" Здравствуй мама. Появилась свободная минутка, и я пишу тебе это письмо. У меня всё хорошо. Был в Москве. Помнишь, как я мечтал попасть в Москву? Попал. Представляешь, был парад! Мы прошли строем по Красной площади и прямо на передовую! Сам Сталин провожал нас! Было холодно, сыпал снег, ветер хлестал в лицо, но ОН стоял на трибуне и лично наблюдал за парадом.
А сейчас мы находимся в небольшой деревеньке под Москвой. Вчера был бой, и мы отбили танковую атаку. Я лично подбил один так! Много ребят наших погибло в этом бою. Но мы отомстим за них... Главное - не пустить немцев в Москву! Завтра выдвигаемся на другую позицию..."
***
В открытое нараспашку окно влетел звук въезжающего во двор автомобиля. Председатель колхоза Кожгей Кондакбаев оторвал взгляд от отчёта и выглянул на улицу. Старенькая полуторка, кряхтя и чихая, остановилась у крыльца.
- Да заглуши ты двигатель! - крикнул председатель шофёру. - Шайтан тебя...
Двигатель заглох. Из открывшейся двери медленно стал спускаться одноногий шофёр по имени Арай. Из другой, словно птичка, выпорхнула почтарка, девчонка ещё совсем. Она стремительно бросилась в кабинет председателя.
- Осторожно! Убьёшься! - закачал головой председатель, увидев, как она споткнулась, вбегая в кабинет.
- Где Зинаида Филипповна? - не поздоровавшись, прямо с порога, выдохнула почтарка.
- Чего ты так кричишь, Люба? Я не глухой... Это Степанова, что ли?
- Да! Да! Товарищ Кондакбаев! Письмо тут ей! С фронта, от сына!
- Как от сына? Погиб же он. Больше года прошло...
***
" ... Здесь очень холодно, такой зимы я ни когда не видел! У нас, на "Иссык-Куле", таких не было. Одно хорошо, что мёрзнут и проклятые фашисты! У вас, наверное, тепло. Слёзы наворачиваются на глаза, стоит вспомнить тебя, Саньку, наш посёлок... Стараюсь не вспоминать, прости. Да, скажи Сашке - чтоб не забыл просмолить лодку. Обязательно. Он знает. Видел - как я смолил. Интересно, грибов засолили? Сашка подрос, наверное. Я вернусь, мы с ним на рыбалку на нашей лодке пойдём. Пусть простит, что до войны я его не брал. А я вернусь, теперь я это точно знаю. Расскажу!
Несколько дней назад, на позиции, наши ребята- разведчики захватили одного человека. Очень странного. Думали - шпион. Но непонятно, очень на нашего похож, на немца - нет. По-русски говорил хорошо. Ничего такого - шпионского у него не нашли. Решили не расстреливать. Пусть "СМЕРШ" разбирается.
Командир поручил мне охранять этого человека. Разговаривать с арестованным не положено, но уж больно лицо у него хорошее было. " Как тебя занесло сюда-то", - спрашиваю. " По работе", - говорит, - "... историк я, работаю над темой о войне. В институте Времени. (Ни когда я не слышал про такой институт). Вот, неудачно..." - чего- то тут я не понял, вроде появился он, и что-то не выполнил и, значит, его мы увидели и поймали. " На работе теперь неприятностей куча будет". Чудак. Его, чуть было, не расстреляли, а он про неприятности на работе! Чудак! Но, интересный чудак, и, главное, веришь ему. Рассказывал, дальше, что всё про войну они знают в этом институте Времени. Не похож он на шпиона или предателя! Говорил, что МЫ войну выиграем (как в домино, что ли), я понял, - МЫ победим!
***
- Вот же письмо! Живой он!
- Ты на штемпель смотрела? Когда отправлено?
- Смотрела. Месяц назад... из Москвы!
- Ай бай! Якши! Ай бай! Жив герой! А Зина... подожди, придёт она. За водой вышла... Жарко... Ай бай! Ага - вот и она!
Председатель выскочил из-за стола и кинулся навстречу вошедшей женщине.
- Зина, письмо тут тебе...
- Вот! Вот - письмо вам! От Сергея! - опередила председателя Люба. -Живой он!
- Как?... - только и сказала Зинаида Филипповна, падая на стоящий, по близости, стул.
- Да вы не волнуйтесь... - зачирикала Люба, - вот, читайте! Я как увидела это письмо, так сразу к вам - в колхоз. Арай ещё сразу ехать не хотел. А я говорю...
- Да помолчи ты! - прикрикнул председатель. - Ты, Зина, письмо открой... а то - давай я. Вишь - руки то у тебя... как трясутся. Ай бай, ай бай...
Председатель и почтарка с волнением наблюдали, как Зинаида Филипповна дрожащими пальцами осторожно открывает треугольный конверт.
***
"... Жаль, поговорить, основательно, не вышло. Вскорости уже - увезли его. Из Москвы капитан с двумя автоматчиками на "Виллисе" специально за ним прикатил. Перед тем как они приехали, этот странный человек сказал, что бои нас ожидают страшные. Долгая война будет. Крепитесь - сказал... Хотел я его про себя спросить, может, знает - вернусь или нет? Да не решился. Страшно. Он сам сказал. По моим глазам вопрос прочитал, что ли? Когда уже уводили его, он мне на ухо сказал только: " Страшная штука - война... а ты вернёшься, парень. Соберетесь вы все там, откуда уходили. Встретитесь в красивом, зеленом парке... под бескрайним синим небом, все двадцать восемь, у огня..." Непонятно кое-что, правда? Откуда он может точно знать такое, да? Но я поверил ему. Я верю, что вернусь!
Буквы "плясали" перед глазами. От волнения она не мгла прочитать некоторые слова сразу и упорно перечитывала сначала каждое предложение. Треугольник конверта выскользнул из её рук и упал на пол, но она не заметила.
- Вот, вернётся теперь Сергей, - зашептала Люба на ухо председателю, - и у нас будет свой Герой Советского Союза! Живой!
Вдруг каменным сделалось лицо матери. Она встала и подошла к окну, сжимая в руке листок.
- Весна, - сказала она, ни к кому не обращаясь.
- А... Что? - не понял председатель.
- Старое письмо-то, - ровным голосом сказала Зинаида Филипповна.
- Ой... - проговорила Люба, - но на конверте штемпель...
- Ай бай, ай бай, - закачал головой председатель.
Он поднял с пола конверт - свёрнутый треугольником обычный листок. На внутренней стороне была надпись: " По поручению... пересылаем вам письмо, найденное..."
- Но он жив! - снова заговорила Зинаида Филипповна. - Я знаю, он вернется!
Она смотрела в окно. Там, во дворе, мальчишки палками гнали велосипедный обруч. Он весело подпрыгивал и со звоном катился по пыльной улице.
***
Жаль ребят... Жаль, что только двадцать восемь нас останется. Ну, пора заканчивать. Старшина торопит. Уходим на новую позицию, под какое-то Дубосеково ...