- Да мужик, а тебя потрепало, - Кит стоял напротив, сжимая в левой руке... Аптечкой саквояж назвать язык не поворачивался, скорее уж чемодан.
- Не хочу показаться неоригинальным, но... ты второго не видел, - пожал я плечами, стягивая с плеч полотенце.
- Не хочу показаться неблагодарным, - мотнул бугай в сторону закрытой двери, намекая на Мару, - но просто на будущее - она бы справилась сама.
- Я даже не сомневаюсь, - ответил, садясь на кровать. - Хотелось пар спустить.
- У каждого свои девиации, - хмыкнул Кит, ставя потрепанный, как моя совесть, устаревший, как мои взгляды на жизнь, чемодан прямо на пол. - Почему шить отказываемся?
- Не имеет смысла, завтра уже ничего не будет.
- Кожу сбросишь?
Я хмыкнул, качая головой.
- Можно и так сказать, наверное.
- М-м-м, хрень неведомая, - мечтательно закатил панк глаза, - то, что я люблю, - бугай нагнулся, выудил из саквояжа какие-то бутылки и бинты.
Дело свое мужик знал, но... то, чем он обрабатывал кожу вокруг... Оно воняло и жгло. Жгло так, что мне даже пару раз захотелось съездить горе-доктору по морде, потому что казалось, что он делает это назло.
Но спустя примерно полчаса, когда последние бинты были наложены, жжение начало утихать, а к тому моменту, как мы спустились вниз, перешло в легкую прохладу, унявшую зуд, из-за начавших подживать царапин.
Шелестова с близнецами по-прежнему была в библиотеке. Они расположились на диване и Мара читала мелким книгу. Просто читала. Просто вслух. Двум тинейджерам. И те ее слушали.
Ксюша лежала у девушки на коленях, Костя сидел с левой стороны, оба с закрытыми глазами. На миг даже показалось, что дети уснули.
Мара замолчала, стоило нам войти, подняла взгляд от книги, вопросительно взглянула на Кита. Но прежде, чем он успел ответить, голос подал Костя:
- Мар, ну ты чего? - в приглушенном свете торшера, его теперь зеленая макушка почти перестала быть кислотно-дикой.
- Все хорошо, - серьезно кивнул панк, садясь в кресло на против. - Пациент будет жить и возможно даже долго, если найдет работу поспокойнее и круг общения понормальнее.
- Это вряд ли, - покачал я головой, тоже опускаясь в кресло. - А где тетя Роза?
- Спать ушла, - отреагировала Ксюша, поворачивая ко мне голову и открывая глаза. - На самом деле она не спит, у нее сериал.
- Ага, - подтвердил Костя, - очередной Хуан Карлос добивается очередную Марию, а злая кузина троюродного дяди ее бабушки всячески этому мешает.
- Поверь мне, ребенок, - взъерошила Шелестова прическу мальчишки, - это не самый плохой выбор. Иногда Хуаны Карлосы, Марии и злобные кузины прекрасная компания. Ты, между прочим, читаешь комиксы.
- Это искусство! - возмутился мальчишка.
- Сериалы - тоже искусство, только другого рода, - спокойно отреагировала хозяйка отеля.
Костя спорить не стал, но и мимо ушей слова Мары не пропустил. Нахмурился на несколько секунд, размышляя, а потом снова облокотился о Мару.
- Продолжай, - попросила Ксенька.
Немного извиняющаяся улыбка, адресованная мне, скользнула по губам девушки, и она снова взяла в руки книгу. Кит поднялся и направился к бару, а через несколько минут уже ставил на столик между нами бутылку виски, содовую и два бокала.
Мара продолжила читать. Она читала близнецам Терри Пратчетта, его прекрасный, удивительный и самобытный "Плоский Мир".
- Не знаю почему, - говорил голосом Мары "отчаянный храбрец" Ринсвид, - но перспектива вечной смерти в неведомых землях от когтей экзотических чудовищ - это не для меня. Я это уже пробовал, и оно у меня как-то не пошло. Каждому - свое, так я говорю, а я был создан для скуки.
Мара читала, читала взрослую сказку, для взрослых детей, и близнецы, Кит, я, даже Крюгер, слушали и переживали путешествие в другой мир.
Книги пишутся для того, чтобы их читали вслух - странная мысль, но сегодня она казалась на удивление верной.
Через час Мара отправила сонных близнецов спать, а мы с Китом вывели Крюгера на ночной променад к озеру.
Пес носился по берегу, взметая в воздух влажные песок, щелкая челюстью в попытках поймать зазевавшихся мух или какую-то другую мошкару.
Мы сидели на мостках и потягивали пиво. Понижать градус нельзя, но... Всегда есть "но", правда? Очень удобное слово.
Кожу начало тянуть примерно минут 20 назад, Кит, сам того не осознавая, во многом был прав - гад готовился сбрасывать кожу.
- Как давно ты здесь? - спросил, наблюдая за тем, как сгущаются тучи, словно банда мародеров. Сначала появляется один, потом двое, а через несколько мгновений уже целая толпа, готовая забирать то, что плохо лежит. Тучи сейчас пытались украсть звезды.
- Лет семь уже, - Кит сделал глоток из горла, поставил бутылку на темное дерево.
- Как?
- Умер, - усмехнулся бугай.
- Убийцу нашли?
- Нет, чувак, меня не убили. Я именно умер. Сам. Постояльцы отеля не всегда жертвы, но почти всегда несчастны. По крайней мере, поначалу.
- Мара...
- Не делает их счастливыми. Счастливыми себя мы делаем сами. Мара показывает как.
Мы помолчали какое-то время. Пес продолжал стравливать энергию, накопившуюся за короткое время, что он дремал, лежа у дивана в библиотеке. Тучи продолжали сгущаться, бутылки - пустеть.
- Меня убил котенок, - снова ухмыльнулся Кит.
Я лишь удивленно вздернул брови.
- Возвращался домой, ночью, услышал мяв. Ты знаешь, только котята могут так пищать - плакать, как дети, выворачивая, выскребая нутро. Там страх, отчаянье, безнадежность... Крик о помощи. Странная особенность. Возможно, всего лишь часть эволюции, задумка природы, - он снова сделал глоток. - Он сидел на дереве, не слишком высоко, и пищал. Глазищи огромные, дрожал, даже не дрожал - трясся, намертво вцепившись всеми четырьмя лапами в ветку. Короче, я полез, снял, а когда начал слезать сам... Куртка за ветку зацепилась, я упал, ударился головой. Котенок удрал, надеюсь, жив и стал взрослым котом, гоняет голубей, ловит крыс в подвалах и заигрывает с местными кошечками, - панк улыбнулся, открыто и весело, почти беззаботно.
Крюгер начал выдыхаться.
- Семь лет - долгий срок, ты все еще не знаешь, что тебя здесь держит? Сколько у тебя времени?
Панк поднес к моему лицу руку с браслетом. Широкий, кожаный, с клепками в два ряда. Считать я не стал.
- Если судить по этой штуке, то еще много. Но я то, что называют блуждающая душа. Перекати поле, вполне могу и не уходить никуда.
О блуждающих душах я мало что знал, но смысл был и без того понятен. Панк - анархия даже в смерти.
- Знаешь, что самое отвратительное?
- Излагай.
- Я ничего не могу сделать с тем, как выгляжу. Ирокез, пирсинг. Ты навсегда остаешься таким, каким умер. Волосы не отрастают, штанги не снимаются - надоедает. Единственное, что я могу - менять цвет. Хоть какое-то разнообразие.
- Но...
Близнецы менялись. Я был уверен, хотя бы потому, что в мой самый первый визит у них не было сережек. У Кости даже дырки не было.
- Мелкие - другие, - бугай допил пиво, поднялся на ноги и свистнул Крюгеру, я еще немного посидел, а потом тоже встал.
Завтра надо было ехать в отдел, я готов был рассказать ребятам про маньяка, я готов был дать описание, и рассказать им почти все. Правда, скорее всего, это будет абсолютно бесполезно. Саныч собирался передать дело полностью нашим, узнав, что ублюдок вполне возможно наш. Я начальство поддерживал. А вот ребята в отделе счастливы явно не будут, впрочем, как и Сухарь.
- Нет, это даже не обсуждается. Ты обещал мне, Саша, - Мара сидела в кресле в библиотеке и говорила по телефону.
Собеседник в трубке, очевидно, начал возражать. Хозяйка отеля закатила глаза.
- Я не угрожаю, я готовлю тебя к последствиям, чтобы они не стали неожиданностью, - кривая злая улыбка заиграла на красивых губах, изменив черты лица до неузнаваемости, сделав резче скулы, углубив тени, ожесточив линию подбородка.
Комната была погружена в полумрак, несколько включенных бра не рассеивали тьму, хотя, по идее, должны были, они подчеркивали и странным образом усиливали ее. За окном, в небе, сверкнула молния, словно вторя настроению девушки. Мара однозначно была недовольна.
Я подошел ближе, остановился у самого кресла. Если разговор не для моих ушей, Шелестовой достаточно сказать об этом. Но Мара только бросила на меня мимолетный взгляд и снова переключила все свое внимание на собеседника.
- ...мы не можем... - услышал я с этого расстояния серьезный мужской голос. Очень знакомый мужской голос.
- ...они... и... это...
Хозяйка отеля закатила глаза.
- ...привыкание, - продолжал увещевать Саныч. - Ты же знаешь...
- Вы просто плохо стараетесь, - перебила друга девушка. - Воздействовать можно по-разному, - Шелестова снова посмотрела на меня, свободной рукой она растирала предплечье, словно замерзла. - Мы заключили с тобой сделку, Саша, изволь выполнять ее условия.
Я опустился на пол у ног хозяйки "Калифорнии", устроил подбородок на коленях, Мара показала мне два пальца, одними губами прошептав "минут".
"Мне уйти?" - указал глазами на дверь.
Девушка сначала нахмурилась, словно не поняв, а потом просто пожала плечами, предоставляя решать самому.
Саныч в трубке продолжал монотонно о чем-то вещать. На Шелестову, судя по выражению ее лица, действовало не особо. Я начальство не слушал, разглядывал девушку перед собой и думал о том, что завтра будет долгий и тяжелый день. Рука словно сама собой потянулась к заднему карману, к пачке с сигаретами, но было слишком лениво, и поэтому я остался на месте, думая еще и о том, что из отеля уезжать не хочется, что Георгий наверняка вернется и что меня дико бесит тот факт, что придурку удалось свалить.
- Все, Саш, - вздохнула Шелестова, отвлекая меня от раздумий. - От Ярослава привет, - сладко улыбнулась девушка и повесила трубку.
- Сделка? - выгнул я бровь, вставая и подавая Маре руку.
- Я сливала Совету информацию про Георгия и ему подобных, - просто пожала хозяйка отеля плечами, принимая ладонь, - первое время. Они должны по гроб жизни теперь. Вот только все время пытаются об этом забыть.
- Чертовы старые маразматики, - покачал я головой, давя ехидную улыбку.
- Чертовы старые маразматики, - так же улыбнулась Мара, утягивая меня на кухню. - Какао хочу или горячего шоколада, - пояснила она на мой удивленный взгляд.
- А Георгию от тебя что нужно?
- На самом деле урода зовут Ирзамир, - ответила Шелестова, высвободив свою ладонь и начав рыться на полках. - А нужно... - она привстала на цыпочки, изучая содержимое шкафа над раковиной, я открыл дверцу холодильника в поисках молока, - много чего нужно. У него комплекс неполноценности, связанный со мной. Словно мы в первом классе, и шоколадную медальку за чтение отдали мне.
Я хмыкнул, выпрямляясь, ставя на стол молоко. Мара уже доставала кастрюльку.
- Шоколадная медалька - это серьезно.
- А то, - Шелестова с иронией взглянула на меня и подняла вверх указательный палец. - Ирз хочет себе отель. Ирз хочет себе постояльцев. Ирз хочет себе души, которые появляются здесь. А больше всего Ирз хочет души моих близнецов.
- Прям девочка-нимфетка, - я поставил на стол кружки, потянулся за ложками. За окном снова сверкнуло, рябь на озере усилилась, откликаясь на заигрывания ветра, угадывался за тучами силуэт луны. Мара продолжала суетиться на кухне и говорить. Рассказывать, делиться и это было приятно, черт меня дери. Точнее гад.
- Почему отель, я вроде бы понимаю - это власть, повышение...
- В точку, Ирзамир сейчас относительно мелкая сошка. Пакостная, но мелкая, - Шелестова начала помешивать шоколад.
- Души - это энергия...
- Да.
- А близнецы?
- А близнецы, - Мара повернулась ко мне, по деревянной ложке стекал все еще густой шоколад, - двойная энергия. Они дети, и они... - она развела в стороны руками, - близнецы.
Я слегка склонил голову набок, открывая упаковку с печеньем, не сводя взгляда с девушки, которая явно пыталась подобрать нужные слова, чтобы объяснить.
- Не совсем уверена, как это работает... Но в Косте и Ксюше энергии раз в десять больше, чем в любом другом призраке. Они...
- ...как туша слона для голодного племени бушменов, - закончил за Шелестову, отбирая у нее ложку.
- Про бушменов ничего не знаю, но полагаю, что ты прав. Но только отчасти... как мне кажется... - закончила задумчиво Мара, садясь за стол. - Бушмены... а тебя помотало, да?
- Было дело, - пожал плечами, - но ты от темы не уходи. Почему кажется? - я обернулся через плечо, отрываясь от помешивания все еще слишком густого шоколада.
- Он... даже для доморощенной нимфетки слишком на них зациклен. Тут есть что-то еще, только я пока не знаю что.
- Спроси, - пожал плечами.
- При следующей встрече - обязательно, - процедила девушка сквозь зубы. Бес слишком сильно разозлил ее. Мужику я не завидовал. Нефилим в гневе как кара небесная - мгновенный и безжалостный.
- Кстати, об этом, - я снял кастрюльку с плиты, - у меня есть знакомые, которые...
- Совет разберется, - дернула Шелестова головой, улыбнувшись, снова все поняв без слов. - Ирз сегодня перешел все границы.
- Я все-таки настаиваю, - шоколад соблазнительно дымился в кружках, распространяя вокруг сладкий, тягучий запах. - Хотя бы тогда, когда куда-то отлучаешься или домашние отлучаются. Бес не так уж слаб.
- Да... - протянула девушка, о чем-то задумавшись. Ложка тихо звенела о края кружки, хозяйка отеля не отрывала от меня взгляда. - Хорошо, - тряхнула она наконец головой.
- Георгий, - я все еще называл придурка Георгием... Для меня он оставался именно им - козлом с холеной бородкой. Уродом, которого хотелось задушить, - в открытую действовать не осмелится, но...
- Подгадить попытается. Знаешь, может, мои проблемы со счетами, налоговой и прочим - это его кривых лап дело.
Я кивнул, делая глоток шоколада, садясь на против. Несколько минут прошло в тишине. Мы пили шоколад, смотрели друг на друга, читая в глазах. За окнами наконец-то пошел дождь. Настоящий летний ливень. Громкий, сильный, теплый.
- Ты завтра поедешь в отдел? - вдруг спросила Мара.
- Да. Пора.
Шелестова бросила на меня очередной задумчивый взгляд, улыбнулась медленно и... с предвкушением, поднялась, так же медленно и все с той же улыбкой, протянула руку, отпивая из своей кружки...
Шоколад оставил след над верхней губой. Сладкий, липкий, горько-молочный след. И я, как загипнотизированный, смотрел на то, как Мара слизывает эти "усики". Тоже медленно, продолжая пятиться к двери, продолжая вести меня за собой.
О, черт!
Кажется, я готов идти за ней вот так хоть в рай, хоть в ад.
Мысль ужасала точно также, как и восхищала.
Но стоило Маре закрыть за нами дверь спальни, как все мысли вообще вылетели из головы. Ночь была жаркой, страстной, дикой. Не выветрившийся до конца из крови адреналин заставлял нас кататься по кровати, кусаться, рычать. Мы были похожи на диких зверей, выпущенных из своих клеток. Была только страсть, сводящая с ума, заставляющая желать большего. Пьер Корнель говорил, что бог страсти - злой тиран. В эту ночь, я, пожалуй, готов был с ним согласиться. Мара была прекрасна, безудержна, ненасытна. И я, и гад, мы вместе, не могли от нее оторваться, не могли утолить голод. Мой яд не причинял ей вреда, мои покрывшиеся чешуей руки и лицо ее не пугали. В темноте спальни, в тишине спящего дома, в возникшей вдруг пустоте и незначительности, почти никчемности окружающего пространства, ее поцелуи были, как топленый шоколад, гибкое тело словно впитало в себя призрачно-молочный свет луны, а стоны казались самой сложной, самой гипнотической мелодией.
Шелестова была живой, настоящей, требовательной.
Мы не говорили, не шептали всю ту чушь, которая чуть ли не считается обязательной. Я чувствовал девушку, и этого было вполне достаточно, иногда даже чересчур. Болезненное желание. Болезненное чувство. Слишком сильное.
И в рай, и в ад.
Мы позавтракали вместе почти в полной тишине, лишь в конце Мара спросила:
- Тебя ждать к ужину или к завтрашнему завтраку?
Вопрос вызвал очередную дебильно-довольную улыбку. С инстинктами, берущими начало в животной сути, справляться нелегко, да и не нужно, в общем-то.
- К ужину.
Мара кивнула.
Мы закончили завтрак также в тишине, допили кофе. Шумный и беспокойный отель еще спал, даже Крюгер не соизволил появиться.
Шелестова проводила меня до машины, поцеловала, привстав на цыпочки, прижавись всем телом, как умеет только она.
А через час я уже стоял, опираясь о стол, в кабинете Сухаря, рассматривал сосредоточенные, со следами недосыпа лица ребят и рассказывал.
- Мы ищем белого мужчину, ему от тридцати пяти до сорока, скорее всего у него шизофрения и паранойя в начальных стадиях. Учился в семинарии, но около полугода назад его выгнали за радикальные взгляды, жестокость, нетерпимость. Скорее всего, он привлекательный, среднего телосложения и роста, общительный, достаточно легко заводит новые знакомства, втирается в доверие, вежлив. В деньгах особой нужды не испытывает, но, чтобы не выделяться, не вызывать лишние подозрения, зарабатывает фрилансом. Он аскетичен, сдержан, строг, очень педантичен, очень скрупулезен. Он тот, кого обычно называют фанатиком. Сатанист наоборот, если хотите. Охотится на девушек, женщин, старух, которых считает ведьмами. То есть целью может стать любая женщина, открыто заявляющая, что она ведьма. Жертв находит по объявлениям: проверяйте социальные сети, посты в Интернете, списки клиентов погибших, надо сузить круг поиска. В какой-то степени у преступника присутствуют и комплекс бога, и нарциссизм. Не терпит неуважения, не терпит панибратства. Внешне, скорее всего, это не проявляется, остается таким же спокойным и сдержанным, но общение тут же прекращает, вежливо и изощренно, в крайних случаях может послать. Он жесток, почти классический садист. Свои наклонности оправдывает высшим предназначением. Жертв не просто пытает - наказывает, полагая, что делает мир чище. Он не испытывает раскаянья. Проверьте психиатрические клиники, неврологические диспансеры, санатории, может он состоит на учете, может проходил лечение, тоже около полугода назад, не из-за шизофрении, скорее просто глубокая депрессия. Диагноз был поставлен неверно. Убийца очень силен. У него либо загородный дом, либо склад, стоящий в отдалении от жилых построек, где преступник держит и пытает жертв. Есть машина, непримечательная, с большой вероятностью - седан. Старается не выделяться, не нарушать закон. Бары, ночные клубы - не его история. Он образован, одинок, либо родственники живут далеко. Консервативен как в одежде, так и в выборе мест проведения досуга, совершения покупок. Очень опасен. Вопросы? - я внимательно оглядел "коллег".
- Что насчет прессы? - спросил Сухарев. Он стоял в самом дальнем углу и, судя по хмурому и не особо счастливому выражению рожи, уже успел переговорить с Санычем.
- Лучше сделать пресс-релиз. Возможно, ненадолго, но удастся избежать новых жертв. Жизнь ему это точно усложнит.
- Может, стоит его дернуть? - скрестил на груди руки Дуб. - Заставить выйти с нами на контакт?
- Он не выйдет, - отрицательно покачал я головой. - Если бы хотел, связался бы с нами с самого начала: по телефону, записками на местах, где оставлял тела жертв, письмами, с издевками на адрес отделения. Убийца считает, что творит высшее дело, несет свет, признание ему не нужно. Преступник верит в избранность, в то, что ему воздастся на небесах, - я чуть не подавился, произнося последнюю фразу, почти выплюнул ее.
- Легче стало не на много, - нахмурился Славка.
- Думаю, стоит просмотреть отчетность жертв, особенно Ольги Караваевой, поищите личного адвоката, доверенное лицо, занимающееся бухгалтерией, возможно у нее была помощница или помощник.
- Если он уже до нее не добрался... - проворчал Сашка.
- Ты говоришь, он пытает их, - подала голос Инесса, - его пыточные инструменты...
- Делает сам, никуда не обращается, а если и обращается, то за отдельными деталями, такими, которые не вызовут подозрений - ремешки, стальные прутья, крепежи. Набор начинающего БДСМщика.
- Кляпы? - спросил кто-то.
- Нет. Ему нравится, когда его жертвы кричат. Он садист. Возможно, в речи часто упоминает Бога, ссылается на Библию.
В кабинете повисла тишина, было душно, пахло кислым, пережаренным кофе. Ребята смотрели в свои блокноты, смотрели на меня, друг на друга. Молчали.
- Он прогрессирует, - снова нарушил я тишину, - скорее всего, уже нашел и пытает следующую жертву. Полагаю, дня через два мы обнаружим еще один труп.
- Можем мы сузить географию? - снова включился в разговор Сухарев.
- Можно попробовать, - кивнул. - Скорее всего, его зона комфорта - это юго-запад. Здесь нашли первую жертву. Учитывая паранойю преступника, он побоялся бы везти труп далеко.
- Почему ведьмы? - Инесса сосредоточено изучала записи в блокноте, несомненно сделанные аккуратным, четким почерком. - Я имею ввиду, наркоманы, преступники, алкоголики чем не вариант? Если он очищает мир от "зла"...
- Был какой-то инцидент, катализатор. Пока не могу сказать ничего конкретного. Возможно, что-то связанное с детством, пубертатным периодом.
- Он уже вступил в манифестный период? - снова спросила Соколова.
- Скорее да, чем нет. Причем шизофрения скорее приступообразная. Галлюцинации, голоса проявляются время от времени, именно поэтому убийце все еще удается походить на нормального. Возможно, страдает от бессонницы.
- Таблетки? - склонил голову набок Дуб.
- Что-то, что выписывается без рецепта.
- Разве тридцать пять - это не поздно для шизофрении? - нахмурился Славка.
- Нет, - покачал я головой. Вообще шизофрения может проявиться практически в любом возрасте, но наш урод едва ли страдал от этого заболевания. Не говорить же ребятам, что он одержим. Пусть лучше гоняются за психом. Симптомы удивительно похожи. Да и ловить им его никто не даст. На самом задержании отдела Сухарева не будет точно. Вообще людей не будет. Саныч уже в курсе портрета придурка. Вчера я отправил ему отчет, рассказал практически тоже, что и ребятам, только без выдуманных психических отклонений, называл вещи своими именами. Плюс этнограф Игорь приложил свой список возможных кандидатов на роль демона года.
Бля, бесит...
Но из отдела уходить пока нельзя, все-таки изначально я здесь появился не из-за этого маньяка.
- И все же, - Инесса перехватила меня в коридоре, когда я шел во двор. В строгой тройке, на каблуках, как всегда слишком идеальная, - почему ты решил, что он шизофреник?
- Ты не согласна с портретом?
- Не то чтобы...
Мне хотелось курить, нормальный кофе и свалить отсюда поскорее, желательно до пяти, чтобы успеть к ужину. Мара будет ждать меня на ужин. И ее теперь разноцветное семейство.
Я бросил короткий взгляд в окно. По слухам, птички-сестрички все-таки свалили из Москвы, и поэтому, в качестве приятного исключения, за окном сегодня светило солнце, а воздух прогрелся как раз до той температуры, при которой девчонки-студентки надевают сексуальные мини и легкие маечки, громко цокают каблучками босоножек по асфальту и едят мороженое.
- Что именно тебя смущает? - я продолжил путь, курить все-таки хотелось. Покурить и подумать.
- Не слишком ли он последователен, точен и аккуратен для шизофреника, Ярослав? Пойми меня правильно, я не сомневаюсь в твоем профессионализме, но, в конце концов, все мы люди.
Если бы гад не спал, снова пережрав, ему бы явно нашлось, что возразить на последнюю фразу Соколовой.
- Поверь, он шизофреник, - мы вышли на крыльцо, я залез в задний карман, прикурил, молча протянул смятую пачку девушке. - Болезнь еще не на той стадии, когда контроль становится чем-то недостижимым.
Соколова из-под нахмуренных бровей рассматривала меня слишком внимательно, выпуская в воздух тонкие струйки сизого вонючего дыма. Интересно, Шелестова когда-нибудь курила? Пробовала? Готов спорить, что хоть раз да было дело. Мара отнюдь не походила на пай-девочку.
- Когда нам ждать следующий труп?
Я лишь пожал плечами. А что еще я мог? Сказать "шевелитесь", "все зависит от вас"?
- Ярослав, не делай вид, что не знаешь, - Соколова чуть ногой не топнула в раздражении. - И не держи меня за дурочку.
- Дня через три четыре, - сдался все же я, сделав очередную затяжку. Девушка вздохнула, плечи опустились. - Он прогрессирует, ускоряется. Его гнев и злость растут: видимо, он не получает того, чего хочет. А может, голоса и галлюцинации стали проявляться чаще.
- "Того, чего хочет"? Ведьмы разве не то, чего он хочет?
- Раньше... - я достал еще одну сигарету, спустился с крыльца, сел на лавочку. - Во времена инквизиции, ведьму не могли казнить и объявить ведьмой до того, как она признается.
- Не понимаю, - девушка тряхнула головой, погладила рукой округлую коленку, словно замерзла.
- Думаешь, зачем "ведьм" пытали? Чтобы добиться признания. И они признавались. Кто-то раньше, кто-то позже, кто-то не выдерживал и умирал. Вот и его жертвы, скорее всего, тоже не выдерживают.
- Ты считаешь, что убийце все еще не удалось добиться признания?
- Да. Если хочешь, у придурка незакрытый гештальт, - кривая, совсем невеселая улыбка расползлась по губам. - Ну или он получил признание, но не получил подтверждения.
- Почему ты так считаешь? Почему думаешь, что ему нужно их признание? Разве объявление уже не признание?
Я внимательно посмотрел на Инессу, вгляделся в глаза, в напряженную позу. Ее губы были плотно сомкнуты, почти побелели, глаза сверкали злостью, страхом, упрямством. Такая Соколова почти походила на нормального человека. Такая Соколова вызывала невольное уважение. Все-таки девчонка в отделе не просто так... Все-таки она не зря здесь работает.
- Ты уверена, что хочешь это услышать? - я не мог не спросить.
- Абсолютно, - почти не разжимая губ ответила девушка. Она видела снимки, она читала отчеты по вскрытиям, поэтому картинку знала от и до, могла представить себе все в подробностях. Хорошее воображение в сочетании с опытом иногда здорово портят жизнь... и карму.
Я уже открыл было рот, чтобы рассказать, как дверь отделения скрипнула старыми петлями и на крыльцо вышли ребята. Курить, очевидно, хотелось не только мне.
- Не помешаем?
Соколова отстраненно покачала головой, не поворачиваясь. Ребята подошли к нам.
- Он пытает их не просто так. Его методы, то, как он действует, какие инструменты использует... Придурок знает не только Библию, "Молот ведьм" - вторая его настольная книга. Я удивлен, что легкие жертв не воспалены. Видимо, пытку водой он счел недостаточно болезненной. Объявления, скорее всего, для маньяка равнозначны доносам в средние века - просто слова. Ему помимо прочего, нужно не только признание, но и раскаянье. По идее, суть признания именно в раскаянье.
- Бля... - сплюнул на землю Славка.
Краем глаза, сбоку я уловил какое-то движение, чуть повернул голову. Лешка - парень с проходной - тоже подошел и остановился рядом.
Молодой, только-только из Академии.
- А сообщник? - спросил Дуб. - Может, нам стоит искать не одного маньяка, а двоих?
- А зачем? - сигарета тлела в моей руке, почти догорела до фильтра, норовя обжечь пальцы. Я швырнул окурок в урну. - Убийца самоуверен, может справиться со всем самостоятельно. Контролировать еще и сообщника, пусть даже полностью покорного - это лишние проблемы. Ко всему прочему он мнит себя мессией, - выкурить, что ли, еще одну сигарету? Я достал из кармана пачку, но так и не закурил. - Эта "должность" подразумевает полный тоталитаризм, тиранию и одиночество. Ищите маньяка, который убивал старушек где-нибудь в кювете.
- Они могут убивать и вместе, - пробормотала Соколова.
- Нет, - предположение, честно говоря, было бредовым. А тема меня порядком утомила. Но и встать и уйти просто так было бы глупо. В конце концов, я просто приглашенный специалист. Моя задача отвечать на их вопросы, моя задача сделать портрет максимально понятным. - Он пытает один, убивает один, криками и мольбами о помощи наслаждается тоже один. Характер ран, следы от связываний, следы пыток одинаковые. Нет различий. Ни в силе, ни в наклонах... Если бы преступников было двое, что-то бы да проявилось. Ну и как я уже говорил, урод достаточно привлекательный, вызывает доверие.
- С чего...
Я снова вздохнул, поднимая взгляд на Славку, все-таки достал еще одну сигарету, не подкурил, просто вертел в пальцах. Сзади подошел еще кто-то.
- Девушки... Одиночки, ведущие прием на дому, ни у одной не было охраны, камер... Когда девушки подолгу одни, когда занимаются тем, чем занимаются... Тут волей-неволей будешь проявлять осторожность, проверять, задумываться. Тем более все жертвы занимались "бизнесом" не первый год. Думаю, негативный опыт есть у каждой. Его просто не может не быть, учитывая достаточно длинные списки клиентов, - из сигареты высыпался почти весь табак, бумага смялась, очень хотелось достать вместо "палочки здоровья" четки, но я не стал. На хер мне лишние вопросы?
- Ну а что, если... - голос паренька с проходной странно дрожал, был глухим и неуверенным. Он словно стеснялся. - Что, если девушки действительно ведьмы?
Повисла гробовая тишина, все взгляды обратились к Лешке.
Спустя секунд десять Инесса нервно, коротко рассмеялась, почти судорожно, так, словно смех был для нее чем-то непривычным, чуть ли не новым.
- Ну ты же не серьезно? - в конечном итоге спросил Славка.
Мальчишка покраснел до самых кончиков ушей.
- Ну просто... мы же не знаем наверняка, - выдавил парень. - Я не имею в виду, что убитые летали на метле или танцевали голыми в железных башмаках на балу у Сатаны. Но может, они что-то умели. Грыжу там заговорить, может, просто гомеопатией занимались. Есть же всякие истории... - его голос стал совсем тихим, почти едва различимым.
Снова повисла тишина, и на этот раз никаких нервных смешков.
Инесса заерзала на месте, прикрыла на миг и открыла глаза, перевела взгляд сначала на меня, потом на Славку. Какой-то беспомощный, растерянный взгляд.
- Может и умели, но это не делает их ведьмами, - пожал я плечами.
- То есть, - Соколова говорила медленно и осторожно, смотря себе под ноги, на мыски изящных синих лодочек, - если я заварила ромашковый чай... тоже в его глазах ведьма?
О, черт...
Я мысленно застонал, отвечать на вопрос не было совершенно никакого желания. Да и не нуждался он в ответе, достаточно было взгляда. Не только моего.
Дуб открыл уже было рот, чтобы что-то сказать, но надрывный, почти истеричный звонок телефона прервал все дальнейшие разговоры.
Через пару секунд телефоны зазвонили и у меня, и у остальных.
- Чтоб его черти драли! - бросил Славка, до побелевших костяшек сжимая, трубку в руке. - Слушаю?
Я поднялся на ноги. Видимо, ждать три дня не придется.
- Едем, - чуть ли не рыкнул "коллега", разворачиваясь на каблуках.
Ничего нового. Все те же все там же...
Я смотрел, как на новой жертве ублюдка застегивают пластиковый черный мешок, и курил. Очередной двор, очередная толпа зевак.
Гад скрупулезно, как гурман, цедил оставшееся вокруг безумие. Старое. Вязкое. Темное.
Что за душу ты ищешь? И почему среди "ведьм"?
Возникла мысль еще раз поговорить с Ошун, только едва ли богиня придет на этот раз. Надо быть полной идиоткой, чтобы наступить на те же грабли дважды. В умственных способностях бессмертной и ее мстительности я, впрочем, не сомневался, так что вариант откровенно так себе.
Но тьма... Она действительно стала сильнее или мне только кажется? Действительно ли у нее настолько мерзкий вкус? Или... Мысль пришла внезапно, стоило выйти из машины и поглубже втянуть в себя воздух. Пришла и уходить не желала. Тревожащая мысль.
В кармане завибрировал телефон.
Сообщение. От Саныча.
- Слав, пришлешь мне материалы, ладно?
Славка вопросительно вскинул брови. Во взгляде легко читались неуверенность и осуждение.
- Я консультирую не только вас. Да и потом, дома мне всегда работается лучше. На первый взгляд эта девушка ничем не отличается от других, но кто знает, может, медики что-то и найдут. В конце концов, если совершенствуется и ускоряется маньяк, тоже самое происходит и с его методами.
- А Сухарь?
- Позвоню сам.
- Ладно, - Славка коротко кивнул, рассеяно махнул рукой, и я направился к своей тачке, вбивая в навигатор адрес.
Не выделяйся.
Москву я знал достаточно хорошо, чтобы обходиться без этого нелепого изобретения, но... Не выделяйся. В этом плане психология здорово помогает. Возможные девиации помогают чуть меньше. Кривая улыбка мелькнула и, словно струсив, тут же исчезла.
Гад продолжал попытки разобраться с непонятным безумием. Давился и извивался, но пытался. Иногда он был исключительно полезен.
Хорошая тварь.
Уже знакомая больница и уже знакомый доктор, стоящий рядом, возле кровати очередного суицидника. Все такой же настороженный и неприветливый, все такой же испуганный.
- Мальчишка выживет? - повернулся я к завотделением, закончив осмотр, стараясь игнорировать писк датчиков и шум компрессора искусственных легких. Как вдохи и выдохи механического чудовища.
- Мы постараемся, но он вышиб себе мозги, так что...
- Если еще жив, значит, не вышиб, - нетерпеливо перебил эскулапа.
- У парня тяжелый ушиб головного мозга, противоударная травма*, отек. Мы смогли достать пулю. Хорошо, что она была резиновая и...
- Хорошо, что у мальчишки руки из задницы, - пробормотал я. - И он не смог себя толком покалечить. И, доктор, - повернул я голову к врачу, - меня не интересует анамнез. Меня интересует, выживет ваш пациент или нет. Придет он в себя в достаточной степени или нет.
- Не могу давать никаких гарантий, - эскулап снова нервным движением поправил воротник халата, дернув за него так, что чуть не оторвал.
Я снова повернулся к суициднику.
Бледный, чуть желтоватый цвет отечного лица, перемотанная голова и трубки, трубки, трубки... И казенная простынь, как саван, чуть ли не до подбородка. Капельницы, катетеры, мешок для сбора мочи, воняет хлоркой, фенолом.
Коротко постучав, в палату проскользнула хорошенькая медсестричка с тележкой. Миленькая, живая, лет тридцати.
- Андрей Викторович, можно?
Доктор бросил на меня короткий вопросительный взгляд, я пожал плечами.
- Заходите, Анна.
Девушка подкатила тележку к кровати. Я все еще считывал информацию и разглядывал парня. Следов других неудавшихся попыток уйти из этого мира на подростке не было. Ни шрамов на запястьях, ни темных борозд на шее, ни маленьких точек от проколов иглой на руках.
Родители пострадавшего сидели сейчас в коридоре, все еще в шоке, жались друг к другу, как котята, насторожено и напряженно реагируя на любое движение, на любого прохожего.
Никто не любит больницы, никто не хочет оказаться здесь, люди склонны винить этот запах, стены, врачей, медсестер, санитарок. Особенно медсестер.
Ставка медсестры в каком-нибудь провинциальном Задрищинске - двенадцать тысяч, ставка менеджера среднего звена в этом же провинциальном Задрищинске - от двадцати до сорока. Вот только смена менеджера не длится по двадцать часов и ему не приходится иметь дело с болью и безумием. "Не идите в профессию!" - прекрасный аргумент. Из того же разряда - "Не болейте!"
Я скривился.
Анна ловко поменяла капельницу, проверила и записала показания приборов, бросила короткий взгляд на пакет с мочой и выскользнула за дверь.
- Вы видели следы у парня на затылке? - нарушил тишину, когда шаги девушки стихли.
- Да.
- Что это может быть, по-вашему?
- Вам версию врача или версию иного?
- Обе.
- Версия врача, - мужичок снял очки, принялся протирать, - это следы от уколов. Версия иного - укусы иного.
Я кивнул, развернулся на каблуках. Гад здесь закончил, я тоже.
- Звоните, если пациент придет в себя. Не откладывая, и...
- Знаю, - мужик выдохнул с облегчением, - никому ни слова.