Облако. Огромное багровое облако накрыло его с головой. В воздухе мелькали, вспыхивая, недолго мерцая, и растворяясь в красноватой пелене безукоризненные в своём геометрическом совершенстве снежинки. Они походили сейчас на рой экзотических бабочек по какой-то нелепой прихоти судьбы устремивший свой полёт к земле.
Золотой взрыв взметнулся совсем рядом, осыпая щедрым и безжалостным дождем из колец, цепочек, браслетов и прочей, мало что уже значащей для него, тускло сверкнувшей роскоши. Пламя, исторгаемое стволом дробовика, распускалось навстречу большим огненным цветком. Рон еще успел ощутить запах немилосердной оружейной стали и пороха до того, как багровые небеса вывернулись вдруг наизнанку, накрыв темным плотным черным бархатом и его сильное израненное тело и его слабую мятущуюся душу.
Ни один звук извне больше не потревожил его сознание. Не испытал он и боли, когда перевернутое грубым пинком полицейского ботинка тело перевалилось неуклюже на спину, тяжело осев всем весом на крошево витринного стекла и побрякушек. И жгучая ненависть к победителю не обожгла мозг при реплике, брошенной свысока, сквозь зубы: "Готов!"
Но сознание продолжало еще теплиться где-то глубоко внутри. Запертое в герметичной оконной раме между огромными плоскостями Уже Прошедшего и Еще Не Наступившего, оно яростной стрекозой билось об некогда призрачную грань реальности. Раз за разом тараня прозрачную, тонкую мембрану, едва ощутимую ранее. Но не сейчас. Некогда эфемерная субстанция времени сгущалась и уплотнялась до той поры, пока не превратилась в кристаллической твердости стену, несокрушимым монолитом отделяя его от того, что он привык считать действительностью. На гранях кристаллов, подобно воздушным пузырькам, время от времени всплывающим на поверхность моря, появлялись и исчезали сцены из его короткой, но бурной жизни.
Детство... Дом. Мало что значащее слово.
Улица. Вот она - реальная среда обитания. Первая серьезная драка. Первый сломанный нос. Кино про крутых парней. Сигареты, пиво и снова сигареты. Воровство. Мелкое и ничего не значащее. Сперва. Первое знакомство с полицией. Уличная ватага местных парней, которую все почему-то именовали "банда". Маленькие поручения старших товарищей. Ничего сложного. Постоять где укажут, передать пару пакетов. Отнести чемоданчик. Предупредить кого надо о чём нужно.
Юность...
Девчонки.
Легковесными разноцветными мотыльками мелькнувшие подружки. Пупочки с блестящими в них камушками. Колечко на губе, бусина на языке. И не только на нем. Роскошные волосы, развевающиеся на ветру, когда в открытом кабриолете несешься по городу. Первая разборка с оружием - порезали бедро. Пустяк. Ребята смотрели как на героя. Тату-салон. Красивая картинка на плече, исполненная разноцветной тушью. Парень, ловко орудующий стрекочущей, никелированной машинкой предупреждает, что цвета со временем поблекнут. Не успели...
Грозный, закованный в чешуйчатую броню дракон, извивающийся при каждом движении руки.
Ювелирные магазины. Да даже не магазины - скорее лавки, зазывающие магнетическим, нездешним сиянием. Очарование золота. Чужого золота, к которому у Рона вдруг проснулась невесть откуда взявшаяся болезненная тяга. После первого успешного ограбления он даже не попытался реализовать большую часть добычи. Просто сложил в тайнике под половицами. И с тех пор пополнял свой личный "форт Нокс" регулярно, испытывая каждый раз от этого чувство иррационального, но от того не менее глубокого, удовлетворения.
Встреча с Эльфи.
Существо не от мира сего. Крохотная девушка с огромными голубыми глазами и светлыми, почти белоснежными, вьющимися волосами. Немного странная. Так показалось, когда он встретил ее впервые. Когда они сошлись ближе, понял, что такое определение не совсем подходит для Эльфи. После того, как они стали парой, сняли небольшую комнатку под самой крышей и зажили чем-то, отдаленно напоминавшем семейную идиллию, он понял, что совсем не подходит... Мудрость - да, не ум, а именно мудрость, присущая обычно людям, встречавшим уже слишком много весен на этой планете, казалось, заполняла пространство вокруг неё. Так свет настольной лампы сквозь матовый абажур наполнял сумерки, раздвигая стены их каморки в детстве, когда мама сидела за столом и ставила заплатки на порванные за день мальчишеские штаны и рубашки.
Матовый ровный свет проник в скудное жизненное пространство Рона. Расплываясь крохотными белесыми облачками, он обретал схожесть с Эльфи. Его Эльфи. Фигурка, сотканная из молочной ваты, участливо протягивала ему руку. Ласковую, как майский ветерок. Невесомую, как пух одуванчика. Пахнущую жасмином и лавандой, как горный луг. Глаза, на удивление выразительные для лишенного цвета призрачного существа, излучали сострадание и печаль. С появлением Эльфи, казалось, время совершенно остановилось. Замерло, лениво покачиваясь, крупным куском льда в стакане виски. И также лениво с плеча начал соскальзывать рисунок дракона, растворяясь в окружающем пространстве. Клубящиеся бронзовые протуберанцы начали заполнять алхимическую реторту с запаянным внутри сознанием Рона. Они постепенно вытесняли образ девушки, губы которой, казалось, без устали повторяли не то слова молитвы, не то древнего заклинания. Звуки оставались абсолютно недоступными для Рона. И лишь напоследок, когда призрачная Эльфи вспыхнула одинокой белой звездой и пропала, до него донесся тихий шепот: "Это все, что я смогла. Прости..."
***
Золотое ложе из монет, исполинских царственных подносов, придворных парадных облачений, драгоценной княжеской утвари, сокрушенных идолов и прочей высокородной атрибутики, с готовностью приняло в себя темно-зеленое массивное тело. Сознание Рона все еще не могло смириться с фактом. Оно все еще цеплялось за то, что являлось для него привычной обыденностью всего лишь несколько минут назад. Мегаполис. Рождество. Небольшой ювелирный магазинчик на окраине. И вдруг - совершенно немыслимый переход - прошлое лопнуло, как мыльная пленка, выпуская наружу заключенный в ней воздух. Как оболочка родового пузыря, освобождая на свет божий сморщенного синюшного младенца. Только Рон не ощущал себя младенцем. Титаническая туша дракона хаотично корчилась и извивалась в лоне пещеры, на ложе из благородного металла. Человек внутри дракона был близок к панике. Не столько от осознания того, что из одного места заточения дух его перебрался в другое, еще более жуткое и жестокое. Но еще и от ощущения, что кто-то, чей покой он потревожил, внимательно всматривается в него из невообразимого мрака. Рон мысленно сжал зубы - огромные челюсти пришли в движение, омерзительно скрипнули соприкоснувшиеся клыки. Тело начало понимать нового господина. Мрак уже больше так не пугал. Он подобно новой шелковой одежде, облегал, согревал, изысканно повторяя контуры своего хозяина. Мгла поддерживала, скрадывала острые уступы страха, притупляла приступы отчаяния, успокаивала и убаюкивала.
***
В огромных глазах отражался рассвет нового дня. Красным виноградным вином он заполнял пространство, разливаясь с вершин горных пиков на равнины, с маковок вытянувшихся во фрунт мачтовых сосен на заросшие колючим кустарником поляны, скатываясь по склонам оврагов невесомым полупрозрачным потоком, дробился на тысячи частичек разнообразных форм и оттенков и, чуть помедлив, обретал вновь утраченную было целостность.
И вот, сквозь утреннюю влажную поволоку, уже можно было рассмотреть узкую каменистую тропу, причудливыми изгибами подбиравшуюся к самому подножию горы. И повторяющую во всех подробностях эти самые изгибы небольшую блестящую гусеницу, упрямо следующую раз проторенным путем.
Глазные яблоки, каждое размером с хороший футбольный мяч, пришли в движение. Фокусируясь на стальной гусенице, достигшей подошвы горы и продолжившей подъем уже без надежной нити набитой тропы, уплощенные черные зрачки начали пульсировать. Размеры органа зрения не даром поражали воображение. Оптический механизм работал безупречно, разбивая тело насекомого на составляющие легко и точно.
Вот, на месте головы появился тяжелый, изукрашенный не местными ремесленниками, рыцарский шлем, увенчанный легкомысленными длинными перьями. Ниже забрала можно было рассмотреть до блеска начищенную броню, пластины которой, уменьшаясь в размерах к низу, напоминали чем-то чешую дракона.
"Мою чешую" - подумал Рон, и мысль, едва родившись, тут же соскользнула в темную бездну. Без следа.
Рыцаря сопровождала, следуя в почтительном удалении, целая толпа оруженосцев. И каждый из них вполне отрабатывал свой хлеб. Подниматься по скалистому склону - нелегкое дело, и, поэтому, каждый из слуг, нес лишь один предмет из облачения своего знатного господина. Кряжистый пожилой слуга с шрамом через все лицо, удостоился самого почетного груза - к спине его был привязан недюжинных размеров двуручный адамантовый меч. Рядом с ним шагал вассал помоложе, пригибаясь под гнетом щита, также закинув оный за спину наподобие заплечного мешка. Сразу за ними следовал юноша, гордо сжимая в побелевших от непривычного напряжения в руках, стяг с монохромным гербом. По полотну шла надпись. Девиз древнего рода был вышит золотой нитью, но сейчас прочесть его не было никакой возможности. Золотая строчка просто исчезала в прихотливо извивающихся черно-белых квадратах. Вторую волну слуг составляли крестьяне, обряженные в приличествующие случаю легкие доспехи, смотревшиеся скорее потешно, чем грозно на внушительных животах и цыплячьих шеях. Они несли турнирное копье, лук, управленный из мореного дуба с колчаном стрел из редчайшего железного дерева, шишковатую булаву и два небольших, но увесистых и острых, как бритва, боевых топора. Следом, запряженные безразличными к окружающей действительности лошаками, следовали две волокуши. На одной громоздился самострел, наводивший на размышления о том, что поблизости затаился великан - тайный союзник глупых никчемных людишек. (Соображение совершенно абсурдное, поскольку последний великан погиб еще до того, как драконы пришли в эти края.)
На второй красовалась аккуратно сложенная сеть из волокон мандрагоры, в узлах которой гномья сонная осока переплеталась с лианами ядовитого дерева дрог.
Рон аккуратно пошевелился. За время, проведенное в теле исполина, координация между рефлексами и чудовищными мышцами пришла к равновесию. Многотонный корпус двинулся свободно, почти грациозно скользя вплотную к земле на когтистых мощных лапах. Оставаясь незамеченным, Рон инстинктивно занял позицию по ходу движения неприятельского отряда, намереваясь использовать все преимущества высоты своего положения для внезапной атаки. Ноздри жадно втягивали кислород, разжигая в груди жаркий огонь, распространяющийся как пожар - всё выше и выше. Омывая головной мозг рептилии огненный поток сметал на своем пути все остатки того, что когда-то носило имя Рона. И вот уже обжигающий спазм рвется через горло. Дракон сдерживает первый позыв, лишь слегка приоткрывая пасть и выдыхая просто потрясающий объем горячего воздуха. Небольшие язычки пламени проскальзывают сквозь гребенку из кинжалов зубов. Теплый ветер, достигнув отряда, касается обветренных лиц и расправляет стяг. И последнее, что может прочесть Рон, падая в драконью бездонную душу лепестком розового шиповника, растворяясь в ней как в крепчайшей кислоте, девиз на рыцарском штандарте - "Рожден служить и защищать!".