Аннотация: Все пути во Вселенной ведут на забытую Аметистовую звезду. Есть самый короткий путь, но стоит ли его искать?
Комната была завалена свитками и фолиантами, которые я так и не удосужился прочесть за долгие три месяца, что мне пришлось провести в этом замке. Хотя все время собирался это сделать... Уже целый час я пытался написать письмо отцу - отцу, который меня проклял. Но письмо не выходило. То из-под пера вылезали строки, полные жалких оправданий, то, наоборот, насмешки, оскорбления и проклятия. По правде говоря, я и сам не знал, что именно хотел сказать отцу, хотя чувствовал, что объясниться с ним необходимо. И потому рвал одно начатое письмо за другим и с досадой швырял клочки на пол.
Через большое стрельчатое окно в комнату проникали лучи заходящего солнца, и я видел, как много пыли скопилось на древних книгах и фолиантах, которые, наверное, никто не читал долгие годы и, скорее всего, уже никто никогда не прочтет.
Я очень любил закат, но в этот вечер у меня не было никакого желания смотреть в окно. Я знал, что не увижу там ничего нового. Будут те же черные скалы вдали, и зеленая долина, которую заполнили войска, перешедшие на сторону принца Арсиноя и уже три месяца осаждавшие наш замок. Командовал этими войсками мой отец. И у меня не было сомнений, что дело идет к концу. Наши силы иссякали, замок неизбежно должен был пасть. Вопрос был лишь в том, когда это произойдет.
И, словно предвещая ответ на вопрос, который я задавал себе уже много дней, раздался звук трубы, который, судя по всему, доносился из-за стен замка. Я бросился к окну. Нет, в неприятельском лагере не было заметно никакого особого движения. Что тогда означал этот звук? Впрочем, какая разница! Если что-то серьезное - мне сообщат об этом. Только это вряд ли что-нибудь изменит. Все предрешено.
Я снова опустился в кресло и впал оцепенение, из которого меня вывел звук тяжелых шагов за дверью.
Дверь распахнулась, на пороге появился Уэллен, на которого Лунный Принц возложил заботы об обороне нашего замка. Это был угрюмый краснорожий вояка, относившийся ко мне с нескрываемой неприязнью. Было видно, что Уэллен едва терпит меня, хотя ничего плохого я ему никогда не делал. Но, впрочем, я тоже не испытывал никаких теплых чувств к этому пьянице, хотя не мог не признать, что именно благодаря его усилиям наш замок держался уже три месяца. К тому же, Уэллен был единственным военачальником в нашем королевстве, который остался верен Лунному Принцу даже сейчас, когда его предали почти все. В чем были причины этой верности, я не понимал. Ведь у этого солдафона никогда не было ничего общего ни с Лунным Принцем, ни с теми, кто его окружал.
- Прибыли парламентеры, - бросил Уэллен, глядя на меня исподлобья. - Они вам письма привезли.
- Мне? - удивился я. - Почему мне?
- Откуда я знаю? - пробубнил Уэллен, протягивая мне бумаги. - Может, потому, что вы - хозяин замка.
Взгляд солдафона был колючим и настороженным. Я был уверен, что Уэллен считает меня трусом, только и думающим, как бы улизнуть из обреченной крепости. И он самолично принес мне послания, чтобы посмотреть, какова будет моя реакция. Кто знает, может быть, принц Арсиной и мой отец что-нибудь посулят мне, и я по малодушию решусь на предательство. Так, по всей видимости, рассуждал этот тупица.
Я счел нужным смерить его презрительным взглядом и не предложил ему сесть. Пусть стоит и смотрит, как я читаю эти письма. Но Уэллен без всякого приглашения бухнулся в кресло и нагло уставился на меня. Я молча проглотил это оскорбление.
У меня в руках было три письма. Два из них - большой свиток и маленький сложенный листок бумаги - были скреплены печатями с гербом принца Арсиноя, на третьем письме красовалась печать моего отца.
Я сломал печать принца и развернул большой свиток. Там красивым и пошлым почерком, явно принадлежащим какому-то писарю, было написано следующее:
"Я, принц Арсиной, наследник престола Великого Королевства Алавердов, повелитель смертных и надежда еще не рожденных, грозный, но милостивый, направляю это послание моим недругам, засевшим в Рионском замке.
Мои доблестные войска осадили вас - презренного узурпатора, именующего себя Лунным Принцем и его приближенных. По моему приказу на рассвете начнется штурм. Мне известно, что силы ваши на исходе и что вы сами не сомневаетесь в скорой и легкой победе моих воинов. Все вы заслуживаете самой страшной кары за то великое зло, что причинили мне, законному наследнику престола, и всему Королевству Алавердов. Но великодушие и милосердие мое не знают границ, а потому я даю вам последнюю возможность избежать страшной участи. До рассвета вы должны сдаться, в противном случае пощады вам не будет. Если же вы сдадитесь, то всем вам будет сохранена жизнь, кроме узурпатора, именующего себя Лунным Принцем. Впрочем, ему я, Арсиной, по своему безграничному милосердию и великодушию, обещаю смерть более быструю и легкую, чем ту, которую он заслужил своими злодеяниями. Воспользуйтесь моей милостью и да вразумят вас боги, если вы еще способны внимать богам",
Внизу стояла размашистая подпись Арсиноя.
Я распечатал второе письмо принца, оно было написано уже его собственным крупным, неуклюжим почерком с ужасающими орфографическими ошибками и адресовалось мне лично:
"Евгений, неужели тебе не надоело сохранять верность этому гнусному сумасшедшему, свалившемуся с Луны? Ведь для него все кончено. Переходи на мою сторону, и я обещаю, что ты сохранишь все титулы и замки, которыми он тебя наградил. Я верну тебе свою милость, и ты вновь займешь должность, которую занимал при дворе моего отца, и все пойдет как прежде. Возвращайся же, не раздумывая".
Я хорошо знал Арсиноя. Он был слишком глуп, чтобы изощряться в насмешках и потому написал это письмо искренне. Но лучше бы это была насмешка! Ибо при дворе его отца, покойного короля Бремереля, я занимал должность смотрителя ночного королевского горшка. Ее я получил стараниями своего отца, когда тот увидел, что из меня, в отличие от моих братьев - старшего и младшего - воина не получится. При мысли о том, что мне предлагают снова таскать ночные горшки, будущее мне представилось совсем безнадежным. И если до этой минуты меня временами одолевали малодушные мысли: а не проще ли поступить так, как сделали уже многие и перейти на сторону Арсиноя, то теперь эти сомнения исчезли. Странно, но перспектива следить за королевскими ночными горшками пугала меня теперь, пожалуй, больше чем смерть. А ведь многие, мечтали получить такую должность, и моему достопочтенному отцу в свое время пришлось пуститься на немалые ухищрения, чтобы она досталась именно мне. С этой должностью я получил и прозвище "Золотарь", которой наградили меня мои собственные братья. Они всегда относились ко мне со снисхождением, если не с презрением.
Честно говоря, моя жизнь при дворе была легкой и приятной, ибо на самом деле королевские горшки таскали лакеи, а я должен был лишь следить за тем, чтобы судно всегда было готово к услугам его величества. Это не требовало ни времени, ни усилий, поэтому я имел возможность предаваться всем удовольствиям, которые открывались для тех, кому посчастливилось жить в королевском дворце. И я любил такую жизнь, хотя одновременно испытывал к ней глухое, непонятное мне самому отвращение, которое иногда становилось совершенно невыносимым. Но было одно чувство, которое пугало и одновременно вселяло надежду и которое не оставляло меня ни на минуту все те годы, что мне пришлось провести при дворе короля Бремереля: странное ощущение неизбежного скорого конца этой жизни.
*** *** ***
Не то, чтобы в королевстве ничего не происходило, нет - то и дело вспыхивали мелкие войны, особенно с соседним королевством антийцев, и в этих войнах доблестные войска славного короля Бремереля неизменно одерживали действительные или мнимые победы. В честь этих побед при дворе устраивались пышные празднества, неизменно переходившие в дикие ночные оргии, на которые престарелый король, ставший к концу жизни не в меру благочестивым, предпочитал смотреть сквозь пальцы. Королевство Алавердов представлялось могущественным и несокрушимым, но отчего-то казалось, что его величественное здание все больше и больше проседает под бременем этого могущества, что жизнь королевства на самом деле давно закончилась, а все происходящее - не более чем механический танец заводных фарфоровых кукол, которым суждено разбиться вдребезги при первом же ударе молота времени.
Но тут появился Лунный Принц. Та ночь осталась в моей памяти навсегда - ночь, когда умер старый король Бремерель. Я помню тревогу и ожидание, воцарившиеся в королевском дворце. Ведь никогда прежде короли Алавердов не умирали в ночь полнолуния, а все в королевстве знали древнее пророчество: если король Алавердов умрет в ночь полнолуния, то престол займет принц, который явится с Луны, и его царствование будет полным бедствий и испытаний. Пророчество это было под запретом, и именно поэтому его знали и в него верили решительно все.
В ту ночь зазвучали печальные звуки труб герольдов, а огромный колокол на древней сторожевой башне отбил трижды по три удара, возвещая о смерти короля, и на улицы вышли, наверное, все жители столицы. В окно своей комнаты я видел, что площадь возле дворца полна людей, и все они смотрели на небо, в котором сияла необычно большая и яркая луна. Что-то заставило меня выйти в сад, примыкавший ко дворцу. Сад тоже был полон людей, воздух был напитан ожиданием, и все, казалось, забыли про умершего короля, которого положено было оплакивать. Почему-то было ясно, что смерть короля - лишь пролог к чему-то необычному и пугающему.
И вот Луна стала стремительно увеличиваться. Было видно, что она приближается к Земле, и во всем королевстве Алавердов стало светло почти как днем, только свет этот был очень холодным и призрачным. Но никто не чувствовал страха - все смотрели на небо, завороженные волшебным зрелищем. И мы увидели на Луне город - и город этот тоже был полон людей, и видно было, что они смотрят на Землю и, как мы, ждут чего-то. И город этот охранялся темным печальным ангелом с огненным мечом. И тут от Луны к Земле, прямо к саду королевского дворца протянулась серебристая дорожка, сотканная из лунного света, и на этой дорожке появился Лунный Принц, который направился к Земле. Исполнялось древнее пророчество, и никто этому не удивлялся.
А Лунный Принц все дальше уходил от лунного города, и тут мы услышали спокойный и печальный голос темного ангела, обращавшегося к идущему: "Ты покидаешь свой город, ибо жители его не хотят искать вместе с тобой путь к забытой Аметистовой Звезде. Но ты снова возвратишься в Город Луны. А путь из этого города до Аметистовой Звезды гораздо дальше и труднее, чем путь до нее от Земли". "В твоей власти убить меня, - холодно отвечал Лунный Принц. - И если я несу с собой зло, убей меня". "Я поставлен охранять, но не убивать, - сказал темный ангел. - И ты волен идти куда хочешь. Но каждый должен пройти назначенный ему путь до конца, и каждый должен прожить то время, что ему отведено. И этот закон незыблем". "Я нарушу этот закон, - не оборачиваясь, сказал Лунный Принц, уходивший все дальше от Луны, - я нарушу этот закон, ибо таков мой путь".
И он ступил на Землю. В тот же миг растаяла серебристая дорожка, темный ангел исчез, а луна стремительно взмыла высоко в небо.
Как только мы увидели Лунного Принца, то сразу поняли, что именно он и есть наш новый повелитель. Про Арсиноя - сына покойного короля Бремереля, который согласно всем законам должен был занять трон, никто и не вспомнил. Да и сам Арсиной почему-то не претендовал на престол, хотя прежде не раз вслух мечтал о том времени, когда, наконец, он получит высшую власть в королевстве. Но теперь он спокойно продолжал жить в королевском дворце, как ни в чем не бывало и, казалось, совершенно не был обижен на то, что трон оказался занятым странным пришельцем с Луны. При этом нового правителя никто не именовал королем. Все его звали Лунным Принцем, и он себя тоже так называл, и всем казалось, что именно так и должно быть.
Я был одним из первых, кто присягнул на верность новому правителю. Потом многие, очень многие поставили мне это в вину, назвав меня одним из главных предателей. Но тогда... Тогда жизнь неожиданно стала другой, хотя вроде бы ничего не менялось. Как прежде, чередовались дни и ночи, солнце и луна все так же сменяли друг друга на небосклоне. Но почему-то казалось, что королевство наполнено призрачным лунным сиянием, а небо усыпано звездами, среди которых, была и забытая всеми Аметистовая Звезда, путь к которой хотел найти Лунный Принц. Странное время, напоминавшее сон или наваждение... Может быть, это и было наваждение?
И Лунный Принц... Это был человек и не человек. Никто не мог понять, создан он из плоти и крови или из лунного сияния. С тех пор, как он поселился в королевском дворце, все казалось призрачным: и люди, и слова... В этой призрачности как будто не было ничего зловещего. Но бесшабашное, безоглядное веселье, которое царило при дворе покойного короля Бремереля, бесследно исчезло. Шумные пиры, неизменно переходившие в дикие оргии, сменились лунными балами, устраивавшимися каждую ночь полнолуния в огромном холодном мраморном зале королевского дворца. На этих балах мужчины неизменно появлялись в элегантных темных костюмах, женщины - в легких белых одеяниях, усыпанных драгоценными камнями, и все танцевали под странную плавную музыку, которая не была ни быстрой, ни медленной и которая никогда прежде не звучала на Земле. Эту музыку принц принес с собой из Города Луны, о котором он почему-то не любил говорить. И музыка эта была прекрасной, но в ней было что-то нечеловеческое, пугающее, никто из живущих на Земле не мог бы создать подобной музыки. И не случайно все попытки лучших музыкантов королевства сочинить что-то похожее приводили лишь к появлению жалких подражаний, не вызывавших у слушателей ничего кроме презрительных усмешек. Нечеловеческая музыка, в которой чувствовался и смертельный холод, и непостижимая теплота, пугала и завораживала. И когда мы танцевали под ее звучание, то погружались в мир, очень похожий на земной, но совсем другой, в котором знакомые предметы и слова имели совершенно иное значение. И из этого странного мира наша собственная жизнь виделась по-другому: что-то, всегда казавшееся важным, становилось совершенно неважным, а что-то, прежде не привлекавшее никакого внимания, вдруг приобретало бездну значимости. Когда бал заканчивался и музыка стихала, острота этого ощущения пропадала, но мы уже не могли смотреть на мир прежними глазами. Все мы, кому довелось побывать на этих балах, испытывали странное чувство, как будто вот-вот должны были вспомнить нечто забытое: не то мир, в котором мы жили когда-то, не то забытую дорогу, ведущую в неизвестность. Лунный Принц называл это дорогой к Аметистовой Звезде. Он утверждал, что все люди жили когда-то на этой звезде, но потом... потом произошло какое-то событие, смысла которого никто не понял, и люди оставили Аметистовую Звезду (или вынуждены были ее оставить?) и заселили Луну, Землю и бесчисленное количество звезд и планет во Вселенной, а звезды эти стали разлетаться друг от друга с немыслимой скоростью, и воспоминания об Аметистовой Звезде давно растаяли, и лишь отсветы ее таились в смутных преданиях, да в темных глубинах человеческой памяти, куда сам человек заглядывать не может, не рискуя при этом сойти с ума. Лунный Принц говорил, что есть короткий путь на Аметистовую Звезду, и если путь этот будет найден, то все во Вселенной изменится, исчезнут переполняющие ее страдания, звезды перестанут разлетаться друг от друга и закружатся в танце, похожем на тот, что танцевали мы на лунных балах... Но сам принц во время этих балов бывал очень мрачен. Однажды я осмелился задать ему вопрос, почему он устраивает эти балы, если они ввергают его в такое уныние. Принц помолчал, как будто не решаясь ответить, а потом произнес:
- Я думал, что эта музыка напомнит людям то, что они давно забыли, что она поможет им отыскать путь на Аметистовую звезду. Но, кажется, я ошибся. На этих балах царствует Луна и не более того. А Луна дальше от Аметистовой звезды, чем Земля.
Впрочем, принц не прекратил давать лунные балы. Наверное, он не терял надежды, что они помогут нам вспомнить желанную дорогу. Не знаю. В моей памяти не всплывало ничего кроме щемящей сладкой тоски. И еще было ощущение, что все мы - те, кто стали приверженцами Лунного Принца, кто танцевал на этих странных балах - преступаем давно забытый запрет. Словно дорога на Аметистовую Звезду начиналась где-то рядом, но мы не имели права искать ее, а тем более идти по ней.
А между тем принц не только устраивал лунные балы. Еще он приблизил к себе поэтов, к которым с легким презрением относился покойный король Бремерель. И поэты сочиняли стихи, которые тоже были полны холодного лунного света и щемящей тоски по забытой Аметистовой Звезде. Иногда звучали строчки, бросавшие слушателей в дрожь. Казалось, что вот-вот поэт произнесет слова, из которых станет ясно, что же мы забыли и где начинается путь на Аметистовую Звезду. Но всякий раз нас ждало разочарование: воспоминание, смутные контуры которого уже начинали возникать в лунном свете, неизменно таяло, и тайна оставалась тайной. И я тоже сочинял стихи, но они были блеклыми и беспомощными по сравнению со стихами других, куда более талантливых стихотворцев. Меня это расстраивало, но один поэт сказал мне:
- Стихи твои плохи, но ты должен радоваться. Ты не заблудился в словах, как мы, ты ближе к истине и ближе к покою.
Я тогда не понял, что он имел в виду, да и сейчас, по правде говоря, не понимаю. Но слова этого человека послужили мне некоторым утешением. И я продолжал время от времени сочинять стихи, только уже не пытался проникнуть с их помощью в тайны Вселенной и отыскать путь на Аметистовую Звезду.
*** *** ***
Но это все была жизнь при дворе. Что до остального королевства, то поначалу все были очень довольны новым правителем. Знать радовалась тому, что Лунный Принц возвратил ей некоторые вольности, отнятые королем Бремерелем, купцы боготворили принца за то, что он снизил многие налоги, а некоторые и вовсе отменил, крестьяне были счастливы оттого, что новый правитель ослабил их повинность. Только войско было не вполне довольно принцем, потому что он и слышать не хотел ни о каких войнах, а ведь уже тогда многие говорили, что следует проучить антийцев, которые в последние годы вели себя совсем уж нагло. И еще были недовольны жрецы. Эти раньше других почувствовали опасность. Нет, принц вовсе не запрещал алавердам молиться древним богам, но слишком уж явным было его безразличие к храмам: Он говорил лишь об Аметистовой Звезде и никогда не приносил жертв, не делал жрецам никаких подарков, к которым они так привыкли, вообще, никто никогда не видел, чтобы он молился богам. И это равнодушие было страшнее ненависти. Жрецов и раньше недолюбливали в нашем королевстве, и власть их была сильна потому, что их неизменно поддерживали короли. Но теперь жрецы лишились этой поддержки, и власть их стала стремительно таять. Королевство, казалось, было наполнено призрачным лунным сиянием, и в этом сиянии никому не было дела до служителей древних и грозных богов. И поначалу никто не слушал их шепота о том, что Лунный Принц на самом деле - злой дух и что все королевство попало под власть его чар. Но не слушали их только поначалу.
Ибо вскоре на королевство стала обрушиваться одна беда за другой: два неурожайных года подряд, лютые зимы, засухи, сменявшиеся губительными наводнениями, разрушительные ураганы, и, наконец, чума, пришедшая с севера. Она, к счастью, не дошла до столицы, но от нее вымерла треть алавердов. А за три года бедствий вымерло не меньше половины жителей королевства.
Положение становилось отчаянным. Толпы голодных хлынули в города, то тут, то там вспыхивали бунты, и один раз восставшие чуть было не дошли до столицы. На подавление бунтов пришлось бросать войска, но солдаты тоже страдали от голода, и нередки были случаи, когда войска переходили на сторону бунтовщиков. Всеобщая любовь к Лунному Принцу стремительно сменилась всеобщей ненавистью, даже в королевском дворце воздух, казалось, был пропитан враждебностью. Но принц сохранял странное спокойствие. Нет, он вовсе не был равнодушен к происходящему, но почему-то принимал все спокойно и продолжал искать путь на Аметистовую Звезду. Это вовсе не означало, что принц не занимался государственными делами, нет: он упорно пытался выправить положение дел в королевстве, хотя эти попытки приводили лишь к тому, что подданные с каждым днем ненавидели его все больше и больше. Принц вынужден был снова отнять у знати часть дарованных ей вольностей, и его возненавидела знать. Он резко повысил налоги, дабы наполнить опустевшую казну, и его возненавидели купцы. При этом они делали все, чтобы налоги не платить, и казна как была пустой, так пустой и оставалась. Крестьянский оброк тоже пришлось увеличить, и крестьяне превратились в лютых врагов принца. Его возненавидели все или почти все.
И в это время антийцы перешли границу и захватили Изумрудный полуостров. Жители полуострова, изгнанные из своих домов, пополнили толпы нищих и голодных, бродивших по дорогам королевства, выпрашивавших милостыню, грабивших, убивавших и поднимавших бунты. Все королевство проклинало Лунного Принца, а также тех, кто еще сохранял ему верность, хотя таких с каждым днем становилось все меньше и меньше. Принц по-прежнему оставался спокойным, но мы, обитатели королевского дворца впали в панику. Некоторые предпочли покинуть королевство, а оставшиеся лихорадочно пытались придумать что-то, что могло бы изменить ход событий, но, по правде говоря, всех уже тогда охватило отчаяние, все чувствовали, что катастрофа неотвратима. Большинство из нас считало, что на Изумрудный полуостров следует немедленно послать войска, чтобы изгнать оттуда антийцев. Столь решительная мера помогла бы возвратить принцу если не любовь алавердов, то хотя бы уважение, и это помогло бы успокоить взбаламученное королевство. Однако тут же следовали возражения: войско разуто, раздето, голодно, и оно, скорее всего, потерпит поражение в борьбе с антийцами. Но, самое главное, против посылки войск на Изумрудный полуостров был сам Лунный Принц. Он говорил, что не хочет лишнего кровопролития. Некоторые из нас (в том числе и я) вполголоса заговорили о том, что принц сошел с ума. Смириться с захватом Изумрудного полуострова - благословенной земли, главной драгоценности нашего королевства - было равносильно самоубийству для любого правителя, тем более для Лунного Принца, чей трон и без того с каждым днем шатался все больше. Похоже, мы оказались правы.
После отказа принца вступить в сражение с антийцами, повсюду стремительно стали распространяться слухи о том, что принц готовится сдать врагам все королевство. Это была, конечно, полная чушь, поскольку Изумрудный полуостров был отделен от остального королевства цепью неприступных гор. Но всеобщая ненависть к принцу была столь сильна, что даже самые здравомыслящие люди, казалось, были готовы поверить в любую глупость. И тогда произошло неизбежное: взбунтовалось войско. Пусть и не все, но значительная его часть, и этот бунт был поддержан большинством алавердов.
Поздно ночью нам пришлось бежать из охваченной восстанием столицы. Как - я не хочу рассказывать, слишком уж жалким и унизительным был этот побег. Принца нам пришлось тащить с собой чуть ли не силой, ибо он отказывался покидать столицу. Его сверхъестественное спокойствие как-то незаметно превратилось в глубокую подавленность. Теперь он выглядел обычным человеком, усталым и измученным и, казалось, совершенно не понимал, что происходит вокруг. Нам удалось пробраться в Рионскую провинцию на западе королевства. Туда же стянулись и войска, остававшиеся верными Лунному Принцу.
И в это время принц Арсиной, все эти годы мирно и незаметно живший в королевском дворце, громогласно объявил Лунного Принца узурпатором и провозгласил себя законным правителем королевства Алавердов. Арсиной был полным ничтожеством, всегда думавшим лишь о собственных удовольствиях, его беспредельная глупость стала притчей во языцех. При жизни покойного короля Бремереля никто не принимал его всерьез, над ним потешались и знать, и нищие. Арсиной относился к разряду тех недотеп, которые не могут открыть рот без того, чтобы не сморозить какую-нибудь несусветную глупость, не могут сделать шага без того, чтобы на что-нибудь не наступить или что-то не разбить. Но, в отличие от большинства недотеп, Асиной был злобен и мстителен, и многие его за это ненавидели. Поэтому, хотя Лунный Принц многим казался исчадием ада, известие о том, что Арсиной готовится водрузить на свою пустую голову королевскую корону, вызвало во многих умах смятение и добавило немало сторонников Лунному Принцу, чье дело казалось уже проигранным бесповоротно. Началась война. После полугода изматывающих кровопролитных сражений, которые шли с переменным успехом, мы потерпели поражение и с небольшим отрядом укрылись в Рионском замке, который три года назад пожаловал мне Лунный Принц. И вот теперь должен был начаться штурм.
*** *** ***
Я распечатал письмо отца, командовавшего войсками, которые осаждали мой замок, и прочел следующее:
"Я пишу эти строки тебе, которого все еще называю своим сыном, хотя давно проклял и тебя, и тот день, и час, когда ты появился на свет. Ибо ты покрыл позором наш род, стал причиной гибели своих братьев и одним из виновников невиданных несчастий, обрушившихся на наше королевство. Долгие века наш достославный род верой и правдой служил королям алавердов, и видят боги, как горько и больно мне при мысли о том, что единственным отпрыском этого рода остаешься ты, которого даже нельзя назвать мужчиной, потому что ты ни разу не участвовал в сражениях, а все время отсиживался в королевском дворце. В то время как братья твои добывали славу на ратном поле, ты набирался во дворце самой гнусной мерзости, которую только можно себе представить. Проклятый узурпатор, именующий себя Лунным Принцем, сумел околдовать слишком многих, ибо он, несомненно, владеет искусством колдовства. Но даже сейчас, когда его злая сила ослабла, когда почти все прозрели, когда стало известно, какие гнусные оргии творились в королевском дворце под видом так называемых лунных балов, даже сейчас ты сохраняешь верность проклятому узурпатору! Я слишком хорошо знаю тебя, и нет у меня сомнений, что тобою движет обычный страх, страх за свою шкуру, страх перед неотвратимым возмездием. Имя твое вызывает всеобщую ненависть, ибо ты - один из приближенных проклятого лунного пришельца, и большинство алавердов желает тебе самой страшной смерти. Может быть, ты надеешься ускользнуть через какую-нибудь крысиную нору, бежать из королевства, как тебе однажды удалось бежать из столицы? Надежд у тебя на это мало. Твой замок, это волчье логово, обложен со всех сторон. И если вам удастся бежать из него, все равно вас схватят: на равнине полно застав и дозоров. Единственное, что может тебя спасти - это милость законного наследника престола его высочества принца Арсиноя. Я знаю, что в ультиматуме, направленном вам, его высочество проявил поистине безграничную милость, пообещав сохранить жизнь вам, гнусным изменникам и преступникам, всем - за исключением узурпатора. Воспользуйся же этой милостью, если боги еще не лишили тебя разума окончательно! Я уже стар, мне не пристало лукавить, поэтому скажу прямо: я хотел бы, чтобы ты возвратился к нам. Ты единственный кто может продолжить наш род, ибо братья твои пали в кровопролитной войне, которую развязал узурпатор против законного наследника престола. И ты - один из главных советников узурпатора, тоже повинен в этой войне, а значит, повинен в смерти твоих братьев. Простят ли тебя боги или нет, мне неведомо, но я готов простить тебя, ибо не хочу, чтобы угас наш род. Ты - предатель, изменник, убийца, похотливый блудник, но, может быть, дети твои, если они у тебя появятся, сумеют смыть позор, которым ты покрыл наш род, и возвратят ему прежнюю славу. Это единственная надежда, которая дает мне силы жить. И если у тебя, неблагодарного отродья и негодяя, еще осталась хоть частица уважения к своему престарелому отцу, если в твоей низкой трусливой душонке сохранилась хоть тень гордости за наших доблестных предков, то отрекись от узурпатора, а еще лучше - убей его и возвратись к своему отцу.
Генрих, четвертый граф Мальбургский, маршал и главнокомандующий восками его королевского высочества принца Арсиноя, наследника престола королевства Алавердов, да пребудет с его высочеством милость богов и слава, доколе не прейдет Земля!"
Ниже стояла замысловатая подпись моего отца, которой он почему-то всегда очень гордился. Я долго ее рассматривал, пытаясь пробудить в памяти хоть какие-то светлые воспоминания, связанные с моим отцом. Но нет. Это письмо убило во мне остатки желания не то что примириться, но даже объясниться с ним. И мне стало досадно, что я так долго мучался, пытаясь написать письмо озлобленному, выжившему из ума старику, который даже сейчас занят, в основном, мыслями о собственной репутации и продолжении рода. Я взял бумагу и перо и, не задумываясь, сходу написал ответ:
"Отец мой, вы всегда казались мне безнадежно глупым человеком. Поэтому я не буду пытаться что-то вам объяснить, вы все равно ничего не поймете. Я не сомневаюсь, что ваши войска завтра утром возьмут мой замок, и, скорее всего, мне суждено погибнуть. Но вам не стоит волноваться. Думаю, принц Арсиной с большим удовольствием назначит вас главным смотрителем своего ночного горшка, а вы в знак безграничной благодарности завещаете этому величайшему правителю все, чем владел наш род. Мне же нет до этого никакого дела. Будьте счастливы.
Ваш сын Евгений"
Не без злорадства запечатал я это письмо. А потом написал коротенький ответ Арсиною. Смысл его можно было выразить в двух словах: "Пошел к черту", хотя я использовал куда более крепкие выражения.
Покончив с этим, я протянул Уэлену свиток с ультиматумом Арсиноя. Тот посмотрел на меня так, как будто я предлагал взять ему в руки ядовитую змею.
- Что там? - спросил он угрюмо.
- Прочтите.
Бросив на меня подозрительный взгляд, Уэллен, наморщив лоб, принялся читать ультиматум. Этот солдафон был не силен в грамоте и, мне кажется, немного этого стыдился.
- Подумаешь, цидуля! - буркнул он, закончив чтение. - Мы и без нее понимали, что они пойдут на приступ, если не завтра, то послезавтра. А что за письма вы там написали?
Я презрительно усмехнулся.
- Вы можете распечатать и прочитать их, Уэллен, если вам так хочется.
- Я отвечаю за оборону замка, - засопел солдафон. - И я должен быть уверен, что враг не узнает ничего такого, что может нашей обороне повредить.
- Я же вам сказал, Уэллен, можете распечатать и прочитать.
Солдафон снова посмотрел на меня долгим подозрительным взглядом, но почему-то не стал распечатывать мои послания. Вместо этого он засунул в рот два пальца и, что есть силы, свистнул. Я поморщился. В комнату вошел ординарец Уэллена.
- Передай эти письма тем, кто дожидается у ворот, - буркнул Уэллен. - И пусть они убираются поскорее.
Ординарец исчез.
Я думал, что Уэллен уйдет вслед за ним, но ошибался. Вояка продолжал сидеть и угрюмо смотреть на меня. И это меня бесило. Этот тупой детина не имел никакого права так на меня смотреть! Это было верхом наглости с его стороны, и он заслуживал того, чтобы его отодрали где-нибудь на конюшне. Но отчего-то я, кипя от негодования, не в состоянии был вымолвить ни слова, словно моя воля оказалась придавлена взглядом Уэллена.
- Вы боитесь? - неожиданно спросил он.
- Боюсь? Чего? - голос мой был хриплым и жалким
- Штурма.
- Скорее всего, завтра нас ожидает смерть. Кто же ее не боится? - проговорил я, вдруг освободившись от чар взгляда Уэллена.
К моему удивлению, на угрюмой физиономии солдафона появилось нечто вроде одобрения и даже уважения.
- Это честный ответ, - буркнул он.
- Благодарю вас за лестные слова, - закипая от негодования, проговорил я.
- Вы честны, - пробубнил Уэллен, как будто не слушая меня, - вы честны, но слабы и трусливы. Такие как вы все и погубили.
- Что? - я чуть не задохнулся - Что? Да... да, что вы несете? Что вы вообще в этом понимаете? Что вы о себе вообразили? С-сапог!
Последнее слово я произнес с нескрываемой ненавистью.
- Вижу, что задел вас за живое, - с наглой ухмылкой произнес этот негодяй. - Втайне вы согласны со мной, потому и взбесились.
Я промолчал.
- А знаете почему? - продолжал Уэллен. - Потому что все вы, кто окружал принца, думали, что он вот-вот отыщет дорогу на Аметистовую Звезду. Все вы ждали, ждали, когда же это случится. А он сам ждал, когда вы вспомните эту дорогу. Но никто ничего не вспомнил.
- И вы тоже не вспомнили, Уэллен, - мрачно огрызнулся я.
- А я и не вспоминал, - с ухмылкой ответствовал этот наглец.
- А теперь упрекаете всех остальных в том, что никто ничего не вспомнил? Вы очень умны, Уэллен.
- К чему мне было что вспоминать? Я и так неплохо жил.
- Вы правы, Уэллен. Кто бы ни сидел на престоле - король Бремерель или Лунный Принц - казарма всегда останется казармой. Но к чему вам тогда защищать Лунного Принца? Ответьте мне, Уэллен. Только не надо подозревать меня в том, что я склоняю вас к предательству! Мне просто интересно, в чем причина вашей преданности.
- Не беспокойтесь, - угрюмо глянул на меня солдафон. - Я уже понял, что вы настолько трусливы, что не способны даже на предательство. А что до меня... О чем вы там спросили? Почему я предан Лунному принцу? - он некоторое время молчал, а затем произнес:
- А почем я знаю? К чему мне об этом задумываться? Я знаю, что принца погубили такие как вы. И мне этого достаточно.
Я посмотрел на этого солдафона, но так и не мог понять, искренен ли он в своей тупости или же просто издевается надо мной. Поэтому я предпочел промолчать.
- Я хочу, что вы обошли со мной укрепления, - неожиданно произнес Уэллен.
- Зачем? - с удивлением спросил я.
- Пойдемте, - пробубнил солдафон, тяжело поднимаясь со стула.
У него был вид мрачного одержимого, и перечить ему в этот момент мне не хотелось. И я покорно поплелся за Уэлленом. Признаться, в этот момент я ощутил полнейший упадок душевных сил, и если бы Уэллен вдруг потребовал от меня броситься с крепостной стены, я, наверное, сделал бы это без возражений.
Мы вышли на стены. На западе пылала широкая багровая лента заката, с востока на землю наваливался лиловый океан сумерек, и пространство понемногу тонуло в этом спокойном океане, и в нем тонуло время. Все, что происходило вокруг меня, казалось непонятным и ненужным. На стенах зажигались огни, воины лихорадочно готовились к штурму, это была суета, в которой люди обычно пытаются утопить свои тревоги и страхи.
Но я не испытывал ни страха, ни тревоги, ибо все они сгорали в полыхании заката, а лиловые сумерки вливались в мою душу прохладным покоем. Мир становился прозрачным и понятным. Да, в нем по-прежнему жил страх, но этот страх был подобен дыму костров, пылавших в долине, дым от которых поднимался к вечернему небу, и небо поглощало его, оставаясь прозрачным и бездонным.
Я понял, почему Уэллен заставил меня совершить этот обход. Он хотел показать мне, в каком отчаянном положении мы находились, он хотел, чтобы я сам убедился: надеяться не на что, и растолковал бы это Лунному Принцу, который хоть и любил старого солдафона, но, кажется, никогда не прислушивался к его мнению. Впрочем, я и без этого обхода прекрасно знал, что Рионский замок обречен. Но я редко появлялся на стенах, среди простых воинов, оборонявших замок. Почему-то я побаивался их. Может быть, потому, что чувствовал: воины не любят меня. Слова Уэллена "такие как вы все и погубили" были на самом деле не его словами. Так думали все воины или почти все. Они по-прежнему готовы были сражаться за Лунного Принца, но не могли допустить и мысли, что именно он виновен в тех бедах и испытаниях, что обрушились на них. А потому для них во всем были виноваты приближенные принца.
И сейчас, когда мы обходили укрепления, Уэллен делал все, чтобы я ощутил эту ненависть. Он останавливался у каждого поста, заговаривал с воинами, каждый раз представляя меня им, хотя все и так знали меня в лицо. И я действительно чувствовал неприязнь, а иногда и почти нескрываемую ненависть, с которой относились ко мне воины. Я видел глаза людей, понимавших, что завтра им, возможно, придется погибнуть, и потому отчаянно искавших виноватого. Один лучник - тощий долговязый с обезьяньим лицом и мутными бесцветными глазами, скрежеща зубами, сказал мне: "Повесить бы тебя здесь и сейчас!"
Страх не мучил меня. Но в сердце возникла пустота. Все, что прежде казалось исполненным смысла, стремительно превращалось в дым.
Закат догорел, наступила тьма, и в свете факелов движения воинов, выражения их лиц казались особенно угрожающими. В воздухе пахло бунтом, и даже Уэллен испугался. Кажется, он не рассчитывал на то, что мое появление на стенах вызовет столь бурную реакцию.
- Пойдемте! - буркнул он. - А то вас тут чего доброго разорвут на кусочки.
Он потащил меня прочь с крепостной стены, схватив за рукав, словно нашкодившего мальчишку.
- Вы еще хуже, чем я думал, - с досадой бросил он мне.
- А вы еще глупее, - огрызнулся я.
- Я воин, - ответствовал Уэллен, - и ум мне не так уж нужен.
- Знаете, Уэллен, похоже, он и мне не нужен. Чего больше от наших мыслей - вреда или пользы? Радости или печали?
- Это вы у принца спросите. Мы, кстати, к нему и идем. Я хочу, чтобы вы рассказали обо всем, что видели. А то он совсем не понимает, что творится вокруг.
- А может быть, Уэллен, он, наоборот, давно понял это и понял лучше нас?
Обмениваясь этими любезностями, мы поднимались по темной винтовой лестнице главной башни, в которой находились покои принца. Уэллен держал в руке факел и в его пляшущем свете темно-серые камни, из которых были сложены стены, казались особенно мрачными.
*** *** ***
Где бы ни появлялся принц - все вокруг него казалось залитым холодным, прозрачным лунным сиянием. Даже когда на небе светило яркое солнце. Казалось, лунное сияние исходило от самого принца, и оно завораживало окружающих, и все в этом сиянии становилось проще, прозрачнее и печальнее. За три года, что я провел вместе с Лунным Принцем, наверное, можно было привыкнуть к этой странности, но почему-то всякий раз я удивлялся тому, что мир начинает выглядеть иначе. Принц так и не стал жителем Земли, оставаясь сотканным из лунного света.
Сейчас он сидел в кресле возле огромного камина, в котором, однако, не пылал огонь, потому что стояла ранняя осень и было еще тепло. Я никогда не мог понять, сколько принцу лет. Иногда мне казалось, что ему не больше двадцати, а иногда - что ему далеко за сорок. У него было узкое длинное лицо, то казавшееся спокойным и прекрасным, то превращавшееся в злобное лицо фанатика со впалыми щеками и глубоко посаженными глазами. Во внешности и характере Лунного Принца было что-то непостоянное, зыбкое, подобное лунному свету.
Принц остался безучастным к нашему приходу, бросив на нас рассеянный взгляд. Кроме него в комнате находилось около десяти человек - все, кого считали его приближенными и кто вызывал самую большую ненависть у истерзанного голодом и враждой королевства Алавердов. На меня посыпались вопросы. Все уже знали, что прибывшие из неприятельского стана парламентеры передали мне послания принца Арсиноя и моего отца, и всех интересовало содержание этих посланий. Я ничего не скрывал. К чему? Ответы мои вызвали разочарование присутствующих, и этому трудно было удивляться. О том, что на рассвете войска Арсиноя пойдут на штурм, все уже знали. А добавить к этому мне было нечего. Всеобщее оживление быстро сменилось - нет, не унынием, а холодным молчанием, растворенным в лунном сиянии, и непонятно было, исходит ли это сияние от принца или вливается в комнату через широко открытые окна. Была ночь полнолуния. В эту летнюю ночь прежде давались лунные балы, и было неудивительно, что последней ночью Лунного Принца должна была стать ночь полнолуния.
Я помню, несколько дней назад кто-то предложил устроить этой ночью прощальный лунный бал. Многим эта идея понравилась. Такой лунный бал обязательно должен был стать очень печальным и очень красивым. Но принц почему-то не поддержал эту идею. Нет, он ничего не говорил, просто по его бледным губам скользнула не то улыбка, не то печаль - нельзя было разобрать. И никто больше не возвращался к этой идее.
Но сейчас, когда все мы, кто еще оставался верен принцу, собрались вокруг него, стало вдруг ясно, что никакого лунного бала и не нужно. Покои принца были полны лунного сияния, и хотя музыка не звучала, казалось, что она наполняет огромную комнату, и что все вокруг кружится в холодном плавном танце. Только на этот раз все было холодней чем обычно.
- Вам нужно бежать, ваше высочество, - пробубнил Уэллен, стоявший как истукан в самом центре комнаты. - Арсиной вас не пощадит.
- Бежать? - голос принца был тусклым и будничным. Такого голоса у него не было никогда, обычно он казался полным серебристого звона. - Бежать? К чему сейчас говорить об этом? Впереди еще целая ночь.
- Об этом нужно говорить сейчас, ваше высочество. Дела обстоят гораздо хуже, чем вы думаете. Вы можете не дожить до рассвета.
- Я не увижу рассвет, Уэллен, - тем же тусклым голосом отвечал Лунный Принц. - Но сейчас не это важно...
- Ваше высочество! - перебил я принца, хотя прежде никогда не позволял себе подобного. - Ваше высочество, Уэллен прав. Я только что был на крепостных стенах. Воины на грани бунта. Они по-прежнему преданы вам, но нас, тех, кто вас окружает, они ненавидят...
- Ты боишься, что они расправятся с нами? - с холодной усмешкой спросил меня оруженосец принца Краон, который вообще имел привычку насмехаться над всеми подряд, за что его не менее пятнадцати раз пытались убить на дуэли и примерно столько же раз отравить.
- Пожалуй, уже нет, - ответил я. - Но принцу это может повредить.
- Чем это может мне повредить? - пожал плечами принц.
Он посмотрел на меня, и взгляд его казался рассеянным и пронзительным одновременно. Я почувствовал, что принц читает в моей душе, он видит, что душа моя полна холодной пустоты, и то ли он был рад за меня, то ли сочувствовал мне...
- Ваше высочество! - вновь заговорил Уэллен. - Ваше высочество, настала пора покинуть замок. Это нужно сделать сейчас.
- Как вы собираетесь это сделать? - спросил я. - Замок окружен со всех сторон, все подземные ходы завалены по вашему же приказу.
- Не все, - сказал Уэллен.
- Не все? - меня моментально охватило волнение. - Не все, вы сказали?
- Есть один подземный ход, построенный еще десять веков назад. О нем никто не знает, вернее, почти никто. Я и сам узнал о нем случайно - отвечал Уэллен. - Этот коридор выходит из-под земли прямо возле холма, на котором расположен лагерь Арсиноя. Пока будет глубокая ночь, мы сможем проскользнуть незаметно, на рассвете будет слишком поздно.
- Проскользнуть незаметно? - надменно перебил Уэллена Краон. - Проскользнуть незаметно, говорите вы? Десять или двадцать человек - возможно. Но в замке двести человек! Или вы предлагаете бросить здесь войско? Вы, поставленный этим войском командовать?
- Войско тоже выйдет через этот подземный ход, - исподлобья глянув на Краона, отвечал Уэллен. - Войско выйдет через подземный ход, и если понадобится - вступит в бой.
- Это безумие! - бросил Краон. - Это безумие и верная гибель.
- Оставаться в замке - тоже верная гибель, - отрубил Уэллен. - А так - мы можем спастись.
- Спастись? - ядовито переспросил Краон. - Спастись? И куда вы собираетесь бежать? Нас разорвут на куски в ближайшей деревне!
- Если мы останемся здесь, нас тоже разорвут на куски, - упрямо возразил Уэллен.
Принц, как мне показалось, с некоторым интересом наблюдал за этой перепалкой, но не вмешивался.
Тут в разговор вступила Голония - весьма странная особа, которая, как говорят, когда-то была не то шлюхой в дешевом столичном борделе, не то содержала приют для раскаявшихся шлюх, а может быть, занималась и тем, и другим одновременно. Во дворце она появилась еще во времена покойного короля Бремереля, став любовницей смотрителя королевских конюшен, которого, впрочем, вскоре зарубили в пьяной драке.
- Если можно бежать, значит, надо бежать, - изрекла эта почтенная дама своим обычным хриплым голосом. - Помереть можно и не здесь.
Краон бросил на нее испепеляющий взгляд и ничего не ответил. А Уэллен, получив неожиданную поддержку, еще больше воодушевился.
- Я отдам приказ своим воинам, - сказал он. - Принц, через час мы покинем замок.
- Мы покинем этот замок в любом случае, - невозмутимо проговорил принц. - Мы покинем этот замок. Все дело в том, где мы окажемся потом.
- Этого я не знаю, ваше высочество, - угрюмо проговорил Уэллен. - Но мы будем сражаться. Столицу нам, конечно, не отвоевать. Королевство тоже потеряно. Но можно закрепиться в горах...
- Я не об этом, Уэллен, - рассеянно проговорил принц, - я не об этом...
- Не об этом? - озадаченно проговорил солдафон. - Впрочем, ваше высочество, вам виднее, о чем вы. Главное сейчас покинуть замок. Я могу идти?
- Идти? - повторил принц, как будто не понимая, о чем говорит Уэллен. - Да-да, конечно, иди...
Было видно, что его мысли были заняты чем-то другим.
Уэллен покинул зал, не забыв смерить меня взглядом, полным угрюмого презрения.
*** *** ***
На какое-то время в зале воцарилось молчание. Но затем лунное сияние стало становиться все сильнее и сильнее, и показалась, что полилась музыка, которая так часто звучала во время лунных балов в королевском дворце. Не было ни музыкантов, ни инструментов - ничего. Казалось, музыка вливалась в окно из беспредельного пространства, заполненного лунным сиянием, она заставляла забыть об ужасах прошлого, безнадежности настоящего и отсутствии будущего. Все было наполнено звучанием: потемневшие от времени стены, помутневшие зеркала, старинные канделябры... И казалось, что время остановилось и что никогда не наступит страшный рассвет, который должен был принести нам гибель. Как будто полная кошмаров Земля отступила, и мы оказались в другом мире, наполненным холодным призрачным сиянием. Это был мир покоя, но в покое этом была та же безнадежная пустота, что и в мире земном. И так хотелось найти дорогу, забытую дорогу, по которой можно было уйти из холодного безжизненного мира на Аметистовую звезду, которая по-прежнему сверкает где-то в глубинах бесконечной Вселенной. И снова я почувствовал, что дорога эта начинается где-то рядом, но как будто лунная пелена отделяла меня от этой дороги - тонкая лунная пелена, которая была прочнее самых толстых стен, и пройти через нее было выше человеческих сил. Мы были людьми, всего лишь людьми и потому могли идти только вдоль этой пелены, не видя конца пути.
И когда я это понял, то ощутил на себе взгляд Лунного Принца, взгляд, полный ужаса. Я видел, что он читает мои мысли. Мне стало страшно, как бывает страшно человеку, когда почва уходит у него из-под ног, и весь мир начинает рушиться. Глаза принца, цвет которых никогда нельзя было определить, вдруг превратились в две черные бездны, готовые поглотить весь мир. Я отшатнулся. Но затем это пугающее видение исчезло, просто глаза принца стали черными с неправдоподобно расширившимися зрачками. И на лице его уже не было привычной лунной грусти, но была земная горечь.
Принц поднялся с таким трудом, как будто на плечи ему давила вся вселенная. И когда он заговорил, голос его поначалу звучал приземленно и горько, но постепенно он превращался в лунную музыку, в которой не было прежней печали, но была торжественность и ясность.
- Я пришел на Землю, - говорил принц, - я пришел на Землю, потому что мечтал найти забытую всеми дорогу на Аметистовую Звезду. В городе Луны, которым я правил, многие мечтали найти эту дорогу, но никто не хотел ее искать. Все боялись и говорили, что дорога трудна, а Аметистовая Звезда слишком прекрасна для людей, и люди не должны искать эту дорогу. Но почему? - думал я. Почему мы не можем найти эту дорогу? Ведь всем нам суждено возвратиться на Аметистовую звезду. Все пути ведут на эту звезду, которую мы некогда покинули. Но пути, по которым мы идем, проходят через бездны ужаса и мрака. Почему мы не хотим найти другую дорогу, трудную, но короткую? Я не понимал, почему жители Луны не хотели искать этот путь, почему они говорили, что он ведет к погибели. Меня стали называть приспешником Зла, и власть моя в Городе Луны поколебалась, и мой дядя поднял против меня мятеж. Я понял, что все мои надежды побудить людей искать эту дорогу тщетны. И тогда я покинул Луну и отправился на Землю. Всем известно: до Аметистовой Звезды от Земли куда ближе, чем от Луны. Но никто из лунных жителей не последовал за мной, а темный ангел, стерегущий Город Луны, предрек мне несчастья и возвращение. Но я не послушал его, я слушал только голос своего сердца, а оно рвалось туда, где в темных небесах сияет Аметистовая Звезда. И я верил, что жители Земли решатся вместе со мной найти желанный короткий путь, ибо они куда больше боятся мрака и ужаса, чем жители Города Луны, в котором никогда не бывает Солнца. И действительно, многие захотели найти этот путь. Но на Земле повторилось то же, что было на Луне: бедствия, войны, мятеж. Почему, почему ужас и мрак сопровождают меня, почему я несу с собой одни лишь несчастья?
- Да будет вам, принц! - неожиданно прервала его Голония. - Будет вам! Это вовсе не вы виноваты. Это просто люди - идиоты, что на Луне, что на Земле. Они везде идиоты.
Принц, облик которого только что был полон тоски и отчаяния, неожиданно улыбнулся, и улыбка его была земной и беззаботной.
- Может быть, - проговорил он. - Может быть, ты и права, Голония. И может быть, я переоценил себя. Знаете, почему я устраивал лунные балы? Потому что мне казалось, что на Земле слишком много ненужной суеты. А лунная музыка полна печали и она должна была помочь людям вспомнить об утраченном и отыскать дорогу на Аметистовую Звезду. Но я заметил, что люди наслаждаются печальной красотой музыки, и почему-то находят в ней радость, а эта радость мешает им стремиться искать дорогу к звезде. Радость в печали - замкнутый круг.
- А в чем нам еще находить радость-то? - ухмыльнулась Голония.
- Вы глупы, - с презрением бросил ей Краон.
- Еще бы, - не смутившись, отвечала она. - Как и все мы. Единственный умный среди нас - принц, да и тот оказался в дураках. Разве не так, ваше высочество?
На лице принца не было ни обиды, ни гнева на эту дерзость.
- Голония, - сказал он. - Слушая вас, я почему-то подумал, что может быть, вы как раз и нашли дорогу на Аметистовую звезду.
- Что? - удивленно воскликнул Краон. - Как, ваше высочество, вы хотите сказать, что эта...гм, эта дама отыскала дорогу, которую не смогли найти ни вы, ни мы?
Между тем сама Голония восприняла слова принца на удивление спокойно.
- Может, и нашла, - заметила она, - может, и нашла, хоть никогда, по правде говоря, не искала.
- Ваше высочество, - нахмурившись, проговорил Краон, - ваше высочество, вы хотите сказать, что эта дама, которая всем... гм, хорошо известна, вы хотите сказать, что именно эта дама знает путь на Аметистовую звезду, путь, который все мы так и не смогли узнать?
- Она не знает этого пути, Краон, - спокойно отвечал принц. - Но, не зная этого пути, она по нему идет. Так мне кажется.
Краон напряженно наморщил лоб, словно пытаясь осмыслить сказанное принцем, а потом пожал плечами, явно раздосадованный. Что касается меня, то слова принца казались мне туманными, но я угадывал их смысл. И мне стало еще спокойнее. В эти минуты огромная Луна заглядывала прямо в окно, и я видел печальный город на ее поверхности. Все вдруг показалось близким и знакомым, и я улыбнулся отчего-то.
- Ваше высочество, - произнес между тем Краон, - ваше высочество, эта женщина не может знать пути на Аметистовую звезду. Она знает только один путь - путь в бордель. А что общего между Аметистовой Звездой и борделем?
При этих словах в зале воцарилось напряженное молчание. Все понимали, что следует возмущаться, что следует требовать от Краона извинений за оскорбления, нанесенные даме, которая была, конечно, шлюхой, но, тем не менее, давно была принята в приличном обществе. Однако никому не хотелось устраивать скандал. Все были заворожены лунным сиянием и лунной музыкой, продолжавшей наполнять пространство.
Впрочем, из неловкого положения, в которое мы попали по милости несдержанного Краона, нас вывела сама Голония, которая, ничуть не смутившись, изрекла:
- Я знаю дорогу не в один бордель, а сразу в несколько. И ты, дорогой Краон, тоже знаешь эти дороги. Разве не так?
- Я пытался вести вас путем печали, - произнес Лунный Принц, - я пытался вести вас путем печали, но оказалось, что этот путь слишком долог. Я ошибся.
- Как бы там ни было, принц, - произнес Краон, нервно постукивая каблуком по каменным плитам пола, - как бы там ни было, принц, но отступать нам поздно. Уже все равно, куда мы шли и куда пришли. Сдаться Арсиною и всей его своре стало бы для нас позором.
- Темный ангел сказал мне, что я многих увлеку в бездну, - сказал принц. - Но... но бездна - еще не погибель.
Он помолчал, как будто обдумывая что-то, а затем продолжил уверенным и даже торжественным голосом:
- Сегодня я вдруг окончательно понял, что ни жителям Луны, ни жителям Земли не под силу найти короткую дорогу на Аметистовую Звезду. Их дорога лежит через бездну, в которой есть ужас, страдания и смерть. И редкие радости. И никто не знает, куда ведет эта дорога - на Аметистовую Звезду или еще куда-нибудь, и никому не ведомо: лгут или говорят правду древние священные книги и есть ли правда в мерцании звезд и молчании Вселенной. Я наполнил Землю лунным сиянием, думая, что это поможет людям, но я ошибся. Дорога на Аметистовую Звезду действительно начинается где-то рядом, но лунное сияние лишь застилало глаза людям. Вот и все. Но, может быть, это покажется странным, я не считаю, что все потеряно.
Эти слова принца удивили меня. Ведь я помнил черную бездну в его глазах.
- Я не считаю, что все потеряно, Евгений, - повторил принц, с улыбкой глядя на меня. - Потому что понял: обязательно должна наступить последняя ночь. И в эту ночь все должно решиться...
Резким диссонансом его словам прозвучал хриплый, насмешливый голос Голонии:
- Ну да. Должно все решиться. А может ничего и не решиться. Жизнь любит гнусности, что на Луне, что на Земле. Все надеемся на что-то, а потом оказывается, что все не так и не того ждали. Да и черт с ней с этой жизнью, мне не привыкать. Есть еще пара часов, можно их прожить в свое удовольствие.
И Голония с удовольствием отхлебнула вина из большой чаши, которую она держала в руке. Принц посмотрел на Голонию, и во взгляде его как будто была растерянность. А впрочем, может быть, мне это только показалось.
И в этот момент лунное сияние стало стремительно усиливаться. Я посмотрел в окно: Луна росла прямо на глазах. Казалось, она снова быстро приближается к Земле. И лунная музыка становилась громче и громче, она кружила голову, сводила с ума. Я переставал понимать, где нахожусь и что делаю. И я видел, что люди вокруг меня задвигались, заходили. Наверное, мы были похожи на сборище лунатиков. А может быть, так оно и было? Но рассудок все еще повиновался мне, хотя и с трудом. И я увидел, как побледнел Лунный Принц, каким растерянным и жалким в этот момент он выглядел.
И тут в комнату быстро вошел Уэллен. На этого солдафона не действовало ни лунное сияние, ни чары лунной музыки - ничего. Наверное, на его тупую голову с пропитыми мозгами мог подействовать лишь удар меча.
- Что тут происходит? Все совсем с ума посходили что ли? - воскликнул он, а вслед за этим обратился к Лунному Принцу.
- Ваше высочество, все готово. Наши лазутчики проверили, путь свободен. Можно идти.
Принц посмотрел на Уэллена застывшим, невидящим взглядом безумца, а затем неожиданно изо всех сил вцепился в его локоть словно испуганный ребенок. Уэллен, недолго думая, потащил принца прочь из зала. Мы устремились следом.
*** *** ***
Мы спустились по винтовой лестнице и, оказавшись под землей, долго петляли по сырым и темным подвалам, пока не остановились перед зияющим отверстием потайного хода, который вел из замка к дальним холмам. В подземелье было уже много воинов, и свет факелов плясал на их стальных доспехах. Было жутковато и отчего-то немного весело.
Из подземного хода появился лазутчик.
- Ну что? - спросил его Уэллен, который держал за шиворот принца, по-прежнему производившего впечатление невменяемого человека.
- Путь свободен. Можно идти.
- Отлично. Оповести остальных, пусть уходят этим же путем. Через полчаса замок должен быть пуст. И поменьше шумите, черти! Если нас заметят, все пропало.
- Уэллен, - слабым голосом произнес принц, который, кажется, начинал приходить в себя. - Уэллен, мы не должны выходить на поверхность.
- Мы не выйдем, - отрезал солдафон, который, судя по всему, решил, ни в чем не переча принцу, поступать так, как сочтет нужным. - Мы не выйдем.
- Уэллен, - повторил принц, и я видел, что его сотрясает озноб, - Уэллен, я не должен видеть Луны. Ты слышишь? Я не должен видеть Луны. А с Луны не должно быть видно меня. Иначе...
Он замолчал, как будто был больше не в силах вымолвить хотя бы слово.
- Не беспокойтесь, ваше высочество, - произнес солдафон, - ни о чем не беспокойтесь.
И он втащил принца в подземный ход. Мы устремились за ними. Ход был узким, извилистым, полным сырости. Чувствовалось, что много лет по нему никто не ходил. Под ногами чавкала грязь, стоял невыносимый запах гнили. Наверное, здесь обитали крысы и прочие мерзкие твари. То и дело кто-то из нас спотыкался в темноте, каждую минуту раздавались ругательства и проклятия, а Уэллен шипел на нас и требовал, чтобы мы двигались бесшумно. Но это было решительно невозможно.
- Сколько нам еще идти? - потирая ушибленное колено, спросил я у солдафона. - Когда все это кончится?
- Заткнись! - злобно прошипел он.
Я собрался было возмутиться, но в это мгновение неожиданно зазвучала лунная музыка, и подземелье быстро стало наполняться лунным сиянием. Я подумал было, что сияние это исходит от принца, но это было не так. Происходило что-то совсем необычное. Стены подземного хода стали не то раздвигаться, не то просто растворяться и мы все оказались на открытом пространстве, прямо над нами сияла чудовищных размеров луна, и на ней был виден огромный город, возле которого стоял ангел с темными крыльями и огненным мечом.
И я услышал хрип. Взглянув на Лунного Принца, я увидел, что лицо его искажено судорогой. У него был вид умирающего. Но судорога прошла так же быстро, как и появилась. В лунном сиянии принц больше не казался человеком. Он теперь был частью этого сияния.
И я услышал те же слова, которые говорил Лунный Принц темному ангелу, когда шел на Землю.
- Если я несу с собой лишь зло, убей меня
И ответ ангела был тем же.
- Я поставлен охранять, но не убивать. И ты волен идти куда хочешь. Но каждый должен пройти назначенный ему путь до конца, и каждый должен прожить то время, что ему отведено. Этот закон незыблем.
На сей раз принц ничего не ответил ангелу. Но тот сказал:
- Твой путь лежит через город Луны. Ты волен идти куда хочешь. Но путь твой лежит через этот город, и город этот будет существовать.
- Меня там никто не ждет. Меня там ненавидят, - принц говорил чуть слышно.
- Путь твой лежит через этот город, - повторил ангел.
- Но что будет с людьми, которые пошли за мной?
- От Земли до Аметистовой Звезды ближе чем от Луны. И ты сам сказал, что она (тут темный ангел указал на Голонию) нашла этот путь. Найдут его и другие.
- Но может быть, - вмешался Краон, который даже сейчас не утратил привычки перечить всем и вся, - но может быть и наш путь лежит через город Луны?
- Ваш путь лежит на Аметистовую Звезду, - спокойно отвечал ему ангел.
И в этот момент опять появилась серебряная дорожка, и Лунный Принц шагнул на нее и быстро стал удаляться. На нас он даже не взглянул. Но мы знали - это вовсе не потому, что мы ему безразличны. Просто в конце всех дорог сияла Аметистовая Звезда.
*** *** ***
Мы выбрались из замка. Неприятель все-таки нас заметил. И той ночью была битва. И я бился как мог. Воин из меня никудышный, но почему-то я остался в живых, несмотря на то, что многие храбрые и умелые воины, в том числе Уэллен, полегли в том сражении. И я был одним из немногих, кому удалось вырваться и скрыться в горах. Но потом горцы выдали меня Арсиною, и меня вернули в столицу, где к тому времени уже находились Краон и Голония. И я очутился в королевском дворце. Но это уже другая история...