Всему в этом мире приходит конец. Быть может, там, над небесами и под звёздами всё иначе, но только не здесь. Быть может, где-то там, далеко-далеко, есть лучший мир, в котором всё кончается хорошо. Мир, В котором герои получают должное, злодеи погибают, а матери и невесты дожидаются своих близких.
Но в этом мире, мире, кроме которого у них не было ничего, всё было иначе. Здесь злодеям верили, а правдолюбов почитали за сумасшедших, а что до героев...Оно ведь лучше, когда их нет, так ведь?
Ричард Магус, Олаф Везучий и Рагмар жили в этом мире. Другого у них не было - но иного не пожелали бы никогда, ни прежде, ни после. Хотя "после" - после у них не было. И вообще не было ни того, что до, ни того, что после - у них было только сейчас. Сейчас, растянутое до вечности и сжатое до крупицы мгновения. А это и так очень много, не правда ли.
Похоже, больше никого не осталось. Вон там лежал десятник Эйхгорн, тот самый, над губой которого начал пробиваться первый пушок и которым юноша человек так гордился. А вон там, пронзённый двумя пиками, валялся поверх тел своих бойцов воевода Томаш. Даже мёртвый, он рукой своей, устремлённой в вечность, направлял души своих воинов. Кажется, он улыбался, довольный тем, что и после смерти останется во главе столь милого его сердцу воинства. А вон там...Да...Прислонившись спиной к камню, отправился на поиски лучшего из миров Эмиль Картавый. Глаза его остекленели. Не моргая, он смотрел на врага, без страха. Никто не смог бы упрекнуть Эмиля в том, что он смалодушничал. Родители могли бы гордиться своим наконец-то повзрослевшим - к сорока-то годам! - сыном. Они примут его в свои объятия там, в другом, самом прекрасном и вечном мире.
Ричард Магус, Олаф Везучий и Рагмар жили в этом мире. "Жили" - это значит, что настала пора с ним прощаться. Никто ведь не думает, что втроём они выстояли бы сейчас против этой армии? Нет, оно не было тем сказочным, легендарным вражьим воинством, что протянулось до самого горизонта. Потрёпанное, изъеденное проплешинами пустоты, войско это едва стояло на ногах. Кто-то опирался на копьё, чьё острие откололось в пылу боя. Кого-то держали под руки товарищи, бессильного, обливающего потом и истекающего кровью. Их осталось совсем немного. Но - их было бесконечно больше троих. Всего лишь троих человек...
И всё же они не подходили. Они боялись. Каких-то трёх чел...То есть двух человек и орка. А может, одного человека, одного орка и одного мага. Кто их знает, чароплётов. В крови, чужой и своей, запёкшейся под палящим солнцем Двенадцатиградья, они стояли втроём против целого мира. Знали бы они, что в ту же минуту также стояли шестеро против целого света. Но там были ангел и демон, двое рыцарей, некромант и алхимик. А они, втроём, что они сейчас могли?
Солнце клонилось к закату. Ричард, приложив мокрую и липкую от пота руку ко лбу, любовался алым шаром, спешащим отдохнуть от забот мирских. Говорят, то огнегривые кони несли златую колесницу, увозившую души подальше от мира. Магус был в конце своего пути на площадку этой колесницы. Он должен был успеть в последний момент - пока колесница не исчезла бы в закатных небесах - ступить на подножку колесницы и уйти вместе с другими.
Кажется, Магус улыбался - а может, то просто губы его дрожали. Или (кто знает?) он шептал что-то напоследок. В ушах его свистел ветер, принёсший последние слова учителя. Мир принёс последнее "прости" Дельбрюка. Расслышав последнее слово, то самое слово, что не успел прошептать учитель, Ричард не изменился в лице. Отнюдь! Он только шире стал улыбаться. Весть была доброй и...нужной, что ли? Магус кивнул собственным мыслям и слову учителя, что было принесено ветром.
Олаф пожал плечами. Напоследок Ричард имел право сойти с ума, почему бы нет? Каждый имеет на это право. Напоследок....На самый последний последок...Больше для них уже ничего не будет: Олаф знал это. Мысль эта не пугала и не радовала. Она просто приносила знание, ничего более. Одна простая мысль: это конец. Что ж. Ему не суждено было умереть, захлебнувшись пивом. Ему не раскололи череп кистенем в порту. Его не свалила "любовная болезнь", и тело его, раздувшись от водянки, не лопнуло. А такая смерть - смерть в бою - чем она была хуже всяких иных? Она была даже лучше. А ещё Олаф вспомнил, что погибают они за Двенадцатиградье, за Лефер, ставший родным домом, а значит, погибают они за правое дело. Что могло быть лучше для наёмника, покинувшего родную деревню?..
Духи летали вокруг Рагмара, наставляя его на последний бой. Здесь было столько крови и смерти, что хранители спустились по Древу без помощи шамана. И сейчас все они были здесь: дед., прадед, прапрапрадед...Все до самого начала. Все. Кроме одного. Здесь же были те, кто был или мог быть после. Все собрались здесь, дабы наставить пред битвой Рагмара, Не-видящего-духов, сына шамана, так и не отыскавшего путь по Древу и оставшегося обеими ногами на ветвях Срединного мира. Они одобряли его выбор. И наконец-то он их видел...Рагмар тоже улыбался. Он встретился со всеми, кого мечтал увидеть всю свою жизнь. Мечта исполнилась. Жизнь же...А, разве это главное!..
Он вышел вперёд, но даже сейчас его окружали по двое воинов с каждой стороны. Сейчас он боялся их ещё более, чем перед битвой. Боялся - и уважал. Даже виночерпий великого ванакта Лид, презиравший войну, умел уважать врагов. Настолько, насколько варвары этого заслуживают, конечно же.
- Я предлагаю варварам почётную сдачу, - голос его, вобравший в себя тысячу лет, скрежетал могильной плитой и распространял холод, из-под этой плиты выходивший. - Служба. Лучшая служба, самая почётная, что существует во всех известных мирах. Слава, которой прежде ни у кого не было. Девушки, мальчики, золото, драгоценности. Иначе - смерть. Родина ваша будет предана мечу и огню. Народы ваши будут изничтожены, дабы урок преподать другим варварам.
Он застыл, уперев железные руки в боки. Трава под ним пожухла.
Солнце катилось к закату, окрасив мир в царственный багрянец. В этот миг все были героями и ванактами, иначе и быть не должно. Ветер зашелестел в рунах башни.
Они переглянулись. Из глаз Ричарда смотрела вечность. В глазах Рагмара застыла тень Древа миров. А вглядевшись в зрачок Олафа, можно было бы разглядеть бастионы Лефера, а в само1-самой глубине - сожженную деревню. Ту, которых тысячи по Двенадцатиградью. Ту, которая одна-единственная во всем мире.
- Смерти - нет, - ответил Рагмар, окружённый духами, коих видел сейчас только он.
Остальные кивнули.
Демон постоял ещё немного, а потом заговорил, и чудилось, будто то крышка гроба стучит вдалеке.
- Нас больше в десятки раз. Вы устали. В какой-то момент один из вас пропустит удар. У этого, - рукавица заскрежетала, двигаясь, - больше нет сил на чудеса. Сперва погибнет один. Потом второй. Третьего затопчут, щитами закидают. Трупы разрежут на куски...
- Посмотрим, - коротко ответил Олаф.
Дребезжа и скрежеща, голова демона склонилась. Похоже, ответы врагов загнали его в угол, а после загадочно произнёс:
- Видно, Нарсес всё-таки сподличал напоследок...
Постояв так немного, демон развернулся и зашагал прочь. Когда он шёл, сминая траву, в воздухе раздался не голос даже- скрежет:
- Прощайтесь. Я милосердно дарую вам время, потребное для прощания с миром.
Они ничего не сказали друг другу, да и зачем? Всё было понятно и без слов. Даже духи отступили назад, чтоб не мешать напоследок. Однако Рагмар чувствовал их присутствие, и стоило ему только посмотреть по сторонам, как он увидел бы их силуэты. Они ждали. Они знали, что сейчас будет. И они были правы: пришло время умирать. Рагмар был счастлив оказаться рядом с ними, увидеть их...Чтобы затем уйти по ветвям на верх, на самый верх. Только одного не было меж них...Отец...Где отец?.. Может, он смотрит с самых Высоких ветвей? Может, он отыскал древних духов?..
Олаф пожал плечами. Жизнь успела промелькнуть пред его глазами, так что память сейчас пустовала, отдыхая и не посылая ни образов, ни даже обрывков фраз. Пустота. Спокойствие. Скоро конец: он знал это.
Ричард обратился вглубь своей души. Голоса и звуки ушли из памяти. Значит, скоро он...Да, ещё миг, и...
Он спасёт их. Спасёт их всех. А цена...Цена не имеет значения.
Сейчас. Ещё чуть-чуть. Вот уже в грудь, хладную и тонкую, ломится морозное пламя...
Магус улыбнулся:
- Эй, демон! - он воскликнул донельзя дерзко и весело. - Эй! Ты знаешь, что смерти нет?!..
Тот повернул голову и... Он почувствовал, что...
- Уничтожить его! Все-е-е-е! Уничтожьте его!.. Иначе все сдохнете!..
И мир рухнул - рухнул сразу со всех сторон...
А Ричард...
Ричард падал. Падал туда, где нет даже "никуда"...Падал туда, где есть все "куда". Не были и не будут, а именно есть, иначе их не было бы.
Пустота разрывала его на куски, а ветер, бивший в лицо и свистевший в ушах, срывал последние покровы - за одеждой исчезло само тело. Ничего не осталось. Хотя...Кто знает? Может быть, та искорка, что горит в глубине каждого, ещё сверкала, светя в непроглядной тьме?
Ричард падал...Он не понимал - он знал, каким-то непостижимым образом знал, что это - конец, что долгожданный покой пришёл к нему. А там, в самом яростном из известных миров, тело его разбрасывается молниями. Или должно разбрасываться...
***
Они стояли друг напротив друга, застыв в напряжении. Железо, в которое заключена душа пришельца из прошлого, одного из создателей магов, и потомка тех самых магов. Потомка, рождённого с капелькой расплавленной магии. О чём они сейчас думали, тени встретившихся тысячу лет спустя людей?
***
Хотя, конечно, "конус холода" был бы надёжнее, а "узы Мандалана" эффектнее...Но что взять с мира! Что он знает о магии? Ха! Что ему дано понять о созданных не здесь, о нездешних, в чьих жилах течёт расправленное серебро былой магии?.. Нет, они не отсюда, они не от мира сего, а потому кто-то должен уйти. И чаще всего - это сам маг.
Ричарду бы хмыкнуть - да только нечем. Здесь, в глубине мира, был только он, он-сам, без всего напускного и наносного. А сейчас и ему суждено будет раствориться...Но к чему?..
***
-Тебе предстоит сражаться!
- Но зачем?.. За что?.. За кого?.. Никого из них нет рядом со мной...Только их плач...И крики...И слезы...Мама...Мама!!!
-Не знаю...
***
А вот и кончилась борьба. Всё. Конец. Мир победил. Пора на покой...Но что-то в глубине оставшегося Ричарда самого-себя противилось этому. Это было похоже на то, как червоточинка ширится в сердце, как оно раскрывается изнутри навстречу печалям и невзгодам, не в силах принять случившееся. Сердце ноет, обливаясь кровавыми слезами безнадёжности и непримиримости. У кого-то ноет оно лишь мгновение, а кого-то оно терзает днями, годами, веками...Чья-то червоточинка перекидывается и на память потомков, не давая покоя уже им.
И вот сейчас также ныло что-то в Ричарде. И это что-то не сдавалось, оно не принимало поражения и никогда бы не приняло. Но только почему?.. Это невозможно было объяснить. Как словами рассказать то, что никак не связано с мыслью, со словом, только - с чувством, только с тем, что сокрыто во глубине до поры до времени, что-то, что пробуждает тебя ночами и заставляет дрожать, плакать или смеяться? Что-то, плачущее за покровами сердца и души, что-то, заставляющее идти на поступки, в которых ты сам себе не можешь дать отчёт? Что же это было?.. Кто же это было?.. Ричард всегда мечтал найти ответ на этот вопрос.
И вот ему удалось это. Лишь здесь, где не было ничего, кроме него самого. Ричард понял, что это он-сам борется. Тьма надвигалась со всех сторон. И только крохотная искорка, падавшая вниз, светом сверкала ярко и боролась с темнотой. Так не могут бороться живые - только ушедшие. Он боролся всем, что у него есть: он боролся весь. Он боролся со всем. Но крохотная искорка - звёздочка падала вниз (а может быть, вверх), и даже гордая, невозможная, неожиданная борьба не могла остановить её падение. Должно быть, лишена была смысла эта борьба - и всё же он сражался. Сражался вопреки всему. Лишённый рук и ног, лишённый тела своего, он боролся. Чем? Он сам не смог бы ответить...Должно быть, самым сердцем своим, самим желанием сражаться. И он - он не сдавался, вопреки всему, этот тщедушный, знавший мир только как страницы книги, краешек света вокруг них и звуки, эхо голосов и криков...А ещё - мир как отражение последнего взгляда учителя. Он был солью на раны, не более. Человек, коего не почитали за такового. Человек, который не хотел жить, который жил сражением...Человек, душа которого теперь уходила далеко-далеко, прочь, оставив позади себя смерть и гибель.
Но он - он не хотел умирать. Бороться было просто.
Сложнее было - понять, зачем надо было сражаться.
А значит - зачем надо было жить.
И он, знавший историю этого мира и легенды о двух других, перечитавший едва ли не две трети книг, сохранившихся на Хэвенхэлле, он, выдержавший много и даже чуть больше...
Он, он - не знал. И потому он падал вниз. И огонёк тускло блестел во тьме, и свет его уже был не столь ярок, как прежде. Потому что он - уходил. Уходил навсегда. Быть может, он ещё смог бы взлететь...
***
Они стояли друг напротив друга. Лид поднял забранную в железо руку- чужую, заёмную руку - кверху. В тот момент он вспомнил о прошлом. Вспомнил, как ходил коридорами дворца ванакта и мечтал, дабы от слов его появилась улыбка на устах владыки. Вспомнил, как рушилось всё вокруг, как Нарсес объявил себя новым ванактом... Вспомнил, как горело море за окоёмом, а под ногами земля дрожала многие недели. Как созвездия плясали безумный, кабацкий, мужицкий танец, а любомудры хватались за головы и сбрасывались со скал в море. И как тот ветер, нёсший серебристую...нет, серебряную, пыль, всё дул и дул. И как гибли в боях с варварами люди. И как Нарсес...Хотя тот - тот заслужил, чего уж там. И как рассыпалось Государство во прах...
И только в этот момент Лид понял, что для своего мира он был слишком молод, а для этого -слишком уж стар... И что он последний чиновник канувшего в озеро Забвения Государства... И что он, в общем-то, никому здесь не нужен...Потому что где двое - там есть Государство...А он был один, совсем один в этом мире...
А где-то там, вне миров и звёзд, крохотная искорка боролась за право вернуться назад. И каждый миг сомнений дарил шанс на победу, шанс на то, чтобы вернуться и вернуть.
***
Он знал: ему осталось чуть-чуть, самую малость. Обречённый с самого дня гибели родителей на бой, Ричард боролся в последний раз. Видел бы его кто-то сейчас, яркую звёздочку, всё не угасавшую под натиском темноты! Ещё чуть-чуть, ещё немного, лишь бы продержаться...
Он сдерживал натиск - но всё-таки не мог перейти в атаку. Потому что не знал, зачем. Он не знал. Он так и не смог найти выхода...
Он так и не мог найти смысла, смытого годами борьбы. Он-сам и был борьбой. Только лишь борьбой. Прожитые - или пробытые? - годы протянулись чередой...Да непонятно чего чередой...
И потому он падал. Падал. И сверкавшая из последних сил звезда гасла, гасла, гасла...А тьма подступала со всех сторон, неизбывная и непобедимая. Только издалека раздался тихий голос. Женский голос. Её голос. Той смешной девушки с побережья. Он силился услышать его.
Звёздочка, едва не потухнув, засверкала чуть ярче. Она тянулась на звук, на тень голоса, ведь тень рождается только там, где есть свет.
- Возвращайся! Обязательно возвращайся! - да, именно так она сказала перед битвой. - Возвращайся...
Это было несбыточно.
Но всегда мечтал он о несбыточном, о том, чего не было и никогда не могло быть.
- Возвращайся...
И боль...И крики...И смерть...И крики...Мама?..Мама!!! Папа!!! Деревня горела...
Что-то было в этих глазах...Какого же они были цвета? Неуловимые, дымчато-зелёные...Да...Такие...Кажется, люди говорят "красивые"? А ещё ласковые...Прямо как у мамы...Мама...
- Возвращайся, - а вот и её голос.
Будь у него тело, он бы задрожал, настолько непривычно было услышать хоть что-то, кроме тех звуков перед смертью её...Мама...А помнишь?.. Помнишь... Ты точно помнишь...Ты всё помнишь...
- Возвращайся, - а вот это уже голос отца.
- Ну ты и гад! - Олаф, конечно же, не мог сказать иначе...
Звёздочка загорелась ярче. Но только глубоко во тьму она забралась, и глубина эта давила, тяжесть расстояний тянула вниз и тьма наседала со всех сторон. Где уж было звёздочке той засверкать во всю мощь?
Ричард падал. Он умирал. Он привык умирать, но только в этот раз он знал: больше не будет смертей. Теперь-то он умрёт навсегда.
***
Олаф не сразу понял, что именно изменилось. Вместе с пониманием пришёл замогильный холод. Ричарда больше нет. Через считанные мгновения воздух наполнится магией, крушащей всё на своём пути. Железяке, сколько бы хитёр он не был, не удастся выжить. При этой мысли Олаф довольно ухмыльнулся. Как, в общем-то, и всем остальным. А вот при этой мысли не хотелось ни радоваться, ни горевать. Разве можно как-то относиться к тому, что день оканчивается закатом, а ночь побеждается рассветом? Иначе ведь и быть не может. И его тоже скоро не будет. И никого здесь не будет.
Как ему только удавалось думать? Совсем недавно он был охвачен боевым пылом, когда сознание обращается в пламень, а руки-ноги творят что хотят, творят слаженно, чётко и привычно. Но едва Рагмар разглядел - а может, просто почувствовал - пустоту, пришедшую в Ричарда и выгнавшую душу прочь, тотчас силы покинули его. Если бы он только был настоящим шаманом, если бы только видел духов, о, всё было бы иначе! Рагмар бросился бы ловить-хватать эту суть человека-шамана, ухватил бы за самый её конец и вернул бы обратно!
Но беда в том, что Рагмар не настоящий шаман. Он неумёха, выродок. Так никто из племени не говорил словами - но глазами...В глазах это читалось. Каждый знал сына великого шамана, который не мог видеть духов. Надежда, родившаяся ущербной, и умерла в тот же день. Вместо шамана получился неплохой воин и умелый охотник. Но народу нужен был шаман. И потому Рагмар оказался никчёмным в том, в чём он был нужен. А значит, он оказался не нужен. И лишь потому только, что не видел духов.
А сейчас бы...
Сейчас, когда тело, лишённое души, и душа, потерявшая своё тело ещё тысячу лет назад, сошлись в поединке - сейчас бы шаману ударить! Да!..
Небо обратилось в сплошное сизое облако. Танцевавшие безумный хоровод тёмные клочки, оградившие землю от показавшегося таким далёким солнца, опускались всё ниже и ниже. Протяни руки - и достанешь, зачерпнёшь небесный пух. Стоит только сделать шаг, оттолкнуться от нависшего над морем утёса. Волны пели там, внизу, под ногами. Лаская жёлто-серый песок, чтоб затем отступить на мгновенье и вернуться вновь, плескалось море. Птицы пели вдали. Чайки носились высоко-высоко над головами. Они с интересом поглядывали на столпившихся невкусных двуногов, а затем прыгали в воду за такой вкусненькой рыбкой. А где-то далеко-далеко шестеро собрались на вершине башни, чтобы дать свой последний бой. И в этот миг то, что прежде звалось Равновесием, рухнуло окончательно, ибо слились две эпохи, разобщённые десятью веками. Ангела одолевали те, кто призван был хранить порядок в мире. А здесь, на другом краю света, демон побеждал, побеждал несмотря ни на что.
Но если бы только Рагмар был шаманом... Он бы призвал всех духов...И те обступили бы демона, и держали бы его...Повалили бы наземь...
В последнее мгновенье жизни дозволено ведь помечтать?
Руки уже размахивались, ноги отталкивались от земли, дабы удар настиг закованного в железо пришельца из прошлого, а разум...Разум...А что разум? Он представлял себе прекрасные картины. Вот если бы здесь, на самом краю, между землёю и небом, собрались духи. Вон там - прародитель. Отец рассказывал, что то была гигантская птица, на которой великие шаманы летают меж мирами. С прекраснейшими серебристыми крыльями, мощным клювом из кремня и гордым взглядом малахитовых глаз. И чтоб отец стоял рядом! Чтоб расправил плечи, чтобы накидка из соколиных перьев во всю свою ширь раскрылась, и чтоб ветер! И чтоб солнце светило из-за спины его, ослепляя врагов! Да, и чтоб он мановением руки призвал ту птицу-предка, взлетел бы вместе с нею - и призвал бы душу Ричарда обратно. А потом рухнул...
Рухнул так, как Рагмар, тяжестью своей подмявший железяку. Сочленения доспехов больно впились в тело, но да ладно, что уж там они! Главное, что железяка не успела ударить! Да! А ещё - что Олаф тоже успел.
Он, Везучий и Бесстрашный, старый, потерявший всех друзей, кроме одного, он - закрыл собою потерявшего душу в борьбе с миром Ричарда. Закрыл от любых ударов, так, как может только настоящий леферский наёмник. Так, как удаётся только однажды в жизни. Рот его был обезображен яростным, поистине звериным оскалом, которым волки отгоняют врагов прочь, а львы ввергают в ужас чужаков. Пусть душа Ричарда ушла - но от этого не перестал он быть его другом. Последним другом. И пусть уж молнии его исполосуют, или огонь испепелит, или осколок льда пронзит сердца - но друга он не выдаст. Ни за что и никому.
Нечто держало Аркадия, нечто, жившее и не жившее сразу. Он, проведший за окоемом тысячу лет, чувствовал его...их присутствие. Они сковали его по рукам и ногам, не давая двинуться. Но ванактов слуга был сильнее их, он - двигался. Еще. И еще чуть-чуть. Вот сейчас он вырвется из невидимых пут, и...И...Потом...А что - потом?..
Лид в то мгновение понял, что... Что сражаться просто незачем. Да, он уже схватился с зеленокожим гигантом, да, он вот-вот его сбросит, поднимется...А бойцы уже бегут, уже спешат, уже рвутся к Олафу, вот-вот пронзят его десятками пик и сотнями клинков - но тем они победу не принесут демону, пережившему свой эон на шестьдесят шесть уходящих в бесконечность ванактских индиктов. Он - один. Сосем один. Государство - это не просто он, Государство - это никто, кроме него. А значит, нет Государства, потому что не может быть Государства, где один...Но...Он всегда был его служителем...Кому же он будет служить? Себе? Но... Он мог все, кроме этого. Служить - только Государству. Себе - прислуживать... Так глупо... Так странно...?
Так правильно.
Он вобрал в себя тысячу лет, вобрал по крупицам. Сознание его практически пробудилось в пути... Он слушал разговоры наемников, вместе с Ричардом сражался с Дельбрюком. Вместе с Конхобаром встречал Анку. Вместе с Рагмаром прислушивался к шуму леса, силясь уловить шепот духов. Вместе с Олафом вспоминал о былых сраженьях. Он знал, что больше не осталось города. Ха! Варвары прозвали его Тринадцатым, хотя он был Первым! Он не просто знал, - он чувствовал, что больше не осталось никого из ванактовых слуг в этом мире. Он был один, совсем один.
И уже во второй раз ему расхотелось жить, ему, последнему служителю Государства...
А Ричард так и стоял, замерев, словно бы судорога сковала его тело мертвой хваткой...
***
Звёздочка гасла. Ричард рвался изо всех сил, но их хватало лишь на то, чтобы идти вниз по лестнице, ведущей наверх. Ему недоставало самую малость, вот столечко - и потому-то он падал, падал, падал...Он и сам уже чувствовал, что проиграет, что ещё чуть-чуть, и ему суждено будет оказаться в водовороте вечности. Но - ещё рывок. И ещё. И снова. И ещё раз. Он бился, он боролся, так яростно и прекрасно, как может только падающая звезда, лишённая всего, кроме собственного света. И - воли. И - рвения. И того, что принято звать душою. Ричард сражался - но проигрывал, ведь прежде ему никогда не доводилось так драться. О, если бы он знал, как можно победить - он победил бы. Но он - он не знал. И потому падал, уставший от борьбы за непонятно что состарившийся до срока, потерявший родителей, видевший прощальный взгляд учителя, не сумевший остановить пришествие демона в мир - он падал. И сиял, и светил изо всех сил в этом последнем бою. Он чувствовал, что всё быстрее его падение, что нечто невообразимое засасывает его куда-то. Он понимал, что борьба его обречена. Но всё-таки он, - он сражался. И у самого водоворота тьмы, подхватившего искорку, он постиг всё, он помнил всё, что было, есть и будет с ним, а что могло бы быть, но никогда не станет. Ричард достиг той границы, когда душа знает о себе всё-всё-всё.
Громче грома и ярче солнца ринулись плач и стоны погибавших родителей, огонь, сжигавший врагов его и не врагов, просто попавших под руку, за годы наёмничества. Он узнал, зачем и почему. Он увидел судьбы всех тех, кто прошёл мимо него, прошлое их и будущее, вспомнил, пережил вновь встречу их и узнал последствия её. И все они были призраками, призраками, только мигом дня, который суждено было пережить Хэвенхэллу. А там, внизу, его ждал вечный покой, то, чего Ричард так жаждал. И он, крохотная звёздочка, сейчас окунётся в этот водоворот, уснув навсегда, а мир полетит дальше. Но там...Там...Далеко-далеко и давным-давно, в жизни Ричарда, было то, за что стоило сражаться.
Тот миг...Нет, те мгновения! Те столкновения. Те встречи. Они не проходили. И судьба тех людей оказывалась пуста без него. Она вот-вот прервётся. Или давно прервалась, там, на утёсе. Две судьбы...Нет...Три...
***
- Зачем мне сражаться?..Зачем?..
- Возвращайся...- прошептал кто-то так, словно бы это перья шелестели вдалеке...Она...
Крики...И кровь... И кровь...И боль...И крики...Папа...Мама...Мама!!!
- Возвращайся... - застыла просьба в том самом взгляде...
- Возвращайся, - хором произнесли две странных фигуры, застывшие на вершине башни...А может, то был один человек?...
И Ричард почувствовал, как ноги несут его по земле, поросшей тюльпанами. Откуда он знал, что то были именно тюльпаны? Он просто знал, ни почему, ни зачем и ни для чего. Просто знал. А ещё...
А ещё он почувствовал, как ветер бьёт его в спину, подхватывает и...
***
Звёздочка, такой крохотный огонёчек во тьме, рвалась ввысь, туда, где далеко-далеко сверкало ночное, горевшее белым светом небо. Звёздочка очень-очень хотела вернуться обратно...
***
Железные ладони вцепились в рагмарово горло. Орк, хрипя, молотил гигантскими ручищами по шлему, пытаясь добраться до...в общем, хоть до чего-нибудь, что могло бы испытывать боль. Он не знал, что демон и так отвлёкся, позабыл обо всём на свете: такого напора он не ожидал, и борьба заняла всё его внимание. Бойцы (не сказать, чтобы верные, ну да ладно) уже были рядом - и били Рагмара дубинами. Один уже направил клинок в спину орка, ещё мгновение...
Олаф ударил что есть сил, рубанув с плеча, и тем самым отбил удар врага. Но ещё две, нет, три, нет - четыре! Клинка устремились в его сторону. Врагов становилось всё больше.
- Потанцуем, гады?! - воскликнул Олаф, отвлекая на себя тех, кто столпился над Рагмаром. - Эй, вы! Медвежьи дети-и-и! Эй! Что, вдесятером на одного боитесь? Ну же, тогда вдесятером! Да! Налетай! Бей!
Олаф бесновался. Впервые за многие годы он мечтал, чтобы второе из прозвищ его - Везучий - оказался верным. Да, и ещё раз. И ещё раз. И вот снова хорошо бы...Фух, мимо! Он не танцевал. Разве можно назвать прятки со смертью танцем? Нет, Олаф просто жил. Он желал прожить ещё немного. И, миновав загаданное "немного", просил у богов ещё чуть-чуть. И ещё. И ещё, ну самую малость!
Ветер крепчал. Его дуновения, обратившиеся порывами, били толкали в спину, на бой, и лезли в глаза врагов. Солёные брызги, а может, тени их, оказывались рядом, и чудилось Олафу, что сейчас он бьётся у самой морской кромки. Сделаешь шаг назад - и поглотит тебя тёмная пучина, а потому не было назад, было только вперёд. И вперёд. Шлем давно упал с головы, и ветер играл со спутавшимися волосами. Порывы крепчали, принося с собою всё больше брызг. Демон оттолкнул обессилевшего без воздуха Рагмара в сторону и поспешил подняться на ноги. Скрипя древним металлом, Лид потянулся...и ошарашено замер, воскликнув нечто на странном мелодичном языке.
Олаф хмыкнул. Какой дурацкий приём! Отвлекает внимание так, как не делают даже начинающие бойцы! Даже дети поумнее...
Но тут и Олаф замер, сперва почувствовал, а потом и увидев в воздухе серебристую пыль. Ветер нёс её, сверкавшую в пробивавшихся из-за туч солнечных лучах. Запах морской воды отступил, сменившись ароматом тюльпанов. И впервые за бой Олаф едва удержался от того, чтобы не выронить меч из рук.
Небо стало морем, по которому неслись серебристые волны. Они вихрились и пенились, взметаясь ввысь и осыпаясь брызгами благородного металла. Подхватываемые мощными поднимающимися потоками, частички серебра неслись всё быстрее и быстрее. Но странный то был металл: чувствовалось только, что воздух стал плотнее, как бывает при сильном порывистом ветре или в грозу, и ни разу Олаф не ощутил, что именно металл касался его. Дивное серебро! А ещё этот аромат тюльпанов...А может, и не тюльпанов?.. Не помнил он, проживший долгий век среди великолепия Лефера, невдалеке от городских оранжерей, столь дивного аромата. Это были и тюльпаны, и не они, но объяснить своих ощущений Олаф никак не смог бы. Он просто знал: эти цветы - другие, невиданные в Двенадцатиградье! И оттого аромат их был ещё прекраснее, ведь в нём спрятана была сказка.
А ещё Олаф увидел...
***
Звёздочка очень-очень хотела вернуться, туда, где горели яркие огни, где сверкал небосвод, побеждая мрак и тьму. Она поднималась всё выше и выше, и даже сам Ричард не знал, откуда только у него взялись силы. Будто бы некто с той стороны тянул его, тянул сильно. А может, и вправду тянули? Когда он услышал голоса, те три голоса - он рванул самого себя вверх, рванул и сумел взлететь! Но чем выше он поднимался, тем сильнее становилось сопротивление. Будто бы сам воздух - если это был он - противился, хватал звёздочку и тянул вниз, мощно тянул, яростно и упорно. А потому Ричард слабел. Уже не так оказался силён напор, не так уверен был в себе мага. И всё же он бился, он стремился прочь отсюда, надеялся попасть обратно, в такой несправедливый, кровавый, злой мир, милее которого он не знал и не желал узнать. И что же могло остановить мага в этом порыве? Разве только сам мир. Воздух сгустился ещё сильнее и стал тяжелее свинца. Слои его уже невозможно было пробить с такой лёгкостью, и потому Ричард увязал. В том киселе, в который обратилось всё вокруг, звёздочка завязла. Магусу взвыть - да нечем. Только воля осталась, и гнала она Ричарда вверх, только вверх, несмотря ни на что!
Свинец вокруг обратился гранитом: звёздочка упёрлась в невидимую преграду, которую оказался не в силах одолеть. Горевшие ярче прежнего лучики, да только терялся исходивший от них свет в необоримой тьме. И сейчас, как никогда, нужна была поддержка этой яркой звёздочке, что желала пробиться вверх, к небосводу, чьё тепло согрело бы и спасло!
И вдруг...
Нет, то не был голос. И даже не объятия. И уж точно не меч, рассёкший надвое необоримый заслон. То отраженье далёкого света, пришедшего извне, коснулось тьмы вокруг звёздочки - и та разбилась, неразличимыми осколками плеснув во все стороны. И было то отраженье знакомо и одновременно неведомо. Что-то кричало в Ричарде, кричало: "Мы снова встретились", но к кому обращён был тот крик?..Ричард этого не ведал.
***
Крики...И кровь...И боль...Огонь...Мама...Папа...И она...Та девочка...Она лежала невдалеке, и глаза ее были закрыты...Неужели и она погибла? Он не помнил ее...Точнее, нет, не так. Не так! Он помнил, но забыл... Он видел ее...Он знал ее...Раньше, до крови, до огня...Он помнил...Но почему он забыл? Вот же она, там, лежит...
***
Он только летел, летел вверх. И чем выше он поднимался, тем серее становилась тьма, а вскоре в недосягаемой вышине показались звёзды. Но Ричарду надо было дотронуться до них...Он знал: там - спасение. Там этот проклятый мир, по которому он уже давным-давно соскучился. И там - она. Она!!!
Ричард возвращался домой...И когда он, уставший, донырнул до сверкавших искорок, таких же, как он сам, окоём наполнился треском бьющегося стекла, завыванием ветра и...
Тюльпанами?!..
***
Железяка поднялась на ноги, да так и застыла. Лид помнил этот ветер, что шестьдесят шесть уходящих в бесконечность индиктов назад пришёл в его мир вслед за крушением. Сверкавшее в лучах солнца серебро разрывало то, чем раньше было сердце, сдавливало горло и притупляло разум. Отзвуки землетрясений, жар вулканов и брызги десятибалльных штормов поглотило всё естество демона, а потому он не успел вовремя заметить, как... Время пришло...
Ричард моргнул. И ещё раз. И ещё. С застывшей на устах глуповатой улыбкой он смотрел на руки свои, оглядывал землю под ногами и не замечал, как на него уставились ошалевшие воины. Потоки серебристого ветра ласкали ладони его.
- Я вернулся, - позабывший, что значит улыбаться, Ричард кривил рот свой. - Я вернулся...
Он поднял взгляд свой на врагов и на друзей.
Рагмар лежал, жадно глотая воздух. Он захрипел?.. Нет, засмеялся! Он смеялся долго, переводя взгляд с железяки на Ричарда и обратно, и в перерывах между приступами выхаркивал слова на орочьем языке. Олаф, израненный, уставший, щурил глаза, закрывая их от потоков противного кусачего пота.
- Я же... - выдохнул Везучий. - Сказал...Врёте...Не...воз...те!
Тело его, уставшее, держащееся из одной привычки, дрожало. Но дух Олафа не знал устали.
- Пусть индикты прошли. Но я одержу победу. В этот раз. Я смогу. Ванакт, мне отмщение! Мне! И мне воздастся! - Лид поднял голову, силясь высмотреть закрывшееся за сизыми тучами и серебристым ветром солнце. - Мне! Всем стоять! Я сам!
Виночерпий понял, что такое быть воином. Он знал: больше - никто. Никто не сможет отомстить за произошедшее, за крах Государства и гибель всего, что было ему дорого. И в тот момент тень былой державы ожила - и отбрасывал её сам Лид.
- Мне отмщение! - неистовствовала железяка. - Мне!
Он бросился на Ричарда.
Тот, всё так же неумело улыбаясь, вытянул руки, пошамкал губами...
И глупо уставился на ладони свои, покрытые грязью и кровью. Силы его ушли. Или...нет, не ушли! Они просто остались там, во тьме! Мир всё-таки забрал частичку его души...Ричард смотрел - будто бы в первый раз - на ладони свои, смотрел странно и печально.
А железяка прыгнул. Кто бы мог поверить, что груда металла способна не то что прыгать, но хотя бы быстро двигаться, но Лид вновь удивил почтенную публику, как бывало не раз, в далеком-далеком мире. Чувствую себя погонщиком ванактова ипподрома, заходящим на последний круг, он сжался в пружину и распрямился, вложив все свои силы в это движение. Правая рука его была вытянута вперёд, левая крюком уходила в сторону, спина сложилась гармошкой. Даже безжизненное железо козырька шлема - и то едва не подёрнулось гримасой напряжения. Сейчас бы звёздочке вновь загореться, воспарить к неведомым высям, спастись из этого мира! Да только душа Ричарда вновь оказалась в доспехах - или оковах? - тела, из которых не так-то просто выбраться.
Магус не успевал даже взгляда оторваться от ладоней своих. Вот, ещё миг, совсем чуть-чуть, и металлический шип, торчавший из правой рукавицы, войдёт в сердце проклятого потомка мятежников. Серебряный ветер схлынет, и он, великий Лид, предотвратит новый стасис и установит вечный таксис-порядок.
Времени Ричарду хватило лишь на то, чтобы взгляд свой оторвать от ладоней и уставиться на острие трёхгранника, метившее прямо ему в сердце. Один удар, и звёдочка вновь запылает, взлетев к небесам, где давным-давно ждут её. А ещё крупица, крошечка, мельчайшая песчинка времени ушла на то, чтобы улыбнуться и посмотреть в чёрный провал шлема. И улыбка та, непобедимая своей верой в лучшее, в победу той звёздочки...Странная улыбка...Полная не гнева или торжества - печалью... Он заключил Ричарда в смертельные объятия...И...
И серебряный ветер подхватил в свои объятья обоих и вознес над утёсом. Нет, он не сверкал подобно той звёздочке, он ведь не мог! Но всё вокруг него дрожало серебром и пахло тюльпанами. Водоворот холодного света подхватил Магуса и схватил гигантскими ручищами Лида. Железяка, неподвижная, поднялась в воздух вслед за Ричардом. Последний из служителей ванакта, он замер, поражённый обрушившейся на него мощью. Что там пламенные смерчи, что там молнии - когда этот потомок мятежников сумел сотворить настоящее чудо, чудо, поборовшее силу.
Ричард запрокинул голову, точь-в-точь как в момент сотворения сложной волшбы, и...засмеялся. Он смеялся не торжествующе, как тиран, любующийся казнью врагов своих, и не как ученик, сдавший последний свой экзамен, и не как служка, возвысившийся в мгновение ока до царедворца. Ричард смеялся по-доброму, тепло и...тюльпанно, что ли. И сильнее прежнего стал потрясающий аромат прошлого, распространившийся повсюду. Сизые тучи распались, обратившись в ошмётки, и сквозь прорехи устремился яркий солнечный свет, озаривший Ричарда и Лида.
Магус, не прекращая смеяться, вновь взглянул на последнего из служителей Государства. И тот почувствовал, что наконец-то обрёл покой. Когда серебристые нити окутали чёрный металл, раздался звук флейты и возглас, а может быть, слово на древнем, певучем, позабытом языке. Но каждый, кто стоял на утёсе, понял, что оно значит...
- Свобода!.. - возгласил-выдохнул Лид. - Я иду к тебе! Я иду!..
Средь ярко блестевших серебристых песчинок затерялся жёлтый огонёк, устремившийся к небесам.
Ричард, кивнув собственным мыслям, плавно опустился на край утёса. Пошатываясь, точно поднявшийся впервые после долгой болезни, он побрёл мимо замершего Олафа и поднимавшегося с земли Рагмара, мимо бойцов армии, оставшейся без полководца. Никто не остановил его, никто не преградил путь: просто никто не в силах был пошевелиться. Магус шёл, порой спотыкаясь о трупы, задевая камни и приникшие к земле карликовые деревца. Он шёл в сторону восхода, где скрылся один из тех спасительных голосов, что подарил ему силы на победу. Самый глазастый - Рагмар - увидел тень, метнувшуюся со стороны леса к Ричарду. Она спешила, она бежала, раскрыв объятия.
И когда меж ними оставалось шагов десять, Магус повалился на землю: силы всё-таки оставили его...А тень...Да какая тень?! Прекрасная девушка! упала на колени рядом и прижала Ричарда к себе. А падавшее в море солнце озарило их лучами своими...