Как Ганото не изворачивался, но ему пришлось смириться с присутствием на совещании с Императором и Александры Федоровны. Нет, Ники и Елка, и Аликс доверяли вполне. Это французский министр иностранных дел вызывал у них обеих острую неприязнь.
Какой-то он был скользкий.
"Предчувствия его не обманули", как было спето в одном еще не снятом мультике...
Года два назад известный французский финансист с говорящей о многом фамилией Бардак начал создавать синдикаты, в которых приняли участие виднейшие банки Франции. Занимались эти синдикаты скупкой турецких фондов, государственных облигаций Высокой Порты. Учитывая положение Турции - её финансы находились во внешнем управлении - эта затея не могла не быть спекуляцией с самого начала.
"Жадность фраера сгубила" - фыркнула Ёлка.
Аликс меланхолично кивнула.
Банкирские синдикаты, действительно, зарвались очень быстро. Уже вскоре их спекуляции привели к тому, что они не смогли ликвидировать скупленные ими гособлигации даже "с большим убытком". И тут, вдруг, внезапно, к тому же самому Ноэлю-неприличная-фамилия обращается русский министр финансов Витте. Который, разместив на парижской бирже доставшийся ему "по наследству" от прежнего министра финансов Вышнеградского заем двухпроцентных российских государственных кредитных облигаций на 125 миллионов рублей, внезапно обнаружил, что бумаги эти спросом не пользуются, а даже совсем наоборот. Цена "двухпроцентных" непрерывно падала. Когда она достигла 50% номинала, Витте взмолился Бардаку о том, чтобы тот "во имя дружбы Франции и России" поддержал цену бумаг. Это было буквально-таки счастливым совпадением интересов! И Витте в ответ получил предложение сыграть за счет русской казны на повышение турецких гособлигаций. По результатам операций с турецкими фондами финансист и его партнеры соглашались вложить некоторую сумму в русские займы. К сожалению для французских спекулянтов, Витте исчез с горизонта, не успев ответить на заманчивое предложение. 2% бумаги пришлось выкупать самому русскому минфину - воспользовавшись посредничеством какого-то мелкого банка. Иначе ведь мог бы случится скандал, который грозил России полной утратой кредитоспособности.
Однако проблемы русского кредита этой гнусной историей с двухпроцентными не ограничивались, хотя выводы из неё сделаны были. Появление "царских" бумаг с доходностью в три и даже три с половиной процента привело к тому, что держатели французской ренты массово меняли её на более выгодные русские ценные бумаги. Это при внутреннем долге Третьей Республики в 22 миллиарда рублей! Докладывавший французскому правительству директор кредитной канцелярии министерства финансов Шарль Делатур считал, что "...Быстрое высвобождение вкладчиками национальных госзаймов грозит серьезным кризисом и делает совершенно невозможными новые заимствования на внутреннем рынке..."
Обо всем этом из обиняков и намеков Ганото вывести было нельзя - так ведь были и другие источники! Понятно было, что раз уж русские займы вдруг стали встречать не так дружелюбно, так у этого какая-то причина была...
Намеки министра иностранных дел Французской Республики вели в совершенно другую сторону. Из слов Ганото можно было понять, что он, по поручению французского правительства, должен сообщить - хотя ему и крайне, крайне неприятно! - что "в случае кризиса на турецкие фонды французская биржа может, увы, обесценить и русские бумаги и что поэтому Россия в собственных интересах должна была бы поддержать ценность турецких фондов".
"Слушай, я не брежу? Эта гнида действительно... Он действительно сказал, что если мы не поддержим их ... спекулянтов, то они обрушат наш кредит?"
"И сказал он это от лица всего французского правительства" - тихо подтвердила столь же ошеломленная Аликс.
"... .... ....!"
Министр, весь в горячке уговоров, уже почти дожавший русского царя, почти убедивший его согласится на составление специального проекта участия России в операции по повышению ликвидности турецких фондов, совершенно забыл о присутствующей в кабинете императрице. Она сидела тихо, практически за спиной...
Поэтому от неожиданности Ганото аж подпрыгнул, когда у него прямо за спиной прозвучал нежный, но какой-то очень холодный женский голос. У него аж мурашки по спине побежали. И это еще до того, как министр понял смысл заданного Александрой Федоровной вопроса.
-- Дорогой, скажи, зачем нам такие союзники? Я, может быть, многого не понимаю, - министр подскочил - дошло! - и был усажен на место небрежным мановением затянутой в лайковую перчатку руки. -- Однако же батюшка ваш вроде бы договаривался, чтобы эти республиканцы давали нам денег, чтобы мы могли строить промышленность, а мы за то должны воевать с кузеном Вили. Разве не так? Теперь же вдруг...
Тут министр залепетал, что его совершенно не так поняли, что он ничего такого сказать в виду не имел и даже не собирался, что все совершенно не так и даже совсем наоборот! Нет-нет, никто не думал шантажировать Россию, это все печальное недопонимание!
Ёлке очень хотелось заорать "Заткнись, сука!" и врезать от души вод дых и в челюсть, но партию вела Аликс, и вела самым искусным образом. Поэтому ей оставалось только копить злобу и представлять, как она сегодня вечером прикажет подать побольше портретов Ганото в тир и постреляет по ним из недавно доведенных наконец-то до ума армейских десятизарядных "Штейеров М-12", в новом крещении нареченных "Гарпиями".