Уже неделю стояла невыносимая жара, казалось, что плавился не только асфальт, но дома и машины медленно исчезали в шевелящейся дымке марева. Непривыкшие к такому пеклу жители северной Германии старались реже выходить из дома, предпочитая прохладу раскалённому воздуху, а если и выбирались, то стремились на речки и озёра. Прогноз был неутешителен, предстояло ещё несколько дней температурных испытаний. Но хотя жара сильно изнуряла и выматывала, в глубине души люди были довольны жарко-жгучей погодой. Нечасто в дождливой Германии выпадали такие деньки и потому все старались как бы впрок погреться под щедрым солнцем. Люди загорали и купались перед затяжной дождливо-унылой осенью и длинной снежно-мокрой зимой.
Ранним утром по дорожке парка небольшого немецкого городка, выросшего по обеим сторонам речушки Дельмы, больше похожей на ручей, брёл невысокий худой человек, одетый в поношенный спортивный костюм с надписью "Adidas". Глядя на спортивное одеяние прохожего, можно было подумать, что мужчина урвал у короткого летнего сна полчаса, чтобы пробежать несколько кругов по парку, тем самым дать зарядку организму на длинный рабочий день, но весь вид портили комнатные шлёпанцы, при каждом шаге норовившие слететь с ног. Да и рабочего дня у него не ожидалось, предстоял обычный скучно-похмельный день. Угрюмый взгляд и шаркающая походка говорили о том, что ему нет дела до этого парка, разгорающегося жаркого дня и всего человечества в целом. Это был Вася Чебанов, по прозвищу Студент, пятидесятипятилетний переселенец, три года назад приехавший на воссоединение к своей жене, но как видно, соединение оказалось неудачным и два рвавшихся друг к другу человека после полугода скандалов и выяснения отношений, предпочли жить раздельно. За это время Вася успел сменить свою фамилию на немецкую, девичью своей жены, как он сам шутил: "стал чистым немцем с казахским гражданством", но и это не принесло лад в семью. С каждым днём всё больше нарастало противостояние и враждующие стороны изощрённо старались доказать свою правоту. Чтобы всё не закончилось более печально, пришлось срочно идти в социальное ведомство и просить отдельное жильё для Васи. Васе выделили квартирку-полуторку, привезли старенькую, но добротную мебель, дали деньги на холодильник и телевизор, включили телефон, оформили социальный прожиточный минимум, о каком он не только не мечтал, но и не слышал в родном Казахстане. И Вася зажил жизнью нормального, свободного человека, свободного от жены, от опротивевших семейных обязанностей и прочей тягомотины. Вот только очередные языковые курсы не давали жить спокойно, но оставалась надежда, что всё когда-то кончается. Но жена хоть и опротивела, но Студент её не забывал, напившись до изумления, он приходил раз в месяц к ней домой, звонил в дверь, плакал и ругался, грозил и умолял, но потом обессилено засыпал у двери подъезда. По вызову соседей приезжала полиция и забирала его на более удобный ночлег. После второго вызова полицейские под страхом денежного наказания запретили Васе появляться в этом районе и он смирился. Вася стал звонить бывшей жене по телефону и высказывать всё, что он думает о ней и её близких родственниках.
Студент брёл, не отрывая ног от дорожки, исподлобья бросая нервно-ищущий взгляд по сторонам, брёл как-то неестественно, то замедлял свой шаг и останавливался, то вдруг резко наклонялся вперёд и семенил тапочками, чтобы не упасть, создавалось впечатление, что кто-то толкал его сзади. Ему было плохо. Изнутри подступала тошнота, и он всеми силами старался удержать рвущийся наружу сгусток вчерашних возлияний. Ему хотелось лечь на траву и передохнуть, унять пульсирующую боль в висках и горечь, заполнившую всё его существо, но нужно было идти. Ухудшали его состояние мрачные мысли о проблемах - сначала пришёл хаузмастер и что-то долго говорил. Вася внимательно выслушал его, сказал по-русски: "Спасибо" и закрыл дверь, хотя ничего не понял из ровного, безэмоционального монолога шефа этого дома. Но он догадывался о своих прегрешениях, предвидел этот визит. А вчера пришло письмо и соседка, молодая девчонка, перевела его. В письме грозно сообщалось о недопустимости нарушения тишины, проявлявшемся в бесконечных шатаниях пьяных личностей по коридору, о грязи на лестнице и мусоре под балконом. Всё бы ничего, но это было уже второе такое письмо, больше предупреждать не будут. Только с полицией разделался, а тут новая напасть. Последствия скоро грянут, Вася знал это точно - четыре месяца назад у него была уже такая ситуация, закончившаяся выселением и лихорадочными поисками новой квартиры. Вася тяжело вздохнул и побрёл дальше. У него была цель - двойная скамейка в конце парка, с трёх сторон скрытая кустами. Эту скамейку давно облюбовали люди, главной целью которых была ежедневная "поправка" здоровья, которое пошатнулось предыдущим вечером в этом же парке. Студент брёл и надеялся, что на заветной скамеечке кто-нибудь есть, с кем можно обсудить сложившуюся ситуацию и подумать, где можно в столь ранний час добыть глоток водки или несколько десятков центов на бутылку пива. Васе повезло, в скрытом от посторонних глаз заветном месте уже сидел его приятель и товарищ по утренним мучениям Сивый. Имени его никто не помнил, звали по кличке, образованной от фамилии Сиваков, но ему это жутко не нравилось и напившись, Сивый часто кричал: "Какой я вам Сивый? Зовите меня Старик, ведь я старше вас всех!..". Но ленинская кличка "Старик" так и не прижилась, хотя Сивый мог бы иметь её по праву - он был старожилом этого парка, излюбленного многолетнего места сбора определённого сорта переселенцев из Союза, живущих в небольшом нижнесаксонском городке. Эти люди волей судьбы и обстоятельств не нашли в Германии второй родины, покатились по скользкой дорожке сильно пьющих людей, махнули рукой и на родных, и на свою дальнейшую жизнь. Справедливости ради можно заметить, что многие родные тоже махнули на сбившихся с пути и только раздражённо терпели их пьяные выходки. Иные фигуранты сильно пить начали ещё в Союзе, а некоторые пристрастились уже здесь, на новой родине. Причины алкоголизма у всех были разные, но сводились к одному: неустроенности в жизни. Собирались все эти изгои в этом парке, по иронии судьбы излюбленном месте выгула собак и поэтому называемом местными жителями Собачьим. Парк находился на окраине городка, примыкая одной стороной к речке.
Подойдя к скамейке, Студент сел на край, но уже через секунду вскочил и резво бросился в кусты, откуда сразу донеслись прерывистые булькающе-стонущие звуки горловой спазмы и страдальческие вздохи. Через некоторое время он выполз из кустов и сел на скамейку, бормоча что-то себе под нос. Немного отдышавшись, Студент повернулся к Сивому и спросил:
- Не помнишь, когда я ушёл вчера? - Не дождавшись ответа, выдохнул: - Завязывать надо, кишки болят.... Он понял, что Сивый ему ничем не поможет и нужно ждать ещё кого-нибудь. Студентом Васю прозвали за то, что приехав в Германию три года назад из Казахстана, он полтора года подряд провёл на языковых курсах. Едва закончив один курс, тут же получал от социального ведомства другой, его всегда можно было видеть с ядовито-жёлтой папкой под мышкой. За полтора года он осилил десяток слов из чужого языка, и в парке иногда раздавались его пьяные вопли: "Was?.. Was?..", распугивавшие местных собачатников. После плодотворной учёбы Студента направили на "языковую практику" к "бауэру", где Вася должен был трудиться, но через два месяца вышибли оттуда, уличив в ежедневном хмельном состоянии. Вася нисколько этому не огорчился и стал каждый день пропадать в парке, напиваясь по два-три раза на день, благо нехватки в друзьях здесь не ощущалось. А компания в парке собиралась разношерстная, в чём-то даже интересная. Сидевший рядом с Васей Сивый был личностью известной, его знали все местные алкаши и просто выпивохи, когда-либо забредавшие в парк. Сивый приехал в Германию в начале девяностых, окончил языковой курс и успел поработать в двух-трёх местах, но недолго. После последнего увольнения ушёл в многомесячный запой, очнулся только в полиции, в маленькой, холодно-отрезвляющей камере. При помощи полицейского и жены, выступавшей в роли переводчика, он с трудом вспомнил, что накануне, покупая пару пакетов сухого вина в соседнем Aldi, не удержался и сунул за пояс бутылку водки "Горбачёв". И надо ж было такому случиться, что бутылка выскользнула и разбилась в тот момент, когда Сивый уже отходил от кассы. С перепугу Сивый рванул на улицу, но не рассчитал реакции автоматических дверей и был отброшен ими прямо в руки злорадствующих продавцов и через короткое время сдан подоспевшей полиции. Бдительные двери выдержали удар вяло - хмельного восьмидесятикилограммового фугаса, только жалобно зазвенели, а вот Сивый вышиб себе плечо и ещё неделю не мог правой рукой держать стакан. Вскоре пришёл по почте штраф и запрет появляться в этом магазине, чему Сивый даже не огорчился, ибо в округе было достаточно мест, где можно разжиться спиртным. Но это было давно. С тех пор биография Сивого пополнилась ещё несколькими кражами, а штрафы платила его жена, работавшая на двух работах и почему-то безропотно сносившая выходки мужа-алкоголика. Что только она не предпринимала, чтобы отвадить мужа от пьянки - стыдила и вразумляла одна и вместе с дочкой, живущей уже отдельно, но у той была своя беда - муж, по пристрастию как две капли воды похожий на её отца. Жена пробовала закрывать его в квартире, но вечером находила мужа валяющимся на полу в невменяемом состоянии, что для неё оставалось очень долго загадкой, пока случайно не узнала, что водку ему передавали собутыльники по капроновой нитке, спущенной с третьего этажа Сивым. Лет пять назад жена и дочь взяли Сивого в гости в Прибалтику, откуда были родом. За две недели отдыха Сивый не выпил ни капли спиртного, ходил следом за женой, не спал, ему всё казалось, что жена бросит его здесь, специально взяла с собой, чтобы избавиться. Но к счастью для Сивого, его забрали назад в Германию. Оказавшись в родном парке, он лихо загулял, празднуя возвращение и врачуя попорченные за время отдыха нервы. С тех пор Сивый больше не рисковал выезжать за пределы Германии, и казалось, что совсем не покидал этого парка, даже к внукам, живущим в километре от его дома он не ходил, он ими просто не интересовался. Интерес его заключался в другом.
Внезапно вырулил из-за кустов велосипедист и резко затормозил около приятелей. Это был Генка. Генку в парке не любили, он никак не вписывался в компанию, каждый день пьянствующую здесь. А кого здесь любили? Короткой и фальшивой любовью любили тех, у кого часто были деньги, или того, кто всегда мог их раздобыть. Генка почти всегда был трезв и появлялся здесь ненадолго, позубоскалить и подковырнуть здешних завсегдатаев. Иногда он был доброжелателен, но чаще злобно-ироничен. Денег он никогда не давал, да у него и не просили, опасаясь нарваться на резкое: - Работать надо, а не побираться!.. - Сам Генка работал за один евро у "бауэра", и уже довольно давно. Иногда Генка запивал и пил два-три дня, доходя за столь короткое время до полного изнеможения. На работу в эти дни не ходил, благо там смотрели на это сквозь пальцы. Пьянел он быстро и уже после бутылки пива становился развязно-агрессивным, умел всегда найти обидные слова, чтобы сильнее зацепить собутыльников. Пару раз его здесь колотили, но он продолжал ездить в парк. Никто точно не знал, где жил Генка, где-то в противоположной стороне от городка, но приезжал он с завидным постоянством почти каждую субботу. У Генки была машина, ещё не очень старая "Honda", хотя говорили, что права у него забрали три года назад, и он до сих пор их не вернул, а ездит просто наудачу, в надежде, что никто не остановит. На своей машине он почти никого из парковой братии не возил, этой чести удостаивались лишь братья Паша и Витя. Что за странная дружба связывала их троих, никто не знал. Поговаривали, что братья подворовывают в супермаркетах, а Генка их возит по разным магазинам, чтобы не светиться в одном. А за это Генка получал треть от продажи украденного, плюс братья заправляли его машину. Но это были только слухи, достоверно никто ничего не знал. Сам же Генка как-то по пьянке рассказал, что они с братьями часто заправляются на халяву. Делалось это просто: выбиралась заправка без видеонаблюдения, подъезжали, заливали литров пять-семь, после чего Генка шёл платить. Заплатив и получив чек, он ещё некоторое время отирался внутри, отвлекая заправщика, спрашивал цены на разные товары, покупал банку пива или что-нибудь другое. А тем временем из машины выбирался один из братьев, включал колонку и доливал бензобак до края. Подходил Генка, садился за руль и они спокойно уезжали. По словам Генки, сбоев пока не было. Ещё он хвастал, что это был только один из вариантов.
- Привет, орлы! Уже захмелились? - Генка поставил велосипед к дереву и уселся на скамейку. Мельком взглянув на Студента, который обморочно закатывал глаза, перекосив и без того помятое лицо, Генка повернулся к Сивому: - Васёк-то совсем доходит, пора ему наркологу сдаваться, загнётся ведь... - Ни черта с ним не будет, - зевнул Сивый - скоро мужики подвалят, похмелят и отойдёт.- И на самом деле, словно услышав слова Сивого, начали подходить мужики. Первым пришёл Толик-татарин, прихрамывая на левую ногу, это он вчера показывал, как умеет спиной вперёд на велосипеде ездить. Разогнавшись, он попытался на ходу перехватить руль и сесть задом наперёд, но сноровка была уже не та и Толик на полном ходу влетел в кусты. - Дай закурить... - ни к кому конкретно не обращаясь, попросил Толик. Все промолчали, да что отвечать, коль табак, как и водка часто были дефицитом в этой компании. Не дождавшись ответа, Толик вытащил из кармана горсть монет, и громко сопя, принялся их считать. Студент озабоченно и возбуждённо следил за ним. Закончив с подсчётом, Толик разложил деньги на две кучки, одну сунул в карман, вторую протянул Сивому: - Давай по молодецки в киоск, здесь на два пива. - Сивому два раза не нужно было говорить, взяв мелочь и на ходу пересчитывая её, он поспешил к выходу из парка. Подошёл Сашка-Баламут и не здороваясь присел на корточки рядом с Генкиным велосипедом. - Опять сегодня жара будет,- сказал Толик лениво и вдруг оживился: - Санёк, сегодня какое число, седьмое? У братьев Кеплеров сегодня днюха! - Сколько им исполнилось? - подал голос оживший Студент. - Тебе это без разницы, лишь бы водка лезла, - оборвал Толик.- Витька говорил вчера, что у Верки поляну накроют, а может в Пашкиной квартире. Всё равно вечером сюда зарулят, принесут чего-нибудь похавать и бухнуть.
Некоторое время все молчали. У входа в парк показался Сивый, почти бегом спешащий к приятелям. - Не тоскуй, Вася, скорая алкогольная помощь в беде не оставит, она всегда на службе у народа! - Подмигнул Генка Студенту.
-Вы представляете, эта выдра толстая в киоске опять хотела надурить, говорит, что пять центов не хватает, - торопливо рассказывал Сивый, вытаскивая бутылки из карманов, - пришлось доказывать, что там было чики-чики! - Как же ты доказывал, если на немецком ни бельмеса? Опять врёшь, как сивый мерин. - сказал Сашка. Все засмеялись, только Студент не посмел смеяться над тем, у кого в руках была спасительная влага, а скорее всего он не понял о чём речь идёт. Разговор пошёл о киоске. Эта маленькая будка выручала многих. В любое время здесь можно было разжиться бутылкой корна или пива, а часто даже без денег, под запись в долг. Спроси любого бывающего в парке о расписании работы киоска, и он без запинки отбарабанит тебе наизусть все паузы и время открытия-закрытия. В первых числах каждого месяца в этом киоске была обильная выручка - то и дело приходили должники, чтобы рассчитаться и заодно набирали водки, чтобы отпраздновать получку. Порой задолжавший приносил всю сумму, положенную ему социальным ведомством на месяц житья-бытья. О будущих голодных днях задумывались редко, авось как-нибудь.... А мало задолжавшие пропивали здесь за первую неделю последние деньги. И опять занимали..., а потом считали дни до первого числа, когда 0на конте опять появятся такие большие деньги - месячный прожиточный минимум. Киоск был палочкой-выручалочкой и в то же время бедой для многих. Хоть и ругали мужики толстую Эльзу, но без неё иногда было невмоготу - кто ещё кроме неё и её мужа Карла даст в долг? На заправке в долг не дают, да и далеко идти до ближайшей, а в русском магазине хоть и одалживают, но во первых он открывается поздно и закрывается рано, а во вторых там не каждому дадут в долг, только проверенным и надёжным. В смысле отдачи долга. Да и проворовались некоторые там, недаром спиртное стоит сейчас у продавцов перед глазами, раньше не так было, а в киоске всё за стеклом, значит и соблазна нет. В общем, без киоска никуда.
Подъехал на велосипеде Фикса - здоровенный амбал с куриными мозгами и сразу напустился на Толика-татарина: - Ты чё, блин, вчера моей Вальке наговорил?
Толик не оправдывался, а только сказал: - Она спросила, где ты, я ответил, что видел в парке три дня назад, ты в кустах спал...
- Я не спал в кустах, а просто лежал!
- Нужно было кричать из кустов: "Я не сплю, я не сплю!", а то вводишь людей в заблуждение. - Засмеялся Генка.
- Чё вы, парни, затеяли с утра пораньше, ты Фикса, вечно всем недоволен... - хмуро заметил Толик, - лучше бы подумал, где взять похмелиться, только не такой мочой - кивнул он на пиво, одна бутылка которого уже исчезла в жадных глотках Сивого и Студента, а вторая стояла запечатанной - это была доля спонсора Толика.
Фикса был туповатым, но в то же время хитро-мудрым алкоголиком. Он часто разливал водку и при делёжке у него всегда получалось "ух, ты!", то есть себе он оставлял намного больше, чем другим. А если ходил в магазин, то сдачу от общих денег никогда не отдавал, заначивая её. Ещё Фикса любил стравить собутыльников, а потом с удовольствием наблюдал, как те грызутся меж собой. За все эти мелкие пакости его здесь не любили, но побаивались. Особой гордостью у него была грязно-жёлтая коронка на переднем зубе, по его словам состоящая из золота девяносто девятой пробы. Со всеми обитателями парка он разговаривал только с позиции силы, мог выхватить у кого-нибудь недопитую бутылку пива и одним глотком допить её. Недовольным показывал кулак. Но раза два он нарывался на отпор: один раз поляк Юзеф схватил стоящий рядом велосипед и со всего размаху опустил его на голову Фиксы. Велосипедом тому надорвало ухо и сломало палец на левой руке. Второй раз единственная здесь женщина Поля ткнула его в живот кухонным ножом. Последствий никаких не было и потому дело замяли, но Фикса стал бояться Юзефа и Полю и больше не задевал их. Это не трудно было сделать, так как эти двое редко появлялись в парке. С другими Фикса не унимался, и каждый день скандалил с кем-нибудь, доказывая своё лидерство. В молодости, в армии, он был командиром отделения, младшим сержантом и с тех пор считал, что имеет право приказывать всем, кто оказался рядом. Правда служба в армии для него закончилась неважно: как-то уйдя в увольнение, он в городе завис с какими-то новыми друзьями, запив горькую на три дня. Когда он явился в часть грязный и опухший, в спортивной одежде вместо формы, с ним долго не разбирались - сунули год дисбата и Фикса продолжал служить, но уже за колючей проволокой. Дисбат Фикса называл зоной и при случае любил вставить: "Когда я чалился в зоне...". В Германии ему нравилось. В первые годы здесь ему находили работу, но проработав месяц, Фикса уходил в длинный больничный перерыв и вскоре его увольняли, чему он был несказанно рад. Постепенно арбайтсамт от него отстал и Фикса вздохнул с облегчением. Жил он один, но иногда переходил на полное содержание к своей подружке Вальке, отъедался немного, занимал деньги без отдачи и снова отделялся. Это гусары денег не берут, а Фикса служил в других войсках.
Толик открыл бутылку с пивом и сделал большой глоток, потом протянул Сашке: "Допивай".- Сашка отказался, он уже два дня ничего не пил, "отходил".
Генка посмотрел на часы и вытащил из кармана пять евро: - Сивый, сбегай в "Aldi", уже открыли, пузырь принеси. - Ты чё, меня не пускают туда, у них в подсобке мой портрет висит, давай я в киоск схожу.
- В киоске восемь евро стоит, а в магазине четыре пятьдесят восемь, есть разница? Если добавишь три евро, то покупай в киоске.
- Давай я схожу - вызвался оживший Вася Студент. Взяв пятёрку, он пошёл в магазин, шаркая домашними шлёпанцами. Вернулся довольно быстро, взволнованный и радостный, держа в правой руке бутылку водки, а левой свою спортивную куртку. Поставив водку на траву, он залез правой рукой в рукав куртки и вытащил оттуда точно такую же бутылку. Все заулыбались, а Сивый довольно крякнул: - Моя школа, способный ученик, Васёк! Пора умирать, смену вырастил! У меня штаны были с вшитыми внутренними карманами до самой земли, в каждую штанину по две бутылки "Корна" входило, а чтоб не звенели, каждый карман был разделён на две части. Когда я последний раз попался, у меня их забрали, сказали для музея. Я бы ещё такие сделал, но меня ни в один магазин уже не пускают.
- Представляете, - возбуждённо затараторил Студент - я перед магазином снял куртку, завязал один рукав, а в магазине забыл, какой завязал, а какой нет. И думаю, что сейчас загружу пузырь не в тот рукав и всё, приехали. Хорошо, что угадал!
- Это ты с перепугу угадал. Да, пережил ты немало....В штанах сухо? - поддел его Генка. Настроение у всех повысилось, день начинался прекрасно.
Сивый пошарил в кустах и снял с дерева два мутно-серых разномастных стакана и поставил на скамейку. - Ты бы их хоть мыл иногда, Сивый, страшно в руки взять. - Толик принялся протирать стаканы обрывком газеты. - Когда-нибудь СПИД поймаю от ваших стаканов.
- Ты наливай быстрее, а то сейчас поймаешь другое. - Не выдержал Фикса. - Душа горит, а он со своим СПИДом, похмелье страшнее, чем все болезни. На разговоры не отвлекайся, пузырь открывай! - он мигом схватил бутылку, прямо из горлышка сделал два больших горячих глотка. Поперхнулся, зажал себе рот. Чёртова водка застряла сразу прямо под кадыком. С полминуты Фикса боролся с ней, пока не протиснул дальше в пищевод. Перевёл дух, вытер слёзы. - Ох, теперь легче будет, сейчас разойдётся по крови и можно по второй. - Он сразу сделался суетливо-радостным.
- Я думаю, надо одноразовых стаканов купить, - сказал Толик
Первую бутылку выпили быстро, только Сашка опять отказался, ему было плохо, он то садился на траву, то вставал и принимался ходить.
Подошли ещё двое мужиков, Костя, по прозвищу Муха и Лёха - Перегар. Лёха тащил в руках деревянный ящик, в котором лежали килограммов пять красно-бурых помидоров. - Турки мышей не ловят, не следят за своим товаром. - Пояснил Костя.
- Как вы вовремя с закуской, открывай вторую, Студент! - скомандовал Фикса.
Костя Мухин был один из немногих из этой компании, кто уже лет шесть работал без перерыва, но выпить любил и почти каждый выходной бывал в парке. Уже неделю он был в отпуске и почти всё время пропадал здесь, только на ночь уходил домой. Два года назад Костя невменяемо пьяный попал в аварию, врезавшись в грузовик, разбил свой Опель вдребезги, чудом остался жив и почти невредим, если не считать сломанную ключицу и теперь выплачивал ущерб владельцу грузовика и кредит за безвременно загубленный Опель. Костя был лёгким человеком и особо не переживал, деньги пропавшие не жалел, переживал лишь о водительских правах и волновался за предстоящий идиотентест. Его очень интересовала эта столь разноречиво пересказываемая тема, и он со всеми заводил разговор об этом, пытался больше разузнать про этот волнующий всех пьющих без меры водителей тест. Напуганный вконец страшной молвой про то, как люди по нескольку раз безуспешно сдавали, но так и не сдали, Костя собрался ехать в Чехию или в Польшу, где, если верить зазывалам, "всего" за две с половиной тысячи можно купить европейские права. Именно купить, а не сдать, так как зазывалы гарантировали стопроцентный успех, чего при сдаче экзаменов не бывает. Конечно, без прав в Германии не жизнь и Костя готов был выложить свои кровные, смущало лишь то, что по разговорам эти липовые права в Германии отбирали пачками, признавая их недействительными.
Тем временем субботнее гуляние в парке набирало силу, приканчивали уже вторую бутылку водки. Понемногу разговор пошёл в более спокойном русле. Муха рассказывал про то, как у него в Казахстане забирали права за пьянку и он в тот же вечер через знакомого договорился с гаишником и выкупил свои корочки за тюк пакли. А ещё ранее, во времена сухого закона выкупал свои пропитые права за пять бутылок водки. - Я открывал дверцу, блин, и выпадывал из кабины, но до гаража всегда доезжал! И ни разу аварии не было! А здесь чуть выпил, сразу лишили... - Он уже забыл, что чудом остался жив после почти лобового столкновения с грузовиком. - В Казахстане всегда договориться можно было, а здесь шиш! Сразу забирают права и получай год лишения! А потом ещё не просто так вернут, а если сдашь идиотентест. Такие бабки нужно выложить, с ума сойти!
- Мой сосед говорил, десять тысяч евриков заплатил и мешка два нервов потратил, пока тест этот сдал, - поддакнул Толик, - три года без прав ходил.
- Десять не десять, но в пятёрку всё выльется, если со штрафом считать. Только бы сдать, сразу пить брошу, чтобы опять не влететь. Жаль, что здесь, в Германии не кодируют, уже б закодировался.
- Вот поедешь в Польшу за правами, там и закодируешься, поляки тебе за сотню двойной код поставят, - засмеялся Генка, - а здесь попадёшься с польскими правами, такой штраф получишь, что до конца жизни не на что пить будет!
- Вчера в немецкой газете прочитал, - начал рассказывать Муха, - бабке одной, совсем юного возраста - лет восьмидесяти от роду, пришло письмо, что она должна заплатить большой штраф и сдать свои права на полгода за превышение скорости в Австрии, скорость тоже намного превысила, что-то около восьмидесяти километров сверх нормы. А у бабки и машины нет, дед помер лет десять назад, тогда и машину продала, только прицеп остался, да и в Австрии она сроду не была, к тому же прав сроду не имела. Ей предлагают или заплатить штраф, или отсидеть в тюрьме месяца три. Долго разбирались, пока не выяснили, что это не бабка нарушила, а кто-то другой. Тоже накладки случаются. Смотрите, Пузырь идёт, опять какую-то собачонку с собой тащит. - Показал Муха на вход в парк.
По дорожке шагал невысокого роста толстый мужчина, рядом бежала худая собака, непонятно какой породы. Сорокалетний Вова, по прозвищу Пузырь, славился своей любовью к животным. Он вечно возился с разными собаками, неизвестно как к нему попадавшими, ведь в Германии практически нет бездомных собак. Дома у него уже давно жила собачка с перебитыми задними ногами, которая попала под машину. Пузырь был очень привязан к ней, и подпив, говорил, что собака в отличии от жены всегда ему рада, потому что она не ищет выгоды. Сев на скамейку, Пузырь вытащил из кармана бутылку сухого вина.
Тем временем укромное местечко в парке заполнялось народом - подошли двое - сухой высокий старик и с ним пятидесятилетний мужчина, сильно хромающий. Даже со стороны было видно, что левая нога у него короче правой и чуть вывернута в сторону. Это были самый старый завсегдатай парка дядя Петя, по прозвищу Календула, и Вильгельм. Вильгельмом он стал здесь, а в Казахстане был Васей , у него на левой руке большими буквами было выколото имя "Вася", а на предплечье два синих кота (или кошки?) и надпись: "котик лапку опустил в синие чернила, чтобы Вера никогда Васю не забыла". В парке его звали Виля. В Германию он приехал давно, в начале девяностых, приехал один, оформив развод с женой перед отъездом. И уже много лет пытается жениться здесь. Лишь с одной женщиной он прожил два года, а остальные выдерживали не больше месяца, он доставал их своим пьянством и поступками, достойными сумасшедшего дома. Он постоянно писал объявления в русскоязычные газеты о поиске возлюбленной, расхваливая и сильно преувеличивая свои достоинства, которых, по мнению его многочисленных сожительниц, у него сроду не бывало. Но Вильгельм не отчаивался и после каждой неудачной женитьбы пару месяцев пил, доходя до безобразного состояния, мог под любым деревом в городе опорожнить мочевой пузырь или бродить без рубашки по центру города. Немного протрезвев, он ощущал потребность в женской ласке и снова давал объявление. И почему-то всегда находил очередную "жену". К нему приезжали желающие выйти замуж даже из южных районов Германии, но пожив с ним несколько дней, срочно уезжали домой, поклявшись больше никогда не читать брачных объявлений. Он любил играть на гармошке, и часто можно было слышать во дворе его дома "я знаю, меня ты не ждёшь, и писем моих не читаешь...", к неудовольствию довольно таки терпеливых соседей. Этой гармошкой он терроризировал всю округу, жалобы на его игру ночами так и сыпались, а он искренне не понимал, почему не хотят слушать его прекрасную музыку, ведь он для них старается. И когда Виля был пьян, а пьян он был почти всегда, из его квартиры доносились шум, крики и жалобные песни. Ногу он сломал в приступе белой горячки, выпрыгнув из кухонного окна своей квартиры, отделался сломанным бедром, благо был второй этаж, после чего получил кличку "Каскадёр". Ещё Каскадёром его звали за то, что убегая пьяным от полиции на мопеде, он со всего маху влетел в небольшое болотце на краю города и полицейским пришлось вылавливать его и отмывать от грязи. Одним из любимых занятий Вильгельма было притвориться больным и полежать в больнице. По любому маломальскому поводу, а чаще без повода он стремился попасть в больницу. После пустой и неприбранной холостяцкой квартиры ему нравился больничный уход, хорошая пища и участливо-доброжелательные медсестрички. Он мог улечься на тротуаре и попросить сердобольных прохожих вызвать скорую, для правдоподобности прижимая руки к животу или делая вид, что потерял сознание. В больнице его уже знали и после небольшого обследования отправляли домой.
Водка была допита и начался обычный трёп "за жизнь". Заговорили, как часто бывало, про прошедшую жизнь в Союзе. Дядя Петя начал рассказывать про то, как он лечился от алкоголизма. - Я в Казахстане в ЛТП два раза был. Там хорошо было, днём работали, а вечером вино пили. Через забор в город смотаемся, сумку бормотухи притащим и пьём всю ночь. Врачам это до лампочки было, лишь бы работали хорошо. А начальник цементного цеха, где мы работали, сам нам водку приносил, когда нужно было сверхурочно поработать. Время быстро пролетело... После второго раза я домой приехал и заскучал, пошёл к участковому, мол, отправь меня назад, а тот говорит, что нужно два раза попасть в вытрезвитель, только после этого. А откуда у нас вытрезвитель? До райцентра шестьдесят километров....Один мужик утонул, так милиция только на второй день приехала, протокол составлять. Как-то поехал на базар, поддали там с мужиками и забрали нас в ментовку. Утром всех выпустили, а мне пятнадцать суток припаяли, будто я одному менту на китель наблевал. Врали они, не было такого, им работники были нужны, улицы подметать некому было. После этого я долго в райцентр не ездил, а потом перестройка, ЛТП закрыли, пить начали всякую гадость, травиться, для многих вместо лечения была уготована могила. Много народу померло.... Наверное, специально так сделали, алкашей много развелось. - Сделал вывод дядя Петя.
-Нет, я в ЛТП не был, я только кодировался два раза. - Сказал Толик.
-Ну и как, понравилось?
-Чего хорошего, сначала укол в задницу, потом воды вонючей налили, я выпил и долго не мог рот закрыть, жгло внутри. Потом врач полчаса рассказывал, какая гадость это водка, я с ним был согласен, как раз с похмелья маялся, все внутренности выворачивало. Пытался кодировщик меня загипнотизировать, но у него ничего не получилось. В конце сеанса этот мужик как заорёт дурниной: "Вам противна водка! Вы чувствуете отвращение к ней!", я отвращение чувствовал, но только не к водке, а к этому "доктору", который сам с похмелья был, я это ясно видел. Кстати, я его потом не один раз видел в киоске, где вино на разлив продавали, и всегда он был с двумя пластмассовыми полторашками, опухший, как я сейчас.
- Я помню, в те времена таких "кодировщиков" было не меньше, чем кодированных. Умный вид состроят, руками поводят, денег намолотят и всё, никаких гарантий и обязательств. - Заметил Костя. - Да что говорить про те времена, то было смутное время, изо всех щелей всякие шарлатаны и гадалки повылазили. А вот откуда они сейчас берутся? Каких только кашпировских не увидишь по ящику, все с честными глазами уличных напёрсточников обещают выздоровление. У меня соседка есть, Танька, у неё весь букет болезней присутствует, вдобавок курить никак не бросит уже много лет, прокоптилась сама полностью и квартиру вместе с мужем прокоптили, что табачная вонь въелась даже в стены подъезда. Так вот, она купила ноутбук с проводами и присосками и проводит компьютерное исследование организма и сразу же продаёт какие-то витамины. Говорит, что помогают от всех болезней, только себя никак не вылечит. Да своего мужа - алкоголика. В Германии за десять лет ни одного дня не работала, а в России два года фельдшером на скорой каталась, вот и всё медицинское образование. Смешное в том, что находится много простачков, которые ей верят и волокут свои кровные за сомнительные "исследования". И верят этой шарлатанке не только бабы Дуни с третьей фермы, но и грамотные люди с высшим образованием. А в газетах что творится? Черно от объявлений гадалок, прорицателей и целителей, которых "любит вся Германия". И никому до этого нет дела, купил лицензию и дури народ, лишь бы налоги платил, на всё глаза закроют. Некоторые люди от отчаяния верят этим проходимцам, а те и рады бабки молотить на горе людском. Так и кодировщики эти, за деньги надурят хоть кого.
- Тебя же не заставляли к ним идти, не нравится - не ешь. - Генка посмотрел на Толика.
- Заставляли. Мне шеф на работе сказал: или справку неси, что закодировался, или увольняю. И даже адрес дал, видать родственники с этим эскулапом. Справку я ему принёс, но пить меньше не стал. Еле дождался конца этого спектакля, за углом пива литр засосал и всё, раскодировался. Деньги только спалил, даже справка не помогла - через месяц с работы попёрли. Потом сам бросал, полгода не пил. А за год до Германии так забухал, что крыша ехала. Что попало делал. Родичи собрали деньги и уговорили закодироваться. Да я уже и сам думал, что ещё немного и хана, приплыли. Неделями ничего не ел, только пил и пил. Доходил до того, что ветром качало, спать не мог, чертовщина снилась, хотел повешаться, но духу не хватило... Крысы чёрные с потолка падали и на меня бросались, я кричал и по квартире бегал, они меня за ноги кусали... Больно было... И страшно.... Тогда начали испытывать новый метод кодирования - лазерный, и я стал подопытным кроликом. К голове прикладывали два электрода и включали ток. Сначала подбрасывало и трясло, потом мозги начинали плавиться, как бы вытекали из головы, потом судорогой всё тело стягивало. Боль была адская, я орал и плакал, а никуда не денешься - сам согласился. Врач сказал, что если выпью, то в лучшем случае - помру, а что будет в худшем, не сказал. Полтора года я не пил, за это время трезвым уехал в Германию, шпрахкурс отсидел, работу нашёл, а потом понемногу попивать начал, никакие предсказания доктора не сбылись, не помер ведь, чушь всё это.
- Ну почему же чушь, ты же полтора года не пил, значит, помог тебе врач? - Дядя Петя посмотрел на Толика. - Мы даже во время лечения пили.
- Помог потому что я сам захотел этого, у меня в тот момент было два пути - резко бросить пить или сдохнуть под забором. Без личного желания никакой врач не поможет. Мне кажется, бросают пить только тогда, когда до мозгов доходит, что эксперименты над собственной жизнью пора бросать, иначе об исходе одного из них экспериментатор может никогда не узнать.Просто в определённый момент жизни ты понимаешь, что, либо пьёшь и теряешь всё, либо исправляешь себя. Вот тогда человек всерьёз настраивается не пить, ему нужно только помочь в этом. А что может быть этой помощью - кодировка или терапия, это не важно. Моему дружку жена подсыпала в еду какое-то лекарство, чтобы пить бросил, а он по привычке пошёл пивка попить. Неделю в реанимации валялся, еле откачали. Это я к тому, что человек должен осознать всё и добровольно завязать, если уже созрел для этого. А если на одном страхе держаться - это не лечение. Брат мой двоюродный кодировался, так завёл себе календарик, отмечал каждый день, жена его вторым ребёнком была беременна, так он не считал дни, когда она родит, а считал, сколько дней прошло от кодировки и сколько осталось до заветного дня, когда можно будет нажраться, да поблевать. Этот день у него красным кружочком помечен был. Он всегда говорил только на эту тему, мол, скоро кончится срок, вот тогда жизнь наступит! Рассказывал, что ночами снится, как он пьёт, просыпался радостный, потом вспоминал, что закодирован и настроение пропадало на весь день, до следующего сладкого сна. Месяца четыре считал, а потом напился, невмоготу ему было ждать, неделю дома не был, где-то болтался и по пьянке отморозил пальцы на ногах. Отрезали, сейчас инвалид, где-то сторожем работает, а пьёт ещё больше, чем до кодировки. Так что через силу пить не бросишь, нужно дойти до этого, выстрадать. Пузырь вон в клинике лечился, а толка нет, ещё больше пить стал, за всё время воздержания теперь долго надо догонять. Вован, ты в клинике тоже пил, как дядя Петя?
- А как же, - ответил тот, - в той деревне, где клиника была, водку не продавали, так мы сбросимся с мужиками, вечером берём велики и едем в город, четырнадцать километров от клиники, за час туда доедем, рюкзачок водкой затарим и назад. Перед клиникой в лесочке спрячем и порядок, пару вечеров туда ходим, причащаемся. Только по воскресеньям не пили, в понедельник нас всех заставляли в трубку дуть. Да разве это лечение! Только и слышишь от врачей: "Dumuss, dumuss!", я им ничего не должен, меня арбайтсамт в клинику отправил, сам бы я туда ни за что не поехал!
- Хоть подхарчился немного, а то ведь с голоду уже помирал, свеженький приехал оттуда, как в санатории побывал. - Заметил Сивый.
- Ага, свеженький, нас бусик до вокзала довёз,- мы втроём в тот день уезжали, ещё два кореша из Баварии,- первым делом мы пошли в магазин, набрали пойла и до ночи около речки гуляли, отмечали окончание лечения. Нас ведь всех троих выгнали, как не поддающихся лечению. Не помню, как в поезд сел. Потом очнулся в поезде, контролёры билет требуют, помню, что мне его покупали заранее, а в карманах нет, видать у речки потерял. Меня в Кёльне высадили, там друзей нашёл, ещё сутки гуляли. Приехал домой без чемодана и без паспорта. А ты говоришь: "свеженький"!
- И что, все пили в клинике? - спросил Генка.
- Не все, но большая часть при случае старались хлебнуть, даже наркоманы. Ведь в клинику не все едут добровольно, в арбайтсамт пришёл на термин поддатый, всё, приехал. Или в клинику езжай на четыре месяца или пособия лишишься. А на что жить? Некоторых жёны отправляют, или полиция, эти тоже не упустят случая хлебнуть, нарушить воздержание. А ещё там есть наша братия из тюрьмы, если совершил преступление пьяным, значит алкаш, должен лечиться. Остаётся ему год сидеть - ему предлагают, чтобы тюрьму разгрузить: или досиживай год здесь, или езжай в клинику на четыре месяца, лечись. Соглашаются почти все, лишь бы из тюрьмы вырваться. Но эти ведут себя потише, стараются не нарываться, а то можно и назад, в тюрьму загреметь. Но при мне двое пацанов-наркоманов уехали досиживать свои сроки добровольно, ничего не нарушив. Сказали, что в тюрьме лучше и спокойнее, даже работать не заставляют, а здесь врачи только и стремятся к тому, чтобы завести тебя и испытать твои нервы, а толку от такого лечения никакого. А ведь и правда, такие деньги тратят на это лечения, а пользы мизер. Наверное, тоже план есть по наполнению клиники, только никто не считает, скольким людям это помогло. За меня тридцать шесть тысяч евро больничная касса заплатила, мне один терапевт говорил, предложили бы мне половину этих денег - я бы бросил пить лет на пять. Такие бабки на ветер выбрасывают! Вот что, значит, иметь денег немерянно. Я прикинул, из пятидесяти человек, алкашей и наркоманов, что при мне в клинике были, человек пять хотели завязать, а остальные просто время отбыть и переждать. Даже если человек сам решил бросить пить или колоться, это ещё ничего не значит, он же живой, всё время думает, размышляет и бывает, что приходит к мысли, что зря это всё затеял, не по силам это ему. Тут бы его убедить, что всё получится, а не только кричать: "Dumuss". И начинает он маяться, уже не хочется лечиться, а хочется выпить или уколоться, смотря по какому профилю попал сюда. И получается, что единственная польза - это возможность иметь работу для персонала клиники. Ведь говорят, что алкоголики - больные люди, так и относитесь как к больным. Если человек лежит в больнице и у него неожиданно заболел живот, его ведь не выгоняют из больницы? Так почему меня выгнали за бутылку пива, ведь я страдал, я не мог больше терпеть, потому и выпил. Выходит, что медицина бессильна перед алкоголизмом. Я понимаю, что в клинику нормальные люди не попадают, большинство нервно-дёрганые, обиженные на весь свет, но врачи должны хоть попытаться найти контакт с пациентами, мне повезло, у меня врач была прекрасная женщина, но один врач ничего не решает, решает общий настрой и установки.
- И многих выгоняли? - Спросил дядя Петя.
- Бывало по три человека за раз, и не только за водку или наркотик, за то, что не показываешь большого желания лечиться - тоже выгоняли. А откуда взяться большому желанию - почти все по принуждению попали в клинику. Некоторых направляли на восемь недель, это два месяца, таких людей начинают обрабатывать с первого дня, мол, подпиши бумагу, что согласен лечиться шестнадцать недель. Клинике деньги нужны, а ему зачем лишние два месяца здесь торчать? Человек настроен на один срок, а его принуждают лечиться дольше, а он и на два месяца-то не хотел сюда ехать. Естественно, сразу зарождается конфликт, потом за пару недель до окончания срока, придравшись к мелочи, его просто-напросто выгоняют. Получаются две вещи: клиника деньги почти полностью взяла за пациента и отомстила непокорному, для наглядного примера другим строптивым. На моих глазах это было три раза, среди алкоголиков, а про наркоманов я не знаю, они вообще часто менялись. Наверное, потому что наркоманы все молодые, кровь бунтарская играет. Да и меня выгнали за две недели до окончания срока, хотя я только в первый месяц два раза с пивом попадался, хотели бы, в начале выгнали. Так и не понял я систему эту, клиническую, вроде с одной стороны хотят человеку помочь, от пьянства избавить, а с другой настроить его против себя, разозлить, чтобы всегда напряжение было. Или таким способом пытаются отвлечь алкаша от дурных мыслей? Но как я заметил, очень малый процент уезжают оттуда с благодарностью. Может у нас народ такой дефективный, вечно всем недоволен? Как Явлинский в России, тот всегда с перекособоченно-кислой рожей на экране телевизора торчит. Нет, народ у нас весёлый, просто лечение это "фрайвилиге" достало их так, что нет сил попрощаться нормально. Кстати, про это фрайвилиге. Один терапевт на каждом занятии добивался от всех, добровольно ли они здесь. Он просто замучил этим словом! И попробуй скажи, что это не так - ты обречён на вечные придирки, направленные на то, чтобы выгнать тебя до срока. Какое уж тут лечение, только противостояние, потому что выгнанным никто не хотел быть, гулял слушок, что деньги, потраченные на лечение, высчитывать будут. Но в то же время при мне двое алкашей уехали домой, сказав напоследок: "Гори оно..... Пусть высчитывают, но и здесь не жизнь!", а ведь один из них добровольно сюда приехал, на что-то надеялся, а может силы свои не рассчитал.... Но мы с ним потом говорили по телефону, через полгода, ничего у него не высчитали, туфта это всё. Пугают, чтобы сами не разбегались от такого "лечения".
Все уже поправили здоровье и теперь умиротворённо наслаждались покоем.
Начитанный Генка, лёжа на траве, декламировал полусонному Студенту стихи известного поэта: "Прости меня жизнь, мы гости, где хлеб и то не у всех, когда стране моей горестно, позорно иметь успех...", тот с закрытыми глазами спросил: - Вот ты, Генка, много читал, много наизусть знаешь, а почему ты с нами в парке сидишь? Кем ты работал в Союзе? - ---О, спроси, кем я не работал. Работал проводником вагона, шофёром, строителем, начальником заправки, банщиком был, даже геологом пришлось потрудиться, воду в Якутии искал.
- А чё её искать? На каждом шагу лужи. В любом месте скважину пробурил и пожалуйте мыться. У нас в деревне у всех колодцы были, без воды не сидели.
- Не скажи. Вода воде рознь, например, чтобы начать строить город или станцию, нужно разведать залежи камня, песка, воды и просчитать, чтобы всего хватило не на один десяток лет и всё определённого качества, не просто так. И ещё проверить всю округу, все анализы почвы, все замеры и так далее.
- А как в Германию попал? Ты же русский; жена немка, или беженец? - спросил Толик.
- Немцы в плен взяли. Ещё в сорок первом. - Криво усмехнулся Генка. - Так же, как и многие сюда попали. По колбасной эмиграции. Всё ищем, где лучше, думали для детей хорошо будет, оказалось, что им тоже Германия не в радость. Одна надежда, что для внуков это будет родная земля, а мне один чёрт, где помирать. Обидно, что как-то наперекосяк всё получилось. Ехали сюда радостные, с надеждой, а оказались в пустоте - ни родины, ни флага... Язык в моём возрасте выучить невозможно, память дырявая, а может, желания особого нет, дома тоже нелады - ругань да разборки. Жить тошно....Моя жена забыла уже, когда меня по имени называла, только "ты" или совсем никак. Замечал я, когда гости бывают, ей приходится меня по имени называть, чтобы всё чинно было, так у неё даже лицо при этом кривилось так, как будто она откусила и жевала пол-лимона сразу и одновременно брала в руку лягушку. Такая смесь отвращения с омерзением. А ведь когда мы поженились, двадцать пять лет назад, моя жена меня называла: мой муж. Она говорила: муж мой, пора огород копать, земля подсохла. Или: с какой это радости, муж мой, вы вчера с соседом напились? И это звучало так ласково, нежно. А сейчас? Уже лет десять по душам не говорили... Короче, всё идёт к концу, уже ничего не исправить, не вернуть.... Боимся приблизить этот конец, хотя это было бы благо для нас обоих.
Все мы обречены, нам даже некогда задуматься о смысле жизни, всегда мы загнаны, озабочены, замучены, утомлены пустяковыми неприятностями, мы вечно суетимся, грызёмся. Вот ты, Студент, когда-нибудь думал, для чего ты живёшь, чего хочешь от жизни, о чём мечтаешь?
- Он мечтает, чтобы Aldi на ночь не закрывали, да социал фрайкарту пожизненную на водку выдал. - Засмеялся Толик. -Чтобы зашёл в магазин, карту показал и пей сколько влезет. И воровать не нужно, а то уже не молодой, сноровка не та.
Студент сонно улыбнулся, ему было хорошо, у него наступил тот миг, ради которого он рано утром спешил в парк.
- Вон, Календуле хорошо, пенсию получает, всех внуков поженил, бабка не бурчит - привыкла за жизнь к постоянному перегару. - Вставил Муха, кивая на что-то рассказывающего Фиксе старика. Дяде Пете было семьдесят лет, Календулой его прозвали за неоднократные рассказы про то, как он в Казахстане любил лекарственную настойку из календулы, которую продавали во всех аптеках в маленьких пузырьках. Он был старше всех своих приятелей, но несмотря на возраст, мог ещё много выпить и часто уползал к себе домой, когда его собутыльники лежали в кустах, не в силах сидеть на скамейке. Напивался он обычно вечером, а днём ездил на велосипеде по городу, собирал бутылки и весь тот хлам, что часто выбрасывают местные жители или сидел со стариками на скамейке у китайского магазинчика, где часто собирались переселенцы-старики. Подвал у дяди Пети был до верху забит ненужными вещами, здесь можно было найти всё что угодно, начиная от топоров и лопат, привезённых сюда из Казахстана пятнадцать лет назад и кончая десятком швейных и стиральных машин, выброшенных за ненадобностью жителями. Кстати; топоры, вилы, лопаты и другой хозяйственный инвентарь, включая тяпки и даже лапы для подбивки обуви, в начале девяностых везли сюда почти все переселенцы, слепо веря слухам, что в Германии нет железа и всё это можно выгодно продать. Железа здесь оказалось много, металлолом никому не нужен был, а выбросить жалко, ведь многие выросли в деревне, где всегда ценился хороший инструмент и до сих пор у некоторых переселенцев в подвалах и сараях валяются некогда незаменимые вещи с клеймом "Сделано в СССР". Но, зная, что этот хлам никому уже не пригодится, дядя Петя всёравно ездил по городу и собирал всё, что увидит. Его велосипед был оборудован двумя огромными корзинами, в которых при желании, кажется, можно было перевозить мебель. В одной из корзин всегда лежало десятка два старых полиэтиленовых пакетов, приготовленных на непредвиденный случай. От старика частенько пахло помойкой, ведь ему приходилось рыться в мусорных баках, выискивая бутылки, что даже Студент, который мылся раз в год, презрительно морщился. Дома дяде Пете давно уже не выдавали ни копейки, всю его пенсию жена держала под контролем, потому он и ездил по городу, собирал бутылки, чтоб на вырученные деньги вечером посидеть в парке, попьянствовать.
- У Вилли хоть мечта есть, жену себе найти. - сказал Толик. - Скоро пить бросит, глаза раскроет, всех встречных женщин готов будет в жёны взять, и в газете опять к себе в койку зазывать станет.
- Запомни, Толик, счастье - не в тех женщинах, с кем хочешь спать, а в тех, с кем хочешь просыпаться. А их то в мире очень мало, или мы плохо ищем... - тоскливо сказал Генка. - А впрочем, если я разойдусь, больше не женюсь никогда. Ради чего? Я не верю, что в моём возрасте можно найти жену, которая подходит по всем статьям. Всегда будет обоюдная неудовлетворённость друг другом, ведь в глубине души все считают, что заслуживают лучшей доли и потому от других ждут больше, чем сами способны дать. И возникают взаимные обиды, претензии. Чтобы ужиться с человеком, нужно иметь золотой характер, который, к сожалению, очень редко встречается. И начнётся очередная серия комедии под названием "Беспросветная жизнь"... Так что я не обольщаюсь насчёт этого, но надежды не теряю. А наши бабы в Германии совсем сдурели, там, дома, другими были, всегда можно было договориться как-то, миром решить, а здесь живём, как попутчики в поезде. Пока ехали вместе, даже успели детей завести, но каждый ждёт свою станцию. Только и слышишь от них: "хватит, помучились, пора нормальной жизнью пожить".. а что они там мучились? Жили нормально, в любом случае, радости было больше, в выходной все магазины объездишь, что-то урвёшь себе и радуешься. А здесь всё можно купить без толкотни, а радости, полноты жизни нет.... Правильно говорят, что счастье находится внутри человека, чем меньше ты суетишься, меньше желаешь себе всяческих благ, тем счастливее себя чувствуешь.
- Ты хочешь сказать, что самый счастливый из нас - это Студент? - Спросил Толик. - Ему ничего в жизни не нужно, кроме ежедневного похмелья. Он готов жить в парке, лишь бы водка была в любое время.
- Я говорю о нормальных людях, а не о нас. Все мы, здесь сидящие, с дефектом. Дефективные, значит... Я всё чаще стал задумываться, какую я ошибку сделал, когда решил сюда ехать. В эмиграцию нужно ехать психически здоровым и твёрдо знать, куда и зачем едешь. А мы наслушались каких-то бредней, что нас ждут там, где всё с неба валится, глаза вытаращили и попёрли не знамо куда...Какое-то всеобщее помутнение в мозгах. Не маленькие уже, знаем, чтобы валилось всё с неба - нужно пахать. Нет, многие прижились здесь и прекрасно себя чувствуют, особенно кто помоложе, а тем кому за сорок, я думаю, не стоило дёргаться... А сейчас уже поздно назад ехать. Куда? Зачем? Дети и внуки назад не поедут, а без них что там делать? Некоторые хают своё прошлое, даже какое-то наслаждение от этого чувствуют, всеми силами пытаются убедить других, а прежде всего самого себя, что они сделали правильно, когда решили сюда ехать. А зачем ругать прошлую жизнь? Что ни говори, а много хорошего в той жизни было. А некоторые ругают Россию, надеясь, что их похвалят за это местные немцы, а те смотрят на наших с удивлением: разве можно так ненавидеть свою страну, какой бы она ни была. Если нет прошлого, не будет и будущего. Я почему-то всегда вспоминаю, как на восьмое марта матери на фанере картинку лобзиком выпиливал и выжигал. Недели две старался, зато сколько гордости и радости было! Сейчас такого в России нет, новое поколение выбрало пепси. И шприц.... У молодёжи другие взгляды на жизнь, да и возможности другие. Магазины завалены до верху.
- Сейчас и в России всё можно купить, были бы деньги, - сказал Перегар - я в прошлом году ездил в Омск, винища разного - глаза разбегаются, так за три недели всё и не перепробовал.
- У тебя одно на уме - бухнуть, да поблевать. Тебе не про это говорят. Ты в своём Ново - Долбуново только бормотуху и видел. - Толик презрительно глянул на Лёху. - Ну чё, мужики, давай подумаем, где-то деньжат надо подзанять.
- Да, время к обеду движется, а мы трезвые, как дураки, - Лёха почесал в затылке, - Татарин, сколько у тебя в кармане?
- Три евро, ровно, - Толик показал раскрытую ладонь, - дядь Петь, мелочь есть?
Тот положил Толику на ладонь несколько жёлтых монеток. Подошёл Сашка и подал два евро одной монетой, Фикса тоже что-то подал.
- Ну вот, семь сорок, будем на два пузыря собирать или на один плюс пиво?-
- На фиг это пиво, - запротестовал Фикса, - сколько можно пиво да сухарь сосать, водку надо брать. В русский магазин спирт привезли, как-нибудь возьму, давно не пробовал.
Через пять минут деньги были собраны и вручены Лёхе-Перегару для быстрого обмена на водку в соседнем "Альди". Толик начал пересказывать очередную, сто какую-то часть детективного сериала, одного из многих, которые показывали по телевидению. Сериалы эти были бесконечны и похожи один на другой, как две капли. Даже артисты были одни и те же во многих фильмах и по их игре и лицам было видно, как им надоела эта монотонно-скучная работа, без всякой выдумки, только выстрелы и кровь... Толик был истиным фанатом этих сериалов и, кажется, помнил их все наизусть, несмотря на полную бессмысленность сюжетов. Дядя Петя-Календула прислушивался к рассказу Толика и выбрав момент сказал:
-Хочу кино посмотреть про кота.
-Про Леопольда, что-ли? - Спросил Генка, - так смотри канал "Детский мир", там часто показывают.
-Не знаю, может его Леопольдом зовут, но по телевизору рекламу крутят и называют его по другому.
-Первый раз слышу, чтобы мультики рекламировали, не тот товар.
-Что я глухой, что-ли, - возмутился Календула, - каждый день передают: "Скоро на экраны выйдет кино "Кот Давинча"...
Генка от хохота сполз со скамейки, а Толик упал на траву и смеясь дрыгал в воздухе ногами. Остальные не поняли сути разговора и выжидательно улыбались, поглядывая на приятелей. Отсмеявшись, Генка вытел слёзы и сказал:
- Ну старый, ну насмешил, не кот, а "Код да Винчи", это художник такой был, давным - давно, когда ты ещё в парке не сидел, бормотуху не хлебал.
Вдруг Сашка неожиданно подскочил с травы и бросился в густые заросли, зажимая рот рукой и там его жестоко вырвало жёлто-зелёной слизью. Несколько минут продолжались эти рыки, он извивался и жалобно всхлипывал. Наконец, горловые спазмы прекратились и Сашка, тяжело дыша, полой рубашки вытер лицо. Неожиданно он замер, потом поднял голову вверх, как будто вглядываясь в синее небо, разглядывая там что-то видное только ему одному, постоял так с полминуты и повалился на траву, дёргаясь руками и ногами. Страшной дрожью судорожно содрогалось его тело, а изо рта густо полезла и запузырилась пена. У него начался епилептический припадок. Все оцепенели, только Сивый оставался спокоен, ему уже приходилось такое видеть. Генка закричал: - А-а - а-а-а... держите его!.. Ложку, ложку давайте! У кого ложка есть!? - И тут же сам сбросил с ноги кроссовок, выхватил из него пластмассовую грязную стельку, подскочил к Сашке и начал засовывать её ему в рот. На ноги Сашке навалился Фикса и пытался поймать его руки, беспомощно мотающиеся в разные стороны. Весь этот кошмар продолжался две-три минуты и всё это время остальная компания в оцепенении и страхом в глазах наблюдала за происходящим. Сашка стал затихать, судороги всё реже сотрясали его тело, обморочная испарина выступила на лице, наконец, всё кончилось, только хлопья жёлтой пены напоминали о произошедшем. Сашка с закрытыми глазами попытался подняться с земли, но Фикса с Генкой продолжали его держать. Потом Генка выдернул изо рта Сашки стельку, сел на скамейку, обхватил голову руками и замер. Изо рта Сашки сочилась кровь, его язык одеревенел, лицо было грязное, он ничего не помнил и недоуменно смотрел на приятелей: - Чё вы такие пришибленные? - Сивый засмеялся: - Ну, паря, даёт! Второй раз уже хочет язык себе откусить. Всего месяц прошёл, как ты здесь же валялся, корчился. Тебе, Саня, к врачу надо, а ещё лучше - пить бросать! Наверное, твоя Томка такое раз увидела и сразу же сбежала. Когда ты ел последний раз? Я тебе в прошлый раз говорил - не бросай резко пить, но ты так не можешь, ты или до вырубона или совсем не пьёшь. А надо полегоньку бросать. Ведь могло парализовать или инсульт получил бы, дурачком стал, хотя ты и сейчас не очень умный, ходил бы по городу, хихикал... Если бы вообще ходил... - Сашка смотрел непонимающе. Он, конечно, догадывался, что с ним что-то происходит, что временами теряет память, но боялся даже себе признаться, что у него алкогольная эпилепсия, что ему не только пить, но даже смотреть на водку нельзя. Сашка молчал, он ощущал резкую жгучую боль в голове, как будто её сжимали горячими железными обручами, пустой желудок терзали выматывающие спазмы, он глядел на всех глазами смертельно больной и загнанной собаки. Настроение у всех резко упало, каждый задумался: а что если и с ним такое будет? Пить резко расхотелось, все удручённо молчали. Толик поднялся - Пойду домой схожу, вздремну немного, не выспался сегодня, соседи-русаки уже вторую ночь что-то празднуют, спать не дают. Держи, Гена, деньги, я попозже приду. - И Толик пошёл к выходу из парка, по ходу ударив со злостью подбежавшую к нему собачонку. Свесив голову на грудь, закрыв глаза, сидел на скамейке Сашка, лицо его было бледным и измученным. Неожиданно он поднялся и молча направился вслед за Толиком.
- Ты куда? - Крикнул Сивый, но тот лишь махнул рукой.
- Студент, беги, пока трамваи ходят, здесь на пузырь, да не вздумай опять сноровку проявлять, ты уже почти готовый - попадёшься. - Генка передал деньги Васе - Подожди, счас на табак насобираю, курить охота - уши опухли. Вот, купи самый дешёвый табак, здесь ещё и на бумагу закруточную хватит. - Побрякав мелочью, он передал её Студенту. Прижимая шлёпанцы к траве, тот побрёл в сторону магазина. Дядя Петя вспомнил про Сашку и сказал: - Такой молодой, а уже белая горячка, я то уже пожил, а он... - В его старческих глазах светилось торжество сострадания.
- Это не белая горячка у него, а эпилепсия. Когда месяц пьёшь, а потом резко останавливаешься, может прихватить. Ты что, старый, жизнь прожил, а ни разу не видел такое? Да не такой уж он молодой, - пояснил Лёха - Перегар, - мы одногодки, тридцать семь в этом году. У нас в деревне, я ведь из Омской области, мужик есть, так его парализовало после такого вот цирка, правая сторона отнялась, первый год ходить не мог, потом начал понемногу по двору двигаться. Правда, разговаривать не может, вместо слов получается какое-то слюнявое гуканье, все слова забыл, жена его учила читать, но без толку. А что удивительно, - оживился Лёха - водку пьёт до сих пор, как гости приходят, он мычит требовательно. Сердится, значит, чтобы ему наливали тоже. А как выпьет, так мычит жалобно, может поёт, а может плачет....А когда я последний раз был там, он часто в пивнушке отирался, мужики ему наливают, своих-то денег у него нет. Вот как втянулся, пострадал от водки, а всё равно не бросает, не то что мы. Я хоть сегодня могу бросить пить, только скажи мне, что надо мол, Лёха и всё, считай, что я завязал.
Все засмеялись. Лёху знали давно, трезвым он не был ни одного дня, потому и кличку такую получил, - Перегар. На языковых курсах всегда жевал жвачку, чтобы отбить запах.
- По-моему, ты с третьего класса завязываешь, Перегар, - усмехнулся Генка, - горбатого могила исправит. Вон Васёк возвращается, вот и покажи свою силу воли, откажись.
- Ради чего? Так неинтересно. Если бы это кому-нибудь нужно было, враз бы!
- Твоей жене, твоим детям это нужно было, когда ещё вместе жили, что-то ты не торопился завязывать, вы же в соседнем подъезде жили, я кое-что помню, если ты забыл.
- Была бы у тебя такая жена, как моя стерва, ты б утопился давно, или как Каскадёр, с балкона сиганул. Ты знаешь, что она вытворяла?
- Знаю. Водку жрать тебе не разрешала, единственная её вина. Ну ладно, жена кобра, а дети? Как они тебя умоляли, мол, папка, не пей?
- Это жена их учила так говорить. Да и не понимали они, что мне стресс снять нужно было. А может тёща подзюкивала, ещё та ведьма. Что ты, Генка, воспитываешь меня, был бы ты лучше - не отирался бы здесь, а дома с женой сидел. Не далеко от меня ушёл. Два дня назад под скамейкой валялся, а сейчас тако-о-й правильный.
- Ты, конечно прав, Перегар, я такой же алкаш, как и ты. Даже может хуже тебя, потому что в том, что пью, виню только себя и, к сожалению, не могу, как ты, легко бросить. А может, не хочу. Не знаю.... Выходит, что мне здесь лучше под скамейкой валяться, чем дома с женой сидеть. Жена, вместо того, чтобы как-то сгладить ситуацию, запилила, одно долдонит, кроме денег ей вообще ничего от меня не надо. Вообще, она какой-то глупо-дебильной стала, а может она была всегда такой? Может, мне за всю жизнь не пришло в голову пристальней взглянуть на неё? Всё чаще пытается показать свой "твердый" характер, хотя со стороны видно, что это не твёрдость, а упёртость; не принцип, а тупоумие. Где мои глаза двадцать лет назад были? Она тоже говорит, мол чем я думала, когда собралась за тебя замуж... Чем и сейчас думаешь, задницей. Или мамочкиной головой. Да назло ей сегодня нажрусь. От тещи тоже доброго слова никогда не услышишь, только упрёки. Да... Что там говорить... Всё пустое...
- Вот видишь, как ты свою жену ругаешь, выходит они с моей бывшей похожи. - Заметил Перегар. - Мне кажется, что все бабы одинаковые.
- Не знаю, может они и сёстры, - усмехнулся Генка, - бывает из-за пустяка разругаемся и неделю не разговариваем. На прошлой неделе Студент забрёл к нам, не знаю, чего хотел, меня дома не было, так она до сих пор со мной не разговаривает, а я то при чём, что он весь грязно - заблёванный заходил? Говорит, что я алкаш конченый, а все друзья мои - подзаборники...Студент, ты чего ко мне приходил? Хотел пивком разжиться, а? - Окликнул Генка Студента, но тот уже выпал из похмельного общения и мирно сопел, прислонившись спиной к дереву и держа в руке надкусанную половинку помидора. - Всё, один готов. Пойду домой схожу, у меня там десятка заначена. Ох, и нажрусь я сегодня! Пора, наверное, кулаком по столу стукнуть, надоела эта неопределенность. Я через полчаса буду.
Пришёл Генка только через час, принёс бутылку водки и пару литровых пакетов вина, называемое в парке " кирпичи", упаковка вина была похожа на красный кирпич и в голову это вино ударяло как кирпич. За Генкой следом шёл поляк Анджей, в майке с четырьмя портретами и надписью "THEBEATLES" и с пакетом "Penny" в руке, радостно звенящем при каждом шаге. Компания радостным шумом встретила пришедших, уже пора было добавить чего-нибудь для поднятия тонуса. Анджей был добродушным и покладистым парнем. И нисколько не жадным, он мог малознакомому человеку отдать остатки водки, хотя сам ещё не "вылечился", а это был поступок, это как в пустыне отдать последний глоток воды, обрекая себя на мучения. Подойдя к компании, он подал пакет Сивому: - Держи, здесь пиво. - с заметным акцентом сказал он. Анджей отсидел в немецкой тюрьме чуть больше шести лет, но никогда не хвалился этим, подобно переселенцам из Союза, рассказывал об этом как о вынужденной работе. Там же научился вполне прилично разговаривать по-русски. Он уже с полгода, как постоянно отирался в парке, с русскими переселенцами, ему нравилась эта компания, хотя частенько его можно было увидеть и в другой хмельной компании, состоящей из местных немцев, которые собирались каждый день в скверике у вокзала. Та, другая компания мало чем отличалась от собирающейся в этом парке: также пили и ругались, воровали и попадались, грустили и веселились. Правда немецкая компания отличалась составом - в ней постоянно присутствовало три женщины, и что удивительно, здесь была негритянская пара, толи супруги, толи сожители.
Усевшись на скамейку, Анджей начал рассказывать об очередном письме, требовавшем погасить долг. - Нет у меня денег, лучше пойду в тюрьму опять, - сказал он, - долгу всего на два месяца отсидки.
Попили пива, помолчали. Неожиданно подошла маленькая старушка с кошкой на поводке и доброжелательно заговорила по-немецки, показывая рукой вокруг себя, на траву и деревья. Потом улыбнулась, сказала: "данке" и посеменила вслед за кошкой, которую заинтересовал воробей, прыгающий по веткам.
-Чё ей надо? - Спросил Перегар, совсем не понимающий второй "родной" язык.
- Говорила, что в таком прекрасном парке, с таким изумительным воздухом лучше бы обойтись без мусора, который ты набросал вокруг. - Пояснил Генка. - Надо и в самом деле убрать здесь, из-за окурков уже траву не видно. Помидоры доедим и в ящик мусор сложим. На выходе из парка есть мусорный ящик.
- Ещё чего не хватало, - завыступал Фикса, - что, я у них мусорщиком работаю? Есть бригады, ездят и убирают, вот пусть и здесь уберут.
- Да здесь часто убирают, просто ты не замечаешь этого. Убрать надо, а то скоро жители вон того дома скамейки наши опять какой-нибудь гадостью намажут, как в прошлом году. Помнишь? Сивый уселся, оказалось, что прямо в солидол, новые джинсы пришлось выбрасывать.
- Откуда у него новые джинсы? Перед тем, как он их в Красном Кресте взял, в них трое померло. - Подал голос Муха. - Да и намазали-то не жители, а Коля, Огрызком мы его звали, он обиделся перед этим на то, что не налили ему. Огрызок вечно на халяву пил, а тут мы решили его поучить, обрезали водочную гуманитарку, он и отомстил. Куда-то пропал он сейчас, уж больше года не видно.
- А помнишь, как пару лет назад на старом месте, где мы собирались, лежали два матраса, а Коля Огрызок с Пашкой Веником любили спать на них, - подал голос Сивый, - неделями из этих кустов не выходили. Огрызок говорил, что он представляет, будто на поезде едет, дальнего следования. Делать ничего не нужно, сходил в буфет, то есть в "Альди", затарился и лежи себе на полке, в окно смотри. А Пашка Веник нажрётся, крыша поедет, он начинает выгонять людей из парка. Спать ему мешали. Один раз рабочих выгнал, что траву подстригали, те обиделись и через несколько дней вырубили все кусты около матрасов. Нам прятаться стало негде, и мы перебрались сюда. А Веник потом фингал за это заработал, такое место спалил! Там прекрасно было, мы как на другой планете жили, наркоманы иногда залетали, вещи разные приносили, продавали. Нас похмеляли частенько. Полицаи частенько нас посещали, как-то зарулили и давай Пашу пытать, а он в этот момент даже имя своё забыл, у него спрашивают понимает ли он на немецком, а Паша отвечает: "Wenig-wenig", то есть мало-мало, вот с тех пор его Веником и прозвали... Вон Ефрейтор идёт, он тоже на тех матрасах поспал не одну ночку.
Подошёл Федя, в Германии он сменил имя и стал Фридрихом, укорочено - Фред. Но кроме имени ничего не изменилось в привычках и характере Фреда. Родом он был с Поволжья. После развода с женой, а это случилось семь лет назад, Фред запил горькую и не мог остановиться до сих пор. Но по рассказам его родственников, пить до остекленения он начал в пятнадцатилетнем возрасте и развод состоялся исключительно по этой причине. После первых двух стопок, он начинал вспоминать службу в Афганистане, войну и свои ранения. Говорил, что в чине майора, на костылях, весь обожженный, он приехал домой, а в это время его жена сошлась с лейтенантом, его взводным. Фред достал пистолет и хотел застрелить обоих, но вмешалась его дочь и он ушёл из дома. Жена к вечеру приползла на коленях, осознав всю мерзость содеянного и Федя простил её ради детей. В общем, весь набор из плохонького фильма. После третьей стопки он скрипел зубами и кричал, что из всего батальона он выжил один только ради того, чтобы про Афган узнал весь мир. После четвёртой Федя плакал и стонал так правдоподобно, что присутствующим становилось стыдно, что они не были в Афгане, а руки-ноги у них целы. И глядя на него в эти минуты, хотелось немедленно бежать на войну и совершить подвиг, как Федя. Старшие братья Феди жили здесь же, и когда у них спросили про биографию брата, долго смеялись и рассказали правду. Фред, работая в России на птицефабрике, шофёром на ассенизаторской машине, как-то по пьянке, на пределе сил, упал в колодец с нечистотами, чуть не утонул, сильно ударился о бетон, пробил голову и сломал руку о стальную скобу. С тех пор трезвый Федя стал задумываться, а пьяный плакать и рыдать. В Афгане он не был и войну видел только по телевизору. После истиной биографии, рассказанной родственниками, "Афганец" получил прозвище - Ефрейтор и постоянные насмешки над "боевым" прошлым. Но Фред не забывал свои "воспоминания" и продолжал рассказывать небылицы из своей закрученной судьбы. Вчера он обещал всех перестрелять, а себя взорвать гранатой, ящик которых, по его словам, привёз дружок, с которым вместе воевали. Сегодня Ефрейтор мучился от трезвой неуютности и с радостью принял полстакана водки, поднесённой Генкой.
-Дай Бог не последняя! - поднял мутный стакан Ефрейтор, выпил на одном дыхании, понюхал бурый помидор, разломил его пополам и рассказал, что только полчаса назад видел бывшую подружку Димки - Сенатора, которого два месяца назад полиция выловила в этом же парке и отправила в Гамбург, в тюрьму для подлежащих депортации. Сенатором его прозвали за чрезмерную любовь к немецкой водке "Старый Сенатор".
- Лариска сказала, что Димка ещё долго не увидит родной Казахстан. - С чавканьем жуя помидор, рассказывал Ефрейтор. - Он должен отработать все долги, которые накопились за это время: три месяца квартиру не оплачивал, штрафы за последние кражи тоже не заплатил и плюс должен на дорогу еврики заработать, немцы не хотят теперь бесплатно катать. Это ему две-три тысячи нужно заработать; долго же ему придётся в тюрьме сидеть.... Долгов очень много накопил, ему телефон поставили, он месяц звонил не переставая, всех в Казахстане оповестил, как он прекрасно устроился в Германии. По секстелефонам звонил, два евро минута, балдел, в итоге телефон отключили за долг в шестьсот евро. Да вдобавок паспорт потерял.
Димка, по прозвищу Сенатор, попал в Германию года два назад. Приехав в гости к жене, с которой не жил давно, однако не был разведён, он уговорил её жить вместе, попробовать склеить разбитое будущее. Вторично всё разбилось в тот день, когда Сенатор получил временный вид на жительство. Изрядно поддав, он окончательно разругался с женой, подбил ей глаз и переселился к подружке, с которой познакомился по объявлению. А жена, только что закончившая походы по амтам для узаконивания Димкиного пребывания в Германии, теперь начала кампанию по его выселению. Но бойкая Димкина подружка за месяц выбила ему квартиру, пособие и языковые курсы. Так бы и прижился Сенатор в Германии, но помешала водка. Вернее хроническая нехватка сего напитка. Социальное пособие пропивалось за три дня, потом наступали тяжёлые дни и Димка снимал со счёта деньги, предназначенные для оплаты квартиры. Было два предупреждения, но подруга погашала долг и незадачливого квартиросъёмщика оставляли жить в этой квартире. Пробовал заработать деньги сдачей своей квартиры внаём каким-то заезжим полякам, но это кончилось печально: прожив месяц, поляки исчезли, но вместе с ними исчез почти новый маленький телевизор, подаренный старым соседом-немцем и весь Димкин гардероб, умещавшийся в одной спортивной сумке. После исчезновения квартирантов, неизвестно куда делся Димкин казахский паспорт, хотя Лариска, подруга Димки, утверждала, что он сам его отдал в залог в каком-то киоске, тем более, что это было уже не в первый раз.
Официального дохода хватало ненадолго, и Сенатор начинал подворовывать. Воровал всё: водку, продукты, обувь и одежду. Долго всё сходило с рук, но всему приходит конец. Несколько раз попавшись и получив последнее предупреждение от полиции и в ту же неделю письмо о выселении из квартиры за неплатёж, Сенатор перешёл жить к подруге. Но той тоже уже надоели художества дружка, и она выгнала его, пообещав раз в неделю стирать его одежду. Димка скитался по квартирам собутыльников и часто отирался в парке, боясь только одного: не попасться в руки полиции. Так он продержался полгода. Ещё можно было всё исправить, пойти на мировую с женой и попросить любую работу в социальном ведомстве, но Димке было некогда, он уже привык к посиделкам в парке. В то же время он всеми силами пытался оттянуть встречу с родиной. В Казахстане его никто не ждал, жилья не было, последние два года перед отъездом в Германию он жил в каком-то сарае у богатого коммерсанта, продав перед этим свою двухкомнатную квартиру. Вырученные деньги были пропиты за два месяца, остатки, несколько тысяч тенге, у него исчезли в вытрезвителе, куда он попал под Новый Год. Но чёрт с ними, деньгами и ментами, может менты ему жизнь спасли, мороз больно лютый был, а он вырубился на автобусной остановке. Димка знал, что суровую зиму в Казахстане ему не пережить, уж лучше как-нибудь здесь перебиваться. Пару месяцев назад напившись и спав на скамейке в парке, Сенатор был схвачен стражами правопорядка и отправлен в кутузку, где томился по сей день, ожидая отправки на родину.
Ефрейтор ещё долго что-то рассказывал, описал в подробностях прошедшую ночь, как он заблудился, идя домой и попал на автобан, где несколько раз пытался перебежать дорогу, но мешали машины. Кончилось тем, что кто-то из водителей вызвал полицию, и Ефрейтор вынужден был бежать, продираться через кусты и только далеко за полночь он попал домой, растеряв за время блуждания весь хмель и силы, порвав куртку и поцарапав лицо.
Летний, жаркий день догорал, вдоль дорожки парка зажглись фонари. На скамейке, свесив голову почти до земли, лежал Лёха-Перегар, рядом на траве в позе эмбриона валялся Виля. Вокруг, чертыхаясь и что-то бормоча, ходил Студент, он собирал пустые бутылки и сразу отсортировывал их, пивные аккуратно складывал в пакет, а водочные отбрасывал к ближайшему кусту. Ему предстояло сходить в ближайший киоск и обменять бутылки на живительную влагу.
