Андреев Николай Юрьевич : другие произведения.

Крылья чёрные (Рыцари Белой Мечты-2). Глава5

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Начало 5 главы. Прошу прощения, что мало, но не планировал пока что возврвщаться к роману. устаю,работаю над космооперой и второй редакцией "За славой, маг!". И все-таки не смог не сдаться многочисленным просьбам о продолжении...Обновлено: 12 июня 2009 года. В августе на прилавках книжных магазинов в серии "Военно-историческая фантастика" изд-ва Яуза/Эксмо появится роман 'Рыцари Белой мечты', первый том одноимённой эпопеи. Получивший среди читателей и критиков оперативный псевдоним 'самый реалистичный роман-альтернатива', вобравший в себя пыль со страниц десятков и сотен книг и архивных документов, слышавший треск десятков тысяч ломаемых вокруг него копий, получивший похвалу как от коммунистов, так и от монархистов - этот роман ждёт только того, чтобы Вы его прочли. Ну и, конечно, самое главное: тираж - всего 5 тысяч:(...Не опоздайте:)

   Глава 5.
  
  
   - Таким, наверное, был Исход евреев из Египта - или Диаспора, - неожиданно пришло на ум Александру Васильевичу сравнение...
   Все улицы были запружены десятками, сотнями, тысячами арб - а у людей-то здесь было сколько! Отовсюду слышались вопли и стенания, крики и угрозы, плач и сквернословие. Турок заставили покинуть Стамбул, их родной город: но Колчак просто не видел иного выхода не допустить кровопролития.
   День ото дня росло напряжение между славянским и турецким населением Царьграда. Русские патрули не раз и не два оказывались единственным "огнетушителем". То за ножи хватались, то за винтовки и револьверы, в большом количестве осевшие у местных, а то и за излюбленный аргумент уличных споров - камни. Но иногда доходило и до крови.
   Люди же чувствовали, каким-то шестым чувством "предвкушали" грозу, которая вот-вот должна была разразиться. Тот взрыв, который едва не отправил к предкам Колчака, оказался последней каплей, переполнившей цистерну человеческого терпения.
   Колчак наблюдал за Исходом из окон дома, прежде принадлежавшего какому-то высокопоставленному чиновнику или офицеру: убранство на манер французского салона, попытки подражания европейской моде в одежде (никто, как ни странно, домик не разграбил)...И всё-таки Александру Васильевичу привычней было бы находиться на флагмане. Однако - долг есть долг. Адмирал решил, что должен лично наблюдать за депортацией турецкого населения из Стамбула.
   Но Колчак не знал, что нечто похожее могло бы быть в русской истории, потом, через считанные годы...Сизов, находись он в Стамбуле в ту минуту, мог бы много чего интересного рассказать о покидающих Родину людях. Они думали, что уходят ненадолго, а оказалось - что навсегда. Былой Россия так никогда и не стала...
   Опустевший, казавшийся уснувшим Севастополь. Ветерок подхватывал пыль, вознося её к небу. Солнце безучастно вглядывалось своими померкшими лучами на отряд во главе с задумчивым офицером. Бессменная папаха, летящая походка, скупые жесты, ещё более скупые - слова.
   Редкие прохожие кланяются, здороваются, снимали шляпы. Будто там, в считанных верстах от города, не отступают кутеповские солдаты, огрызаясь контратаками на попритихших большевиков. Будто не приготовились суда взять на борт всех тех, кого можно увезти - и даже сверх того. Будто и не плыть вскоре коням за хозяева, а хозяевам - не плакать и не хвататься за револьверы, не в силах смотреть на происходящее...
   Сумерки упали на притихший Севастополь. А потом - стук. Тук-тук. Марш. Кутепов отвёл войска, то, что осталось от Белой армии, в город.
   Утром артиллерийские училища - кто же задумывался еще три года назад, что защищать последний оплот армии будут подростки - оцепили северные окраины. Врангель с невесёлой усмешкой подумал, что там же проходила и линия обороны против коалиции европейских стран в Крымскую войну. История шутила, и, по своему обыкновению, - шутила зло. Снова Севастополь приходилось сдавать, но на этот раз не французам, итальянцам, англичанам и туркам - свом же. И это было обидней, постыдней всего.
   К полудню уже практически закончилась погрузка. Несколько сотен человек ещё стояло на пристани, дожидаясь своей очереди. Севастополь ожил - его пробудило нескончаемое, неодолимое "ура", нёсшееся с кораблей и пристани. Люди не пали духом, они знали, что вернутся. Но лишь судьба думала иначе.
   Снялись последние заставы: юнкера отходили к пристани, выстраиваясь на площади для последнего парада.
   Врангель стоял здесь, вглядываясь в лица тех, кто сражался за белое дело. Совсем юные, у многих ещё усы не начали отрастать как надо, но многие уже знали, что такое - смерть, что такое - убивать, что такое - терять Родину.
   - Оставленная всем миром, обескровленная армия, боровшаяся не только за наше русское дело, но и за дело всего мира, оставляет родную землю. Мы идём на чужбину, идём не как нищие с протянутой рукой, а с высоко поднятой головой, в сознании выполненного до конца долга. Мы вправе требовать помощи от тех, за общее дело которых мы принесли столько жертв, от тех, кто своей свободой и самой жизнью обязан этим жертвам...
   И помощь была оказана - Голым полем, голодным Лесбосом, нищим Стамбулом и Парижем, промозглым Берлином и далёким Рио-де-Жанейро, иссушающим Тунисом и двуличным Лондоном...
   Юнкера погрузились на корабли. Начался Исход. Десятки тысяч человек (большинство - навсегда) прощались с родною землёй.
   Плыли за кораблями кони, память, прошлое тянулись шлейфом за покидающими Родину сыновьями уходящих поколений...
   - Александр Васильевич! - голос флаг-офицера вывел Колчака из какого-то странного состояния, похожего на какой-то сон.
   Неужели - так устал? Неужели уснул стоя? Такого не было даже в долгие "волчьи вахты"...Уснул...И снилось...
   И снился наяву Севастополь, пустынный, бухта, полнившаяся кораблями, какой-то смутно знакомый офицер в папахе, произносивший пронзительную речь перед строем юнкеров...
   - Александр Васильевич! - Смирнов, похоже, не на шутку встревожился странным поведением адмирала. - С Вами всё в порядке?
   - Уж как-нибудь переживу, - вздохнул Колчак, тряся головой.
   Он надеялся отогнать сонное марево, но получалось, признаться, с трудом. В ушах эхом отдавались слова того офицера в папахе: "Оставленная всем миром, обескровленная армия, боровшееся не только за наше русское дело, но и за дело всего мира...".
   - А ведь как похоже, - прошептал себе под нос Колчак, всматриваясь в творившееся на улицах Стамбула.
   Брань, и крики, и стоны, и плач - всё это смешалось, образуя какую-то дикую симфонию нового мира...
   - Александр Васильевич! Взгляните туда! Там, кажется, какое-то волнение, - Смирнов показал на один из многочисленных перекрёстков. Там сейчас творилось что-то непонятное...
  
   Василий Клембовский находился в самой гуще событий. Сперва всё шло мирно. Ну, как, - мирно? Конечно, и турки кричали. И на турок кричали, но так, неэнергично, спокойно. Магометане понимали, что сделать ничего не могут: прошло их время, прошло. Православный поляк, Клембовский ощущал какое-то внутреннее удовлетворение, глядя на покидавших Царьград османов - это бурлила кровь многовековых борцов с Портой и жертв рабства, "товара" на рынках Адрианополя, Стамбула и Алжира.
   "Есть всё-таки справедливость, есть!" - Клембовскому было сейчас глубоко плевать на то, что сотни тысяч людей оказались попросту изгнаны из родных домов, из-за какой-то "мелочи" изгнаны. Василий уже давно не мог спокойно смотреть на своих врагов, всё-таки война оставила на нём слишком сильный отпечаток. Иногда, в ночные часы, Клембовский задумывался: а что он будет делать после? Не завтра, не послезавтра, не через неделю-другую, а после окончания войны. Он прекрасно понимал, что империя не сможет содержать столь огромную армию и не такой уж большой, но всё-таки немалый офицерский корпус. Кто-то, быть может, и продолжит службу, но большинство уволят в запас. Клембовскому, по сути, некуда было идти. Несмотря на то, что Василий происходил из шляхетского рода, но этот род давным-давно утратил былое богатство и славу. Поместье, Вроцлавки, продали ещё в середине прошлого века продали нуворишам-немцам. Блеск сменился нищетой, и только военная служба оказалась поддержкой многочисленной семье Клембовских. А теперь же и этот источник существования для парализованного отца, уже немолодой матери, трёх сестёр на выданье и брата-гимназиста, мог исчезнуть. Василий уже подумывал было обсудить с командованием возможность переселения родных на новое место, в "страну больших возможностей" - обезлюдевший Стамбул...
   К сожалению (или к счастью для домоседов-Клембовских?) Василия от мыслей оторвала стачка группки турок, сгрудившихся вокруг особо наглого серба (а может, и хорвата). Тот, выкрикивая явно не дружелюбные слова, сцепился с османом. Мигом вокруг дерущихся образовалась толпа, перекрывшая перекрёсток.
   - Да разнимите же их, проклятье! Люди, в стороны, в стороны! Не надо устраивать вавилонского столпотворения!- возмутился Василий, уже намереваясь выхватить трофейный наган, для "вескости" слов.
   Лишь мигом позже Клембовский понял - никто из турок ничего не понял. Да, это был бы никчёмный каламбур - не будь он чистой правдой. На османов, совершенно не разумевших русской речи, кричать было бессмысленно. Эта мысль ударила будто обухом...
   О, нет, то была совсем не мысль: Клембовского толкнуло в бок, сбило с ног, ухнуло со всей силы на мостовую, прокатило несколько саженей и лишь потом отпустило. Оглушённый, Василий не мог слышать жужжавших комарами пуль, летевших, казалось, со всех сторон - даже с неба. Да, Василий не мог слышать - но вот другие услышали...
   И что же тут началось!
  
   Смирнов рванул за рукав Колчака, заставив тем самым отойти от окна. Выражение лица флаг-офицера был самое что ни на есть ошеломлённое: глаза, казалось, вот-вот выпрыгнут из орбит, лицо без единой кровинки, пляшущие джигу желваки.
   Через секунду-другую запищали комары - точнее, это только казалось, что мелкие, наглые кровопийцы ворвались в комнату. Пули...Пули только так и летали по комнате.
   - Нет, это уже переходит все границы. Это наглость! Это оскорбление русского мундира!
   Колчак неистовствовал. Выхватив револьвер (после недавнего взрыва он с ним более не расставался), он порывался встать у окна и пристрелить неизвестного стрелка.
   - Александр Васильевич! - Смирнов преградил адмиралу дорогу. - Нельзя! Убьют! Ведь! Саша!
   Флаг-офицер посмотрел прямо в глаза своему давнему другу и командиру. Колчак, нахмурившись, не снимал руки с кобуры, но сам не делал ни единого шажка вперёд. Смирнов начал безмолвный бой с Александром Васильевичем: окажется ли ярость Колчака сильнее выдержки и спокойствия флаг-офицера. Наконец, спустя мгновение, которое было дольше вечности, адмирал, выдохнув, отошёл назад.
   - Все вниз. Нужно взять на себя координацию действий пехоты. Там же сейчас адский вертеп, а не организованный бой...
  
   Александр Васильевич ошибался: на улице творился отнюдь не адский вертеп. Отнюдь. Здесь будто кто-то приоткрыл дверцу в чистилище, и подтолкнул туда сотни человек.
   Клембовский засел за углом одной из хибар, не в силах высунуться: кто-то отчаянно палил - и именно по убежищу бедного православного поляка. Орали благим матом (хотя кое-кто начинал орать уже далеко не благим) нижние чины, стреляя по неизвестно откуда взявшимся вооружённым до зубов туркам. Горожане падали снопами, угодив под перекрёстный огонь: стоны, крики, проклятья, кровь, растекавшаяся по улице, полнившиеся немой мольбой остекленевшие глаза мертвецов...
   Рядом с Клембовским закачалась и начала оседать на землю турчанка. Молодая, красивая - умирающая. На плохоньком платьице, где-то чуть пониже сердца, растекалось кровавое пятно. Василий, машинально, подхватил на руки девушку - и позже проклинал себя за то, что посмотрел на это лицо. Годы Великой войны, десятки и сотни погибших от его руки немцев, австрийцев, болгар и турок - и ничего, совесть преспокойно почивала, помалкивая. А сейчас...
   Чёрные глаза, обращённые к голубому небу. Там, в этой черноте, отражалась небесная лазурь, проплывавшие облака - и Василий Клембовский, застывший, немой от нахлынувших на него чувств. Кровь турчанки обагрила руки русского поляка, навсегда оставив свой след в судьбе Василия. И пускай вокруг мчались стамбульцы, спасавшиеся от несущих смерть пуль, оглашая воздух криками и страшными проклятиями, - Клембовскому не было до горожан никакого дела. Мир сузился до размеров бледневшего лица погибшей девушки.
   - Ваше благородие! Ваше благородие!
   Василий пришёл в себя, почувствовав, что кто-то его трясёт за плечи. Он поднял взгляд на взволнованного ефрейтора, пытавшегося дозваться до командира.
   - Ваше благородие! Что делать прикажете-то? - обращать внимание на коверкание уставного обращения времени не было. - Стреляют и стреляют, магометане! Стрелюют и стреляют! И сколько их - сам их Магомет не знает!
   "Да уж, взяли нас...Обманули...Обвели вокруг пальца...Чёрт его разберёт, что происходит...Но..." - мысли скакали молодыми горными баранами.
   Клембовский бережно опустил на землю холодеющий труп турчанки, закрыл ей глаза, выдохнул - и заглянул за угол хибары, прямо на "площадь", где началась перестрелка. В этот момент винтовочная пуля ударила в стену немногим выше головы бесшабашного поляка.
   - Пся крев! - ругнулся Клембовский и пальнул из револьвера в ту сторону, откуда прилетела пуля, едва не отправившая беднягу-поляка на тот свет. - Да нас тут как византийцев перебьют!
   - Взвод! - хотя чёрт не смог бы разобрать, то ли жалкое отделение здесь, то ли целая рота. - Слушай мою команду! По сигналу - прорываемся вон к тому дому! Откуда палят! Всех засевших там турок - выбить к чертям! Товсь!
   Василий набрал в грудь побольше воздуха, напрягся и, прокричав "в атаку!", - рванул вперёд, прямиком в "тир". Скорее всего, привычка сработала: ноги бежали сами по себе, команды отдавались - тоже, а голова лихорадочно работала в своём собственном ритме.
   "Так, вот здесь - самое жаркое местечко. Ага, мимо. И эта - мимо. И вот эта...Нет, достали, сволочи, нашего...Ничего, сейчас, сейчас посмотрим, кто кого. Сейчас...Пся крев...Так! Добежали! Дверь! Откроется же она наконец или нет!"
   Клембовский не просто всю силу - всего себя вложил в удар, сломавший дверь лабаза, в котором засели турецкие стрелки. Поляк по инерции, устремляясь вслед за "невезучей" дверью, растянулся на глиняном полу - что и спасло его жизнь.
   Влетевшего вслед за ним фельдфебеля-кирилловца "срезали" прямо на бегу - пуля, выпущенная из винтовки засевшего в куче рухляди турка, пробила левый глаз и превратила голову в...в общем, в нечто ужасное. И второго кирриловца проклятый башибузук тоже смог достать, в плечо. А почему не выстрелил в Клембовского - тот до самой своей смерти гадал. И на ум приходили совершенно не рационалистические ответы.
   - Пока, - не выговорил, выплюнул даже Василий, и грянул выстрел из револьвера.
   Башибузук отправился на заслуженные небеса...
   - За мной! - прохрипел везучий поляк и повёл выживших кирилловцев наверх, на второй этаж. Навстречу уже громыхали шаги магометан.
   "И снова- бой...Когда же будет отдых от войны" - выдохнул Клембовский, прыгая на пол и готовясь вновь открыть огонь.
   Снова - спусковой крючок...И молчащий револьвер: патроны закончились. А напротив застыл вскинувший ружьё турок. Клембовский запомнил глаза его, тёмные, полные ярости и решимости, глядевшие на ненавистного захватчика в проклятой гяурской форме. Солдаты опаздывали, чертовски опаздывали.
   Турок издевательски ухмыльнулся, нагло так, со смыслом...Спустил курок...И...ничего...Совсем ничего...У башибузуков только ярость была бесконечной, а вот патроны - патроны тоже могли кончиться. Что и произошло на радость Клембовскому...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"