, как в воздухе вдруг невыносимо запахло сладкими, почти приторными духами. Ощущение чужого взгляда обожгло спину, казалось, даже воздух колыхнулся.
Даже так... Неожиданно...
- Bonjour, Ошун, - мой французский был ужасным, но еще хуже был мой креольский, поэтому все-таки придется общаться с ней на языке Золя. Я не торопился поворачиваться, волосы на руках встали дыбом, гад внутри поднял голову, дрожа всем телом, заставляя мою кровь кипеть.
Я замер, расслабился, прислушиваясь, глядя прямо перед собой, ожидая ответа или намека на ответ, но в следующую секунду запах духов стал практически невыносимым, а потом все исчезло.
- Ce soir, - донеслось настолько тихо, что я не был уверен, что мне не показалось.
Сегодня вечером?
Что ж... Значит, подождем сегодняшней ночи. А здесь мне больше делать нечего.
Надо бы подготовиться к свиданию.
Бля, как я все это ненавижу!
Пока участковый приходил в себя в ванной, Сашка вместе с понятыми осматривал комнаты, я спустился к машине и снова погрузился в изучение страниц в социальных сетях. На город медленно опускались сумерки, опять пошел дождь, разливая в воздухе свежесть, разводя вокруг сырость. Гад сырость любил. Мне было все равно.
- Ты так ничего и не скажешь? - спросил Дубов, когда мы ехали обратно.
- Что конкретно тебя интересует? - подавил зевок я.
- Для начала, что это за оккультная хрень у нее в обеих квартирах?
- Считаешь, имеет значение, в кого именно верила Марина?
- Может быть, - неопределенно пожал Сашка плечами.
- Ну... Если не вдаваться в подробности, то жертва практиковала вуду.
- Чего?! - Дуб повернулся ко мне чуть ли не всем телом.
- За дорогой следи, - махнул рукой на окно.
- А попроще она ничего выбрать не могла? - возмутился "коллега". Я предпочел оставить вопрос риторическим. На несколько минут в машине воцарилась тишина.
- Что еще скажешь? - не выдержал в итоге мент.
- Что еще...
- Расскажи о ней, - кивнул мужик. - Я знаю, ты увидел больше, чем я да и кто-либо из ребят.
- Ладно, но это пока только предположения. Скорее всего, если бы ты встретился с Мариной года три-четыре назад, ты бы ее просто не узнал - карьеристка, успешная, холодная, жесткая... Таким в спину, обычно шепотом, бросают короткое "сука" и стремятся убраться с пути. Мужика постоянного, скорее всего, не было. Любила и ценила комфорт, пахала как лошадь, тщательно следила за собой. Но года три-четыре назад что-то случилось. Что-то серьезное... Может, умер кто-то или предал, подставил по работе. Не знаю... Но катализатор однозначно был. Оправиться от удара Марина не могла примерно полгода. Через полгода уехала на Кубу, пробыла там около трех месяцев, вернулась и... начала заниматься тем, чем занималась. Резко поменяла круг знакомых, привычки, образ жизни. От старого остались лишь фитнесс и салон красоты раз в месяц-два. Не думаю, что она поначалу серьезно относилась к вуду. Скорее, как к развлечению, баловству, шалости. Это щекотало ей нервы, приносило моральное удовлетворение. В какой момент она сама поверила в обряды и заговоры, я не скажу, но поверила совершенно точно: спальня очень яркое доказательство, почти неоновая вывеска. Не станет человек просто так класть под кровать куриные кости и запихивать соль под пороги. Не в квартире, в которой живет. При всем при этом Марина не отрицала цивилизацию, не была социопатом, да и к психически нестабильным ее отнести сложно. В ее мире вудуизм и технология уживались вполне мирно.
- Считаешь, ее убил кто-то из клиентов?
- Очень соблазнительная мысль, - хмыкнул я.
- Что-то не слышу в голосе энтузиазма.
- Не верю, что это кто-то из клиентов, если, конечно, он не рецидивист и это не десятое его убийство. Мы ничего не нашли, до сих пор не знаем, где ее убили. Слишком чисто, слишком аккуратно.
- Повезло?
- Может, конечно, но слабо верится в такое колоссальное везение.
- Твои предположения тогда? - спросил Сашка, паркуясь у отделения.
- Не знаю пока. Сначала надо понять, от чего она все-таки умерла, а то остановка сердца слишком размытое понятие.
- Знаю. Я каждый день криминалюгам звоню, пока ответ прежний: "Ждите", - хмуро кивнул Дуб, вцепившись в руль. - Будет второе убийство, - убежденно проговорил он через несколько секунд.
- И второе, и, скорее всего, даже третье, - подтвердил я. - А поэтому надо шевелиться: для начала все же просмотреть списки клиентов, тщательнее порыться в документах и ее жизни.
Сашка лишь горестно, наигранно вздохнул и вылез из машины, я хлопнул дверцей следом.
Остаток рабочего дня прошел в каком-то ленивом перебирании бумажек и написании отчетов. Я составил более или менее правдоподобный профиль жертвы, скинул его Сухарю и поспешил убраться.
Дел было, действительно, невпроворот.
И сложнее всего оказалось найти даже не гребанный LSD, сложнее всего оказалось достать настоящие кубинские сигары и золотую чашу. Утешало одно: неподъемную миску потом можно будет переплавить и пожертвовать в детский дом. Саныч охренеет, когда ему придет счет. Не то чтобы у меня не было денег, но... Я же гад, мелочь, а приятно.
В гостиной пришлось сделать перестановку: отодвинуть к стене мебель, скатать ковер, убрать подальше разные мелочи, в том числе и ноутбук, и выдвинуть на середину столик, создавая импровизированный алтарь.
К десяти вечера я управился, золотое убожество было наполнено ромом и перцем чили, таял свечной воск от пламени, безбожно уродуя белую дубовую поверхность стола, ананас, лимоны, физалис, бананы, апельсины и мандарины лежали рядом с чашей, нехотя и лениво тлела та самая кубинская сигара, вышибая слезы, заставляя морщиться от запаха.
Я опустился напротив, оперся спиной о диван, выругался громко и с удовольствием и закинул в рот колеса, осушив два стакана воды.
Приход в этот раз был каким-то особенно болезненно-мерзким.
Я пялился на лимоны, слишком яркие, тошнотворно кислотные, причиняющие боль глазам, и переставал чувствовать себя. Руки, ноги, голова, тело.
Пламя свечей дрожало, в сигарном дыму начали проявляться какие-то лица. Лица из далекого прошлого и настоящего, красный тающий свечной воск превратился в лужи крови. Гудение стояка сначала превратилось в завывание ветра, потом перешло в шепот и чьи-то голоса. Они шептали и звали, тоненькими, мерзко несчастными голосами задавали вопросы на непонятном языке, неизвестном языке, давно забытом языке.
Пора.
- Алафия Ошун! Олофи с тобой, Божественная Королева, Мать Любви и Красоты. Из щедрот своих помогающая в земных нуждах наших. О, Ошун, самая любимая и прекраснейшая из Богинь. О, Ошун, самая сострадательная из Матерей. Ошун Мафери Фун. Дождь своего благословения излей на нас и нужды наши. Ийе кари Мама Кинья. Ты, кто есть чудеснейший Фонтан божественной любви. О, единственная, кого я люблю Вечно! Ошун Мафери Фун... Приди и вещай, - попробовал сначала на русском. Дурацкая идея, но копаться в собственном больном и воспаленном сейчас сознании, витающем где-то отдельно от меня, не хотелось.
Конечно, ничего не получилось.
Я набрал в грудь побольше воздуха, собрался, насколько это было возможно, и начал по-новой.
- Pour ma mere, Oshun, reine des rivieres, des lacs, des cours, des chutes d'eau. Belle Oshun, la puissance feminine, la beaute erotique, la reine de la sensualite. Pres de la cascade, ma mere Oshun se repose souvent. Aie Yeou! Entendez mes prieres, Oshun. Acceptez mes offrandes. Entrez dans ma coeur, dans mes bras, dans mes jambes. Entrez ici. Dansez avec moi*, - собственные слова для вызова звучали громко и... я, словно слышал себя со стороны, в глухом эхо какого-то слишком маленького и тесного помещения.
Время растянулось, сжалось, а потом просто перестало иметь значение. По-прежнему лица из табачного дыма продолжали корчить мне рожи, по-прежнему надсадно скулил о чем-то стояк, задавая и задавая свои бесконечные вопросы странным трубным шепотом, по-прежнему бил по глазам кислотно-лимонный. Я по-прежнему не двигался, всматриваясь в пламя свечей, сливаясь с ним, паря над ним, охватывая взглядом все и тем не менее ни видя ничего, не различая цветов.
Она пришла с запахом сладких духов из африканских цветов, меда и молока. Темнокожая, в золотом, сотканная из сигарного дыма, нематериальная. Провела тонким пальцем по краю чаши, окунула в ром и перец, достала, облизала. Откусила от дольки ананаса.
- Nous avons une longue nuit devant, - словно прочитав мои мысли, ответила богиня.
Воспаленный мозг с трудом справлялся с переводом. Она только что пообещала мне долгую ночь...
- Оn commence, - прошептал или снова проорал я, освобождая инстинкты. - Начнем, - зачем-то повторил.
Собственное шипение отразилось от стен.
Ошун рассмеялась, запрокинув голову.
* Для Мамы Ошун, Покровительницы рек, озер, ручьев и водопадов. О, Прекрасная Ошун, Королева чувственности, женская сила. Ты красива и эротична. Та, кто часто отдыхает у своего водопада. Ае Еу! Услышь мои молитвы, Ошун. Прими мои подношения. Вступи в мое сердце, мои руки, мои ноги. Станцуй со мной.
А потом словно скользнула из сигарного дыма в реальность, соткалась из его клубов, обретая форму.
Она приближалась медленно и словно нехотя, двигалась как в танце, плавно, чувственно покачивая крутыми бедрами, ступая босыми ногами по гладким доскам пола, звеня бесчисленными золотыми браслетами.
- Зачем все это, Дамбала Ведо? Я же обещала прийти сама.
- Я не Дамбала Ведо, - покачал головой.
Ошун замерла, так и не дойдя до меня всего пары шагов. Опустила руки. В глазах плескалось недоумение, непонимание.
Богиня ошиблась, ошиблась на квартире Марины, приняв меня за того, кем я не являюсь.
- Но... в тебе сила, и ты... змей, - нахмурилось божество.
- И тем не менее я вызвал тебя как смертный. Скажи, нашла бы ты сама ко мне дорогу?
- Нет, не нашла, и это странно, - Ошун сделала еще один шаг, снова остановилась. - Кто ты, в таком случае?
- А кого ты видишь перед собой?
- Змея. Сильного, быстрого, молодого, - богиня замолчала на несколько секунд, сделала еще шаг, опустилась на корточки, избавляя от необходимости задирать голову, - но уставшего и... темного. Ты не наш, - кивнула Ошун, - и не их. Ты - ничей, но сильный. Сильнее многих. Не понимаю, но мне и не надо, - она поднялась. - Зачем ты призвал меня?
- Поговорить, - кивнул, запирая гада на время.
- Поговорить? - протянула богиня, осматриваясь. - Твое жилище интересное. Я не буду с тобой говорить, - вернула она ко мне взгляд. - Ты не нуждаешься в помощи, тебе не нужен приворот, нет на твоем теле ран, чтобы я излечила их, а душу твою не спасти уже никому...
- Ты пришла на зов, - надавил я. - Угощайся, Ошун, и говори со мной!
- Ты обманул меня!
- Ты обманулась сама! Пришла, а значит, приняла подношение. Ешь, пей, кури и говори со мной!
- Подношение... - богиня вернулась к столу, запрыгнула на него, скрестив ноги, затянулась сигарой. - Мне мало этого.
- Чего ты хочешь? - не то чтобы мне так уж нужно было подтверждение, но, тем не менее, лучше сразу все прояснить.
- Ты знаешь, Дамбала Ведо.
- Я не Дамбала Ведо, - прошипел. - Скажи.
- Энергию. Мне нужна энергия. За обман я заберу твою. Тебе понравится. Нам обоим понравится.
Я обдумал перспективы и альтернативы и... кивнул.
- И ты не так уж отличаешься от него, только он - светлый.
- Говори!
Ошун отпила из чаши, вытерла губы ладонью, перевела на меня взгляд.
- Спрашивай.
- Днем я восстановил твой алтарь в квартире у девушки. Она была твоей адепткой...
- У нее не было сил, - оборвала меня богиня.
- Но ты все равно приходила к ней, - я торопился, торопился задать все вопросы, пока сознание хоть как-то подчинялось. - Зачем?
- Она звала - я откликалась, наблюдала.
- Но девушка тебя не видела... Ты питалась от нее, брала энергию?
- Да, по чуть-чуть. Она была слабой и невкусной, но верила сильно.
- Помогала ей?
- Один раз в самом начале.
- Как?
- Закрыла болезнь, - пожала плечами богиня, снова отпивая из чаши.
- Но приходила и наблюдала, - бормотал я, стараясь упорядочить с трудом ворочающиеся мысли. LSD помог увидеть Ошун, а вот думать связно было проблематично. - Когда ты видела ее в последний раз?
- Две субботы назад.
- Ты знаешь, кто убил девушку?
- Мужчина, он, как и ты, другой, одержимый злым loa, но не ведает об этом. Он Каратель, одержимый каратель, сознание его разъедает демон, шепчет ему в уши, терзает, томит. Он ищет душу такую же, как он. И он найдет. Я не уверена даже, подействовало ли на него мое проклятье. Каратель силен и не наш.
- Как он выглядит?
- Не знаю. Он высок и тонок, лицо его всегда в тени, голос его как дождь на крыше - громкие удары, - богиня задрожала, поморщилась, часть лица снова стала лишь сигарным дымом.
- Loa, ты сказала он одержим loa, каким?
- Не знаю, он так и не показался, - поморщилась она теперь явственно.
- Говори, Ошун, говори со мной! - еще рано, еще не время ее отпускать.
- Книга у него в руках - его оружие. Из нее он черпает силу и ядовитые слова свои, - вторая половина лица превратилась в сигарный дым.
- Еще!
- Нет, дай мне сначала...
- Говори!
- Нет, сжалься, змей! - протянула Ошун ко мне тонкие руки, тая, стекая со стола.
- Говори!
- Старая книга, - почти рыдала богиня, - светлая книга, но темная в его руках.
- Что за книга?
- Сжалься, змей, - продолжала тянуться ко мне дымом Ошун, скользя уже вдоль неподвижного тела.
- Что за книга?!
- Я не видела! Не понимала слов, сжалься, змей!
- Что за книга? - Ошун была почти у губ.
- Сильная, светлая, старая, - плакала богиня. - Я не знаю, пожалуйста.
Я все еще держался, думал и держался. Одержимый loa... Loa, главное не забыть.
- Бери, что тебе надо, Ошун, - я тут же снова отпустил гада, закрыл глаза и ощутил на себе горячее женское тело, бархатную кожу.
Ловкие пальцы пробрались под рубашку, расстегнули ремень, брюки. Она не церемонилась, брала то, что нужно. От нее пахло этими ее сладкими духами, ромом, сигарным дымом. Ее золотые браслеты звенели при каждом движении.
А потом вдруг запах поменялся. Она стала пахнуть чем-то нежным, мягким, свежим - жасмином. И этот запах шарахнул мне в голову, пробрал до самого нутра, дернул нервы.
И уже я начал жадно шарить руками по темному телу, искать контакта с обнаженной кожей. Я захотел ее трахнуть. Мне тоже вдруг до боли необходимо стало ее трахнуть.
И не ее...
Наваждение... Но какое сладкое...
В Ошун слились все образы, все воспоминания. Она была моей первой, той неловкой, неосторожной, неумелой, торопливой. На видавшей лучшие времена продавленной кровати со скрипящими пружинами в кадетской академии, когда кусало за задницу колючее шерстяное одеяло и хрустели казенные простыни, старые и перекрахмаленные настолько, что их можно было свернуть и поставить в угол и они бы остались стоять.
Она была моей самой безумной - в графской темной ложе императорского театра в Петербурге, под заглушаемые моим тяжелым дыханием бормотания и страдания актеров в тени тяжелой портьеры.
Она была самой нежной и целомудренной, самой развратной и ненасытной. Шлюхой и святой.
И она была той, которой я еще не знал. Той, чей запах сейчас дразнил чувствительные ноздри и кончик языка. Еще незнакомой, неизвестной и... желанной. Желанной для меня и для гада внутри.
Мои руки скользили вдоль ее спины, темной и влажной, губы целовали шею и грудь, зубы кусали темную кожу, впрыскивая яд. Яд, смертельный для обычного человека. Мое тело, теперь наполовину покрытое чешуей, нуждалось в ее жаре не меньше, чем богиня сейчас нуждалась в моей силе.
И все равно, несмотря на все старания Ошун, это был просто акт. Акт, где каждый получал то, что хотел. Брал. Не заботясь о чужом удовольствии. Быстро, по животному, грязно.
И с каждой секундой терпение ее становилось все меньше.
Мне не пришлось ничего делать. Ошун все сделала сама: вставила член, задала темп. Она насаживалась и вбивалась в меня. Черная кожа блестела в свете догорающих свечей, грудь подпрыгивала, торчали соски. Она была красива какой-то странной, непонятной красотой, слишком идеальной. Как... как произведение искусства: ты готов им наслаждаться, смотреть, но ты не захочешь трахнуть мраморную Фрину или Аполлонию Сабатье.
Я закрыл глаза. Начал отсчитывать про себя секунды, стараясь перебороть образы и видения из прошлого и настоящего. Фальшивые образы, слишком реалистичные для воспоминаний, слишком яркие, слишком идеальные, а потому раздражающие до жути. В мелькавших перед внутренним взором лицах, картинках, движениях все неловкости, оплошности и ошибки были стерты, исправлены умелой рукой. Умелой рукой древней потаскухи, которая, если отбросить все наносное, была не кем иным, как суккубом. Хотя... здесь я все-таки не прав, Ошун все же помогала своим адептам, за соответствующую плату, естественно.
Лицемерие.
А богиня продолжала извиваться и скакать на мне, вытягивая силы. И вместе с каждым следующим движением богини я зверел, уступая контроль, меняясь, поддаваясь влиянию.
Я перекатился, навалился на нее, чувствуя приближение развязки, укусил за шею, ключицу, предплечье, грудь, вонзая клыки в мягкую плоть. Наслаждаясь ее мимолетным страхом и болью. Но...
Здесь каждый берет что хочет, верно?
Теперь уже я вколачивался и вдалбливался в Ошун, грубо, почти безразлично слушая то ли стоны, то ли всхлипы. Мои когти оставляли глубокие царапины на нежной коже. Если бы она была человеком, давно истекла бы кровью, а так лишь стонала громче.
Я ни о чем не думал и ничего не контролировал. Мне нужно, важно было только получить разрядку. Больше ничего.
Через две минуты, через десяток точных, выверенных движений меня наконец-то накрыло. Оргазм был таким же странным, как и все здесь происходящее, искусственным и ненастоящим.
Ошун все еще сотрясала дрожь, она старалась уцепиться за мои плечи, вернуть меня назад, но я откатился в сторону и попробовал встать.
Твою ж...
Это сколько энергии она из меня выкачала?
Встать получилось с третьего раза, тошнило и кружилась голова, перед глазами мелькали темные мушки.
- Не уходи, змей, - плаксивые нотки слышались в ее голосе. Ошун тянула ко мне руки. - Побудь со мной еще, дай мне еще...
- Ты говорила, мне понравится, - прошипел я.
- Да, - улыбнулась богиня, неверно истолковав мою фразу.
- Так вот. Мне не понравилось! Катись!
- Но...
- Катись, Ошун, - я все-таки собрал конечности в кучу и кое-как дополз до алтаря. - Мне выгнать тебя силой?
Ошун встала так, словно в ее распоряжении было все время мира, подняла с пола свое золотое платье, откинула назад спутанные волосы. Назад, в пламя свечей и сигарный дым, она шла так же, как ко мне, покачивая бедрами и звеня браслетами. Богиня шагнула к алтарю и растаяла в тонкой струйке серого тумана, рассыпав по комнате низкий хриплый смех.
Взгляд упал на искалеченный стол, я сплюнул на пол и поплелся в душ. Жрать хотелось до омерзения. Наркотик все еще искрился в крови: в душе мне мерещилась всякая чушь, начиная от изувеченного трупа Марины, зазывно скалящегося из зеркала, заканчивая танцующей в струе из крана Шелестовой. Я даже не старался оценивать, сколько времени это продолжалось. Бесполезно.
Мой метаболизм, конечно, выше, чем у обычного человека, но и принял я отнюдь не две таблетки, и даже не четыре.
А потому, когда я садился есть, Шелестова, ее тонкая, размером с мизинец, полуразмытая фигурка, продолжала отплясывать на дне стакана с апельсиновым соком.
По Фрейду просто. К психоаналитику что ли записаться?
Спать я ложился тоже все еще под кайфом, задвинув на уборку и лишь чудом не забыв поставить будильник. И всю ночь смотрел "триклозан-карбомидовые сны" непонятно о чем, но все сплошной психодел в стиле Бертона и Хичкока.
В общем, утро выдалось на редкость поганым.
Я допивал вторую законную кружку кофе, когда из состояния временной кататонии и тихой ненависти ко всему окружающему одновременно - яркому солнцу, теплой погоде, необходимости дышать - меня вывел звонок Саныча.