Аннотация: За славой маг, эпическое фэнтези. Глава двенадцатая. Обновление от 12.02.2015 г.
Королевство. Тронгард
Как выглядит земля, тысячу лет не родившая ни единую травинку? Серой пустыней, замерзшим морем. Шаги оставляли за собой следы в этой земле (пепле?), но малейший звук тонул в непроницаемой тишине. Таким был мир моих снов. А может, то были и не сны? Может, я ступал по Долине умерших, и где-то там, за очередным поворотом...
Нет. И за сотым, и за тысячным поворотом ничего не было. Низенькие холмы - большие кочки - не могли скрыть ничего повыше кролика. А уж грандиозные Врата мертвых, о которых редкая легенда не говорила, нельзя было бы спрятать даже за высочайшей горой. Говорят, самое небо было пронзено теми вратами, да что небо, - боги не могли подняться на их вершину! Я подозревал, что одно исключение было, но...
Даркос больше не появлялся. Любитель загробных (а кто ждал иного?) шуток перестал радовать своими появлениями, и я был предоставлен сам себе в этом безжизненном мире. Порой казалось, что некто следит за мною, стоит позади, но стоило обернуться, - и все та же умершая много-много веков назад земля расстилалась передо мной. И позади. И справа. И слева. Признаться, я боялся лишний раз взглянуть на небо (или то, что пребывало на его месте), чтобы - не дай Онта! - не разглядеть в его темноте все ту же серую твердь.
Вздохнув, я опустился на кочку повыше. Поскреб носком сапога землю. Под слоем напоенной пеплом дряни...был очередной слой все той же дряни. В горах - и то почва была лучше! Там нет-нет, да пробивались кустарники, бились в смертельной борьбе с ветрами ягоды, коврами разнотравья покрывались вершины по весне. А здесь - то ли пепел, то ли еще что, скрывал все тот же...да, угадали, - пепел. Нет, он был тверже привычного обычным людям остатка сгоревшего бревна. Скорее, так он должен был выглядеть, спрессованный многими веками безветрия. Действительно, ни малейшего порыва я не ощутил здесь за все разы моих здесь путешествий. Ничто не отвлекало от мыслей, - собственно, единственного (мечта философа!) занятия. Но одна радость была - я видел. И если в обычном мире зрение пропало, то здесь я во все глаза...кхе-м...Нельзя сказать, чтобы этим можно можно было любоваться. Скорее, я во все глаза просто смотрел, чтобы хватило на день-другой тьмы. Даже моргать не требоваться, -чернота век ничем, уверяю, не отличалась от здешнего пепла. Или земли. Или пепельной земли. В общем, я еще окончательно не решил, как назвать это.
И все-таки там, высоко-высоко (или далеко-далеко) виднелись яркие огоньки звезд. Без них абсолютная тьма заполнила бы этот мир. Так что определенное разнообразие, признаюсь, даже здесь можно было обнаружить.
Чуть посидев, я продолжил свой путь. Куда, зачем я шел? Вперед! Узнать, увидеть, найти!.. Что? Да откуда же я знал! В моей душе еще не угасла надежда найти хоть что-то. А еще - сердце требовало бороться с пронизывающим холодом. Стоило остановиться надолго, и он пробирал до самых костей. И если в том, нормальном, мире холод мог убить человека, то здесь (как мне что-то подсказывало) даже смерть не стала бы спасением. Сама душа заиндевела бы и стала частью холодного безмолвия бесконечной пепельной равнины...
Я остановился. Снова появилось чувство, что кто-то смотрит в спину, буравя взглядом. Наклонившись и выждав немного, я резко повернул голову и...
И тьма вернулась. Но вместе с нею пришли звуки, а главное, - тепло. Краешек одеяла покрывал запястья, оберегая их от утренней прохлады реки. Слышался плеск волн. Где-то далеко заухала сова, возвращавшаяся с охоты. Засновали-затопали по палубе нашего корабля. Должно быть, он был огромным! Целых пятнадцать шагов от носа до кормы, и семь - от борта до борта. Куда уж там нашим северным лодкам да паромам!
Казалось, холод проник сюда с той пепельной равнины. Ступни и кисти рук словно покрылись коркой льда, высасывая тепло. Сжавшись в комок, я приподнялся. Зря. Холод, только того и ждавший, принялся атаковать меня со всех сторон, пробираясь под одеяло и одежды. Подул ветер. И если там, на севере, он казался привычным, то здесь, в самом центре Королевства, он пробирал до костей и шел еще дальше, в самое сердце. Морозные иглы ударили в шею, остужая жилы. Не оставалось ничего другого, как встать на ноги. Только движение могло спасти меня от этого холода. Магия, конечно, тоже...Но силы ушли от меня...Слепец не может творить волшбу: не дано ему направлять потоки стихийной энергии. Боль утраты пронзила мое сердце - и отогнала холод. Разве сравнится утренняя прохлада со льдом, покрывшим душу толстой, непробиваемой коркой?
Позади раздались шаги. Эту походку я уже научился отличать.
- Милости Огнара тебе, Конрад, - прислонившись к борту, не повернув головы, ответил я.
Шаги остановились.
- Милости Огнара в это утро, милорд.
Монферрат предпочитал в окружении дворян Беневаля обращаться ко мне официально. В памяти всплыли первые дни знакомства с этим человеком. Кажется, с тех пор он стал намного уверенней в себе. И все же... Стоило ему только заговорить со мной, как в голосе его пробуждалось...Что? Что же пробуждалось? Что за сомнения терзали его душу? Порой он хотел было что-то сказать, но тут же сменял тему. Должно быть, желал поведать, как боролся против меня в дни Войны за престол? Пустое! Не осталось короля Реджинальда - утратили силу клятвы, прежде разжигавшие пламя войны. Я понимал, что бремя может быть тяжелее гор, что окружали Беневаль. Да что там! Тяжелее урока перед экзаменом у Тенперона!.. Жаль, что юным магам и волшебницам северных Владений вряд ли доведется побывать на уроках у архимага. Ему и без того забот хватало. А жаль. Его дар сейчас был нужен, как никогда прежде.
Иногда я ловил себя на мысли...Тьфу! Хватит витать в облаках! Монферрат снова что-то говорит!
- ... и скоро окажемся у Речной пристани. Оттуда до Тронгарда рукой подать, коней запрягать дольше, чем ехать.
- Да-да, это хорошо... Но...к чему мы туда едем? Зачем этот Сейм, если каждый рыцарь сейчас на счету в южных войсках? Что, нельзя было отложить это действо? И зачем меня было выбирать представителем Беневаля... Лучше сидеть у камина в замке и...
Я замолчал. А что, собственно, слепцу там делать? Книга - вот что раньше было в радость. А теперь? Теперь я мог только считать складки на листах пергамента и трещины в деревянных досках, их скреплявших. Можно прости взойти на башню, и...
Вид приближающихся камней остудил мой пыл. А потом? Что потом? А если я не погибну, а переломав руки-ноги, выживу, оставшись полным калекой на всю оставшуюся жизнь? Волшебники живут долго, стихии питают их, отсрочивая приход Даркоса. Годами мучиться, прикованным к постели? Нет это не по мне! Как я мечтал погибнуть в пылу сражения! Как прекрасно было бы ворваться в центр вражеского строя и распространить волшебное пламя на десятки шагов окрест!
- Милорд, Вы улыбаетесь? - не без надежды спросил Конрад.
- Вспомнилось прошлое. Оно такое яркое. Никогда не думал, что воспоминания будут ярче мира вокруг, - кажется, холод усилился, и по жилам подобрался к сердцу.
- В столице найдутся хорошие лекари. Можно обратиться к священникам. Обратитесь с молитвой к богам, и они обязательно услышат. Я уж не говорю об архимаге, - уважение и страх смешивались в его голосе в невероятный напиток. - Он не откажет Вам.
- Не откажет... - понял бы Конрад, чьи силы здесь замешаны? А, пустое, отделается туманной фразой. - Но далеко не все подвластно магу. Пусть даже и лучшему во всем Королевстве.
- Я плохо в этом соображаю, - вздохнул после мгновенья размышлений Конрад. - Солнце встает.
- Да. Солнце.
Теплый луч коснулся щеки. Проникая по-над холмами, окружавшими Тронгард, солнце отгоняло ночную мглу. И пусть лучи его согревали кожу, но душу продолжал сковывать лед. Кому под силу было разбить его панцирь? Должно быть, только мне. Но хотелось ли этого? Какова цель? Зачем? Я слеп. Магия - теперь не про меня, боги тому свидетели. Книги, дарившие радость познания, онемели. Сраженье - и то бесполезно. Слепой крот и то грознее меня.
- Подходим! - раздался зычный голос кормчего.
Трония, словно бы подтверждая его слова, стала громче. Доносился шум откуда-то издалека, кажется...Да, то были люди. Значит, скоро будем у причалов.
- Эх, как давно я не видел Тронгард! - радостно пробасил Конрад.
- А уж сколько мне его не увидеть, - едва слышно прошептал я.
Сердце кольнуло. Там, вдалеке, должны возвышаться бастионы Белого города, крыша королевского дворца. А чуть поодаль - и башни Гильдии магов. Ее шпили вздымались высоко к небу, привлекая внимание гостей столицы. Жители - и те, порой, запрокидывали голову, чтобы разглядеть блеск зачарованной (а то как же!у господ-магов, почитай, никакой другой и быть не должно!) черепицы.
В носу засвербело. Я уже отвык от запаха, распространявшего окрест. Тронгард полнился жизнью - а жизнь, как известно, оставляет свои следы. Сотни прачек каждое утро наполняли Тронию, трактирщицы бросали объедки в канавы, и наполненные помоями, стекавшими со всех уголков столицы. Мы плыли вниз по течению, а потому я был избавлен от всех прелестей обостренного обоняния. Но стоило только подплыть поближе...
Словом, Тронгард был настоящей столицей - потому что столицей во всем. В тот момент я пожалел, что вместе со зрением не потерял и нюх. Оставалось только надеяться, что вскоре мне удастся привыкнуть. Но был ли в том смысл? Зачем к чему-то привыкать?..
Суматоха на корабле поднялась жуткая! Все бегали туда-сюда, спешно собирали тюки, гоняли слуг и оруженосцев. Иные вовсю обсуждали, где можно найти сносное жилье. Судя по разговорам, иные благородные пожалели, что взяли в Тронгард столько слуг. Содержи теперь такую ораву! Столица могла Владетелей сделать нищими побирушками, куда там мелким хозяевам бедных северных земель! Точнее даже не земель, а гор.
- Николас... - Конрад волей-неволей поддался общему волнению. - А где бы...
- В Гильдии магов, - я решил не тратить время на дослушивание и так понятного вопроса. - Гость столицы, принадлежащей к сообществу, получит там кров и посильную помощь.
- Чем-то рыцарские порядки, конечно, - Конрад, как бы смешно это ни казалось, хранил предосудительное отношение к магам. - Но...
- Да там каждый...
Я задумался. И вправду. А сколько же среди магов было - нет, не благородных, с ними понятно - простолюдинов?..
В голову приходили разве что имена соучеников из торговцев...Интересно было бы узнать, да очень интересно. А, хотя, зачем?.. Силы только тратить, время...
- Конрад, вряд ли ты столкнешься в Гильдии с кем-то, помимо благородных. Ну разве что зайдешься на кухню за вторым ужином...
- Да я и первому бы обрадовался...И даже завтраку, - урчание рыцарского желудка было прервано людским многоголосьем.
Нас, похоже, ждали. Едва корабль причалил, как раздался звук приветственных труб. Кто-то с хорошо поставленным голосом - должно быть, королевский герольд - зачитал послание Фердинанда "лучшим людям" Беневаля. Раздались ответные слова, кажется, даже я что-то прогудел, присоединяюсь к радостным возгласам моих товарищей по путешествию. Наконец, нам подвели свежих коней, и мы направились в путь. Дорожная пыль окутала нас, и весь мой путь до столицы прошел в сражении с кашлем и чиханием. К счастью, это перебило вонь от "городских прелестей", чему, признаться, я был несказанно рад.
И только посреди одной из улиц Черного города, едва восстановившегося после Войны за престол, я вдруг осознал: судьба вновь привела меня в сердце Королевства. Неужели мне что-то предстоит здесь...А, хотя, зачем?..
Конрад всю дорогу ехал по правую руку от меня, стараясь в деталях рассказать обстановку вокруг нас. Даже по скупой воинской речи я успел понять, что город полнился волнением. Степь вклинилась в Королевство, и королевские рати с трудом сдерживали вражий напор. Я догадывался, что вовсе не пытались: куда там догнать степняков, рвущихся через равнины Сагирины и домена. Прочитанные хроники прямо-таки вопили о том, что быть большому сражению у самых тронгардовых стен. Но как скоро?..
Чем дальше мы ехали, тем звонче становился город. Мы начали подниматься, - значит, вот-вот должны были оказаться в Белом городе. Сердце забилось сильнее. Где-то там Гильдия магов - и та самая площадь. Увидеть бы ее вновь! Хотя бы раз...А, пустое. Что могут сказать булыжники? Память моя - вот последнее хранилище тех событий. Мало кто мог похвастаться, что оказался в самой гуще сражения за столицу Королевства, а значит, и за страну.
Копыта зацокали по брусчатке. Значит, точно Белый город: простонародье довольствовалось грязью вперемешку с пучками хвороста, переброшенного через самые широкие канавы. Мимо одной такой, судя по усиливавшемуся аромату, мы как раз проложили путь. Невероятно сильно захотелось оказаться подальше отсюда, где-нибудь в горах Беневаля, чтобы...
Нахлынувшие воспоминания о том бое накрыли меня с головой, как ударное заклинание водной стихии. Пришлось поглубже вдохнуть, чтобы вонью отбить навязчивые воспоминания. Но они от этого становились только гаже и сильнее. Проклятье! Да когда же это закончится? Рваные обрывки струились в памяти карнавальным шествием, отчего голова закружилась. Хотя, может быть, виною тому была вонь... Виски оказались под градом ударов молотобойца, так и норовившего пробить мой череп. Еще немного, и...
- Николас, мы почти на месте. Королевский дворец! - в голосе Конрада легко угадывалось нетерпение.
Еще бы! Сколько он не был в столице? А может, он и вовсе никогда прежде не видел Тронгарда? Но откуда тогда знает, что осталось немного?
- Вот уже и башни его видны! - было мне ответом. Значит, просто догадался. - А нас, оказывается, встречают!
Считанные месяцы назад после этой фразы я уже вышел бы в эфир и принялся ткать заклинание. Сейчас же я лишь обрадовался завершению нашего путешествия. Но что-то было впереди?..
Вновь заиграли трубы. Это уже начинало порядком надоедать. Донести до церемонимейстера, что ли, простую мысль о здоровом разнообразии? В конце концов, можно просто салютовать копьями с флажками, а не греметь на половину Королевства! А освободившихся трубачей можно направить на южные рубежи... Мне бы туда! Хотя...что может слепой, потерявший возможность колдовать паренек?..
Подковы зацокали по гладышам мостовой. Белый город! Иные посланцы Севера вздыхали и охали, любуясь домами зажиточных горожан и столичными резиденциями знати. Они видели сердце Королевства. Я же, кажется, впервые его по-настоящему слышал. Неспешная походка десятков, а может, и сотен ног: это торговцы вразнос ходят по улочкам, наполняя улицы криками "Сладости! Медовые сладости!", вот слышится отдаленный возглас "Ножи точаю! Ножи точаю!", приглушенный, - он раздается со стороны Цехового квартала. Голуби лапами скребут черепичные крыши и крытые металлом надвратные башни. Мяукают кошки, шатающиеся меж канавами и стенами домов. Им есть, чем набить свои рты: там же, в потоке нечистот, бегают крысы и мыши, разжиревшие на объедках и ставшие лакомой добычей для усатых стражей города. Но вот бьют древками копий по камням стражи двуногие, возгласами приветствующие дорогих гостей. Столица радостно встречает вернувшегося волшебника, потерявшего свой дар...
"И зачем я только сюда приехал? - немой вопрос, обращенный к самому себе, заставляет поникнуть плечи и порождает в сердце холод потери. - Зачем я здесь? Кому я нужен?"
Процессия останавливается. Поверхность, по которой бьют только-только размявшиеся кони, горизонтальная, а значит, мы уже въехали в Белый город. Вновь голосят трубы - но на этот раз совсем близко. Герольды, верно, многие недели учившие порядок церемонии во всех деталях, радостно (настал долгожданный час!) возвещают:
- Славьтесь, дети Севера и верные подданные Огнаридов! Славьтесь, глашатаи народа и советные короля! Славьтесь, гости сердца мира, стольного Тронгарда! - перед каждой "славой" раздается все более громкий звук труб.
- Приветствую вас от имени моего владыки, короля Фердинанда!..
Первые же звуки этого голоса заставили меня сжать кулаки и заскрежетать зубами. Эрик фон Даркмур. Собственной персоной. Тот, кому я поклялся местью. Но...
Мне едва удалось сдержать слезы. Слепец! Дурак! Кому ты отомстишь, если не можешь разглядеть даже крепостной стены, не то что вражьего клинка!..
В ушах зашумело. Речь Даркмура, наверняка сочившаяся медом и заученная по заранее подготовленному мастеру герольдов тексту, не нашла пути к моему разуму. Она, казалось, доносилась из-под толщи воды или камня, неразборчивая и глухая. В голове моей всплывали десятки способов убийства этого человека, и прежде дремавшая ненависть пробудилась во мне с новой силой. О, если бы он оказался в том злополучном бою среди варваров!.. Если бы прошел однажды под крепостной стеной, чья кладка так ненадежна, и камни так и норовят упасть на головы зевак...Но - тщетно. Картины мести только лишь распаляли меня. Надо было успокоиться. Смысл во гневе, если его невозможно утолить?..
- Приветствую и тебя, Николас Датор из Беневаля, друг короля Фердинанда и мой добрый знакомец! Рад увидеть тебя одаренным доверием Владения! - слова эти неожиданно прорвались через толщу молчания.
Ответ же сложился сам собой:
- И я рад, милорд Владетель Беневаля, оказаться в одном с тобою городе, подле тебя! - и добавил мысленно. - Чтобы однажды воткнуть нож тебе в сердце и поджарить на магическом костре.
Почувствовали ли что-то Даркмур в моем голосе или нет, но за ответное слово он меня не поблагодарил, как обычно было принято, и тут же принялся славословить моих спутников.
- Он кивнул с таким лицом, будто бы съел незрелое яблоко, принятое из рук хозяина стола, давится, но вынужден улыбаться из приличия, - на ухо прошептал Конрад. В голосе его явно читалось удовольствие: вызов, это же настоящий вызов! Вот будет славно выйти на поединок, если...
Я только кивнул. В один день все обиды и жесты накопятся и станут полновесным поводом для вызова на поединок. Я в этом нисколько не сомневался...
Долго еще сыпались речи, и дворяне Беневаля соревновались с придворными в искусстве красноречия. Право слово, выходило что у тех, что у других плоховато. Хоть герольды и старались в составлении речей (а пуще всех - мастер), но для столь необычного события никто не мог подобрать точно бьющих в цель слов. Нет, звучали красивые, даже возвышенные, - но правильных, нужных в тот день я так и не услышал.
Наконец, церемония встречи закончилась, и слуги принялись сновать между господами, советуя, где можно преклонить колено, где - наполнить опустевший желудок, а где и...Ну, сами понимаете.
Какой-то из слуг вызвался помочь и нам. Конрад было заартачился, говоря, что мне и без того известны все здешние закоулки, но я поспешил остановить Монферрата:
- Да. Проводи нас к Гильдии магов, и можешь быть свободен.
Мне, конечно, неплохо был известен Белый город, - но разве можно находить дорогу во тьме, пользуясь воспоминаниями словной картой?..
Судя по голосу, человек был удивлен подобной просьбе, но быстро спохватился, благо, Конрад напомнил о моей персоне, соблюдая все правила северного приличия:
- Что, не узнаешь ученика Архимага? А говоришь, все знаешь о Белом городе! Деревня! - усмехнулся Конрад.
Я готов был поклясться, что в этот миг рыцари подбоченился. Во всяком случае, кольчуга его лязгнула, выдавая движение.
- Что вы, что вы! - взгляд (хотя...как же его называть?) моих слепых глаз, наверное, ввел парня этого парня едва ли старше меня в суеверный страх. Должно быть, он уже предвкушал бытие в облике лягушки или белки. - Как можно! Конечно, узнал! Но разве...
Парень прикусил язык. Его и без того глухой голос окончательно замолк.
Конрад догадался: слуге немало труда составило не сказать "Он же сам должен знать дорогу!".
- Тебе велено дорогу показывать - так показывай! Милорд устал с дороги! Ты, верное, никогда прежде не видывал волшебников во гневе? Ну так ты к этому вовсю стремишься! - Монферрат уже вовсю стегал парня словами-розгами. Конрад наконец-то почувствовал себя господином, вернув себе, пусть ненадолго, тень былого значения.
- Возьми-ка по уздцы коня милорда! Да поживее! Заставить волшебника ждать - еще хуже, чем его разозлить! - в голосе Конрада все явственнее звучало торжество победителя.
- Это не совсем так, Конрад, - я решил поддержать рыцаря, так старавшегося ради меня. Больших усилий стоило оставаться серьезным. - Еще никто не жаловался на мучимого ожиданием мага. Мертвые вообще ни на кого не жалуются.
Даже на оживленной, полнившейся разговорами и топотом десятков ног и копыт, площади было слышно, как нервно сглотнул парень. Тут же трясущаяся рука схватила уздцы, и мы двинулись. Всю дорогу Конрад хохотал, повторяя "Никто! Никто не жаловался!". Слуга, должно быть, каждое мгновение оглядывался на меня, и потому мне приходилось сжимать губы, дабы не присоединиться к Монферрату в его гимне духам веселья.
Спустя некоторое время, когда смех рыцаря, цоканье копыт, храп коней и вздохи слуги дополнились хлюпаньем канав и мяуканьем кошек, охотящихся на крыс, я почувствовал на себе прожигающие взгляды. Виски мои запылали. Неприятное ощущение - быть зверьком в клетке для зевак - обожгло душу. Если бы только глаза мои видели! Если бы!..
Внимание это было неотступным и все усиливающимся. Я заерзал в седле. Может быть, со стороны это и казалось бы знаком усталости (а с непривычки, признаться, было очень неудобно! Нижняя половина тела окаменела!), но Конрад почувствовал неладное.
- Магия? - спросил он шепотом, поравнявшись со мной.
Ни единого смешка не чувствовалось в его голосе.
- Нет.
Точнее, не только. Я чувствовал прикосновения волшебной силы, но от этого становилось только больнее. Изголодавшийся, увидевший яства за непреодолимой преградой, влюбленный, наблюдающий за свадьбой прекраснейшей и ненавистнейшего, - вот лишь две роли, которые я примерил на себя в те мгновения. Мощнейшая сила, средоточие которой находилось в Гильдии, прохладным ветерком взъерошивала волосы и гладила по щекам нежнее матери. Нет, я не помнил, каково это, но был уверен, что именно так должно быт. Наверное, так должен был бы чувствовать себя сын Беневаля, если он выжил в скитаниях...В ушах эхом раздался голос Даркмура. Через год он умрет. Нет, я не был оракулом, - я был его убийцей.
"Клянусь, что ровно через год он падет от моей руки!" - в сердцах произнес я, и мир замолчал. Клятвы волшебников странная вещь, - их никто не слышит, но они сбываются. К добру или к худу для самих магов. Мир запомнил мое обещание. Теперь мне оставалось его выполнить.
Мир замер - и через мгновение ожил вновь. Мир услышал мою клятву. Теперь отступать было некуда. Не знаю, откуда во мне появилась такая злость - и именно сейчас. Может, виной тому был такой противный голос Даркмура и невозможность посмотреть ему в глаза? Многое я бы тогда отдал за долгий взгляд короткой с ним встречи.
Ощущение взгляда. Буравившего мой затылок, пропало. А вот чувство близости магической силы, наоборот, появилось. Только сейчас я почувствовал знакомый привкус. Во рту разливалась свежесть, как будто ты брал попробовать снежок на вкус и заедал мятой. Но чем ближе становился источник магической силы, чем больше ее было разлито вокруг, тем горше был этот привкус - привкус самого эфира. Понимание этого, наверное. Впервые ко мне пришло. Прежде я немного внимания уделял...вкусу магии. А теперь, как гурман, больной желудком, мог только лишь обсуждать божественный запах напитка, расставшись с надеждой когда-либо снова попробовать его. Этот пьянящий вкус эфира стал приторным в мгновение ока: едва я вспомнил сражения Войны за престол... Былое могущество - пусть даже доступная мне толика - сейчас показалось насмешкой надо мной нынешним. Я мечтал, чтобы про меня сказали "глаз видит, а зуб неймет" - именно потому, что зубы очень даже имели, а вот глаза...
- Приветствуем в скромной обители мага Николаса Датора, ученика многоуважаемого Тенперона, - раздался возглас.
Голос шел откуда-то сверху. Ага, значит, балкон над вратами Гильдии.
Этот голос...Этот голос мне был, кажется, знаком... Точно! Родриго!
- Приветствую тебя, магистр, постигший пламя, - я склонил голову в знак признания заслуг одного из старый товарищей Тенперона.
- Неужто наш юный маг постиг азы велеречивости на Севере? Я вижу такое впервые! Прошу, не раздирай мою картину нашей страны! Она была так проста и незайтейлива! - с высоты в четыре человеческих роста раздался хохот Родриго, добродушный и открытый. Какое отличие от напыщенных и пустых речей Даркмура! Вот что значит - быть дома!
- Найдется ли местечко для двух гостей с этого самого Севера? - ответил я улыбкой, давая понять, что оценил шутку магистра. - Уверен, Родриго, Вам и не такое посчастливится узнать о жителях гор и долин Беневаля.
- Двоих? Найдется и для десятерых! Скромность Беневаля я, тьфу-тьфу, узнаю! Верно, не все так плохо с моей картиной, как считаешь, Николас?
Я мог только развести руками. Родриго захлопал в ладоши, довольно смеясь, и послышался гул открывающихся ворот Гильдии. Если магистр пожелал бы, нас могло испепелить огнем: защиту здания усилили после мятежа Алого ордена.
Спешившись, мы вошли внутрь. Слуга, протараторив что-то там, поспешил прочь отсюда.
А когда двери закрылись за нашими спинами, неприметный человек в шляпе, надвинутой на самые глаза, побрел прочь. Сутулясь, он долго еще размышлял о том, что увидел - но, главное, чего не увидел...Заметь я его тогда, смог бы изменить будущее нашего мира?..
***
Он шел коридорами, где тьму разгонял только его фонарь. Неверный свет от чадящего фитиля, спрятанного за створкой из закопченого стекла в бронзовой оправе, порождал страшные фигуры. Но этому человеку (человеку ли?) они, верно, казались смешными. Сапоги его оставляли кровавый след. Там, десятью поворотами раньше, лежал труп фроггера. Жабообразное существо, соскучившееся по теплой еде, кинулось на показавшуюся ему легкой добычу. Никаких заклинаний, криков, молитв, - простой и короткий удар длинного кинжала с тонким и узким лезвием. Металл пронзил сердце, и фроггер обмяк. Быстрое движение, и тело повалилось на пол с противным звуком "чмак". Из раны успела натечь кровь на кончики сапог, и пол покрылся треугольными следами. Владелец меченой обуви то ли не замечал, то ли не придавал значения этому. И вскоре стало понятно, почему: следы стирались, стоило толькому ему сделать сорок первый шаг. Именно. После каждого сорокового шага - во время сорок первого - кровь пропадала. И оттого казалось, что за фигурой в черном тянется кровавый то ли шлейф, то ли хвост.
Сделав очередной поворот, он застыл у металлической двери. В ней не было ручки или замочной скважины. Только древняя руническая вязь, принадлежавшая давным-давно ушедшему с поверхности народу (а может, и вовсе погибшему за эти века), свидетельствовала о предназначении этой конструкции. Фитиль в глубине фонаря потух. Коридоры погрузились во мрак и тишину, которую прерывало едва слышное дыхание этого странного субъекта. Зашуршало. Раздался стук в дверь. Раз. Другой. Третий. Металл зазвенел, и катакомбы на много сотен шагов окрест наполнились эхом стука. Стук-тук-ук-к... Стук-тук-тук-к...
Сперва ничего не происходило, отчего все роисходящее казалось все более и более зловещим. Верно, прыгни из-за угла зверь, нежить или человек, - и то на душе полегчало бы, ведь неизвестность сменилась бы привычным боем. Но вдруг металл задрожал, и дверь начала отъезжать назад. Ни малейшего звука, - только воздух задрожал от движения. Полы плаща едва колыхнулись, сопрягаясь со тьмою.
За дверью была все та же чернота, что и в коридоре. Но знаток древнего языка спокойно - шурша бархатом подкладки (боги! какое расточительство и пренебрежение дорогой тканью!) - вошел внутрь. Стоило только руке в гладкой кожаной перчатке подняться, как огонь в развешанных по стенам светильниках, горевших, верно, безо всякого (обычного) топлива, озарил помещение. Оно было пустым, не считая глубокого кресла, сотканного (боги могли бы то подтвердить) из тысяч металлических нитей, подлескивавших в магическом свете, и деревянного стола. Такой мог бы "украшать" трапезную батраков, но здесь (как ни странно!) находился "к месту". На прямоугольной столешнице - ровно посередине - лежал тот самый дневник. Хозяин комнаты (а кто еще это мог быть?) привычным движением бережно взял книжечку в руки и, откинув полы плаща в сторону, уселся в кресло. Перед тем как распахнуть чтение на нужной странице, он закинул ногу на ногу, и положил дневник на колено правой ноги. Пальцы во все тех же перчатках принялись листать томик - чтение началось...
Запись сорок третья. Это было...Это был он. Снова. Снова. Снова. И снова. Он преследует меня, уничтожает меня, превращает в пепел все, мною созданное! Зачем, заячем он убил ее тогда? Не довольствуясь прошлым, он сейчас превратил меня в прах. Все мои планы. Кто, если не я, был достоин занять место Архимага, кто?! Все прочие забыли о магии! Они только и думали, что о себе: больше сил для себя, болшьше богатства, больше славы! И только я думал о развитии волшебства! Разве не я открыл новую силу, новую стихию?! Разве не я потратил годы - годы! - на поиск пути к истине. Кусок за кусочком, отрывочк здесь, страничка там, обрывки пергамента, древние предания, размышления философов, откровения жрецов - все, все это было ради магии, ради всех нас! Глупцы! Какие же они глупцы! Они не понимают, не видят! Они хотят смотреть не дальше своего носа!
Но он! Он должен был понять! Кому, как не ему, осознать всю глубину моего открытия? О, я бы поделился с ним радостью, ведь никому больше не понять. Но - он захотел драться. Он не хотел слушать! Конечно же, ему было известно, что мне нельзя противодействовать - когда столько поставлено на карту! Не тронь мою мечту, Тенперон! Снова! Снова ты все рушишь!
Они все обратились против меня. Даже подручные мои, жалкие слабаки, испугались Тенперона. А он всех обвел вокруг пальца. Всех, и в первую очередь меня. Что за силу он призвал к себе на выыручку? Неужели и вправду Ту самую вещь? Но она хранится далеко, среди льдов и снегов, недоступная смертным. Ему просто не должно было хватить могущества...Или хватило настойчивости? Хитрости? Как и я, он не отступает, но дщействует куда как осторожнее и предательски...Ты не поймешь, что попал в его сети, пока тебя не поведут к разделочному ножу. Какой же мастер! Настоящий мастер!
Вот бы спросить у него. Волшебство общения и телепортации, так умело сплетенное воедино, дает нечто совершенно новое. Как ему это удалось?.. Интересно, все дело в плетениях или в энергии, правильно направленной?.. О, я знаю, я знаю: он придет на бой. Обязательно придет. Он всегда оставляет для себя удовольствие взглянуть на творенье рук своих. И он уже знает, что дурачок-король отбыль из города. Тенперон понимает, кому это будет выгодно. О, я давно ждал свободы действий.
Веками мы оглядывались на дурачков, не понимающих, что такое магия. Боялись они или алкали богатства, мечтали устранить соперника нашими руками или пролить дождь на свои поля - вечно считали своими инструментами. Опасными, как бритва, которой можно порезать. Но - инструментами. Мы всегда были приложением к неспособным к постижению истины людям, которым до знаний нет никакого дела, набить бы брюхо да поджарить врага на волшебном огне. В какие же низкие и жадные ручонки мы отдавали горный хрусталь нашего искусства! И с каждым днем эта грязь все сильнеп прирастала к нашим рукам. Проходил год за годом, и вот самые слабые из нас уже не помышляли ни о чем, кроме сытой жизни в замке какого-нибудь напыщенного барана-барона, а то и о должности придворного прихлебателя. О, временно и мне пришлось пойти на это, - временно. Волшебство требовало досуга, истина не терпела труда ради куска хлеба, оставлявлявшего тебя к вечеру безо всяких сил. Приходилось - истины ради! - выполнять глупые и мелочные порученьица дворянчкиков. Знали бы, как я на них смотрю. На их ручонки, покрывавшиеся потом от предвкушения очередного грошового чуда. А знаете, сколько стоит волшебство? Я знаю - три гроша! Не больше, о, но и не меньше! Как же их глазки бегали, когда они получали желаемое, и тут же поворачивались ко мне спиной. Все, обо мне можно было забыть до следующего раза. Но я - я не забывал. Взгляд мой провожал их, и мне оставалось только ждать, когда же все изменится, когда мне не придется расточать свое искусство на потеху людям, мало чем отличающимся от баранов.
Истина звала меня. Она до сих пор зовет. И вот остается один шажок, один маленький шажок - и огромный шаг для всего сообщества обладающих даром. Успею ли я? Много ли осталось истинных магов, помышляющих не только о куске хлеба и свиной ножке, но и о будущем? О том, что там, за горизонтом, что прячется в потоках эфира? Что там, в Астрале, полном звезд и могущества, доселе невиданного? О том, кто стоит за порогом смерти и ждет единственного нашего слова?
Завтра я узнаю об этом. А сейчас нужны силы. Нужно поспать.
Он перелистинул страницу - и вот осталась последняя, исписанная едва ли наполовину. Почерк хозяина дневника стал еще более беглым и нервным. И стоило потратить совсем немного времени, чтобы дочитать, но...
Он поднялся с насиженного места. Что-то заставило его торопливо погасить свет в комнате. Через несколько мгновений по катакомбам во все стороны начал распространяться звук торопливых, уверенных шагов...
Там, в городе наверху, что-то происходило. И он не мог этого пропустить.
Тайсарский каганат. Срединный жуз.
Люди шли усталые и понурые. Если бы кто-то взглянул на плетущиеся ряды бойцов - кто бы узнал в них недавние гордые колонные непобедимых аркадских легионеров?
Враг больше не вступал в прямой бой. Каждое утро, перед самым рассветом, на лагерь нападали тайсарские всадники. Выстрел - другой, и вот налетчики растворялись в степной ковыли. Разнотравье, казалось, глотало их, и никто не мог догнать врага. Союзнички-кидани предпочитали грабить тайсарские становища. Жажда наживы застила им глаза. Латную же конницу шато Андроник боялся истратить в бесконечных стычках. Нельзя было разбрасываться верными союзниками, когда впереди маячила решающая битва. Легаты думали иначе. После каждого нападения они предлагали бросить в бой конницу и раздавить врагов, заставить их боятья и тем самым прекратить изнуряющие вылазки. Поднимаемые в "волчий час" легионеры были измотаны сверх меры. Сонные люди - что может быть опаснее во время рубки? А вдруг они дрогнут под конным ударом? И что тогда?
- У меня нет для вас других легионов, - только и отвечал Андроник.
Куда хуже была потеря нескольких катерг. Проклятые степняки подожгли целых пять кораблей, шедших по обмелевшей под по-летнему жарким солнцем Бию. Несколько десятков матросов погибло в огне, еще больше - под стрелами, иные утонули в омуте тайсарской реки. Бесценный груз - сухари, солонина, читейшая питьевая вода - погибли. И если прежде Андроник приносил благословления Аркару, создавшему такую чудную и удобную реку, то теперь он проклинал смертоносный и обманчивый поток. Но хуже всего было то, что дальше катерги идти просто не могли. Река обмелела так сильно, что по ней могли ходить разве что рыбацкие суденышки или небольшие транспортники. Тысяча, а то и больше, таких понадобилась бы для снабжения армии. И если раньше легионы шли по землям киданей и шато, пригонявших стада для пропитания аркадцев, то нынче путь лежал через тайсарские и динлинские владения. Здесь можно было надеяться только на свой меч и удачу.
Андроник выдержал тяжелый ночной разговор с дромархом. Катерги должны были возвращаться обратно - теперь или навсегда, или до нового потопа на здешних землях. В общем-то, Ласкарий думал, что в первом случае корабли вернутся к столице каганата куда раньше. Дрункарий прекерасно понимал всю невозможность катергам и дальше обеспечивать снабжение армии. Но, не желая расставаться с надждой, долго, непростительно долго противился судьбе.
- Пусть даже дважды благословенный Иоанн Дука Ватац потребует от меня это, пускай он даже казнит меня, - постоянно кашлявший (подхватил какую-то дрянь в этих степях) дромарх был непреклонен. По лицу его видно было, что он боится за свою жизнь и жизнь своей семьи, но он не мог сотворить чуда. - Только Аркар способен помочь тебе, Андроник, в этом деле. Пусть Марцелл помолится за нас.
- Боюсь, что от его молитв степь скорее покроется кострами, чем прольется хлябь небесная, - покачал головой Ласкарий.
За такое могли и вызвать на разговор с лицами духовного сана, причем очень определенного, но дромарх пропустил произнесенные в отчаняии слова мимо ушей.
- Значит, все бесполезно. Мы уже выгрузили все запасы, вымели подчистую. Даже матросам провизии осталось впритык. Кто-то даже попросил сойти на берег, присоединиться к пехоте. Хотят под твоим началом взять вражескую столицу, - щербато улыбнулся дромарх.
- Мне бы их уверенность, - пробурчал Андроник, склонившись над картой. - Ты же понимаешь, Григора, что...
Он размышлял, как обеспечить снабжение армии водой. Сухари, конечно, хорошо, но драть ими глотку всухомятку? Этак первым бастионом, который возьмут легионеры, будет шатер самого Андроника.
- Тебе Аркар помогает. Люди в этом уверены, и это самое главное, - Григора улыбнулся еще шире. - Поговаривают даже, что ты благословлен дважды.
Андроник замотал головой.
- Врут. Только императоры обладают такой благодатью. Куда мне до Ватацев? - развел руками Ласкарий.
- До Ватацев - да, далеко. А вот до Ласкариев...- но, заметив испепеляющий взгляд Андроника, дромарх замолчал.
Погладив лысую макушку, блестевшую от пота, Григора пожал плечами.
- И что тут такого? Люди поддержали бы. Как знаешь, Андроник, как знаешь, - он поплелся прочь из шатра. Когда же одна его нога уже была на степной земле, а вторая еще на полу шатра, дромарх добавил: - Победа над каганатом принесет тебе триумф, которого удостаивались только великие императоры древности. И последним был твой предок...Подумай, Андроник. Аркар дважды не дает такого шанса. Подумай. Ради твоих предков. Ради нас всех.
И вышел.
Ласкарий долго еще сидел в походном кресле совершенно неподвижно. Взгляд его был устремлен на пламя свечи, горевшей над картой. Капельки воска медленно, очень медленно стекали на дерево так, что полупрозрачный нимб возникнет над уголком западного Моря-океана. Знаки, знаки, знаки! Лучше бы Аркар указал дорогу к победе!
Андроник зарылся лицом в ладони. Волосы его выцвели под палящим солнцем, точно так же как и степная трава. Сейчас бы ласковый дождь! Люди и животные были бы ему рады, а трава набралась бы силы! Но - это было бы на руку врагу. По степии были раскиданы ручейки, колодцы и озера. Притоки Бии, мелкие, все же несли драгоценную воду. Отравить их врагу было бы куда труднее, чем одинокий колодец, - самим же пить! Но все табуны тайсары отогнали прочь, чтобы те не достались врагу. Шато беспрестанно рыскали в поисках хотя бы одной отары замшелых овец, но так и вернулись ни с чем. Разве что порой натыкались на павших животных или кострища с обгоревшими костями - верный знак недавних стоянок кочевников.
Запаса провизии должно было хватить на две недели. А что дальше? Конечно, в будущих сражениях число едоков уменьшится, и все же? Надеяться на ту помощь, что обещал император? А вдруг не получится? Предавший однажды может предать и второй раз, и третий, пока умрет или не будет казнен...
Андроник так и уснул, сидя, а на столе догорела свеча. Восоквый нимб набух, а после превратился в бесформенную кляксу.
Войска с тревогой наблюдали за уходящими прочь катергами. Легионеры пробовали сохранить бодрость духа, но то здесь, то там возникали шепотки: что же будет? что дальше? И все больше взглядов обращалось на стратига Андроника. Уверенность войска - а значит и судьба похода - зависела теперь только от него. Ласкарий ощущал гору, становившуюся с каждым часом все тяжелее.
- За три дня спокойной скачки можно добраться до твердыни кагана, Андрон-батыр, - прервавл размышления стратига Тонъюкук.
Он приложил ладонь ко лбу, всматриваясь вдаль, на северо-восток. Где-то там был Тайсар. Интересно, каков он вблизи?
- Будь здесь имперский тракт...А ведь когда-то он проходил по местным краям, - задумчиво пробубнил под нос Андроник.
- Тракт? - непонимающе уставился Тонъюкук.
Андроник со спины боевого коня взирал на марширующие колонны. Степная трава вытаптывалась тысячами ноги. Трубы смолкли: музыканты берегли легкие: ведь мог в любой момент потребоваться их сигнал. Над армией летало облако пыли, все сгущавшееся: его было видно за стадии окрест. Еще бы! Серая туча, протянувшаяся над многотысячным воинством, обязательно должна была привлечь внимание! Да, это была не зимняя Партафа.
Легаты - все как один - с надеждой смотрели на Тонъюкука.
- А! Каменная тропа! Есть такая, как не быть, Андрон-батыр? - заухмылялся вождь шато.
Андроник мгновение потратил на раздумья: убить степняка или вознести хвалу Аркару?
- Где? - он прямо-таки подался вперед, даже конь под ним всхрапнул, недовольный натянувшейся уздечкой.
- Два дня на полночь. Или два с половиной - на предрассветье, - рассмеялся Тонъюкук. - Совсем близко, я же говорю, Андрон-батыр!
Ласкарий вздохнул. Об этой дороге он знал, благо старых имперских карт у него было более чем вдоволь. Хватало и сведений от имперских агентов (или торговцев - именно в таком порядке). Тракт, действительно, проходил через Тайсар. Но пришлось бы взять значительно севернее, чтобы по нему пройти, либо же продолжить путь к столице, и где-то за полдня до прибытия под стены ступить на древний камень.
Вождь шато хохотнул. Ему явно понравился эффект от проделанной шутки. Он подставил лицо жаркому солнцу, радуясь его лучам. В отличие от аркадцев, привыкших к мгякому приморскому климату (на худой конец - к прохладе айсарских земель), шато прекрасно себя чувствовал даже при степной жаре. Он говорил, что просто надо уметь "ловить ветер".
- Ветер, он, батыры, всегда есть. Везде. Надо только его почувствовать, приманить, как шаман духов, и он придет. Он обязательно придет на твой зов, как конь горячий, или молодая жена! Люблю я молодых жен, ой, люблю! Они!.. - и Тонъюкук расплывался в желтозубой улыбке. На его загорелом лице читалось неизбывное удовольствие, будто бы он попал в небесное царство Аркара прямо здесь, в земной жизни. Флавиван Марцелл в такие минуты укоризненно цокал языком. Целомудрием спасется человек, - так он не уставал повторять вождю шато.
- Ай, понимают! Хорошо понимаю тебя, Марцелл-шаман! - на что Флавиан злился еще сильнее. - Да только кто ж человек перед великими шаманами, перед тобой? А? Так, травинка перед табуном! Слабый я, Марцелл-шаман, слабый, куда мне до тебя!
И продолжал рассказывать о сходстве горячего, необъезженного коня и молодой жены. После Флавиан либо почитал за лучшее удалиться, либо же цитировал что-то из священных книг. Такие перебранки были единственным развлечением легатов. Стратиг же с каждым днем все грустнел и углублялся в рутину. Его тревожило отсутствие настоящих сражений. Да, ему была известна тактика степняков. Перед сном он перечитывал единственный нормальный военный трактат, написанный его предком - Никифором Ласкарием, предпоследним венценосцем из рода - о войне с кочевниками. Никифор лично предводительствовал армией в семнадцати походах...Ну, скажем так, скорее больших вылазок...Или, если совсем точно, не только аркадских вылазок...В общем, о череде сражений с тайсарами и многими другими степными народами под их владычеством (тогда динлины еще не подмяли под себя своих же завоевателей). Предок очень емко и четко поведал своему потомку обо всех возможных опасностях и манере кочевников в бою. Постоянные удары в спину, жалящие наскоки, бегство от превосходящих сил, рейды по тылам и грабежи обозов - то был самый короткий перечень тайсарских приемов. В крупное сражение враг мог бы вступить либо прижатым к непреодолимой преграде (огромной реке или берегу моря), либо будучи полностью уверенным в победе. Собственно, Никифор потерпел сокрушительное поражение в тринадцатом походе. После этого в семье Ласкариев число тринадцать считали несчастливым. Умудренный горьким опытом, предок мог оказаться толковым советчиком. Там же, где он был бессилен или попросту несведущ, выручал Тонъюкук. Но тот, как успел заметить Андроник, совсем не торопился раскрывать все секреты западным "батырам". Потери среди аркадцев для шато были тоже не особо важны. По правде говоря, Андроник и сам продумывал способ избавиться от временных союзников. Едва угроза тайсаров исчезнет, потребуется устранить всех шато. Ласкарию была слишком хороша известна история Аркадии, чьи союзники становились врагами, чтобы этого не сделать.
Вот и в тот вечер Ласкарий листал трактат. Потертый кожаный переплет приятно холодил пальцы, державшие совсем небольшой томик. При желании его можно было спрятать в карман - редкость для рукописных трудов! Отец рассказывал, что дед Андроник лично сделал этот список с рукописи самого Никифора. Если эта легенда была правдой, значит, то было единственное наследие, оставшееся после свержения династии. Десятилетия гонений, сменившиеся милостью (выживышим Ласкариям позволено было выживать, как смогут), не способствовали сбережению прежних богатств. Но теперь Андроник был рад, что из всех несметных сокровищ (так говорили все, а значит, скорее всего, это было неправдой) уцелела книга. Теперь она могла спасти жизнь не только стратигу, но и целому войску.
Послышались голоса, раздававшиеся из-за стенок шатра. Андроник оторвал глаза от чтения - они и без того слезились от недостатка света - и на всякий случай положил правую руку на рукоятку спаты. Если в самом сердце Аркадской империи требовалось оставаться начеку, то как же вести себя здесь, в считанных днях пути от вражьей столицы?
Полы шатра раздвинулись, и внутрь шагнул командир стражи. Он, кажется, всегда был вытянут кочергой и обливался потом в три ручья.
- Иллюстрий, варвар... - центурион стражи обернулся, дабы проверить, не услышал ли кто его слова. - Тонъюкук просит у Вас аудиенции. Он говорит, что принес...
- Андрон-батыр, солнцем и луной клянусь, рад будешь известиям! - послышался заливистый смех Тонъюкука.
Центурион возвел очи горе. О чем он думал в то мгновение? О слишком остром слухе степняка, слишком громком собственном голосе либо тихой вилле где-то на берегу Моря-океана? Может быть, ни о чем конкретно - и обо всем сразу.
- Хорошим новостям я всегда рад, - Андроник одобрительно кивнул, и все же ладони с рукоятки спаты не убрал. Мало ли. - Останься.
Шато ввалился в шатер, едва не сбив с ног центуриона, пусть тот и был на полторы головы выше степняка. Тонъюкук хитро - с прищуром - улыбался. Хотя, возможно, такое впечатление создавалось из-за характерного разреза глаз... Словом, Андроник еще не научился определять, что же на уме у Тонъюкука, и боялся, что так никогда и не научится.
- Добрая весть, Андрон-батыр, очень добрая весть! - степняк потирал руки от удовольствия.
Он уселся прямо на пол, морщась. Андроник услышал хруст коленок. Старость подбиралась к степняку, но он сячески ей противостоял. Судя по гримасе и привычке к боли, довольно-таки давно.
- Рассказывай, Тонъюкук! Рассказывай! - подбодрил Ласкарий. Глаза чудовищно сильно чесалилсь, грозясь вывалиться из орбит, но стратиг старался вести себя как ни в чем не бывало. Словом. Он был точно таким же, как Тонъюкук.
- Нас ждет великая битва! Славная битва! Многие умрут, не дожив до следующего рассвета! - во всю ширь желтозубого рта улыбнулся Тонъюкук.
Андроник разглядел черный, сгнивший до самого дупла зуб степняка. Невольно рука аркадца дернулась к собственной щеке. Он не представлял, как же сильно должен болеть этот корявый остаток. Если чего Ласкарий боялся на свете, так это зубной боли, - с самого детства. Лучше смерть, чем зубодер! Нет, лучше даже две смерти подряд!
Центурион тряхнул головой. Наконец-то нормальное сражение, а не игра в прятки!
- Мы в дне тихой, как утренний ветерок у озера, скачки от большого становища врагов моего народа. Тайсар - вон там, - и Тонъюкук махнул рукой в сторону Андроника. Ласкарий едва справился с желанием обернуться. - Но даже шакалы берегут свое логово. И пусть тайсары хуже шакалов, втрое хуже, вчетверо, они не хотят пускать нас туда. Ковыль, полющая на ветру, сказала, что они идут. На рассвете они будут здесь. Думают взять нас спящими.
- Откуда ты знаешь? Ты уверен? - вкрадчиво спросил Андроник.
Он сцепил ладони, подперев ими подбородок. В голове с невероятной скоростью вертелись схемы боя, почерпнутые из труда Никифора. Если труд предка окажется полезным - Андроник возведет храм в благодарность Аркару! И заодно устроит пир всему войску на целую неделю. Ну, может, не на целую неделю, и не всему войску... Все-таки император был скуп на благодарность, а сокровища города...
- Небо мне свидетель - в их воинстве есть хорошие батыры. Многие дни мы вместе, рука об руку, скакали через степи, направляемые ветром в одну сторону! И пусть теперь мы друг напротив друга, но весточку я могу передать туда, а оттуда - мне, - многозначительно изрек Тонъюкук.
Кажется, его улыбка спала, но глаза все так же хитро щурились. Думал ли он о том, что придется встретиться с другом в последний раз? Убить его? А ведь они ногие десятилетия подчинялись кагану, среди тайсаров могут быть их знакомые, может, даже родичи?
- Андрон-батыр, не бойся. Я вижу сомнения в твоих глазах. Это хорошо. Но копья и стрелы шато будут разить без промаха. Нам нужно вернуть честь и славу. И небо простит нам убийство побратимов, - он хлопнул себя по ляшкам. - В конце концов, это будет славная битва! Для всех нас небо приготовило веоликую честь - помериться силами в настоящем единоборстве! Ха! Небо благоволит народу шато! Волки снова пройдут ковыльное поле от края до края! Шато! Шато! Шато!
Тонъюкук...завыл. Андроник склонил голову набок. Он видит разные...молитвы. Эта была не из самых необычных, скажем так.
Ласкарий разом подскочил и понесся из шатра, бросив через плечо:
- Трубите сбор! Трубите сбор! Подъем! Все когорты - подъем! Подъем! - глас Ласкария в то мгновение было поистине трубным.
Вскочивший спросонья Флавиан Марцелл даже осенил себя знамением Аркара, оглядываясь по сторонам: неужто последние дни настают?..
- Псы набрались храбрости! - воскликнул Андроник.
Выбегавшие из палаток легионеры принялись боязливо осенять себя знамением Аркара и - редкое сочетанье! - тут же радостно вопить: "Псы решились!". Значит, наконец-то исчезла необходимость плестись по степной дороге, глотая пыль и дурея от жары.
- Я бы на их месте продолжил изводить армию набегами, - вполголоса произнес Андроник вставшему по левое плечо Тонъюкуку.
Степняк вдохнул ночной воздух. Поднявшийся с севера ветер отгонял вонь людской толпы и конских яблок, принося на своих крыльях прохладу.
- Если приближается сильный враг - собирай кибитки и гони прочь. Каменный дом унести с собою нельзя, - и, помедлив немного, шато уставился на Андроника. - Мы вот-вот подойдем к самому сердцу каганата. Степь большая, но не бескрайняя. Нельзя вечно убегать, можно и в стену Тайсара упереться. Так у нас говорят о... разных людях. Все это время псы собирали силы. Сильные мужчины ушли на север, кости же других украшают южные предгорья. Войск у псов здесь немного. Собравшись же в стаю, они решили, что могут завалить своего врага.
- Но ведь должны были оставить заслоны, - Андроник покачал головой. - Достаточно сильные, чтобы отразить наш удар. Мы же почти не встретили сопротивления. Я, видит Аркар, не ожидал такой легкой прогулки.
- Заслон и оставили, - Тонъюкук улыбнулся еще шире, и в свете горевших у шатра факелов лицо его походило на волчий оскал. - Нас. Кровавые собаки решили, что мы забыли, как ветер нес наши бунчуки до последнего моря...
- Но... - Андроник хотел было что-то сказать, как его остановил властным жестом Тонъюкук.
- Не надо, житель каменных юрт, говорить о преданности и верности. Мы научились обману у самых лучших учителей, - шато в оба глаза смотрел на Андроника, и тот едва смог выдержать этот поистине волчий взгляд. - Небо покарает нас. Потом. Но мы сможем отомстить за кровь моих предков, за разоренный эль. Шато! Шато! Шато!
Ласкарий вздрогнул: степняки, расположившиеся за пределами лагеря, завыли, подражая волкам. И старый боевой клич шато вновь разнесся над самым сердцем степи.
Люди не зря надрывались от усталости, таща за собой колья для частокола. Теперь легионы могли укрыться за какой-никакой, а оградой, прикрывавшей их от конных ударов. Конечно, хороший конь мог бы перепрыгнуть заостренное бревно высотой с половину человека. Но уже не получалось обрушиться лавиной на пехоту, ощетинившуюся копьями. Теперь люди похлопывали друг друга по плечам, довольно показывая на частокол. Один его вид придавал уверенность и чувство защищенности.
- Вот что значит выбирать место для сражения, - глубокомысленно изрек Флавиан Марцелл, оценивающе глядя вокруг.
- Это конные варвары избрали место и время, - только и произнес Андроник.
В настоящем походном лагере шатр полководца всегда ставили на искусственном холме. Отсюда - при необходимости - стратиг мог спокойно наблюдать за всей армией. Теперь вот такая необходимость появилась.
"Интересно, как там Тонъюкук? И эти вшивые кидани?"
Почти всю союзную конницу Андроник велел отвести назад, в тыл. В нужный момент она должна была ударить. Для надежности Ласкарий оставил часть тяжеловоруженных шато в лагере, а одну алу придал Тонъюкуку. От этого хуже не будет. Тут тебе и перенятый у степняков опыт, и заложники...Пускай и взаимные. Если Тонъюкуку Андроник доверял , то киданей он в грош не ставил. Чумазые всадники на низеньких лошадках, защищенные халатом, с луком в руках и стрелами в зубах, - давно дали бы деру, если бы не жажда наживы и обещания несметных сокровищ в недалеком будущем.
Лагерь, по настоянию Андроник, сделали трехвратным: с запада, востока и юга можно было в любой момент выдвинуть конные отряды, чтобы отогнать излишне назойливых лучников или ударить во фланг и тыл отделившейся вражеской пехоте. Но о наличии последней Ласкарий, конечно, и помечтать не мог: предстояло как следует погоняться за вражьими всадниками.
- Лучники готовы. Стрел в достатке. Придется - будем собирать варварские и пускать их обратно, с благодарностью, - отчитался Валент.
Его глаза полнились ярым, карим пламенем. За время похода он похудел пуще прежнего, осунулся и стал походить на оружие его когорт - композитный лук: сплошные высушенные кишки, скрепленные какой-то дрянью.
- Наше оружие дальнобойнее, в этом мы давно убедились. Но мы стоим на месте, а они вертятся, как черти...Простите меня, святой отец, - Валент покосился на Флавиана. - Я хотел сказать, что они очень прыткие на своих пегих лошадках, очень трудно достать.
Марцелл воистину пастырским жестом дал понять, что его не беспокоит случайно оброненное слово. Сейчас, перед битвой, он почти не походил на инквизитора. Почти: все небрежные фразы он запоминал, раздумывая, много ли хвороста потребуется для растопки костра.
Андроник, дабы отделаться от многозначительного взгляда "ручника", взглянул на небо. Ни облачка! Разве что далеко к югу медленно плыла ватага туч, но когда они еще доберутся! День обещал быть жарким. Во всех смыслах слова.
Лучники выстроились позади легонеров, рассыпавшись по всему лагерю. Все утро бойцы спешно складывали палатки и оттаскивали их в самый центр вместе со всем мало-мальским ценным скарбом. Требовалось расчистить площадку для стрелков. Наскоро удалось соорудить подобие щитов из связок хвороста: иные пучки доставали прямо из потушенных костров. На укрытия для стрелков пошел лесок, выросший вокруг озерца. Теперь степь должна была его поглотить.
- Легионы готовы, - хором пророкатали три брата Дикора.
Они встали полкругом за спиной Андроник. Каждый старался запомнить во всех деталях свой участок, рассмотреть его с высоты. Едва начнется сражение, как им придется присоединиться к своим легионерам.
Ровные (до первого залпа лучников) ряды гудели. Люди обсуждали - кто со страхом, кто с нетерпением - предстоящее сражение. Центурионы расхаживали взад-вперед, отдавая последние команды.
- Уж больно тонкие зубочистки у ваших когорт, - расхохотался Иовиан, и в чертах его лица, в самих движениях все ярче проступала кровь его предков-айсаров. Такое бывало только перед самым страшным сражением: верное предзнаменование будущего.
И точно: длинные копья айсаров-федератов, подчиненные Иовиану, словно иголки гигантского ежа, торчали в сторону противника. В общем, на все четыре стороны света.
Войска были рассредоточены практически равномерно по всему периметру четырехугольного лагеря. Разве что на южной стороне Андроник решил ослабить фронт, перенаправив силы на север. Получался слоеный пирог, столь любимый Ласкарием. Первый слой, на вкус стратига, слишком уж тонкий, - айсары Иовиана, с массивными щитами и длинными копьями. Второй, пошире - легионеры, по большей части вооруженные дротиками. И. наконец, тесто с изюмом - лучники. Эх, было бы их вдесетеро больше! Андроник желал, чтобы его армия могла сравниться с аркадским воинстом древности, до потери всех этих земель: стройные ряды, уходящие в вечность, от поступи которых дрожали горы. Но - сейчас под защитой хлипкого частокола выстроилась практически треть имперских сил. Подкрепления ждать было неоткуда, а значит, оставалось только победить.
Ласкарий окинул пристальным, даже придирчивым взглядом окрестности. Он всегда представлял себе степь ровным столом, земным морем, как о ней любили говорить поэты. Видимо, стихоплеты ее тоже не видели ни разу в жизни. Если лагерь разбили на относительно ровном месте, то сразу за частоколом все разительно менялось. От северных ворот тянулся овраг, который сперва уходил далеко вправо, а потом крюком возвращался к восточной стене. Овраг был этот достаточно глубок, чтобы создать проблемы для конницы врага. В пятнадцати шагах от западной стены, почти параллельно, вилось русло высохшего ручья, от природы мелкого (потому солнце и обратило его воду в пар). За прошедшее утро легионеры потрудились на славу, исправляя ошибки "матушки": углубили русло и натыкали "чеснока". Железные гвозди, соединенные по трое, были раскиданы по всему периметру лагеря: только солнечные лучи выдавали их расположение в густой траве.
Южная стена, к сожалению, не была защищена Аркаром, а потому целых три когорты были направлены "поработать" руками. На счастье, близость врага - и, что еще важнее, приказ защищать позиции в считанных шагах от творения их "инженерно-шанцевого" гения - заставила людей удесятерить свои усилия. Итогом стал ров, прикрытый серой материей, сокрытой под тоненьким слоем земли. Подобные ловушки были расположены и к северу, но Андроник даже думать о них боялся, чтобы не спугнуть удачу. Самое главное - пусть они сработают! Не зря же все утро конница была на ногах, отгоняя вражеские дозоры. Все уилия были брошены на то, чтобы спрятать до поры до времени приготовления к обороне, и трое всадников - лучших! - заплатили за это своими жизнями.
- Знаешь, стратиг, я бы на месте этих, - Иовиан сплюнул, - дальних родственников чертей, - бросил взгляд на "ручника", - утыкал нас стрелами или поджег траву. Затем дождался, пока мы тут подохли опаленными ежами, и задал бы победный пир. А черепа наши пустил на чаши. По-моему, они очень часто такое вделывают.
- Но не на своей земле, - Андроник раскинул руки в стороны. - Огонь может поглотить все ближние и дальние пастбища, принадлежащие тайсарской знати. На несколько дней пути вокруг города - земли, принадлежащие роду кагана и степным динатам. Они, верно, должны трястись за их сохранность. Подумай, что важнее: сохранить землю в неприкосновенности, кормить здесь стада, или ради кучки женщин с запада...О, конечно, они не знают, что здесь айсары, - поспешил добавить Андроник, поймав взгляд одного из подчиненных Иовиана. Заметив же прищуренные глаза легатов, Ласкарий и вовсе сдался. - Словном, они не знают, кто это к ним пришел. Настоящих сражений до сего дня не было, так, мелкие стычки. А стрелы...Много их с собой не унесешь, придется возвращаться к обозу. Значит, лучники должны постоянно сменяться, либо же давать нам передышку. Посмотрим, что они выберут.
- Посмотрим, - хором отозвались легаты.
- А оставшихся закопаем, - теперь Иовиану предстояло ловить на себе взгляды окружающих. Но он лишь пожал плечами: - Живьем. Врагов. Кто-то не согласен?
Ласкарий помахал рукой. Сейчас его не волновали события после битвы: нужно было еще выгшриать ее.
- Значит, так... - стратиг решил в последний раз проговорить с командирами план действий. На горизонте показались черные кляксы...
- Иллюстрий Андроник, требуется произнести молитву перед сражением, - внезапно прервал молчание Марцелл.
- Священники вот-вот начнут, - кивнул Ласкарий.
- Вы забываете, - в глазах Марцелла застыло непонятное выражение, то ли гордости, то ли решимости. - Что я тоже рукоположен. И сан мой выше. Позвольте...
Андроник кивнул. Сейчас это никак не могло помешать. Но как люди воспримут вид "ручника" за...
Воинство в общем порыве молилось. Если кто-то прежде редко произносил древние слова, то сейчас над лагерем разносился горячий гул истово верующих. Вглядываясь в горизонт, все наливавшийся чернотой, люди обращались к Аркару. Только на него - да на свои мечи и копья - теперь они могли полагаться. Многие же, отвернувшись от вида надвигающейся пылевой тучи, оглядывалитсь на Андроника. Они верили в его талант. Ласкарий сжал кулаки. Он не мог их подвести. Только не сегодня. Отрезанные от империи, они не могли проиграть, иначе - нечто худшее, чем смерть. Несмываемый позор с легионов и имени Ласкариев, прославивших свою страну и свой народ.
Марцелл, облачившийся (и где только раздобыл?) в белую ризу, ходил перед рядами воинов, благословляя на бой. Легионные священники следовали за ним, осеняя аркадцев священным знамением. Воины подавались на встречу, с радостными лицами принимая благословение. Сейчас никто из них не задумывался, что перед ними "ручник". Все надеялись, что именно он сможет достучаться до Аркара, сберечь жизнь, сохранить отца или брата для детей и сестер, сына - для родителей. Наконец, Флавиан остановился. Закончил он свой путь там же, где и начал, - в шаге от Андроника. Кивнул.
- Надеюсь, что он на услышит, - Ласкарий тоже кивнул. Ответил.
- Услышит, - спокойно и уверенно произнес Марцелл. Он закрыл глаза, словно бы прислушиваясь к беззвучной мелодии. - Услышит.
Самые зоркие уже могли разглядеть вражеские ряды. Но, если говорить по правде, рядов там не было вовсе. Всадники мчались лавой, оставляя друг другу места для маневра. Нельзя было догадаться, где же острие удара, где фланги, а где - тыл. Словно бы стая пчел неслась на обидчика, зазевавшегося подле улья. Степняки, был уверен Андроник, готовились остативать свой "улей" - сердце их земли.
- Приготовиться! - Ласкарий подал знак музыкантам.
Тут же трубы просигналили начало сражения.
Нет, только в легендах да в хрониках, написанных вдали от сражений, в тиши кабинета, можно услышать о едином порыве войска, о стуке шагов тысяченожки, единого организма из множества воинов. В реальности все иначе. И все же Андроник наблюдал, что будто бы волны разошлись по рядам. Люди упирали копья в землю, покрепче перехватывали ремни щитов, переступали с ноги на ногу. Кто-то продолжил молитвы. Кто-то махнул рукой и начал просто ждать. Но десятки, сотни глаз все еще были обращены на Андроника.
- Когортам поддержки, будьте готовы ударить, как только можно будет накрыть их первые ряды. Успейте дать залп раньше. Слышишь? - легат закивал. На его лице расцвела ухмылка. Наконец-то дело! Наконец-то можно не томиться ожиданием!
- С запада и востока тоже идут. Охватывают, - только и произнес Иовиан, показывая забранной в кольчужнубю перчатку рукой в стороны.
Андроник пригляделся. И точно. Черные тучи надвигались сразу с трех сторон. Трудно было определить, где враг сосредоточит свой главный удар.
- Скоро начнут обходить с юга. Как снега зачерпнуть, начнут, - пробубнил под нос Иовиан.
Жар от будущего сражения заставлял его сердце биться сильнее, а душа отбивала айсарскую мелодию. Он стукнул кулаком по раскрытой ладони, вызыва жуткий хлопок.
- Зажать хотят и раздавить. Ну-ну. На частокол брюхом напорются, вавка будет во-во-от такая, - все сильнее распалялся Иовиан, подражая детскому голоску.
Андроник знал: это преходяще. Командир федератов, едва первая стрела вмзметнется в воздух, тут же возвратит себе полнейшее хладнокровие, словно бы обратится в лед из Пустоши.
- Ну, идите ко мне, тайсары, - сжал кулаки Андроник.
Внезапно несколько всадников замерли, а потом вовсе исячезли из виду, словно бы под землю провалились. Ласкарий улыбнулся: и вправду провалились. С той стороны как раз были накрыты полотном и присыпаны землей ямы. Выгребные ямы. Их всегдв вырывали достаточно далеко от лагеря, чтобы помешать распространению миазмов и заразы. Теперь же этот обычай сослужил добрую службу: несколько врагов ухнули в глубину, полную вони и позора. А еще - теперь можно было определить расстояние до "лавы".
Андроник взмахнул рукой, надсадно ухнули трубы - и по лагерю распространились шелест и тренькание высвобождаемых стрел. Металл пел о жажде крови и свободе. Легаты наблюдали за полетом стрел. Вот темное облачко поднялось над лучниками. Выше. Еще выше. А потом начало опускаться, опадать сотнями смертей.
Лава остановилась. Люди и кони падали, пронзенные, и кричали от боли. Иным же, кому не посчаствливилось поймать смерть шеей или сердцем, уходили молча, не успев понять, что же произошло.
Черная туча людей и пыли растекалась в стороны, огрызаясь роем гудящих "пчел". Стрелы с подвешенными свистульками полетели в сторону аркадцев.
- Рыбья чешуя! Чешуя! - воскликнул Андроник, и тут же раздался сигнал труб, походящий на плеск воды.
Застучали щиты. Легионеры сомкнули ряды. Первый вытянул щиты вперед, второй, третией, четвертый - над головами. Последний, собранный из ветеранов сражений, развернулся, и выставил щиты вперед. Получилось нечто, похожее на двускатную крышу. Тайсары присели на колени, закрываясь своими громоздкими щитами. С мерзким звуком, похожим на свист орудия самой смерти, вражьи стрелы падали по ту сторону частокола, бились на излете в его колья, и лишь немногие упали на айсаров. Раздался облегченный выдох десятков глоток: никого не задело. Степняки подошли недостаточно близко, а потому стрелы их в полете растеряли смертноность. Тем более лагерь оказался на возвышении, и конным лучникам приходилось стрелять вверх, что играло на руку аркадцам. Во всяком случае, пока что.
Снова раздался сухой треск композитных луков: новая туча полетела на всадников, уходивших прочь, как можно дальше от смерти.
- Хоть бы кто-то попал, хоть бы кто-то попал, хоть бы... - Андроник не в силах был прекратить бубнеж этой "молитвы". - Хоть бы кто-то попал...
Хлоп. Стук. Железо обидчиво втыкалось в степную землю или падало среди разнотравья. Но раздавались и радостные всхлипы: стрелы находили беззащитные шю или круп коня, глаз, плечо, колено степняка - и пили, пили, пили кровь. Лава подалась еще дальше, и вновь полетели разгневанные пчелы на аркадский лагерь. Откуда с восточной стороны раздался сдавленный хрип: он был очень хорошо слышим в практически гробовом ("не дай Аркар!") молчании лагеря.
Попали. Все-таки попали. Но войско не поддалось волнению, люди только крепче взялись за щиты.