Придворная камарилья всё тёрлась и тёрлась у покоев Алексея Николаевича. Личному конвою императора уже казалось, что вот-вот просители и прочий сброд сговорятся и ломанут а дверям, и тогда их остановит только один аргумент - очередь из "Максима".
Судя по лицам врачей и матери Алексея, тому становилось всё хуже и хуже. Даже известие о заключении мира и победе в Великой войне не смогло хоть как-то облегчить состояние императора. Аксёнов уже и думать боялся о том, что же ждёт Россию впереди...
Нет, он был счастлив, счастлив как никогда в жизни, узнав о заключении Берлинского договора и отказе Кемаля от продолжения борьбы за Царьград. Вся Москва, нет, вся Россия гуляла, не просыхая! Незнакомые люди лезли обниматься и целоваться "по-русски" на улицах, земские союзы и военно-промышленные комитеты истратили огромные средства на банкеты и фейерверки - и это было только начало! Официально-то не было заявлено об окончании войны, все ждали манифеста от Алексея. Нет, если говорить честно, манифест должен был написать и огласить Кирилл, только подпись принадлежала бы сыну Николая Второго.
Ходили слухи, что регент огласит манифест в Москве, на Красной площади, и будто бы собираются устроить парад в честь победы. Иные шептали, что, мол, по самому Берлину будут шагать наши победоносные войска под грохот маршей и "Боже. Царя храни!". Но уж совсем выжившие из ума сплетники божились, что Великий князь желает во что бы то ни стало совершить сие торжественное действие в Морском офицерском собрании в Севастополе. Правда, никто из этих любителей Уэллса не в силах был объяснить, а с чего вдруг регент принял такое решение? Бред! Ну подумайте только: торжество не просто всероссийского - всемирного масштаба! - провести на базе Черноморского флота. Конечно, подчинённые Александра Колчака многое сделали для общей победы, и всё же, всё же...
- Василий, а ты чего это такой хмурый сегодня? - подмигнул подошедший Скоробогатов, с трудом проложивший путь через толпы свитских и просителей. - Одержали победу над немцами и турками, глядишь, и охвостье победим!
Командир лейб-гвардии Кирилловского полка многозначительно рассмеялся, то и дело поглядывая на разволновавшееся "охвостье".
- Сомневаюсь. Это нам не с османами воевать, это похлеще Людендорфа с Гинденбургом, - поддержал шутку Аксёнов.
Страшно заныла рука: не к добру, ох, не к добру! Спину пронзила жуткая боль, но даже двинуться нельзя было: караул, как-никак! Пускай Скоробогатов разрешил охране императора, в силу специфической обстановки, не соблюдать некоторые правила несения караульной службы, - Василий не желал показать свою слабость камарилье.
- Победим! Я уже вижу, как парадом мы пройдём по Марсовому полю, неся вражеские...мундиры, - озорно подмигнул "предполагаемому противнику" кирилловец. - А ещё...Погоди-ка...Что такое?
Камарилья перестала обращать на караульных какое-либо внимание. Как-то разом все поднялись, вскочили со своих мест, заторопились к выходу, позабыв даже об императорских покоях! Что же там такое? Неужто Керенский с того света вернулся? Или Николай Второй решил навестить сына, нежданно-негаданно приплыв из Англии?
- А ну-ка...Посмотрим...Разойдись! Дорогу! Дорогу офицеру лейб-гвардии Кирилловского полка! - Скоробогатов принялся мастерски работать локтями, будто бы каждый день оказывался в очереди или сутолоке. - Разойдись!
"Что бы это могло быть? Паники нет, значит, не террористы...Криков нет, значит, не обморок...Только визит какой-нибудь высокопоставленной...Господи!"
Аксёнов, не успев даже разглядеть гостя, машинально вытянулся во фронт, вспоминая дни парадов и смотров. Руки по швам, голова приподнята, винтовка...Винтовка...Ага, всё, теперь хорошо! Шефу полка не будет стыдно посмотреть на своих верных солдат!
По коридору шёл, будто бы не обращая внимания на орду просителей...Шёл...Он очень постарел за прошедшее время. Некогда чёрные как смоль усы окрасились в серебро, появились залысины, вокруг глаз залегли сиреневые круги - и всё же он был прежний, регент Российской империи, Великий князь Кирилл Владимирович Романов. В белоснежном кителе, на котором (непорядок!нарушение устава!) не было ни аксельбантов, ни золотого шитья, ни прочих украшательств - только погоны и Георгиевский крестик, врученный регенту в день заключения мира Союзом георгиевских кавалеров. Червонно-чёрная полоска ткани была прекрасней и уместней, нежели все самые изысканные украшения и самые почётные награды мира.
- Благодарю за службу! - кивнул Великий князь верным кирилловцам Собственного Его Императорского Величества Конвоя.
- Рады стараться, Ваше Высокопревосходительство! - радостно отчеканили гвардейцы.
- Молодцы! - смертельно уставшее, бледное лицо озарила мимолётная улыбка.
Кирилл распахнул дверь в покои Алексея и, немного поколебавшись, обратился к кирилловцам:
- Вы их попридержите немного...Хочется выйти отсюда раньше Второго Пришествия!
- Есть! С превеликим удовольствием, - совершенно искренне ответил Аксёнов.
- Я знал, что могу на вас положиться, - удовлетворённо кивнул регент и, "случайно", оставил дверь чуть приоткрытой, ровно настолько, чтобы изнутри до конвойных доносились голоса императора и Кирилла.
- Uncle, have I played good? - голос Алексея звучал взволнованно, но совсем не устало.
"Странно...И что же эта фраза значит...Может, у Его Величества бред?" - пытался понять хоть что-нибудь Аксёнов. Похоже, камарилья заразила его любопытством.
- You were the best actor, Alex, - Кирилл, судя по голосу, был очень доволен. - Сыграть больного не каждому под силу...Что ж...Больше никого не нужно обманывать, ты отвлёк внимание России. Впредь это не понадобится...
Через мгновение дверь закрылась. Регент, в награду, позволил конвойным лишь на чуточку, вот на та-а-акую махонькую малость. И всё же Аксёнов почувствовал себя ошарашенным. Неужели всё это - игра? Разыгранная как по нотам, которые хранились в строжайшей тайне...Великий князь снова всех провёл!
И тут - невиданное дело! - Аксёнов захохотал. На него с недоверием поглядывали свитские и просители, даже некоторые кирилловцы из Конвоя, которым не удалось услышать того обртывка разговора между императором и регентом. А Василий смеялся, смеялся от души, не в силах остановиться. Напряжение последних месяцев, нет, даже не месяцев - лет! - исчезало с каждым мгновением. И Аксёнов смеялся, смеялся от души, обливаясь слезами, смеялся так, как никогда в жизни, ведь он оказался свидетелем одной из величайших комедий эпохи, а это дорогого стоит!..
- И всё же мы отомстим...Мы страшно отомстим...Этот манифест окажется последним в его жизни...
- Александр, может быть...
- Нет, не перебивай меня! Мы отомстим ему за всё то, что нам пришлось пережить и ещё придётся выдержать. Нас ждёт каторга, а может быть, смертная казнь, и мы имеем право на отмщение...
- Что ж...Поступай, как сочтёшь нужным...Но я предупреждал тебя...
- Барон, Вы не должны мешать вот этому субъекту проникнуть на площадь перед Собранием...
- Но!
- Никаких но! он должен выполнить свою миссию...
- Кирилл Владимирович!
- Барон, прошу Вас, не кричите...Я слишком устал...Я знаю: мне давно пора снять с плеч ношу, для которой я не был рождён. Пора бы истории меняться самой, она уж слишком обленилась...И не смотрите на меня так: я в более трезвой памяти, чем когда-либо...
- Что ж...Это приказ, Ваше Высокопревосходительство?
- Да, это приказ.
- Я не могу не подчиниться, Ваше Высокопревосходительство...
Вон там, совсем близко, о набережную бились волны. Плеск воды сейчас с лёгкостью заменял туш оркестра, лёгкий рокот Чёрного моря - и речь, торжественная, пафосная, шедшая от самой души Кирилла. Регент сперва хотел отрепетировать выступление, но, выкинув в корзину добрую сотню листов бумаги, решил, что будет говорить экспромтом. Всё-таки хорошая речь рождается благодаря хорошему знанию предмета, а этого у Сихова-Романова было не отнять...
Его слушали с замиранием сердцам. Но, наверное, говори он о семеноводстве или новейших теориях о строении атмосферы, ему внимали бы не меньше. Ведь не главное, что говорит лидер, главное, когда он это говорит, какие чувства владеют аудиторией...
А какие чувства могли бы владеть? Только радость! Только гордость! Только грусть о не доживших до победы...
- Мы смогли это сделать. Четыре года войны, четыре года побед и поражений, надежд и сомнений, миллионы погибших и раненых. Целые города и деревни, исчезнувшие с лица земли. Теперь мы знаем - это не было напрасно. Нет, не было! Победа, которой мы так долго ждали, наконец-то достигнута! Изменники Родины, мечтавшие о том, чтобы войну с германцами и турками превратить в войну русских с русскими, могут кусать локти и ждать, когда окажутся на каторге за свои злодеяния. Герои же, не жалевшие крови, могут жить спокойно: больше никогда не будет таких кровавых войн. Мы будем сражаться за мир, новый мир без гибели миллионов и страданий миллиардов. И я знаю: однажды мы победим! Мы обязательно победим, как в этой войне, как всегда - мы победим! УРА!!!
Иоган Карлович Дитерихс стоял, баюкая перевязанную руку. Перед глазами вставали картины замиренного Берлина, вспоминались рассказы солдат, которые пробились к "бюргерхаусу"как раз вовремя: ещё бы секунду, и лежи остзеец в сырой германской земле!..
Василий Михайлович Аксёнов смотрел на небо, серое небо, напоминавшее ему дни еле-еле подавленной революции в Петрограде. Кажется, это было в прошлой жизни...Но это - было...Только бы никогда не пришлось сражаться со своими же соотечественниками!..
Сергей Михайлович вспоминал, как рыл могилу для Анищенко и как первым кинул горсть турецкой земли на гроб верному Алексею Михайловичу...А потом он вспомнил глубокие как космос, синие как небеса глаза Марины, и решил, что подаст в отставку и отправится искать первую и настоящую любовь всей его жизни...
А Великий князь...Нет, всё-таки, Кирилл Сизов. Бывший "особист" впервые за многие месяцы обрёл покой. Он знал, прекрасно знал, что ждёт его впереди, и потому совершенно спокойно заглянул в глаза метальщика, кинувшегося сквозь солдатские и офицерские ряды к трибуне. Личная охрана, как и полагается, не успевала, она отчаянно не успевала, но Сизов и не хотел этого. Он сделал последний, прощальный поклон воинам Русской Императорской армии, ведь только благодаря им он смог привести Родину к победе...
Кирилл распростёр объятия навстречу бомбисту - и тут сработал заряд. Вспыхнуло пламя, горячее как ад, взметнулся столб дыма, закрывший ото всех регента и его убийцу, и на мгновение над площадью воцарилась мёртвая, жуткая, пробирающая до дрожи тишина...
Кирилл сделал своё дело - и теперь Кирилл мог уйти...
"Дядя, я хорошо сыграл?" (англ.). Дети Николая Второго замечательно владели английским языком, как и их отец. Император, между тем, ненавидел немецкий язык, а при общении с министрами предпочитал русский. В докладах правительственных чиновников императору следовало использовать только русские слова, избегая "англицизмов", "германизмов" и прочих "-измов".
Чаще всего термином "бюргерхаус" обозначают районное отделение городского магистрата, но в данном тексте используется дословный перевод - "бюргерский дом" для придания иронического оттенка.