Андреев Валерий Вячеславович : другие произведения.

Приключения чокнутого художника

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Прочтите и не сильно ругайте. Это моя первая вещь.


   Валерий Андреев Тел. 8-921-868-36-04. E-mail:artist1952mart@yandex.ru С-Петербург.
  
  
   "Приключения чокнутого художника".
  
  
  
   Посвящается стюардессам рейса 2806, Стамбул - Москва и всем стюардессам мира.
  
   Захватить могут женщины, собственная глупость, обстоятельства, террористы и многое из того, о чём мы порой даже не подозреваем.
  
   Нет людей злых.
Есть люди глупые.
  
   Глава 1
   Я совсем не хотел её покидать. Паршиво уходить, когда надо, но совсем не хочется. Глупая иллюзия о вечной любви, неоконченных отношениях, нежных объятиях и безграничной преданности. Кто-то придумал для нас волшебные муки встреч и горечь расставаний, заставляя думать, что любовь это миф недостойный внимания.
   Я вышел из номера оставив Галку на огромной сдвоенной кровати досматривать сны. Теплую, мягкую, желанную.
   Жена это конечно не стог сена, который неожиданно свалился тебе на голову и ты ощутил от этого свежий прилив сил. Жена это нечто другое, непредсказуемое и убийственное одновременно. О ней другая сладкая боль. Это сила, которая вдохновляет, печалит, радует и изнуряет. Это глаза и губы к которым можно прикоснуться не получив при этом пощёчины. Любовь к жене для многих звучит дико. У меня она просыпается, а потом снова уходит в спячку под действием неоправданных скандалов, кокетливых взглядов подаренных случайным прохожим и мелкого вранья. Когда твоё, как мне кажется, существо пудрит тебе мозги, заставляя верить, что она любит. Кого? Меня или всех подряд? Хотелось бы думать, что лишь меня. Есть ли любовь? Есть! Жаль, что она уходит, порой превращаясь в ненависть, и не является постоянной величиной. Но всё это лирика. У меня подобные приступы чувственности появляются всё реже, в основном лишь тогда, когда Галька спит, беззащитна и неагрессивна.
   Утро сегодня в Анталии теплое и солнечное. Я спустился из номера отеля "Флора" пешком игнорируя лифт, по узкой, мраморной лестнице в маленький ресторан-холл, освещенный трепетным светом солнечных лучей. Людей в ресторане было ноль. За стойкой бара спал Мамед турок небольшого роста и потешной внешности. Сложив голову на сильные, загорелые руки он дремал с усталой улыбкой на полных губах. Это был хороший человек, слишком хороший для людей его окружавших. Во "Флоре" царила невидимая простым глазом атмосфера напряжения и скрытого ожидания. Работники отеля ожидали "Неожиданного" увольнения, а постоянно-временные жильцы вроде меня с женой, ожидали такого же "Неожиданного" пинка под зад.
   "Хозяйка" отеля, в котором мы жили, высокая дама сорока лет изменчивой внешности была на редкость самовлюбленной особой и подпольной дурой, однако дела ее, несмотря на кажущуюся глупость, шли успешно. Помимо обязанностей смотрителя отеля она занималась музыкой и была неплохой певицей. Она была милой умницей, но не Клеопатрой. Одевалась в дурацкие костюмы и ходила с неизменной неприязнью на своём челе ко всем кто был дальше ста метров от её вотчины. Всё было, как в сказке совершенно непредсказуемо и очень поражало воображение. Благодаря этой "Милашке" мы "бесплатно" жили в её отеле и даже питались в ресторане. Я делал роспись стены её маленького холла, с деревенской избой и некошеным полем под ностальгическим названием "Русские ромашки".
   Её величали Лиля, но она предпочитала называть себя Лилиан, справедливо считая, что имидж должен стоять на первом месте, а уж потом все остальное, включая любовь, порядочность и талант. Прелестница имела двух, а может быть и большее количество любовников. Я о таких вещах просто не задумывался. Знал только двоих.
   Первого звали Каан. Это был законченный проходимец и плут. Небольшого роста, пухлого телосложения с крупными, женскими темно-карими почти черными глазами. Это была идеальная пара. Любил когда его звали Каан-Бей. Ходил он вальяжно, показывая всем свой еще не очень большой живот, и быстро цепким взглядом рассматривал окружающий мир. Этот мир был огромен и сулил бесконечное количество не одураченных ещё сограждан.
   Второго джентльмена Галина звала Дон Педро. Когда мы увидели его в первый раз, он носил бородку и усы, и был удивительно похож на Михаила Казакова из фильма "Человек-амфибия". Дон был полной противоположностью своего соперника. Сходство заканчивалось приблизительно одинаковым ростом. Все остальное разительно отличалось. Худой и смуглый с висящим на плечах пиджаком, он выглядел как поджарившейся на сковородке карп. Думаю, что парень этот был совсем неплохим человеком, просто жизнь и работа помучили его изрядно. Жадностью он не отличался и на любовницу денег не жалел. Но вот ведь странно, предпочтение она отдавала все же Каану. Родственность душ? Наверное.
  
   Сегодня внизу стояла тишина, на улице гуляла Средиземноморская весна и туристов было мало. Они, конечно, бродили по бесчисленным улицам Анталии, но шел только март, было седьмое число и время отпусков еще не наступило.
  
   В отеле "Адонис" меня ждала работа начатая почти восемь месяцев назад. Только с большой натяжкой эту тягомотину можно было назвать работой, так как все это время я занимался всем чем угодно только не этим заказом. Получил я его еще в начале августа прошлого года. Я рисовал портреты на Невском проспекте Санкт-Петербурга, где и произошло наше знакомство с английским господином Бернхардом Грообом и милой москвичкой Вероникой. Какой леший занес их в такую даль, я не знаю, но визит в наш город этой парочки оказался поворотным в моей судьбе.
   Моя жена в отличие от меня очень подвижная женщина и нашла их неизвестно каким образом. Я их увидел тогда когда она, слегка суетясь, усаживала Веронику на маленький складной стульчик. Человек она суматошный. Пышненькая, беленькая с полными губами. Вся какая-то аккуратненькая и страшно деловая. Не красивая, но обаяния, если она этого захочет хоть отбавляй. Ее глаза это что-то! Не очень большие, но сколько в них страсти, блеска, очарования и соблазна!
   Галка нарисовала молодую женщину паршиво. Мне пришлось переделывать.
   Стояла обычная для Петербурга погода. Низкие облака струились над скошенными крышами домов, проносились машины, было тепло и безмятежно. Портрет у меня получился.
   --- Он тоже хочет. -- и женщина показала в сторону своего приятеля.
   --- Нет проблем. Сейчас?
   --- Завтра. Когда вы сможете? --- Она машинально поправила волосы.
   --- Как вам будет удобно! Спим мы обычно до десяти. Бывает раньше, бывает позже. Так что назначать лучше вам.
   --- Давайте завтра. --- Она взглянула на часы. --- В это же время. О, кей?!
   --- О, кей! -- Я улыбнулся ей мило, поведя как собака кривым носом.
   --- В пять, значит? В пять. --- Повторила она, взглянув на часы.
   --- Хорошо.
   Помахав на прощание рукой, она растворилась в толпе увлекая за собой иностранца. Я огляделся, вокруг пытаясь найти Галю и поделиться хорошей новостью. Она стояла в пяти метрах от меня и говорила с Валюхой, полной, очкастой художницей. По всем признакам мой заяц был расстроен и я отлично её понимал.
  
  
   На следующий день эта парочка явилась на два часа раньше. Я потратил на портрет что-то около часа и попал в цвет. Получилось удачно. Прощаясь, Бернхард попросил наши координаты. Они ушли а я как обычно почти сразу забыл о этой встрече. Забыл, что оставил им адрес и выкинул из головы мысли о том, что они позвонят или напишут. Случаев с адресами и телефонами в моей практике было хоть пруд пруди. Слишком часто искра надежды загоралась, превращаясь в пепел. Людям свойственно обещать и не делать. Договариваться о встрече и не приходить. Исключением из правил, пожалуй, был голландский художник Годфрид Ганзе и его жена Франсия. Я его рисовал в феврале девяностого года и целых пять лет он не уставал меня звать к себе на север Голландии в маленький посёлок Уретерп находящийся недалеко от Гронингена. Собрался я к ним только в сентябре девяносто пятого и за два месяца нашего визита мы им надоели до чёртиков. Прощание оказалось скомканным и сильно натянутым. Ехали мы туда работать, не отдыхать, а от нас ждали совсем иного. Я благодарен этой семье за терпение и помощь во всем, что касалось наших дел и не только их. Еженедельные поездки по разным городам страны. Рестораны и бары. Питание и жильё. Банковский счёт и зоопарк. Поездки в лес и заповедник. Решения проблем с полицией, вызов журналиста и приём заказов по телефону. Всё это были они. Годфрид и Франсия. Такого гостеприимства мы больше нигде не встречали и это трудно забыть.
   Приблизительно через месяц мы с Галкой получили от Бернхарда письмо и очень удивились. В послании лежали четыре фотографии с просьбой написать портреты всей его семьи. Жену, сына, дочь и конечно самого Бернхарда. Их надо было делать в масле. Нашей радости не было предела, но намеченная поездка в Турцию заставила отложить работу. Мы с женой планировали пробыть в Анталии не более трёх месяцев. Но случилось так как это всегда и бывает. "Мы предполагаем, а Господь располагает". Завязли мы там капитально. Галка попросила свою дочь, чтобы та выслала копии фотографий по Интернету. Со всевозможными препонами лишь через полтора месяца мы, наконец, получили то, что хотели и ужаснулись. Качество копий было отвратительным, я мучился с портретами много дней переделывая по несколько раз, и работал больше на интуиции и знании анатомии лица. Время безжалостно поджимало. Из телефонного разговора с Вероникой я узнал, что Бернхард прилетает из Англии в середине марта только на пять дней и уже пятого марта, я отдал деньги менеджеру отеля "Энтур" который находился рядом с "Флорой". Мне со дня на день должны были вручить билеты на самолет летевший двенадцатого из Стамбула на Москву. Бернхард вылетал в Лондон семнадцатого марта. Времени на размышление у меня совсем не осталось. Чуть больше недели на работу и дня два на то чтобы краска могла подсохнуть.
  
  
   Глава 2
   Я прошел мимо спящего Мамеда за стойку бара и оказался в маленькой подсобке. Там обычно мыли чашки, резали хлеб, делали быструю закуску, и можно было никого не беспокоя самому себе сварить кофе. Собственно за этим я сюда и пришел. Ничего варить я естественно не стал. Просто бросил в чашку ложку растворимого "Nescafe" залил его кипятком который постоянно стоял на маленьком огне, и размешивая на ходу вышел в маленький дворик окруженный полуметровой каменной изгородью, декоративным кустарником и толстыми жёлто-зелёными пальмами. Мартовское солнце сильно отличалось от солнца августа. Было тепло, но не жарко. Я сел в плетёное кресло за круглый столик и закурив сигарету стал наблюдать проезжавшие машины. В конце концов, мне это надоело и запрокинув голову, я подставил лицо слепящим лучам, закрыл глаза и наблюдал как в их светлой мгле вспыхивают, пропадают и вновь возникают разные фигуры. Я впитывал энергию солнца и турецкую музыку едва слышную из соседнего отеля. Никуда не хотелось идти. Я желал лишь одного. Вернуться назад. Представил наш маленький номер и загорелую жену на белых простынях. Полноватые предплечья и безмятежно раскинутые кисти рук на мягких подушках. Сквозь закрытые веки я пытался рассмотреть ускользающие силуэты, но воображение нарисовало зелёный луг. Огромные сказочного размера ели с оранжевыми шляпками грибов пробивших желтоватый мох и пасущуюся рядом с древним дубом белую кобылу. Я даже ощутил запах конского пота. Так реально, будто сам находился там, на виртуальной лужайке созданной моим воображением. Когда я открыл глаза, то был почти уверен, что всё увижу наяву. Нет конечно. Но я вспомнил одну ночь и часть дня, которые по иронии судьбы свели меня с этим прекрасным животным. К нему у меня до сих пор аллергия.
  
   Случай этот произошел со мной летом девяносто третьего. В то время я сильно пил. Пил скромно сказано. Тонул! В голове царила сплошная абракадабра. Я метался между двух женщин, пытаясь уйти от одной и неизбежно возвращаясь к другой. Я соединял их в постели. Маринку и Капиталину. Развлекался как мог, как умел и насколько хватало сил. Это было как наваждение, как беличье колесо. Захваченный страстью к разврату я воплощал её в жизнь, пользуясь слабостями женской натуры. Но гулянка требовала подпитки, и приходилось ежедневно ехать на Невский проспект рисовать. Зарабатывать деньги на жизнь и пьянку. Тогда ещё много стоящих ребят были живы и мы здорово "помогали" друг другу и в радости и в rope. Вечером того злополучного дня работы не было, и все мы прилично нагрузившись спиртным, болтались у польского костёла "Святой Екатерины". Как раз в это время к нам и подкатили всадники на двух угрюмого вида лошадях. В начале девяностых уже никого не удивляла лошадь в центре Петербурга. И конечно ничего не было странного в том, что возле уличных художников остановилась пара этих созданий. Мы жутко обрадовались и стали просить хозяев дать нам чуть-чуть покататься. Сильно уговаривать их не пришлось. В ту пору люди были ещё полны неизвестного раньше оптимизма, верили в лучшую жизнь и поэтому были проще. Покататься успели все, и очередь наконец-то дошла до меня. Я помог слезть Коле Маркову взял у маленького Витька офицерскую фуражку старого образца, кое-как взобрался на кобылу чёрной масти и неумело постучав по её жирным бокам поехал под громкое улюлюканье в сторону метро "Канал Грибоедова". Выехав на набережную, я хотел повернуть обратно, но тут мне пришла в голову нелепейшая мысль съездить к одной из своих подруг. Жила она далеко. У музея Суворова на Таврической улице. Поправив фуражку и сделав независимый вид, я покатил по набережной пугая редких прохожих.
   К её дому, я подъехал со стороны улицы и встал у металлической ограды. Свет в её окнах горел.
   --- Маринка!
   В окне мелькнула чья-то тень.
   --- Маринка! Ты что оглохла!?
   Свет в окне погас. Подождав минуты три, я развернул кобылу и въехал в тёмный двор. Шёл конец июля, и белые ночи уже кончились. Во дворе, где росло множество деревьев и кустов отцвётшей сирени, стоял сумрак, шевелились причудливые тени и слабый свет уличных фонарей едва освещал серый асфальт.
   Досадуя, что меня опять никто не понимает я привязал лошадь к дереву у Маринкиной парадной и пошёл на второй этаж. На мои звонки долго никто не реагировал. Потом за дверью послышалось еле слышное шуршанье.
   --- Ты что не открываешь!? Спишь!?
   Наконец дверь приоткрылась и в образовавшуюся щель показался её нос. Маринка испуганно моргала.
   --- Это ты мой бедный художник?
   --- А ты думала сосед?
   Она моргнула ещё пару раз.
   --- Я думала цыган. Ты один?
   --- Нет. С подругой.
   --- Я её знаю?
   --- Вряд ли. Недавно познакомился.
   --- Ну, пусть зайдёт. --- Она повернула в глубь квартиры.
   Почесав в затылке я не знал как поступить.
   --- Ладно. Пойдем, я вас представлю.
   --- Подожди. Дай переодеться.
   --- Не надо. Она сама одета кое-как.
   Марина Полякова была высокой, худощавой женщиной. Короткая стрижка, шатенка с сединой, светло-голубые глаза и крупные губы несколько необычной формы. Кутаясь зачем-то в тёплую кофточку, она осторожно прикрыла дверь квартиры и на цыпочках будто боясь кого-то разбудить, спустилась за мной во двор.
   Кобыла мирно паслась, пощипывая мягкими губами листочки дикого жасмина.
   --- Где подруга? --- Маринка крутила головой в поиске женщины.
   --- Знакомься! Дора! --- Я ткнул пальцем в кобылу. От изумления глаза её стали круглыми.
   --- Ты с ума сошёл! Зачем тебе этот конь?
   --- Это не конь моя радость. Это кобыла. --- Заявил я с неподдельной гордостью. --- А вообще-то мы приехали к тебе выпить.
   --- Она что тоже пьёт?
   --- Нет. Но она хочет присутствовать.
   Минут через десять мы сидели во дворе и пили вино. Дора продолжала спокойно ужинать кустарником, а мы болтать.
   Вернулся я на Невский проспект только пол первого ночи. Отдать животное мне было некому все ушли. А я, ругая себя нецензурной бранью развернулся и поехал к Маринке вновь. У цирка я познакомился с таким же беспокойным мужиком, как и я. Звали его Эдик. До восьмой Советской он вёл Дору под уздцы, постоянно заглядывая ей в пасть. Видимо очень хотел есть. Она хоть и шевелила своими большими тёплыми губами, но поживиться Эдик так и не смог. Нечем было. Проводив меня до Суворовского он как появился, так и исчез, скрывшись в тёмном подъезде, а я с кобылой поехал дальше.
   "Доскакали" мы к дому только в два часа ночи. Я поднялся наверх, разбудил Марину, и мы спустились во двор.
   --- Что ты собираешься с ней делать?
   Вопрос был резонным. Ничего не говоря, я подошел к Доре.
   --- Марин! Давай поднимем её в квартиру.
   Шкура у Доры была шелковистой, и мне стало её просто жаль.
   --- Ты точно ненормальный! Что соседи скажут?
   Она была пьяна, а в голосе дрожала неуверенность и желание помочь. Осторожно подойдя к лошади Полякова потрепала её по гриве и молча начала отвязывать Дору от дерева. Та, мотая и тряся головой тянулась губами к кустарнику.
   Я взял у Маринки поводья и повёл кобылу к парадной. К моему удивлению животное наотрез отказалась идти в дом.
   --- Ну, милая давай! Иди! Не упрямься!
   Но та, наклонив голову стояла, не желая даже шевельнуться.
   --- Марина принеси ей какой нибудь куст. Может она сиренью соблазнится?
   И действительно, за поломанным веником Дора пошла, смешно вытянув губы вперёд. Поднималось по лестнице это милое копытное неуверенно. Как пьяный мужик после получки, шатаясь и фыркая. Сказывалось отсутствие опыта. С трудом достигнув второго этажа Дора встала как вкопанная. Ни за сиренью, ни за китайской яблонею идти она не желала. Добрых пол часа мы по очереди и хором пытались объяснить этой дуре, что в квартире ей будет значительно лучше, чем на улице. После долгих размышлений покрутив здоровой башкой она видно пришла к выводу, что внутри ей действительно будет не дурно и сделала первый шаг. Мы провели её во вторую комнату. Там находилась моя импровизированная мастерская. Здесь были бумага, холсты, кисти и прочий хлам, который можно увидеть, побывав в гостях у художника. Понюхав воздух она громко заржала и подняв хвост начала срать прямо на пол. Маринка, взвизгнув как маленький поросёнок бросилась вон из комнаты. Через двадцать секунд она появилась на пороге волоча за собой здоровый эмалированный таз. Я стоял как парализованный. До меня смысл происходящего стал доходить с некоторым запозданием. Присев на венский стул стоящий в углу комнаты, я лихорадочно думал как мне быть дальше. Тем временем, четвероногое создание едва прекратив крупную акцию решило развлечь нас действием поскромней и пока моя подруга стоя на коленях детским совочком убирала помёт оно чуть согнув задние ноги в суставах стало поливать паркет мощной струёй. Отскакивая от пола брызги, обрушились на свёрнутый в рулон госзнаковский ватман двухметровой ширины и пачку классного "Торшона".
   --- Ах ты скотина безмозглая, сука безрогая! Ты что же делаешь!? Я схватил стоявшую рядом деревянную швабру и хотел дать этой заразе по хребту, но задел висевшую под потолком люстру. Звон разбитого стекла и мои неадекватные действия напугали тварь и она, шарахнувшись в сторону опрокинула мою незаконченную работу.
   --- Стоп! --- Заорал я и повернулся к Маринке. --- Пойдём отсюда. Пусть успокоится.
   Большей подлости она уже не сделает.
   --- Ей бы воды надо.
   --- Слушай! Никак у тебя жалость проявилась?!
   Полякова стояла посреди комнаты прямо у лошадиного хвоста. В одной руке у неё был детский совок, а в другой голландский флейц. Её лицо выражало растерянность и какую-то неизвестную для меня решимость.
   --- Ладно, принеси ей попить, а я за бутылкой схожу и травы нарву.
   По пути за спиртным я прикинул все последствия и возможные варианты выхода из создавшейся ситуации. Первое о чём я подумал ещё раньше, что избавиться от Доры выгнав её на улицу, я просто не мог. Мне жаль. Это было бесчеловечно и грозило большими неприятностями со стороны её хозяев. Ну и второе тоже не маловажное. Как мне дожить до утра с этой скотиной не провоцируя её на новые разрушительные действия. Лучше её оставить до утра одну, заперев в комнате. Ну а там видно будет. Как нибудь спустим. Умудрились же мы поднять её наверх.
   Когда я вернулся, Марина уже всё привела в порядок. Кобыла спокойно стояла в углу комнаты и кося на меня взгляд своих тёмных, больших глаз меланхолично жевала пучок травы. Полякова подметала последние осколки. Было четыре часа ночи.
   Я чертовски устал, хотел спать, а внутри где-то на уровне подсознания меня мучило чувство вины и перед Маринкой и перед этим в сущности беспомощным созданием. Любой придурок вроде меня, мог безнаказанно глумиться над бедным животным заставлять его делать то, что ему противоестественно. Ездить на нём верхом. Бить когда оно не подчиняется и вытворять чёрте знает что. Как будто это в действительности милое животное создано богом исключительно для издевательств.
   Мы вышли из комнаты и не выключив свет предусмотрительно закрыли дверь на ключ. Не успев пригубить вина, Маринка поднесла палец к губам.
   --- Слышишь?
   Да, я слышал. Какие-то постукивания, а потом противный звук протаскиваемой металлической посудины и падения вероятно большого предмета.
   --- Что это? Вроде таз.
   --- Нет! Таз был вначале, сейчас мольберт грохнулся. Ну конечно он! Говорил я тебе, что надо новый купить! Неустойчивый этот!
   Ругнувшись, я встал. Полякова сидела на матрасе от дивана брошенном прямо на пол, поджав ноги и плотно сдвинув в коленках. Она смотрела на меня и чуть не плакала. Губы её дрожали.
   --- Сиди здесь.
   Я вышел в коридор и тут же упал, задев ногой картонную коробку. На ощупь, открыв дверь в "мастерскую" я вторично чуть не брякнулся, споткнувшись о валявшийся около двери мольберт. Дора спокойно смотрела в мою сторону и жевала холст. Видимо ей пришелся по вкусу состав грунта. В полном расстройстве я вышел из комнаты, забыв закрыть дверь. Сел рядом с Мариной, сделал маленький глоток и обнял её плечё. Оно было тёплое и трепетало под моей рукой. Потом погладил её густые с проседью волосы и поцеловал в щёку.
   --- Маришь, почему ты так пьёшь? Мы долго вместе. Скажи.
   Она прижалась к моим губам, и некоторое время молча перебирала в тонких пальцах искрящиеся грани стакана.
   --- Всё началось просто. Мне нравилось ходить в пивной бар и наблюдать, как люди на моих глазах превращаются в совсем других существ. Из умных в идиотов, из добрых в злых, из молчаливых в крикливых. Как просыпается похоть на дне их зрачков. Я любила наблюдать за их падением происходящим на моих глазах.
   Она вздохнула и сделала маленький глоток вина.
   --- Кажется, я сама свалилась в эту пропасть. Увлеклась.
   Я обнял её и вдохнув слабый запах вина крепко поцеловал в податливые губы.
   --- Мне кажется ты выберешься. Ты умная.
   Она легко высвободилась из моих объятий.
   --- Никакая я не умная. Глупая, я. --- И громко рассмеявшись, залпом выпила остатки вина.
   Мы больше не говорили на эту тему. Выпили ещё бутылку вина, а Дора постаралась изгадить и порвать всю бумагу, которая у меня была в соседней комнате. Мы были пьяны. А она, не видя помех, вышла в коридор и стащила с вешалки всю одежду которая там висела. После этого существенных потерь мы не понесли. Может быть она кое-что сообразила, а может ей ничего больше не понравилось. Вот только спать она так и не дала. Всю ночь Дора топала подкованными копытами по паркету, нарушая покой спящего дома.
   Второе действие этого спектакля началось в девять утра, когда мы решили вывести её на улицу. С трудом вытянув Дору из комнаты, я при помощи всяческих ухищрений уговорил её подойти к входной двери. Громадных усилий стоило вытащить её из квартиры. Видимо тепло, уют и бесплатная кормёжка ей понравились настолько, что она упиралась всеми четырьмя копытами, не желая покидать гостеприимный дом. На этом фортуна упорхнула от нас в неизвестном направлении. Я с Маринкой остался один на один с этой осёлоподобной лошадью.
   Покрутившись у толстого зада и получив по морде хвостом я зашёл в квартиру и увидел телефон. Я смотрел на него тупыми глазами, не зная кому звонить и спросить, что надо делать в вашем случае.
   В дверном проёме показалось Маринкино лицо.
   --- Позвони ноль один.
   --- Зачем?
   --- Ты что совсем глупый? Они-то уж точно знают, как быть. У них там лестницы всякие, верёвки.
   Ещё раз, с недоверием взглянув на аппарат, я пришёл к выводу что её совет не лишён смысла и набрал номер пожарных. Через несколько мгновений ответил полный юношеского задора приятный голос.
   --- Пожарная служба ноль один слушает. Что там у вас горит?
   Ему видно надоело сидеть, и он жаждал приключений.
   --- Ничего не горит. Помогите лошадь спустить.
   --- Какую лошадь?
   --- Нормальную. Большую и живую. Мы её подняли на второй этаж переночевать, а спустить не можем. Выручайте!
   Несколько секунд трубка молчала, а потом разразилась троекратным матом.
   --- Вы чего там совсем перепились. Идиоты! Козлы! Всё шутите!?
   Пожарник сделал отбой, а я посмотрел на Полякову. Она стояла рядом и таращила на меня серо-голубые глаза.
   --- Ну как? Приедут?
   --- Как же! Приедут! На хрен послали!
   --- Как?
   --- Очень просто! И очень по-русски!
  
   ... Только через час нам повезло. По лестнице спускался молодой парень с бидоном в руке.
   --- Во! Сплю ли, я!?
   У него были коротенькие руки, большая стриженая голова с коротким ёжиком волос и удивительно круглые торчащие в разные стороны уши. Доброе лицо усеянное веснушками лучилось похмельным весельем. Он удивлённо улыбался.
   --- Нет к сожалению. --- Произнёс я тусклым голосом. --- Я сам хочу заснуть, но никак!
   Критически осмотрев место трагедии, он осторожно потрогал указательным пальцем Дору и глубокомысленно произнёс. --- М-да! Лошадь!
   --- Мы и сами знаем, что не осёл. Вот только спустить не можем. Ты как, не в курсе?
   --- В курсе чего? Как спускать?
   --- Ну да. Я бьюсь с ней целый час и бесполезно.
   Парень посмотрел на бидон потом на Дору и опять на бидон.
   --- Я вообще-то за пивом как бы. Башка трещит. Вот если позже?!
   --- Может и нам принесёшь? --- Я взглянул на Марину. Ей было грустно. --- Маришь.
   Принеси-ка бидончик.
   Она ушла, а парень вдруг вспомнил, что где-то читал или слышал, что надо делать в подобных случаях.
   --- Размазжте её помёт по лестнице до самого низа и она сама пойдёт. Я уверен! --- Убеждал он меня. --- Точно пойдёт! Ты попробуй, всё равно ничего не теряешь!
   Я действительно ничего не терял, а в случае успеха проблема решалась сама собой.
   Вышла Марина, держа в одной руке бидон, а в другой деньги.
   --- Возьми и купи какой нибудь рыбки лучше копчёной.
   Его лысина скрылась из вида и я оживился.
   --- Марин! Гавно ещё осталось?
   --- Это ещё зачем?
   --- Надо.
   --- Его там навалом.
   --- Тащи, сколько есть!
   Она опять ушла и через пять минут появилась, держа перед собой эмалированный таз полный лошадиного помёта.
   --- Ставь сюда! --- Я по-хозяйски распоряжался, с улыбкой поглядывая на Дору. --- Сейчас мы тебя выкурим! Марин принеси какую нибудь метлу.
   Я ходил вокруг лошади в крайнем возбуждении. Сонного состояния как не бывало. Дора стояла с безразличной мордой будто всё происходящее её не касалось, лишь изредка обмахивая себя хвостом отгоняя прилетевших откуда-то мух.
   Скоро пришла Марина и принесла видавший виды веник. Не откладывая дело в долгий ящик, мы быстро в течение пяти минут разбросали весь помёт со второго этажа по первый. Нюхая жёлтую гадость, я крутил полный совок у неё перед мордой пытаясь её заинтересовать. Всё было бесполезно и наши старания ни к чему не привели. Кобыла как стояла на месте так там и осталась. Мне в свою очередь после всех мучений бессонной ночи и жуткого похмелья стало почти безразлично, спустим мы во двор эту лошадь или нет. Я хотел спать.
   Через пол часа пришёл лысый парень. Его звали Толик. Плюнув на Дору, мы сели во дворе на скамейку и стали пить пиво, закусывая рыбой. Неожиданно со стороны улицы показался седой мужик сталинской внешности и неприступным взором. Он направлялся в нашу парадную.
   --- Батя ты не пугайся у нас там лошадь стоит.
   Дядька из-под лобья хмуро взглянул на меня.
   --- Какая ещё лошадь? Ну-ка пусти!
   Отодвинув меня рукой он открыл парадную и вошел, а через пять секунд выскочил обратно, беспорядочно размахивая сеткой с продуктами. Молча, не проронив ни слова, он чуть не бегом пошёл в сторону арки ведущей на улицу.
   --- Всё! За милицией погнал! Хватит прохлаждаться! Давай её или туда или обратно. Скотина стоит в парадной уже два часа. Маринка подмети лестницу.
   Полякова побежала за совком, а мы пошли наверх посмотреть как там Дора. Не успели мы подойти, как дверь напротив квартиры Поляковой открылась и на пороге появилась молодая девица хипповой внешности, в потёртых джинсах, выляневшей рубашке с большими цветами на сиськах и волосами крашенными в ярко-синий цвет. Губы у неё были как у морского окуня красные и огромные. Прищурив большие, явно близорукие глаза она, наконец, разглядела Дору, и рот её растянулся в удивлённо-радостной улыбке.
   --- Чьё чудо!? --- Она ладошкой с синим маникюром на пальцах, ласково потрепала нашу подопечную.
   Я молчал, а Маринка быстро и ловко убирала лошадиный помет. Толик с нескрываемым интересом смотрел на девицу.
   --- Наше чёрт его дери.
   --- А что так грустно?
   --- Радости мало. На улицу не выгнать! --- В сердцах я сплюнул. --- Мучаемся и всё без толку!
   --- Ну, это не повод для грусти. Дадите прокатиться?
   --- Ты её сначала выведи, а потом катайся сколько влезет.
   --- Хорошо. --- Она подошла к кобыле и взяв её морду обеими ладонями приблизила свои губы к её губам и ласково поинтересовалась. --- Ты кто? Как тебя звать?
   Дора потрогала своим большим языком лицо девушки.
   --- Дора она. --- С возрастающей надеждой я наблюдал за действиями красотки.
   --- Дора. Пойдёшь со мной? --- Девушка нежно потрепала лошадку за ухом, взяла за поводок и осторожно потянула её вниз. И та пошла. Сначала чуть упираясь, а потом, отдавшись на волю этой молодой девчонке начала спускаться оттопырив здоровый зад.
   Я стоял, затаив дыхание, боясь спугнуть упрямое животное.
   Две минуты спустя Дора была на улице. Она таращила свои красивые влажные глаза и покорно ждала пока девушка возилась с уздечкой.
   --- Ну, так как? Я катаюсь?
   --- Ради бога наслаждайся сколько хочешь. Тебя как звать?
   --- Валя.
   --- Спасибо Валюша! Как тебя отблагодарить я даже не знаю. --- Я потрогал небритый подбородок.
   --- Не стоит. --- Она умело вывела Дору на проезжую часть огромного, всего в зелени двора.
   Я спокойно докуривал вторую сигарету, когда из-под арки появилась патрульная машина. Она медленно двигалась следом за Дорой и Валентиной.
   --- Всё ж вызвал! Вот гад! --- Я выбросил сигарету и пошел навстречу сильно упитанному сержанту. У ментов, когда они долго хорошо и спокойно служат, появляется неуловимое сходство. Они становятся похожими как близнецы. В этом виновата не только форма. Видимо передаётся стереотип поведения мыслей и суждений. Ломброзо квалифицировал бы их как тип. "Ментовская рожа". Вот и этот представитель мужской профессии выглядел человеком, которому всё уже давно известно и понятно. Его лицо выражало одну единственную мысль. Зачем меня вызвали такого занятого, серьёзного и большого? По какому такому пустяку оторвали от мягкого дивана в родном отделении? Мне его стало откровенно жаль. Он не знал, что было там двадцать минут назад. Он лишился радости торжества судьи, которому можно решать. Казнить или миловать? Он пришел к шапочному разбору. И то, что сейчас он видел, были лишь лёгкие остатки "жуткого" безобразия на подвластной ему территории.
   "Бедный" мент подошел, выставив на всеобщее обозрение свою необъятную грудь. Широко расставив ноги, он как истинный хозяин положения с высоты своего роста оглядел стоящих вокруг людей и покрутил на толстых пальцах ключи на красивом брелке, которым вероятно очень гордился. Ещё раз, окинув взглядом присутствующих здесь людей он, наконец, изрёк.
   --- Чья лошадь?
   --- Моя. --- Признался я, выступая вперёд. А затем мы услышали сакраментальный вопрос прямо из старого анекдота!
   --- Где взял?
   Говорить, что купил, было глупо. Уверенности в том, что этот упитанный хряк понимает юмор, у меня не было.
   --- Друзья дали.
   --- X-м. --- Проурчало "пугало" в ментовской форме. --- Степан загляни в парадную.
   Молоденький мент который всё это время крутился около Доры бросил поводья и в сопровождении "сталиниста" зашел в подъезд. Через пару минут он вышел обратно. Его лицо выражало непонимание.
   --- Там все в порядке. Только запах.
   --- Неужели? --- Сержант недоверчиво уставился на кобылу. Затем что-то для себя решив, он повернулся ко мне. --- Если ты! --- С расстановкой и назиданием произнёс он. --- Ещё раз притащишь этого зверя будешь сидеть на сутках. Понял?
   Я, конечно, понял и утвердительно кивнул головой.
   --- Поехали. --- Он махнул рядовому, и они пошли к машине. Когда представители порядка исчезли, я вздохнул с облегчением и взглянул на Марину.
   --- Всё! Я повёл её в стойло. Меня не жди и ложись спать.
   Помахав на прощанье рукой она скрылась в подъезде. Валя и Толик ушли раньше. Сталинист больше не показался. Я остался один, подошел к Доре и хотел её отвязать. Узда оказалась распущена. Молодой мент сделал своё чёрное дело. Я протянул руку, но Дора с неожиданным для её размеров проворством и я бы сказал даже гибкостью, выскользнула и уже через секунду была от меня в пяти метрах.
   --- Боже праведный! --- Мне ещё не верилось, что мои муки продолжаются. А кобыла продолжала спокойно обгладывать листву на соседнем дереве. Как только я подошел к ней на расстояние одного метра она тут же почти незаметно для глаз опять оказалась вне досягаемости. Я преследовал её по пятам и наверное был похож на чокнутого. Редкие прохожие поглядывали на меня с любопытством, наблюдая как я пытаюсь поймать эту сволочь. У нее, наверное, были свои игры, в которые она по своему конскому недоразумению вовлекла меня, но в подробности не посвятила.
   Таким образом, мы миновали второй корпус и повернув за угол оказались на проспекте Салтыкова Щедрина прямо за музеем Суворова на шпиле которого высилась пятиконечная звезда выкрашенная почему-то зелёной краской. Тут мне показалось, что здесь-то я её и настигну. Протянув руку я хотел схватить болтающуюся уздечку, но в последний момент она изловчилась и проскользнув в узенькую калитку оказалась на свободе.
   Мне было плохо после бессонной ночи, после нервотрёпки с её спуском со второго этажа, а эта скотина пустилась вскачь, всё быстрее удаляясь в сторону метро. Догнать её я был не в состоянии. Единственное на что я был способен так это держаться на расстоянии и не упускать из виду. Приходилось всё равно бежать. Ноги от усталости заплетались, и я семенил за ней с туманом в голове.
   Помощь как всегда пришла неожиданно. Навстречу скачущей Доре шла молодая женщина с ребёнком и когда ничего не подозревающая скотина продефилировала мимо неё, дама вытянула руку и схватив за узду в прямом смысле этого слова остановила на скаку. Весь взмыленный я подоспел чуть позже и разевая рот как рыба выброшенная на берег не смог сказать и двух слов благодарности. Несколько минут я стоял, согнувшись пополам пытаясь отдышаться.
   --- Девушка! Вы знаете, что вы сделали?!
   --- Что?
   Она с лёгкой усмешкой наблюдала как я, превратившись в букву "Г" пытаюсь перевести дыхание.
   --- Вы моя милая только что спасли мою жизнь! Спасибо!
   Последнее слово я буквально прошептал и меня чуть было не вырвало.
   Вот на этом мои "Лошадиные" приключения окончательно кончились. Девушка помогла мне взнуздать Дору. Похлопала её по жирному крупу и махнув на прощание рукой пошла к Таврической. Верхом я не поехал, боясь новых причуд со стороны чёрной хулиганки. По дороге на Невский я попил пивка веселя мужиков рассказом о наших приключениях и уже намного позже я понял, что мне не верят. Считая всё это выдумкой от начала до конца. Ещё позже я вообще перестал рассказывать эту историю. Кому хочется прослыть лжецом?
   Сам я часто вспоминал приключившийся со мной случай. Он был для меня символом человеческого безрассудства и глупости. Сейчас прищурившись и греясь на солнце, я вспомнил Маринку. Её покорность и почти безоглядное повиновение моим прихотям поражало. Она умерла у меня почти на руках ещё в девяносто третьем. Не выдержало сердце. Пьянка!
   Допив кофе и сделав последнюю затяжку, я встал. Пора идти в отель.
  
  
   Глава 3
   Когда вы выходите из "Флоры" и хотите попасть в отель "Адонис" то надо повернуть направо. Призрачно-голубые горы похожие на мираж и серебристая поверхность воды видны лишь отсюда. Дорога, выгибаясь дугой, асфальтированной лентой разрывает людские постройки и проходит вдоль моря, но его, как и гор практически не видно. Сначала их закрывают небольшие виллы расположившиеся слева а метров через пятьсот начинаются современные многоэтажные дома с охраной, подземными гаражами и детскими площадками. Прямо на пешеходных тротуарах растут молодые финиковые пальмы, гигантские фикусы и маленькие кактусы. У меня на дорогу в Адонис уходит двенадцать минут. Этого времени хватает, чтобы подумать о своём сокровенном.
   Сейчас март. В Анталии держится чудная погода и моя жена скопище всевозможных причуд давно ходит на море не только гулять, но и купаться. Это одно из любимых мною зрелищ. Вода ещё очень холодна и мой "Заяц" загорелая пышка подходит к берегу залитому в бетон. Он в трещинах, а местами сломан под действием изумрудных, пенистых волн. От воды её отделяют пол метра скальной породы и предчувствие острых ощущений. Галка незаметно оглядывает берег. Ведь ей интересно, когда за ней наблюдают и оперевшись ладонями о камни окунает свои лапки в прозрачную воду. Её глаза блестят от гордости счастья и состояния удовлетворенья. Она ведь показала всем окружающим, что не боится ни холодной воды, ни бушующих волн в которых преломляясь видно каменистое дно. Я тоже преисполнен гордостью. За неё и за себя. За то, что имею такое ненормальное создание.
   Моя жена неподражаемый человек во многих отношениях. Она очень независима в суждениях и поступках. Если она что-то для себя решила, то будьте уверены, свой бзик доведёт до конца. Галка много лет курила, но решив бросить бросила. Решила не есть мясо, и перешла на фрукты с рыбой. Вздумала купаться зимой и не задумываясь, полезла в холодную воду. Свой плавательный сезон она открыла одиннадцатого января. По профессии программист она в силу сложившихся обстоятельств была вынуждена оставить работу и ничего не придумав умнее посвятила себя творчеству начав рисовать портреты в сорок лет. Удивительно, но рисует она сейчас не хуже многих, кто учился этому специально. Ко всему прочему Галина может быть очень обаятельным и остроумным собеседником, сносно общается на английском и может прекрасно готовить пищу. Но это в том случае если вам повезёт. Если нет, то держитесь от этой "змеи" подальше укусить не укусит, но настроение может испортить основательно. Мои друзья сильно удивляются, как я могу с ней сосуществовать, а я удивляюсь, как мог раньше жить без этого чуда природы. Всё в мире относительно и я предпочитаю беспокойную жизнь со своей кареглазой малышкой, спокойной и беспроблемной каторге с милой, но туповатой дамой.
   Я не отошёл от Флоры и пятидесяти метров, когда услышал за спиной окрик. Меня звал Рустам. Молодой, спокойный рецепционист отеля "Энтур", в котором я заказывал билет до Москвы. Это был небольшого роста крепенького сложения парень. Месхетинский турок. Пришелец, в этой стране пытающийся адаптироваться в чуждой ему атмосфере и скорее всего обречённый на провал в своих попытках. Турки очень неохотно принимают на работу иностранцев, даже если иностранец свой по крови. Здесь, как и во всём цивилизованном мире существовала проблема безработицы. Он будет конечно работать, проявляя должное усердие, но повысить свой статус ему, скорее всего не дадут.
   --- На. --- Он протянул мне бумажку. --- На двенадцатое нет. Тринадцатого полетишь?
   --- Конечно. Пусть тринадцатого. Какая собственно разница.
   Я покрутил в руке маленький листок бумаги. Билет для меня заказывало туристическое агентство "Ender Tours".
   --- Прекрасно! Число вот только! Не нравится мне эта цифра!
   Рустам улыбнулся.
   --- Я в приметы не верю. Ерунда всё это. Ну да ладно спущусь вниз. Пока!
   Пожав на прощанье руку, он пошёл по грунтовой дороге в сторону крутого обрыва, на дне которого плескалось Средиземное море.
   С цифрой 13 у меня связаны не самые весёлые воспоминания. О них не стоит много говорить. Я помню. Мне этого хватит до конца моей жизни и когда я шёл к "Адонису" прячась от ослепительного солнца в тени редких деревьев неприятное ощущение непоправимого не оставляло меня всю дорогу. Будто катишься вниз по ледяной горке. Не зацепиться, не затормозить. В конце концов, я выкинул из головы досаждавшие меня мысли и, входя в высокий холл отеля, я уже думал совсем о другом.
   Отель "Адонис" обычный ничем особенно не выделявшийся с наружи внутри имел довольно интересный интерьер. Вытянутый перпендикулярно входящему человеку холл слева имел малюсенький бар со всех сторон окружённый журнальными столиками и удобными мягкими креслами. Если повернуть правее то в узком проёме-коридоре, можно обнаружить маленькие магазины. Они притаились за большими стеклянными витринами и манили прибывших туристов блеском и пестротой. Здесь продаются сувениры, парфюм, одежда, кожа и конечно золото. В Турции весь мало-мальски крупный туристический бизнес сводится к коже и ювелирным изделиям. Золото здесь не может соперничать по качеству с нашим российским, но сами изделия как произведения искусства, представляют маленькие шедевры. А вообще если говорить о качестве то турецкие изделия стоят, наверное, на первом месте по количеству недоделок и брака. Это касается буквально всего, начиная с обуви, которая может развалиться на следующий день и заканчивая ювелирными и кожаными изделиями. Когда цепочка будет царапать шею, а у куртки отваливаются заклёпки. Сам испытал. Любезный продавец с обаятельнейшей улыбкой будет уверять вас что нигде больше вы не найдёте товар лучше и дешевле. Обманывать иностранцев здесь любят. Я, конечно, не думаю, что это является национальной чертой турецкого народа. Скорее всего, мне просто не везло. Я вращался в сфере туристического бизнеса, где нет постоянных клиентов и возможность безнаказанно крутить "динамо" развратило людей причастных к этой деятельности, но далеко не всех. Мне встречались люди оказывающие помощь или услуги совершенно бескорыстно, но таких мало. Я думаю причина в вере. Им абсолютно чужда наша религия и понятий, которыми мы почти ежедневно манипулируем в своём сознании используя в жизни даже не задумываясь для них просто не существуют. Странно! Ведь ислам, иудаизм и христианство были основаны на монотеизме, представлении о едином Боге. Христианство, правда, в несколько иной форме и под другим названием появилось раньше, чем ислам. Мусульманство же основал пророк посланник Аллаха Мухаммед только в 7 веке среди воинственных арабских племён в Западной Аравии посреди жаркой долины окружённой скалистыми горами там, где сейчас Медина. Второй город после Мекки.
   Бог един, но отношение к христианам у мусульман далеко не безоблачное. Отличаются концепции, в том числе и моральные устои. Им надо себя ломать, чтобы подстроится. А зачем? Я думаю все исламисты вполне благополучно обходятся без нашей христианской нравственности. Для нас это как воздух и вода. Для них это ничто. Для нас смерть это развилка двух дорог, и по какой из них нас поведут, никто не знает. Для них смерть начало нового сказочного существования. Мы трепещем перед Адом, и никто не знает, что нас ждёт. Для них смерть лишена карательного финиша и поэтому не так страшна. Но каждому из нас, независимо от веры хочется быть чистым, особенно на смертном одре, хотя мы и неспособны оценить всю меру своей вины перед Всевышним. Кто бы он ни был Христос, иудейский Яхве, или мусульманский Аллах. И есть ли эта Вина? Мы дети любви, а это очень просто. Пора перестать быть больными и верить в то, что когда мы умрем, жизнь только начнётся. Настоящая жизнь здесь и сейчас с болью, страданием, любовью и ненавистью. Я не хочу разделять наши религии. Мы созданы одним богом и их не может быть много, лишь называем по-разному. Ведь нельзя же нашу планету разделить на несколько маленьких шариков и на каждый посадить по Всевышнему. Но все хотят своего персонального, потому что у каждого человека в душе Бог свой. И все мы совершенно разные и одинаковые одновременно, но не хотим этого понять. У мусульман, конечно, несколько иной взгляд на жизнь и порой мне кажется, что они далеки от понимания наших проблем настолько, насколько волк далёк от понимания проблем, скажем вороны. Правители этим удачно пользуются. Эти господа преследуют свою цель. Власть. Слаще этой заразы нет ничего. Они только делают вид, что прониклись сутью вещей, а это просто игра. Им просто позарез не хочется терять кресло, в котором они так твёрдо по их убеждению сидят. А нам простым смертным нужно лишь одно. Существовать и желательно мирно. Это аксиома. Никому не нужна война. Люди хотят любить, хорошо жить, рожать и растить детей. Не народы начинают войны. Их начинают проповедники. Такие как Сталин, Бен-Ладен и Гитлер. Во всяком случае, пока идеологи занимаются грязными делишками преследуя свои меркантильные интересы, пытаясь стравить людей, те, кто поумней, торгуют, занимаются бизнесом, а люди попроще предпринимают попытки проникнуть в западные страны путём вполне легальным. Через брак, создание семьи, а потом, обращая в свою веру жену или мужа, перетаскивают своих родственников для проживания в Германию или в ту же Голландию. Исламский мир очень жизнестоек и привлекателен в основном для женщин из стран западной Европы, для обновления крови, продолжения рода и просто для экзотики. Дамам плевать на какой почве выросло турецкое обожание, цветы, ласки, признания в любви. Они хотят этого сейчас и немедленно, а уж турецкие мужики на это мастера. Как бы там не было они очень хитры, и обмануть туристку им ничего не стоит. Есть же такое выражение "Восточная хитрость". Нам не понять направление их мыслей, изначально не понять мотивы их поступков. Смешивание рас?! Пожалуй, лишь женщины с радостью пойдут на такой шаг. Они более гибки, прагматичней и дипломатичней мужиков. За примером далеко ходить не надо. Наш милый менеджер Алсман так любезно предоставившая мне с женой возможность работать в отеле. Она просто хороший человек, которому не безразлично всё интересное и прогрессивное.
   Пройдя по коридору мимо маленьких шопов, я оказался на своём рабочем месте. Самих продавцов не было видно. Все ушли на ланчь. Я оглядел просторный зал. Отель был размещён на одиннадцати этажах видимой части здания и ещё уходил на четыре яруса под землю. Там где мы работали, находились магазины, рецепшен, один маленький бар и ещё один значительно больше рядом с которым был вход в ресторан. Ниже собственно уже под землей, если спустится по одной из двух мраморных лестниц завитых в незаконченную спираль с толстыми трубчатыми перилами золотистого цвета, находились увеселительные заведения. Там стояли две телефонные будки для международной связи, отделанные под ценные породы дерева, ночной клуб где наши девчонки занимаясь консумацией вытряхивали деньги из состоятельных особ мужского пола танцуя стриптиз а, в общем, работали на двух бугаёв арендующих помещение бара. Здесь расположился ещё один ресторан, где пел и прекрасно танцевал молодой человек с повадками женщины, Эльнур. Ещё ниже, опять ресторан с уютным баром, а уже в самом низу, служебные помещения. Каждый этаж был опоясан такими же золотистыми перилами, как и лестницы. И всё это великолепие очень похожее на театральные ярусы пронизывала светящаяся колонна около метра в диаметре сотканная из тонких почти невидимых нитей, по которым медленно стекало масло. Эффект был потрясающим.
   Подойдя к перилам со стороны дикой по воплощению, на мой взгляд, скульптуры древнегреческого бога Адониса я посмотрел вниз, где у подножья прозрачной колонны
   расположился зимний садик, с диковинными растениями и увидел выходящего из бара своего приятеля. Он шел наверх. Познакомились мы с ним в первый же день нашей работы в отеле. Тогда меня сразу поразила внешность этого молодого мужчины. Очень бледное почти белое лицо. Густые, короткие иссиня-черные волосы, дуги бровей такого же цвета двумя арками взлетали над подвижными, но не крупными глазами. Когда, я увидел его в первый раз, то испытал чувство лёгкого шока, уж очень театрально загримировано он выглядел. Высокий, стройный в потёртых джинсах с продольными дырами на коленях и чуть ниже ягодиц. Таким, я его помню. Обувь он носил великолепного качества, очень дорогую и красивую, отнюдь не турецкий ширпотреб, и как, я впоследствии заметил, в одежде, парфюмерии, и стиле Барышь соблюдал неукоснительное чувство меры, и хорошего вкуса. Да, его звали Барышь. Он, вместе со старшим братом содержал при отеле маленькую лавку кожаных изделий, а заодно развлекался, как мог, занимаясь от скуки живописью прямо в магазине. Писал он свою возлюбленную украинскую стриптизёршу Иру на шикарном итальянском мольберте. Я её никогда не видел только на фотографии. Для Барыша наше появление на "сцене" "Адониса" было если не подарком судьбы то маленькой удачей. Он, оказывается, долго мучался над своим творением в поисках формы цвета и сходства. Две фотографии, которые он имел, страдали большим изъяном, были очень малы и делать работу метровой высоты не имея достаточно опыта с его стороны было, мягко говоря, глупостью. Сразу после знакомства он потащил меня с Галиной к себе в магазин, показывать недоделанный шедевр и мне сразу стало всё ясно. Я имею некоторый опыт общения с такими людьми. Сначала они просят помочь лишь чуть-чуть после чего сами берутся за дело и всё портят а испортив благосклонно разрешают закончить работу. Чёрт возьми, но я ленив и не желал тратить время в альтруистских потугах совершать бессмысленное добро. Дел у самого по горло. Его жизнь не висела на волоске, его личной любви ничто не угрожало, и занимался он этим скорее от нечего делать. Ведь была середина зимы и клиентов не было. Поэтому когда он обратился ко мне с просьбой помочь я не отказал и сделал, то, что он хотел. Вложив в помощь много, но не всё. Мы не стали после этого врагами и между нами не пробежала ни одна чёрная кошка просто он больше не обращался ко мне с подобной просьбой. Единственное что он неизменно делал так это мешал мне закончить заказанные англичанином портреты и то я думаю не по злой воле а просто так от недопонимания. Не лучше поступали и остальные. Во время работы ко мне подходили туристы, продавцы, официанты, обслуживающий персонал и проститутки. Кстати последнии почему-то проявляли больше такта. Меня сможет понять только тот человек, который хоть немного занимался творчеством. Иногда кажется, что вот нашел, поймал мысль, а порой это даже и не мысль вовсе, а какое-то неосознанное ощущение, когда чувствуешь что надо сделать так, а не иначе и находишься будто в подвешенном состоянии и кругом никого нет и вдруг бац. На тебя выливают ушат холодной воды и ты трясёшь головой ничего не понимая а тебя хвалят какой ты молодец а тебе уже ничего не надо остаётся только злость и досада. С уличными портретами всё просто. Там результат достигается высокой степенью концентрации внимания и в какой то мере привычкой работать на людях когда есть кураж и ты чувствуешь, как люди балдеют от твоей работы. Живопись совсем иное более тонко-материализованное действие когда порой ощупью пробираешься к цели и чтобы не споткнуться в потёмках лучше когда ты один и тебе никто не мешает.
   Вот и сейчас я знал что подойдут, будут задавать глупые вопросы на непонятном для меня языке. Одним словом лезть в душу. У меня появилась даже дурацкая идея заткнуть уши ватой или одеть наушники, но так как появление поклонников стало бы ещё более неожиданным, а значит, ещё неприятней я отбросил эту мысль прочь. Людям безразлично с затычками ты сидишь или без них, скорее всего они стали бы меня просто теребить за плечо или за какое-нибудь другое место.
   На лестнице появился Барышь. Сегодня он был одет во всё белое кроме обуви и майки. В белых джинсах такого же цвета лёгкой куртке с засученными чуть ниже локтей рукавами и чёрного майке. Пояс его украшал чёрный ремень с металлической пряжкой типа "Крокодил" и чёрные с коричневыми разводами высокие итальянские ботинки. Хорош нечего сказать! На его лице блуждала характерная загадочно-невинная улыбка.
   --- Как дела? Он протянул мне руку. По-русски этот молодой турок объяснялся сносно, говоря наши слова вперемешку с английскими, но мне было до него далеко. За пол года я не выучил и ста слов на его языке. Это было не явной тупостью с моей стороны, просто я не желал изучать этот язык. Его не принимал мой организм, моё внутреннее я. Оно не хотело впускать турецкий ни под каким соусом.
   --- Guzel!
   Выполнив ритуал и увидев, что работать я ещё не начал он ушёл в свою лавку, а я, поставив мольберт рядом со стеклянной дверью ведущей на улицу сходил за подрамниками стоящими в маленьком подсобном помещении. Там у уборщиков находился их инвентарь. Мётла пылесос и тряпки, а у меня с Зайцем все, чем мы дорожили больше всего. Наши художественные материалы.
   Какое всё-таки это мучение делать живопись с фотографий полученных по Интернету перетащенные на дискету, а затем отпечатанные в цифровой фотолаборатории. Человеку не сведущему всю тоску этого предприятия не объяснить никогда. Не видя натуры не ощущая дыхания и характера портретируемого создать что-либо стоящее практически невозможно. Надо рисковать или идти на эксперимент, создавая работу "А-ля" авангард или придумывать нечто невообразимое, чтобы скрыть характерные черты. И то и другое хреново. Дело в том, что не каждому лицу подходит грубый стиль. У меня задача была ещё сложнее, написать четыре разных портрета. Самого Бернхарда его жену очень милую по всей вероятности женщину, их сына молодого парня лет двадцати и дочь приблизительно такого же возраста. И сделать это надо было в одной манере потому, что там, в далёком Лондоне висеть на стене они будут, скорее всего, вместе. Не видя их, не поняв, чем они "дышат" можно было написать совершенно других людей ведь у каждого человека есть свои только ему присущие особенности, которые, к сожалению, знают лишь очень близкие родственники. Проблема состояла ещё и в том, что о манере написания портретов не было сказано ни слова. Как делать? В авангарде, в импрессионизме или реализме? После всех "титанических" усилий мне могли просто не заплатить, а я если и получил бы деньги, то лишь символическую сумму. Моя работа и поездка в Москву теряла всякий смысл. Несмотря на это я верил, что сумею, и старался как мог. Деньги, которые я мог получить за свою мазню были для нас с женой приличные, и отказываться от этого заказа было безумием.
   Я вытащил из подсобки палитру с невысохшей краской и с лицом каторжника за два захода вынес всё остальное. Когда я всё это выставлял туристы фланирующие мимо поглядывали на меня с интересом. Поставив на мольберт незавершённый портрет парня, я задумался. Работать не хотелось совершенно. Посмотрев через стеклянную дверь на улицу, я зажмурил глаза и попытался сосредоточиться. Никто не сделает эту работу за меня, осталось совсем чуть-чуть и последний портрет будет завершен. Вчера я расслабился и, не подумав, создал приятный мягкий колорит крупными преимущественно в фиолетово-голубых тонах мазками. Причудливый фон за головой парня настолько сильно отличался от самого портрета и от других, что говорить о какой то там гармонии было нельзя. На нём явственно проступали черты лондонского Тауэра и моста через Темзу. Я не был в Англии, а уж тем более в Лондоне и эта импрессионистская чепуха возникла из ниоткуда в моём ненормальном воображении. Мягкая прохлада холла отсутствие большёго количества людей действовали на меня усыпляюще и уставившись на холст я чуть не засыпал. Солнце из стеклянных дверей безмолвно струилось, мешая собрать мысли в кучу и заниматься делом. Взяв мастихин, я решительно, плоскостью снял с холста блестящий и ещё сырой красочный слой. Жаль! Мгновенно изменившись от грубого вторжения металла, фон сломался, обнажив грубую структуру холста. Ничего не поделаешь, чтобы создать довольно часто надо рушить. Продолжая снимать красочные слои, я не заметил, как ко мне подошёл Барышь. Он с удивлением смотрел на безжалостную расправу с атмосферой праздника написанного вчера.
   --- Зачем это делаешь?!
   Я попытался ему объяснить. Не знаю, понял ли он меня? Видимо настроение, в котором я находился, сказало ему больше чем слова и, сунув руки в карманы белых джинс он пошёл к себе.
   В этот день я практически всё закончил и уже в семь часов вечера сидел, обставившись портретами в надежде что кто нибудь клюнет на масло и у меня появится заказ. Я ошибался. Туристы проходили с одобрением кивали и на этом их интерес испарялся. Так совершенно бессмысленно прошёл остаток вечера. Галя пришла около девяти, но у неё страшно разболелся живот и, посидев со мной минут тридцать она убежала домой. В одиннадцать часов вечера, когда я решал философские проблемы с Ванькой, молодым парнем, временно работающим аниматором в нашем отеле к нам подошёл такой же юный и шустрый. Присев на корточки он внимательно рассматривал портреты, а затем неожиданно спросил, где тут у нас ди-джей. Мы ему указали место поиска и опять остались одни. Минут двадцать Иван мучил меня глупыми разговорами о смысле жизни, на это я ему ответил, что смысла в жизни который люди вкладывают в это слово нет ни у кого. Ни у меня, ни у него и вообще эта тема волнует человечество столько, сколько оно себя помнит.
   --- Вань! Если подойти к этому вопросу серьёзно по философски, то смысла в нашей жизни действительно нет. Смысл появляется только тогда когда предмет, о котором ты думаешь, приложен к чему-то относительно чего-то. Как у Эйнштейна. Вот мы с тобой приложены в данный момент к этому отелю и в этом смысл огромный. Но если взять по большёму счету, то смысла и в этом довольно мало.
   --- Да ладно! Как это никакого!? А дети потомство и всё такое!?
   Он крутил своей лохматой башкой. Рыжий, веснушчатый с маленьким носом и большими ушами выпиравшими даже из под длинных волос.
   --- Представь себе вселенную. Полностью ты её себе вообразить всё равно не сможешь, крыша съедет. Потому как у неё нет ни конца, ни края, она бесконечна. В этой бесконечности болтается бесчисленное количество мёртвой материи и биологической, живой. Если мы, например, возьмём отель и тебя то вы, конечно, существуете относительно друг друга. Вас можно измерить, а вот нашу планету по отношению к бесконечной вселенной измерить нельзя. Земля по мере увеличения размеров пространства будет уменьшаться до тех пор, пока не превратится в ноль. Нет нашей планеты и нас нет. Мы оба нули и даже не это. Как бы тебе сказать. Я задумался. --- Мы, как чей-то сон, который когда-то кончится. Но ведь нет и того, которому мы снимся! А дети! По большому счёту они тоже бессмысленны, потому что человечество не может существовать вечно и если сейчас себя не погубит, то рано или поздно исчезнет как вид. Мы никому во вселенной не нужны. Всё стремится к состоянию покоя и вселенная тоже. Движение светил, молекул, атомов и микрочастиц создаёт дисгармонию, а уж биологически активные элементы вроде нас с тобой тем более. Вот Паскаль, например, ещё в середине семнадцатого века сознавал как хрупок и ничтожен человек по сравнению с бесконечностью. Но живых существ это мало волнует. Все мы живём страстями и редко вспоминаем смерть. Ты думаешь о смерти?
   Я посмотрел на Ваньку. Похоже, этот вопрос перестал его волновать.
   --- Ладно, рассуждать на такие темы вредно для здоровья. Мы существуем и, слава богу. Ты хот что-нибудь понял?
   Он покрутил головой.
   --- Зануда ты, однако, а я ни хрена не понял. Вон смотри опять этот идёт.
   К нам направлялся парень, который искал ди-джея.
   --- Нашёл?
   --- Да.
   Выглядел он как-то нервно, всё время оглядывал холл и проходящих людей зачем-то вытащил ключи из кармана, а потом сунул их обратно.
   --- Нашёл, но ему это не надо.
   --- Что продаёшь?
   --- Аппаратуру.
   --- Какую?
   --- Она в машине. Может, посмотришь?
   Посмотреть было можно, только я не видел в этом смысла. Как и в том, что живу. Мне надо уезжать и денег на штраф нет. Вернее были, но так мало что в случае неудачи с портретами я не смог бы вернуться в Турцию.
   --- Сидишник "Техникс", дека двухкарманная тоже "Техникс" и тюнер "Сони". Пойдем, взглянешь, отдам дёшево.
   --- Усилитель есть?
   --- Чего нет, того нет.
   --- А дёшево это как? Я не знал для чего я всё это спрашиваю, так как у меня в отеле была всего сотня баксов, работы не было совершенно и деньги которые я имел, грели мне сердце. Это был ключ к самолету, на котором я должен был вылететь в Москву.
   --- Сто пятьдесят долларов. Всё работает. Бери, не пожалеешь.
   Нервозность его прошла. Теперь он увидел во мне потенциального покупателя.
   --- Аппаратура не новая, но всё функционирует. За эти деньги ты ничего подобного никогда не купишь.
   Это правда, я никогда не смог бы купить, сразу три блока, пусть это и паршивенький "Техникс" за ничтожные сто пятьдесят. Недостающий полтинник я мог взять и у Галины. А воплей сколько!
   --- Я взял бы да денег маловато. Если за сто двадцать?
   Это была уловка, самообман. Я начал торговаться в надежде, что он откажет и сомненьям придет конец.
   --- О,кей! Бери!
   Почесав в затылке, я направился к выходу.
   --- Хорошо идем, посмотрим.
   Похоже, я бросался в омут с головой и мне было не остановиться. Так всегда. Я потом буду себя ругать, но не в данный момент. Зная, что мне сейчас это железо не нужно я как кролик ползущий к удаву в пасть для себя уже всё решил.
   На улице в тёмном переулке стоящем перпендикулярно "Адонису", притаилась легковая "Рено" тёмно-синего цвета. В ней сидели два молодых парня. Они были русские. Слушая их разговор, я понял, что они аниматоры из Белека, курортного местечка на берегу моря рядом с Анталией. Аппаратура лежала в багажнике машины. Документов на эти ящики, конечно, не было и надо было проверить в каком они состоянии.
   --- Поехали во "Флору" посмотреть надо.
   Я вернулся в "Адонис", очень быстро спрятал свои вещи вышел из отеля и сел в машину.
   --- Ты знаешь --- Обернулся ко мне парень, с которым я договаривался. --- Музыка классная и работает отлично.
   --- Никакая она не классная. Дёшево, поэтому и беру.--- Я не стал спрашивать, откуда она у них и почему они продают за смехотворную цену.
   Во "Флоре" на тумбе около бара сидел "Убийца". Его так прозвали с лёгкой Лилькиной руки. Что бы нагнать жуть на персонал отеля она распространила слух, какой он зверюга, что этот милый в сущности человек с лицом настоящего мужчины серийный убийца, а он при ближайшем рассмотрении оказался добрым и спокойным малым. За стойкой стоял Мамед. При моём появлении он широко заулыбался и вышел в зал. "Убийца" развернувшись на высоком стуле показал входящим самую очаровательную гримасу на которую был способен. Время было позднее и они преспокойненько пили "Раки". Оба были навеселе и в превосходном состоянии духа. Увидев входящих ребят Мамед насупился. Делал он это смешно, поджал полные губы и стал смотреть исподлобья. Незаметно для других взял меня за руку и потащил в глубь ресторана за дверь в телевизионный холл, где я расписал стену ромашковым полем, лесом на горизонте и полуразвалившуюся избу. Сделав страшное лицо и косясь на дверь, он начал что-то быстро говорить по-турецки. Из его речи я понял только одно, люди с которыми я пришел, были далеко не святые, о чём я естественно догадался сам. Но мне постоянно приходится иметь дело с разными людьми и в силу профессиональной зависимости она не даёт права выбора рисовать одного, а другому отказать. Если бы я руководствовался подобными принципами, то давно остался бы без штанов. В Санкт-Петербурге мне приходилось иметь дело с явными бандитами, приезжавшими ради куража рисовать свои стриженые морды и своих миленьких дам которым было безразлично, откуда берутся бешеные деньги. Так неужели я испугаюсь каких то сопливых юнцов, которым вдруг припёрло продать аппаратуру в три, если не в четыре раза дешевле её истинной стоимости.
   --- Мамедычь успокойся! Всё хорошо! --- Я похлопал его по плечу. --- Нет повода для беспокойства! --- То, что я сказал он не понял совершенно, но тон и выражение моего лица привели его в обычное, благодушно-весёлое состояние.
   Мамед как-то сразу пришёл в себя. Перестал дёргаться и таращить чёрные глаза. Мы вернулись в ресторан буквально через минуту, и наше появление было встречено лёгким почти незаметным вздохом облегчения.
   Межблочных кабелей не было, и проверять пришлось без звука наблюдая за зелёными дисплеями аппаратов. По опыту я знал, на что следует обращать внимание и пришёл к выводу, что всё в порядке. Оставалось главное, убедить жену в необходимости приобретения этих железяк. Я попросил подождать и поднялся на третий этаж к нам в номер.
   Галька лежала на кровати в халате и ела орешки. По всей видимости, чувствовала она себя прекрасно, животом больше не страдала, выглядела изумительно и была в отличном настроении. Мне стало её жаль. "Сейчас у тебя настроение из радостного превратится в настроение гремучей змеи, когда ей наступят на хвост". Подумал, я. А она безмятежно лежала с улыбкой на лице не подозревая какую гадость я ей приготовил. Мне не приходило на ум с чего и начать.
   --- Как здоровье?
   --- Прекрасно! А у тебя? Заработал, что нибудь? --- Она перевернулась со спины на бок и, подложив под голову ладошку, поглядела на меня с интересом.--- Ты какой то не тот. Что случилось?
   Вопрос был задан невинный, но я не знал, как лучше на него ответить.
   --- Зайчик. Мне тут вещь предложили одну, и я думаю надо взять.
   Она насторожилась, приподнялась на локте и перестала жевать.
   --- Какую вещь? Ты постоянно что-то придумываешь! Сколько можно и что ты хочешь ещё купить?
   Я подошёл к кровати и взял её тёплую руку.
   --- Понимаешь, предложили аппаратуру раза в четыре дешевле её стоимости. Может это и глупость, но упускать такой шанс глупость ещё большая.
   Она высвободила мою руку, села спустив ноги на пол и посмотрела на меня с сожалением как на больного.
   --- Какой ты дурак! Боже, какой дурак! Тебе ведь на штраф нужно! --- Она обхватила свою голову руками и, взъерошив волосы встала.--- Впрочем делай как знаешь.
   Совершено неожиданно я почувствовал приступ злости. Какого хрена она со мной так разговаривает. Я что действительно идиот и не знаю, что делаю!? Я наклонился над её телом.
   --- Ты совершено не понимаешь. Мне предлагают блоки "Техникс" за смехотворную цену. Без усилителя, правда и акустики, но сто двадцать баксов не великие деньги и не стоят они того чтобы грызть друг другу глотки. Сотня у меня есть. Добавь двадцатку.
   Галька молча достала сумочку, порывшись достала бумажку и бросила её на кровать.
   --- Подавись.
   Не вдаваясь в дискуссии, я взял деньги и вышел. В душе возилась какая-то противная тварь. Маленькая очень ехидная не позволяющая радоваться предстоящей покупке. Жена была, конечно, права я совершал необдуманный поступок. Сейчас мне эти деньги были нужны на штраф, который я должен был заплатить в аэропорту за просроченную визу и она боялась, что в случае моей неудачной поездки в Москву я не смогу снова въехать в Турцию. Но у меня оставалось ещё четыре рабочих дня и я верил, что умудрюсь заработать нужную сумму.
   Парни сидели в ресторане и преспокойно смотрели телевизор. Аппаратура лежала на столе, за которым мирно курил "убийца" а Мамед оформлял номер для юной проститутки около которой в нетерпении переминался господин солидного вида. Тихо играла турецкая музыка. Идиль была полной. При моём появлении никто даже бровью не повёл, только девица бросила на меня заинтересованный взгляд. Не успев переспать с одним, она уже искала очередную жертву. Я подошёл к столу, где покоилось то из-за чего мы с женой столько лет конфликтовали. Она всегда относилась с ревностью ко всем моим увлечениям, будь то музыка, фотография или что нибудь другое, если это что-то не приносило существенного дохода. Она меня ревновала в буквальном смысле этого слова ко всему что являлось моим пристрастием. Ругалась, закатывала истерики, требовала, чтобы я прекратил заниматься ерундой, не тратил деньги впустую, больше работал и уделял ей больше внимания. Возможно она была права, ей как истинной стопроцентной самке не хватало от меня совсем немногого. Обожания, преданности и, наверное, полного подчинения. В этом она преуспела не мало. Я почти совсем перестал читать литературу, а в силу моего абсолютного неприятия ругани и склоки, совершенно не вступал в дебаты, если она не переходила рамок взаимного уважения. Вот и эти напичканные электроникой ящики стали сегодня причиной нашей размолвки. Прискорбно, но факт. Все мои попытки создать уют подчиняясь своей логике не находил отклика в её сердце. Я, наверное, жуткий болван, но как не парадоксально наступал момент, когда мои железяки не только приносили пользу, но в трудные времена были финансовой поддержкой. Фотоаппарат, например, помог мне выжить в Норильске. Фотографируя продавцов потом я делал портреты и на этом зарабатывал. Пути господни неисповедимы, может случиться, что и сегодняшняя покупка станет для меня единственной помощью в этом непредсказуемом мире.
   --- Как? Берёшь? --- Они подошли сзади, когда я в задумчивости рассматривал аппаратуру.
   --- Да. Я её возьму. Держи.
   Я протянул им деньги. Теперь мне надо было отнести это хозяйство наверх. Всё вместе оно не превышало и восьми килограмм. Получив доллары, пацаны сразу ушли, а за ними. Окинув ресторан взглядом, ушла в номер и "влюблённая" пара. Не приставая к Мамеду с просьбой о помощи я взял покупки в охапку и пошёл наверх. Коленом открыв ручку двери в номер я зацепился ногой за порог и ввалился в наше жилище. Галка по-прежнему лежала на кровати и с улыбкой полной сочувствия наблюдала за моими телодвижениями.
   --- Я вижу твои старанья не пропали даром. Поздравляю! Что ты ещё хочешь здесь приобрести? Может быть телевизор или холодильник? --- Она покоилась в непринуждённой позе на кровати. Одну ногу закинув на другую с издёвкой поглядывая на меня и шевеля нападикюренными пальчиками при этом не забывая жевать орехи.
   --- Кто нибудь видел, как ты покупал всё это? Она показала ногой в сторону аппаратуры и зевнула.
   --- Видели. --- Огрызнулся я. --- Мамед и "Убийца".
   --- Отлично! Ты как будто не знаешь что "Убийца" работает в "Оfo" и Каану готов задницу лизать а аппаратура наверняка оттуда. Они её сегодня предлагали Стефану, но он не такой идиот как ты. Отказался.
   Она встала.
   --- Аппаратура не из "Ofo". Я слышал их разговор. Они из Белека. --- Я устанавливал блоки один на другой и не видел как она одела босоножки как она ничего мне не сказав тихонько открыла дверь и вышла из номера. Я ещё что-то говорил, доказывал, приводил всевозможные доводы в оправдание своего поступка, а её уже не было, она испарилась.
   Настроение у меня было отвратительное и, спускаясь в ресторан, я ругал свою жену последними словами. Мне до чёртиков надоело наше с ней противостояние и необходимость каждый раз защищать свои действия. Злость у меня была не только на неё. Сколько раз за время нашей совместной жизни я пытался вылезти из состояния финансового голода. Хотел сделать какое нибудь стоящее дело и поправить наше положение. Хотел придумать другое более спокойное и прибыльное занятие. Мало кто из людей подозревает, как трудно порой работать уличным художником портретистом. Летом хорошо. Мы как воробьи. А зимой когда снег и дождь, а мороз иногда достигает минус пятнадцати и ниже приходиться рисовать и не, потому что кто-то приказывает. Там свой коллектив своя атмосфера, в которой дышится легко и нет начальников. Ну а если не будешь выходить на панель сам виноват, останешься голодным. Многим наша профессия кажется лёгкой, несерьёзной и не обременённой никакой ответственностью. Считают, что деньги мы получаем ни за что. Есть, конечно, понимающие. Один человек высказался по настоящему метко в отношении нашей работы, мой тёска из Норильска. Туда меня занесло в поисках заработка на удивление всех без исключения художников Невского проспекта. Хотел в Германию, а попал в Заполярье. Как-то раз сидя дома у этого здоровенного мужика и попивая чай мы разговорились. Он с удивлением спросил как я могу зарабатывать деньги таким образом ведь каждый портрет это экзамен. Не сдашь, денег не получишь. Меня тогда очень поразило это сравнение. Откуда он абсолютно далёкий к моему делу человек мог понять трудности нашей профессии.
   Галина ушла тихо ничего не сказав дав этим понять насколько пренебрежительно она относится ко всему что касается моих интересов. Всё шло к разрыву, и наши отношения благополучно катились в пропасть развода.
   Ей было досадно наблюдать мои поражения. Я бросал её одну уезжая в Норильск, на Кипр, в Хорватию ища приличный заработок и почти везде я опаздывал. Чужим художникам рисовать не разрешали. Хочешь рисовать, плати налог. Не можешь платить вали по хорошему или просто отдыхай. Времена, когда твой фейс могли изобразить лишь в Париже на Монмартре давно прошли. Сейчас почти во всех странах и крупных городах свои маляры и устраивать соревнования на конкурсе "Лучший портретист" с иностранцем никто не хочет. Людям не до творческих изысканий. Жизнь везде не мёд и все хотят заработать без лишних проблем, а уж русские, а тем более Питерцы или Москвичи проблемы эти просто генерируют. Хорошая школа, привычка работать в исключительно трудных конкурентно тяжёлых условиях доставляют другим менее опытным художникам массу неприятных ощущений. Здесь их был целый сплав. От элементарной жадности до зависти.
   В ресторане куда так по-английски сбежала Галина был музыкальный полумрак и прохлада. Моя жена изображала обиженную принцессу и даму дипломата в одном лице выполняющую колоссальной тяжести работу касающейся моей покупки. Эта женщина сумела таки сделать приобретение аппаратуры из обычного поступка в преступный. Когда я подошёл к бару, она демонстративно заказала у Мамеда "Раки".
   --- Не наливай. --- Я отвёл его руку с бутылкой от её фужера.
   --- Мамед не слушай его! Наливай!--- И с искажённым от злобы лицом выплеснула в мою сторону. --- Что обосрался!?
   Я промолчал и только выползшая откуда-то снизу ярость захлестнула моё существо. Я от неё ожидал всего, но не этого. Забыть будет сложно. Слишком хорошо запечатлелось в моей памяти её лицо, искажённое злобой и ненавистью. Такой я её ещё не видел и этого ей никогда не смогу простить. Сплюнув, я ушёл.
   Через час она пришла в номер молча разделась и легла рядом. Покуражилась она на славу. Иногда мне кажется что, жалея, её я, унижаю себя, делая хуже нам обоим. Она привыкла к безнаказанности. Виртуозно этим пользовалась и в своём хамстве перестала видеть границы.
   С самого начала весь прошедший день был более или менее удачным. Я закончил работу над портретами, узнал точную дату вылета в Москву, купил технику за сносные деньги и лишь в самом конце этих беспокойных суток мне не повезло. Человек, который по идее должен быть мне самым близким всё испортил. Был близким. После минувшего скандала во мне сломалась тонкая как паутина пружинка и я никогда не смогу к ней относиться по-прежнему. Нужно было рвать. Спорить и убеждать мне надоело. Это было со мной давным-давно, когда были живы мои друзья и подруги, когда я верил что в споре рождается истина и только кулаком можно доказать кто из нас прав. Она прекрасно знала, что я её никогда не трону и не боялась моего гнева. Очень многие принимают человеческую покладистость за слабость, а уступки за трусость и тут же начинают забираться к тебе на шею. Так и у нас с ней. Впрочем, снисходительными к женским слабостям могут быть лишь те мужчины, которые любят женщин. Я их люблю и часто закрываю глаза на выходки "слабого" пола. Ничего хорошего мне это не дало. Сколько раз я собирался уходить и уходил, но каждый раз уступая её мольбам, возвращался, игнорируя известное. "Уходя, уходи"!
  
  
   Глава 4
   Сегодня утром мне торопится, было некуда и, проснувшись в десять я валялся на кровати, бессмысленно уставившись в потолок. Рядом разбросав по подушке белые волосы, спала Галина. Повернув голову я рассматривал её лицо и тело прикрытое лёгким одеялом. Какая она безмятежная, мягкая, с загорелым плечом выглядывающем из под вздёрнутого рукава ночной рубашки. Вот так всегда. Когда я её вижу мне становится спокойно и хорошо, но не сейчас. Разглядывая её лицо я пытался понять, как может эта женщина подобно хамелеону мгновенно превращаться в огнедышащую химеру и извергать аналогично вулкану чудовищную хренотень с применением уличного сленга. Видимо почувствовав мой взгляд, она едва приметно шевельнулась, веки её дрогнули и приоткрылись. Сонный взгляд покрытый пеленой не прошедших ещё сновидений был ленив и томен. Закрыв глаза она прошептала.
   --- Почеши мне головку.
   Я думал она отвернется, сделает недовольное лицо, но не чуть не бывало. Её тихий голос содержал в себе нотки каприза и кокетства. Она даже не думала вспоминать прошедший вечер, а я готовый дать отпор её словоизлияниям был опять выбит из агрессивного состояния, был повержен её мягкостью, теплотой и почти забыл её вчерашние выходки. Ругая себя за свой характер, я для себя уже всё решил. До отъезда остались считанные дни, и портить в конец и без того хреновые отношения мне не хотелось. Пусть останется хоть видимость благополучия. Я протянул руку и, положив её голову к себе на плечо привлёк к себе. Поерзав, она прижалась ко мне всем телом.
   --- Ты знаешь, что мне сказала вчера Лилька? --- Галка покрутила головой устраиваясь удобней. --- Почеши мне за ушком.
   --- Ну, и что умного она могла тебе сказать?
   --- Она сказала, что я порядочная дура и богатой никогда не стану. --- При этом Галька смешно надула губы.
   --- То, что ты дура я сомневаюсь, а вот насчёт богатства она наверно права. Откуда ему взяться? На этих портретиках состояния точно не сделать. Но ты не расстраивайся, нищей не будешь. Я думаю, что когда я вернусь, мы устроимся в какой нибудь отель-клуб на полторы тысячи человек. Там и заработаем. На эту тему я хочу поговорить с Ленкой танцовщицей. У неё же есть этот усатый турок. Али кажется. В "Адонисе" мы никогда денег не сделаем. Это уютная дыра и всё.
   Галька молчала, подставив свою голову и мечтала о чём-то своём. Я мог представить ход её мыслей. Со мной как она, наверное, думала ей ничего не светило. Постоянное скитание, вечное несбыточное желание иметь столько денег, чтобы о них не думать. Заниматься чем нибудь возвышенным. Посвятить себя живописи или болтовне с соседями я не знаю. Женщин отличает от мужчин совершенно феноменальная хитрость, лукавство и цинизм. Моя не лучше. Я даже не знаю, был ли я для неё кем-то большим, чем маленький эпизод в этой жизни. Но я, зато совершенно точно знаю, что всю жизнь она мечтала найти принца. Кем по национальности он будет мне кажется ей было до лампочки. Негр, араб или китаец. Лишь бы ласкал и денег давал. Это аморально? Да, но только не для неё. Если женщина делает в понимании мужчин "Аморальные" поступки, все её осуждают. Но ведь это её мораль женская и она сильно отличается от морали сильного пола. А весь наш мир, как известно, живет по мужской. И получается что баба грязная, подлая, жадная. Мы не просто разнополые. Принципы, цели, чувственность, качество зрения, обоняния и слуха всё настолько разное, что о полноценном блистательном союзе можно лишь только мечтать. Редко когда он происходит. Уж очень мало кто из мужчин пытается понять и любить эти существа, невзирая на явные пороки. Аналогия с кошкой, которая ходит где хочет, ворует, что ей нравится и ласкается к тому, кто ей больше всех приглянулся. Нас это бесит. Своими "Умными" мозгами мы не хотим понять нежное создание. Нам невдомёк, насколько киса от нас отличается и если она пакостит, то лишь с точки зрения человека.
   Я могу понять женщин и это не очень сложно. Нужно лишь поставить себя на её место. Вот здесь всю нашу мужскую нравственность будто языком кто-то слизнул. Мужики придумали свой кодекс чести и по-другому жить не хотят. Ведь так удобно. Не надо терзаться сомнениями и искать оправданий. Проще обвинить не понимая. Мы как существа с разных планет. Понять то я понял, но делать, как принято у женщин не смогу. Потому что мужик и никому от моего понимания не легче. Я всё равно захочу оставаться один, чтобы подумать и решить свои проблемы, а она будет мучиться от одиночества и по своей женской этике искать тепла и понимания в другом месте и с другим мужчиной, а может и с женщиной. Она сделает это потому, как ничто не заменит внимания и лёгкого прикосновения к телу, потому что мы живём очень мало, а нам хочется очень много. А жизнь до безобразия коротка.
   Я, к сожалению не могу заниматься делами, отдавать себя своим интересам и постоянно ублажать женщину которую люблю, находиться всё время при ней и говорить исключительно приятные вещи. Музыка, фотография, живопись с портретами, литература и супруга. Я не могу пойти на все четыре стороны. Разорваться на части как чёрный маг из сказки "Волшебная лампа Алладина". Я просто сойду с ума. Сейчас мне придется уехать, а она останется здесь и будет искать утешения с другим. Станет обвинять меня в том, что я её бросил одну о ней не забочусь и вообще стопроцентный мерзавец. Она будет обвинять меня в своё оправдание и для того чтобы оправдаться в глазах посторонних. Женщины гибки. Но это ещё впереди. А сейчас Галина предлагала мне сделку. Я с ней расхожусь, она выходит замуж за турка берёт турецкое подданство, потом она расстаётся со своим липовым мужем и снова вступает в брак со мной. Смысл столь замысловатых манипуляций с гражданством очевиден. После того как она станет "турчанкой" я смогу вместе с ней преспокойно ездить из России в Турцию и обратно столько, сколько нашей душе будет угодно, не обременяя себя ежемесячным пересечением границы для получения визы. Это предложение было мило с её стороны, но она форсирует события. Всему своё время. А вообще мне доподлинно известно, что браки, как правило, не восстанавливаются. Когда люди расходятся пусть и фиктивно нормальных человеческих отношений уже не вернуть. Отторжение происходит на уровне подсознания. Женщины, как и мужчины очень дорожат своей независимостью а когда происходит развод пусть и из благих намерений, червяк свободы будет грызть постоянно и малейшая ссора может подтолкнуть на глупость. Измену. Глупость ли это? Для кого-то прелюбодеяние является единственным утешением в этом мире, когда жизнь однообразна и скучна. Очередной мужик подарит чувство новизны острых романтических ощущений. Флирт с непременными цветами, шампанским и прочими радостями непредсказуемых приключений. Это приятное путешествие в иллюзорный мир неизвестных ещё наслаждений. А муж! Разве можно сравнить!? Рутина! Поцелуи, не приносящие радости. Тело знакомое до миллиметра. Ничего нового, никаких открытий. Фиктивный развод даёт право на измену. Оправдание есть. Мы не муж и жена. Уж если разводится, то бесповоротно или не делать этого вовсе. И вообще что это за глупость менять гражданство. Может ещё и вероисповедание поменять? Я с женой существую как бы в параллельном мире. У неё со мной цели почти одни вот только пути к их достижению разные. А если честно. Мне эта Турция встала поперёк горла. Да здесь тепло, море и горы. Красиво! По сравнению с Питером рай земной. Заработок здесь неплохой, но не более того. Скучно здесь. И я не хочу в отличие от жены всю жизнь проторчать на портретах. Живопись тянет. И ещё я думаю в голове у неё вовсе не портреты, и лежать на моём плече ей осталось совсем чуть-чуть. Развода нам не миновать и отнюдь не фиктивного.
   Галка опять стала крутиться.
   --- Ну, ты совсем меня не чешешь и ничего не говоришь.
   --- Я думаю твоя Лилька не так и умна. Ей просто повезло с этим отелем, а так дура дурой, усилитель для мобильников на крышу хочет поставить. Для здоровья вредно? Вредно.
   --- Говорят очень.
   --- Хозяин приедет и шкуру с неё снимет. Ведь это не сарай всё же, а отель.
   --- За эту антенну она получит пять тысяч баксов. Ей долги надо отдавать. Она же пропила с Кааном пол отеля и надо как-то компенсировать.
   --- Конечно, и после этого она считает себя умной. Глупость компенсировать невозможно. Они с Кааном только в одном умны. Попользоваться и не заплатить.
   Это была чистая правда. Совсем недавно она со своим турецким другом неделю отдыхала в горах, каталась на лыжах. Они пили, ели и, в конце концов, сбежали с этого курорта ни хрена не заплатив. У Лильки хватило глупости, рассказать об этом воняющем дерьмом случае моей жене.
   Мне надоело почёсывать её за ухом. Не поросёнок переживет. И я решил встать с кровати. Она отреагировала на это спокойно. Свернулась калачиком и, высунув свой нос из-под одеяла молча за мной наблюдала. Потом неожиданно легла на спину и, закинув руки за голову сильно потянулась, выгнувшись всем телом.
   --- Сходи вниз и принеси кофе. Только купи "Голд".
   Я одел джинсы похлопал себя по карманам и удостоверился, что деньги есть.
   --- Хорошо, сейчас принесу. Ты к морю сегодня идёшь?
   --- Конечно. Как оно без меня?--- Она засмеялась и потянулась рукой к радиоприёмнику.
   --- Мне, пожалуйста, без сахара.
   Было уже около одиннадцати. Я спустился вниз столкнувшись по дороге с молодой девчонкой уборщицей. Лилька очень ловко придумала, а вернее взяла пример с других не очень порядочных владельцев отелей она совершено не платила персоналу. Люди довольствовались лишь питанием на кухне, а когда они начинали требовать своё кровное, наша мадам их попросту выкидывала на улицу. Не хочешь ждать денег, проваливай. За короткий срок нашего здесь проживания в отеле сменилось три уборщицы и два рецепциониста. Мы не могли понять, почему уходят симпатичные молодые работники бросают "Флору" а потом дошло, что Лилиан их просто кидает на деньги. Вот и эта молоденькая турчанка когда я встретил её на лестнице напевала какую то песню совершенно не подозревая что скоро будет плакать. Я с женой избежали этой участи лишь потому, что нам от неё денег было не надо. Мы платили ей, а не она нам. Я своей мазней, а Галька болтовнёй и поэтому могли пока не переживать.
   В ресторане, за угловым столиком около окна сидела "хозяйка" с чашкой кофе. Настроение у неё было "превосходным". Она кивнула мне в знак приветствия и натянуто улыбнулась. Я посмотрел в сторону бара и увидел Каана. Он с умным видом шелестел разложенными перед ним документами. В банкротстве "Флоры" этот небольшого роста человек принимал самое активное участие. Похоже, он и не собирался прекращать этого "Волшебного" действа. Рядом с ним переминаясь с ноги на ногу стоял Мамед, а если всё-таки правильно то Мехмет. Человек этот был с добрым сердцем и золотыми руками. Он умел всё. Прекрасный повар, рецепционист, электрик, маляр и работник котельной. Он всюду успевал и никому никогда не отказывал. Без него не обходилось ни одно мероприятие. Пожалуй, это был единственный человек, который получал от Лильки, какие то деньги. С жутким скрипом, правда. Каан тоже увидел меня, но не удосужился даже кивнуть в знак приветствия. Он как собака чувствовал к себе наше отношение и если бы не моё художество, то мы давно были ли бы вышвырнуты из отеля. Я прошел мимо него и вышел на улицу. Магазин находился рядом. Купив четыре пакетика кофе и пачку турецкого "Марлборо" я вернулся в отель по пути захватив в соседнем магазине аппетитно пахнувшую буханку хлеба. За баром я взял пару блестящих чашек добавил себе чуть сахара залил всё это кипятком и, поставив это хозяйство на поднос понёс наверх.
   Я ввалился в номер, слегка расплескав по подносу кофе.
   --- На радость моя. Пей!
   Галка сидела напротив зеркала и крутила себе волосы, создавая новую причёску. Фантазии на эту тему у неё было хоть отбавляй. Она любила свою гриву и гордилась ею. Её волосы были очень густые и пышные, имели цвет чайной розы и гармонично сочетались с бархатно-бронзовым загаром. Постоянно проводя свободное время на пляже, а этого времени у неё было предостаточно, она приобрела великолепный цвет кожи и это тоже являлось предметом её гордости. Она впитывала в себя Средиземноморское солнце и воздух, наслаждаясь морем с такой радостью и страстью, на которую способен лишь человек наделённый бесконечными резервами оптимизма, и жизнелюбия.
   --- Ну, спасибо, дорогой! Услужил!
   --- Пей на здоровье!
   Она ещё раз поправила причёску. Посмотрела на неё справа, потом слева и удовлетворённая протянула руку за чашкой.
   --- А ты пойдёшь со мной?
   --- Конечно. Делать до вечера всё равно нечего напоследок позагораю. В Питере ещё холодно и солнце там не то. Ты сегодня слушала приёмник? Как там погода?
   --- Он только шипит. Россию вообще не слышно. Как ты думаешь почему? Может быть глушат?
   Я допил кофе и поставил чашку на пол.
   --- Кто нас глушить будет? Кому мы нужны? Пойду, покурю.
   Выйдя на балкон, я посмотрел вниз с третьего этажа. Прямо напротив наших окон возвышалась стена соседнего отеля. Это был как раз тот "Энтур", через который я заказывал авиабилет. Чуть правее около его входа стоял большой автобус и группа молодых мужчин. Насколько я знал это была белорусская сборная по футболу. В этом виде спорта я ни черта не понимал и мне было глубоко безразлично, who is who? Вот уж кто фанатеет от футбола так это турки. Когда проходит матч и играет их сборная, то улицы вымирают в транспорте заметно меньше народа и, наверное, всё мужское население страны сидит у телевизоров. Слава богу к числу болельщиков я не отношусь и ни к какой команде не испытываю священного трепета.
   Покурив и вдоволь насмотревшись на звёзд мировой величины, я вошёл в номер и увидел что мой "Заяц" уже готов идти на пляж. На ней была маечка ярко красного цвета, коротенькие шорты цвета хаки и такого же цвета босоножки на пробковой подошве.
   --- Я смотрю ты готова?
   --- Да, ещё минутку и всё. Она старательно подкрашивала свои крупные губы.
   --- Зачем красишь? Всё равно смоешь.
   Она быстро сверкнула в мою сторону чёрными глазами.
   --- Помада водостойкая.
   Через минуту мы уже спустились в ресторан и каково же было моё удивление, когда внизу вместо Каана я увидел Дона Педро. Он преспокойненько сидел вместе с Лилиан и пил чай. Этот господин в отличие от предыдущего улыбнулся, показав ряд не совсем ровных, прокуренных зубов и кивнул нам в знак приветствия. Куда испарился Каан можно было лишь догадываться. Лилька сидела на стуле с опущенными глазами, прямо будто проглотив кол и лениво помешивала чай. Мы прошли мимо и на улице увидели Стефана болгарского музыканта. Этот тип был примечателен тем, что почти в совершенстве знал несколько языков, был очень худ и высок, имел большую, лысую похожую на бильярдный шар голову носил круглые очки а-ля Леннон и безумно любил выпить. Лильке он помогал совершенно безвозмездно. Безвозмездная помощь с его стороны заключалась в том, что он делал для неё полную аранжировку музыкальных произведений, записывая всё это хозяйство на минидисковую деку. Ей же на сцене оставалось делать лишь видимость, имитируя игру на синтезаторе. На этом его помощь не кончалась. Он ездил за неё играть в "Ofo" когда у этой дамы приключался неожиданный приступ меланхолии или что бывало достаточно часто неожиданные катаклизмы в бурных отношениях с любовниками. Вот за такие поездки она по обоюдной договорённости должна была платить, но каждый раз Стефану с трудом удавалось получить с неё деньги. Сейчас он сидел в плетёном кресле вытянув длинные ноги и пил пиво турецкого разлива.
   --- Привет! Как?
   Он разглядывал нас сквозь очки и чуть щурился.
   --- Вы куда? К морю?
   --- Да. Пошли с нами. Бери пиво, там допьёшь.
   Он отрицательно покачал головой.
   --- Нет. Идите у меня много работы.
   Галька безнадёжно махнула на него рукой.
   --- Опять для Лильки трудишься? Ладно. Оставайся пьяница, а мы пошли. Она взяла мою руку и потянула к выходу.
   --- Идем, позагораешь. С этими портретами ты совсем позеленел.
   Мы спустились по маленькой винтовой лестнице не видной от дороги, к строящемуся отелю. Миновав здание из стекла и металла и пройдя вниз метров сорок мы оказались на краю пропасти, у подножья которой находился "дикий" пляж, куда с таким удовольствием бегала моя жена. Туда вела ещё одна очень крутая лестница, причудливо изгибаясь, она неровным серпантином спускалась вниз поросшая по краям жёлтым, пожухлым от солнца кустарником.
   --- Дай мне руку. Вот ты даже не знаешь, что твой зайчик вчера чуть не упал. Хорошо, что за мной следом шёл Вахо и он успел меня удержать. Быть бы тебе сегодня вдовцом.
   --- Так ты смотри хоть изредка под ноги! Я же не могу ходить за тобой как на привязи. Ты только и смотришь, как на тебя реагируют мужики и больше ни хрена не видишь.
   Она сделала вид что обиделась и, выдернув свои пальцы из моей ладони побежала вниз смешно отставив задницу.
   --- Сейчас не грохнись!
   Когда, я спустился, она успела разложить большое ярко-красное полотенце с белой надписью "Ferrari" и укладывала на него своё загорелое тело. На ней был открытый купальник абрикосового цвета, гармонично сочетавшийся с волосами, помадой и кожей. Долго стоять в этом микроклимате одетым было невозможно и я, быстро сняв одежду, лёг рядом с Галькой.
   --- Подвинься красотка!
   Я так и не стал купаться, не было настроения. Провалявшись рядом с ней около двух часов и умирая от скуки, я ушёл в отель, где было ещё хуже.
  
   Оставшиеся до отъезда дни прошли на удивление спокойно. В Анталии стало ещё теплей, а море, щедро одаряя всех своим блеском, плескалось лениво спокойно, приглашая желающих сойти с ума. Таких было ещё мало, но среди этих любителей флирта и раннего загара была и моя супруга, весело проводящая целые дни на маленьком закрытом пляже. С каждым днём по отношению ко мне она становилась всё безразличней. Готовясь к разлуке заранее вычёркивала меня из своего реального окружения. Я как бы перестал для неё существовать, я был фантом, которого не надо боятся и можно не замечать. Она забывала что я существую и, возвращаясь с пляжа делала удивлённо-радостное лицо. На работу мы ходили вместе болтая о всевозможной чепухе а иногда шли молча чувствуя неловкость оттого что всё уже высказано а то о чём нам с ней хотелось говорить содержало в себе некое "Табу" за которым притаилась очередная ссора и взаимные упрёки. Наша совместная жизнь скоро подходила к концу. Я уезжал. Галина же верила в успех моей поездки слабо и молчала, наверное потому, что не хотела совсем разрывать и без того хилые отношения. Всё катилось тихонечко в пропасть, и я боялся нечаянным словом ускорить этот почти неминуемый разрыв. Мне кажется, что тянули мы эту лямку по инерции. Нас давно не связывало ничего серьёзного. Совместных детей у нас не было, музыку мы любили разную, вот только в портрете оставались места наших общих интересов, по которым мы с неожиданным упоением начинали загуливать, но это происходило всё реже и реже. В конце концов, ничего вечного в нашей жизни нет. Жаль только что она скоро кончится, а остаток паршиво жить одному ведь мы отдали друг другу почти семь лет привыкали безнадёжно долго и многое, узнав, решили, что вполне можем обойтись друг без друга. Наивные! Я знаю что будет плохо. Пока наши отношения продолжают висеть в воздухе, мы можем смело творить глупость за глупостью. Заниматься мазохизмом и купаться в придуманной самими собой свободе. Хорошо если кто нибудь из нас двоих наиграясь ею захочет рабства и найдёт его, но рабовладельцы вначале обычно смотрят на зубы, а уж потом совершают сделку.
   Потихонечку совсем незаметно подошло двенадцатое марта день моего отъезда. На работу мы ходили исправно, но нам не везло "приличных" денег я не сделал и на штраф у меня не было. Успокаивало только то, что меня всё равно должны выпустить из страны. Нам сказали, что тот, кто не имел денег на штраф при выезде, должен будет его заплатить снова въезжая в Турцию.
   Галина как обычно собираясь на пляж покрутилась перед зеркалом, выпила чашку кофе, которую принёс Мамед и вдруг неожиданно заявила.
   --- Не пойду никуда. Ты уезжаешь. Когда увидимся!
   Я посмотрел на неё и улыбнулся.
   --- Что с тобой? А знаешь ведь это приятно. Трогательное внимание. Но увидимся мы скоро. Числа двадцать четвёртого я уже буду здесь. От меня ты даже отдохнуть не успеешь.
   Я лёг на кровать и, подложив руки под голову прищурил глаза.
   --- Не говори чушь я от тебя не устала, но мне надоели твои бесконечные фокусы. Ты вспомни Голландию. Сколько мы с тобой ругались из-за этих зажигалок потом дурацкая мельница, которую ты купил по дороге в Амстердам я хотела совсем другую, деревянную, но ты сделал по-своему, так как посчитал нужным. Ты транжир, каких свет божий не видел. Ведь надо сначала посоветоваться. Я тебе кто жена или домработница? Теперь вот эта аппаратура! На кой чёрт она тебе нужна? Усилителя нет, колонок нет, что ты вообще собираешься слушать? Но ведь ты впёртый всё остальное тоже купишь, и мы опять останемся без денег. Тебе уже скоро полтинник, а ты всё в игрушки играешь! --- Она замолчала, сердито вытаскивая из шкафа большую чёрную сумку. --- Ты аппаратуру будешь брать или оставишь здесь?
   Приоткрыв глаза, я поёрзал на матрасе. После загара спина сильно чесалась, и я сильно пожалел, что у меня нет таких рук как у шимпанзе.
   --- Возьму.
   --- А пиджак?
   --- Конечно. Это по-моему единственная приличная вещь которую я имею.
   --- Зря! Кто же берёт хорошие вещи в дорогу!
   Я снова прищурил глаза наблюдая за ней и видел большую, белую бабочку которая, хаотически размахивая гигантскими крыльями хотела меня сожрать.
   --- Хватит Заяц. Давай ты меня проводишь без этих дурацких упрёков. Я всё-таки улетаю тринадцатого и чем чёрт не шутит!
   --- Брось ты! Я тринадцатое люблю.
   --- Правильно. Женщины, а в особенности с прибамбасом, склонные к мистике и разврату любят эту цифру.
   Она повернулась ко мне и, сделав круглыми свои чёрные глаза рассмеялась.
   --- Это говоришь мне ты!? Старый, облезлый кот! По сравнению с тобой я невинная монашка. Кто крутил сразу с двумя и бегал голый по снегу от одной к другой?! Молчи уж лучше. Собирай вещи, что разлёгся?
   Галка схватила меня за руку и, пытаясь поднять, упала прямо на меня. Её густые белые волосы выплеснули мне в лицо слабый запах духов и накрыли своей тяжестью. Очень близко было дыхание большой бабочки. Крылья её слабо сопротивлялись.
   --- Пусти! Не надо...!
  
  
   Глава 5
   Провожать меня на вокзал Заяц не поехала. Посадила на маленький неказистый автобус называемый в Турции "Долмушь" поцеловала на прощанье в щёку помахала лапкой, и всё будто я уезжал на работу или на рынок за продуктами. Наше расставание произошло вполне буднично, не так как показывают в индийских фильмах без слёз и заламывания рук. Она проводила меня, как провожает проститутка ненужного уже клиента. Когда всё заплачено удовольствие получено и надо проститься так, чтобы соблюсти этикет. Галина ни разу за семь лет совместной жизни меня даже не встретила. Провожать провожала, но не встречала, откуда бы я не возвращался, видимо считая, что я не достоин такого внимания. А может быть оттягивала встречу боясь посмотреть мне в глаза. Я не знаю, какие тайные силы движут моей супругой. То ли это комплекс трудного детства или страх показать свою слабость и чувства, если они есть, конечно. Она создала для себя свой только ей понятный мир, в котором роль мужчины заключается в примитивном покорстве доставлении плотских наслаждений и конечно главную роль, роль быка-добытчика и телохранителя. Уповая на свои фантазии, она скандалила почти со всеми художниками Невского надеясь на мою поддержку. Так оно и было пока я не понял, что виновницей местных катаклизмов являлась она сама. Галина умудрилась поссорить меня со многими моими друзьями. Она очень переживает, если мои поступки не вмещаются в каноны её представлений о супружеской жизни. Я думаю, что в своих мечтах она хотела бы стать Амазонкой. Может я ошибаюсь? А на самом деле она просто устала от бесконечных проблем встающих на пути российских женщин. Столько лет! Пол жизни, отдать своим дочерям в надежде получить хоть малюсенькую компенсацию за бессонные ночи за оплачиваемые посещения репетиторов и не получить ничего взамен. Но рожают для забавы и еще, потому что так принято. Долгосрочные ставки на своих детей делать опасно это не лошади на ипподроме, когда тебе точно могут сказать какая из них придёт к финишу первой. Дети тайна. Они непредсказуемы, хотят свободы и любят совсем не тех, кого любим мы. Не нам решать с кем жить нашим детям. Умные советы здесь бесполезны и даже вредны. Хотя не мне и судить. Я растерял своих детей вместе с жёнами уже давно, и даже не знаю чем они занимаются и чем дышат.
   Говорят, что время и расстояния лечат. Сейчас я не могу хладнокровно рассуждать о своей жене. Бывают моменты, когда я её ненавижу, бывает, обожаю но к сожалению всё реже. К каждому человеку в определённый момент можно относится по-разному. Взгляд зависит от того через какую грань призмы на него смотреть. Виноват я лишь в том что мало уделяю ей внимания и слишком часто оставляю одну а она, превращаясь в бедную овечку загуливала так как ей подсказывала её женская сущность. А я не пастух.
   "Долмушь" протащил меня по тёплым с запахом пыли улицам Анталии. Мимо безликих железобетонных коробок жилых домов мимо величественных и не очень мусульманских мечетей очень приятных на вид административных зданий и блестящих из стекла и металла шикарных отелей. Дорога до автостанции прошла незаметно. Автовокзал в Анталии большущий напоминающий огромную разорванную пополам неправильной формы букву "Г". Я приехал как раз вовремя, мой автобус уже стоял на посадочной площадке. Из багажа у меня были только большая дорожная сумка и портреты, упакованные в плотный картон. Автобус здоровенный "Мерседес" осторожно покачиваясь, вырулил со стоянки ровно по расписанию в шесть часов вечера. Небо уже начинало темнеть и далёкие горы тёмными силуэтами врезались в алые от заходящего солнца перистые облака. Было почти совсем темно, когда мы миновали последние городские постройки.
   Меня посадили в самый конец салона рядом с окном, в котором я не черта не видел. Рядом со мной сидел плотного телосложения турок примерно одного со мной возраста. Он пытался со мной заговорить но, поняв тщетность своих попыток, умолк и сложив на коленях кисти рук закрыл глаза делая вид, что спит. Наше путешествие предстояло быть долгим приблизительно двенадцать часов и чтобы чем-то себя занять я уставился в чёрное окно, за которым стремительно проносились придорожные огни.
   Поездка была утомительной. Лишь изредка через каждые два, два с половиной часа автобус делал остановку, и разомлевшие пассажиры выползали из салона кто покурить, кто перекусить в привокзальном ресторане, а кому-то просто хотелось размяться. В Афьоне, куда мы прибыли глубокой ночью я купил коробку турецких сладостей и пару пакетиков арахиса. Мерседес опять скользнул на освещённую фарами трассу, а я, прислонив голову к стеклу стал методично, как корова жевать орехи. За всю дорогу я вздремнул лишь раз перед самым Афьоном.
   Когда мы подъехали к Стамбулу начался рассвет. Город этот воистину велик. Раскинув лабиринт магистралей, как гигантский кальмар свои щупальца он протянул их на огромной территории. Уже на въезде в город по обеим сторонам дороги вереницей потянулись промышленные здания, бензозаправки, жилые дома и весь он расположенный на пологих холмах производил впечатление мощи, если это слово можно применить к городу. Казалось огромное скопление людей на относительно маленьком пространстве, излучало колоссальное количество энергии. Бывшая Византия, затем Константинополь ставший столицей Римской империи позже им овладели латинские крестоносцы, а уже потом воинственные турки захватили его и переименовали в Стамбул. Мне не повезло я был сонный и не понял, пересекали мы Босфор или нет. Мраморного моря я тоже, к сожалению не видел. Водитель гнал машину с бешеной скоростью будто боясь опоздать на свидание и мы прибыли к месту назначения раньше на целый час. Автовокзал, а по-турецки "Отогар" мне совершенно не понравился, какие-то железобетонные катакомбы и быстренько поймав такси я через пол часа был уже в аэропорту имени Ататюрка. В Турции есть такая штука как культ личности. По всей стране любое крупное сооружение носит имя этого вероятно очень не глупого в прошлом человека. Полностью его величали Ататюрк Мустафа Кемаль, под его то неусыпным оком и свершилась в двадцать третьем году прошлого века кемальская революция. С тех пор во всех магазинах, ресторанчиках и публичных местах висят портреты незабвенного вождя, ну прямо как у нас в России до недавнего времени красовались лики нашего доморощенного революционера Владимира Ильича Ленина.
   Какой город такой и аэропорт. Огромный! Таксист провёз меня по эстакаде ко второму этажу, где находился главный вход для отбывающих пассажиров. Таможенный контроль я прошёл без проблем не забыв подмигнуть хорошенькой турчанке в униформе. Зал ожидания был просто гигантский. Мощная конструкция из труб серебристого цвета поддерживала очень высокий свод потолка. Своей массой он не давил и дышалось здесь очень легко, а размером это сооружение превосходило приличное футбольное поле. Я не знаю в какой стране создавался этот проект но уверен что строили местные мастера. Вот что умеют хорошо делать в Турции так это строить. Очень быстро и качественно.
   Покрутив головой в разные стороны и впитав впечатление от увиденного я пересёк зал. Он был поделен на сектора. В противоположных друг от друга концах зала находились кассы различных авиакомпаний, а посередине перпендикулярно длинной стороне находились сектора приёма багажа и регистрации билетов. Пройдя в один конец зала и убедившись что попал не к тем кассам я развернулся и поплёлся в противоположный конец огромного помещения. Я устал. Бессонная ночь в автобусе туманное будущее прохладное прощание с женой не располагали к оптимизму, осталась лишь слабая надежда на благополучный исход этого предприятия. Мне не в первый раз приходилось довольствоваться малым. Взять хотя бы поездку в Нидерланды к Годфриду. Когда мы оказались на перроне железнодорожного вокзала в Гронингене и ждали приезда наших друзей, в карманах у нас на двоих было чуть больше ста долларов, а возвращались мы далеко не нищими. Так крупно нам повезло один раз и то благодаря стараниям Франсии и Годфрида. Но дорога за кордон была открыта и с наступлением очередного сезона какая то магическая сила тащила меня в дорогу противостоять которой я был не в силах. Это как в сказке. За каждым поворотом открывается новая, неизвестная тайна и ощущения по своей силе и эмоциональности уступают лишь оргазму. Я считаю, что лучшем развлечением на свете являются путешествия и сопутствующие им приключения.
   Когда я, наконец, нашёл нужное кассовое окно было ещё слишком рано и ждать мне предстояло не менее двух часов. Дело в том, что билеты я должен был получить в аэропорту по предъявлению паспорта после того как здесь получат подтверждение об оплате. Я поставил багаж в самом углу огромного зала недалеко от кассовых павильонов справедливо считая, что моё добро здесь никому особенно не нужно. Сонное состояние прошло изгнанное новыми впечатлениями, и я пошел взглянуть устройство вокзала.
   Было утро, и народ видимо ещё не проснулся и шёл я почти по пустому залу аэропорта. Людей было мало или они просто терялись на фоне этого гигантского супрематического сооружения. Рассуждая о человеческих способностях создавать грандиозные сооружения я, в конце концов, пришел к выводу, что человек способен не только хорошо ломать, но с не меньшим успехом и строить. Но в целом разрушать он любит больше. В этом он преуспел значительно. Ведь это проще, а удовольствия не меньше. Так вот крутя в разные стороны головой я как истинный турист прошел до центра зала и остановился перед двумя здоровыми табло. На одном пестрели надписи о прибытии, а на другом что вполне естественно подмигивали проходящим мимо людям сообщения об отправлении. Прямо под табло находился вход на паспортный контроль. Я посмотрел, как в маленьких будочках проверяют документы и, вздохнув, пошёл дальше высматривая место, где можно было выпить кофе и покурить. Не успел я сделать и двух шагов как мне на встречу чуть, не вприпрыжку таща за собой тележки, выскочили три мужика в длинных до пят балахонах. Их одежда была мягко сказать или не очень чиста или застирана чуть не до дыр. По манере одеваться и чёрным шляпам на макушках я без труда узнал представителей "Земли обетованной". Пожалуй, только туристы из Израиля проявляют такую удивительную привязанность к старым поношенным вещам. Один из них был тощ как жердь очень высокого роста и с бородкой как у Джорджа Майкла. Другой из этой троицы имел рост чуть выше среднего плотного телосложения и тоже имел бороду, но не такую как первый, а большую, всклокоченную чёрного цвета будто сбежал со страниц детской книжки про Буратино и злого Карабаса. Третий был просто серой личностью, как мышь. Моде они не придерживались явно. Зато у всех троих были выражения лиц преуспевающих бизнесменов. Только я им почему-то не поверил. Мне всегда казалось, что и в Израиле бизнесом должны заниматься люди, по меньшей мере, аккуратные. Они как появились, так и пропали, проскочив в сторону паспортного контроля. Работая в отеле, я часто видел израильтян и сейчас удивился не тому как они были одеты а почему некоторые туристы из этой страны любят когда о них думают какой бедный народ живёт на их земле. Когда эти ребята умчались не оставив и следа я решил перекусить и пошёл к ярко расцвеченному магазинчику на витрине которого лежало великое множество красочных пакетов. Больших и совсем крошечных. Подойдя почти вплотную я пришёл к выводу, что мне здесь делать нечего. Я хотел еды более существенной, только не сладкого. В конце концов, в самом углу витрины я увидел то, что мне подходило. В больших пакетах прятались орехи. За прилавком стоял молодой парень и смотрел на меня выпучив здоровые карие глаза. Я ткнул пальцем в пакет с миндалём.
   --- How much?
   Парень сделал глаза ещё более круглыми и заметно оживившись, продолжал стоять в напряжённой позе.
   --- Good если не понимаешь, попробую по другому. Хотя я тоже не понимаю.
   И решив вспомнить турецкий используя не только слова выставил вперёд указательный палец.
   --- Fiyati nedir?! One kilogram! Fiyati nedir?!
   Используя жесты, английский вперемешку с турецким мы как любил говорить наш первый президент Горбачёв пришли к консенсусу. Оба были страшно довольны и расстались почти друзьями.
   Пока я так ходил тревожный женский голос по радиотрансляции всё время что-то говорил на разных языках, исключая почему-то русский. Мне до отлёта оставалось ещё больше четырёх часов и я беспечно рассматривал журналы на витрине книжного киоска ничуть не волнуясь о том что говорила в микрофон, судя по голосу очень приятная дама. Не найдя для себя ничего интересного в нагромождении газет и журналов я решил взглянуть на свои вещи и пошёл в конец зала. Когда я вышел из-за последнего турникета для приёма багажа и посмотрел в сторону, где стояли мои вещи то увидел нескольких человек разглядывающих моё барахло. Двух молодых парней и девушку в униформе служителей аэропорта. Ждали по всей вероятности меня. Я ожидал скандала или что-то в этом духе, но всё прошло на удивление гладко. Выяснив что вещи мои девица обрадовалась скороговоркой выплеснула в телефон ничего не значащую для меня фразу и, предупредив что багаж без присмотра оставлять нельзя удалилась, пожелав на прощание всего хорошего. Её эскорт последовал за ней.
   В аэропорту была камера хранения, но это деньги, а я даже не был уверен, что смогу улететь. Их было мало только чтобы дотянуть до Москвы. Я постоянно совершаю поступки на грани фола больше надеясь на везенье и удачу чем на здравый смысл. Ещё не было случая, когда я куда нибудь уезжал, имея достаточно денег. Всегда в обрез. И сегодняшний день не был исключением. В кармане у меня шелестело двенадцать миллионов турецких лир и если перевести эту сумму в твёрдую валюту, то наберётся около десяти долларов. Кошмар!
   Пораскинув мозгами я взял вещи и опять пошёл к центру зала. Страшно хотелось курить, но везде висели запрещающие значки. Оставался лишь один выход. Туалет. Потому как везде где бы я не был это место по умолчанию предназначалось не только для прямого использования. Отыскав в проходе между магазинами знакомую пиктограмму я прислонил к стене свои вещи в надежде, что они никому не понадобятся и зашёл в туалет. Каково же было моё удивление, когда и здесь я увидел табличку запрещающую курить. Я как вор огляделся по сторонам. Около писсуара стоял пожилой мужчина и больше никого. Я зашёл в кабинку закрылся, потом достал сигареты с зажигалкой и сев на унитаз прикурил, с жадностью делая затяжку за затяжкой. Какой это был кайф! Просидев так с минуту, я встал. На скандал нарываться я не хотел, а удовольствие сидеть в сортире и украдкой курить было сомнительное. С сожалением бросив окурок в унитаз я нажал никелированную кнопку на крышке бачка слил воду и, сделав независимое лицо вышел из кабинки. Прямо на меня смотрел здоровенный малый со шваброй в руках. Его лицо не выражало интеллекта, оно было угрюмым и выжидающим. Подойдя к раковине, я стал мыться, а он всё смотрел в мою сторону. Что он уставился? Думал я, тщательно намыливая себе руки. Денег он хочет, что ли, а может быть голубой? Но я вроде вышел из того розового возраста, когда на меня можно смотреть с этой целью. Закончив гигиеническую процедуру в столь нервозной обстановке я вышел и взяв свои сумки пошёл прочь.
   Пока я болтался по магазинам да туалетам аэропорт оживился. Солнце, проникая сквозь огромные стёкла косыми мазками растворялось в пространстве увеличивая в размерах помещение зала. Людей заметно прибавилось. Было начало десятого, и пора было идти за билетом. Когда он в кармане на душе как-то спокойней. Подойдя к кассам украинской авиакомпании, я был раздосадован там уже стояло человек пять и мне пришлось занять очередь. Бросив свои вещи в стороне и пнув сумку ногой я молча стал наблюдать, как оформляют билеты в последнем от меня окне. Ждать пришлось недолго. Люди в основном подходили за информацией. Когда я встал перед окошком и наклонился чтобы обратится, мне на секунду пришла в голову нелепейшая мысль отложить вылет и отправиться в Москву другим рейсом, но я тут же выкинул её из головы. Что за блаж? Сколько людей сегодня летит и ничего. Никто не падает в обморок и не закатывает истерик по поводу злополучной цифры.
   Передо мной за стеклом помещения авиакомпании сидела женщина средних лет с короткой стрижкой русого цвета и, не мигая вопросительно смотрела на меня серыми глазищами.
   --- На мою фамилию должен быть билет. А вообще-то здрасте! --- Не совсем в тему промямлил я.
   Она чуть заметно улыбнулась полными губами. Обожаю такие губы.
   --- Как ваша фамилия?
   Я представился.
   Женщина, опустив взгляд, стала перелистывать бумажки лежавшие перед ней. Несколько раз, пробежав их глазами и не обнаружив то что искала она вновь обратила на меня свой светло-серый взгляд.
   --- Где вы заказывали билет?
   Я дал ей бумажку, который вручил мне Рустам.
   --- Возьмите. Заказывал в Анталии почти неделю назад.
   Взяв в руки этот листок и покрутив она внимательно его рассмотрела и, вздохнув протянула обратно.
   --- Подтверждения на покупку билета пока нет. Подойдите позже.
   Забрав у неё бланк туристического агентства, я отошёл в сторону. За спиной послышался голос кассирши.
   --- Молодой человек подойдите часа за два до вылета.
   --- Спасибо.
   Начинается! Ещё не улетел, а уже проблемы. Хорошо хоть молодым обозвали. И я опять направился в центр аэровокзала. Надо было выпить кофе найти место для курения и, наконец, нужно было что-то перекусить. Я не отношу себя к рабам своего желудка и могу долго не испытывая большёго дискомфорта находится в полуголодном состоянии. Мне так даже больше нравится. Помимо того, что это экономно уметь быть голодным ещё и полезно. Организм вместе с мозгами работают значительно лучше. Говорят же. "Сытый художник, плохой художник". И это не метафора. Когда я сыт то чем бы ни занимался во всём присутствует какой-то невидимый тормоз, забирающий энергию и мешающий выполнять работу. Но совсем без еды можно протянуть ноги.
   Наконец я нашёл то, что так долго и упорно искал. За яркими магазинами, сигаретными и журнальными киосками я увидел ничем не примечательный кафетерий. Цены здесь были приемлемыми и за обычным вокзальным прилавком с кофеваркой, стеклянными витринами, за которыми спрятались всевозможные гамбургеры, чизбургеры и бифштексы я увидел обычные сосиски, которые в Петербурге не очень любил за их пресный молочный вкус. Я очень обрадовался хоть и проповедовал умеренность в еде. Не ел я уже восемнадцать часов, если не брать во внимание те тощие пакетики, которые я купил в Афьоне. К орехам приобретёнными здесь я до сих пор не притронулся. Не было времени и места, чтобы ими заняться.
   Парнишка очень быстро с расторопностью присущей только молодым, энергичным людям положил мне двойную порцию сосисок без гарнира налил, как потом выяснилось, отвратительного напитка, именуемого здесь кофе и, рассчитавшись со мной переключил внимание на следующего посетителя. Поставив на поднос горячее сокровище, которое мне дали я пошёл искать свободное место за маленькими круглой формы столами. Найдя пустующий стул, я приземлился по соседству с неприступного вида дамой, в которой без труда узнал представительницу российского "истеблишмента". Так по идиотски могут наряжаться лишь очень богатые, но начисто лишенные вкуса русские бабы которые неизвестно по какой причине лишились бедности. Дурацкая соломенная шляпа с ярко красной лентой прекрасно дополняла её не лишённый экстравагантности тёмно зелёный с ядовитым отливом костюм делового покроя. Я не мог смотреть на неё без смеха и поэтому благоразумно уставился в свою тарелку. Хвала Аллаху просидела она рядом со мной не очень долго. Когда я смог поднять голову, то прямо напротив себя за соседним столиком увидел пожилую очень симпатичную чету. Им обоим перевалило далеко за восемьдесят. Приступы смеха душившего меня сменились нежданной грустью. Допивая свой кофе я наблюдал за этой парой. Руки старика покрытые мелкой паутиной морщин были желтоватого цвета с коричневыми неправильной формы пигментными пятнами. Они мелко тряслись когда он подносил ко рту пластмассовый стаканчик сока. Его супруга с седыми редкими волосами завивающимися около маленьких правильной формы ушей наблюдала за ним глазами в которых была неподдельная боль и тоска. И прикрыв веки я с неожиданной чёткостью увидел себя лежащего на белоснежных простынях совершенно немощного с лицом испещрённым глубокими морщинами а рядом свою жену такую же старую с провалившимися слезящимися глазами и её руки протянутые ко мне в желании сохранить остатки жизни в умирающем теле. Я представил себе, как буду пытаться взять её руку в свою, но у меня не будет на это никаких сил. Как я буду вспоминать её ещё молодое загорелое тело. Какая она была раньше здесь в Турции много лет назад. Какие у неё были светлые изумительно пахнувшие сводящие с ума мужчин пышные волосы, и как мне будет плохо, что я умираю и хорошо, оттого что я провёл остаток жизни с этой ненормальной женщиной. И гладя пальцами высохшую кожу её руки называть её "Мой зайчик".
   Я представил эту картину настолько реально и живо, что мне стало действительно паршиво как никогда. Так что заломило в затылке, а глаза стали влажными и защекотало в носу. Я их снова закрыл и откинулся на спинку металлического стула. Со стороны могло показаться, что я сплю, а мне вспомнились рубаи Омара Хайяма.
   Месяца месяцами сменялись до нас,
   Мудрецы мудрецами сменялись до нас.
   Эти камни в пыли под ногами у нас
   Были прежде зрачками пленительных глаз.
   Я вытащил сигарету прикурил и, тряхнув головой попытался отогнать наваждение. Далось мне это с трудом. Мы все умрем, никто из нас не минует этого и не стоит заглядывать лишний раз в глаза смерти. Ещё успеется. Но я нырнул в возможное будущее, и настроение было испорчено. Положив на ладонь подбородок, я старался больше не смотреть на этих стариков. В голове копошились дурацкие мысли в тоскливой оболочке и единственное что меня успокаивало то это возможность курить. Здесь эту прихоть можно было использовать на всю катушку.
   Просидев в кафетерии больше получаса, я старался заставить себя вспомнить всё о не самых лучших днях нашей жизни вытаскивал из памяти ссоры и не совсем приятные минуты нашей совместной жизни. Пытался убедить себя, что ничего хорошего из нашего союза не выйдет и пора прекращать наши отношения. Допив четвёртую чашку кофе я встал. Идти мне уже никуда не хотелось пить это пойло для того чтобы сидеть за столом тоже и я решил прогуляться до информационного табло узнать как там самолёт. Я взглянул на часы. Начало двенадцатого. Усталость присутствовала во всём теле, она подкралась незаметно и клеточки моего мозга требовали отдыха. Вчера я проснулся в девять утра и с тех пор прошло уже значительно больше суток как я не сплю, если не считать тот беспокойный получасовой провал из реальности по дороге в Стамбул. Я даже не знал смогу я сегодня отдохнуть или мне суждено не спать до самого Петербурга. Сначала самолёт потом встреча и переговоры, а дальше полная неизвестность.
   Как я не пытался найти на светящемся табло время отправления своего самолёта, мне это не удалось. Не было его там, и я решил позвонить в Москву. Телефонные карты продавались в журнальном киоске, и стоила эта штука три с половиной миллиона. Внимательно осмотрев свои карманы я вытащил все деньги, которыми располагал и, убедившись, что у меня ещё восемь миллионов купил карту. Международные телефоны находились прямо на территории кафетерия. Я взял ещё одно кофе, а потом решил звонить. Присев за ближайший столик я закурил и обжигаясь начал пить крупными глотками чередуя с глубокими затяжками. Выкурив две сигареты подряд одну за другой, я встал и пошёл к свободному телефону. Вероника должна быть дома так как знала о моём приезде а с ней и Бернхард. Оставить его одного она не могла. А если честно то мне просто хотелось напомнить о себе. Мне было скучно, грустно и совершенно нечего делать.
   Я долго не мог дозвониться в Москву. Пробовал и домой, и на мобильный. Безрезультатно. Но всем мучениям когда-то приходит конец. Где-то очень далеко за три тысячи километров подняли трубку и сонный женский голос спросил.
   --- Алё?
   --- Вероника, это ты? --- От неожиданности что я, наконец, дозвонился, все приготовленные заранее слова вылетели у меня из башки. Их как ветром сдуло.
   --- Я.
   Её голос прозвучал лениво и немного удивлёно. Она вроде не могла сразу понять с кем сейчас разговаривает.
   --- Вероника! Здравствуй! Это Валера, художник из Питера!
   Судя по молчанию до неё пока не дошло с кем она говорит. Наконец её осенило.
   --- А-а, Валера! Привет! Как ты там?
   --- Я звоню из Стамбула. Из аэропорта. Ты меня слышишь?
   --- Да, да! Конечно слышу! Ты когда будешь в Москве?
   --- Самолёт вылетает пол второго, то есть в тринадцать тридцать. Ты меня понимаешь?
   --- Да, я слышу.
   --- Летит четыре часа. В Москве, я буду около пяти. Вы меня встретите?
   --- Конечно встретим! Не переживай!
   --- Всё! Пока! До встречи!
   --- Тебе привет от Бернхарда! Ждём!
   Я положил трубку и с облегчением вздохнул. Пол дела сделано осталось сесть в самолёт взлететь и благополучно приземлится. Внутри моего тела тихо пела ликующая струна. Совсем скоро я буду дома, будут деньги и я, наконец, смогу разобраться в своих финансовых проблемах. Мечтая о том как скоро всё станет прекрасно я пошёл к табло отправления самолётов. Здесь меня ждало разочарование. Про московский самолёт видимо забыли и не собирались вспоминать. По идее должны были объявить начало регистрации. Время приближалось к часу дня, и я решил пойти к кассе. Пора получить свой билет.
   Когда я подошёл к нужному окну, людей возле него не было. Я опять увидел эту женщину, но она не проявила радости, когда я оказался у неё перед носом.
   --- Подтверждения ещё нет.
   --- Как нет? Вы понимаете моё положение? Самолёт вот-вот улетит. А мне что делать?
   Развернувшись на офисном кресле как избушка на курьих ножках она что-то крикнула в глубину помещения. Подошёл турок маленького роста и с серьёзным лицом. Они долго ворошили бумаги лежавшие перед ней на столе и о чём-то говорили по-турецки. Потом он взял телефонную трубку, и минуты три с кем-то разговаривал на повышенных тонах. Женщина глядела на меня с участием.
   --- Вы сильно не волнуйтесь. Самолёта ещё нет и неизвестно когда будет. Он ещё не вылетел из Москвы.
   --- Что-то случилось?
   --- Ничего там у них не случилось. Так бывает.
   --- Ну, ладно, я пойду. Да. А как вас звать?
   --- Вам то зачем?
   --- Да, так!
   Она улыбнулась.
   --- Лена.
   Я послал Лене воздушный поцелуй и пошёл в глубину зала тратить оставшиеся миллионы.
  
   В кафетерии я снова взял кофе и булку разрезанную пополам нафаршированную мясной начинкой и листьями какого то салата. Миндаль, который я купил раньше был старый сильно горчил и пах плесенью. Самолёт мне ждать видимо долго, и я решил поменять эти орехи на что-нибудь другое. Не любил я этим заниматься, но у меня как бы и выхода не было. А потом любой немец может поменять, а почему я не могу? Русские очень неприхотливый народ. Всю жизнь я прожил в Питере и, начиная где-то с начала семидесятых, сервис, продукты и ассортимент всех без исключения товаров резко пошёл вниз. "Процветающая" Родина стала потихоньку приходить в упадок, а люди начиная с прихода к власти Сталина подчиняясь грубой силе, свыклись с мыслью, что это они должны прожорливому монстру, именуемому государством, а не оно им. Что это мы простые люди должны кормить гигантского кукушонка и при этом терпеливо сносить издевательства со стороны любого официального лица, потому что он является представителем государственной политики и властных структур. Это в Питере и Москве, а в других городах творился вообще беспредел. Русский народ терпелив и это терпение доходит до абсурда. Сказывается многолетняя на уровне генетических изменений покорность перед тотальным геноцидом. Вначале крепостное право затем кошмар революции и большевистский террор. Преследование инакомыслящих и бесчисленные лагеря. Нас долго к этому приучали. Наши женщины не исключение. Наверное, в этом и кроится любовь зарубежных джентльменов к русским дамам. Они неприхотливы как новозеландские красотки начала двадцатого века. Но в русских остался дух свободы он только спрятался и до поры свой нос не показывал. Сейчас другое поколение независимое и свободное.
   Я попивал кофе радовался предстоящему возвращению домой и тому, что совсем скоро смогу увидеть настоящее изобилие славянских лиц. Восседая на жутком, аскетического вида стуле я совершенно отключился и пришёл в себя, когда ко мне обратились на чистейшем русском.
   --- У вас свободно?
   Передо мной стояла молодая красивая женщина лет тридцати. Первое на что я обратил внимание то это на ноги. Длинные, но не от ушей, сильные и безупречной формы они начинались из-под чёрной в обтяжку юбки и заканчивались чёрными сандалиями с римской шнуровкой. Она держала в руках поднос, на котором стоял стакан с чаем и лежал аппетитного вида сандвич. Покусывая в нетерпении пухлые губы, дама вопросительно смотрела на меня по-восточному раскосыми, огромными зелёными глазами. Я медленно возвращался из заоблачных высот, в которых находился.
   --- Конечно. Ради бога присаживайтесь.
   Я даже сделал неуклюжую попытку подвинуть ей стул. Она села на него не ставя поднос и улыбнулась показав прекрасные зубы. Каждое движение этой обворожительной женщины свидетельствовало о том насколько высоко она себя ценит. Поставив поднос на круглый столик она принялась за еду, кажется начисто про меня забыв.
   --- Куда летим?
   Она продолжала пережёвывать пищу, будто не понимая к кому обращен, сей вопрос. При каждом открывании рта глаза у неё прикрывались. Казалось эти два движения, каким-то чудным образом механически связаны. Наблюдая за ней, я гадал, чем может заниматься эта дама. Судя по загару она не туристка. Те имеют ярко выраженный "жадный" загар он отличается красноватым оттенком. На проститутку она была не похожа те приветливей. Профессиональная черта к подчинению не разрешает им вести себя слишком независимо перед незнакомым мужчиной. Тогда кто же? Гадал я. Во мне поднималась волна раздражения. Неожиданно прервав движения челюстью дама посмотрела на меня в упор.
   --- Что впялился? Понравилась?
   Это её "впялился" резануло по ушам и разозлило, но я сдержался.
   --- Внешне ты не можешь, не нравится. А так... --- Я покрутил в воздухе пальцами.
   --- Ты не угадал! Проститутка я! Только у тебя нет денег я это вижу. У нас нет времени и места и всё это мне надоело. Вопросы есть? Вопросов нет. Дыши спокойно.
   Её откровенность шокировала меня не сильно. Красота! Она казалось жила отдельной жизнью от её внутреннего содержания. Это удивляло меня всегда. Когда-то давно я думал, что человек внешне красивый должен быть таким же и внутри, но я ошибался. Часто бывает совсем наоборот. Чем красивей, тем гнилей. Аксиома? Скорей всего. Со временем свою неординарную внешность люди начинают успешно использовать в корыстных целях. В работе в любви, везде, где можно применить божий дар как оружие.
   --- Почему ты решила, что мне от тебя что-то надо? Мне просто скучно и я лишён общения с людьми уже достаточно долго.
   Я прикурил сигарету.
   --- А как ты определила, что у меня нет денег?
   Она доела свой сандвич, аккуратно вытерла губы салфеткой и уже спокойно без вызова посмотрела на меня.
   --- Что тебя определять. То, что денег нет? Ну, это просто. --- Оглядев меня с ног до головы, добавила. --- Нос у тебя перебит. Имея деньги, ты уже давно бы решил эту проблему. Часы у тебя дешёвые и взгляд не богатого человека. Вот только пиджак? --- Она вновь меня оглядела, как капустный качан на рынке.
   --- Ты прямо Шерлок Холмс!
   --- Профессия такая. А ты если не секрет чем занимаешься?
   Я сидел обескураженный её проницательностью и прямотой.
   --- Художник я.
   --- А-а! То-то я смотрю глаза у тебя малахольные. Все художники, наверное, такие. Был у меня сосед один из Белоруссии тоже художник. Умер царство ему небесное! Тот тоже не пил, не ел с таким же взглядом как у тебя. Валерой звали. Давно это было.
   Она задумалась.
   ---Вот так голодный и помер. Я не видела соседи сказали.
   --- Меня тоже Валерой звать.
   --- Вот здорово! Художник и тоже Валера. Ты только не умирай! Умоляю! И что ты здесь делаешь в этом Стамбульском раю? Рисуешь?
   --- Да. Только не здесь в Анталии. У меня жена там осталась. Она тоже художник.
   --- Два сапога пара. Ты не боишься оставлять её одну в этом гадюшнике? Местные мужики её вмиг испортят.
   --- Портить уже поздно. Испорченна. Тебя то как звать?
   Она достала из сумочки, висевшей на плече пачку "Парламента". Вытащила сигарету прикурила и выпустила тонкую струйку дыма.
   --- Алсу. Еду домой продлить визу. Потом сын у меня там, мать. Витьке через два дня день рождение. --- Она задумалась и сотворила из дыма маленькое колечко. --- Десять лет исполнится.
   --- А я вот заказ везу.
   --- Этот что ли?--- Она, чуть качнув стройной ногой, указала на картонную коробку.
   --- Да. Портреты.
   --- И хорошо платят?
   --- Не знаю. Если понравится то тысячи две.
   --- Зелёных?
   --- Не красных же.
   --- Вот видишь как тебе хорошо! Раз! И уже при деньгах! Мне чтобы заработать столько...!
   Я вспылил.
   --- Что бы тебе заработать столько хватит и пол месяца. Не учась, не мучаясь и по большёму счёту не хрена не делая.
   --- Ну, здесь ты не прав! Ты даже представить себе не можешь, как мне опротивели эти мужики! --- Обиделась она. --- Смотреть на них не могу!
   --- Да! Да! Конечно! Верю! Так опротивели, что за уши не оттащишь! Старая это песня. У нас с женой есть знакомая проститутка. Премилая, между прочим, женщина. Вот она в отличие от тебя и других баб говорит вполне откровенно, что занимается этим не только ради денег, а больше из любви к "искусству". Эту даму привлекает сам процесс. И я думаю не только её одну. Не надо строить из себя жертву!
   Алсу смотрела на меня с удивлением.
   --- Ладно. Хватит. У тебя самолёт, во сколько?
   Я посмотрел на часы. Четырнадцать пятьдесят.
   --- По идее я должен быть уже в воздухе. А он еще, наверное, в Москве.
   --- Если хочешь, пойдём в ресторан. --- Она показала глазами наверх --- Выпьем что-нибудь.
   Мне стало совсем не ловко. Денег у меня не было и я совершенно не пил. Хотя именно сейчас выпить, чтобы скрасить ожидание было бы и не плохо.
   --- Нет. Не пойду. Есть я не хочу, а пить не могу. Пока не сдам работу ни грамма.
   Она смотрела на меня со всё возрастающим интересом. Видимо в её практике ещё не было когда ей вот так запросто отказывали. Взгляд Алсу потускнел.
   --- Смотри, как знаешь. --- И криво усмехнувшись, пошла к лестнице ведущей наверх.
   Я опять был один. Со мной осталась лишь досада и, похоже, она ещё долго меня не покинет. Чёртова нищета!
   Собрав вещи, я пошёл узнать насчёт билета, а заодно размяться. Спать хотелось всё сильней. Когда я подошёл к кассовому окну, Лена встретила меня как старого знакомого.
   --- Привет! Я думаю, куда пропал?! --- Наклонив голову чуть на бок, мило улыбнулась.
   --- Подтверждение пришло, можешь забирать свою бумажку.
   Протянув мне в окошко билет, добавила.
   --- Но на следующий раз запомни. Билет лучше брать в том городе, откуда вылетаешь. Ты же видишь, как получается. Если бы самолёт вылетел во время, ты остался бы здесь.
   --- Конечно. А как самолёт? Всё в Москве?
   --- Нет. Скоро будет. Внимательно слушай, когда объявят. Счастливо!
   Попрощавшись с кассиршей, я решил пойти поменять орехи, на что-нибудь более съедобное.
   Парень, который продал мне миндаль, был на месте. Я предложил ему на пробу пару штук. Взяв их в рот он пожевал и долго делал непонимающее лицо. Турок есть турок. Но после кратковременного сопротивления поменял мне миндаль на равноценное количество фундука. Решив эту проблему я понял, что мне совершенно нечем себя занять. Осталось только тупо ждать. Так слоняясь из одного места в другое и жуя орехи я провёл почти два часа. Когда объявили регистрацию, я был вымотан до предела.
  
  
   Глава 6
   Возле турникетов приёма багажа на московский рейс скопилось не малое количество народа. Люди разбились на три длинных хвоста и ожидая своей очереди почти не общались. Настроение у всех было дерьмовое. У многих из них весь день был скомкан из-за непредвиденного опоздания. Лично у меня скорое приближение проверки паспортов ничего кроме нервозного состояния не вызывало. Скоро я должен был узнать насколько права моя дражайшая супруга.
   Наблюдая за попутчиками, я вспомнил свой прилёт в Анталию почти шесть месяцев назад. Дело было в августе прошлого года и, покинув здание аэровокзала страшно пожалел что взял кожаную куртку. Чувствовал я себя одиноким странником в пустыне Сахара. Дочь отвезла меня в аэропорт на своей машине и на просьбу отвести куртку домой и отдать матери ловко обманула, сказав, что друзья её только из Анталии и там сейчас холодно. Ей было просто лень к нам заезжать. Она посчитала это слишком хлопотным и бессмысленным занятием.
   Для меня был заказан трансферт из аэропорта до маленького отеля, где на первое время был забронирован номер. Найдя среди встречавших нужного мне человека по табличке, которую тот держал, высоко подняв над головой, я и ещё одна дамочка погрузили свои вещи в тёмно-синий "Опель" и отправились мотать километры по душным улицам города. Анталия с первого взгляда мне не понравилась. Страшная жара и безлюдные улицы всё светлое будто выгоревшее на солнце. Машина попетляв по узеньким улочкам, наконец, остановилась около низкой изгороди поросшей колючим кустарником, двумя мандариновыми деревьями и сиротливо стоявшей маленькой пальмой. Мне помогли занести вещи наверх по узкой и короткой лестнице. Ну, прямо райский уголок. Посреди цветущих деревьев стоял трёхэтажный отель светло кремового, почти белого цвета. Рядом окружённый шезлонгами расположился крошечный бассейн, до краёв наполненный прозрачной водой возле которого на массажном столе загорелый турок мучил полную блестящую от крема женщину. Был только полдень. Солнце нещадно палило но здесь все эти "прелести" южной природы были не так ощутимы.
   Хозяин отеля, смуглый крепкого телосложения мужчина мельком пробежал взглядом по моим бумагам и приветливо улыбнувшись, протянул мне ключ от номера. Мальчишка лет двенадцати помог мне дотащить до лифта багаж, поднял его наверх и даже открыл дверь в мою келью. Номер действительно походил на монастырское убежище монаха. Маленькое помещение имеющее форму неправильного прямоугольника с двумя кроватями посередине, телевизором на кронштейне привинченном к стене в углу номера, крошечным трюмо и узкими вытянутыми вверх окнами располагало больше к философии и мыслям о боге а не к активной деятельности. Полностью вкусить весь сервис предоставляемый хозяевами этого уютного места я не мог. Оплачено было только за три дня и поэтому отдаться наслаждению и покою не было никакой возможности. Нужно было срочно искать место для работы и жильё за приемлемую цену. Не откладывая это дело в долгий ящик, я взял с собой планшет, рекламу, этюдник со складными стульчиками и, оставив остальной багаж не распакованным, закрыл дверь на ключ и спустился вниз. Миновав холл где у телевизора сидели маленькие чернявые детишки я решил получить информацию о том как добраться до центра и подошёл к мужчине давшему мне ключи. К сожалению он не говорил по-русски и после нескольких минут мычания и обезьяньих ужимок которые я сам не понимал промокнув от пота и умственного напряжения я плюнул на это занятие и отошёл прочь. На помощь пришла молодая девушка гид от нашего туристического агентства.
   --- Здравствуйте! Что вас интересует? --- Она улыбалась и щурила глазки. --- Давайте отойдём. --- И жестом показала место под тентом возле бассейна.
   Когда мы уселись за столик, она тут же взяла "быка" за рога. То есть меня.
   --- Вы знаете! Этот отель очень не дорогой.--- Начала она доверительным тоном. --- Есть массаж, бассейн, двухразовое питание и если вы захотите продолжить пребывание в Анталии, то лучшего места вам не найти!
   Я молча выслушал её щебетанье, а когда она сделала короткую паузу чтобы набрать воздуха для продолжения речи, я не совсем вежливо её перебил.
   --- Жить я здесь не буду. Я приехал работать и надолго.
   Она поперхнулась и, прикрыв рукой, маленький ротик посмотрела на меня васильковыми глазами.
   --- А что же вы тогда хотите?
   --- Я хочу узнать, как мне добраться до центра города.
   --- И всё?
   --- И всё.
   Она ещё некоторое время смотрела на меня непонимающим взглядом. Потом интерес в её глазах погас.
   --- До центра значит? --- Она повернулась и показала мне рукой на проход в кустарнике, через который я сюда попал. --- Как выйдете, поверните направо. Дойдёте до большой дороги а там ждите автобуса. Они ходят часто. Маленькие такие. Есть ещё большие автобусы красного цвета. Они все едут в центр. У любого спросите "Центрум" и вам скажут, где выйти.
   Она посмотрела на меня с некоторой долей сожаления.
   --- Всё? Я больше не нужна?
   --- Да! Удачи тебе и любви!
   --- Что это так!?
   --- А я всем это желаю. Две самые приятные вещи на свете!
   --- Ну, спасибо!--- Она улыбалась.
   --- Счастливо!
   Спустившись вниз по неровно стёсанным ступенькам я поступил так как советовала девушка. Повернул направо и прошёл мимо маленьких стоящих рядами отелей похожих как близнецы на тот, в который я вселился. Через пять минут я был уже на дороге. Почти сразу откуда-то снизу из-за поворота показался автобус. Ехал он медленно со скоростью черепахи. Я стоял, разинув рот от удивления, когда он подъехал ко мне и дверь его салона открылась. Честно. Мне это даже понравилось. Зайдя в почти пустой салон, я по совету девушки сказал шофёру только одно слово. Увидев утвердительный кивок водителя я сел около окна, и приготовился смотреть местные достопримечательности. Автобус какое то время ехал вверх по дороге а затем, обогнув скопление трёхэтажных зданий потащился по прямой. Неожиданно слева от меня открылся захватывающий по своей красоте вид на море. Мы ехали по крутому обрыву, а сбоку от нас простиралась чудная картина. Серебристое от солнечных лучей искрилось и пульсировало огромное спокойное существо, раскинувшее своё серебристое тело до самого горизонта. Средиземное море! Только очень далеко по направлению нашего движения, в той стороне где, наверное, была Анталия, высились громады гор. Силуэты которых едва заметно трепетали в призрачной пелене водяных испарений. Они как бы зависли в воздухе и парили подобно сказочному миражу. Автобус ехал медленно и у меня была прекрасная возможность любоваться сногсшибательным зрелищем. Я пожалел, что не взял фотоаппарат. Откуда мне было знать, что вся эта красота непохожая на реальность существует здесь каждый день и каждый день неповторим своими красками и формами. Очень скоро машина повернула направо, и всё это великолепие исчезло, будто в действительности являлось миражём.
   Когда мы подъехали к центру я догадался сам по скоплению народа и обилию магазинов. Но у меня была конкретная цель. Оно называлось "Калече". Перед отъездом в Турцию я разговаривал с нашей художницей Наташей, которая собственно и посоветовала мне ехать сюда. По опыту я знал, где бывают самые хорошие заработки и больше всего туристов. Поставить себя на их место не составляет большого труда так как я сам, в какой то степени турист и по этому почти никогда не ошибался в выборе рабочего места. Проблема была в другом. Дадут ли мне здесь работать? Хотя рисовать можно в самых неожиданных местах. В городе Невель Псковской области я рисовал портреты на продуктовом рынке. На Кипре в зимней Ларнаке, когда сезон уже кончился и сидеть на улице в ожидании клиентов стало бессмысленно я имел "неплохой" заработок в английском пабе, а в Хельсинки в обычном пивном баре и на бензозаправке. Заработать деньги можно везде и всегда, если существует крайняя необходимость. Это невозможно лишь на полюсах, Северном и Южном. Даже в тундре найдётся какой нибудь чукча чудак, которому позарез нужен его портрет.
   О том, где мне надо выйти я узнал у пожилой турецкой женщины и когда автобус притормозил у светофора, она что-то крикнула водителю и тот открыл двери. Я вывалился из салона взмокший до нитки, но улица не принесла облегчения. Воздух был горяч и не сух как я предполагал раньше, а пропитан влагой и казалось присутствовал в каждой клеточке моего организма. Всему виной был залив Анталия и окружавшие его горы. Раскалённый воздух Ливийской пустыни, пройдя над Средиземным морем и впитав в себя его влагу, делал вынужденную остановку перед горным хребтом, который опоясывал всё побережье Турции, создавая субтропический климат на маленьком участке где расположился город. Об этом я узнал, конечно, позже, а сейчас меня интересовало возможное место работы. Задавая прохожим один и тот же вопрос я, наконец, добрался до искомого "Калече". Старый город начинался на одной из главных улиц, которая называлась "Ataturk street." Это была большая изогнутая как турецкая сабля магистраль с односторонним движением посередине которой росли пальмы двадцатиметровой высоты, и проходил одноколейный трамвайный путь. Рядом с маленьким уютным садиком находился вход в крепость. Он представлял из себя три крупные каменные арки византийской постройки между двумя большими квадратной формы башнями. К аркам вела сбитая и потерявшая свой первоначальный вид каменная лестница. Дойдя до их подножья, она обрывалась, чтобы начать свой подъём по другую сторону сооружения. Отсюда собственно и начинался старый город. На свою голову я решил осмотреть это место и, пройдя по нескольким извилистым улочкам совершенно заблудился. Показывать, что я недоумок и спрашивать где выход как-то не хотелось и я, наверное, целый час проплутал в его поисках. Обретя, в конце концов, свободу и выйдя на улицу, я повернул направо и присел перевести дух в крошечном садике. Оглядевшись вокруг мне пришла в голову мысль, что вот это как раз то место которое мне нужно. В тени высоких деревьев и крепостной стены стояли маленькие скамейки, на которых сидели пожилые люди и бичеватого вида господа в сильно поношенной одежде. Отсюда и следовало начать мою работу в этом горячем городе Турции. Я покинул уютный уголок, решив разменять доллары на турецкие лиры и перейдя на другую сторону пошёл по улице разглядывая витрины. Они были удивительны. За стёклами магазинов стояли странные манекены-монстры создания художника с ярко выраженными шизофреническими отклонениями. Один из них поразил меня особенно. Это был спортивного вида мужчина, но спортсмен выглядел как инвалид после кровавого побоища. Кистей рук он не имел в коротко стриженой голове зияла солидных размеров дыра под глазами светились синяки с фиолетовым отливом, будто только сейчас этот "симпатяга" проснулся после грандиозной пьянки. Стоял он, криво улыбаясь беззубым ртом романтично глядя голубыми глазами в светлое будущее. Совершенно сногсшибательным являлся контраст с одеждой. На этой мумии была одета отличная футболка жёлтого цвета и адидасовские шорты. Какие мотивы двигали создателей этого произведения рекламного искусства, для меня осталось тайной.
   Двадцать долларов я разменял в маленькой закусочной, и жизнерадостный продавец долго уговаривал меня, что-нибудь купить. В конце концов, я сдался. Прямо при мне он накрошил соломкой жареную курицу, положил всё это между двух половинок разрезанной булки, добавил нарезанные огурцы с помидорами, зеленью и полив маянезом протянул мне.
   --- Ekmek! --- Турок тыкал пальцем показывая на булку. --- Siz beni anliyor musunuz?
   Ничего не поняв, я отмахнулся от него рукой отошёл в сторону и принялся за еду. Экмек я проглотил в две секунды и мне эта штука пришлась по вкусу. Покончив с едой, я решил вернуться в садик присмотреться к людям и попытаться, кого нибудь нарисовать. Надо было начинать и не давать себе растечься в море иллюзорных наслаждений. Расслабляться нельзя. Деньги, которыми я располагал, растают незаметно, а надеяться на чудо и рассчитывать на то, что мне сказочно повезет, не приходилось. Слишком хорошо я знал подводные камни первых дней приезда за границу. Вначале где бы я не оказывался мне ещё никогда серьёзно не везло. Хорошо и быстро заработать являлось большой проблемой. Всегда находилась масса причин ломающих к чёртовой бабушке все планы. Особенное значение имело место работы, освещение, тень и естественно выбор времени. В Драхтене я имею ввиду Нидерланды успешная работа приходилась на короткий отрезок, с тринадцати до семнадцати часов. До и после город был как мёртвый. Как бы то ни было нужно было приступать и с лёгким волнением присутствующим всегда, когда начинаешь работать в новом месте я разложил этюдник, расставил стулья и рекламу. Выбрал я центральный вход рядом со скамейкой и большим деревом. Не успело моё внутреннее состояние прийти в равновесие, как ко мне подошла парочка сомнительного вида турецких граждан. Один из них высокий и худощавый с пронзительно чёрными глазами был одет в тёмную рубашку заправленную в серые брюки. Второй выглядел совершенно иначе и вызвал у меня больше положительных эмоций. Он был среднего роста и одет во всё светлое. Шорты, футболка, длинные седые волосы, усы, часы на металлическом браслете и очки в тонкой блестящей оправе. На нем, правда, были стоптанные тапочки, но на это я как-то не обратил внимание. Во всём чувствовался определённый стиль и этим он вызвал у меня симпатию. Высокий подошёл к моей рекламе и с нескрываемым интересом стал её разглядывать. На ней был изображён американский фотомастер Мэн Рей. Тот, у которого была седая шевелюра с чуть приметной улыбкой стоял в стороне засунув руки в карманы и тоже разглядывал мои художества.
   ---Turkce konusuyor musunuz? --- Длинный явно чего то хотел. Я пропустил вопрос без ответа, лишь пожал плечами в знак непонимания. Седой подошёл ближе и обратился ко мне по-немецки.
   --- Sie woher, nicht aus Deutschland? Sie sprecheh auf deutsch?
   Так как я продолжал смотреть на них как бык на новые ворота, очкастый неожиданно вдохновился.
   --- What is your name?
   --- I from Russia!
   Высокий тоже всё понял.
   --- Ben ressam! --- Он энергично постучал себя в тощую грудь.
   Турок в шортах решив что я совсем тупой показал пальцем на брюнета. --- Er auch der Kunstler. Ihn Arkan zu rufen. --- Затем на себя и добавил. --- Mich Zeki zu rufen.
   Я тоже решил проявить познания в языках.
   --- Me to call Valera. I understand!
   На этом мой скудный английский весь вышел. Меня радовало то, что оба они не знают этого языка. Во всяком случае, я понял, что длинного звать Аркан и он художник, а второй Зеки. Аркан взял планшет для рисования и жестом попросил у меня карандаш. Это становилось интересным. Карандаша у меня не было. Мы все то есть панельные художники не используем его как рабочий материал. Только по просьбе клиента в исключительных случаях. Он не может дать нужного эффекта и скорости. Прекрасной заменой графиту является китайская ретушь, соус или немецкая сепия. Кто чем привык, тем и работает. Я лично поменял не одну технику. Каждый раз, находя в новой свои прелести. Сейчас я предпочитал ретушь и чёрную питерскую пастель. Какой материал дать турецкому коллеге я не знал и решил пусть выбирает сам. Я дал ему коробку и он без долгих раздумий выбрал уголь.
   Мне было интересно, как он начнёт и естественно закончит. Создание графического изображения лица вещь сложная, а быстрое и творческое сложно вдвойне. За короткий отрезок времени нужно постичь внутренний мир портретируемого. Нужна высокая концентрация внимания и соблюдение стиля. Уличный портрет тем и хорош, что человек не успевает устать за короткое время пока его рисуют, приходит в расслабленное состояние, раскрываясь как личность. Здесь всё зависит от художника, успеет ли он передать на бумаге тайны скрытые под маской, которую каждый из нас одевает после сна. Наблюдая за Арканом, я гадал насколько проницательным окажется его взгляд на самом деле. Часто люди видят себя совершенно не так как их представляют окружающие. Вот и турок, которому я позировал, явно играл только неизвестно перед кем. Перед Зеки мной или же сам перед собой. Я не верил в то, что он сможет сделать достойную работу. Слишком резки и размашисты были движения его руки непринуждён взгляд и поза. Я знаю, как может выглядеть человек во время работы и по настоящему умеющий рисовать. Это не прогулка по летнему парку с девочкой под ручку. Это мысль сконцентрированная на кончике угля или другого материала. Это песня, в которой фальшь недопустима. Иначе портрет перестаёт быть портретом и превращается в свободный рисунок, где всё допустимо и можно смело говорить о собственном виденье и прочую чепуху.
   На работу у местного Веласкеса ушло чуть больше пятнадцати минут. Он отошёл в сторону, критически рассматривая свой труд. Похоже, ему нравилось то, что он сделал. Вокруг нас собралось несколько зевак. Они молча наблюдали. За неполные пятнадцать лет, которые были отданы мной портрету лишь около сотни работ заслуживающих внимания, были сделаны за столь короткое время, а создано несколько тысяч. На рисунок обычно уходит от тридцати до сорока, а то и более минут. Внутри себя в ожидании чуда я почувствовал натянутую струну и когда Аркан жестом пригласил посмотреть свой шедевр, мною владело одно не очень хорошее желание. Я хотел, чтобы у него ничего не получилось. Я не страдал излишним самомнением, но сознание того, что меня может обскакать турецкий художник, выводило из себя. Стыдно признаться, но когда я даже мельком посмотрел на работу Аркана моему ликованию не было предела. Чуда не случилось. На листе ватмана я увидел даже не то, что ожидал. В смелости ему отказать было нельзя, но это последнее лестное замечание в адрес турка. Грязь, несоблюдение пропорций, полное отсутствие вкуса и сходства. В зеркало я хоть и редко, но всё же смотрю. Почему он такой довольный? Аркан, соблюдая великое достоинство, поставил подпись и жестами показал, что хочет от меня получить то же самое. Отказывать ему я не хотел. Человек старался, а лишняя реклама мне не помешает.
   Я вытер мокрый от пота лоб. Жара стояла невыносимая, и я задавался вопросом как мне сохранить сухими свои пальцы во время работы. Посадив его напротив себя и ощупывая бумагу я уже знал, как его рисовать и только коснувшись её ретушью с ужасом понял, что совершенно не способен что-либо сделать. Но отступать было поздно. Бумага от влажного воздуха стала рыхлой и, проведя по ней пору штрихов, я лишний раз убедился, как опасно порой поднимать себя выше собственной головы. Портрет я, в общем, вытянул. Но как! Вместо тридцати минут я потратил почти час и получилось далеко не то что я хотел. Позорище! Зато Зеки был в восторге. Он стоял сзади и пританцовывал. Чему он радовался?
   Отдав портрет я решил спрятаться от слепящего солнца и поменять место. При помощи седого я переставил этюдник, стулья и рекламу в самый конец садика туда, где появилась тень от крепостной стены. Аркан с Зеки ушел, а я сел на скамейку и в ожидании клиентов задумался. Пока всё шло не совсем плохо. Временное жильё у меня было и место работы тоже. Духота. Это меня беспокоило больше всего. Когда я летел в Турцию мысли о возможных проблемах связанных с погодой меня посещали, но я гнал их прочь, считая это мелочью. Я знал, что будет жарко и надеялся на акклиматизацию, но совсем упустил из вида влажность.
   Около меня остановился молодой парень с девушкой. По тому как они глядели друг на друга можно было без ошибки определить ещё одних чокнутых. Приятная эта болезнь любовь. Люди теряют голову, а мне сейчас такие были нужны просто по зарез. Мы долго и молча смотрели друг на друга. Они в нерешительности, а я, боясь вспугнуть птицу везенья, которая в лице этих юных созданий застыла рядом со мной.
   --- Please! Please have a seat!
   Улыбаясь, парень спросил, показывая на портрет Мена Рея.
   --- Fiyati nedir? How much is?
   Я был заранее предупреждён Натальей о ценах для местных жителей и поэтому не стал завышать, а даже снизил ее, назвав десять миллионов за два портрета. Для них и эта сумма оказалась велика. Сошлись на восьми.
   Пока я рисовал Аркана успел приспособиться и с ними у меня дело пошло лучше. Нарисовав их за час и получив деньги я поехал к себе в отель. Отдохнуть, подумать, помечтать.
  
  
   Глава 7
   Я вспоминал свой первый день в Турции с некоторой долей ностальгии и эти туманные припорошенные временем образы, заслонили собой аэропорт и все, что было связанно с вылетом.
   Сдав багаж я направился к паспортному контролю, заранее определив для себя манеру и стиль своего поведения во время проверки документов. Нелегал чёртов. Меня самого тошнило от того, с каким упоением я постоянно окунаюсь в дерьмовые приключения. Но ничего поделать со своим характером я не мог. Он создавал мне совсем маленькие и огромные раздутые до гипертрофированных размеров неприятности, которые преследовали меня постоянно, будто я был изгоем в команде удачливых и везучих. Как это не странно я не растерял известную долю оптимизма и после очередной неудачи пытался с упорством достойным маньяка вновь забраться на вершину именуемой успех. В бесчисленные попытки чего нибудь добиться близкие мне люди сами того не сознавая постоянно пихали здоровенные палки в колёса моей фортуны. К ним можно было отнести и мою жену. Какие планы она строила я не знаю, но её реальные идеи крутились лишь вокруг панельной работы. Работы приносящей ежедневный заработок и абсолютно бесперспективной. Ее, как и других моих собратьев развратила свобода и относительно лёгкие деньги, получаемые от ежедневной тусовки на Невском проспекте Санкт-Петербурга. Свобода передвижения и полная независимость от всякого рода начальников стоила дорого. Многие талантливые художники просто сгинули с лица интересной штуки, какой является жизнь. Одни по пьянке, некоторых убили, а у других не выдержало здоровье. Тяжело ли даётся хлеб на загазованном Невском? Для кого как. Для тех, кто моложе немного легче. Им кажется, что всё впереди и можно ещё чуть-чуть отложить главное, ради которого стоит жить. Те, кто постарше тянут эту лямку, потому что не умеют больше ничего. Стараются изо всех сил и, наверное, со страхом думают насколько ещё хватит. Пытаются копить. Есть и такие кто просто рад, что вовремя успел приспособиться и занял эту нишу.
   Случайные прохожие на глазах, у которых мы оказались, рассуждают по-разному. Многие думают как бездарно не принося существенной пользы зарабатываем мы на жизнь. Нам, а в особенности старшему поколению десятилетиями вбивали мысль о служении своей родине. Только служить можно по разному. Я считаю, что человек приносящий радость одному двум или трём людям в день уже не зря живёт на этом свете. Никто не станет оспаривать факт ощутимой пользы от существовании "Эрмитажа" или "Филармонии". Ну, скажите какая польза от музыкантов вообще? Никакой! Играют да ещё и деньги получают. Так уж устроен человек. Не может он жить без всех этих прибамбасов. Его тянет подойти посмотреть картины или просто послушать то, что извлекают из своих инструментов "ненужные" обществу музыканты. Душа требует. А это никаким калькулятором не подсчитаешь.
   Я стоял перед тремя маленькими будками, в которых сидели контроллёры проверяющие паспорта наивно гадая в какой из них сидит самый добрый и покладистый. Сделав выбор скорее по наитию, а не здравому смыслу я пошёл к центральной. Лицо этого симпатичного турка было и не добрым и не злым. Обычным лицом человека выполняющего свою работу. Протянув в окошко паспорт, я постарался не думать о том, что буду делать, если у меня возникнут проблемы. Что я буду говорить и на каком языке.
   Посмотрев документы, а потом на меня с некоторым удивлением этот симпатяга вмиг решил терзавшие меня сомненья. Ни слова не говоря он встал, вышел и направился к другому чиновнику который по должности, наверное, был выше. Тот тоже не стал брать на себя ответственность и с безразличным выражением лица широким взмахом руки показал мне на выход. Туда откуда я только что пришёл.
   --- Geciniz!
   Я не понял, что он сказал. Зато я прекрасно осознал, что у меня ничего не вышло и проблемы, о которых я столько "мечтал" только начинаются. Мне надо было найти паспортную службу. Их босса.
   Проходя мимо забитых товарами магазинов мимо снующих по вокзалу людей я совершенно отчётливо осознал катастрофу произошедшую со мной. Я даже увидел лицо своей жены с характерным для неё выражением, когда она оказывалась права и услышал её голос. "Дурак! Я же тебе говорила! Какой же ты дурак"! Ощущение беспомощности и сознание того, что я абсолютно никому не нужен начало разрастаться во мне как снежная лавина, но раскисать было нельзя и, попытавшись взять себя в руки я пошёл искать их начальника.
   Нашёл я его быстро по большёму скоплению народа в маленьком коридорчике рядом с кафетерием. Проблемы, вероятно, были не только у меня. Я не стал ни у кого ничего спрашивать и, не занимая очередь просто зашёл к нему в кабинет. Времени было в обрез. Он занимался с женщиной цыганской внешности. Этот облик ей придавала длинная до пят цветастая юбка и маленький пацанёнок, который заунывным голосом что-то клянчил. Начальник паспортной службы назидательно громко говорил этой даме какую-то абракадабру, показывая на дверь. Увидев меня он будто даже обрадовался и жестом показал, чтобы я подошёл. Как только я оказался перед ним, женщина будто испарилась. Шеф оказался крепко сбитым мужиком с совершенно светлыми лицом и волосами. Узнав по какому поводу, я пришёл он оглядел меня взял авторучку с листком бумаги и, написав на нём цифры протянул мне. Я взглянул и всё понял. Нужно было платить штраф по максимуму. Сто двадцать семь миллионов. Судя по лицу, уступать он не собирался. Я похлопал себя по карманам, а он вылупился на меня как на фокусника думая, наверное, что из меня сейчас посыпятся пачки банкнот.
   --- There is no money! I do not have money!
   Только окончательно поняв, что я отказываюсь платить и у меня за душой ничего нет, он красноречиво показал мне на дверь. Честно говоря, я ожидал совсем другого. Думал меня арестуют, возьмут под стражу, а он поступил иначе. Предоставил решать мои проблемы мне самому. Им нужны были деньги и всё. Очень разумная позиция.
   Выйдя из кабинета, я пошёл туда, где сдал свои вещи. Надо было срочно их вернуть, иначе в Москву полечу не я а они. Самостоятельно преодолеют тысячи километров и бесхозными окажутся во Внуково. Я нашёл женщину принявшую мой багаж и вкратце изложил свою ситуацию. Она не проявила ни удивления, ни сочувствия просто приняла к сведенью и, просмотрев мой билет, позвонила по телефону.
   --- Ждите здесь. Сейчас привезут.
   Я простоял не больше десяти минут поглядывая на полиэтиленовую сумку с орехами. В ней сейчас покоились все мои деньги. Правда, оставался билет, за который я должен был получить пусть не все, но хотя бы часть средств благодаря которым я рассчитывал выпутаться из сложившейся ситуации. Забрав свои вещи я опять пошёл к кассам. Ругать себя смысла не имело. Зачем. Факт был на лицо. Даже получив деньги, я не смогу вылететь в Москву. Только паромом через Трабзон. И в этом случае я опаздывал на встречу с англичанином. Совершая поступки надо сначала думать, а у меня с этим видимо была проблема. Жена правильно поставила диагноз.
   На Дальнем Востоке в городе Амурске в начале восьмидесятых у меня был приятель Юра Бойко. Он мне не уставал повторять. Никогда не отчаивайся и всегда берись за любую работу. Ты её всё равно сделаешь. Безвыходных ситуаций не бывает. Его слова я запомнил на всю жизнь и эта установка мне помогла не раз.
   Отчаиваться я не собирался. У меня была возможность позвонить через друзей своей жене, но эту мысль я отмёл как несостоятельную и содержащую в себе приличную долю унижения. Не мог я просить у неё помощи. Были ещё варианты, но думать о них я пока не желал. Я был жив и не на необитаемом острове. Вдохновляя себя мыслью о том, что причин для волнений ещё маловато я подошёл к кассе "Пан Украина". Лена сидела на месте и смотрела какой-то толстый журнал.
   --- Привет! --- Я старался выглядеть спокойным и невозмутимым.
   Она подняла голову от журнала и поглядела на меня с удивлением.
   --- Я думала вы на посадке.
   --- Как видите, нет. К сожалению ещё здесь.
   Лена отложила журнал.
   --- Что-то случилось?
   --- Да. У меня нет денег, чтобы заплатить штраф за пол года. Короче вылет откладывается. Я могу получить деньги за билет?
   В её взгляде было сочувствие.
   --- Нет. Деньги вы сможете получить только в том месте, где платили. Такой порядок. Но как же так! У вас действительно нет денег?
   В её взгляде сквозило неверие. Только идиот может отправиться в поездку без цента в кармане, и я её прекрасно понимал.
   --- Совершенно! Бублик полный! Но деньги за билет я действительно не могу получить здесь? Вы уверены?
   --- Абсолютно!
   Я был в шоке. Неожиданно заломил затылок и усталость копившаяся столько времени, вдруг проснулась и обрушилась на меня всей тяжестью.
   Женщина, кажется, только теперь поверила, что у меня не было денег. Помочь мне она не могла. Я извинился за свою назойливость и, не говоря больше ни слова пошёл прочь.
   Я сел у большого окна, из которого были видны окрестности аэропорта. Маленький кусочек взлётно-посадочной полосы, на которой стояло два самолёта и часть автострады. На серую ленту дороги из-за угла один за другим выезжали автомобили. Остальную часть закрывало здание аэровокзала. Делая поворот машины скрывались за бетонным забором грязно-жёлтого цвета и катили в сторону города. Небо в Стамбуле было совсем другим не таким как в Анталии. Краски были другими. Они не имели той яркости и насыщенности. Всё было чуть спокойней. Теперь я смотрел на этот пейзаж другими глазами. Торопиться было не куда, я уже везде опоздал. Нужно привести мысли в порядок, успокоиться и прикинуть свои возможности. Я крутил в руках бессмысленный уже билет и удивлялся своей способности находить проблемы там, где другие люди их просто не ищут. Чем дольше я размышлял, тем больше во мне крепла уверенность, что скоро всё равно улечу. Рядом со мной на соседней скамейке сидели люди, наверное, муж и жена. Я встал и подошёл к ним.
   --- Excuse! My things. I shall leave. Five minutes.
   Полная брюнетка посмотрела на меня и неожиданно расхохоталась.
   --- Вить смотри! Ещё один! --- Перестав смеяться она сказала, обращаясь уже ко мне. --- Не напрягайся здесь все свои. Хочешь уйти? Иди. Только недолго. У нас скоро регистрация.
   --- Спасибо! Я на пять минут.
   Вернувшись к своим вещам, я взял маленькую сумку, в которой был фотоаппарат и прямым ходом пошёл к кассам.
   --- Леночка здравствуй ещё раз! Кроме тебя в этом городе я никого не знаю. Выручай!
   --- Интересно чем я могу тебя выручить?
   --- Понимаешь! У меня действительно нет денег. Нет даже чтобы позвонить брату в Питер. У меня есть хороший японский фотоаппарат, Минольта. На посмотри. Стоит пятьсот долларов. Я дам тебе его в залог. Мне нужно всего десять миллионов. На телефонную карту и чтобы как-то протянуть до завтра.
   Я вытащил аппарат и сунул ей в окошко.
   --- Ты с ума сошёл, убери сейчас же! --- Она замахала на меня руками. --- Начальство увидит. Выгонят к чёрту!
   Когда я положил его в сумку, она жестом попросила наклониться.
   --- Веришь!? У меня только пять миллионов. Тебя устроит?
   Меня сейчас устраивала любая сумма.
   --- Конечно! Я позвоню брату, и деньги завтра будут здесь.
   --- Это возможно?
   --- Да. Он мне вышлет по "Вестерн Юнион". После отправления я смогу получить деньги почти сразу через несколько минут.
   Она взглянула недоверчиво.
   --- Точно вышлет?
   --- У него они есть. В крайнем случае, перезаймёт.
   Лена открыла свою сумочку и, разворошив содержимое выудила бумажку в пять миллионов.
   --- Возьми. Может получится.
   Я открыл рот, чтобы сказать ей слова благодарности. Но подходящих не нашёл. По сравнению с тем, что она для меня сделала любые проявления чувств терялись, превращаясь в глупый лепет. Я просто не знал, что мне и сказать.
   --- Спасибо Лена! Слов нет!
   Даже получив деньги мне не верилось, что такое возможно! Она меня всё же выручила!
   И в памяти у меня всплыл один мелкий эпизод произошедший со мной зимой прошлого года. Я возвращался домой после работы, замёрз и очень устал. По дороге я зашёл в магазин, который находился рядом с домом. Мы с женой бывали там часто почти ежедневно, и продавцы знали нас в лицо. Я купил все, что было нужно, но у меня не хватало несколько копеек на хлеб. Страшно не хотелось идти домой за этой мелочью, а потом снова возвращаться по сильному морозу. Молодая девица, продавец так и не дала в долг. Если не изменяет память несчастных двенадцать копеек. Лена совершенно меня не зная помогла пятью долларами! Парадоксы человеческой психики!
   Получив деньги я первым делом пошёл купить телефонную карту и пачку сигарет. У меня осталось ещё и на сандвич. Сейчас я молил господа только о двух вещах. Что бы мой брат был дома и трезв. Часы показывали десять минут восьмого. По Москве девятый час вечера. Я пошёл к кафетерию, где последние несколько часов накачивался кофе. Здесь царило оживленье, и я бы сказал даже веселье. Все столики были заняты и, поставив багаж около никелированных поручней огораживающих основной зал от помещения кафешки подошёл к свободному телефону. С замиранием сердца я набрал номер, прислушиваясь к звукам в телефонной трубке вспомнив героя Александра Грина из книги "Крысолов". Это шуршание, попискивание, безымянные никому не принадлежащие звуки. Невидимый, неосязаемый мир электронной вселенной, по которой, хаотично кувыркаясь летел мой вызов в другой конец планеты и я хотел чтобы он был подхвачен и услышан в далёкой недосягаемой сейчас России. В трубке что-то звякнуло пару раз, щёлкнуло и сонный, безразличный голос моего брата спросил.
   --- Да?
   --- Олег, привет! Это Валера! Слушай меня внимательно! Я сейчас в Стамбульском аэропорту! Мне срочно нужны деньги на штраф и на билет! Ты меня слышишь?!
   Из трубки доносилось сопенье.
   --- Аллё! Алик! Ты понял?!
   --- Алло! Кто говорит?
   --- Вот чёрт! Ты что не можешь понять?! Валера, я! Твой брат! Звоню из Стамбула! Мне срочно нужны деньги! Четыреста баксов! Мне отсюда не вылететь. Совершенно нет денег.
   --- Валерка, это ты? Как дела? В каком ты Тамбове? Что ты там забыл?
   --- Причём здесь Тамбов! Я в Стамбуле! В Турции! Звоню из аэропорта! Дела паршивые! Слушай ещё раз! Мне срочно нужны деньги на самолёт и на штраф! --- Я уже не говорил, а кричал в трубку. Время разговора было на исходе. --- Ты понял?! Четыреста долларов!
   Секунды таяли, исчезая в пропасти времени, но разговор превращался в вереницу никому не нужных словосочетаний и терял весь смысл.
   --- Хорошо. Перезвони через десять минут.
   В разговор вклинился женский голос, а это означало, что мне осталось несколько секунд. Олег не черта не понял.
   --- Перез...
   Послышались гудки, и всё у меня внутри опустилось. Осторожно боясь шарахнуть в сердцах об каменный пол этот бездушный предмет цивилизации, я положил трубку на место и, обхватив голову обеими руками, взъерошил волосы. Вот и всё! Денег нет, звонить не на что! Пол кило орех и пачка "Марлборо" в кармане. Будто во сне я осмотрел зал кафетерия. На меня глядел мужчина лет шестидесяти или чуть старше сидевший за столиком почти рядом со мной. Он рассматривал меня и чему-то улыбался.
   --- Проблемы? --- Его поза была расслабленной и слегка вальяжной. У этого человека такой штуки как проблемы, по-моему, вообще не было. Он жестом показал на соседний стул.
   --- Присаживайся. Будем их решать.
   Говорил он с едва заметным акцентом и я подумал, что он из Прибалтики. Мной овладела абсолютная апатия и в данный момент мне было всё равно с кем и о чём говорить лишь бы не думать о свалившихся на меня, мягко говоря, неприятностях. У мужчины были седые, короткие слегка взъерошенные волосы, светлые глаза и крупные, будто помятые черты лица. Пиджак как-то неуловимо подходил к его облику. Цвета золотистой охры и такой же мятый.
   --- Давай знакомиться. Клаус.
   Он протянул мне пухлую, но сильную руку. Я ответил на рукопожатие.
   --- Валера.
   --- Извини. Я случайно слышал твой разговор. Не специально.
   Он будто оправдывался.
   --- Мне просто понравился твой пиджак. Если не секрет, сколько он стоит?
   --- Сто десять долларов.
   --- Дорогой. Мы немцы, такие дорогие пиджаки не покупаем. Да, но он красивый. Это правда.
   Я не поверил ему, что немцы предпочитают дешёвые вещи дорогим. Всё зависит от того, какой немец. А этот велюровый пиджак чёрного цвета я снял можно сказать прямо с витрины фирменного магазина "Braza" на одной из центральных улиц Анталии.
   --- Только по этому я и услышал весь телефонный разговор. Во всём виноват пиджак. --- Клаус показал на него пальцем.
   Я не мог поверить в такую ерунду. Какой то немец хочет помочь мужику из России только потому, что у него хороший пиджак! Мистика!
   --- Сейчас придёт моя жена, и мы всё уладим. --- Он откинулся на спинку стула. --- А вот и она!
   К нам приближалась молодая женщина, которой было не больше двадцати пяти лет. Она была высока, худощава и смазлива той стандартной, кукольной красотой которую любят художники фирмы, где производят "Барби".
   Бог мой! Бедные девочки! Я ничего не имею против Клауса. Мужик он, кажется душевный, но наши девчонки готовы лечь с кем попало, и стать женой кого угодно лишь бы не маяться в ежедневном поиске на кусок хлеба. Разница в сорок лет, это круто!
   --- Познакомьтесь. Мою лапушку звать Люда. --- И показав на меня добавил. --- А это Валера. У него проблемы. Дай человеку денег.
   Люда бросила на меня косой взгляд накрашенных глаз.
   --- Сколько?
   События развивались столь стремительно, что я растерялся. Я даже не знал как себя вести. С какой, кстати, мне помогают незнакомые люди? Неужели всему виной кусок чёрного велюра с ярко красной подкладкой? Фантастика! Наверное, не зря говорят, что встречают по одёжке. Во всяком случае, фортуна медленно, но верно стала поворачиваться ко мне лицом.
   --- Мне нужно купить телефонную карту, чтобы я мог позвонить домой в Петербург.
   --- Сколько? Я спрашиваю!
   --- Людочка. Дай ему десять миллионов.
   Мне стало невыносимо стыдно. За свою бессмысленную жизнь, в которой я барахтался как годовалый ребёнок. За то, что целых пятнадцать лет я парил себе мозги несбыточными мечтами о том, что когда нибудь найду стоящий заказ и у меня появится постоянная клиентура. Мечтал о утончённо-непонятной живописи. Смеси импрессионизма с сюрреализмом, но кисти брал в редких случаях. Лишь когда получал дешёвый заказ и делал его с пренебрежительной ленью. Этот почти незаметный на первый взгляд снобизм гадом вползший в моё сердце продолжал отравлять мою жизнь. Я был не самым дерьмовым художником на панели, но порой забывал, что существуют не менее талантливые, трудолюбивые и удачливые. Сейчас я себя ненавидел и, стараясь не смотреть в глаза Людмилы и немца я взял эти деньги. Не мог не взять.
   Я поднялся.
   --- Вы ещё будете здесь?
   Клаус, нашёптывая своей возлюбленной, какую то ерунду обернулся.
   --- Конечно! Мы никуда не уйдём. Приходи.
   Я пошёл за картой думая как мне быстро и точно всё объяснить своему брату. Сейчас повезло, но эта полоса может скоро кончиться и тогда мне уже ничто не поможет. Придётся продать фотоаппарат, но даже в этом случае денег не хватит, а возвращаться в Анталию мне не позволит самолюбие.
   Быстро купив карту я вернулся и, пройдя мимо Люды и Клауса им только кивнул. Развлекать эту парочку в мои планы не входило, а они, похоже, не сильно в этом нуждались. Набрав номер я в напряжении сжал трубку. Услышав голос Олега я представил его лежавшего на кровати в квартире, которую сколько не мой лучше не становилась. Уже много лет в ожидании расселения из старого дореволюционной постройки дома на Ропшинской он почти ничего не сделал для устройства своего быта, ожидая помощи в лице наших "нищих" государственных контор. Никто ничего делать не хотел. Нашим чиновникам было глубоко плевать, как живут люди. Ходили слухи, что дом вот, вот расселят и редкие жильцы отваживались вкладывать свои сбережения в капитальный ремонт. Глядя на этот развал с потолками оббитыми оргалитом, с туалетом где много лет подряд нормально не работает сливной бачёк, с торчащей в разные стороны электропроводкой и перекошенными дверьми, можно было с уверенностью решить что человек живущей в этой квартире намерен прожить на свете как минимум сто лет. Что он, успеет ещё насладиться и комфортом и уютом. Что жизнь и без этого буржуазного дерьма, прекрасна и удивительна, что можно ещё несколько лет без ущерба для здоровья проползать по ночам минуя узкий коридор и задевать ногами валяющийся там хлам. Он наивно рассчитывал, что придут добрые дяди и начнут решать за него бытовые проблемы. Совершенно упустив из вида насколько скоротечна жизнь и не дождавшись от государственных мужей помощи его вынесут вперёд ногами из квартиры так и не увидевшей в нём настоящего хозяина. Мой брат имел деньги и прекрасную голову, но бессмысленно тратить их просто не желал. Вероятно, правда была на его стороне. В смысле коммерции мне до него далеко.
   --- Алло! Валера?
   --- Да!
   --- Я понял только что ты в Стамбуле и без денег. Так?
   --- Да! Мне срочно нужны четыре сотни! Иначе я останусь здесь! Пошли мне их по Вестерн Юнион!
   --- А где это находится?!
   --- Возьми авторучку и пиши.
   --- Уже пишу.
   --- Банк Балтийский. Это на углу Каменноостровского и Пушкарской. Понял?
   --- Да! Говори дальше.
   --- Завтра пошли на моё имя, и запиши номер кода, по которому я смогу получить деньги. Отправляй на Турцию. Если спросят. На Стамбул. Понял?
   --- Дальше.
   --- Я тебе позвоню в двенадцать часов, по Москве. Ты мне сообщишь номер и сумму. Всё понял?
   --- Всё понял. Как у тебя дела?
   --- Сейчас меня ждут в Москве. Англичанин. Помнишь, я тебе о нём говорил? Портреты я сделал. После Москвы сразу поеду домой. Там поговорим. Как мама?
   --- Ну, в общем, нормально. Приезжай. С деньгами у меня, правда, не очень.
   --- Алька, постарайся! Меньше четырёхсот никак! Ну, всё! Давай!
   Вот сейчас после нашего разговора я почувствовал настоящее облегчение. В грудной клетке у меня что-то восторженно запело. Я знал, что только брат сумеет и захочет мне помочь. Мы частенько с ним ругались, но кровные отношения всё равно берут верх. Я взглянул на столик где сидели мои новые друзья. Клаус пил баночное пиво и смотрел на меня. Судя по его выражению, он всё понял и улыбался.
   --- Хорошо?
   --- Да! Спасибо! Обо всём договорился. Вы не знаете, есть ли в аэропорту Вестерн Юнион?
   Клаус сделал глоток.
   --- Наверное, есть.
   --- Нет здесь никакого Вестерна. Надо в город ехать.
   Люда ела турецкий бублик, запивая его чаем.
   --- Точно?
   --- Совершенно.
   --- Валера, пей пиво.
   --- Спасибо. Я не пью.
   Немец посмотрел на меня с удивлением и пожал плечами.
   --- А я очень люблю. Всё уговариваю мою лапушку. --- И будто продолжил давно начатый разговор. --- Людочка, лапушка дай своему плохому мальчишке на маленькую бутылочку водки. Ну, вот на такую! Крохотную!
   Он соединил большой и указательный палец.
   Это была новость! Людмила казалось напрочь игнорировала своего мужа. Может он и не муж ей. Хотя вряд ли. Только жена знающая своё превосходство в возрасте, может не обращать внимания, когда к ней обращаются с подобными просьбами. Мне стало откровенно жаль этого неплохого мужика. Надо было менять тему.
   --- А куда вы летите? В Россию?
   Она сидела, не поднимая головы
   --- Нет, в Сирию. В Дамаск.
   --- Путешествуете?
   --- Нет. Домой.
   --- Вот вас занесло! Клаус немец! Ты русская!
   --- Там жизнь дешевле. Жарко только.
   --- Клаус! Откуда ты так хорошо знаешь русский язык?
   Держа в одной руке банку с пивом, другой он шарил под столом, игриво поглядывая на жену. Люда не выдержала и засмеялась.
   --- Ну, перестань же! Что ты как мальчишка!
   --- Я и есть мальчишка. Твой маленький мальчик.
   Он повернулся ко мне.
   --- Я пол жизни отработал у вас в Казахстане. --- И снова полез под стол. --- Ты дашь мне на бутылочку? Ладно, на маленькую рюмочку?
   --- Отстань от меня! Ничего не дам! Пиво пей!
   --- Не люблю пиво! Водки хочу!
   Мне стало не по себе. Я совершенно не хотел присутствовать при их семейных разборках. Хотя их моё присутствие совершенно не смущало.
   Продолжая как я догадался щупать её коленки он неожиданно изрёк.
   --- Людочка скажи нам, тебе нравятся молодые мальчики? Я-я знаю! Нравятся!
   Ну вот, начинается! Так он и ко мне скоро приревнует. Я встал.
   --- Пойду, узнаю в справочном бюро, где я смогу получить деньги. Я встал и не желая слушать как Клаус откровенничает с Людой пошёл к выходу из здания.
   Справочное я нашёл быстро. Две девицы сидели рядышком за высоким барьером под табличкой "The information" и не черта не делали. Видно было как они, скучая, перебрасывались фразами.
   --- Я хочу найти банк, где есть Вестерн Юнион.
   Турецкая барышня оказалась понятливой и взяв маленький клочок бумаги быстренько написала мне адрес банка.
   --- Пожалуйста. Покажете в такси. Вас довезут.
   На русском она объяснялась довольно сносно.
   --- Спасибо!
   Всё оказалось быстро и просто, а мне совершенно не хотелось идти к немцу. Нахально прикурив сигарету я пошёл по направлению к туалету.
   Справив нужду и бросив окурок в бачок для мусора, я собрался на выход из этого блестящего от кафеля, и чистоты помещения. Туалет в Стамбульском аэропорту приспособлен не только для мусульман, где есть "восточные" кабинки с дыркой в полу, но и обычные унитазы, в которые ходят люди других вероисповеданий. Гигиенические наклонности разных культур и здесь была не забыта.
   За относительно короткое время пока я был здесь всё моё внутренне-торопливое нутро пришло в состояние покоя. Я уже привык к этим стенам и высокому потолку, под сводами которого терялись звуки человеческих голосов, и кажется, ко мне тоже привыкли. Со мной начали здороваться незнакомые люди, будто я стал какой то неотъемлемой частью здешнего интерьера или новым работником. Вот и сейчас, когда я вышел из туалета мне кивнул продавец газет. Окинув взглядом, ряды мониторов у турникетов регистрации я вспомнил маленький аэровокзал Комсомольска на Амуре. Тогда тоже было тринадцатое число восемьдесят третьего и не март как сейчас, а май. Я возвращался из командировки и мне предстоял длительный перелёт сначала шестьсот километров на Ан-24 до Хабаровска, а оттуда почти девять тысяч прямым рейсом до Ленинграда на Ил-62. Полёт до Хабаровска не доставил мне больших неприятностей. Воздушные ямы меня скорее развлекали, чем пугали. Погода была отличная и весь перелет, глазея из иллюминатора, я мог наблюдать красоты Приамурья. В Хабаровске я познакомился с местными художниками. В ресторане у жирного швейцара мы взяли три бутылки водки, и я чуть не забыл про свой вылет. Перед знакомством с местной богемой я успел надраться коньяка и, закрывая камеру хранения набрал код не с той стороны. Пока вызывали мастера, пока интересовались содержимым моего багажа, мой самолёт улетел и мне пришлось доплачивать на новый билет, но уже не в Ленинград, а до Москвы. Морока получилась жуткая. Так как из Москвы мне предстояло лететь ещё на одном самолёте. Домой я попал лишь четырнадцатого числа в пять часов утра.
   Походив по залу, я решил, что сексуально алкогольное возбуждение покинуло моего немецкого друга, и решил к ним вернуться. Когда я подошёл Клаус находился в состоянии депрессии. Он сидел, отвернувшись от Людмилы и пил "ненавистное" ему пиво. Когда я сел рядом он оживился.
   --- А что?! А не сходить ли нам в ресторан?! Мне здесь надоело. Людочка пойдём?
   Ресторан в мои планы не входил по известной причине. Как лучше отказаться?
   --- Валера, идём с нами. Беспокоится не надо. Там шведский стол. Как лапушка! Идём?!
   Люда встала и взяла со стола сумочку.
   --- Пойдём. Я хочу, есть как волк.
   --- Как хочет, есть волк? А?! --- Немец уже успел нагрузиться пивом.
   Они мне здорово помогли, отказываться было глупо, а есть я хотел не меньше чем Люда. В этом я был уверен. Поэтому упрашивать себя я не дал и, взяв свои вещи направился за ними.
   На второй этаж где был ресторан мы поднялись по изогнутому как гусеница эскалатору и сразу попали в большой притемнённый зал заставленный столами. Над входом и по углам светились большие телевизионные экраны, на которых дёргался и беззвучно рябил один и тот же музыкальный клип. Почти по середине возвышалась замысловатая конструкция овальной формы, на которой возвышалось великое множество никелированной посуды с изобилием всевозможных салатов и закусок. Чуть поодаль за разогретыми мармитами стояли повара в белых одеждах и высоких колпаках. Посетителей было мало всего несколько человек.
   Клаус сразу повёл себя по-хозяйски. Сознательно перейдя на-немецкий он взял поднос с приборами и стал выбирать для нас с Людой еду, бесцеремонно залезая во все без исключения кастрюли. Обслуга, насмотревшись видимо всякого, наблюдала за ним спокойными глазами, а он, абсолютно не обращая ни на кого внимания делал то, что хотел. Я был удивлён. Немец чувствовал себя как рыба в воде. Частые путешествия приучили этого отпрыска арийских кровей вести себя уверенно и нагло. Он прекрасно отдавал себе отчёт в своих действиях. Знал, что никогда и не под каким соусом не получит не только замечания но даже косого взгляда. Таких как он в Турции любят. Меня часто принимали за туриста из Германии, и когда я с ехидной улыбкой заявлял, что я русский интерес ко мне пропадал мгновенно. Это любопытно наблюдать, но от такого отношения на душе становилось грустно. Русская нация великая нация и пренебрегать ею величайшая глупость. И то, что сейчас происходит у нас лишь мелкий эпизод в истории.
   Когда мы сели за стол, обставившись всевозможными яствами, Клаус вновь как бы невзначай опустил руку вниз. Бедный мужик. Если они проживут вдвоём ещё несколько лет, он сам себя съест. Невыносимо было смотреть, как он терзает своё я. Разговор о молодых мальчиках там внизу был начат неспроста. Причины видимо были веские. Люда на его реплики просто не обращала внимания. Они прошли период выяснения отношений, но он продолжал эту дурацкую "игру" в одни ворота. Победитель был известен.
   --- Людочка ты мне дашь на водку? --- В его интонации появилась некоторая доля агрессии.
   --- Я тебе сказала что нет! Домой прилетим там и нажрёшься!
   --- Ладно. Хорошо. --- Клаус встал. --- Пойду, посмотрю перец. Маленький такой. Очень острый.
   --- Иди. Смотри только сильно не наедайся. В самолёт не пустят.
   --- В твой родной "Аэрофлот" не пустят! Ненавижу "Аэрофлот"!
   --- Наши самолёты самые надёжные!
   --- Не смеши! Самолёты! --- Он рассмеялся, прикрыв глаза. --- Ты видела какой там сервис?! Уж я налетался! Я знаю!
   --- Иди, иди за своим перцем, а то опять поругаемся.
   Немец ушел, а я даже не знал о чём мне говорить с этой женщиной. Она молчала. Мне кажется ей было наплевать на всё и она жила с Клаусом как на вокзале в ожидании лучшего для себя поезда. Он для неё был трамплином и временное проживание в Сирии ничуть не беспокоило эту даму. Она была молода, привлекательна и, наверное, не очень щепетильна в выборе партнёра. Они оба совершили ошибку. Она теряла драгоценное время, а он надежду. Люди, у которых разница в возрасте слишком велика обрекают себя на мучение. Они просто не понимают друг друга. Настоящей близости не получится. Мы никогда не живём только настоящим и постоянно возвращаемся в своих воспоминаниях к прошлому. Ищем там ответы на свои вопросы ориентируясь в основном на опыт прошлых лет и милая женщина лежащая рядом перестаёт быть той отдушиной которую ищет мужчина. У них нет ничего общего. Ни атмосферы прошлого, ни музыки юности. Ничего. Её тело перестаёт привлекать всё меньше и меньше. И в поисках души они покидают друг друга. Браки с иноземцами, как правило, обречены на провал именно по этой причине. Отсутствие духовной и временной связи. Когда даже деньги, благополучие и сексуальное удовлетворение не могут сроднить двух людей, имеющих разный возраст совершенно другую культуру и мировоззрения.
   Клаус метался в поиске алкоголя, чтобы заглушить открывшуюся для него истину. Произошло это конечно не сейчас, а наверное тогда когда менять что-либо стало уже поздно. Он понял, что попал в западню своего тщеславия и насколько они далеки друг от друга. Для этого немца разрыв с русской красоткой являлся катастрофой и болью. Для неё, как она, наверное, думала их связь была лишь этапом большого пути. Мы все каждый по-своему разбрасываемся людьми и своим временем ничуть не жалея тех кто оказался за бортом нашей жизни. Точно так поступают и с нами. Вечный порочный круг.
   Я сидел лицом к бару и прекрасно видел, как Клаус чуть не силком пытался всучить бармену бумажку в сто марок. Он увидел, что я на него смотрю и, улыбнувшись, помахал рукой. Он всё-таки хороший человек, а Люда, по-моему, стерва. Не может она его любить. Любить можно за красоту, талант, можно восхищаться многими человеческими качествами, но воспылать чувством к человеку преклонного возраста! Это или патология или обман.
   Я помахал ему в ответ.
   --- Чем он там занят? --- Она не повернула головы в сторону Клауса. Она смотрела на меня.
   --- Кажется, что-то покупает.
   --- Водку наверно?
   Я пожал плечами.
   --- Может быть и водку. Отсюда не видно.
   --- Чёрт с ним! Пусть хлещет! Если бы ты знал, как он мне надоел! Каждый день в стельку. Не знаю, что и делать!?
   --- Долго вы вместе?
   --- Да. Скоро год.
   --- Ну, это ещё не срок! Он всегда пьёт?
   --- Нет. Вначале прикидывался. А сейчас как с цепи сорвался. Уже полтора месяца как в запое.
   Я промолчал, не зная, что и сказать. Похоже, я оказался прав. К нам с улыбкой подошёл Клаус. Руки у него были в карманах брюк, походка, чуть вихляющая и было заметно, что ходил он за перцем не зря.
   --- Нам пора. Объявили регистрацию. Собирайся. Да и отдай Валере все деньги. Нам они не нужны. Пропадут.
   Люда молча открыла сумочку и, перевернув, вытряхнула содержимое на стол. Вместе с помадой, авторучкой и косметичкой оттуда вывалилось изрядное, на мой взгляд, количество ненужного хлама. Денег было мало, но и то, что я увидел, хватало с избытком.
   --- Возьми. Тебе пригодится. На такси, на телефонную карту, поешь что-нибудь.
   Я встал и протянул ему руку.
   --- Спасибо!
   --- Ладно. Оставь. Тебе сидеть лучше здесь. Тут спокойней.
   Она взяла его под руку и ничего не сказав на прощанье, повела по направлению к эскалаторам.
   Когда они скрылись, а я остался один, мне стало грустно. Радости от денег, которыми я неожиданно стал обладать, не прибавилось. Шёл двенадцатый час. Сидеть в ресторане и смотреть клипы я не стал, собрал вещи и спустился вниз. Людей в зале было значительно меньше, чем час назад и жизнь аэропорта медленно уходила в спячку. Мне, как и каждому живому существу необходим был сон. Мечтать об отеле не приходилось, и я пошёл по залу в поисках места для ночлега. Стамбульский аэропорт совершенно неподходящее место, где можно поспать и побродив по опустевшему зданию, я нашёл ряды металлических скамеек, на которых расположилось несколько человек. За этот трудный для меня день состояние отчаяния менялось на радость и обратно множество раз. Я внутренне был высушен как вяленая рыба и сейчас мне совершенно ничего не хотелось. Я расположился на никелированной с мелкими отверстиями скамейке. Положил под голову сумку и накрылся "новой" кожаной курткой, которая стала старой через несколько дней после покупки. Её кожа была настолько мягкой, что после двух не совсем удачных походов мимо кустарника и пальм куртку пришлось заклеивать.
  
  
  
   Глава 8
   Спать. Спать. Но сна не было. Было забытьё. Я вспомнил, как ко мне на второй день моей работы в Анталии подошёл Зеки. Дело шло к вечеру и быстро наступающие сумерки, стали закрывать от взора высившуюся через дорогу новую недостроенную мечеть. Он подошёл и как старому знакомому протянул мне потную руку.
   --- Merhaba!
   Так как турецкий я не знал мне осталось лишь ответить тем же справедливо считая, что это обычное приветствие. Я пожал мокрую, неприятную руку и тут же незаметно вытер её о джинсы.
   --- Merhaba.
   --- Nasilsiniz? Он улыбнулся, показав спрятанные под усами гнилые обрубки зубов.
   --- I do not understand!
   Зеки дружелюбно похлопал меня по плечу. --- Ich verstehe deutsch. Du hat probleme?
   Проблемы у меня были и довольно большие. Срок пребывания в отеле истекал. Мне срочно нужно было искать жильё. Хоть какое. Лишь бы можно было оставлять вещи и иметь крышу над головой.
   --- The house! A problem with the inexpensive house! By hotel!
   Зеки встал, прикурил сигарету и, приложив палец к губам махнул мне рукой приглашая идти за собой. Я показал ему на этюдник.
   Он равнодушно махнул на него рукой.
   --- Es gibt keine Probleme! Sende mit mir!
   В конце концов, ему видней. Он лучше знает, решил я и из садика поднялся за ним на улицу.
   Мы повернули налево, и подошли к входу в старый город. Он взял меня за руку.
   --- Stop! Показал на себя и отрицательно помотал головой. Дальше идти со мной он отказывался. --- Gerade. Dann nach rech. Durch dreissig meter, pansion Fazer. Du wirst Mustafa patron fragen.
   Скудные познания языков не лишили меня рассуждать аналитически. Я понял всё без особого труда. Оставив Зеки сторожить свои вещи, я прошёл под арками отделяющими новый город от старого и, повернув направо оказался на узкой шириной не больше двух, двух с половиной метров улочке. Людей здесь почти не было и, пройдя приблизительно столько, сколько сказал мне турок я оказался перед открытой дверью в пансион. Над ней висел кованный маленький фонарь крашенный чёрной краской и вывеска, "House Fazer". Из распахнутого перекошенного входа звучала турецкая музыка. Внутри помещения стены покрывала тростниковая соломка, а справа вдоль стены стояли круглые столы и стулья. Слева, под открытым небом возвышался колодец, а по углам этакие восточные лежанки с подушками и пара старых кальянов. Посетителей было мало и я почему-то подумал, что все эти люди клиенты постоянные. Прямо около дверей сидел здоровый мужик c бутылкой пива. Его лысина попалась мне на глаза сразу. К нему я и решил обратиться.
   --- I search Mustafa? Patron.
   Он обратил ко мне крупное с большими глазами лицо. На турка этот человек был похож слабо.
   --- Момент. --- Незнакомец что-то крикнул по-турецки в глубину зала. Я понял только, что он назвал Мустафу. На ужасном английском стараясь изо всех сил, дядька поинтересовался, откуда я приехал.
   --- I Russian.
   Он вытаращил на меня и без того огромные глаза поставил бутылку на стол и расплылся в радостной улыбке. --- Так ты русский?!
   --- Да. Их что здесь совсем мало?
   Неожиданно он поскучнел. --- Туристы есть. Но сюда вот мало кто заходит. Кто тебя послал?
   --- Лохматый такой седой и в очках. Зеки кажется.
   --- Знаю. Хороший мужик. Порядочный. Редкой чистоты человек. У него сейчас трудные времена. --- Он снова взял бутылку. --- Пиво хочешь?
   --- Нет, я не пью.
   --- Совсем?
   --- Да. Абсолютно.
   Посмотрев на меня с подозрением он сделал глоток и поставил бутылку на стол.
   --- Ты здесь как турист, наверное?
   --- Нет. Я приехал поработать.
   --- А кем? Не на стройку?
   Я улыбнулся.
   --- Нет, я художник. Портреты рисую. Вас как звать?
   --- Шато. Я грузин. Ты знаешь, я ведь тоже художник закончил академию в Тбилиси. Мастер по хрусталю. Люстры раньше делал. После перестройки никому стал не нужен. Здесь уже третий год маюсь. Все деньги на жене на Лауре. Вон она стоит. --- Шато рукой показал на женщину в белом платье, которая что-то говорила турку с сильно вытянутой челюстью.
   --- Раньше у неё была работа. А сейчас!--- Он в отчаянии махнул рукой. --- Клиентов совсем нет. Инфляция.
   --- А кто она по специальности?
   --- Она то? Массажистка.
   К нам подошёл сгорбленный дедок маленький и весь, какой то ладненький. Он сказал несколько фраз грузину и тот, показывая на меня что-то ответил.
   --- Сейчас он покажет тебе комнату. Интересуется как долго ты собираешься здесь прожить.
   Старый смотрел на меня и, по всей видимости, ждал ответа. Я пожал плечами.
   --- Не знаю! Если цена будет не очень высока, то месяц, а может и больше.
   --- Ты потом себе найдёшь кое-что получше. Мы с Лаурой в этом ужасе прожили почти три года и только недавно квартиру сняли. Ты пока живи здесь. Тут не рай, но зато дёшево. Я скажу, чтобы тебе дали комнату на верху.
   Шато долго объяснял старому турку какую то истину но тот был или пьян, или обкурившись какой то гадости соображал туго. Махнув на старика рукой он подошёл ко мне.
   --- Иди, неси вещи.
   Вечером я переселился сюда вероятно в самый паршивый пансион Турции. Вода здесь шла с перебоями. Если кто нибудь забывал включить насос рядом с колодцем, её не было вовсе. Электричество тоже частенько отключали. Ко всем неприятностям быта добавились неизвестно откуда появившиеся невидимые глазом страшно кусачие насекомые. Я не спал по ночам почёсываясь как прокажённый. Изнывал от жары и ночных гулянок, которые проводились почти еженощно. Мои ноги покрылись язвами я не мог ходить в шортах и на пляж. В конце концов, моё терпение лопнуло и я потребовал другую комнату пригрозив, что уйду к чёртовой матери. Хозяин пансиона Мустафа с небольшой лысиной на темечке и доброй улыбкой, которую он прятал в пышных усах решив, что терять постоянного жильца ему совершенно не выгодно поселил меня в "роскошные" по меркам этой забегаловки апартаменты. Там стояли помимо моей кровати ещё пять штук. Потолки были высоченные и держались благодаря подпиравшим их толстыми брусьями. Единственное квадратной формы окно выходило во двор. Из него открывался вид на далёкие горы по другую сторону залива узкую полоску моря и старинную мечеть. Каждое утро я смотрел на это зрелище и мне было печально оттого, что я не могу ни с кем поделится увиденным. Грустно и скучно жить одному.
   Рисовал я всё в том же садике, который облюбовал в первый день своего приезда. Работы было мало, и просидел я там недолго. Дней пять. Потом по совету своих новых друзей я решил работать в "Лимане", маленьком порту. Он находился практически в центре города и представлял собой небольшой залив окружённый со всех сторон высокими до тридцати метров каменными крепостными стенами у подножья которых разместились маленькие ресторанчики. В эту гавань, спрятанную за бетонный волнолом с крошечным маячком заходили не только маленькие частные суда увозившие группы туристов по живописным местам побережья, но и большие океанские яхты зафрактованные в разных странах мира.
   После долгих и тщетных попыток найти подходящее место для работы. Обойдя всю гавань вдоль и поперёк я его всё-таки нашёл. В самом конце причала, где на берегу подобно выбросившимся на сушу морским животным лежали перевёрнутые кверху дном морские боты и катера, около последнего в гавани ресторана и последнего галогенного фонаря я нашёл то, что искал. Днём на этом месте рисовать было невозможно из-за ослепительного солнца проникающего во все укромные места гавани, и я приспособился приходить сюда к семи часам вечера. Работа обычно начиналась в девять и прекращалась в одиннадцать, а иногда чуть позже. Я сидел около самого входа в маленький рыбный ресторан, в котором почти никогда не было народа, и удивлялся, почему его не закроют. Только позднее я узнал истинный источник дохода. Весь секрет состоял в том, что ресторан имел спутниковое телевидение, и желающие посмотреть футбольный матч платили хозяину за просмотр. Сам патрон этого заведения был интересный человек, который до сих пор остался для меня загадкой. Не знаю по какой причине, но этот не молодой уже мужчина маленького роста упитанный и похожий на Вини Пуха с приличным брюшком и густыми чёрными усами, узнав, что я любитель кофе стал ежедневно, совершенно бесплатно поить меня этим напитком. Моя жена прилетела в Турцию, и я повёл её в ресторан отведать запечённых мидий. Я был до крайности изумлен, когда этот милейший человек догнал нас, пробежав метров тридцать смешно топорща усы и задыхаясь, вернул деньги обратно. Вот тебе и турки. Загадочный народ.
   Вот так маясь днём от безделья и жары, я выходил на работу вечером, чтобы мучить себя в духоте лимана. Наверху в городе было прохладней, чем внизу, если вообще можно применить такое слово к температуре поднимающей ртутный столбик до отметки в пятьдесят градусов и выше. Пот по вечерам буквально заливал моё тело и лицо. С подбородка постоянно капало, и спасала только работа. Организм будто забывал обо всех неудобствах и влажном воздухе, как только я начинал рисовать и вспоминал об этом только через пять минут после завершения портрета.
   Прошло пол месяца и как-то днём, я вытащил своё тело из "Фазера" погулять и купить продукты. Шато мне посоветовал приобрести газовую плитку работающую от баллона и я готовил незамысловатую еду дома. Так получалось дешевле и вкусней. Я экономил буквально на всём отказывая себе даже в покупке фруктов. Скоро должна была прилететь Галка и к её приезду я хотел заработать как можно больше. По дороге в магазин я зашёл в сквер, где вместо меня трудился Аркан. Зеки этот "святой" был как всегда при нём исполняя роль мальчика на побегушках. Мне было жаль седого. Со слов Шато я знал, что у того в Германии, где он прожил много лет, остались жена и дети. Несколько дней подряд Зеки советовал мне поехать на Кипр в Магусту. Восторженно выпучив глаза он как мог описывал все прелести Кипрской жизни. Про легальный игорный бизнес. О богачах приезжающих на турецкую сторону Кипра и о лёгких деньгах, которые я обязательно там заработаю, если покину Анталию и уеду туда. На Кипре я уже побывал не один, а целых два раза. Правда, на Греческом и без особого успеха. Подогреваемый разговорами и убеждениями со стороны Шато в полнейшей порядочности этого "несчастного" человека я в конце концов уверовал что как раз туда мне и надо. Деньги на дорогу у меня были, я их заработал в поте лица не в переносном, а в прямом смысле этого слова. Пораскинув мозгами я решил, что будет совсем неплохо, если я возьму Зеки с собой в качестве переводчика и дам ему реальную возможность заработать на дорогу в Германию. Как не странно мы научились объясняться при помощи жестов и жуткой смеси английского языка и немецкого. После одного не самого удачного дня работы в Лимане я решил не откладывать дело в долгий ящик и, отыскав Зеки на Ататюрк стрит потащил его в туристическое агентство торгующее билетами на Кипр. Денег у него не было и мне пришлось платить за двоих. Каждый билет стоил восемьдесят долларов. Пятьдесят пароход на Кипр туда и обратно и тридцать трансферт до Аланьи, куда нас должны были доставить на автобусе прямо в порт. Я загорелся этой идеей как пацан, и остановить меня не могло ничто даже землетрясение. И если бы у меня под ногами начала проваливаться почва я всё равно бы довёл задуманное до конца. Расчёт мой был прост. Если у меня будет работа на Кипре, то за десять дней я смогу покрыть издержки на Зеки собрать достаточно денег и, вернувшись в Анталию встретить своего "Зайчика", который прилетал семнадцатого сентября.
   Наступил день нашего отъезда. Мы встретились с седым в девять утра. Я с телегой для ручной клади доверху набитой моими вещами, а турок с маленькой сумочкой мышиного цвета в которой как я узнал позже не было ничего кроме нескольких яблок и груш. Совершенно не ориентируясь в новом для меня городе я не знал откуда отправляется наш автобус. Я предложил ехать на такси, но Зеки вытаращив по своему обыкновению тёмные глаза за стёклами очков сумел меня убедить, что лучше сэкономить и делать этого не надо и пешком мы дойдём быстро всего за пол часа. Шли мы дольше часа. Вначале по трамвайным путям, а потом по новому району с разбитыми дорожками для пешеходов. Долго не могли найти дом, в котором располагался офис нужной нам конторы и ещё час ждали автобус.
   В Аланью мы приехали в начале первого. Микроавтобус доставил нас прямо к причалу огороженному проволочной сеткой за которой высилась громада белого как снег океанского лайнера. Было жарко как в печке, а спрятаться негде. Здания порта не существовало и вместо него у входа на причал высилось маленькое сооружение, напоминающее будку дворника в дореволюционной России. Там находилась таможенная служба. Зеки, покрутившись вокруг меня куда то ушел, оставив париться на солнце и пропадал довольно долго. Через час после нашего прибытия началась регистрация билетов. Я хотел пропустить турка вперед, но он вежливым жестом уступил мне дорогу.
   --- Ich bitte. Komm von erstem vorbei.
   Я провёз тележку за ограду отделяющую территорию порта от пирса, отдал билет с паспортом и через две минуты был свободен. С Зеки всё обстояло совсем иначе. Его документы долго смотрели, а потом попросили зайти вовнутрь. Я ещё мало, что понимал, а если быть точным то ничего. Я продолжал стоять и ждать когда всё образуется и только после того как турок, делая непонимающее лицо, отдал мне остатки своих яблок я осознал что ехать на Кипр буду один и что все проблемы связанные с переездом, таможней и поиском места работы упадут на меня. И опять я дурак пожалел несчастного решив, что на таможне к нему просто придрались.
   Судно на подводных крыльях советского производства и с русским экипажем доставило меня на Кипр за три с половиной часа. Я сидел на корме, фотографировал пену и пологие волны, смотрел на турецкий берег слева по борту, на микроскопические здания усыпавшие склоны величественных гор, а мысленно обращался к Зеки и на его "неудачную" попытку покинуть Турцию. Вспоминая взгляды бросаемые им по сторонам и на меня. Долгое отсутствие в порту и слишком маленькое количество вещей, которое он взял с собой я пришёл к выводу, что он меня просто выдурил. Обманул как щенка. Ему этот Кипр был нужен как собаке пятая нога. Ему были нужны несчастные пятьдесят долларов, которые он не поленился добыть столь утомительным и долгим путём. Для меня вся история с таможней была непонятна только до момента осознания дешёвой аферы, которую провернул со мной этот дебил. Дебил ли? Скорее это я был болваном. Мне просто не верилось, что такая сумма может спровоцировать человека на такую пакость. Деньги было, не жаль. Потеря столь ничтожного количества может расстроить лишь русского пенсионера. Мне было жаль своей доверчивости. Ведь с каждым таким эпизодом я и сам не становился лучше. Мои мозги начинали засоряться нечистотами подозрительности и излишней осмотрительности. А с такими "качествами", жить намного сложней. Зеки просто плюнул мне в то место, которое называется душой.
  
   Я приоткрыл куртку и, выставив свой нос наружу сделал глоток свежего воздуха. Аэропорт был почти пуст. В высоких сводах терялись голоса немногочисленных пассажиров. Скамейка своей прохладой и жесткостью доставляла мне массу неприятных ощущений. Голова тяжёлая и непослушная казалось, была набита ватным, слежавшимся дерьмом. Надо было спать, но сон не шёл. Часы напряжений, разочарований и неожиданных удач калейдоскопом обрушились на меня, сломали относительно спокойный образ жизни, который я вёл в Анталии. Я посмотрел на часы и допил из бутылки остатки "Пепси". Два двадцать. Меня никто не тревожил. Людей поблизости не было за исключением таких же как я ночных обитателей расположившихся по соседству. Я прикурил сигарету и, сделав пару затяжек, сунул окурок в пустую бутылку. Мне было что вспомнить.
   Когда мы подходили к Кипру небо за кормой приобрело золотистый оттенок, плавно переходя в салатный, а затем в тёмно синий, глубокий ультрамарин, на фоне которого красный диск солнца пульсировал и казался живым, а горы будто вырезанные из чёрной бумаги громоздили свои вершины, разрезая чистоту небосвода. Одинокой точкой ярко светила Венера. Буруны за кормой медленно теряли яркие краски, превращаясь из сказочного фейерверка в обычную пену серого цвета. Умиротворённость и тепло огоньков рассыпанных вдоль берега хотело усыпить моё напряжение, но я знал, что весь этот покой пройдёт как сон после моей высадке на берег. Я как в воду глядел. Увидев мой багаж таможня будто проснулась. Посыпались вопросы, которых я не понимал и с усердием достойным золотоискателей они обшарили все вещи, которые были при мне и на мне. Я долго им втолковывал кто я и почему у меня только двести долларов. Бесполезно. Со мной эту экзекуцию прошёл только один человек, у которого разве что на лбу не было написано кто она. Это время, потерянное в порту сказалось на всём моём дальнейшем пребывании в этом "Раю". Отпустили меня в девять вечера и когда я оказался на улице стояла непроглядная темнота. Людей не было, стоянка такси пустовала и лишь одинокий парень маячил вблизи от меня. Надо было что-то предпринять. На таможне мне сказали про дешёвый и уютный отель под названием "Кенгуру" в центре города. Но этот город был не Магуста, который так рекламировал мой хитроумный "попутчик" а Гирна.
   Рядом со мной метрах в двадцати, в окружении двух здоровых чемоданов переминался с ноги на ногу молодой парень. Мы как-то незаметно сблизились и оказались нос к носу. Он был чуть ниже меня. Крепкий, немного полноватый с еле приметной тёмной щетиной. В окружавшей нас темноте выделялась яркая футболка на выпуск и длинные до колен светлые шорты. Смуглая кожа и весь его облик выдавали в нём грека или латино. На турка он был совершенно не похож. Пацан смотрел на меня настороженно-вопросительным взглядом.
   --- Where are you going? --- Глаза парня горели в темноте как два уголька.
   --- Маgusta.
   --- I'll go there, too. --- Он явно обрадовался и улыбнулся. Сверкнули в свете уличных фонарей его белые зубы.
   --- Will a taxi come here?
   --- I do not know. But, there are more than twenty dollars from the man.
   Из того, что он сказал я понял только одно. Дорога стоит двадцать долларов.
   --- The taxi here will arrive?
   --- No. It is necessary to search! I shall go!
   --- What country are you from?
   --- Jordan. I am a student. I shall go! --- Повторил он и побежал в сторону одиноко светившего фонаря.
   Хоть с этим повезло. Я надеялся, что студент по дороге объяснит мне, в каком месте мне лучше рисовать и поможет с жильём. Иорданец говорил на таком ломаном языке, что даже я далеко не лингвист заметил, что это вовсе не английский, а какая то дикая смесь. Понял я его по нескольким словам. Такси, студент, двадцать долларов и Иордания. Парень бегал в поисках такси минут двадцать и прикатил на "Мерседесе". На Кипре, как на Греческой, так и на Турецкой сторонах острова таксисты работают на одних "Мерседесах".
   Мы покинули тёмную Гирну и машина, петляя, стала подниматься в горы, а уже через сорок минут миновав перевал перед моим взором далеко внизу открылось ослепительное море огней крупного города. Не заезжая машина промчалась мимо и совсем скоро мы остались одни на тёмной трассе. Я сидел на заднем сиденье, проклиная свою неусидчивость и страсть к приключениям а Иорданец болтая с водителем рассказывал ему историю от которой оба заходились диким хохотом. В Магусту мы приехали около одиннадцати вечера. Миновали промелькнувшее слева "чёртово колесо" безлюдного центра развлечений и высадили иорданского студента около маленького коттеджа, где его криками и поцелуями встретили восторженные девицы. Я попросил водителя найти для меня маленький недорогой пансион. Он оказался покладистым мужиком и добрых пол часа возил меня по извилистым улочкам старого города обнесённого высокой крепостной стеной и очень глубоким, но без воды защитным рвом. Пансион, который мы нашли, находился на маленькой площади. К его входу вела каменная лестница, круто поднимавшаяся вверх. Заканчивалась она миниатюрной площадкой с двумя старыми скамейками. По бокам входа стояли колонны по одной на каждую сторону. Меня встретил пожилой, седовласый мужчина преклонных лет. Очень улыбчивый и привлекательный своей спокойной, мудрой манерой поведения. О цене договорился таксист, и мне оставалось лишь отдать документы и заплатить за ночлег.
   Комнатка, в которую меня поселили, была совсем маленькой не больше девяти метров с высоким потолком отделанным деревянными досками коричневого цвета. Я вытащил из сумки радиоприёмник и попытался настроиться на радио "Свобода". Сквозь шипенье обрывками возникали русские фразы. Слушать было невозможно, и я его выключил. Провалявшись на кровати почти час я строил планы своей работы в Магусте и не заметил, как заснул. Приснился мне совершенно дурацкий сон. Будто я еду на грузовой, трамвайной платформе вдоль кирпичной стены, стою на коленях и совершаю с ней половой акт. Очнувшись от этого кошмара, я долго не мог прийти в чувство. А потом это моё сновиденье сильно меня развеселило. Человеческий мозг способен и не на такие извращения. Понятно моё сексуальное желание. Давно один, но вот стена и кирпичи!? Объект вожделения довольно странный.
   Проснулся я рано и долго лежал, вспоминая ночной бред наблюдал как солнечный зайчик медленно скользит по деревянному потолку. Нужно было заставить себя встать. Затем привести в порядок и идти осматривать город, который мог принести деньги, а может и разорение. Разорение, малоподходящее слово для человека у которого ничего нет, кроме умения рисовать, ничтожных двухсот баксов и обратного билета в Турцию.
   Надев на себя шорты, беленькую футболочку и свои любимые башмаки на босу ногу я вышел из пансиона, предварительно спросив у молоденькой девушке в какой стороне находится море. Я конечно ничего толком не понял и поплутав по узким улочкам вышел из арки крепостных ворот на дорогу. На улице было настоящее пекло, и через три часа моих бесполезных изысканий обойдя по периметру всю крепость и центр города, я добрался до берега моря, к которому просто так нормально было не пройти. Только преодолев несколько помоек и стройплощадок, я оказался у воды. Она состояла из сплошной соли. Была горячее мочи, а пологий берег скрипел под ногами от стекла битых бутылок. Попал я явно не в зону отдыха, но искать более подходящее место я не стал, отступать было поздно. Осторожно чтобы ни поранить ноги я зашёл по колено и как мог, обрызгал себя водой. На этом водную процедуру я закончил, так как удовольствия она не принесла и вызвала сильнейший приступ жажды.
   Вернулся я около трёх часов дня. Злой и измученный. Шорты пропитавшись морской водой от плавок высохли и покрылись белыми разводами. Я их постирал и повесил сушиться. Хорошее настроение посетившее меня утром бесследно исчезло, а чутьё подсказывало, что надо быстрей отсюда сматывать пока у меня оставались финансовые ресурсы. Всё остальное произошло спонтанно. Собравшись за пять минут, я отдал ключи от комнаты и наспех попрощался с теми с кем успел познакомиться. Как ошпаренный я выскочил на улицу. Стоянка такси была рядом и, договорившись с водителем что, он доставит меня в столицу за двадцать пять долларов, я со спокойной душой отправился на поиски новых приключений.
   Таксист, здоровый мужик лет пятидесяти пяти довёз меня до Левкоша столицу Турецкого Кипра. Я оглядел панораму города. Улицы, которые я увидел, не выходя из машины произвели на меня удручающее впечатление. Пыль, жара, белые здания раскалённые на солнце и полное безлюдье под голубым, безоблачным небом лишили меня всякого желания посетить этот город, а тем более здесь работать. Может быть, я был не прав, но походив по изгаженному берегу залива в Магусте у меня пропало всякое желание оставаться здесь где моря вообще не было. Хитрый турок отказался вести меня в Гирну за сорок долларов и потребовал восемьдесят, поставив в безвыходное положение, пригрозив высадить с вещами на пустынном шоссе. Он смотрел на меня огромными на выкате глазами и ждал зная своё преимущество и мою абсолютную беспомощность.
   --- О,кей поехали.
   Всю дорогу мы не обмолвились и словом и только перед самым въездом в город, я объяснил ему, что нуждаюсь в дешёвом жилье. Он нашёл маленький двухэтажный отель в центре, рядом с морем. Попрощался и был таков.
   Этот небольшой и уютный отель был действительно хорош. Он находился в узком переулке, в который даже одна машина въедет с трудом, а название имел довольно странное для своих размеров. "The Elephant". Внизу расположился крохотный ресторан на пять столиков, бар с деревянной стойкой отделанной под дуб и ещё одной стойкой для оформления документов, получения корреспонденции и ячейками для хранения ключей. Обходительный турок попросил меня подойти к стойке оформления. Умеют они быть вежливыми, когда дело касается денег. Худенькая девушка, забрав паспорт, попросила меня посидеть за столиком и предложила что-нибудь выпить. Кофе, чай или "Пепси". Я выбрал последнее. За соседним столиком сидела группа молодых мужчин. Они пили чай из маленьких чашек больше напоминающих рюмки тонкого стекла, в виде женских фигурок и играли в карты. Один из них всё время поглядывал на мои вещи, главным образом на этюдник. Этюдник был старый весь заляпан высохшей краской и производил впечатление нужной и часто используемой вещи. Живописью на самом деле я давно не занимался. Всё время отнимали уличные портреты, а соскабливать краску просто лень и не имело никакого смысла. Девушка попросила меня подняться на второй этаж, и сопровождаемый любопытными взглядами с трудом протащил своё хозяйство наверх по узкой деревянной лестнице. Я прошёл в узкий как селёдка номер с маленьким окошком, из которого был виден клочок голубого неба и черепичная крыша соседнего дома. Закрывшись, я первым делом разделся до гола. Всю одежду влажную от пота бросил на поддон душевой кабины и, забравшись под холодные струи воды, стоял до тех пор, пока мне не стало тошно глядеть на белую кафельную стену. После душа жить стало заметно веселей. Неудачи прошедших двух суток спрятались в глубь подсознания, и я поменял решение лечь до вечера спать, на осмотр набережной и ресторанов где возможно предстоит работать. Ко всему прочему мне необходимо было сходить в магазин, купить продукты и новые шорты. Старые я забыл на веревке, куда их повесил сушиться после своего похода на море. Быстренько постирав одежду я оделся во всё чистое и, закрыв дверь, спустился вниз. Я человек не очень контактный. Больше люблю наблюдать и помалкивать и поэтому, проходя мимо столика, за которым шла игра я не хотел лишних вопросов. К моей радости игравшие в карты мужчины были увлечены и не обратили на меня внимания когда я прошёл мимо. Засунув руки глубоко в карманы джинс, я вышел на вымощенный каменными плитами переулок.
   Сознательно поплутав по узким улочкам чтобы немного узнать место, где мне предстояло жить, я вышел на улицу, которая круто шла вниз к морю, а с противоположной её стороны, выглядывали голубые макушки гор. По сравнению с Магустой здесь было многолюдно. Я нашёл магазин спортивной одежды. Долго выбирал себе шорты и ещё дольше мучил продавца, заставляя его приносить мне всё новые и новые экземпляры. На мне были совершенно идиотские портки красного цвета и маленького размера купленные ещё три месяца назад на Греческом Кипре в Ларнаке. Взял я их тогда практически без примерки. Доверяя по своей наивности продавцу. Помучив парня с лощеной физиономией и выбрав лучшее, что можно было выбрать я с удовлетворением и к великой радости продавца, покинул магазин и, покрутив головой пошёл вниз к набережной.
   Уезжая в какую нибудь страну я постоянно сталкиваюсь с одним и тем же неприятным чувством, которое разрушает удовольствие открытия нового. Это полное одиночество и невозможность поделиться своими впечатлениями с близким человеком. Одиночество и ощущение абсолютной ненужности. Оно потихоньку заполняет все клеточки тела и мозга. Отравляет само твоё существование и накатываясь невидимыми волнами, начинает создавать иллюзию бессмысленности всего и самого себя. Так было всегда за исключением поездки в Нидерланды. Туда я поехал с женой. Случалось, что мы частенько ругались в основном по пустякам, досаждая, друг другу неуступчивостью и упрямством. Каждый хотел быть лидером и встречал противодействие, но нас было двое. С тех пор прошло почти семь лет мы, к сожалению не поумнели и когда одному надо идти направо то другому совершенно необходимо было идти в противоположную сторону. Глупость наказуема и сейчас мы стоим на грани развода.
   Дело шло к вечеру и пальмы на набережной отбрасывали косые длинные тени, а на улице появилось значительно больше людей. В основном были местные. Их поведение удивительным образом напоминало поведение гусей. Они выходили семьями. Мужчина как глава шел впереди жена, а дети чуть отстав, поодаль. Я думаю, они совершали этот ритуал ежедневно показывая себя и созерцая других. Повернув направо я пошёл по дороге пролегавшей вдоль берега и оказался в маленькой гавани. Тут находились небольшие ресторанчики каждый из которых имел полный набор аксессуаров призванных ублажать капризных туристов. Столики, тенты от солнца, всевозможные фонарики разной формы и прочий исторический хлам создавали атмосферу старых кабачков конца позапрошлого столетия. Пройдя по пустующей дуге гавани, на причале которой стояло множество маленьких туристических судов сделанных, наверное, по старинным чертежам и больших морских яхт я оказался перед стенами песочного цвета. Старая крепость возвышалась на добрых двадцать, двадцать пять метров. За её полукруглой башней был узкий, но глубокий канал ведущей к выходу в море, вдоль которого проходила дорога шириной метров пять, сооружённая из бетона. У самой воды торчали металлические кольца для крепления катеров. Я прошёл в самый конец крепостной стены. Дорога кончилась, превратившись в нагромождение каменных плит теряющих свою жёсткость в прозрачной воде канала. Побродив с фотоаппаратом и сняв почти целую плёнку, я вернулся в отель.
   Сев в номере на кровать и задрав голову я уставился в окно, наблюдая за маленьким воробьём. Он сидел на крыше соседнего дома и заглядывал ко мне одним глазом. Покрутив головой он улетел по своим птичьим делам, оставив после себя ощущение моей собственной зависимости от обстоятельств и везенья. Я открыл банку куриного паштета купленного перед дорогой в гавань. Без аппетита поел, намазывая его на мягкий хлеб и запивая молоком. На душе было тошно и хотелось напиться. Если бы я всё это делал во имя конкретной цели, то мои ежедневные невзгоды были бы оправданны. Она была эта цель. Больше заработать. Но не получалось. И моё аскетическое существование без уюта и покоя превращалось в вереницу бессмысленно прожитых дней. Мои скитания совершенно были лишены романтизма и кроме неприятных ощущений не приносили мне ничего. Ни денег, ни удовольствий. Лишь бесконечные лишения и дискомфорт.
   Доев, я запихал остатки в полиэтиленовый мешок, взял этюдник, рекламу с планшетом и пошёл на выход. Когда я вышел, стало совсем темно. На набережной светили высокие неоновые фонари и их света было явно недостаточно для моей работы. Но дареному коню как говориться в зубы не смотрят. Расставив своё хозяйство, я сел ближе к лампе и стал ждать клиентов как охотник сидящий в засаде. Проходящим мимо людям, казалось было совершенно наплевать и на рекламу и на меня самого. Они обращали на неё внимание лишь только тогда, когда спотыкались о треногу, и удивлённо на неё посмотрев, сразу отворачивались. Через мгновение забывая о моём существовании.
   Приблизительно через час моего сиденья ко мне подошла девушка. Внимательно всё рассмотрев она повернулась ко мне слегка наклонив голову.
   --- From what you of country?
   Я не почувствовал в ней потенциального клиента. Её подход и как она рассматривала Рея, напоминал взгляд если не профессионала, то человека близкого к моей деятельности.
   --- I Russian.
   Она улыбнулась.
   --- Ты русский?
   --- Это неожиданность. --- Я тоже улыбнулся. --- Туристка или я ошибаюсь?
   --- Ошибаешься. Мы почти коллеги. Там за углом. --- Она показала в направлении гавани. --- Работает мой муж. Он тоже портретист. Вы откуда?
   --- Из Питера. Вернее из Турции. Из Анталии. Хотел поработать. Она здесь есть? Я имею в виду работу. Или мне сразу уехать? Сижу целый час и ничего.
   --- Очень мало. Ты попробуй, может быть у тебя и получится. Прикорми место. Дня через три может и пойдёт. Тебя ведь пока никто не знает.
   Я рассматривал её и удивлялся как ей не жарко. На ней были чёрные джинсы и такого же цвета рубашка.
   --- А Вы с мужем откуда?
   --- Из Казахстана, из Алма-Аты.
   --- Ты тоже художник? --- Я показал на свою рекламу.
   --- Почти. Я делаю тату. Но мы сделали глупость. Уехали в Аланью и я потеряла место. Видишь, напротив сидят?
   И действительно, почти напротив меня через дорогу около деревянного забора стояли длинные столы под навесом. Я сначала не понял что это такое. Думал сувениры. И только приглядевшись, заметил рекламные рисунки покрывавшие всю поверхность деревянной изгороди.
   --- Пойдём. Мне интересно посмотреть, как твой работает. Кстати, а как тебя звать? Это ничего, что я на ты?
   --- Нормально. Викой меня звать. А Вас?
   --- Ты выкать брось! Договорились?
   --- Договорились. А всё-таки?
   --- Валера. Ну, так как идём?
   --- Вещи на кого оставишь?
   --- Пусть лежат. Никому мой хлам не нужен. Пошли.
   --- Как знаешь. Здесь на острове кражи вообще-то не в ходу. Пошли.
   Оставив всё, как есть, я пошёл за Викой. Работы у меня не было, а интерес появился. В этом знакомстве была новизна, и оно сулило пусть и не большие, но всё-таки перемены, а может и перспективы. Интересно как работает её муж. Конкуренции я не боялся совершенно, так как знал что работы хватит на всех если она есть. Была бы клиентура.
   Мы повернули направо, и я его почти сразу заметил. В углу около маленькой будки таксистов сидел молодой парень рисующий блондинку. Он старался вовсю. Соблюдая антураж и с серьёзным видом как подобает маститому мастеру творил, не замечая окруживших его людей. Место работы у него было несравненно лучше моего. Оно находилось в самом узком месте набережной. Почти рядом с первым рестораном и владел самым большим преимуществом. У него был свет. Две лампы направленные одна на женщину, которую он рисовал, а другая на саму работу и на рекламу создавали уютный уголок рядом с дорогой, и своим тёплым светом привлекали проходящих людей. Я пригляделся. Это был не Аркан. Грязи не было. Всё чистенько аккуратно и совершенно скучно. Мне нравятся портреты, в которых существует загадка, экспрессия и недосказанность. Мне очень дороги и вызывают трепет портреты Серова с их великолепным колоритом и динамикой. Картины Эдуарда Мане и его "Бар в Фолибержер" это что-то. Или изумительные работы Ренуара. Портрет должен жить своей необычной и неподвластной времени жизнью. Я конечно не Серов, но постоянно делаю попытки приблизиться к великому мастеру и испытываю ощущение досады и стыда когда вместо жизни мажу жалкую копию человека с двумя глазами двумя ушами и носопыркой. Работа казаха была плоской и зализанной. Сходство было, но чуть-чуть. Не помогал и цвет. Как сказала бы моя жена. "Яйцеподобно". Муж Вики имел длинные волосы, приятные тонкие черты лица, немного раскосые почти европейские глаза и небольшой рост. В целом изящный молодой человек.
   --- Гена! У тебя конкурент появился.
   Гена молчал, продолжая рисовать. Есть такая порода людей. Они не бросаются знакомиться с первым встречным. Выдерживают паузу, поднимая этим, как им кажется свою значимость. Своей позой, поворотом головы и молчанием, говоря. "Всё это прекрасно, но я сейчас занят и вам придётся подождать". Они мне напоминают старых умудрённых жизнью аксакалов. Возможно, что Геннадий впитав культуру своей родины, унаследовал такую манеру поведения на генетическом уровне. Собственно говоря, мне было глубоко начихать на его воспитание и творческие возможности, я просто был рад нашему знакомству, так как жизнь после этого приобретала осмысленное направление. У меня почти сразу, как только я познакомился с Викой, прошло состояние внутренней тревоги перемешанной с апатией.
   Гена ещё долго мурыжил пухленькую, жизнерадостную блондинку англоязычного происхождения и буквально вытащил из неё бившую через край радость жизни. С каждой минутой беспечность и радость испарялась с лица этой дамы. Что он ей там наобещал о сроках исполнения я не знаю. Многие художники для заполучения клиента частенько врут, обещая выполнить работу быстро. Совершенно не беря в расчёт собственные возможности.
   Всё когда нибудь кончается. Закончил работу и Гена. Правда, он ещё долго рассматривал своё творение, разглядывая его со всех сторон, а потом также долго заворачивал его в бумагу. Процесс прощания с клиенткой затянулся не на шутку, и я вновь подумал о генетической силе природы. Наша братия, когда случается неудача, часто применяют такой способ. За невозможностью применить другой более честный метод, парят мозги псевдосервисом лишая свою "жертву" адекватно воспринимать заказ.
   Когда всё закончилось, муж Вики некоторое время находился в прострации перебирая на этюднике палочки пастели. Зачем-то поднял и переставил в другое место кресло для клиента и, наконец, вспомнил, что пора знакомиться. Он задал мне стереотипные вопросы, какие обычно задают в таких случаях, и сразу предупредил о том, что работы мало и он с превеликим трудом отвоевал сиё место под солнцем и с таким же трудом добился подключения ламп к будке таксистов и так далее и тому подобное. Я чтобы не очень шокировать представителя местной богемы охладил пыл его красноречия, сказав, что скоро покидаю Гирну. Не позже понедельника. На это заявление он ответил предложением выпить пива. Ну а я отказался.
   За границей я абсолютно перестал пить. Там помощи ждать совершенно не откуда. Уроком для столь резкого поворота к трезвости послужила моя поездка на Кипр в девяносто седьмом. Я со своим приятелем отправился туда трезвый. Он даже не курил и когда в самолёте он сказал об этом нашим девочкам, одна из них прямо заявила. "Какое счастье, что мы будем жить, не в одном отеле"! Потом случилось так что мы познакомились с одним человеком, независимым фотокорреспондентом Игорем. Он собирал информацию в первую чеченскую компанию. Бывал в самых горячих точках этой республики, видел расстрелы и прочий кошмар, который неотделим от слова война. На Кипре он отдыхал с больной дочерью. Так из чувства симпатии и возможности поговорить с умным человеком мы начали пить, и пили два месяца почти не "просыхая" даже после его отъезда. Я привёз с Кипра только ботинки, английские носки, маленькую магнитолу и долги Андрею. Он оказался умней меня и всё записывал. В результате я так и не понял почему я ему столько должен.
   Поговорив с маэстро минут двадцать, я пошёл к своим вещам на набережную и просидел там до двенадцати, но ничего не заработал. Люди даже не спрашивали меня о цене. Это мероприятие их просто не интересовало.
   Вернувшись в отель, я помылся, лёг в кровать и задумался. Надо было отсюда уезжать. Со слов Вики её муж делал в среднем по одному портрету в день, и я этому охотно поверил. Мои деньги медленно, но верно таяли. Жена прилетала скоро и времени на прикорм клиентуры не было. А была ли она вообще эта клиентура? Люди сюда приезжали играть, а не за портретами. У меня был обратный билет в Турцию и в понедельник, отправлялось судно. Обидно. Меня обдурили и в этом, конечно, был виноват я сам. У меня, наверное, такое лицо, на котором глупость проступает со всей очевидностью. Простота хуже воровства.
   Весь следующий день я провёл у канала за крепостной башней. Вода была на редкость прозрачной и стоя на краю бетонного пирса, я наблюдал, как играет маленькая стайка мелкой рыбёшки. Они резвились в тёплой, прозрачной воде как маленькие дети и я не отождествлял их с безмозглыми рыбами настолько разумно они двигались и шалили, выпрыгивая из воды. Вдоволь насмотревшись, я тоже решил окунуться. Плавая в солёной воде, я представлял себя большой, сильной рыбиной и меня уносило от берега всё дальше и дальше пока я не решил, что хватит играть с судьбой. Выбравшись на берег в очередной раз и подставив своё тело горячим лучам солнца я обратил внимание на мужика в потёртых джинсах. Ему было лет шестьдесят. С двухнедельной седой щетиной и такими же седыми короткими волосами на голове он стоял как-то странно на меня поглядывая. и выпучив огромные глаза на загорелом морщинистом лице высовывал свой язык делая им вращательные движения. Рядом со мной купались молодые турки и, бросая на мужика озорные взгляды, откровенно над ним смеялись. Господи! Думал я. Только этого мне не хватает! Познакомиться с местным, престарелым педерастом. Неужели не мог найти кого помоложе?! Пришлось опять нырять и плыть подальше от берега в надежде, что этому старцу надоест меня ждать, и он отправится в другое место на поиски другой жертвы. На этот раз я пробыл в воде целый час. Я проголодался и надо было идти в отель. Подплыв к берегу я в изумлении опять увидел эту сволочь. Вот козёл! Стоит и не уходит! Подтянувшись на руках, я выбрался из воды.
   --- Ты что рожи корчишь?! Придурок!?
   Мужик стоял, переминаясь с ноги на ногу и выжидательно смотрел на меня. Он меня не понял.
   Быстро одевшись, я взял ставшую тёплой бутылку с водой и пошёл прочь. "Старец" несколько минут тащился следом на расстоянии десяти метров. Но мне нужна была женщина, а не этот небритый, старый изгой.
   На следующий день мой корабль должен был отчалить и весь вечер я пребывал в бесшабашном состоянии духа. Все мои старания заработать и хоть как-то компенсировать потраченные на дорогу деньги ничего мне не принесли, кроме разочарования. Это был первый случай в моей практике, когда за несколько дней я не заработал и цента. Плевать. Всё ещё впереди.
  
  
  
   Глава 9
   Аэропорт ещё и не думал просыпаться. Шёл восьмой час утра. Вторые сутки моего прозябание в этих стенах и почти двое суток как я нормально не спал. Прохлаждаясь в буквальном смысле этого слова на металлической скамейке я так и не смог нормально заснуть. Были моменты, когда я начинал проваливаться в дурманящую трясину забытья, но прохлада или женский голос по трансляции вытаскивали меня из состояния дремоты и я невольно возвращался к событиям своей беспокойной биографии.
   Когда, я вспоминаю Гирну то параллельно в моей памяти всплывает греческий Кипр, а вернее Ларнака, где мы провели с Андреем питерским художником два с половиной месяца. Я хорошо помню мгновения нашего расставания с Галиной и день моего отлёта на остров. Мы с Андреем сели в салон маршрутного такси у метро "Московская" и я смотрел на жену через стекло микроавтобуса. Лицо её было отрешённым. Настроение у неё было такое, будто мы видим друг друга в последний раз. Я вспомнил стихи ..... "С любимыми не расставайтесь, а, расставаясь на век прощайтесь... Они мне почему-то вспоминаются всегда когда я куда нибудь уезжаю, а она меня провожает. Хотя любви и даже близких к ней чувств мы вроде не испытывали. Вся жизнь в спорах и борьбе. Может быть это и есть любовь? После того как её облик растаял за окном автобуса моё веселье сменилось меланхолией, и она не покидала меня до самого прилёта в Пафос. Туда мы прибыли, когда было совсем темно, и сразу окунулись в духоту южного вечера. Встав у выхода, мы некоторое время озирались по сторонам ища взглядом стоянку такси. Андрей был как на шарнирах.
   --- Ну что! Как мы теперь поступим? Куда теперь пойдём? --- Он потирал руки в лихорадочном возбуждении.
   Мой коллега был высок ростом, выглядел сытообтекаемо и очень благополучно, будто напившийся крови тюремный клоп. Он имел несносную привычку безумолку молоть языком всякую чепуху как пропустившая пару стаканов вина глупая женщина, а когда говорил взгляд его тёмных глаз бегал из стороны в сторону. Тело жило отдельной жизнью и казалось, совершенно не подчинялось владельцу. Несмотря на все его видимые недостатки Андрей был далеко не дурак, хорошо говорил на английском и благодаря его таланту к языкам мы быстро нашли таксиста доставившего нас в небольшой отель.
   --- Ты смотри-ка, а здесь очень даже ничего! --- Андрей ходил по холлу маленького, уютного отеля и беспрестанно крутил головой разглядывая интерьер. --- Да, ну вот мы и дома! --- Он подошел к стойке, где молодая девица оформляла наши документы. --- The girl, how you to call? Let's meet!
   --- It is not necessary! --- Девушка совершенно не хотела общаться и улыбалась ему через силу. --- Already late. Do not oversleep, tomorrow in the morning "Buffet".
   --- Андрей не преставай к женщине.
   --- Я не пристаю. А ты знаешь, что я только что узнал? --- Он вытаращил глаза.
   --- Что?
   --- Нас пригласили на завтрак. Завтра в девять утра будет Шведский стол. Ешь сколько влезет и всё на халяву! --- Он с яростью потёр ладони и повернулся к рецепционистке. --- Miss, is it in prise of number?
   --- Yes. --- Она протянула ему ключ от номера. --- Enjoy your staying! See you!
   Андрей заулыбался и взял её руку в свою. --- Good night!
   --- Thanks! --- Она высвободилась и вышла из-за стойки.--- Good night!
   Нас поселили на втором этаже в небольшом, но уютном номере с балконом, душем и двумя кроватями. Андрей сел на покрывало и вытянув длинные ноги потянулся.
   --- Ты представляешь! Вот мы с тобой Валерка там, где из моря вышла Афродита! --- Он поднял указательный палец вверх и вытаращил глаза. Если бы не усы то копия Сальвадор Дали. --- Ты можешь себе это представить!?
   --- Могу. Куда мы с тобой завтра пойдём? Пошли на море.
   --- Конечно. Сначала мы поедим, а потом пойдём. Интересно как здесь кормят?
   Я закурил сигарету.
   --- Ты не видел здесь пепельницы?
   --- На балконе стоит. На столе. Что здесь нам подадут?
   --- Рыбу, наверное.
   --- Ну икорка там вряд ли будет.
   --- Размечтался! Номер стоит пятнадцать баксов, а ты ещё и икры хочешь?
   --- Ну-у. --- Он покрутил растопыренными пальцами. --- А почему бы и нет!
   Я встал и пошел в туалет. Хотелось побыть одному. За время нашего путешествия Андрей мне сильно надоел. От него можно было спрятаться только здесь, но и туда доносился его голос.
   --- Ты посмотри какая погода! Может, пойдем, погуляем!
   Сидя на унитазе я молчал не желая его провоцировать на продолжение разговора и курил.
   --- Может быть, мы останемся в Пафосе и в Ларнаку не поедем? Я сейчас вот что подумал! Не соблазнить ли мне ту девицу. Ты знаешь о ком я?
   Я молчал и, дымя сигаретой думал о том как мне будет нелегко здесь работать, имея такого болтливого компаньона. Голос Андрея стал приглушённым и я догадался, что он вышел на балкон.
   --- Как здесь хорошо! Какой воздух! Вот ты сидишь сейчас там и не видишь эту красоту! Надо всё-таки пойти погулять. Что ты за человек! Почему тебя ничто не интересует!? Я себе здесь обязательно кого нибудь найду! Вот увидишь! Слушай! Ты, что там застрял!?
   Его голос стал громче и приблизился к двери. Я бросил окурок и встал, открыв дверь. Он стоял рядом и, потирая свой сытый, лоснящийся подбородок улыбался.
   --- Слушай, Андрей ты меня достал! Я что не могу посидеть в туалете? Ты же ведь хочешь завтра попасть на праздник живота? Хочешь. И поэтому давай спать. Если желаешь гулять, гуляй, а я пасс.
   --- Скучный ты. Ну ладно. Спать значит спать.
   Я отвернулся к стене и слушал, как ворочается на своей кровати мой приятель. Я слушал и ждал когда он, наконец, перестанет вертеться и что нибудь скажет. Он, слава Богу, молчал. Минут через пять после бесконечных вздохов, постанываний и скрипов пружин наступила тишина и я начал подумывать, как бы мне побыстрее заснуть, чтобы утром чувствовать себя человеком, а не разбитым корытом, но сон не шёл. Всё произошло как-то, на удивление быстро. Скомканное прощание с женой, аэропорт, четырёхчасовой перелёт, такси и отель. Всё превратилось в нагромождение быстро чередующихся событий. Я пытался восстановить в памяти и осознать все, что со мной произошло за последние несколько часов. Андрей мне предложил остаться здесь, а я не хотел. Один из художников на Невском проспекте сказал мне как-то, что в Ларнаке довольно сносная полиция. Я не верю что полиция бывает хорошей и особенно очень. Может быть не такая жёсткая как в Хорватии и не такая наглая как у нас? В конце концов, не в полиции дело, а в том кто ею правит. Хотя очень много зависит и от индивидуальных наклонностей каждого представителя власти. Один может не заметить явного нарушения, а другой придерётся к недостойной внимания мелочи. Очень многие из них страдают маниакальной склонностью оскорбляться по пустякам и видеть унижение их мундира там, где его нет и в помине. Постепенно мысли мои вернулись к прошедшему полёту и я вспомнил ватные облака преследующие нас весь перелёт. Заходящее солнце и боль в ушах при посадке. Как мне трудно удержаться на вершине этих почему-то превратившихся из неосязаемых облаков, в серые с коричневыми прожилками нагромождения скальной породы угрюмых гор. Снизу в мою сторону скакало множество вооружённых всадников, и я пытался втиснуть своё непослушное тело в узкую вертикальную щель с гладкими почти полированными стенками. Рядом росла корявая похожая на гигантскую руку золотистая сосна. Она отчётливо выделялась на голубом фоне неба. Топот копыт приближался, и воинственные звуки эхом звучали в соседних ущельях. Выемка куда я так стремился попасть, оказалась глубочайшей пропастью. Уперевшись спиной в стену я ногами пытался задержать падение вниз. Скользкий, влажный от плесени камень теряя свою твердость, ускользал и не давал возможности удержаться. Медленно как в замедленном кино ударяясь о стенки этого колодца, я стал падать. Меня швыряло из стороны в сторону. Головой, плечами. И закрутив потащило вниз в фиолетовый сумрак. Далёкий женский голос говорил мне что-то на английском языке и, ища спасения, я пытался ответить, но гортань издавала лишь сиплые булькающие звуки.
   Откинув куртку, я пару секунд не мог понять, где нахожусь. Вытирая мокрый от пота лоб, я смотрел в высокий потолок аэропорта. По трансляции объявляли посадку на самолет летевший в Лондон. Я посмотрел на часы. Без десяти девять. Надо было решить в каком месте оставить вещи и ехать искать банк, где находился филиал Вестерн Юнион. Я пошарил по карманам в поисках бумажки с адресом и долго не мог её найти, пока не обнаружил в заднем кармане джинс.
   Оглядевшись, я высмотрел недалеко от себя молодую пару, рядом с которой высилась груда чемоданов, и направился к ним.
   --- Excuse! My luggage. I for five minutes.
   Я показал в направлении своих вещей. Парень кивнул мне в знак понимания и прижал девушку к себе.
   --- No problems!
   Оставив багаж под присмотром, я со спокойной душёй отправился в туалет приводить себя в порядок. Когда я туда зашел, то в глаза бросилось моё отражение в большом зеркале над раковинами для умывания. Ужас! Лицо было сильно помято. Под глазами мешки. Волосы хотя я их и причесал, торчали в разные стороны. Левый ус смотрел вниз, а правый вверх и вперёд. Пока никого не было, я намочил голову и причесался. От холодной воды стало легче, а лицо будто разгладилось и стало приобретать привычные формы. Я с силой похлопал себя по щекам, разгоняя кровь и снимая одутловатость. Таким образом закончив своеобразный "макияж" я вытерся салфеткой и покинул туалет.
   Молодые люди по-прежнему сидели в окружении чемоданов и целовались.
   --- Thanks!
   Парень даже не обратил на меня внимание и продолжал с увлечением облизывать свою подругу, а я не стал их отвлекать. Взяв вещи я пошёл по направлению к кассам. Там стояло уже несколько человек и, не занимая очередь я сразу подошёл к окошку, за которым сидела Лена.
   --- Привет!
   Она взглянула на меня и улыбнулась.
   --- Привет! Как твои дела?
   --- Пока никак. В банк надо ехать. Мне бы вещи оставить. Здесь можно?
   --- Оставь. Здесь никто не возьмёт. Только не надолго. Хорошо?
   Я подвинул коробку с сумкой ближе к стенке.
   --- Я быстро.
   Она оторвала взгляд от бумаг. --- Давай, давай. Ни пуха тебе!
   Спустившись по лестнице вниз, я оказался на первом этаже. Он имел относительно низкий потолок и буквально кишил людьми в белых до пят одеждах. Видимо приехала делегация из арабской страны. Все они собрались маленькими группами и о чём-то мило болтали. Не обращая на них внимания, я вышел на воздух и вздохнул с облегчением. Аэропорт мне порядком надоел, и я был несказанно рад вырвавшись на волю из этой огромной тюрьмы. Такси я нашёл быстро и, сунув водителю бумажку с адресом, договорился с ним о цене.
   Какое это наслаждение после стольких часов бессмысленного околачивания углов огромного здания оказаться на переднем сиденье машины и ехать с вполне определённой целью в вполне определённое место.
   Стекло, металл, огромные небоскрёбы и старые провалившиеся в туман столетий здания. Всё это Стамбул. Я окунулся в этот город со слепыми от слёз глазами. Всё что проносилось передо мной, перестало иметь значение. Все умные мысли пропали, просто растворились. Я оказался голый в своих чувствах и ощущениях. Ослепительное солнце и открывшейся передо мной вид закрыло всё, когда мы пересекали огромный как кривой мужской член, изогнутый мост. Я наслаждался свободой и счастьем, оттого что скоро буду дома в своей замученной мудаками России. В своём любимом городе, на своей маленькой Вяземской улице. Я люблю свою Родину не по тому, что она какая-то особенная. Я её люблю за то, что у меня там мама, брат, его сын замороченный, как и я. Милые пухленькие продавщицы с которыми можно поболтать о невероятной чепухе. Бешеное количество друзей и недругов и за то, что там меня понимают. За то, что там великое множество умнейших людей и не мерянное количество идиотов. Ещё я люблю не агрессивный бархатный джаз, хороший рок которые исполняют приличные мужики со вкусом одетые и безалаберно разухабистые. Люблю шик, с которым одевался Элвис Пресли. Люблю шикарные автомобили, которые никогда не имел и, скорее всего никогда не буду иметь. Люблю очень многое. Наших русских сумасшедших баб, шотландское виски, вяленую астраханскую рыбу и пористый московский шоколад. Светлую одежду и обувь, которую у меня на родине мало кто носит. Почему!? Это так приятно! Может быть климат? Или опять деньги?
   Когда таксист привёз меня к банку, и я пришёл в норму от нахлынувших вдруг чувств, было почти одиннадцать. Самое время получать то, что я хотел. Спасибо брату за то, что прислал, а таксисту за то, что довёз! Я позвонил Олегу и узнал код, по которому мог получить деньги. Всё шло удивительно легко и просто! Для меня! А брат! Можно было лишь догадываться, какими нервами ему досталась отправка денег!
   Девица, обслужившая меня в банке зачем-то долго выясняла, кто я такой и чем занимаюсь. Узнав, что я художник попросила нарисовать. Я выполнил её просьбу на клочке бумажки не получив при этом никакого удовольствия от своей работы и не доставив его настырной даме. Просто потерял несколько минут.
   Долго мучая Стамбульское солнце своим издевательски чёрным пиджаком я, наконец, поймал машину. Водитель был пацаном лет двадцати.
   Теперь у меня было всё несколько иначе. Я имел деньги, дурную от недосыпания голову и перспективу вопреки проискам судьбы оказаться, наконец, в Москве. Пройдя смотровой зал и быстро проскочив светящееся здание аэровокзала я с сияющим выражением на замученном невзгодами лице не подошел, а натуральным образом подлетел к окошку, за которым сидела Лена. По моему выражению, она поняла всё и широко улыбнулась.
   --- Ещё раз привет! Мученик! --- Она протянула руку за деньгами. --- Надеюсь, что теперь то у тебя всё будет как надо!
   Я порылся в маленькой наплечной сумке, где лежал фотоаппарат и вытащил оттуда коробку с конфетами купленными в Афьоне.
   --- На Леночка! Извини! Больше ничего не могу! Денег в обрез! Ты меня понимаешь?
   --- Брось ты! Хорошо, что всё закончилось так, а не иначе.
   Я смотрел на неё и улыбался. Какая она всё-таки прекрасная женщина и как хорошо что такие есть.
   --- Лена. Ну, а теперь главный вопрос. Как с билетом? Реально мне сегодня отсюда смыться или нет?
   Улыбка на её лица начала медленно гаснуть.
   --- Сегодня ты вряд ли улетишь. Попробуй в какой нибудь другой авиакомпании. Но, я сомневаюсь. Да и билеты там дороже. Подожди до завтра. Дольше ведь ждал.
   Это было резонно. Я задумался. Мне этот стеклянно-металлический короб надоел до тошноты и спазмов в желудке. Уехать отсюда в Стамбул? Но куда? Найти здесь проститутку? Но, я их, к сожалению недолюбливал за продажность и не искренность. Я эту породу знал хорошо и поэтому никогда не горел желанием вступать с ними в связь. А, что делать? Моя голова гудела от переутомления и представив себе металлическое ложе я содрогнулся но тут же себя успокоил. Ничего страшного. Бывало и хуже.
   Я посмотрел на кассиршу. Она тоже глядела на меня выжидающе и сочувствующе.
   --- Ладно. Давай на завтра. На пятнадцатое.
   Она оживилась и руки её потянулись к бумагам лежащими на столе.
   --- Вот и хорошо. Вот и ладненько. Последнюю ночь отмучаешься, а завтра уже будешь дома. Давай паспорт.
   Сунув руку в карман пиджака я вытащил паспорт и протянул Лене.
   --- На.
   Она взяла и, пролистав начала оформлять билет. Вся процедура заняла не больше пяти минут.
   --- Ровно сто долларов.
   --- Долларов нет. Дойч марки.
   --- Это не страшно. Давай марки.
   --- Сколько будет в марках?
   --- Сейчас посчитаем.
   Она подвинула к себе калькулятор и начала думать.
   --- Господи! Что это я считаю!? Двести двадцать марок.
   --- А что так дёшево?
   --- Нужно дороже? Могу устроить. А если серьёзно то это эконом класс. Дешевле не найдёшь.
   Я, конечно, был рад. В Анталии мне это обошлось бы в сто двадцать пять баксов. Подсчёты, подсчёты! Надоело! У женщин тоже страсть. Очень любят считать. У меня много лет назад была девица. Я тогда работал аппаратчиком диспергирования пигментов, а по-простому то краскотёр на заводе художественной краски. Работа тяжёлая и платили мало. Она своими куриными мозгами высчитала, что я совсем не тот человек, который составил бы ей партию. Через несколько лет мы встретились на Невском и несколько дней подряд она от меня не отходила, пытаясь соблазнить. Вздыхала о том какая она дура и пыталась доказать насколько стала умней сейчас чем раньше. Но я хорошо помнил, как она возмутилась, что я ей названиваю. Людям, которые меня отвергают по меркантильным соображениям из-за того, что в данный момент у меня нет денег, я не прощаю. Потому как всё понимаю и помню.
   --- На. Держи и не опоздай на регистрацию.
   --- Лена! Огромное тебе спасибо! Я бы без тебя пропал!
   --- Будет тебе! Иди, гуляй, а лучше отдохни.
   --- Честно! Вот с кем бы я сейчас занялся любовью то только с тобой. Не обижайся. Любовь не самая отвратительная штука и имеет множество приятных оттенков. Прощай! Дай Бог свидимся!
   Её серые глаза полыхнули загадочным внутренним светом, а лицо заметно покраснело.
   --- Ты ещё тот тип! Просто нахал! Да! Но я бы тоже не против! Чёртова работа! Прощай!
   Она вздохнула толи с сожалением, толи с облегчением, что соблазн промчался мимо неё, лишь краем задев животное начало.
   Я повернулся и пошёл к скамейкам, на которых провёл прошлую ночь. Стараясь заглушить в себе нежное чувство к этой замечательной женщине.
   Просидев напротив окна приблизительно с час и наблюдая как по дороге одна за другой проезжают машины в сторону Стамбула, я думал о том какая странная штука, эта жизнь. Не будь я так зависим от аэропорта, а она от этой дурацкой будки с маленьким окошком, мы бы отправились с Леной в какой нибудь дешёвый отель или к ней домой. И если бы всего этого не было. Этих неприятностей с билетом и деньгами на штраф я никогда не проникся бы симпатией и сексуальным влечением к этой женщине. Она была совсем не в моём вкусе. Мои мысли, хаотично прыгая с одних воспоминаний на другие, неожиданно вернули меня на Греческий Кипр в конец ноября девяносто седьмого. Погода в Ларнаке, тогда стояла тёплая и странное дело никого из стран западной Европы, это обстоятельство ничуть не волновало. Туристов было мало. Редкий заработок. Такое же редкое появление хорошего настроения. Почти ежедневная пьянка в английском пабе который находился рядом с набережной. Если мы не напивались там, то делали это с не меньшим успехом в соседней с ним пивнушке. Тоска от которой никуда не деться. В пабе, где нас уже знали как облупленных, мучаясь от недостатка освещения, я рисовал портреты, а Андрей развлекал завсегдатаев этого заведения болтовнёй на приличном английском. В один из таких вечеров, а это была пятница, играли ребята из ЮАР. Я стоял внутри паба около входа с рюмкой виски в одной руке и с сигаретой в другой. Неожиданно передо мной как Булгаковский кот материализовался мужик в белом, длинном плаще.
   --- Вальеря. --- Заявил он на мягком ломанном русском. --- С тобой хотят познакомьиться.
   Я уже прилично надрался и не стал выяснять, откуда он знает, как меня звать. На ногах я держался не очень уверенно. Сделав маленький глоток и прищурясь, я начал его разглядывать. Мужик как мужик. Симпатичный, чуть ниже меня ростом с чёрными волосами и блестящими карими глазами. Одним словом грек. Я сделал затяжку.
   --- Кто хочет?
   --- Позади тебя сидит женщина. Она хочет.
   Взглядом он показал направление куда мне следовало смотреть.
   --- Англичанка.
   Пошатнувшись, я повернул голову влево и через плечо посмотрел на объект нашего разговора. За деревянным столом сколоченным из толстых досок сидела дама старше меня лет на восемь. В руках у неё был фужер тонкого стекла в котором плескалось что-то искристое. Улыбаясь она смотрела на меня и глаза её блестели. Я отвернулся.
   --- Нет. Не хочу. Стара.
   --- Вальеря. Надо. Ты ей очень понравился. Она сильно богата. У неё дом в Лондоне, в Голландии и здесь на Кипре.
   --- Кто эта дама? --- Меня вновь качнуло.
   --- Писатель. Пишет эротические рассказы. Скрывается здесь от налогов.
   В зале стоял полумрак, музыка играла чуть приглушённо и сизый сигаретный дым пластами растекался в полутора метрах от пола. Я уже с интересом вновь повернул голову в сторону, где сидела эта дама. Смакуя, она медленно пила спиртное, разглядывая меня в упор. Писательница явно проигрывала моей жене по всем данным, но была богата. Пьяные мысли, спотыкаясь, вертелись в моей голове. С одной стороны с Галькой у меня полный финиш. А с этой стороны, что? Эротическая дама, с которой у меня никогда, ничего хорошего не будет. Языка не знаю. Как общаться? На пальцах? Размышлял я.
   --- Нет. Не хочу.
   --- Вальеря, не делай глупость.
   --- Слушай, а на каком языке я буду с ней разговаривать?
   Мужик в плаще взял меня за плечи и придвинулся вплотную.
   --- Зачем тебе с ней вообще разговаривать. --- Прошептал он. --- Что ты как маленький. Получишь хорошие деньги и всё.
   Я поискал взглядом Андрея. Он сидел в трёх метрах от нас и с вдохновением, помогая себе жестами, что-то говорил двум солидного вида мужчинам.
   --- Может Андрея взять в постель как переводчика!? --- При одной мысли от этого на меня напал приступ смеха. В мою сторону посмотрело сразу несколько человек. А дядька за стойкой с седой шотландской бородой в приветствии поднял кружку пива и тоже рассмеялся.
   --- Андрей! Иди сюда!
   Мой приятель что-то сказал своим друзьям и, встав, подошёл к нам, потирая на ходу руки.
   --- В чём дело? Какие проблемы?
   --- Андрюха. Тут вот какое дело. Со мной хотят познакомиться, а я не хочу. Может, заменишь?
   --- Где!? Кто!? --- Он в возбуждении начал крутить головой в разные стороны.
   Неожиданно в наш разговор вклинился грек в плаще.
   --- Нет! Ты не понял! Она хочет тебя, а не его!
   --- Я понял. Но я не могу говорить по-английски, а он может. Вот если с ним! --- Я показал на своего приятеля.
   --- Ладно! Поезжайте вместе. Дальше видно будет. Я ей сейчас скажу.
   Обойдя стол, он подошёл к ней и подсел.
   Я посмотрел на Андрея. --- Как ты! Готов!
   --- Нее! Ты с ума сошёл! Зачем она мне нужна?! Ты ей ближе по возрасту! И вообще..! --- Он почесал в затылке.
   --- Ну, всё-таки писатель. Я в принципе не против. С Галькой у меня скоро развод. Но как объясняться с ней? Ума не приложу.
   --- А ты и не объясняйся.
   --- Этот в плаще тоже самое говорит. Поехали вместе. Переводчиком будешь.
   --- Мне что делать нечего!? --- Андрей как-то нервно переминался с ноги на ногу.
   --- Не дури! Тебя ведь это ни к чему не обяжет. А если честно, то мне одному ехать просто в лом.
   --- Ну, хорошо. --- Он махнул рукой. --- Только, на пять минут.
   --- Поехали! Посидим, выпьем, посмотрим как миллионеры живут.
   Джентльмен в плаще и дама писатель поднялись. Она поставила фужер на стол и, обойдя вокруг с улыбкой подошла к нам.
   --- Hi! How are you doing?
   Андрей заулыбался, топорща усы. --- Perfectly! Superb! Where shall we go?
   --- Что ты ей сказал?
   --- Я спросил, куда мы пойдём.
   --- Ты что рехнулся?! Как будто ты не знаешь куда и зачем! Ты ей лучше скажи, что мы очень рады знакомству.
   Меня опять сильно повело в сторону и я чуть не свернул стоящий рядом табурет.
   --- Вальеря держись! Будь мужьиком! --- Грек успел подхватить меня под руку.
   Мой друг улыбался всё шире.
   --- Very nice to meet you! Sorry! Whatis your name?
   Настроение у писательницы, как и у нас, было приподнятое. Отвечая Андрею, богемная дама не сводила от меня глаз. Казалось у неё вот, вот потекут слюни. --- I am Geima, shall we go to my place?
   Андрей повернулся к греку.
   --- Когда вы хотите ехать? Сейчас?
   --- Конечно.
   --- We'll go now. Do you mind?
   Глаза Геймы сверкнули адским огнём.
   --- I don't object.
   --- Валерка! Она совсем не против. По-моему она даже счастлива. Geima. Am perfect!
   Мне надоело торчать возле дверей и мешать людям.
   --- Ладно. Поехали.
   Возле паба стоял ярко красный "Ниссан". Смеясь, мы всей компанией забрались в машину, и грек включил зажигание. Дорога к дому Геймы была короткой не больше пяти минут езды. Это был и не дом в прямом смысле этого слова, а небольшая, уютная вилла белого цвета. Она утопала в зелени, а около входа был маленький, круглый фонтан который почему-то не работал. Она имела всего лишь один этаж и была красива. Грек с нами не пошёл. Попрощался и сразу уехал.
   Внутри вилла имела тот же цвет. В холле огромное зеркало вделанное в стену и шляпная вешалка. Гейма повела нас налево по узкому коридору, и мы оказались в комнате довольно приличных размеров. Одна из стен, где были окна, имела выгнутую форму.
   --- This way, please. --- Эротическая дива показала рукой на диван заваленный маленькими подушками на которых лениво лежали две кошки. Одна чёрная и изящная как пантера, а другая пятнистая со смешной мордой и большими торчащими в сторону собачьими ушами. --- Sit here. Let's get acquainted now.
   Я наклонился к Андрею
   --- Что она сказала?
   --- Она сказала, что ты мудак и тебе пора выучить английский. --- Он засмеялся. --- Шучу. Она говорит, что пора знакомиться.
   Посередине комнаты стоял телевизор "Bang & Olufsen" а на стене висела музыкальная система этой же фирмы.
   --- Андрей ты только посмотри какая, у этой бабы аппаратура. Ты знаешь, сколько она стоит?
   --- Нет.
   --- На эти деньги можно купить "Жигулей" штуки четыре или пять.
   Гейма вышла из комнаты и через несколько минут вернулась, держа в руке бутылку мексиканской текиллы.
   --- Let's have a drink the boys!
   --- Нам предлагают выпить. --- Андрей опять потёр ладони. --- Ты пробовал, текиллу?
   --- Нет. Как-то не приходилось.
   Гейма села на диван рядом со мной. Прижалась всем телом и предложила Андрею разлить по бокалам спиртное. --- Give! Fill!
   Андрей с удовольствием выполнил поручение. Налил не пролив и капли.
   --- Ну ладно, давайте выпьем. To you!
   Мы подняли бокалы.
   Всё остальное я помню плохо. Как мы пили. Как уходил Андрей. Очень хорошо я запомнил момент, когда Гейма взяв мою голову двумя руками, пыталась её наклонить к своим раздвинутым ногам. Как я совершенно голый вышел в холл, держа в правой руке рюмку виски и разглядывал в огромном зеркале своё загорелое тело с белой полоской от плавок. Как у меня появилось отвращение к самому себе, и я ударил своё отражение. Как со звоном посыпались осколки стекла и брызнула кровь из рассечённого запястья, а белые стены покрылись алыми пятнами. Как Гейма громко ругаясь, бегала с тряпкой убирая следы моего помешательства и как она меня выгоняла, демонстративно выставив мои ботинки на улицу. Самое неожиданное в этой истории было то, что позже Андрей всё рассказал моей дочери, а она матери. Галине.
   Так закончилась моя неудачная измена. Единственная память об этой даме осталась в виде шрама на запястье и трёх фотографий, которые мне передал от неё бармен паба.
  
  
  
   Глава 10
   Ещё раз, бросив взгляд на унылую панораму за окном аэропорта, я встал, взял свои вещи и пошёл пить кофе. Так вот слоняясь из одного угла огромного здания в другой я убил время. Прошёл день, и наступила ночь. Она не принесла успокоения. Опять металлическая, дырчатая скамейка и сон прерываемый объявлениями о посадке или вылете самолётов. Вынырнув из забытья, я делал несколько затяжек и бросив окурок в пустую бутылку от "Колы" вновь закрывал голову курткой, стараясь уйти от реальности. Сна как такового не было. Временами меня окутывали призрачные картины создаваемые воспалённым от усталости мозгом и я жил в этих миражах. Ездил по местам в которых никогда не бывал, дрался с противниками которых никогда не видел и занимался любовью с женщиной, которую никогда не знал.
   В восемь десять утра я решил прекратить общение с призраками, не дававшими мне спать всю ночь. Я спустил ноги на плитки пола, и раскинув руки в стороны потянулся всем телом. Рядом со мной в пяти метрах два турка уговаривали наших проституток и, по-моему, не без успеха. Минуты через две они встали и пошли к эскалатору ведущему вниз на первый этаж. Людей ещё мало и я решил привести себя в порядок. Оставив вещи на попечение сидевших рядом туристов, и взяв бритву, я отправился в туалет. Он был пуст. Сняв пиджак я сунул голову под кран и полив шампунью стал её с остервенением намыливать. Всё надо было сделать быстро, чтобы не шокировать зашедших сюда людей. Мне повезло. Я успел помыть голову, побриться, справить нужду и за это время никто не появился. Вода меня освежила и в приподнятом настроении я отправился в кафетерий хлебнуть горячего кофе. На это у меня ушло минут двадцать.
   За время моих скитаний я привык к такому образу жизни. Он меня не пугал, но радости приносил мало. Помню, как я с одним художником из Питера грузином Како несколько ночей подряд провели на берегу Адриатического моря в Хорватском городе Поречь. Спали на надувных матрасах и нас чуть не забрала полиция. Мы в то лето исколесили весь полуостров Истра в поисках работы и почти были в Словении, но невзирая на то что деньги у нас были туда мы так и не попали. На таможне меня с Како высадили из автобуса. Красные паспорта сделали своё чёрное дело. По ужасной жаре, потные, вонючие и гружённые как верблюды назад от границы мы шли пешком около пяти километров и всё время в гору. Странно. Мы с ним даже не поругались. Говорили о политике, погоде, о том как хорошо сейчас у нас дома в Питере. Обо всем, но только не о женщинах. Мы старательно обходили эту тему, инстинктивно боясь травмировать свою психику. Без этих милых созданий мы страдали больше чем от жары и тяжести нашей ноши. Бессонными ночами, ворочаясь и безрезультатно пытаясь заснуть, я вспоминал жену. Её ноги, грудь, пышные волосы и глаза. Изнывал до лихорадочного состояния представляя как она корчится и кричит в чужих объятиях испытывая бешеный оргазм. Я её ненавидел в эти мгновения и засыпал только тогда, когда часы показывали пять утра и время для любви уже прошло. Слишком мучительны для меня были эти поездки, и никакие путешествия за мифическим богатством не стоят того чтобы так страдать.
   Выпив кофе и вдоволь накурившись, я пошёл к своим вещам. Вскоре вернулись девицы и о чём-то оживлённо болтая и смеясь, рассказывали видимо очень интересные вещи. Они вытащили из сумки по бутерброду и начали есть. Но как они это делали! Боже! С каким аппетитом и жадностью! Глядя на действия этих красоток, я поперхнулся собственной слюной и неизвестно почему вспомнил Амстердам. Китайский ресторан в центре города, куда меня вместе с Галькой затащили Годфрид и Франсия.
   Годфрид, арендовал довольно большой кусок земли и имел хороший двухэтажный дом, построенный собственными руками на севере Фрисланда одной из многих провинций Нидерландов, недалеко от города Драхтена. Их провинция сильно отличается от нашей. Там есть почти все, о чём могут только мечтать жители российских городов. Годфрид очень подвижный, энергичный и улыбчивый мужчина шестидесяти двух лет, ниже среднего роста с седой бородой и усами. Художник, бывший директор центра искусств. Его жена Франсия была чуть выше мужа и моложе его на четырнадцать лет. У неё серо-голубые, игривые глаза. Много желания танцевать и много выпить. Весьма не глупа. Они пригласили меня с женой к себе в гости, а уж как следствие в нашей жизни появился Амстердам.
   Это очень красивый и уютный город и чем-то напоминает Петербург, только не такой масштабный, более миниатюрный. В Амстердаме мы оказались не случайно. Там у Годфрида живёт друг художник Питэр, и мы ехали к нему на день рождение отмечать юбилей.
   По российским меркам путь предстоял не очень долгий, а для Нидерландов приличный больше ста километров. У моего приятеля был "Ситроен-ВХ" девяносто третьего года, На нём мы и отправились в столицу Голландии. Дороги по всей стране отменного качества и Годфрид всё время держал сто десять. Больше не позволяли правила. На хорошей скорости мы мчались по прямой как стрела автостраде "Afsluitdijk" пролегающей по вершине дамбы протяжённостью в несколько километров. По обеим сторонам была вода. По левую водохранилище "Ijsselmeer", а по правую залив "Waddenzee" соединяющийся с Северным морем. Почти посередине этого грандиозного сооружения высился маяк "Breezanddijk" и стояла странная скульптура посвящённая строителям дамбы. Она отображала мужика нагнувшегося за камнем. Каждый, кто подходил к этому монументу норовил похлопать его по каменной заднице, отчего она блестела как полированная. Здесь мы решили отдохнуть и размяться. Внутри маяка находился ресторан, бар и маленький магазин сувениров. В этот день моя жена, с которой я прожил около года и недостаточно хорошо знал, в полной мере проявила свой вздорный характер. Ссора произошла из-за маленькой керамической мельницы бело-голубого цвета, которую я по своей глупости и недальновидности решил купить. Галька была против этой покупки, но я сделал это, о чём впоследствии пожалел. Скандал был жуткий, и по этой причине мы не разговаривали целый день. Настроение испортилось основательно, но поездку отменять никто не собирался. Покрутившись на смотровой площадке и посмотрев в подзорную трубу на далёкие яхты, мы посидели в баре и отправились дальше в сторону Амстердама.
   Въехали мы в столицу, около двух часов дня и за время путешествия моя жена не проронила ни слова. Машину Годфрид поставил в центре, в большом подземном гараже. Не обременённые этой железякой мы отправились осматривать город и развлекаться.
   На большой площади, около музея "Madame Tussaud" мы разделились, договорившись встретиться здесь через час. Я с Годфридом отправился болтаться по городу, а Франсия с Галькой пошли смотреть магазины. Мы слонялись с ним по узким улицам Амстердама, ели вкуснейшую селёдку, пили какие то напитки и почти не общались. Он знал три языка. Английский, немецкий и голландский, а я только русский. Английский я только понимал. Прям как собака. Не знаю, куда ходили наши дамы, но опоздали девочки на целый час. Мой приятель был как на иголках. Он всё время смотрел на часы и с каждой минутой его настроение падало как паруса во время штиля. Поднять настроение, пропустив по рюмке, мы не могли. Он не пил так как был за рулём, а я не пил потому что просто не пил.
   В конце концов, наши дамы соизволили явиться. Франсия была под лёгким газом. После непродолжительной перепалки между двумя супругами мы пошли дальше. Прогулке мы посвятили несколько часов, убивая оставшееся время до дня рождения Питэра. Мы успели пройти вдоль каналов, где стояли плавучие в виде барж жилые дома. Уже позже оказались возле цветочного рынка, где под пристальным взглядом своей жены я купил керамическую пепельницу. Потом зашли в метро посмотреть авангардистскую скульптуру скрипача в шляпе разрывающего своей головой и инструментом каменный пол вестибюля. Успели посмотреть на прелести амстердамских проституток сидящих как в аквариумах за большими стёклами своих персональных публичных домов и скульптуру Рембрандта. Мы устали и хотели есть. Нам предложили китайский ресторан, и мы с Галиной согласились без промедления.
   Китайский ресторан в Амстердаме это минорная штучка, в которой хочется тонуть. В зале полумрак, ненавязчивая народная музыка юго-востока азиатского континента. Красно-пузатые фонарики над каждым столом, тёмная почти чёрная мебель, слегка чопорные обходительные официанты и во всём неуловимый почти неосязаемый культ еды.
   На стол нам поставили два никелированных мармита и под каждым зажгли маленькие спиртовки, а сверху блюда с едой неизвестного происхождения. Дали палочки и не научили, как ими пользоваться. Были зачем-то и обычные приборы, но с ними терялся смысл посещения этого заведения и понимания китайской кухни. Только здесь я понял, почему китайцы едят столь странными на наш европейский взгляд приспособлениями для приёма пищи. Это своеобразный ритуал, своего рода церемония. Ложкой и вилкой мы просто набиваем себе желудок в постоянном опасении куда то опоздать. Палочки не дают такой возможности. Они заставляют относиться к пище с большим уважением и пониманием. По настоящему ощутить вкус. Я до сих пор гадаю. Что мы такое ели? Но было удивительно вкусно. С палочками я справился быстро. Приспособившись есть, захватив их между пальцев. Рядом за соседним столом сидел китаец. Ему было около тридцати лет. Ел он, держа спину очень прямо будто совершая некое таинство. Буквально священнодействовал. Мы попросили его нас сфотографировать и он с улыбкой выполнил просьбу. Позже выяснилось, что этот моложавый мужчина занимался поставками продуктов во все китайские рестораны Нидерландов. Сидели мы в этом уголке совершенно другой культуры и ценностей около двух часов и выползли на улицу сытые и довольные. За время нашей поездки в Голландию мы часто ходили в рестораны. Самый вкусный, тихий и приятный был китайский, а самый шумный, где хуже всего готовили, оказался итальянский.
   После ресторана мы дошли до гаража, где стояла машина Годфрида пешком. Долго её искали а найдя, радовались как дети. Дальше наш путь вёл к Питэру, на его торжество. Его двухэтажный дом находился рядом с центром. Маленький, зажатый со всех сторон зданиями такого же размера и более крупными он имел крошечный дворик утопающий в цветах, деревянную лестницу ведущую на второй этаж где находилась мастерская Питэра и сам Питэр в окружении большого количества друзей и поклонников.
   Хозяин дома обладал бронзовым загаром, седой как лунь бородой, такой же шевелюрой, был худощав, жизнерадостен и очень подвижен, несмотря на то что ему исполнилось шестьдесят пять. Ко всему прочему он с удовольствием танцевал, не забывая щупать своих партнёрш, шутил и безумствовал как мог. Одет он был во всё белое.
   Гости на первом этаже беспорядочно суетились, танцевали, знакомились и целовались. Почти у всех в руках было по фужеру. Один я как идиот пил "Севен-Ап". Моя жена пила сухое, танцевала и в отличие от меня общалась. Потихоньку стена отчуждения возникшая во время переезда по дамбе между мной и Галей начала таять. Я спустился с ней во внутренний садик. Она подышать воздухом, а я покурить и отдохнуть от шума. Там посреди цветов мы увидели молодую женщину высокого роста. После нескольких попыток заговорить на-английском мы быстро выяснили, что она русская. Звали её Лена, и здесь находилась в качестве жены сына именинника. Он спортивный журналист, а она теннисистка. Почти весь вечер мы провели в разговорах о России и расстались очень тепло.
   Было поздно, когда мы садились в машину. Накрапывал мелкий дождик, а Галка всё дулась. Иногда казалось она забывала про то, что надо сердиться и начинала со мной разговаривать, а вспомнив о размолвке замыкалась и надувала щёки. Франсия сидела впереди рядом с Готфридом, а мы сзади. Когда выехали на трассу пошёл сильный дождь и дворники не успевали убирать воду с лобового стекла. Тихо играла музыка, и мой Заяц устав пыжиться легла на заднем сиденье, положив на мои ноги свои. Я гладил её тёплые щиколотки, смотрел в тёмное окно, где не на шутку разгулялась стихия, и думал о нас. О моих отношениях с ней. О том насколько они хрупки и ненадёжны. Думал о скором приезде домой, о том какие замечательные люди наши новые друзья, о работе и о том как мы будем добираться со своими покупками сквозь несколько границ.
   Вернулись мы в Уретерп благополучно без всяких неприятностей и приключений. До этой поездки в Амстердам и после неё мы посетили много разных городов Голландии, но эта запомнилась больше всего. Может быть всему виной была наша ссора? В начале сразу после приезда в Петербург я хотел с ней разойтись, но потом появилось слабое чувство похожее на привязанность. Оно разгоралось, но его тушили непредсказуемые Галькины выходки. Она была слишком сильна и неуправляема по своей натуре, чтобы её жалеть, и слишком эгоцентрична, чтобы испытывать к ней нежность. Мужик хочет чувствовать рядом с собой слабость, а не эмансипированную особу способную на подвиг. Были, правда моменты, когда она подносила кулачки к глазам и горько плакала, как маленькая девочка, а я не мог ничего с собой поделать. Разум застилала жалость и нежность к этой женщине. В такие моменты я был готов для неё на всё.
  
   Пока я предавался воспоминаниям девочки ушли и вокруг образовалась пустота. Я посмотрел на часы и подумал, что пора идти платить штраф. Было пол первого. Собрав вещи, которые мне надоели до кошмарных видений я пошёл отдавать деньги. Кто бы знал, как я этого не хотел.
   По дороге я посмотрел, принимают багаж или нет. Убедившись в том, что ещё рано я направился к кабинету главного "грабителя" аэропорта. Возле него, как и в прошлый раз было маленькое столпотворение. Кого здесь только не было. Пара проституток, несколько тёток неизвестно зачем посетивших эту страну, молоденькая русая девушка со слезами в глазах и три мужика походившие на молдаван. Дверь в кабинет была открыта, а за столом сидел всё тот же светловолосый таможенник. Возле него никого не было, и подойдя к столу, я без лишних разговоров протянул ему паспорт и деньги. Он посмотрел на пачку банкнот, потом на меня и чуть улыбнулся. Полистав паспорт, он задумался, уставившись в стенку и что-то подсчитывал.
   --- Well.
   Родив это слово, он умолк как выключенный радиоприёмник и стал оформлять квитанцию о приёме денег. Закончив процедуру наказания, он вложил квитанцию в паспорт и протянув его мне, пристально посмотрев в мои глаза.
   Я сотворил на своём лице самую язвительную ухмылку, на какую был только способен.
   --- Thank.
   И ушел, хлопнув дверью.
   Выйдя из кабинета, я вновь увидел девушку, в её глазах капельками блестели слёзы. Она стояла, прислонившись к стене держа в руках большой полиэтиленовый пакет чёрного цвета. Светловолосая, загорелая с веснушками около носа и голубыми глазами, в цветастом платье, ростом ниже среднего и грустной складкой в уголках пухлых губ.
   "Вот". Подумал я. "Ещё одна курица ищущая приключений". Я подошёл к ней вплотную.
   --- Русская?
   Она посмотрела на меня из-под лобья как на врага народа и будто вжалась в стену.
   --- Какое вам дело?
   Разговаривать она явно не хотела.
   --- Мне?! --- И я ткнул указательным пальцем себе в грудь. --- Никакого! Просто я подумал, что у тебя проблемы. У меня они тоже были и мне здорово помогли незнакомые люди.
   --- Вы мне не поможете. Мне никто не поможет. --- Она всхлипнула.
   --- Деньгами может и не помогу, их у меня просто нет. А советом вполне.
   --- Мне не на что улететь. Пропал билет. А тут этот штраф!
   Мне стало смешно.
   --- Ты прямо как я. Пойдём, поговорим. --- Я показал ей рукой на выход в сторону зала.
   Она медленно будто с неохотой отклеилась от стены и пошла за мной опустив голову. Как овца идущая на бойню.
   Так как сидеть в аэропорту было практически не на чём, я повёл девчонку туда, где провёл две бессонные ночи.
   --- Присаживайся.
   Я поставил свои сумки и со вздохом приземлил задницу на ставшую такой привычной и ненавистной металлическую скамейку.
   --- Тебя как звать?
   --- Катя.
   --- Катя. Ты мне вот что скажи. Где ты покупала билет?
   Она посмотрела на меня с удивлением. ---Это что имеет значение?
   --- Имеет!
   --- Здесь на вокзале.
   Я невольно расслабился.
   --- Так что ты хнычешь? У тебя собственно и проблем-то нет! Хотя штраф! Вот чёрт! Ты куда летишь?
   --- До Москвы, а потом в Норильск.
   --- Ты из Норильска?! Занесло меня туда однажды. Три года назад.
   Её глазки сверкнули и она, кажется, забыла в какую историю вляпалась.
   --- И как вам наш город?
   --- Дерьмо! Копоть и дым! Ваших правителей давно надо повесить на "дохлой" елке, которую они создали.
   Катя приуныла. Слушать такие высказывания о своей земле, на которой живёшь неприятно, и я пожалел, что был так откровенен.
   --- Не обижайся. У тебя сколько денег?
   --- Восемьдесят долларов.
   В уме я прикинул, сколько ей вернут и пришёл к выводу, что самолётом ей не улететь. Оставался единственный путь, который мне подсказал Ренат, татарский солист балета который поменял профессию и сейчас занимался туристическим бизнесом. Ехать до Трабзона, а оттуда паромом до Сочи. Я, к сожалению был закован во временных рамках и воспользоваться этим маршрутом не мог.
   --- Ты билет сдала?
   --- Нет.
   --- Так какого хрена ты сидишь!? Беги, сдавай! И запомни! Слушай внимательно! Сдашь билет и бери такси. Поезжай на автовокзал. По-турецки, отогар. Запомнила?
   Она подняла взгляд к потолку. Губы её шевелились.
   --- Запомнила.
   --- Слушай дальше. На автовокзале купишь билет до Трабзона. Это порт на Чёрном море. Чтобы не запутаться там тоже возьми такси и торгуйся. Турков хлебом не корми, дай поторговаться. Пусть привезёт тебя в порт. Ты бы записала, а то забудешь.
   Она вытащила из сумочки авторучку и клочок бумажки. Я опять всё повторил.
   --- В Трабзоне купишь билет на паром до Сочи, а там я думаю и до Москвы доберёшься. Телефон дома есть?
   --- Да.
   --- Позвонишь и договоришься о деньгах.
   Она раскраснелась и будто ожила. Глаза блестели.
   --- Спасибо! Огромное вам спасибо! --- И будто спохватилась. --- А как вас звать?!
   --- Валера. Но ты не тяни резину. Беги. Получай деньги.
   Катя схватила сумку отбежала несколько шагов и повернулась ко мне. Она ещё что-то хотела сказать, но я махнул ей рукой и отвернулся.
   Только я собрался посидеть и ещё подумать, как объявили начало регистрации на Московский рейс. Я прошёл до табло и поискал взглядом желанные буквы. Всё правильно. Рейс 2806. Москва. Я огляделся. Регистрация и приём багажа находились почти рядом. Заняв очередь, я расслабился. Всё было позади. Бессонные ночи в аэропорту, никуда негодная еда, нервотрёпка и давно не мытое тело. Скоро всё кончится. Я представил горячую ванну, пену вокруг головы и упругую струю воды бьющую мне по макушке. Размышляя о том, что надо позвонить Веронике в Москву, чтобы встретила, я не заметил как подошла моя очередь.
   Передо мной стояла та же самая тетка, которая вернула мне багаж два дня назад. Она посмотрела на меня суровым взглядом.
   --- Ну как? Сейчас у тебя всё в порядке?
   Мне не хотелось вступать в бесполезные разговоры, и я односложно кивнул головой.
   --- Вроде.
   Она приклеила бирки к моим вещам и бросила их на ленту транспортёра. Покачиваясь, они поплыли куда-то в глубь развёрзнутого чрева подсобного помещения, а я, развернувшись, пошёл покупать телефонную карту.
   После непродолжительных гудков я услышал голос Вероники. Он был свеж, весел и игрив.
   --- Я слушаю. Кто говорит?
   --- Это я ваш вечный странник Валера. Вы меня встречали?
   --- Это ты?! Ты где?! Мы тебя смотрели, смотрели, но так и не нашли!
   --- Вероника! Вы уж меня извините! Случилась неувязка с деньгами. Я до сих пор в Турции. Самолёт вот, вот вылетит.
   --- Как! Ты всё ещё там?! Ну ты даёшь!
   --- Да! Вот такая я редиска! Но я исправлюсь. Ждите. В Москве буду около шести вечера. Вы уж меня встретьте. Хорошо!?
   --- Ладно! Обязательно встретим! Только без обмана! --- Она засмеялась. --- Шучу я! Мы тебя ждём!
   --- Всё! Вероника ты поняла? В шесть!
   В трубке запикало и послышались гудки, а я положил трубку. Надо было выпить кофе и отправляться на паспортный контроль.
   Перед тем как идти в проход созданный из металлических конструкций, за которым находились маленькие будки проверки паспортов я сел в металлическое спаренное кресло с миниатюрным столиком посередине. До вылета ещё было уйма времени. Теперь я был уверен, что улечу. Беспокоило только одно. Понравятся ли мои портреты Бернхарду и смогу ли я договориться с ним о цене. Я сделал всё что смог. Вытащил их лица с фотографий и перенёс их на холст. Когда сдам обязательно выпью, решил я. После стольких мыканий не сделать этого был бы грех.
   Я вновь вспомнил Ларнаку. День нашего вылета с Кипра тридцатого декабря девяносто седьмого. Как нам здорово тогда повезло.
   Самолёт вылетал в девять утра. В ночь перед вылетом я не спал. Не спал я и две предыдущие ночи. Меня охватил неизвестный до сих пор лихорадочный психоз. Пробовал пить, но ни кипрское сухое, ни джин "London" мне не помогали. Все мои внутренности и мозги были натянуты как тугая тетива. Я не понимал своего состояния и чем оно вызвано. У нас была просрочена виза на целых полтора месяца, но это обстоятельство нас не волновало. Грузин из Тбилиси, которого почему-то звали Сергей, нас успокоил. Он занимался автомобильным бизнесом и на Кипре находился без визы по пол года и безо всяких последствий.
   Бессонница. Чугунная голова после безуспешных попыток напиться и выключить сознание. Бесконечная болтовня Андрея, которого было не остановить, чтобы не обидеть и невозможность работать, чтобы отвлечься. Всё это росло как снежный ком и выводило из равновесия. Иногда мне казалось, что голова моя лопнет, как мыльный пузырь, а мозги разлетятся в разные стороны, и что я схожу с ума. В таком состоянии я приехал в аэропорт.
   Андрей и я были пьяны. Не до такой степени, чтобы падать, но держались на ногах мы не очень крепко. У меня к этому примешивалось ненормальное состояние, в котором я находился последние дни. Мой приятель вёл себя, мягко говоря, не адекватно. Громко, так чтобы все слышали, говорил на-английском забывая, что он не один знает этот язык и хвастаться, в общем-то, нечем. Получив посадочные талоны мы со своими пакетами, а их у нас было достаточно вошли в помещение где проверяют паспорта. Он по-прежнему громко говорил, топорща усы, а когда у него потребовали посадочный талон, то его у него не оказалось. В лихорадочном возбуждении этот хрен обшарил все карманы с ног до головы. Талона не было. Возникла непредвиденная ситуация благодаря которой на нас могли наложить штраф и депортировать из страны без права въезда в течение нескольких лет. Вдобавок у этого придурка порвались пакеты, и всё их содержимое вывалилось на пол. Я стоял в стороне схватившись за голову и наблюдая за происходящим смотрел как он ползает по полу собирая свои манатки и удивлялся его глупости. Он элементарно нас подставлял. Талон он так и не нашёл но на посадку нас всё же пропустили. Может быть пожалели. Новый год был уже близок.
   В большом зале для отбывающих было все, что имеет приличный международный аэропорт. Магазины, бары и ресторан. Столики в ресторане, находились чуть выше остального уровня зала. Вот за такой столик мы и сели. Заказали кофе. Мои мозги были в тумане, и я даже толком не помню, пили мы, хоть что-нибудь кроме этого напитка. Пьяный Андрей полный оптимизма по своему обыкновению много трепал, но я его не слушал. Я сидел и чуть не падал со стула. Оказавшись здесь на нейтральной полосе, в которой находился аэропорт, я почувствовал некоторое расслабление. Мне совершенно ничего не хотелось. Только одного. Тишины. К сожалению об этом можно было только мечтать. Андрей утомлял не столько своей болтовней, сколько бесконечными повторами. Он как заезженная виниловая пластинка постоянно возвращался к уже пересказанной сотни раз теме. Это раздражало и вызывало неприязнь. Он был бы более сносным собеседником имей в разговоре тормоза. Ему необходимо было всё время открывать рот, и издавать какие угодно звуки лишь бы были уши способные его слушать. А так как всё давно уже было сказано он будто по инерции продолжал молоть давно известную чепуху. Иногда, правда, на него снисходило некое просветление, и он мог выдать кое-что новенькое. Но это было так редко. У Андрея была ещё одна особенность. Он не мог не опаздывать. Я его как-то раз спросил, почему, когда нас ждут люди, он снимает джинсы перед туалетом. На мой невинный вопрос и с некоторой обидой заявил, что боится их помять. Тогда я его спросил, снимает ли он джинсы в "Макдоналдсе". Он обиделся ещё сильней и скрылся за дверью ведущей в туалет. Благодаря несносной привычке приходить на встречу не во время мы несколько раз теряли работу.
   Скоро объявили посадку. Мы летели на самолёте кипрской авиакомпании "Euro-Cyprus". Это был последний рейс к нам в Петербург в этом году. Вместе с нами на борту находилось всего двенадцать человек. Мы как курящие расположились в конце салона ближе к хвостовой части. Андрей с присущей ему откровенностью и желанием ещё хоть немного заработать рассказал стюардессе, что мы художники. К нам подошли ещё одна стюардесса и стюард. Пришлось работать. Потом появились бортинженер и командир экипажа. Андрей рисовал инженера, а я командира. Заплатили мне двумя большущими бутылками виски. Как оказалось позже в этом рисовании был один грандиозный плюс. Когда мы подлетали к Петербургу и я попросил у стюардессы конфетку так как у меня при посадке кошмарно болят уши они решили мою проблему иначе. В это трудно поверить, но самолёт они посадили так, что я даже не почувствовал. Он долго кружил, выписывая плавные спирали и приземлился почти незаметно. Я понял, что всё это было сделано ради меня только тогда, когда командир подошёл ко мне и с улыбкой поинтересовался, хорошо ли он посадил самолёт.
   Я встал, взял коробку с портретами которую таскал за собой как прицеп, так и не решившись сдать её вместе с остальным багажом. Пора было идти на паспортный контроль. На этот раз всё прошло гладко. Я показал квитанцию об оплате штрафа. Таможенник сверил даты, поставил печать и пропустил меня в совсем уже иной мир. Мир свободы и чистого воздуха, где были приличные бары и магазины, торгующие сигаретами и парфюмерией не местного производства, а всем настоящим. Я долго ходил вдоль ярко освещённых витрин. Зашёл в магазин торгующий радио и фотоаппаратурой, посмотрел на "свою" пятьсот пятую "Минольту", походил у прилавков за которыми спрятались DVD проигрыватели. И убедившись, что у нас в Питере всё значительно круче пошёл купить на оставшиеся деньги два блока "Marlboro". Сигарет настоящих. Американских.
   Как правильно заметила моя супруга, я был просто помешан на хорошей аппаратуре на хорошем звуке. У меня, к сожалению всегда не хватало денег, и я создавал всякие смеси из дешёвых блоков и межблочных кабелей в надежде получить из этого "дерьма" приличное качество. Иллюзия была, но чем дольше я слушал, тем больше убеждался в том, что я себя обманываю. Правильно излагал Хаджа Насреддин. Сколько не говори халва, сладко не будет. В девяностом году я умудрился поменять тринадцать аппаратов в течение девяти месяцев. Так и не получив удовлетворения я продал последний "Sharp-939" и надолго завязал со своим увлечением. Кончились ресурсы. Я понял, что без хороших денег музыки с приличным качеством мне никогда не услышать.
   Нагулявшись, я приземлился на скамейку в зале ожидания. Рядом со мной находился телевизор. Он показывал дату, время вылета, номер рейса и сектора от которого отъезжает автобус, везущий пассажиров к самолёту. Время, разделённое на пояса иногда зло с нами шутит. Как-то раз в семьдесят пятом я ездил в Самарканд со своей подружкой Галей Казначеевой к своему армянскому другу Гаспаряну. После двухнедельного отдыха мы возвращались обратно и купили билеты на поезд, отправляющийся в четыре часа дня. По дороге на вокзал куда нас вызвался проводить его дядя, зубной техник со странным именем Наполеон, мы потихоньку нализались коньяка, заходя по очереди в разные злачные места. Мы не торопились. Оказавшись, в конце концов, на вокзале мы долго ждали когда подадут наш состав, и не дождавшись пошли к кассе узнать причину задержки. Оказалось, что наш поезд давно уехал. Всему виной была разница во времени. Целых четыре часа. Сев в другой состав мы всё же смогли его догнать в Ташкенте и успели перебраться из вагона в вагон всего за несколько минут до отправления. Нервотрёпка была жуткая. Всё что мы выпили с Наполеоном, выветрилось до кристальной чистоты.
   --- Извините. Можно у вас прикурить?
   Передо мной вырос мужчина лет сорока. Я протянул руку и щёлкнув зажигалкой дал огня. Он затянулся и выпустил тонкую струйку дыма.
   --- В Москву?
   --- Да. Туда.
   --- Можно присесть? Не помешаю? --- Он показал рукой на свободное место рядом со мной.
   --- Да ради бога! Я помираю от скуки.
   С минуту мы сидели молча. Я разглядел своего будущего попутчика. Несмотря на тёплую погоду, одет он был в кожаный пиджак светло коричневого цвета, голубой тонкий свитер и синие джинсы. Сидел он, положив ногу, на ногу и покачивая ею разглядывал свой замшевый башмак. Светлые волосы, тонкий, длинный, прямой нос и узкая полоска губ с капризной складкой по краям.
   --- Вас как звать?
   --- Меня?
   --- А здесь больше вроде и нет никого.
   --- Владимир я. --- И повернулся ко мне, положив правый локоть на спинку сиденья.
   --- Отдыхали?
   --- Нет. Я здесь работал.
   --- В Стамбуле?
   --- В Анталии.
   --- Стамбул видели?
   --- Только мельком. Из окна машины.
   --- Жаль, конечно. Грандиозный город. --- И чуть помедлив, добавил. --- А я ездил за кожей. На фабрику. Моя жена куртки шьёт. Здесь она относительно дешёвая. Раньше стоила ещё дешевле. Вы наверное тоже? --- Он сделал неопределённый жест рукой.
   --- У меня другой бизнес. Не такой стабильный. Мы с женой художники. Портретисты.
   --- Да-а! Ну и как? Приличный заработок?
   --- Какой там к чёрту заработок! Не мог выехать из Турции. Денег даже на штраф не было. Хорошо брат выручил!
   --- Так чего ж здесь сидите? Рисовали бы в Москве на Арбате. Говорят, там прилично имеют.
   Мне тут же вспомнился молодой парень, подошедший ко мне на Невском проспекте в девяносто первом году. Я его хорошо помню. Деловой такой. В куртке совдеповского пошива. В глазах решимость и неукротимая вера в то, что он хочет совершить. Взгляд фанатика.
   --- Скажите. --- Начал он издалека. --- Сколько времени уйдёт на то, чтобы научиться рисовать.
   Я только что закончил работу, получил деньги, и настроение у меня было благодушное.
   --- Учиться? Наверное, всю жизнь.
   --- Нет. Я имею в виду портреты. Чтобы заработать.
   Какие наивные. Тут рисуют по несколько лет и до сих пор не научились. Я и сам что греха таить иногда такое выдам аж самому жутко.
   --- Этому учиться довольно утомительно и долго. А зачем тебе? Другого способа чтобы заработать, разве нет?
   Мне показалось, что он посмотрел на меня как-то с сожалением. Как на больного.
   --- Как зачем? Я хочу научиться рисовать, заработать денег, а потом поехать в Турцию и раскрутиться на коже.
   Ни хрена себе! --- Подумал я. --- Во даёт! О такой перспективе я своим убогим умом не додумался бы никогда.
   Разглядывал он меня с видом явного превосходства. Да! Его "гениальность" была на лицо. Этот юный бизнесмен, вероятно думал как мы неумело используем свои возможности.
   Больше этого "Художника" я ни разу не видел. Видимо он нашёл другой более приемлемый способ заработать денег для поездки в Турцию.
   Я посмотрел на своего собеседника. Он чтобы приехать сюда заработал явно другим способом. Легко давать советы. Он предлагает рисовать на Арбате. Это значит часами сидеть как идиоту маясь от скуки в надежде, что кто-то подойдёт именно к тебе, а не к соседу, у которого реклама лучше, а может физиономия не такая старая и помятая как у меня. Да и какая разница, где сидеть в Москве на Арбате, в Питере на Невском или в отеле в Турции. Всё равно сидеть, а это очень тоскливо. Особенно за границей. Когда ты часами лишён возможности пообщаться. Моя жена хоть английский знает и в силу этого не так одинока. Наша профессия себя окончательно не изжила. Уличные художники всегда будут пользоваться определённым устойчивым спросом. Но уже нет такого ажиотажа и интереса. Портреты заказывают в основном приезжие. Он остаётся у них как визитная карточка города, в котором они побывали и порой качество не имеет большого значения. Мои мысли на несколько секунд переключились. Я вновь вспомнил о жене. Как она там? Идёт ли у неё работа? Если мы расстанемся, я больше никому не хочу принадлежать. Надоело доказывать, что ты прав и совершать поступки вопреки желаниям своей половины, а потом испытывать чувство вины и дискомфорта.
   Я задумался и на какое то время забыл о собеседнике, а он ждал ответа. Что ему сказать? Что я не хочу рисовать ни на Арбате, ни в каком то другом месте нашей необъятной родины. Что меня просто тянет на крыло и через несколько месяцев пребывания дома я уже мысленно там, где меня ещё не было. Я вкусил яда свободы передвижения и отравился основательно. Вряд ли меня он поймёт.
   --- А ваш бизнес? --- Я смотрел, как он с меланхоличным выражением на лице крутит в пальцах сигарету.
   --- Неплохо.
   --- Да. По поводу Арбата. --- Я сделал затяжку. --- Так вот Дмитрий. На Арбате я работал, но у меня неизвестно по какой причине дела там идут паршиво. Может быть аура не та? Просто не моя. Да и с жильём проблемы. У моей жены там мать живёт. Не в Москве, правда. В сорока минутах езды на электричке с Киевского вокзала. Платформа Толстопальцево. Знаете?
   --- Нет. Даже не слышал.
   --- Ну это и не важно. На дорогу туда уходит очень много времени. Возвращаться домой нужно, чтобы успеть на последнюю электричку тогда когда работа только начинается, иначе придётся спать на вокзале. Электричество мамаша не провела. Вода из колодца. Ей, наверное, всё это жутко нравится, а я не могу. Меня от всего этого тошнит.
   --- Я думал ты из Москвы.
   --- Нет. Я из Питера.
   --- Так рисуй у себя дома. В Питере. Зачем мотаться.
   Я погасил сигарету.
   --- Понимаешь. Почти пятнадцать лет я провёл на Невском. Тех с кем я начинал уже нет. Одни погибли, другие ушли в иной бизнес или нашли в себе силы, бросили уличное рисование и занялись творчеством. А если честно. Всё это мне надоело. Возраст не тот чтобы скакать за клиентом. Хотелось бы вплотную заняться живописью. А для этого нужно иметь приличный тыл.
   Он внимательно на меня посмотрел.
   --- Я думал, что у вас у художников вообще нет проблем.
   Я усмехнулся.
   --- Так многие думают. А у тебя есть проблемы? Как часто ты здесь бываешь?
   --- Я то? Раза два, три в месяца. Проблемы конечно есть, только иного характера. Ты вот можешь позволить себе здесь жить, а я в рамках. Сюда и сразу обратно.
   --- А профессия? Помимо этих поездок ты ещё чем-нибудь занимаешься?
   --- Жена шьёт. Я продаю. А профессия! Я инженер электронщик и уже давно лет десять по специальности не работаю. Раньше платили мизер. Теперь уже поздно. Сильно отстал.
   Я встал и подошёл к телевизору. Посадка на самолёт начиналась с триста одиннадцатого сектора.
   --- Что там? --- Он тоже встал.
   --- Пора идти.
   Мы прошли по длинному узкому коридору вдоль здания аэропорта. Наш сектор оказался в самом конце. В относительно небольшом помещении, ходили, сидели и стояли будущие пассажиры. Мои попутчики. В зале ожидания мы сели на свободные места.
   --- Ты за что жену оставил?
   --- Я её не оставил. Скоро вернусь. Через неделю, максимум через две.
   Дмитрий вытянул ноги и сладко потянулся.
   --- А зачем едешь? Дела, какие?
   --- Да. У меня встреча в Москве. С заказчиком.
   --- А-а. Ну ладно. Удачи тебе. --- Он зевнул.
   --- Тебе того же желаю.
   Я посмотрел на часы. Время подошло к сорока минутам второго. Почти сразу как по команде возникло некое оживление, и люди потянулись к выходу на лётное поле.
   Дмитрий встал.
   ---Ну что. Пойдём?
   --- Нет, я ещё посижу. Иди.
   Мне хотелось побыть одному. Я остался в полупустом зале, ожидая, когда основная масса людей покинет здание. Потом встал и я. Отдал билет контроллёру и вышел на свежий воздух под слепящие лучи солнца.
  
  
  
   Глава 11
   Я отправился на последнем автобусе с последними пассажирами нашего рейса. Обычно я еду и гадаю на каком самолёте я полечу. В этот раз я опять высматривал из множества лайнеров свой. Мы подъехали к ТУ-154 на котором во весь борт была крупная надпись, "Внуковские авиалинии". Я был разочарован и удивлён. Как может этот самолёт ещё и летать?! Особенно когда я смог его рассмотреть, вблизи поднимаясь по трапу. Обшивка в подтеках, а в местах, где были заклёпки, коричневыми полосками проступала ржавчина. Рядом со мной чуть ниже поднимался молодой парень. В руках у него была палочка. Надо же! Подумал я. Такой юный и уже с палочкой. Стюардесса с улыбкой проверила посадочный талон.
   --- Тут у нас неразбериха. Садитесь на любое место.
   Вначале я пошёл налево в первый салон, а потом передумал и направился во второй в надежде, что там можно будет курить. Я шёл по проходу высматривая свободное кресло. В салоне царило лёгкое предстартовое оживление. Люди укладывали свои вещи и рассаживались по местам. Почти все они были заняты. Наконец я увидел пустующее с самого края от прохода. Около иллюминатора и посередине места были заняты двумя пухленькими особами.
   --- Привет!
   --- Привет, привет! Усаживайтесь.
   Я не знал куда мне сунуть портреты и я их поставил в проходе рядом с собой. Появилась стюардесса.
   --- Вы бы отнесли, это в хвост. --- Она показала мне рукой в конец салона. --- Там шкафчик есть.
   Я пошёл туда куда меня отправили и открыв дверцы, увидел несколько сумок. На них я и поставил свои творения. Вернувшись на своё место, я сел и закрыл глаза. По-моему всё кончилось. Часа через четыре с хвостиком я буду в Москве. Вот сейчас бы я выпил. Но не мог. Я был подшит. И если бы не это обстоятельство, то всё равно бы не стал. Предстояло многое сделать и занятие это мне сильно надоело. Как-то раз, после беспробудного пьянства, которое началось сразу после моего приезда из Хорватии и продолжалось почти год, меня, как говорят компьютерщики элементарно заглючило.
  
   Проснулся я рано. За окном темнело ночное небо, и слышался грохот кровельного железа под ногами малолетних идиотов бегающих по крышам гаражей. Приподнявшись на локте, я спустил ноги на грязный пол и ощупью стал ими шарить, ища хоть что-нибудь, что можно было бы одеть. Наткнулся на пустую бутылку. Она упала и покатилась под диван, издавая противный гремящий звук особенно мерзкий в ночной тиши.
   Найдя выключатель я зажёг свет и посмотрел на будильник. Было четыре часа ночи. Голова с похмелья паскудно болела. Во рту сухость как после долгого перехода по пустыне без капли воды. От своей милой и занудной жены я ушёл. Надоели умные речи о вреде курева и пьянства. Она сама, пусть и косвенно была виновата в том, что я запил, не имея ни малейшего желания этого делать.
   У меня была маленькая семиметровая "Конура" в коммуналке. Она имела совершенно несуразную форму и была абсолютно непригодной для жилья. Жил я в престижном районе Петербурга на Таврической улице.
   Я огляделся, рассматривая бардак, не разгребаемый уже целую неделю и поведя носом как собака принюхался, втягивая в себя застоявшийся воздух пропитанный табаком, грязным бельём и винными испарениями.
   "Ну, да!" Сказал я себе. "Финиш!" Откинувшись на спину, я стал разглядывать потолок. Он был в подтёках от протечек и увитый как плющом тончайшими нитями паутины.
   Лежу я так с больной башкой на своём здоровущем диване, смотрю на свои невостребованные портреты и скучаю. Одному всегда плохо и отвратно. Чувствую, рожа припухла. А у меня как у каждого пьющего и непьющего имеется зеркало. Моё маленькое, кругленькое китайского производства. Думаю, дай посмотрю на свой фейс, на свой кривой нос, на губы в шрамах и всклокоченные волосы. Не вставая, я протянул руку за голову и стал его искать. Опрокинул шампунь. С грохотом полетела на пол чайная чашка и разбилась вдребезги. Наконец я его нашёл и держа на вытянутой руке присмотрелся. Руки тряслись как в лихорадке. С трудом сфокусировал зрение на себе или точнее на то место где должен был быть я. Посмотрел. И ничего не увидел. Нет лица. Пустое место. Только лампочка светится позади меня, перламутровые пуговицы на ливайсовской рубашке и таракан на жёлтой стене.
   Не скажу, чтобы меня это сильно обрадовало. Скорее наоборот. Но стало любопытно. До меня ещё не дошёл весь смысл происходящего. Голова у меня конечно сильно заморочена как у всех пьющих художников, но всё же не видя в зеркале своего лица стало как-то не очень приятно. Так я пролежал добрых две или три минуты, пытаясь проявить своё изображение, но попытки мои не принесли желаемого результата. Думаю, "Что случилось? Крыша поехала? Или я превратился во что-то другое? Во что же"?
   Оторвав взгляд от блестящей поверхности зеркала, посмотрел на кисть руки. Сжал её в кулак. Разжал. Опять сжал, разглядывая наколку на среднем пальце. Она была на месте. Опустив руку, я вновь решил посмотреть на своё теперь очень желаемое отражение. Пригляделся. Пустота. Опять пуговицы, но уже не один таракан, а два на грязно-жёлтой стене. Большие такие, жирные с тонкими, длинными усами. Ужас! Думаю, может позвонить кому. Матери или жене. Но времени четыре ночи. Неудобно. Забрался рукой под трусы. Взял в руку. Пощупал. Всё на месте. Как-то сразу полегчало. Вот ведь! Зараза не всё так плохо! Раз он на месте то и морда когда разгладится, то и проявится.
   Похмелиться бы. Говорят от глюков это помогает лучше всего. Лёжа я изловчился и приподняв задницу стал шарить под собой в надежде найти хоть что-то похожее на деньги. Со мной такое бывало не раз. Находил порой на пиво, а то и на водку. На этот раз фортуна мне изменила. Нашёл только рубль прилипший к ляжке. Этого явно не хватало. Ни на красное, ни на белое.
   Пить, конечно, надоело. Но как иначе?! Без похмелья портрет не сделать руки ходуном ходят. Даже картошку не почистить. Не выпить значит не заработать. Не заработать, значит бумаги не купить и даже дешёвой еды. Никто не накормит. Самому надо репу чесать. В общем, порочный круг какой-то. Стоит в эту яму залезть, а выбраться тяжко.
   И тут я вспомнил о жене. Галке. Вспомнил её такую тёплую, мягкую и хорошо пахнущую. Какая она бывает изумительная, но и отвратительная со своей глупой настырностью и тщеславием. Однако скучно без неё. Пусто. Но что мне до жены? Лица ведь нет! А как к жене без него. Не примет. Не признает. На порог не пустит. Да и ехать далеко. И может она уже не одна.
   Пролежал я так минут двадцать занимаясь мазохизмом. Представляя себе, множество эротических сцен, которые по моему на данный момент твёрдому убеждению могли происходить на Вяземском переулке. В конце концов, мне это надоело до чертиков, и я решил навестить соседа. Как он отреагирует на отсутствие моего лица.
   С трудом встав с дивана и надев старые шлёпанцы я начал пробираться через завалы использованного ватмана, окурков, пустых бутылок и битой посуды. Открыл дверь в полутёмный коридор, едва освещаемый слабым светом луны и уличных фонарей из кухонного окна. Ощупью, по стенке прошёл мимо журчащего туалета и постучал к соседу. Несколько секунд никто не отвечал. Затем раздался кашель.
   --- Кто?
   --- Я.
   --- Заходи.
   Открыв дверь я увидел Кольку лежащего на кровати и уставившегося в рябящий, но ничего не показывающий экран телевизора.
   --- Ты что не спишь?
   --- А ты, чего?
   Николай поднял голову с подушки и посмотрел на меня узкими, как щёлки татарскими глазами. Был он старше меня лет на семь. Худощавый чуть выше среднего роста с помятым, скучным лицом на котором выделялся большой мясистый нос. Близко посаженные маленькие глазки смотрели на меня с иронией и надеждой. На тонких губах блуждала лёгкая чуть кривоватая улыбка.
   --- Есть что-нибудь?
   --- Ни хрена у меня нет. Рубль вот.
   Он отвернулся от меня и уставился в мигающий экран.
   --- Что у тебя с лицом?
   Внутри у меня всё похолодело. Руки машинально потянулись вверх и стали его ощупывать. Снизу вверх от подбородка. Миновали нос и остановились на глазах. Руками я его всё же чувствовал.
   --- А, что?
   --- У тебя правая сторона вся заплыла. Били? Посмотри в зеркало.
   Я осторожно подошёл к маленькой стекляшке висевшей на стене и опять увидел лишь рубашку с чёрной пропастью воротника. Чёрт! Не может быть! Невозможно чтобы рубашка ходила сама по себе говорила с соседом и прикидывалась лицом припухшим на правую сторону.
   Держа руку на несуществующем фейсе я подошёл к двери.
   --- Пойду.
   Колька повернул голову ко мне.
   --- Далеко не уходи. Может, придумаем что.
   "Откуда"? Подумал я и вышел в коридор. На кухне в размытой темноте голубым пламенем горела газовая конфорка. Я подставил ладони под горячие потоки воздуха и вспомнил, как мы с приятелем валяли дурака греясь лютой зимой от пузырящихся в огне рулонов рубероида. Деньги на строительство были частью израсходованы, а большей частью разворованы. Нам их просто не платили. Работать же заставляли. Солдаты выгоняли нас из теплушек, а мы в свою очередь разбредались по всей зоне ища укромные места, где можно было отсидеться, не рискуя отморозить себе задницу. Я иногда ел аспирин порой целыми пачками, чтобы согреться изнутри. Мы строили военный завод в Амурске.
   Я выключил газ и пошёл к себе в комнату, которую терпеть не мог и относился к ней как к последнему убежищу, в котором мог спрятаться от посторонних глаз. Оглядев хаос и присев на корточки я мысленно представил, где может оказаться хоть какая то мелочь. Если она и была то только под диваном или под пакетами валяющимися за маленьким складным столиком. Осторожно, боясь пораниться об осколки стекла, лазая на коленях, я начал обследовать сумку с журналами, гвоздями, всевозможными разъёмами для аппаратуры, красками, кистями, паяльником, банками с растворителем и корками высохшего хлеба. Омерзительно стало до тошноты. В беспорядке валялись рекламные проспекты Кипра и Испании. Замусоленный словарь английского языка уютно устроился в пепельнице с окурками. Осторожно, боясь испачкать руки, я двумя пальцами вытащил его оттуда и сдул с него пепел. Между бычком "Беломора" и хабариком "Мальборо" блестела пятирублёвая монета. От такого поворота судьбы я поперхнулся и начал кашлять. Неожиданно за моей спиной послышался лёгкий стук открываемой двери. Я обернулся и увидел мятую физиономию соседа. Он стоял, несколько скособочившись и жевал тонкими губами.
   --- Ну, я пойду.
   Энтузиазма в его слезящихся глазах было маловато.
   --- Куда? --- Я поднялся в вертикальное положение. --- За спиртом?
   --- А куда же ещё? --- Он посмотрел на меня с удивлением. --- Ты что сияешь?
   Я торжественно разжал кулак и показал ему монету. Его губы растянулись в едва сдерживаемую ухмылку.
   --- Ну, знаешь! --- Голос его дрогнул, и он протянул раскрытую ладонь к моей руке. В его глазах было торжество, будто мы совершили подвиг или научное открытие.
   --- Ладно. Иди. --- Я сунул ему шесть рублей. --- Ты только недолго.
   Он потёр свой нос и без лишних слов вышел.
   Мужик он был неплохой. В меру щедрый, в меру умный и опять же в меру хитрый. Однако хитрость его была какая то недоразвитая, явно ощутимая и помогала ему редко.
   По его словам, а особенно в последнее время день получения пенсии превращался для него в день траура по безвременно пропавшим деньгам. Бывало, что наша доблестная милиция ловила его с авоськой в руках, в которой ничего не было кроме картошки и пары бутылок пива. Редко, бутылка водки. Заставляла класть руки на капот милицейского "Газончика". Обыскивала, сажала в машину и после бессмысленной езды по центральному району города выкидывала на улицу. Пенсионные деньги после таких поездок бесследно исчезали. Он радовался если содержимое сумки ему благосклонно возвращали. Что заставляло этих молодых ребят грабить моего соседа? Жажда денег? Безнаказанность? Но это не деньги. Как можно отречься от морали и совести когда тебе доверяют? Уподобиться Иуде предавшему Христа за тридцать сребреников! Как можно насиловать пьяных, а потому глупых и слабых женщин? Избивать пьяных мужиков и грабить, грабить, грабить!
   Мораль это всегда банально, но без неё нельзя подняться и лететь. Слава богу, что ещё есть такие которые очень медленно, почти незаметно для себя и окружающих поднимаются вверх. Есть и такие, которые также медленно и верно опускаются вниз и тоже этого не замечают. Верное средство для этого не уважать стариков, не хранить их тайны и мудрость, а потом тыкаться по углам жизни ища выход. Пренебрегать нормальной речью опустившись до ежеминутного изречения мата и уличного сленга. Мало читать и мало думать.
   Человек развратен и низменен изначально. Отличаясь от животных лишь малым. Мы умеем любить и стремимся к совершенству. По этому человечество давно бросило каменные ножи, летает на самолетах, а некоторые живут даже семьями.
   Ну, а секс? Это нечто иное, как недоосмысленное, неудовлетворённое продолжение животного начала. Мы все его хотим в разных дозах и формах. Кто на что горазд. Для разного возраста свои критерии в данном виде "Спорта". Это когда пятидесятилетняя женщина хочет получить то, что по её мнению она ещё не получила. Это крик! Когда ей уже нечего терять кроме своих трусов. А молодая и глупая считает, что она умная и уже старая. Что жизнь кончилась и надо успеть сделать глупостей как можно больше. Рано или поздно женщины, а в особенности красивые и умные приходят к выводу, что весь мир бардак и можно получить деньги вместе с удовольствием достаточно легко. А вообще проституция удел женщин обуреваемых страстями с трепетом ждущих своего клиента. Это ведь не только деньги. Это ещё и наслаждение. Хотя её трепетное дыхание касается не всех. Но все они прикрываются разными предлогами. Одни тяжестью бремени, другие неприкрытой радостью от получения полного удовлетворения, лишь в этой форме "Любви". Для меня это не женщины. Лично мне секс в "голом" виде даже без иллюзорной духовной близости никогда не принесёт полноценной радость. Нужно хоть маленькое чувство.
   Мораль в сексе существует как нечто расплывчатое непредсказуемое явление и меняется довольно часто. Общество и его мировоззрение изменчивы как проститутка. Сегодня мы любим одно, а завтра другое. Наевшись свободы в сексе мы рано или поздно захотим другого. Чистого и возвышенного. Как Луи Арагон после его встречи с Элиз Триоле. Она вытащила его из сюрреалистического дерьма в котором тот находился. Им только чувство и помогло. Любовь священна. Размышляя о сексе и вспомнив прошлое я пришёл к выводу, что мы несовершенны, я не лучше других и не надо корчить из себя Зигмунда Фрейда.
   Я ждал не долго. Минут через пятнадцать в глубине коридора послышался звук открываемой двери. Затем шаркающие шаги и из-за поворота на фоне света от тусклой лампы показалась сгорбленная фигура соседа. Когда он подошёл ко мне вплотную, нижняя губа его мелко тряслась, а маленькие слезящиеся глазки искрились неподдельным счастьем.
   --- Вижу, вижу! Взял!
   --- Конечно! Пошли ко мне.
   --- Нет. Давай лучше у меня.
   Часа два мы пили и трепались. В основном о севере. Он вспоминал Якутию, а я заполярный Норильск. Покидая мою конуру Николай оглянулся.
   --- Ну и рожа у тебя Шарапов!
   Он ушёл, а я валялся в забытье, стараясь не думать о том, что со мной приключилось. Не верил я в эту реальность. Видеть, видел, но не верил. К зеркалу я больше не подходил. Потом отключился и проспал до рассвета. Рано, около девяти утра пришли моя жена и мать. Лицо было на месте. Галка купила мне пива и увезла к себе. Так в очередной раз закончилась моя пьянка и холостая жизнь.
  
   --- Пристегните ремень, пожалуйста.
   Я приоткрыл глаза и увидел стюардессу. Она была чем-то неуловимым похожа на Маринку и понравилась мне сразу.
   --- Хорошо.
   Я вытащил из-под себя брезентовые с металлическими замками ремни и защёлкнул их у себя на брюхе. Хотя брюхом назвать мой впалый живот было бы, по крайней мере, несправедливо.
   --- Вас как звать?
   --- Лена.
   --- Леночка. А сколько мы будем парить?
   --- Чуть больше четырёх часов.
   Она пошла дальше внимательно рассматривая своих пассажиров. Высокая, худощавая, эмоциональная. С глазами, в которых отражались ожидание и решимость ответить на сальные шутки. Внимание и ответственность.
   Я повернулся к своей приятной соседке. Надо было знакомиться. Не сидеть же букой.
   --- Вас как звать?
   Моя попутчица была пухленькой с тёмно-карими глазами шатенкой. Она улыбнулась.
   --- Галя. А вот её Анна. --- Она показала на женщину сидевшую рядом с иллюминатором. --- Я думала вы заснули.
   --- Нет. Просто задумался.
   Анна тоже посмотрела на меня и улыбнувшись кивнула. Мы все, кажется, были счастливы, что покидаем эту страну. Каждый по-своему. Мне жутко надоело торчать в аэропорту и я торопился. У других на это были свои причины. Работа, дети и много всего. Турция интересная в этническом и историческом смысле для меня лично была скучна. Я правда не был в Анкаре, в Паму-Кале и толком не рассмотрел Стамбул. Для меня Турция это Анталия северная часть Кипра и Аланья. Работа и бессмысленное гулянье по пляжу. У меня здесь было много знакомых, но не было друзей. Я был одинок.
   --- Вы отдыхали здесь?
   Милая, полноватая Галя смотрела на меня с интересом.
   --- Нет. Я как полный идиот пытался заработать здесь деньги.
   --- И как? Удачно? И почему идиот?
   --- Потому что как это не странно основной заработок я привёз из Петербурга. Сейчас везу в Москву.
   Она посмотрела на меня с удивлением.
   --- Это как? Плохо понимаю.
   Мне надоело всем рассказывать, что я художник и не совсем удачливый, но ответить было надо. Я не хотел обижать симпатичную женщину.
   --- Это такая длинная история. Я... Короче я взял работу в Питере, уже давно. Выполнил её в Турции, а сейчас везу в Москву, чтобы отдать и получить деньги.
   --- Вы из Петербурга?
   --- Да.
   --- А вы не художник?
   --- Художник. Что? Сильно похож?
   --- Имидж. Длинные волосы, усы, весь в чёрном. Коробка. Это и есть ваша работа?
   --- Да. Однако вы наблюдательны.
   --- Ладно. Мы так и не услышали, как вас звать.
   --- Валерий. Может мы перейдём на "Ты". Как-то официально очень.
   --- С удовольствием. А что ты нарисовал?
   --- Английскую чету с детьми.
   По трансляции начали объявлять обычные перед взлётом вещи. Такие как... Вас приветствует командир и экипаж авиалайнера, что курить на борту во время полёта нельзя, скорость с какой будем лететь и высоту, на которой мы будем совершать полёт. В начале на-русском, а потом на-английском языках. После этого в проходе между первым и вторым салоном появилась стюардесса и продемонстрировала обычную "траурную" церемонию. Она показала, как обращаться со спасательными средствами во время вынужденной посадки на воду и на сушу. Я никогда не обращаю внимания на подобную ерунду. Всегда считал, что во время настоящей катастрофы поможет лишь случай и фортуна. Если вообще что-то сможет помочь.
   Самолёт медленно тронулся с места, и едва заметно вибрируя "поплыл" совершая манёвры по лётному полю. Покатавшись, он замер на взлётной полосе ожидая разрешения на взлёт.
   Я огляделся. Чуть позади меня через проход сидел молодой парень с палочкой которого я видел при посадке. В самом конце салона сидело несколько турецких мужчин и женщин. Были и "Девочки". Среди наших проституток бытует поговорка. "Если турок не придурок, значит он уже не турок". Я не согласен с таким откровенно издевательским определением. Среди людей и других национальностей множество откровенных идиотов и кретинов.
   Наконец турбины двигателей заработали на полную мощность, вибрация стала заметно сильней и самолёт будто напрягся, готовясь к прыжку. Потом плавно тронулся и с каждой секундой набирая скорость помчался по полосе. Для меня взлёт самое острое и приятное ощущение за всё время пока я нахожусь в воздухе. Он резко пошёл вверх заставляя нас вжаться в спинки кресел. За стёклами иллюминаторов мелькнули припортовые строения и растаяли где-то внизу. Набирая скорость и высоту, самолёт качнул крыльями и начал делать плавный вираж, слегка завалившись влево. Я сидел с другой стороны, но отчётливо увидел, как в лёгкой голубоватой дымке проносилась панорама Стамбула. По проходу в сторону первого салона прошёл молодой парень, мешая мне разглядеть мечеть мелькнувшую далеко внизу. "Чего ходят"?!
   --- Ну вот мы и взлетели! Скоро будем дома! --- Галя покрутилась погружая себя в кресло.
   Мы взлетели, и кажется удачно. Нам предстоял перелёт в несколько часов и приземление. Не люблю я самолёты. Если что и сломается и мы начнём падать, то шансов на спасение нет. Наверное, поэтому и пел в своей песне наш знаменитый чукча. "Самолёт хорошо, пароход хорошо, а оленя лучше".
  
  
  
   Глава 12
   О том как встретят меня в Москве думать я не хотел. Могли вообще не встретить. Мало ли что. Но я почему-то верил уроженцу "Туманного Альбиона" иначе не стал бы делать эту работу. Было в нём что-то такое неуловимое. В глазах и спокойной манере держаться. Не мог он просто вот так взять и плюнуть на мой труд.
   Я вытащил из кармана кресла торчащего передо мной фирменный журнал. "Внуковские авиалинии". Часы, парфюмерия, египетские пирамиды, мода и скачущие на верблюдах бедуины. Всё это было интересно, но я хотел спать. Пролистав я сунул его туда откуда взял и закрыв глаза откинулся назад. В голове навязчиво звучала одна и та же мелодия. "Адажио" Альбинони. Двигатели, приглушённые корпусом самолёта натужно выли, стараясь поднять нас всё выше и неожиданно сбавили обороты. Он будто споткнулся, встретив препятствие, и у меня на какое-то мгновение захватило дух. "Яма". Подумал я. И, правда, уже через несколько мгновений самолёт выровнялся, а я взглянул на часы. В воздухе мы были около восьми минут. "Заснуть бы", помечтал я и чуть отодвинулся от Гали. Мне всё время казалось, что от меня несёт как от бездомной собаки. Включилась трансляция, и спокойный женский голос сообщил нам принеприятнейшее известие.
   --- Дамы и господа! Внимание! По непредвиденным обстоятельствам наш самолёт изменил курс, и мы летим в Саудовскую Аравию в город Медину. Не волнуйтесь. Всё в порядке.
   Я повернул голову в сторону соседки, а она в мою.
   --- Чёрт! Галя ты можешь это как-то объяснить!?
   Она пожала плечами, а я начал шарить в своей памяти пытаясь мысленно представить географическую карту. Пытаясь вспомнить, где эта долбаная Аравия и сколько нам туда лететь. Медина. Именно в Медине зародился ислам. Я стал выковыривать из памяти всё, что знал. Но ничего фундаментального для себя не открыл. Мой взгляд скользнул по рядам пассажиров в надежде увидеть возмущённые лица. Кое-кто из турков действительно начал проявлять недовольство. Другим наше вынужденное путешествие в Арабскую страну пришлось даже по вкусу. Только не мне. Я выругался про себя троекратным матом и взглядом поискал стюардессу, чтобы узнать причину по которой нам надо быть в том месте куда мне совсем не надо. Это был рок! Я никак не мог расстаться со всем что связанно с авиацией. Вначале аэропорт, а сейчас опять непредвиденная задержка. И тут в проходе между двумя салонами я увидел совсем молоденького чернявого парня. Он был худощав, небольшого роста и сверкая в сторону пассажиров нашего салона тёмными с лихорадочным блеском глазами нервно курил держа сигарету в закрытой ладони. "Как фронтовик в окопе", подумалось мне. "А ведь это захват"! Мелькнула следующая мысль. В самолёте курить нельзя и тем более при взлёте! Прямо перед самым моим носом горела светящаяся надпись. "NO SMOKE"!
   Несколько секунд я наблюдал за этим пацаном. Уж очень он был молод для террориста и слишком тощ. В голове начала созревать обнадёживающая мысль, что всё это моё больное воображение, что это от недосыпания в моей башке появились такие мысли, что это может быть какой нибудь стажер, но тут же отбросил надежду как несостоятельную. Какой к чёртовой бабушке стажёр! Они же форму носят.
   --- Галя. --- Я подвинулся к ней ближе забыв, что очень вонюч. --- Смотри. Видишь парня с сигаретой?
   --- Вижу и думаю что здесь что-то чисто.
   --- Я тоже так думаю. Самолёт захватили. Посмотри, как он курит. Руки дрожат.
   Она вздохнула, а я тронул её за плечо. --- Ты только не психуй. Самолёт пока не падает. Ну, а там видно будет.
   --- Я и не психую. Неприятно только и чуть-чуть страшно. Хотя это даже не страх. Я работаю директором крупного производства. И когда передо мной стояло несколько тысяч человек требуя зарплату, а я не могла заплатить, вот это был страх!
   Она замолчала.
   Я перевёл взгляд с Галины и посмотрел на парня. Рядом с ним появилась стюардесса представившаяся Леной и ещё одна которая показывала спасательный жилет. Её кажется, звали Юля. Мои фантазии, к сожалению оказались реальностью. Они обе были напряжены должны были нам всё сказать и этого страшно боялись. Две девочки боялись потерять контроль над ситуацией, но изо всех сил старались казаться спокойными. Мне было их жаль. И не только их, но и пассажиров этого убогого лайнера и самого себя. Бог мой! Вот влип! Почему мне постоянно не везёт!? С поездками! С работой! Почему я как последний мудак стараюсь сделать хорошо, а получается как всегда!? Я вспомнил последние трое суток и свою жену, не пожелавшую меня проводить. Это фатальное тринадцатое число и тот миг, когда меня окликнул Рустам, рецепционист отеля "Энтур" сообщивший мне об изменении даты вылета! Я вспомнил, какое предчувствие у меня тогда было, и как я его от себя гнал! Кретин! Меня охватила ярость на своё дурацкое невезенье. Я был кем-то, когда-то проклят и неизвестно когда проклятье снимут. Может быть от жалости к другим я забывал про себя и не занимался тем что могло бы мне принести относительное благополучие.
   Перелом в сторону пацифизма произошёл со мной после двух смертей подряд. Маринки и Капиталины. Мне показалось, что живём мы не для того чтобы мучаться и страдать, что можно обойтись без споров и конфликтов. Я поплыл по течению как чурка бревна, совсем забыв, что смысл жизни хоть я его и отрицаю, заключается в умении защищать то, что нам дорого и любимо. Надо было думать, а я спал. Всё стал делать лениво. Рисовать и любить. Страдать и ненавидеть. А жизнь, трансформируясь в реальность через людей, мне этого не прощала.
   Юля осталась с парнем, и они тихо о чём-то разговаривали, а Лена медленно пошла по проходу между кресел. Я смотрел как её туфли на не очень высоких каблуках, мягко и уверенно скользят по узкому проходу и подумал, что никто не знает, как всё будет, как сложиться этот полёт и загадать мы ничего не можем. Вскоре она оказалась рядом.
   --- Сидите спокойно.
   Она смотрела на нас своими не очень крупными, серыми глазами, в которых было огромное смешение чувств.
   --- Самолёт захватили чеченцы. Умоляю! Только без паники!
   --- А нас пустят в Саудовскую Аравию?--- Галя смотрела на стюардессу с еле заметным напряжением, но без особых эмоций будто спросила у продавца, сколько стоит двести грамм "Докторской".
   --- Кажется да. Мы пока сами ничего не знаем. Лишь бы не в Афган.
   Она пошла дальше, останавливаясь возле каждого ряда кресел и сообщая пассажирам эту новость. Я снова вытащил журнал, надеясь отвлечь себя от дурных предчувствий. Опять пролистал и не вникая в смысл написанного снова вставил в карман сиденья. Спать я расхотел. Да и какой тут к чёрту сон. Появилось напряжение. В салоне была тишина. Почти никто не разговаривал. Все чего-то ждали. Редко, будто проснувшись, кто-то из пассажиров бросал реплику и вновь был слышен лишь вой турбин.
   Парень, который стоял в проходе между первым и вторым салонами в одной руке держал нож, а во второй сигарету и исподлобья настороженно наблюдал за нами. На поясе у него висела сумка, из которой торчали два тоненьких проводка. В нашем салоне царило относительное благополучие, а всё действие этой трагедии развивалось по всей вероятности там. В первом салоне. Он не смог бы один контролировать весь самолёт. Что происходило около кабины пилотов и сколько террористов, никто не знал. Нам оставалось только догадываться.
   Опять появилась Юля. Она что-то сказала молодому чеченцу и встав в проходе обратилась к нам с короткой речью.
   --- Сейчас мы будем вас кормить. Не волнуйтесь. Мы думаем, что всё будет хорошо если вы проявите благоразумие. Лично нам зла никто не желает. Чтобы не случилось, мы обязаны подчиняться их требованьям.
   Юля была молодой с хорошей фигурой женщиной и по всей вероятности имела сильный характер. Она говорила чётко, двигалась изящно и быстро, на вопросы отвечала конкретно. Одним словом была человеком, который себя полностью контролирует.
   --- Эй! --- Раздался, чей то голос позади меня. --- А выпить нам что-нибудь дадут?!
   Стюардесса быстро обернулась и взглянула на молодого блондина в красно-чёрной клетчатой рубашке.
   --- Нет. На этот раз обойдёмся без спиртного. Неприятностей и так хватает.
   Я вздохнул с облегчением. Градусы могли нас привести к катастрофе. Хорошо если наши собратья в этом приключении понадеялись на "аэрофлот" и с собой ничего не взяли.
   Галя вновь придвинулась ко мне. --- Валера. Как ты думаешь, оружие у них есть?
   --- Нет. Думаю, что нет. Иначе они уже давно бы махали им у нас перед носом. Скорее всего, у них только взрывчатка. Пластид. Её можно пронести на борт незаметно. Сумку видишь на поясе этого парня?
   --- Вижу.
   --- Если они пошли на этот шаг то могут взорвать. Терять им как бы и нечего. Чего они добиваются мы не знаем. Там знают. --- Я показал в сторону первого салона.
   Я посмотрел на Галю. Глаза её блестели.
   --- Они чеченцы!
   --- Ну и что, что чеченцы. Они разве не люди? Ведь их что-то заставило пойти на это? Значит, есть причина. А вообще-то мне жаль этого парня. Совсем молодой. Арабы их, скорее всего, сдадут. У них есть только один шанс и это Афган. Хотя это и не шанс вовсе. В этом случае мы все будем в одном месте. --- Я показал пальцем наверх. --- Мы там никому нужны. Ни мы, ни они. Там талибы! Они же твердолобые!
   За нашей спиной начал нарастать неясный для меня шум. Говорили по-турецки. Я обернулся назад. Несколько молодых турков пытались встать, а Лена их удержать.
   --- Please! I ask you to sit! It is hot necessary!
   Я понял, что этих мудаков совершенно не испугала худенькая внешность молодого террориста и они решили пойти на штурм. Бог мой! Им было глубоко наплевать, что у этого парня торчат из сумки провода и летим мы со скоростью девятьсот километров в час на высоте десяти тысяч метров. Что он не один и на поясе у него, скорее всего не муляж, а вполне приличная штука, которая может разнести нас в пух и прах. Самое хреновое в этой истории было то, что мы летящие на этом самолёте были не застрахованы от глупости одних и бездумной самоотверженности других. Этот молодой парень, скорее всего, хотел лишь одного. Мира. Мира у себя дома. А туркам показалось, что они могут с ним справиться. Тут было только два варианта. Или они приняли на грудь лишка или с головой совсем не дружат.
   Юля бросила на пол салона листок бумажки и с яростью посмотрела на этих молодых мужиков.
   --- Вам что не ясно, что было сказано! Сидеть! Вы здесь ни одни! Здесь дети и пожилые люди! Вам хочется в Москву козлы турецкие?! Хотите заработать или хотите подохнуть?! --- Она выставила вперёд указательный палец.
   И они сели. Медленно с неохотой, но всё же сели попятившись под её бешеным взглядом.
   Юля вместе с Леной пошли в сторону, где стоял молодой террорист. В руке, в которой он раньше держал сигарету, тускло поблёскивал маленький топорик. Я посмотрел на своих попутчиц. Галя, наклонившись к Анне что-то ей говорила, а та сидела бледная будто окаменела.
   --- Девочки я думаю, что не так всё плохо. Сейчас нас накормят, и жизнь станет веселей.
   Анна, смотрела в иллюминатор и молчала.
   --- Валера! Ты её сейчас не трогай, пусть успокоится.
   Впереди, через два ряда от меня из кресла привстала молодая рыжая девица. --- Я в туалет хочу! --- Её голос с нотками истерии был визглив.
   Юля, говорившая с парнем вскинула на неё взгляд. --- Хорошо. В туалет будете ходить по очереди, начиная с первых кресел. Отсюда. --- Она показала рукой на первый ряд, начинающийся там, где стояла она и террорист.
   Тут же оттуда поднялся молодой мужик и пошёл в хвост самолёта.
   --- Подождите! --- Заверещала рыжая. --- Я первая спросила!
   --- Хорошо. Вы пойдёте следующая, а потом все строго по очереди. Никому не вставать. Сидите пожалуйста на своих местах.
   Через пару минут шустрый мужик появился из туалета и пошёл к своему месту. Когда он поравнялся с рыжей, та встала.
   --- Козёл!
   На это замечание он ответил очень резонно, что она сама коза и к тому же не доенная. Взглянув на него с презрением рыжая пошла в конец самолета, отставив свой аппетитный зад.
   --- Во, дают! --- Галина посмотрела на меня своими повеселевшими искрящимися глазами. --- Нашим всё нипочём. Висим на волоске от смерти, а они умудряются ещё ругаться!
   --- Пусть уж лучше ругаются, чем психуют.
   --- Лишь бы до драки не дошло.
   --- Курить хочу.
   --- Пойдёшь в туалет там и покуришь.
   Я снова вытащил журнал и покрутив в руках снова сунул на место. Хотелось чего-то, совсем другого. Галя достала маленькую книжку.
   --- Это что?
   --- Поэзия. Роберт Бернс.
   --- Можно взглянуть?
   Она протянула мне то, что по всей вероятности было ей очень близко. В поездки не берут поэзию, с которой не знакомы. Берут для того чтобы ещё раз убедится в своей духовной близости с человеком, который это написал. Всегда приятно иметь единомышленника пусть и молчаливого. Я открыл первую попавшуюся страницу.
   При всём при том,
   При всём при том
   Пускай бедны мы с вами,
   Богатство ---
   Штамп на золотом,
   А золотой ---
   Мы сами.
   Прочтя фрагмент из "Честной бедности" мне стало грустно. Мне надоело жить в честной бедности. Пусть я и "золотой", но мне от этого не легче. Я решил посмотреть что-нибудь такое способное меня унести из этого места, которое может стать для нас братской могилой. И я это нашёл.
   Собрат мой милый по судьбе,
   Послушай, что скажу тебе.
   (Чужда мне ложь и лесть!)
   С тобой мы радости нашли,
   За все сокровища земли
   Таких не приобресть.
   Они дают покой, уют,
   Какого нет в раю.
   Твою отраду "Мэг" зовут,
   А "Джин" зовут мою.
   Довольно
   Невольно
   Мне вспомнить имя "Джин", ---
   Тепло мне,
   Светло мне,
   И, я уж не один.
   Для меня Бернс слишком мягок и лиричен. Он не мог заслонить собою реальность. Но имя "Джин" повернула мои мысли в другом направлении. Мою "Джин" зовут вовсе не так. Но она остаётся для меня пьянящим напитком. И я вспомнил Кипр и Игоря. Мы пили с ним джин "Лондон", слушали музыку, говорили о политике и нашем правительстве. Мы многое рассказали друг другу.
  
   Шёл десятый день нашего пребывания в Ларнаке. Нам удалось за приемлемые деньги снять квартиру совсем недалеко от моря. Она представляла собой железобетонную студию на третьем этаже в стандартном для Кипра доме, с гладкими покрытыми белой краской стенами. Там было все, в чём могли нуждаться два холостых мужика. Кровать, диван, журнальный столик в комнате и ещё один пластмассовый на балконе. Была электрическая плитка и туалет. С хозяином, а его звали мистер Паникус, Андрей нашёл общий язык быстро. Они оба и совсем неплохо говорили на английском языке.
   Днём мы ходили купаться, а вечером пытались заработать, прячась в тени огромных пальм и пышного кустарника. В ближайших зданиях от набережной расположились рестораны, ночные клубы и "Макдональд".
   Я сидел рядом с рестораном около автомобильной дороги пролегающей вдоль берега Средиземного моря. Ждал клиентов и маялся от скуки. Андрей куда-то пропал, а потом вдруг нарисовался предо мной весь какой-то взъерошенный и возбуждённый.
   --- Валерка! Ты знаешь, я познакомился с классным мужиком. --- Он смотрел на меня с некоторой долей опаски. Знакомство всегда предполагает выпивку, а мы не притрагивались к ней с тех пор как оказались здесь. У нас была договорённость. Но ведь договор можно всегда нарушить, если этого хотят обе стороны. Мы хотели этого оба. Нам было скучно.
   --- А кто он?
   --- Фотокорреспондент.
   --- Русский?
   --- Да. И по-моему интересный мужик.
   В конце концов, я ничего не терял, а только выигрывал. Мы уже порядком надоели друг другу, и надо было хоть как-то развлечься.
   --- А где он?
   --- Вот там. --- Андрей показал на столик под полосатым навесом в окружении красно-белых цветов.
   Место, где сидел фотокорреспондент, было закрыто толстой пальмой. Я его не видел, но интерес к общению заставил меня поднять свою задницу.
   --- Ладно, пойдём. Работы всё равно нет.
   Я встал и мы, обогнув толстенную пальму, подошли к столику, за которым сидел худощавый мужчина в длинных почти до колен светло-кремовых шортах. У него была короткая стрижка, узкое, бледное лицо и крупный нос с небольшой горбинкой. Взгляд серых глаз был спокоен и чуть ироничен. Рядом с ним сидела девушка лет шестнадцати и пила из фужера тонкого стекла оранжевый напиток.
   --- Привет.
   --- Привет.
   Мы сидели несколько мгновений молча, делая вид, что совершенно не интересны друг другу. Он держал в руках рюмку и перебирая пальцами крутил её вокруг оси. Было жарко и маленькие капельки пота, выступили на носу у девушки.
   --- Андрей. Познакомь.
   Подошёл официант и к моему удивлению заговорил по-русски.
   --- Что будем пить? Есть хорошая закуска. Кальмары, рыбное мезе, Клефтико, Мусака, Ттавас, бифштексы.
   --- Ты не плохо говоришь.
   --- Я из Казахстана.
   --- Даже так? Ну, принеси нам тогда по сто граммов водки. Есть водка?
   --- Конечно. А закуска?
   --- Пока не надо.
   Андрей сидел и думал. У нас сейчас был переломный момент. Пить нам здесь или сидеть трезвенниками. Похоже, что борьба с алкоголизмом кончилась и я был косвенно в этом виновен. Очень сложно находиться в трезвомыслящем состоянии, когда все вокруг только и делают что пьют.
   --- Мы так и не познакомились. Вас как звать?
   --- А вас?
   --- Вообще-то на вопрос вопросом не отвечают.
   --- Ребята! Ведь русские мы и общий язык найдём. Я так думаю! --- Андрей привстал. --- Сейчас выпьем, и всё будет Вэри вэл!
   --- Я Игорь.
   Он протянул мне руку. Она была сухая и крепкая.
   --- Валера. Художник в свободном полёте. А это кто? Я посмотрел на молоденькую девушку.
   --- Дочь. Познакомьтесь. Леночка.
   Она сидела в каком-то слегка унылом состоянии. Было жарко. Пальмы и цветы бросали на стол хаотические тени. Официант принёс водку в запотевших фужерах. Стекло было тонко, мутно и очень холодно. Хорошо так сидеть в конце октября под пальмой и на Кипре когда все обязательства исчезли и можно расслабится, забыв о работе. Мы всегда сами создаём проблемы и для себя и своих близких. Стремимся их синтезировать из своего внутреннего я а потом удивляемся почему на нас обижаются. Сейчас мне было на всё начихать.
   --- Какими судьбами?
   --- Здесь? Вот дочь приболела.
   --- А, что?
   --- Лёгкие. Астма.
   Я посмотрел на девчонку. Лицо бледновато и свежо. Возраст убирает скрытые болячки. Всё тайное прячет юность. Молодость и астма! Очень жаль!
   --- Игорь, а здесь вы надолго?
   --- Нет. Ещё две недели.
   Я пригубил водки, совсем чуть-чуть и посмотрел на берег моря. Прибоя с этого места было не видно. Через дорогу, по которой от нечего делать катались местные плейбои за кустами диких апельсин, изумрудной полосой почти сливаясь с небом сверкало море. Сезон кончился. Пляж почти не убирали и буро грязные водоросли покрывали всё побережье, распространяя терпкий запах йода.
   --- Может быть посидим в другом месте?
   --- А где? Мы с Андреем здесь недавно. Всего десять дней. Мало чего знаем.
   --- Есть одно хорошее место. Могу показать.
   --- Далеко?
   --- Пару минут, и мы будем там.
   --- Отлично! Встали?
   --- Встали. А как с вещами?
   --- Я думаю, что работать мы сегодня не будем.
   --- Андрюха, какая к чёрту работа! --- Посмотрев на его усы, я подумал, что сегодня мы действительно ни хрена не сделаем.
   Нам даже не пришлось никуда идти. Была "Tойота".
   Около бара, к которому мы подъехали было темно, реклама светилась слабо а музыка чуть слышна. Но это была музыка! Стопроцентная этника. Иран с Норвежским холодным уклоном. "Бельканто", где есть прекрасный голос Наташи Атлас и Онелии Дрекер. Это моя фантазия. Тот, кто хочет услышать то, что хочет он услышит. Я этого хотел. Музыка была не "Бельканто", но очень похожа.
   --- Как здесь здорово! Валер, ты чувствуешь?
   --- Да.
   Мы присели за деревянный стол. Лена в уголочке напротив отца, а мы рядом. Я думал о вреде пьянства.
   Пить бросать удобно и полезно, когда совершенно не о чем думать. Когда ты смотришь телевизор, треплешься с женой о её подруге и её муже о том какие они в постели и чтобы было, если бы мы могли туда к ним попасть. Какая ветчина была сегодня у продавщицы Таньки и сколько можно выпить пива, чтобы не подавиться. Пить не вредно. Если делать этого с умом. Под шафе появляются такие умные мысли, которых не встретишь, гуляя вечерком с пьяной собакой и умной женой. Но где их взять таких собак и таких жён? Приходится напиваться в одиночестве без громкого лая и громких упрёков. Искать новые идеи, если такие окажутся в наших старых развалинах именуемых мозгами.
   Сейчас был другой повод, совершенно другая ситуация и совершенно другие люди. Музыка звучала где-то внутри и вокруг меня.
   Открылась дверь, и вошли двое. Мелкие и очень наглые. Мат перемат. Игорь окаменел. Рядом сидела его дочь. Они были пьяны и держали в руках по бутылке дешёвого кипрского вина. Вероятно эти молодые ребята жили здесь и были греками пантийцами имевшие корни на земле Афродиты, но жившими до перестройки на территории СССР. Они прекрасно адаптировались в Ларнаке. Ещё бы. По сравнению с мягкотелыми греками, пережившими резню от турецкого десанта в шестьдесят третьем, но оставшись людьми и сохранив веру, наши эмигранты оказались более выносливы и более жизнестойки. После российской жизни в Казахстане, на Урале и других местах почти неприспособленных для проживания. Где жизнь человека была трудна и о них никто не думал, где чиновники заботились лишь о себе, Кипр оказался раем полным верующих, а потому зачастую и беззащитных перед насилием людей. Именно по этому новоявленные "прихожане" так ходили, так говорили и относились к иностранцам с некоторой долей пренебрежения. Здесь, в этом маленьком пабе молодые представители смешанной крови встретили неожиданный отпор.
   Мы сидели рядом с входом за первым столом и когда те ввалились, с сигаретами во рту громко изрыгая словесный мусор, то первые с кем они столкнулись, была наша четверка, мирно болтавшая о прелестях средиземноморской жизни. Игорь, лицо которого было обращено к двери, спокойно поставил на стол недопитую рюмку виски и с перекошенным от ярости лицом поманил к себе одного из вошедших.
   --- Ублюдок. Иди сюда.
   Их лица стали изменяться прямо на глазах. Они не ожидали услышать русскую речь обращённую к ним в такой унизительной форме. Здесь в этом царстве, где царила англоязычная музыка, добродушные голландцы, бельгийцы и прочий люд из западной Европы.
   --- Чё?! Это ты нам?! --- Тот, который был повыше и упитанней сделал пол шага в нашу сторону и остановился под пристальным взглядом Игоря.
   --- Не ты! А вы дерьмо ты собачье!
   Я бросил взгляд на Лену. В её лице абсолютно ничего не изменилось. Она даже не смотрела на вошедших, будто их не и вообще было.
   --- Да кто ты такой?!
   --- Я? Я человек, а ты хам! Извинись перед девушкой. --- Игорь взял со стола рюмку и сделал глоток виски. --- Я человек! --- Он вытащил из кармана шорт "Золотую карту" и сунул в нос молодому болвану.
   Высокий хотевший ещё что-то сказать поперхнулся и сделал пол шага назад. Его лицо прямо на глазах начало приобретать осмысленно-испуганное выражение. Его друг всё до этого молчавший неожиданно открыл рот.
   --- Да! Да! Конечно! Вы нас извините! Это мы случайно, по глупости! --- И потащил своего приятеля к выходу.
   Честно говоря, я не знал, сколько надо иметь денег, чтобы открыть в банке такую карту. Эти парни видимо знали больше чем я. Я только удивился, как влияют на людей большие деньги. На весь разговор максимум ушло минута или две.
   --- Да Игорь! Ну ты даёшь! --- Андрей от выпитого раскраснелся и от того чему он стал невольным свидетелем. --- Даже драться не пришлось! Может ещё по рюмке?
   Игорь допил остатки и встал.
   --- Нет. Эти сволочи испортили мне настроение. Поехали прокатимся. Я хочу отвести Лену домой. Ей надо отдохнуть. А там видно будет.
   Когда мы вышли из паба, стало заметно темней. Наступал вечер. Мы сели в припаркованную рядом машину и вырулив на узкую и длинную улицу поехали в сторону Ай-Анапы. Минут через тридцать попетляв по тёмным улицам города, мы выехали за его пределы и вскоре остановились около двухэтажной вилы с тёмными окнами.
   --- Всё. Выходим. Леночка беги, открой дверь, а я поставлю машину.
   Девушка змейкой выскользнула в открытую дверь и скрылась в темноте, из которой неясными силуэтами на фоне звёздного неба проступали очертания низких толстоствольных пальм. Игорь подогнал "Тойоту" вплотную к вилле и мы покинули уютный салон.
   Это было стереотипное для Кипра строение. Внутри прохлада, а стены сплошной бетон. В просторном холле, в углублении похожем на замурованную дверь стерео система "Sony", рядом лестница ведущая на второй этаж, где по всей вероятности находились спальные комнаты а посередине большой кожаный чёрного цвета диван, два кресла и большой квадратной формы, журнальный стол. Рядом маленький бар. Всё дорого и очень безвкусно. Из всего что там находилось ничего не было собственностью Игоря за исключением, наверное, аппаратуры и бутылок в баре. Он снимал эту виллу за шестьсот кипрских фунтов, и казалось, плевал на этот "продажный" уют.
   --- Папа, я поиграю немножко. --- Лена открыла лежащий на столе ноутбук.
   --- Нет Лена. Если хочешь играть, то иди наверх к себе, но только тридцать минут и не больше. Завтра утром мы едем купаться.
   Лена уютно устроившаяся в кресле, лениво встала, захлопнула крышку компьютера и взяв его под мышку пошла наверх по взрослому виляя бёдрами.
   --- Что будете пить? Есть наша водка и виски. Вина, к сожалению нет.
   --- Я буду виски. Какое оно у тебя? --- Андрей прикурил сигарету.
   --- Шотландское.
   Честно говоря, я даже не знал, что мне предпочесть.
   --- Я водки. Как-то привычней.
   --- Отлично! Я тоже водку. Она у меня долго лежала. Не было повода и не было с кем.
   Игорь достал из бара бутылки и тонкие высокие фужеры. Оттуда же появился большой пакет с чипсами и арахисом.
   --- Сейчас будут помидоры.
   Здесь же на первом этаже находилась и кухня. Через несколько минут стол был накрыт, а спиртное налито.
   --- За что выпьем? --- Андрей поднял фужер.
   --- Давайте без тостов, просто так. --- Игорь прищурившись посмотрел на содержимое того что собирался выпить и залпом опрокинул в себя водку.
   Несколько минут мы сидели молча впитывая ощущения расползающегося по телу тепла. Сидеть было приятно. Игорь поставил последний диск Гари Мура. Он был несколько необычен и вполне соответствовал настроению. Я огляделся. Рядом с баром у самой стены стоял ещё один маленький столик на нём лежал "Canon", единичка. Дорогущий фотоаппарат с прекрасной оптикой, о котором я только читал.
   --- Игорь, извини. Я понял, что с деньгами у тебя в порядке. Ты случайно не на "Плейбой" работаешь?
   Он помолчал несколько мгновений, а потом налил нам и себе. Залпом выпил и вздохнул. --- К сожалению нет. Я корреспондент. Независимый фотокорреспондент. --- И как бы в оправдание добавил. --- Никогда не думал, что буду откровенничать с незнакомыми людьми. --- Он молча посмотрел на меня.
   --- А что значит независимый?
   --- Это когда я работаю сам на себя. За меня никто не в ответе и рискую я не только деньгами, но и своей собственной шкурой.
   --- Даже так? И где интересно так надо рискнуть чтобы заработать кучу денег?
   --- В Чечне. Я там работал в девяносто шестом во время войны. Снимал пытки, казни, расстрелы. Насилие, одним словом.
   Андрей выпил и взяв вилкой ломтик помидора поднёс его ко рту. --- Интересно. А кто там больше убивал? Наши или чеченцы?
   --- Глупый вопрос. Там все были хороши. Война есть война. Правил нет. --- Он задумался, глядя в глубину притемнённого холла прищурив светлые глаза. --- Один случай я запомнил на всю жизнь. Рядом с Аргуном в маленькой деревне жила молодая девица. Мне сказали, что она была из этих. --- Он красноречиво сделал жест рукой. --- Чеченцы захватили несколько домов. Деревня маленькая. Выволокли её на улицу. Публично изнасиловали, а потом раздвинули ей, ноги вставили несколько стволов и расстреляли. Вы знаете, как она кричала!? И всё это я должен был снимать. И стоит эта мерзость перед глазами каждый день. Чеченцы звери. Особенно под наркотой, но и наши не лучше. Война. Всё хватит. Хочу забыть.
  
   Несколько дней мы гуляли вместе. Ездили в маленькую гавань с изумительным песочным дном и прозрачной тёплой водой. Купались. Навестили наших девочек в ночном клубе. Без секса просто так. А потом он с дочкой уехал. Оставив после себя ощущение новизны и новые мысли. А всё ли так просто с Чечнёй?
   Сейчас мы летели не в Москву, а в Саудовскую Аравию и никто из нас не знал, чем это приключение для каждого из нас кончится. Опять чеченцы. Опять насилие. Пока мы особого зла от них не видели. Но что будет дальше? Паршиво лететь на высоте нескольких километров и каждую секунду ждать взрыва, предчувствовать, как самолёт будет, разваливается на куски, и ураганный шквал воздуха начнёт вырывать трупы и ещё живых людей из покорёженных обломков и беспорядочно вышвыривать в разрежённую ледяную атмосферу. И это ощущение постоянной ноющей боли внизу живота. Ощущение ожидания и глубоко спрятанного страха.
   Я крутил в руках томик Бернца, а думал о другом. О Анталии, о жене и тепле весеннего солнца. Как здорово сейчас сидеть в мягком кресле у "Флоры" и пить кофе.
   Есть нам пока не давали. По очереди один за другим ряд за рядом все бегали в туалет. Или из страха или про запас. Дошла очередь и до меня. Я шёл по проходу преследуемый несколькими десятками пар глаз. Наши, турки и девицы смотрели, как я иду. Они меня будто изучали. Почти дойдя до конца салона, я споткнулся о выставленную ногу молодого чернявого турка.
   --- Ты что раскорячился!? Убери ноги урод!
   Всё раздражение накопившееся за трое суток выплеснулось наружу. Я понимал, что не прав, но ничего с собой поделать не мог.
   --- Ублюдки!
   Пнув его ногу, я прошёл в хвост. Открыл дверь туалета, быстро вытащил сигарету и начал курить. Быстро и жадно. Я не знал когда представится случай и будет ли он вообще. Насладившись дымом я открыл дверь, и нос к носу столкнулся со стюардессой. С той, которая была похожа на Маринку, Леной. Понюхав воздух она возмутилась.
   --- Я же предупреждала! Не курить!
   --- Леночка! Ради бога! Неужели это преступление! Ты уж меня прости!
   --- Ладно, идите. Но в туалет я вас больше не пущу!
   --- Куда?
   --- В туалет!
   --- А если припрёт?
   --- Перебьетесь!
   Я ничего не понимал в самолётах, но меня всегда удивляло, почему одна авиакомпания разрешает курить, а другая запрещает. Может быть наши самолёты взрывоопасны? Или вентиляция дерьмо? Не знаю. Когда я летел из Хабаровска в Москву, то курить было можно, но тогда был Ил-62, а сейчас Ту-154. Вероятно дело в классе, а может и в экипаже.
   Я пришёл к своему месту и дал возможность встать Гале. Анна всё так же молча смотрела в иллюминатор. Бедняжка! Какая она ранимая. Надо что-то сказать, а я не знал что. Любые слова в такой ситуации теряют свой смысл. Я хоть и бодрился, но напряжение было жутким. Внутри будто кол застрял.
   --- Анна. Ты в туалет пойдёшь?
   Не поворачиваясь в мою сторону, она лишь кивнула головой. Слава богу! Если не забыла про эту необходимость уже хорошо. Появилась Галя и мне пришлось опять вставать. Пропуская её и выпуская Анну.
   --- Как тут? Ничего не случилось?
   --- Нет. Всё по-прежнему. Только этот. --- Я показал на парня. --- Говорил по телефону, да и сейчас не прекращает.
   Чеченец стоял между двумя салонами и зажав под мышкой топорик с кем-то беседовал не забывая смотреть в нашу сторону.
   --- Я знала, что он не один.
   --- Один на такое дело пойдёт только идиот. А впрочем, один он или их несколько мозгов нет и в помине.
   Подошла Юля и стала успокаивать уже не молодую с лёгкой сединой женщину сидевшую перед нами.
   --- Не переживайте вы. Они захватили в знак протеста. Там у кабины пилотов их старший. Говорит, что у него погибла вся семья. Мать, жена и пятеро детей. Другого выхода он не видит. У них есть видеоплёнка и они хотят отдать её журналистам.
   --- Но говорят что у них взрывчатка!
   --- Если мы все будем вести себя благоразумно, то они её не применят. Я в этом уверенна.
   Вот здорово! Стюардесса пообещала и взрывчатку не применят! Как она успокаивает себя и других. Будто она главный террорист и держит палец на чеке гранаты. До чего умная баба. Женщина сидящая впереди даже успокоилась.
   --- Гала ты слышала?
   --- Конечно. Зря они это затеяли. Мёртвых не вернёшь. Этот совсем мальчишка. Ведь убьют их! И нас могут! --- В её взгляде промелькнуло что-то детское и беззащитное.
   Чеченец перестал говорить, положил трубку и закурив сигарету вышел в центр прохода.
   --- Галка, а знаешь? Когда тебя убивают изо дня в день и никак не могут, то страх, наверное пропадает.
   Она ничего не ответила и открыла томик стихов. Я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Не видя этого парня с топором в руках и слушая приглушённый вой турбин, мне стало спокойней. Как будто ничего не случилось и вообще, ничего не было. Не было Турции, Анталии, не было отелей "Офо" и "Адониса". Даже жена и чувства, которые к ней ещё трепыхались, остались где-то далеко. Было кресло и тепло салона, чуть слышный разговор пассажиров и запах духов моей соседки. Лёгкое покачивание амортизаторов и яркое солнце, светившее сквозь большие стёкла. Я увидел этот автобус издалека. Он ехал параллельно с нами с одинаковой скоростью вдоль высокой скалы. Автобус был белый с голубыми полосками на боку и тёмно синей надписью. "Не ошибись". Мы всё сближались и в окне, которое отражало мелькающие деревья, я увидел себя. Он, то есть я смотрел на меня и улыбался. Усы торчали в разные стороны, а волосы на голове были растрёпанны и шевелились от порывов встречного воздуха проникавшего через люк в крыше. Наши автобусы ехали рядом буквально в полуметре друг от друга. Моё отражение продолжало улыбаться, разглядывая меня. Я отвернулся и когда вновь посмотрел в окно, то вместо себя увидел жену. Она широко улыбалась, и нижние резцы ярко блестели в солнечных лучах золотистым цветом. Вокруг неё сидели одни мужчины и смотрели вперёд, а она была совершенно голая, и только на загорелых ногах яркими пятнами светились белые босоножки. Стенки автобуса пропускали изображение её тела, став прозрачными как стекло. Бёдра, живот и подрагивающие в такт движению загорелые груди с коричневыми сосками. Она была совсем близко и очень далека. Губы её шевелились и она что-то говорила, но голос был не её. Совершенно чужой. "Пепси или апельсиновый сок? Что вы будете пить"?
   Я открыл глаза и увидел стюардессу Лену, с тележкой заставленной пакетами и соками в запотевших бутылках. Она смотрела на меня и чуть улыбалась.
   --- Вот если бы все так. Люди с ума сходят, а он спит, будто ничего не случилось.
   --- Пока ведь действительно ничего не случилось?
   --- Вы что будете пить?
   --- "Севен-Ап" есть?
   --- Нет. Есть "Фанта" и "Кола".
   --- Давайте "Колу".
   Получив стакан и сделав маленький глоток, я вновь закрыл глаза, вспоминая мимолётный сон. Он оставил после себя, неприятные ощущения. Казалось, даже вкус во рту изменился. Будто и вправду на моих глазах произошло нечто ужасное. Сон. Это лишь сон. Любое сновидение лучше этой реальности. И даже когда появилась Юля, катя перед собой тележку с горячей пищей, мне не стало от этого легче. Обычная процедура, как в нормальном полёте. Но в салоне, почти осязаемо висело напряжённое ожидание будущего. Пока всё хорошо. А на земле?
   Стюардесса подала нам по подносу с пластиковой упаковкой.
   --- Юля. Ты не знаешь где нас посадят? Ничего не изменилось?
   --- Пока в Медину летим.
   --- Скоро?
   --- Да. Не долго осталось.
   Задавать другие вопросы было глупо. Она сама не знала, что нас ждёт. Я сорвал фольгу с горячей тарелочки. Под ней оказалась мелкая вермишель и кусок варёной говядины. Как на экране осциллографа подпрыгнула мысль. "Перед смертью не надышишься, перед смертью не наешься, но я съем всё! И если мне суждено так нелепо сгинуть, то пусть мой желудок будет полным"! У меня действительно разгулялся аппетит, и я очень быстро справился со всем, что нам дали. Сытого и разомлевшего меня опять стало клонить в сон. Моя соседка тихонько говорила с Анной. В салоне изредка доносились громкие голоса. Но, в общем-то, всё было почти как обычно, если бы не парень который маячил у меня перед носом и постоянно курил.
   --- Эй! Может быть разрешат и нам покурить!?
   Голос раздался сзади. Это как в школе. Самые хулиганы и непоседы сидят на задних партах, а прилежные на первых. Сейчас там собрались турецкие строители, проститутки и наши парни которым лишняя затяжка могла если не снять, то уменьшить стресс и напряжение.
   Юля говорила с чеченцем и на окрик вскинула взгляд.
   --- Подождите. Приземлимся тогда и покурите.
   --- А сколько ждать?
   --- Лететь осталось не больше двух часов. Не умрёте.
   Я посмотрел на часы. В воздухе мы находились почти три часа. Пока все пассажиры нашего салона смотались в туалет, пока я дремал, и мы ели время прошло незаметно. Через пару часов кое-что прояснится.
   Позади меня послышался неясный шум и возня, и мимо прошло несколько человек. Это были турки.
   --- Я же вам сказала! Сидеть! --- Закричала Юля и шагнула навстречу этим безголовым "революционерам", но её решительно отстранил молодой чеченец и пошёл навстречу бунтовщикам.
   --- Суки! Убью! --- Он выставил вперёд нож и поднял топор. --- Убью, я сказал! Ну, ты! Иди сюда! --- Он остриём ножа показал на первого в цепочке идущих .--- Иди! --- В его глазах сверкала ненависть. --- Иди сука!
   Толпа остановилась, а потом попятилась назад. Юля встала рядом с чеченцем будто они были вместе из одной команды.
   --- Вы знаете, что стюарда ранили ножом?! Я вас очень прошу! Не нарывайтесь! Дайте хоть приземлиться! --- В её глазах сверкали слёзы.
   Турки сели на свои места и стали о чём-то яростно спорить. Чеченец ушёл в проход между салонами и взял телефонную трубку. Поговорив, он присел на корточки и закурил, мрачно на нас поглядывая.
   Хорошо этот мальчишка держит в узде столько народу. Справиться с ним и его топором не составило бы большого труда. Но взрывчатка! Есть ли она или это блеф? Самый хороший способ чтобы проверить. Пойти на штурм. И если она у них действительно есть, то убедиться собственными глазами как самолёт разваливается на куски. Но тогда уже изменить что-либо будет уже поздно. Это не видик на котором перемотать плёнку очень просто.
   Турки, встретив яростный отпор, угомонились и потихоньку всё стало опять тихо. Даже тише чем было раньше. До прибытия в Медину времени ещё много. Я посмотрел в иллюминатор. Небо совершенно чистое и лишь далеко, прилипая к земле, алели то ли облака, то ли водяные испарения. Они лежали, обняв тонкой полоской горизонт как короной.
   --- Как девочки настроение?
   Анна по-прежнему молчала, но лицо стало мягче, исчезла каменная маска. Галина же вообще не теряла присутствия духа. Вот только усталость чуть коснулась её глаз.
   --- Валера! Какое к чёрту настроение! Ждать и догонять хуже не придумаешь. А ждать беды постоянно, ещё хуже.
   --- Ты права. Но у меня предчувствие, что всё обойдётся. Пилоты не дураки, в Афган не полетят, а Саудовская Аравия нам вроде как и не страшна. Ругаться с нашими не захотят. Им это на хрен не нужно. Они сидят там у себя на нефти и в ус не дуют. Ссорится им вроде бы и не к чему.
   --- Твоими устами да мёд бы пить. Посмотрим.
   --- Ты представляешь! Я больше боюсь не захвата, а того, что опоздаю на встречу с заказчиком из Англии. Он улетает домой семнадцатого числа, а сколько нас промурыжат в этой Аравии неизвестно.
   --- Чёрт его знает. Живыми бы выбраться. Странный ты человек.
   --- Я не странный. Я трое суток провёл в аэропорту. Толком не спал, а сейчас вот это. Мне скоро вообще станет на всё наплевать. Все заняты решением своих проблем. Чеченцы решают свои, но каким-то дурацким способом. Один я как вкопанный стою на одном месте. И не приближаюсь к цели, а наоборот удаляюсь. Вместо того чтобы лететь в Москву меня принуждают посетить Саудовскую Аравию.
   --- Если не секрет. Что ты делал столько времени в аэропорту? --- Она подвинулась ко мне ближе.
   --- Ничего я не делал. Ждал этого несчастного самолёта. Болтался. --- И я вкратце рассказал ей причину своей задержки.
   --- Да. Досталось тебе. Но ты сам виноват. Всегда надо иметь запас прочности.
   В разговоре незаметно прошло время. За иллюминатором потянулись подсвеченные солнцем горные вершины и как всегда заболели уши. Самолёт пошёл на посадку. Всё когда-то начинается и кончается. Мягко коснувшись колёсами взлётной полосы и после торможения, самолёт встал как вкопанный. В салоне была гробовая тишина. Наш перелёт в неизвестность подошёл к концу.
  
  
   Глава 13
   В салоне тихо. Пассажиры старались рассмотреть хоть какое-то движение за бортом самолёта. В сгущающихся сумерках еле приметными пятнами серели низкие постройки и редкие огни. Никто не подъезжал и не ходил. О нас кажется, забыли, но это конечно было не так. Наблюдали.
   --- Как ты думаешь? --- Галя запнулась. --- Господи! Какую чушь я несу. Откуда ты можешь знать?
   --- Ни хрена я не знаю. Могу только догадываться. Всем надо подумать. Ты представляешь, сколько шума вокруг всей этой истории!? Убить они нас не могут. Мы как под увеличительным стеклом и Медина тоже. Хотя для арабов это явилось бы лучшим разрешением всех проблем.
   --- А жизнь? Наши жизни?
   --- На нас им плевать. Один из наших политиков как-то раз, совсем не стесняясь, ляпнул прямо по телевизору, что народ это пыль. Я думаю, он не один такой.
   Неожиданно парень, которого я видел при посадке. Тот, кто был с палочкой встал и пошёл в сторону первого салона. Подойдя к чеченцу с топором, он с ним мирно заговорил. Лихо! Оказывается они вместе! Сказав несколько слов "Хромой" прошёл дальше в первый салон.
   События начали развиваться. Прошло пять минут, десять, пол часа и ничего. Только стало заметно жарче. Вентиляция, включенная на всю катушку, не помогала. Вероятно она гоняла воздух по замкнутому циклу. Самолёт не рассчитан стоять на земле так долго с доброй сотней пассажиров. Люди стали потихоньку раздеваться. Сначала сняли куртки у кого они были одеты. Потом пиджаки и свитера. Все приготовились к прохладной Московской весне, которая не отличается теплом в середине марта. Моя куртка была в багаже и на мне всё тот же пресловутый чёрный пиджак, тонкий чёрный свитер, чёрные джинсы и такого же цвета ботинки. Лохматый, усатый чёрт. Пиджак я снял и остался в свитере.
   --- Валера! Да сними ты его к лешему! Жарко ведь!
   --- Ничего, потерплю. Я слишком тощ и потею только с похмелья.
   --- Смотри. Как знаешь. Лично я изнемогаю.
   В салоне стало не только жарко, но и душно. Стало не хватать кислорода. Люди начали задыхаться, а я вспомнил подлодку "Курск". Сначала были слышны лишь тихие проклятия и стоны. Затем шум голосов стал нарастать.
   --- Дайте воздуха! --- Закричала какая-то женщина. --- Это невозможно!
   Я терпеливо сносил жару с духотой, упорно не желая снимать свитер. Тут со мной играл мой дурацкий характер. Я не хотел поддаваться общей панике и показать как мне плохо. Как сказала бы моя жена. "Впёртый"! Пусть так!
   Внезапно в хвосте самолёта послышалась приглушённая ковром поступь и обнажённый по пояс, мокрый от пота турок, держась за кресла прошел к первому салону. Казалось, что рассудок покинул его окончательно.
   Что будет дальше? Ведь прошло лишь чуть больше часа с момента нашего приземления!
   Чеченец встал на его пути и молча замахнулся топором. Это движение произвело лечебное действие. Чуть не плача тот попятился и повернул назад. Он шёл по проходу на полусогнутых ногах. Мокрый, трясущийся, жалкий.
   Я оглянулся назад. Все остальные были приблизительно в том же состоянии. Наши девчонки и ребята держались хорошо. Они тоже разделись по пояс. У девочек сверху были одни лифчики, а пацаны сидели по пояс голые.
   Волна сумасшествия идущая сзади докатилась и до нас. Все стали раздеваться. Разделись Галя и Анна. Один я как мудак сидел в свитере, и раздеваться не собирался. Я был не белой вороной среди черных, а чёрной среди белых.
   --- Какой ты всё же упрямый! Посмотри-ка, все голые сидят! Один ты маешься!
   Я никогда не любил стада, и этот мой глупый протест был этому подтверждением. Я понимал, что выгляжу глупо и моё упрямство доставляет мне массу неприятных ощущений. Понимал, но сделать с собой ничего не мог. Уж очень мне не хотелось доставлять удовольствие этому молодому придурку. Наверное, глупо.
   --- Стюардесса! Кто-нибудь помогите! Здесь девушке плохо! У вас есть кислород?
   К сидевшим в левом ряду подбежала Лена. Пощупала лоб и пульс у молодой женщины и побежала в проход между салонами. Через несколько секунд она вернулась с баллоном и кислородной маской.
   --- Протрите губы салфеткой, иначе ожег будет.
   Она надела маску на лицо девушки и открыла вентиль. Прошла минута. Все шумели. Вторая. Никакого результата. Девица была без сознания. Соседка сорвала это приспособление и сунула себе под нос.
   --- Послушайте! Да здесь нет ничего! Никакого кислорода! Вот бардак!
   Лена тоже надела маску. Подышала и выругавшись понесла пустой и бесполезный баллон обратно. С минуту она разговаривала с чеченцем, а потом подошла Юля. Третья стюардесса всё время находилась впереди. Она появлялась на несколько секунд и снова уходила в первый салон.
   В конце концов, террорист взял телефонную трубку и поглядывая на нас стал говорить. Прекратив разговоры, он подозвал к себе Лену и она улыбнулась.
   --- Сейчас откроем люк. Станет легче.
   Они открыли центральную дверь и вскоре дышать стало действительно легче. Но это тем, кто сидел впереди и в центре салона. В конец свежий воздух не доходил и некоторые из пассажиров, чтобы облегчить своё положение легли на пол в проход между креслами. Люди лежали как рыбки выброшенные на берег.
   Я хотел отвлечься и стал думать о том, сколько раз в моей жизни были экстремальные ситуации. Я сидел и это не удивительно. Не обязательно быть преступником, чтобы отсидеть срок в нашем государстве. Если человек хотел заработать, обойдя глупый закон придуманный "глупыми" людьми его сажали. Многие из населения России отсидели, так и не въехав за что. Я за то что ночью торговал вином купленным днём за свои деньги. Надо было кормить семью. Статья спекуляция, а сейчас это бизнес.
   День освобождения! День ожидания! День счастья! Я долго ждал этот день и он настал. Ярко светило солнце в городе Свияжске и блестела в его лучах непролазная грязь, разбрызганная автомобильными шинами. От жилой зоны и от КПП чуть наискосок немного в стороне строилось подсобное хозяйство. Рядом с деревянным забором вышка, а на ней, как петух на жёрдочке солдат с автоматом. Мы договорились, что чай я кидать буду через этот забор. Чай на зоне деньги, на которые можно купить почти всё. Эти сушёные листья прекрасно заменяют собой банковские билеты и поэтому так ценен. Он утоляет жажду, поднимает настроение, стимулирует и сближает людей. Я обещал бросить. Слово есть слово. Вышка! Солдат! Хрен с ними!
   От вокзала, где я купил и упаковал всё это в полиэтилен, я возвращался по щиколотку в жидком "антраците". Тагира я увидел сразу. Он сидел на крыше строящегося здания по другую сторону забора. Ждал меня. Кидать чай на зону безрассудство, но ещё большее безрассудство делать это под носом у солдата. Никто не верил, что я брошу, а я хотел доказать что Питерцы не уроды.
   Бросив сумку на подсохшую грязь, я вытащил первую упаковку. Солдат таращился на меня с вышки. Ему вероятно и в голову не могло прийти, что я собираюсь сделать сейчас. Какое пустое и глупое лицо. Совсем юнец и автомат. В конце концов, до него дошёл смысл происходящего, и он схватил телефонную трубку, а я бросил первый пакет. Затем второй и третий. Когда моя глупая башка вместе со спиной наклонилась за четвёртым, открылась незаметная дверь в деревянном заборе и оттуда, на длинном поводке выскочила сытая овчарка, а за ней несколько солдат с автоматами. Нас разделяло метров шестьдесят. Хотел бежать, но от собаки не убежишь. Не обращая внимания на свору кричащих людей и изнывающего от лая пса, я продолжал бросать. Отправив за забор последнюю упаковку я как послушный мальчик поднял руки вверх.
   Первый удар прикладом пришёлся мне по плечу. Ещё несколько раз и меня затащили в неприметную на первый взгляд щель. Поставили к стенке.
   --- Руки за голову! Сука! Кому кидал?!
   С одной стороны собака, а с другой солдат. Старается гад как для себя и бьёт прикладом по рёбрам.
   --- Говори сволочь! Кому?!
   Вокруг стоят такие же. Люди или нет!? Нет. Скалят зубы. Довольны. Развлечение на все сто! И тут я решил нахально врать. Боль не самая страшная штука в жизни. Потерять совесть хуже.
   --- Ничего я не кидал.
   --- Вот стерва! Я же сам видел! --- Раскричался маленький, кривоногий нанаец с круглым, луноподобным лицом и чёрными, узкими как щёлки глазами.
   Прямо напротив меня на крыше сидит Тагир и наблюдает как меня бьют. А эти. От моей наглости у них приключился новый приступ ярости. Неожиданно из-за сарая выскочил здоровенный солдат. В руке он держал полиэтиленовую упаковку с плиточным чаем а в глазах ликованье.
   Жаль! Не успели ребята!
   Он не стал говорить и сходу ударил меня по левой щеке под глаз чем-то тяжёлым зажатым в кулак. Внутри хрустнуло. Брызнула кровь.
   --- Говори паскуда! Кому!
   Я наклонил голову вниз, стараясь не заляпать в крови новую только что купленную светло-кремовую рубашку. Во мне поднялось бешенство на этих твердокаменных кретинов.
   --- Вы что скоты в детском саду!? Полный отсос!
   Опять ярость и опять боль!
   --- Так я вам и выложил!
   Как я не старался кровь текла, пропитывая рубашку алыми лентами. Выручил меня офицер вошедший во двор со стороны улицы.
   --- Оставьте его. А ты иди за мной.
   Облегчённо вздохнув и размазав тыльной стороной ладони, кровь по лицу, я пошёл за ним. Меня отвели в ДПНК. В кабинете дежурного за письменным столом сидел молодой капитан лет двадцати пяти. Уныло на меня поглядев он покрутил в руках карандаш.
   --- Кидал?
   --- Да.
   --- Кому?
   Я промолчал.
   --- Документы есть?
   Я вытащил справку об освобождении и протянул ему. Повертев её в руках он констатировал.
   --- Наш значит. Куда едешь?
   Я показал ему билет на электричку до Казани. --- Сначала туда, а потом в Ленинград.
   --- У тебя же направление в Сланцы?
   --- Да, но у меня в Питере есть мать и брат. Повидать надо. --- Сам же подумал что с такой рожей, им лучше не показываться. Мать расстроится.
   --- Иди.
   --- Лицо дадите сполоснуть?
   --- Споласкивай. Раковина там. --- И он махнул рукой в угол комнаты.
  
   Я опять был свободен. Опять непролазная грязь до вокзала. Перрон, вагон, разбитое лицо, а впереди Казань и никого кроме пожилых старушек. Они смотрят на меня с сожалением и осуждением. Старая электричка гремит своими буксами и всей арматурой своего замученного тела. Вся половина левой стороны лица опухла и жутко болит. Кажется, что от боли каждой клеточкой ноют мозги, сотрясаясь в такт вагону. Рубаху пришлось выкинуть и купить новую. Домой я решил не ехать. Куда мне ехать? Впереди ждала Казань. Город маленьких небоскрёбов и белоснежного кремля.
   За окном промелькнула Волга и вскоре поезд подошёл к перрону. Что мог чувствовать я с разбитой и гудящей от боли головой. Как я мог относиться к себе после произошедшего. Крыть последними словами или чувствовать удовлетворение? Я рад, что всё так случилось! Я оказался человеком, а не дерьмом! Я не предал Ленинградцев как нацию! Питерцы это нация! Со своей культурой своим отношением к другим людям и своим менталитетом.
   Сейчас меня волновали женщины. Их было много и к ним можно было дотронуться. Не к вокзальным шлюхам. Нет. К красивым и стройным. Но как?! Фейс разбит, а я страшно их хотел и боялся отказа. Боялся так как дикий зверь боится цивилизованного человека.
   Я долго гулял по улицам татарской столицы. Зашёл в универмаг и купил радиоприёмник "Невский". "Невский" и на Волге! До вечера я ходил как неприкаянный и взял билет в Астрахань.
   Через пару часов ранним утром мой поезд мчался по середине огромной низменности. Он буквально летел между двумя зелёными половинками заповедника "Аскания-Нова". Грациозные антилопы преследовали нас, делая невероятные прыжки по идеально ровной изумрудной поверхности. Небо над крышей вагона имело волконсконитовый цвет с оттенком ультрамарина и дышало первозданной чистотой. Что-то гремело то ли буксы вагона или плохо закрытые двери. Редкие, а потому почти неслышные в своей поступи звуки шагов моих попутчиков. Их почти не было, человек пять не более. Мне было хорошо и временами я забывал про боль. Я включил приёмник и выставив в окно антенну, пытался поймать музыку. Очень слабо почти неуловимо на коротких волнах звучал "Deep Purple". Музыка моей юности. Пытаться что-то рассказать о моих чувствах бесполезно и ненужно. Музыка, для меня важное звено в познавание мира. Для кого-то эта дребедень кажется сущем барахлом. Ну бренчит где-то рядом, девочки довольны и прекрасно. Для меня это важно. А музыка "Deep Purple" это просто класс!
   Астрахань встретила плывунами и дикими тростниками по берегам Волги. Тёплой парящей водой, солнцем и слегка скучающими лицами местных жителей. Солнце пекло. А был всего лишь май. Астрахань. Я никогда не думал, что там такие высокие берега, большие мосты и огромные белые пароходы. Для меня, это стало открытием! Наша страна необъятна. Это говорили до меня, и я могу повторить это много раз.
   Вечером я случайно попал на фильм "Владимир Высоцкий" сделанный его первой женой. Фильм был скучен, а Высоцкий, совсем не похож на Высоцкого. Без внутренней силы, с провалами в памяти и полупьяный. Было темно, когда я вышел из зала с разбитым настроением и лирикой в душе. Я не знал куда мне идти в полумраке астраханской весны.
   --- Мужик дай прикурить.
   --- На.
   --- Куда бредёшь?
   --- Путешествую.
   --- Не хрена себе! Путешественник! Витя ты посмотри на него! И куда путешествуешь?
   --- В Питер.
   --- Ты наверное врёшь? Далеко это!
   --- Если далеко значит вру?
   --- Оставь. Ему и так хреново. У тебя есть, где ночевать?
   --- На вокзале.
   --- Не мучайся. Пошли к нам в общагу.
   От их понимания стало легче. Есть же люди! Мне повезло. Я встретил нормальных. Они отвезли меня ближе к аэропорту и провели меня к зданию местной гостиницы из белого кирпича.
   --- Входи. Пить будешь?
   --- Нет, не хочу.
   --- А чего так?
   --- Нет желания.
   --- Ну и дурак!
  
   К концу недели эти ребята работающие на строительстве огромного и загрязняющего всю дельту Волги заводу пришли ко мне с билетами до Ленинграда. Я хорошо помню этот жаркий, безоблачный день. Круглую площадь у вокзала, духоту, две коробки с воблой из под "Беломора" и страшно нудную женщину, теребящую меня, и ноющую как маленький ребёнок, которому хочется спать, но ей хотелось выпить. Ребята помогли мне погрузиться в вагон где было очень душно. Спасибо им! Нахальная проводница одетая в чёрную телогрейку постоянно выключала кондиционер и говорила, что больна. Мужики включали, а она выключала. Ругаться я не хотел. Она была жирна, лицо напоминало свинячье рыло, а до Питера почти трое суток.
   Домой в Ленинграде я не пошёл. Несколько дней торговал рыбой и жил у старой знакомой, а потом по совету диспетчера такси на Московском вокзале стал покупать пиво и с небольшой наценкой продавать в четвёртом таксомоторном. Лицо не пришло в норму. Опухоль исчезала медленно, и ехать к матери и брату я не хотел. Прошло десять дней и только тогда я решился. Приехал домой рано утром. Позвонил и несколько минут стоял в ожидании. Наконец послышались лёгкие шаги и тихий голос мамы настороженно спросил.
   --- Кто там?
   --- Почтальон Печкин. Открывай.
  
   В салоне самолёта стало ещё жарче. Обстановка по мере повышения температуры начала накаляться. Молодой чеченец снова вёл переговоры и прижав телефонную трубку к смуглой щеке нервно поглядывал в наш салон.
   --- Дайте воды!
   --- Да! Может быть нам дадут хоть напиться!?
   Лена стояла в растерянности.
   --- Если они договорятся, может быть и воду дадут. Надо ждать.
   Стало ясно, что убийство кого-либо из пассажиров совсем не входило в их планы. У них другая цель. Скорее миротворческая!
   Появилась Юля.
   --- Потерпите. Сейчас должны подвести трубу и начнут закачивать воздух.
   В центральную дверь протащили гигантскую рифлёную змею серебристого цвета. За бортом послышался неясный шум работающей турбины и внутри самолёта всё завертелось. Мелкие бумажки смерчем взлетели вверх и закружились, лупя пассажиров по влажным от пота лицам. Это было приятно. Особенно вначале. Свежий воздух вдохнул в людей настроение и надежду. Потом стало прохладней и все начали облачаться в снятую одежду. Мокрым пассажирам после такого проветривания стало холодно, а выключать вентиляцию похоже не собирались. Они выполнили свою задачу. Пустили кислород в таком объёме, что можно было и задохнуться. В самолёт дали несколько ящиков с питьевой водой и ещё несколько картонных коробок, вероятно с едой. Леночка начала раздавать воду по одному стакану.
   --- Больше не могу! Мы не знаем, сколько всё это продлиться!
   Воздух хлестал из этого чудовища с прежней силой. Юбка стюардессы поднималась совсем чуть-чуть. Он была узка. Труба пульсировала и шевелилась, закрепить её не могли. Она как огромная анаконда была неуправляема и бездушна,. Хлестала потоками упругого воздуха извергая его в таком количестве, которого хватило бы на пять, шесть самолётов. В конце концов, её угомонили, привязав к стойке. Все облачились в то, что имели при себе. Я опять одел пиджак и вжавшись в кресло пытался согреться. Одежда медленно впитала пот и начала высыхать. Я ни с кем не общался стараясь вникнуть в текст журнала. Буквы рябили превращаясь в большие акварельные пятна, в причудливые узоры и наконец в жену с кучей молодых любовников. Я начал драться с одним из них лысым, с маленькими глазками и тонкими блестящими губами. Стало больно и страшно! Я не хотел её воспринимать в этом качестве. Она была женой, и я хотел владеть ею лишь один, а она улыбалась довольная и беспечная. Моя блондинка, которая стала чужой и бестелесной как цветок на экране телевизора. Ни мягкости, ни запаха.
   Проснулся я утром, когда за овальным отверстием иллюминатора наступил рассвет. Горы окрасились розовым, потом красным и запылали фейерверком сказочных красок. Турки и некоторые из наших после длительных перешептываний стали требовать перекура. Я тоже не прочь был бы выкурить сигаретку, но их желание покурить содержало некий подтекст. Они, как мне казалось, хотели просто сбежать и плюнуть на тех кто остался на борту самолёта лишь бы спасти свою шкуру. Чеченец поднял вверх руку.
   --- Хорошо. Подходите. Только по одному.
   Один из турков пошёл по проходу к двери, из которой торчала вибрирующая труба. Покурив, вернулся, а потом другой, третий и вот уже несколько человек идут с сигаретами. Я тоже вышел. Посмотрел на безоблачную высь, на горы окружающие нас, на горстку людей стоявшую вдалеке, несколько раз затянулся и посмотрев в тёмные глаза чеченца вошёл в самолёт. Эти люди так хотевшие получить свободу решили заключить нас в тюрьму, чтобы решить свои близкие для них проблемы.
   Турки хотели бежать. Это ясно! Но как? Почему не я и не моя соседка? Почему только этим молодым и "теряющим" сознание мужикам хочется выжить? Молодой террорист наивен. Он разрешил. И я не видел, как всё происходило. Услышал крики, а потом и его с бешенными от злости глазами.
   --- Больше никто не выйдет! Всем сидеть! Никому не вставать! Курить запрещаю!
   Юля с Леной стояли рядом с ним. Они были убиты. Эти две девочки старались, как могли и третья, которая всё время находилась в первом салоне на пике этой чехарды. Звали её Света. Они пытались сгладить конфликтную ситуацию. Выдерживали духоту с жарой, сквозняк, переговоры и ублажали пассажиров как могли. Все их усилия оказались напрасны. Сбежавший турок разрушил хрупкое взаимопонимание, сложившееся за эти несколько часов между стюардессами и террористами.
   --- Как Галочка самочувствие?
   --- Самочувствие прекрасное. Быстрей бы всё это кончилось.
   В проходе, из первого салона показался мужчина сорокапяти, пятидесяти лет. Мельком посмотрев в нашу сторону он прошёл к выходу из самолёта.
   --- Видел? Наверное, их главный.
   --- А сколько их там ты не узнала?
   --- Пока ты спал, стюардесса сказала что трое. Интересно, зачем он вышел?
   --- Может договориться хотят?
   --- Сколько здесь молоденьких девчонок. Жалко мне их.
   --- Галка! О чём ты говоришь!? Они ведь мать родную предадут, а тебя и подавно! Посмотри на их лица!
   Она чуть замялась.
   --- Я считаю, что каждый из нас имеет право сам выбирать себе профессию. Многие из этих девчонок пошли на это не по своей воле. Ты же прекрасно знаешь какая в нашей стране жизнь. Особенно на периферии. Людям, честно говоря, жрать нечего. Едят что попало. Картошка и хлеб. Хорошо если сало бывает, ну и водка, чтобы забыться. А по телевизору реклама с бешеным количеством продуктов и вещей в красивой упаковке. Идут на трассу и ищут мужиков с деньгами, чтобы хоть как-то прокормить семью. Иногда на них только всё и держится.
   --- У меня другое мнение. Можно не стоять на дороге, а ехать и учиться. --- Спорить я не люблю. А на эту тему тем более. Но слова Галины звучали убедительно. Не все способны постигать науки.
   --- Ты думаешь легко учиться? Я смогла, может быть и ты. А другим не дано. Просто мозгов не хватает.
   --- Я об этом думал. Но в крупных городах при отелях "трудятся" далеко не тупые наивные девочки, а красивые тётки почти все с высшим образованием и знанием языков.
   За иллюминатором возникло некоторое оживление. Почти рядом с нами остановилась машина. Все кто мог, прильнули к окнам пытаясь разглядеть, что творится на взлётном поле. Приблизительно двадцать минут никто ничего не знал. Потом появилась Юля и сказала, что террористы требуют дозаправить самолёт и тогда они выпустят часть пассажиров с детьми, больных и пожилых. Появился молодой чеченец и вместе со стюардессами отобрал некоторое количество людей отвечающим требованию договора. Все заметно оживились, а мы увидели старшего. Он встал в проходе опираясь на палочку и чуть наклонив крупную лысоватую голову на бок посмотрел в наш салон и чуть слышно сказал.
   --- Если кто-нибудь ещё откроет люк. Взорву самолёт. Спокойно повернулся и пошёл к кабине пилотов. Было около одиннадцати часов дня.
   По рядам прошёл слух, который докатился и до нас. Несколько турков и наших проституток незаметно открыли запасной выход в конце салона и сбежали. Я этого даже не заметил. Когда они умудрились смыться?
   --- Вот тебе и подтверждение моих слов!
   Галя промолчала, а потом повернулась ко мне.
   --- Они привыкли беспокоиться о себе сами, ни на кого не рассчитывают и выживают как умеют. Но ты, наверное, прав.
   --- Я иногда сомневаюсь в своей правоте. Все эти дамы ходят под риском. Риском подцепить заразу и риском физического насилия. Знакомая проститутка рассказала, как её продали, будто вещь и она этому даже не удивилась. Она и есть вещь, но только мыслящая. У них, как правило, свой босс-сутенёр. Сутенёр этой девицы грузинка Анна задолжала другой подобной себе тысячу долларов, а та была должна мужикам занимающихся сходным бизнесом. Вообще возня червей в навозной банке.
   Галя слушала. В карих глазах грусть.
   --- Так вот нашу знакомую продали. Отправили на работу с компанией этих ублюдков. При ней было шестьсот долларов. Деньги были для матери и сына. У неё отобрали всё и документы в придачу, заставив отработать целую неделю бесплатно. Эта дамочка большой поклонник своей профессии, но и ей подобная работа встала поперёк горла. Замучили.
   Галя пожала плечами.
   --- Очень многим, это наверное нравится.
   --- Нравится или нет, но работала она бесплатно. Ещё и убытки потерпела. Видела бы ты её. Похудевшая и жутко расстроенная. Она бросила Анну и уехала из Анталии в Стамбул. Анталия, относительно маленький город. Все друг друга знают особенно в такой специфической сфере, и оставаться там ей было просто глупо. Её вариант мог понравиться кому-нибудь ещё.
   --- И как у неё дела сейчас?
   --- Не знаю.
   --- А по профессии она кто? Я имею ввиду что-нибудь приличное.
   --- Ты представляешь, она тоже художник. Умненькая такая с рыжими пышными волосами и веснушками. То ли мультипликатор, то ли театральный художник. Девка, в общем-то с головой и очень приятная внешне. Ей уже тридцать пять, а спросом пользуется и очень не плохим.
   За бортом послышалось постукивание и в иллюминатор я увидел бензовоз или керасиновоз. Не знаю, как и назвать. Самолёт начали заправлять. Куда они сейчас хотят лететь? Меня от этих поездок и перелётов начало уже тошнить.
   Один раз меня занесло в Венгрию, в Будапешт. Поехал я туда совершенно один без жены и друзей. Ни знаний языка, ни города. На руках я имел лишь бумажку, на которой корявым почерком было написано несколько слов по-венгерски и указание как с вокзала добраться до центра, где находилась набережная Дуная и рестораны. Их мне дал на Невском проспекте знакомый художник Витька.
   Поезд прибыл около двух часов дня на вокзал "Kelenfoldi". Оставив вещи в привокзальной камере хранения и следуя указаниям написанными на этом клочке бумаги, я сел в метро и без особых трудностей добрался до станции "Vorosmarty". С собой у меня были только стульчики и бумага с материалами для работы. Я устроился рядом с площадью, где работала местная богема. Не успел я закончить портрет, а вокруг уже собрались зеваки из будапештских художников. Поняв откуда я появился, они вежливо попросили меня собрать вещи, покинуть площадь и показали как пройти на Белградскую набережную. Там, скрываясь от солнца в тени чахлых деревьев, я провёл остаток дня и нарисовав лишь один портрет. Было уже темно когда я собрал вещи и погрузив своё хозяйство на тележку пошёл по тёмным улицам венгерской столицы.
   Проходя мимо маленького магазинчика, над которым светилась неоновая реклама "Marlboro" я решил купить сигарет и что-нибудь поесть. Оставив тележку у входа я зашёл и был ослеплён светом витрин. Магазин был пуст. За прилавком стояла очень симпатичная, и я бы даже сказал красивая девушка.
   --- Hi! Give me cigarettes, please.
   --- What?
   --- "LM". One pack.
   Я наблюдал, как девушка распечатывает блок сигарет и неожиданно из-за стоявшего за витриной большого холодильника, вышел молодой мужчина.
   --- Вы не русский?
   --- Русский.
   Говорил он с лёгким приятным акцентом.
   --- Очень заметно?
   --- Да. Ваш английский очень своеобразный. Откуда приехали?
   --- Из Петербурга.
   --- Значит из Ленинграда. Правильно?
   --- Точно.
   --- А я учился в Московском университете на ветеринара.
   Я ещё больше удивился. Неужели в университете учат этой специальности? Но промолчал.
   --- Вас как величать?
   --- Эрвин. А Вас?
   Он смотрел на меня тёмными глазами и улыбался. Пожалуй, это была удача.
   --- Эрвин вы не подскажете, что мне лучше купить? Я имею ввиду поесть. Может колбасы?
   --- Бери что хочешь. Всё вкусно. Ты где остановился?
   --- Пока нигде. Я только приехал. --- Меня несколько покоробило, то с какой лёгкостью он перешёл на "Ты" и говорил со мной с некоторой долей превосходства. Я тоже решил перейти на "Ты".
   --- Ты здесь работаешь?
   Продолжая улыбаться он стоял, покачиваясь, засунув руки в карманы брюк.
   --- Работаю, но этот магазин мой, а это моя жена. --- Он показал на красивую женщину.
   Она тоже улыбалась и наблюдая за нами чувствовала некоторую долю неловкости. Разговор шёл о ней, а она ничего не понимала. У меня, когда говорят обо мне, а я не понимаю, тоже появляется чувство серьёзного дискомфорта.
   --- В этом доме у нас есть комната. Мы можем тебе её сдать. Если хочешь пойдем посмотришь.
   Это было везенье, о котором я даже не мог и мечтать. Я собрался ночевать в каком-нибудь парке. Поесть на скамейке и там же вздремнуть и в мыслях не представлял себе ничего иного.
   --- Эрвин! Ты как волшебник! Спасибо! Сколько я должен платить?
   --- Тысячу форинтов в сутки. А дней через пять мы найдём тебе что-нибудь другое. Мой приятель хочет сдать квартиру-студию за эти же деньги. Платить ежедневно. Согласен?
   --- Конечно!
   --- Пойдем, покурим.
   Мне предоставили жильё, комнату в старом доме без соседей и особых удобств. Через четыре дня я переселился на новое место. Приехали друзья из Питера. Работа у меня шла сносно и кое-как собрав четыреста долларов я поехал за женой в Петербург. При пересадке во Львове, прямо на улице, при проверки паспорта у меня украли все деньги. Сгорая от стыда за свою глупость и доверчивость, я всё-таки поехал домой, забрал жену с приёмной дочерью и вернулся с ними в Будапешт. Милана старалась изо всех сил. Играла на альте, попутно флиртуя с местной молодёжью пытаясь заработать на новый инструмент, а мы для того чтобы ни выходить на работу зимой. Но как не пытались так и не смогли собрать нужную сумму. Это была не Голландия. Но мне везло на приличных людей. В Будапеште, на Кипре и Турции. Даже больше, чем на дерьмовых.
  
   Пока заправляли самолёт, трубу оттащили. А потом началось. Опять стало жарко и люди, вновь стали раздеваться. Начали отпускать заложников. Чеченцы держали слово. И сразу, как по мановению волшебной палочки, появилось множество внешне здоровых, но внутренне больных мужчин. Среди этих "инвалидов", были представители всех национальностей. Старались во всю! Они чуть не падали в обморок. Стонали, потели и издавали нечленораздельные звуки.
   --- Валера! Очнись! Мы кажется опять, куда то летим?
   --- Душно. --- Я снял пиджак.
   --- Ты посмотри на этих мужиков! Ужас! Какой позор!
   --- Галочка, женщины от них тоже не отстают.
   --- Но они ведь женщины!
   Крыть было нечем. Чем здоровей и упитанней был "мужик", тем сильнее он потел и его больше чем других било как в лихорадке.
   --- Всем сидеть! Отпускаем только тех, кто болен и стар!
   Террорист с топором стоял в проходе, держа его наотмашь. Лена была рядом с ним.
   --- Успокойтесь! Прошу Вас! Мы скоро взлетим. Всё будет хорошо!
   --- Куда летим то!?
   --- Пока на Берлин.
   --- Что значит, пока!?
   --- Да откуда, я знаю!?
   --- А во сколько?
   --- Как только дадут разрешение.
   Постепенно, как круги на воде после брошенного камня, все стихли в ожидании взлёта. Людей стало меньше, и дышать легче.
   --- Вот Галя и в Берлин слетаем. Ты там была?
   --- Нет. Не разу.
   --- Я был, в девяносто пятом. Проездом. Мы с женой ехали к моим знакомым в Нидерланды. Видели только вокзал и прилегающие к нему улочки с маленькими продуктовыми магазинами. Купили там бешено острую колбасу. Всё внутри, аж горело.
   --- И как тебе их колбаса?
   --- Мы же брали наобум. Вроде ничего. Может и лучше есть. Я больше смотрел на архитектуру.
   Неожиданно заработали турбины самолёта. Постепенно их гул стал усиливаться и он медленно тронулся с места. Я был рад, что мы летим в Германию. Вера наша, порядка больше и нас там лучше понимают.
  
  
  
   Глава 14
   --- Самолёт разгермитезирован! Первый люк! Стойте!
   Кричала Юля. Через пару секунд авиалайнер, чуть качнувшись замер, а ещё через несколько секунд послышался неясный шум из первого салона. Какие то удары и опять крик Юли.
   --- Всем лечь! Быстро всем лечь!
   Раздались неясные приглушённые переборкой хлопки. Будто стреляли из духового ружья.
   В рот компот! Подумал, я. Вот только сейчас, кажется, всё и начинается!
   Я увидел как в проходе первого салона появилась солдатская каска зелёного цвета. Хлопки стали громче и уже совсем не походили на звуки слышимые мной в тире. Стреляли по настоящему.
   --- Убивают! --- Истерично закричала женщина.
   --- Лежать! --- Этот голос был уже не Юлин, а другой стюардессы.
   По бокам самолёта послышались сильные удары чем-то тяжёлым. Господи! Пронеси от идиотов! Я стал на ощупь надевать правый ботинок.
   Слева выбили запасную дверь и оттуда в салон ввалились два здоровых солдата. Начался сплошной бедлам. Кто-то орал благим матом, бабы визжали а солдаты, стреляя на ходу бежали прямо по креслам и людям. Сиденья, каким-то непостижимым образом складывались, давя пригнувшихся вниз людей. Слышались крики на непонятном для меня языке.
   Одевая ботинок я скрючился и наклонившись, положил голову на голую Галину спину. Как на подушку. Мелькнула не к месту возникшая мысль. Рядом с собой в узком проходе я увидел жирного, потного господина и его трясущиеся от страха складки на голой загорелой коже и удивился почему я сам совершенно не боюсь. Всё происходящее было совершенно лишено реальности и больше походило на кадры из американского боевика.
   Прижавшись щекой к спине своей соседки, я рукой пытался нащупать второй ботинок и никак не мог найти. Дьявол! Да где же ты!? Я шарил по ковру салона стараясь забраться под опрокинутое кресло стоящее впереди меня как можно дальше.
   Чуть сзади, турок средних лет стоял на полусогнутых ногах, а солдат положив на его голову руку, пытался положить его на пол и что-то кричал на арабском. Турок падал, а потом снова вскакивал на ноги. Губы его тряслись и он кричал арабу, но тот его не понимал. Господи! Сон это, или явь!? Сознание не успевало за действительностью. Всё происходило очень быстро и медленно одновременно. Я как бы расстроился, наблюдая за турком, думая о ботинке и о Галине, на которой так ловко устроился.
   Солдату надоело укладывать на пол твердолобого гражданина, и он поднял пистолет. Турок истошно заорал. А араб нажал на курок. Его хлопнули как надоевшее насекомое. Шум выстрела, смешавшись с пальбой и криками был почти неслышен.
   Я оказался не умней турецкого господина, продолжая искать обувь, когда вокруг всё рушилось. Не только салон самолёта. Жизни! Пробуя забраться под сиденье ещё дальше, я почувствовал сильнейший удар по голове. Сознание я не терял и когда меня схватив за волосы стали поднимать на ноги сопротивляться не стал и заложив руки за спину подчинился нападавшим. Слишком свежо было в моей памяти произошедшее секундой раньше. Когда меня поволокли к выходу, оттягивая голову назад и на ходу надевая наручники, я увидел, как пнули солдатским башмаком склонённую Галину спину. Вот суки! Для них женщина, что верблюд!
   К выходу меня тащили два молодых здоровых араба одетых в форму цвета хаки. Рядом с собой я увидел лицо одного этого, мать его ети красавца. Из-под каски на меня смотрели почти чёрные, большие глаза с ослепительно белыми белками и таким же ослепительно белым оскалом зубов. Они сильно выделялись на фоне смуглой кожи. В них был страх и ненависть. Они боялись взрыва. Боялись быть убитыми и ненавидели нас неверных, ради которых им нужно было идти на этот риск. А я их ненавидел за стрельбу за убитого турка и невероятную боль, которую я терпел по их милости.
   Вывернув и подняв как можно выше мои руки, закованные за спиной в наручники они заставили согнуться меня так, что лицо оказалось почти вровень с полом и подтащили к люку. Перед моим носом заплясали сгустки крови, обильно залившие выход из самолёта. Сейчас мне эти козлы дыбу устроят или вниз сбросят! Решил, я. Но у этих ребят хватило здоровья и мозгов, чтобы спустить меня на бетон лётного поля относительно мягко.
   На этом их "корректность" выдохлась, и они навалились на меня всей тяжестью своих больших, молодых тел. Затянув ещё сильнее наручники из металла на моих руках, они неизвестно для какого хрена, надели мне ещё одни пластиковые с рифлёной насечкой. И тоже стянули. Так насколько им позволили это сделать мои бедные кости. Но и этого им показалось мало! О боже! Заставь дурака богу молиться он и лоб расшибёт! Эти суки напялили на меня ещё одни, но уже на ноги.
   Я стонал и чуть не выл от боли. Кисти рук стали неметь.
   --- Козлы паршивые! I the Russian man! Not the terrorist! I the artist!
   Они абсолютно игнорировали мои извивания и звукоиспускания. Я был для этих уродов чем-то вроде тренировочной куклы, да ещё и живой. И упражнялись они на мне с бешеным энтузиазмом.
   Моя щека тёрла шероховатую поверхность бетонной плиты, а в пяти сантиметрах от моего глаза блестела ещё невысохшая лужица крови.
   Наконец эти быки с меня слезли, но радовался я рано. Взяв за цепь соединяющую браслеты наручников они одним рывком потянули меня вверх стараясь таким необычным образом поставить на ноги. Металл впился в запястья, и я вновь заорал троекратным матом. Я выложил всё, что знал из этой области русского фольклора.
   --- Пидарасты долбанные! Чтоб вашу жену так таскали и трахали козлы безрогие! Ублюдки вонючие! --- И всё примерно в этом же духе.
   Взяв меня за воротник свитера, эти арабские парни поставили меня на ноги и поволокли по взлётному полю к стоявшему в десяти метрах военному джипу. Нормально идти я не мог. Мешала короткая цепь от наручников, которые впивались мне в щиколотки при каждом шаге причиняя сильнейшую боль. Они схватили меня и держали как убийцу-маньяка. Один за волосы, другой за воротник свитера, а третий, поднимая за цепь наручников мои вывернутые назад руки, тянул их вверх и постоянно дёргал. В блестящих чёрных глазах было ликованье как у маленьких детей, получивших новую игрушку.
   Меня бросили на металлический пол джипа животом вниз, и я в полной мере смог оценить своё положение и прислушаться к пульсирующей боли во всех своих членах. Так пролежал, я не долго. Проклинать свою судьбу мне не дали и стали вытаскивать из машины взяв за ноги. "Господи! Куда ещё"!? Когда мои плечи поравнялись с концом пола, я представил, что если меня подтянут ещё чуть-чуть, то моя башка как детский мячик начнёт прыгать по металлическим ступенькам пока не достигнет земли. Я зажмурился, но этого не случилось. В последний момент меня подхватили с обеих сторон и поставили на бетонные плиты. Затем повторилась так любимая арабским спецназом процедура конвоирования. Меня опять тащили, дёргали за цепь наручников и выдирали последние волосы из головы. Я решил не доставлять им радости и молчал, лишь изредка из моей утробы как спазм вырывался непроизвольный стон. Чёрт бы их побрал! Откуда такая привязанность к садизму?! Они не знали кто я. На чеченца я точно не тянул. Волосы тёмно русые. Усы такого же цвета с лёгкой сединой и светло болотные глаза с зеленоватым оттенком.
   Меня опять затащили в джип, но бросили не на пол, а положили животом на деревянную скамейку. В одиночестве я оставался недолго и скоро в мою компанию попал точно так же повязанный по рукам и ногам усатый парень из нашего самолёта. Мужик как мужик никакой к хрену не террорист. Его швырнули на скамейку рядом и тоже животом вниз. Странная штука психика. Мне стало намного легче, что я не один.
   --- Ты смотри, что делают суки!
   Он молча лежал и смотрел на меня. Его короткие усы топорщились, а на лбу выступила испарина.
   Вскоре затащили третьего и бросили на пол между нами. Это и был виновник торжества. Молодой террорист, который так любил махать топором у нас перед носом. Странно, но злости на них у меня не было. Я знаю, что такое Стокгольмский синдром, но это совсем другое. Мне их действительно было жаль. Они боролись против войны, но сделали это как-то глупо. Они просто бросили на жаровню ненависти свои жизни без малейшего шанса на успех.
   В машину забрались солдаты. Каждому из нас, по персональному. Они уселись верхом на наши тела и руки. Улыбались, испытывая большой прилив хорошего настроения. Сверкали белками глаз и подпрыгивали на наших закованных в наручники кистях. Причиняя нам страдания, а себе радость. Я видел, как один из них давил всей тяжестью тела на усатого парня. Он застонал, а я не выдержав, заорал. --- It is the good man! The very good man!
   Джип тронулся и помчался с бешеной скоростью по улицам Медины. Покрышки визжали, когда он на полной скорости делал поворот. Я думал, что мы перевернёмся или я свалюсь с жёсткого сиденья, но мне не давал этого сделать солдат, "заботливо" сидящий на моей спине. Интересно, куда нас везут? Наверное, в тюрьму. Может быть у них в ходу пытки? Судя по тому, какое удовольствие, получали от наших мучений простые солдаты, нас могли, мягко говоря, ожидать ещё большие неприятности. У них ведь делается всё наоборот. Они и пишут не как мы. Ни слева на право, а справа налево. Хрен их знает! Вдруг их тюремное начальство, проявив рвение вначале захочет нас попытать, а потом разобраться.
   Джип резко затормозил, опять причинив нам массу неприятных ощущений. Нас выволокли на пышущую жаром улицу. Солнце и белоснежное здание тюрьмы слепили. Испытав острую боль я моментально забыл про своих попутчиков. Меня потащили ко входу около которого стояло несколько арабов в белоснежных до пят одеждах, клетчатых платках накинутых поверх голов с чёрным похожим на нимб обручем придерживающим этот головной убор. Они спокойно смотрели, как солдаты протащили меня спотыкающегося, беззащитного и не падающего лишь потому, что один из них постоянно держал за цепь наручников.
   Боль бывает разная. Зубная острая и нудная ноющая. Боль от удара, которую сразу не ощущаешь и она наплывает чуть позже. Наверное, когда отрубают какую-то часть тела, её тоже чувствуешь не сразу. Моя сегодняшняя боль была странной. Постоянной и резко усиливающейся, когда я делал шаг или шевелил руками. К этому можно было бы приспособиться и терпеть. Вот только руки солдата не давали этого сделать. Они постоянно напоминали, что она существует.
   Меня завели в относительно прохладное помещение тюрьмы и вошедшие вслед за нами арабы в белых одеждах, рассматривали мою персону с таким же любопытством, как посетители зоопарка, разглядывают прыгающую в клетке обезьяну. Поставивший меня, лицом к стене здоровый амбал начинал меня садировать, как только эти в белом отвлекались и я выпадал из их поля зрения. От духоты, слабости и боли в ушах появился чуть слышный и с каждой секундой становящийся громче назойливый звон. Ноги стали ватные, а в глазах оранжевыми пятнами начали всплывать пульсирующие круги. Один из высших чинов заметил моё состояние. Подошёл и осмотрев затёкшие, видимо сильно посиневшие запястья что-то сказал солдату, но это был уже не солдат а обыкновенный тюремный надзиратель. Весь какой-то убогий, в помятой форме и злыми глазами. Будто это я виноват в том, что родился он здесь и свою тупую службу несёт здесь, а не в дорогом престижном отеле. Он выполнил приказ, и я вздохнул с облегчением. Мне сняли пластиковый браслет перетягивающий нервные и кровеносные сосуды. Этот в белом еще что-то сказал и два надзирателя потащили меня по извилистым тюремным коридорам, подвели к лифту и грубо втолкнули в кабину. На какой этаж меня подняли, я не помню. Мне было плевать. Открыв дверь провели в большую камеру, стены которой как, наверное, и всё в этой стране были выкрашены в белый цвет. Напоследок тощий надзиратель ещё раз с силой дёрнул мои руки, а другой маленький посмотрел на меня и "дружелюбно" улыбнулся. С моих рук сняли наручники, оставив только на ногах. Я был в одном ботинке, второй мне так и не дали найти. Оставшись один, я огляделся. На полу посередине камеры валялся матрас и толстое одеяло из верблюжьей шерсти. В углу сортир. На высоте вытянутой руки два маленьких окошка. На одном решётка, а второе окно закрывал допотопный противно гудящий кондиционер. Как бы там не было я жив и невиновен. Руки свободны от наручников, валяется матрас, на котором можно по-человечески заснуть и я один. Меня за четверо беспокойных и бессонных суток в первый раз оставили без назойливого окружения и несмотря на боль я сам себе улыбнулся. Я был счастлив!
   Доковыляв кое-как до дырке в полу, справил нужду и мелкими шашками дойдя до матраса упал, высоко задрав ноги. Несколько минут я лежал, уставившись в потолок, слушая завывание кондиционера. Всё тело болело, а я наслаждался спокойствием и кажется даже болью. Я вспомнил Галю и окаменевшее от всего происходящего лицо Анны. Как они там? Чем закончился для них захват самолёта арабским спецназом? Вспомнил глаза этих бравых солдат налитые страхом и ненавистью и воссоздал в памяти лицо бестолкового турка, который так нелепо погиб из-за того, что совершенно собой не владел. В зыбких изображениях, которые выдавал мой мозг, я увидел стамбульский аэропорт. Как это было давно! Наверняка по всему миру трубят, что наш самолёт захватили. Мать, брат и жена подозревают ли они в какую передрягу я попал? Я ведь летел не домой, а в Москву! На встречу с Бернхардом я, скорее всего, опоздал. Сегодня уже шестнадцатое марта. Завтра он улетает в Лондон, а я ещё здесь в Медине и не в отеле, а в военной тюрьме. Внизу я случайно услышал брошенное кем-то "Military prison". Резюме одно! Я потерпел полное фиаско с этими портретами и мне до конца своих дней придётся смотреть на свою невостребованную работу и вспоминать самое крупное приключение в своей жизни. А может не самое?! Никто не знает, что нас ждёт впереди. Садясь в Анталии на автобус, я и представить себе не мог, чем для меня закончится это путешествие.
   Продолжая валяться, я долго не мог понять, что же меня раздражает. И только минут через пять до меня дошло. Ящик, за которым была свобода. Он гудел как-то неровно с позвякиванием и подвыванием. Изловчившись, я встал и осторожно добрался до окна. Без особых проблем я выключил звенящее чудовище и лишившись неприятных ощущений вернулся на матрас, лёг и закрыл глаза. В воображении возникла картина городского пляжа в Анталии. Крупная галька и прозрачно зелёные волны прибоя с белой рассыпчатой пеной. День, когда я в первый раз привёл туда Галину. Счастье в её глазах, растрёпанные волосы и светлая кожа лица нетронутая загаром. Мы сидели на берегу в маленькой кафешки и пили обыкновенную воду из полиэтиленовых бутылок, фотографировались, а потом, я повёл её в "Аквайленд". Её лицо проплыло передо мной, а она встала в высоких, выше колен белых сапогах, в короткой красной юбочке и голая по пояс. Она жонглировала, делая это с яростной улыбкой на полных губах. Из руки в руку перелетали головы её детей, Ники и Миланы, фейерверком разбрызгивая из рваных обрубков мелкие капли крови. Её грудь окрасилась в красный цвет, а с сосков стекала бордовая слизь. Отбросив их в сторону, она протянула ко мне руки и схватила за запястье. Я закричал и открыл глаза.
   Надзиратель держал меня за кисть руки и тянул на себя, бесцеремонно пытаясь поднять. Их было трое. Тот, который держал меня за руку, жестом показал, что надо встать. Не придя в себя после кошмара, который стоял перед глазами со скрипом в зубах я поднялся. Силой закинув мне руки назад, эти ублюдки опять надели наручники, затянули их туже и держа за цепь как собаку на поводке буквально потащили меня по пустым коридорам. Боль с новой силой проснулась, обнажив свои зубы. Запихав меня в лифт повезли этажом выше. Какое всё-таки зверьё! Люди! Не одно из существующих на свете живых существ не приносит друг другу столько страданий, гадости и подлости как человек человеку! Он уникален в своей способности творить зло и ненавидеть не потому, что ему сделали плохо, а просто так, как бы про запас. Деревья, цветы, животных и совершенно неизвестных им людей они готовы уничтожить ради непонятного мне удовольствия.
   Меня втолкнули в кабинет с большим окном и решёткой. Араб в форме, сверкнул на меня глазами.
   --- Your name?
   --- Валерий.
   --- The terrorist?
   --- Нет. Не террорист. Турист, я!
   Взмахом руки он приказал меня увести. Опять коридоры, боль, лифт и долгожданная камера, где мне вновь сняли наручники. Надзиратели ушли, избавив меня от своего присутствия. Я только не мог понять, для чего был весь этот цирк. На допрос всё произошедшее было совсем не похоже.
   Постояв некоторое время в созерцании своего "жилья" и на решётку в маленьком окошке, я снова плюхнулся на матрас. За окном наступили сумерки. Прошли ещё одни сутки и завтра наступит семнадцатое. Запястья болели и на них кровавыми подтёками выделялись следы от наручников. Интересно, почему не сломался браслет от часов и я их не посеял? Они по-прежнему блестели у меня на руке отсчитывая секунды. Если бы меня убили при захвате, они выглядели бы ничуть не хуже. Эта мысль поразила меня настолько, что даже сон прошёл.
   Я лежал затылком к окнам и смотрел на камерную дверь с маленьким окошком на уровне головы. Послышался шорох, и появилась любопытная физиономия надзирателя. Наши взгляды встретились и несколько секунд мы смотрели друг на друга. Он скрылся тихо, как и появился.
   Не люблю я надзирателей. Есть в них что-то мерзкое, крысиное. Они похожи на людей, обожающих подсматривать в замочную скважину. Они любят наблюдать за чужими пороками, как закоренелый онанист без ума от подглядыванья в окна чужих спален. Всё это слова из одной песни. Наверное, многие надзиратели во всех странах мира имеют к этому, лишь им известную страсть.
   Один раз много лет назад я гонялся за таким держа в руках по пустой бутылке. Мы жили с подругой на втором этаже. Она ходила голая, а я лежал на кровати и слушал как за открытым, тёмным окном льёт дождь и стучит по карнизу крупными каплями. Я увидел не его, а большие очки в роговой оправе.
   --- Галька! Смотри! --- И, я показал на окно.
   Она увидела и взвизгнув машинально закрыла голую грудь. Очки исчезли, а я быстро надев штаны и лёгкую куртку выскочил на улицу. Около нашего окна была приставлена узкая металлическая лестница. Его, я не нашёл. Старый район. Петроградская сторона. Везде проходные дворы.
   Вообще люди интересные создания. Они иногда обладают такими пороками, которые трудно вообразить, но и достоинства порой переступают все границы реального.
   Я улёгся на бок и закрыв глаза размечтался как приеду домой. Мелькнула мысль о возможной компенсации за моральный ущерб и тут же пропала. С арабской стороны ни черта не получишь, если только через международный суд. Они издеваются так, будто мы преступники. Вначале следует разобраться, а уж потом и издеваться. За такие вещи надо отвечать. Но всё это нереально и большая канитель. С нашей стороны тоже не получить, а если и дадут то не тебе. Найдутся умники, своруют. Хочется верить в человеческое благородство и всегда вместо него оказывается лишь дым. Сколько в нашей стране было создано разных благотворительных организаций. Они как появлялись, так и исчезали вместе с деньгами. Бардак, одним словом!
   Отбросив мысль о компенсации как несостоятельную, я задумался об Ольге и Витьке её сыне. Вспомнил её день рождение и как она не хотела, чтобы я уезжал домой. Я видел, как она тянулась ко мне. Даже звонила в Турцию. Чего я боялся?! Ответственности? Страх принести в её дом новое разочарование? У меня была сложная жена, но до определённого момента расставаться с ней я не собирался. А Ольга! Я старше её на семнадцать лет. Что я смогу дать ей в будущем кроме занудной старости? Мне будет семьдесят, а ей только перевалит за полтинник. Я старик, а она в соку! Даже сейчас я не мог толком её обеспечить! А через двадцать лет?! И потом я слишком развратен, и мне приходиться всё время себя сдерживать. Только мизерные остатки совести не дают мне изменять жене, когда её нет рядом.
   В дырке именуемой в народе "кормушкой" опять появилось лицо надзирателя. Загремели ключи, и дверь камеры открылась. Опять вошла эта троица. Я не стал ждать, когда меня начнут поднимать и издав лёгкий как выдох стон я встал сам. Процедура повторилась. Наручники, ощутимое причинение боли и опять я в кабинете с решёткой на широком окне.
   --- Your name?
   --- Валерий.
   --- Are you terrorist?
   --- Нет, я мудак, что полетел на этом самолёте.
   --- See you later!
   Они не оригинальны. Вероятно учились по книжкам. Опять жест рукой и меня тащат к лифту, а из него в камеру.
   Растянувшись на жёстком матрасе, я накрылся одеялом. Меня знобило. Простыл. А может нервы"? Я лежал и думал о Питере, о Невском проспекте, о ребятах которые никуда не ездят, а сидят на одном месте не мотаясь по свету. Спокойно но скучно так жить даже в центре и летом в белые ночи. Когда книгу можно читать, не включая свет и выпить пивка около парка. Как много людей и огромная очередь и как хочется пить. Хоть глоток! Вместо пива мне дают кружку тёплой пены. Она тёплая и жажды не утоляет.
   --- Кончилось! Кончилось! --- Продавщица открывает большой, розовый рот как рыба на сковородке. --- Кончилось! Кончилось! --- Эхом отвечает её утроба, а мужик из очереди толкает меня в плечо. --- Эй, подвинься! Эй!
   Опять меня будят. Голова налита как свинцом и не хочется шевелиться. Я снова забираюсь под одеяло, но они его стаскивают и благодушно улыбаясь, тянут ко мне руки. Я им не верю. В конце концов, надежда пересиливает моё к ним отвращение, и я тяну навстречу свою руку. Неужели всё позади?! А эти сволочи уже не улыбаются а дико хохочут и отдёрнув свои руки от моей уходят громко стукнув дверью. В изнеможении я падаю на топчан и в ярости прикусываю себе губы. Какие суки! Боже, какие они все-таки жуткие суки!
   Я смотрю на часы. Три часа ночи. Спать мне видимо не дадут. Очевидно эта экзекуция входит в их сценарий. Что ж я больше не поддамся на их обман. Я решил больше не спать.
   Быстрей бы всё кончилось, и наступила свобода. У меня это слово ассоциируется с безбрежными просторами моря, когда линия горизонта смешивает поверхность воды и неба, сливая их в единое целое. Когда взгляд ищет границу и не может её найти. В Хорватии, у берегов города Опатия такого горизонта не было. Перед глазами километрах в двух через залив высились высокие громады островов. Лишь справа была узкая полоска пролива Кварнер. Там где наступающий сказочно-пурпурный закат открывал панораму Адриатического моря. И это была свобода! Мы были вольны. Могли плюнуть на всё и ехать туда куда захотим.
   Место, где мы купались с Како представляло нагромождение огромных каменных валунов. Они "скатывались" в бездонную глубину в которой, блестя серебристой чешуёй проплывали косяки больших рыб, а ближе к берегу играли маленькие, потешные мальки. Они гонялись друг за другом как дети. Порой я заплывал в залив очень далеко, и линия берега представлялась узкой едва видимой полоской. Спасатели, курсируя вдоль берега на быстроходных катерах подплывали, интересуясь нужна ли мне помощь. Я поднимал руку с поднятым вверх пальцем показывая, что всё отлично. Это была свобода!
   Как-то раз я лежал на огромном валуне после такого заплыва и загорал, забыв про работу и прочие связанные с ней проблемы. Како валялся рядом, и мы болтали о всякой чепухе. Солнце палило, а рядом в двух метрах ниже нас шелестел чуть ощутимый прибой. В нос ударил резкий и отвратительный запах нефтяного происхождения. Я приподнялся и посмотрел на воду. Со стороны причала, где заправлялись катера, плыла и радужно переливалась тонкая плёнка бензина. Среди крабов в изобилии населявших прибрежные камни поднялся переполох. Забыв про опасность они повылезали из воды и подняв вверх свои клешни в растерянности шевелили усами. Их можно было спокойно брать. Страх перед химией оказался сильней страха перед нами. Человек умудряется гадить везде!
   Опатия очень красивое место на побережье полуострова Истра. Городок в зелени, а на главной площади города прямо напротив отеля "Opatija" по вечерам, когда становится совсем темно, бьёт фонтан. Весь он какой-то пушистый, похожий на загадочное мохнатое существо. Подсвеченный прожекторами, оно шевелится под порывами вечернего бриза, и мелкие капельки воды покрывают любопытных туристов.
   В один из вечерних дней, когда солнце ещё не зашло, Опатию посетило маленькое "потрясение". В город заехала большая кавалькада, автомобилей "Ferrari". Около сорока штук. Все ярко-красные и лишь небольшая их часть была лимонно-жёлтого цвета. Они окружили фонтан и прилегающие к нему улочки. Рёв от звука работающих двигателей стоял жуткий. В этот день, наверное, всё население курортного местечка собралось поглазеть на скопление совершенства автомобильной техники. В машинах сидели прекрасные дамы и солидные джентльмены в белоснежных рубахах и галстуках. Эти автомобили и люди казалось, свалились с другой планеты на провинциальное побережье Адриатического моря. Изумительные машины, очаровательные женщины, бриллианты, жемчужные улыбки, седые волосы господ, шампанское и сигары. Это великолепие продолжалось с час а затем двигатели вновь взревели, колёса завизжав содрали с себя резиновую кожу и испустив запах гари исчезли, как будто их никогда и не было. Потрясённая толпа молчала. И в тишине вечера совсем маленький похожий на козявку автомобильчик всхлипнув своими клапанами и пробуксовав рванулся за улетевшей стаей "Ferrari". Все кто наблюдал эту сцену попадали от смеха. Это тоже была свобода! Но она даже там в этом гармоничном казалось бы мире дала трещину. Нас не трогали пока не появились первые туристы из Италии. У них время отпусков начинается с пятнадцатого августа. В один прекрасный день по подсказке местных художников к нам подошёл налоговый инспектор. Я по началу принял его за клиента. После короткого и непонятного разговора он исчез и появился вместе с полицейским. Нас отвели в участок и посмотрев наши паспорта увидели туристическую визу. Виза была предлог. Нам объяснили, что у нас есть право только на отдых и работать нельзя. Бросив уютное место, где мы снимали комнату уехали в Поречь. Там мы не смогли найти даже жильё. Не было мест. Ночевали в сосновом бору и на берегу моря. Оттуда нас тоже попросили, и мы поехали в Ровинь. Это красивейшее место, где на обветренных скалах высилась средневековая крепость с узкими вымощенными нетёсаным камнем улочками, а о прибрежные камни бились покрытые пеной чистейшие воды моря. В узкой гавани, выделяясь на тёмно-изумрудной воде стояли белоснежные яхты, а на берегу рестораны и маленькие магазинчики. Надписи на итальянском языке. Мы успели нарисовать по два портрета и опять к нам подошли. Пришлось ехать ещё дальше всё ближе к Италии. Последнее место, где мы остановились, был маленький городок Новиград.
   Мы приехали туда на автобусе и целый километр шли пешком спрашивая редких прохожих где находится центр. Когда мы по страшной жаре, наконец, доползли до пустующего центра, нашу одежду можно было выжимать. Мы сели на скамейку в тени большого дерева в маленьком парке, у самого входа. Вокруг нас валялись наши сумки и этюдники. Како, а в шутку я его называл "Горный орёл", грузин моего возраста с седой шевелюрой, бородой и усами большими выразительными глазами и носом с маленькой горбинкой, сидел рядом со мной на складном стульчике и смотрел на проезжавшие машины.
   --- Смотри! --- Он показал рукой на то, что было у меня за спиной.
   Я оглянулся и увидел двухэтажный дом на первом этаже которого за большими стёклами окон висели картины.
   --- Вроде галерея!
   --- Для галереи хиловато.
   --- Может быть частная?
   Неожиданно дверь этого дома открылась, и оттуда вышел высокий мужик с чёрной бородой и шортах, из которых торчали тощие ноги. Покрутив головой в разные стороны он пропустил автомобиль пересёк дорогу и пошёл в нашу сторону. Около нас он притормозил и оглядел наши вещи.
   --- Where are you from?
   Како в растерянности посмотрел на меня и снова на длинного хорвата.
   --- Из России мы. Из Санкт-Петербурга.
   --- The artists?
   --- Yes.
   Он изучающе разглядывал наши вещи и нас самих.
   --- Would you like some coffee?
   Вот это Како понял сразу и утвердительно закивал головой.
   --- Collect the luggage .
   Я показал на вещи и вопросительно посмотрел на хорвата.
   --- Yes, yes!
   --- Како собираем вещи. Идём пока он не передумал.
   Мы быстренько взвалили на себя наши шмотки, а бородатый взял наши этюдники. Мы пересекли узкую улицу и вскоре оказались в большой комнате неправильной формы с высокими потолками. Это действительно была галерея, но и мастерская одновременно. Всё говорило о том, что здесь работают. На окнах и большом столе лежали листы бумаги, маленькие керамические изделия старых хорватских зданий, кисти в квадратных банках и карандаши. Стоял громадный и пустой мольберт.
   Как выяснилось позже, бородатый, был действительно художником. Он писал иконы и картины на библейские сюжеты. Внося в них свой только ему понятный смысл и судя по выражению его лица, дела этого человека шли успешно, уж больно сыто и довольно он выглядел.
   Как бы то не было, но хорватский художник нам здорово помог. На принте отпечатал рекламу, посадил нас около своего дома и поставил галогенное освещение. Мы с Како за неделю заработали столько, сколько я имел за месяц в жарком Будапеште.
   Около нас постоянно присутствовала жена художника. У неё было удивительное имя, Весна. Очень простая внешне она оказалась человеком тонкой натуры, умной и отзывчивой женщиной. Это классно! "Весна"! Никакой любви! Только тонкие как паутина отношения, когда женщина хочет близости и никогда её не получит.
   По утрам мы ходили купаться на дикий пляж. Под прозрачной водой наши пятки подстерегали морские ежи и каменное нагромождение уродливых валунов покрытых мелкими водорослями. Приходилось долго, согнувшись пополам на ощупь пробираться к более глубокому месту. Такое купание доставляло нам мелкие неудобства, но это была свобода, которую не променяешь ни на что на свете.
   После Новиграда мы поехали в Словению. Таможенники, посмотрев наши красные паспорта, меня с Како дальше не пустили. И это была уже "Тюрьма".
  
   Моя жена как ты от меня далека, и к сожалению бывала не ближе даже те в редкие мгновенья, когда согласие и тепло призрачным облаком накрывало нас, создавая иллюзию любви.
   Я вспомнил свою непредсказуемую зря. Это мне всегда мешает. В мыслях начинается сумбур! Я забываю куда иду и зачем! В отношениях между женщиной и мужчиной когда-то наступает момент неподвластный их пониманию. Теряется смысл! Всё что их связывало, пропадает. Остаётся лишь оболочка отношений, но не внутренняя связь. Она тает, испаряется, превращается в ни что, а я пытаюсь поймать за хвост эту потерянную связь и у меня ничего не получается. Как это происходит? Загадка! Катаклизм души, или дурь? Наверное, всё вместе!
   Валяясь на матрасе под шершавым одеялом и думая о нас с Галиной, я хотел изменить ход своих мыслей, но не мог. Помогли мне в этом деле надоевшие и липучие как пиявки надзиратели. Они появились как всегда неожиданно. Всё та же неразлучная троица. Заглянув в оконце и увидев, что я не сплю, они несколько секунд в нерешительности стояли, о чём-то тихо говоря между собой. Я лежал и гадал какую гадость они придумали на этот раз. Размышляли они недолго. В кормушке появились две пачки "Marlboro", обычная красная и лёгкая в золотистой упаковке. Мило улыбаясь, араб знаками и мимикой спросил, буду ли я курить. Не реагируя, я продолжал лежать и смотреть на их физиономии. Курить хотелось страшно. До слюновыделения и помутнения в мозгах, но я упорно не вставал. Чёрт их побери! Но так уж устроен человек, что желаемое вопреки здравомыслию представляется ему реальностью. Разглядывая сигареты просунутые в окно у меня закралась мысль, а вдруг где-то там наверху выяснили, что я обычный пассажир и разрешили дать сигарет. Я гнал от себя предвкушение аромата табачного дыма и даже закрыл глаза, чтобы не видеть соблазнительные, притягательные пачки, и вновь их открыл в надежде, что надзиратели испарились. Сгрудившись около кормушки и продолжая улыбаться они крутили перед моими глазами порочный соблазн, и в конце концов добились своего. Стараясь не выдать боли и сжав зубы, я встал. Медленно подошёл к ним и посмотрел на сигареты. Пачки были рядом и манили, блестя целлофаном. В нерешительности, боясь быть униженным, я протянул руку и через секунду услышал издевательский смех. Кто бы видел как эти дебилы чуть не падали от распиравшей их радости. В очередной раз я был обманут и даже рассмеялся в ответ, а они удивлённые моей реакцией перестали глумиться, и уставились на меня с изумлением. Доковыляв к своему матрасу, я лёг не пытаясь больше заснуть. Лежал до утра с открытыми глазами. Иногда до меня долетали приглушённые вопли. Что это было? Явь или моё воображение?
   Утром, в начале десятого опять появились надзиратели, но уже другие. Открыли камеру и громко гремя ключами вошли, оставив дверь открытой. Они не делали доброжелательных лиц. Были подчеркнуто вежливы и только. Надев наручники, повели к лифту и вскоре, я оказался в маленькой комнате, в которой кроме стула стоявшего по середине ничего больше не было. Меня посадили и жестом попросили смотреть на стену, в которой тускло блестело маленькое, грязноватое зеркало тридцать сантиметров на сорок. Я был вымотан и вначале решил, что меня будут фотографировать и только позже всё понял. Привели меня сюда для опознания. Глядя на этот прямоугольник, я представил как по другую сторону блестящей поверхности стоят неизвестные мне люди и от них зависит моё благополучие, а может и судьба. Какие фантазии могут прийти в голову человеку, испытавшему шок от двойного захвата самолёта? Вначале чеченцами, а потом спецназом. Просидел я на стуле около пяти минут, а затем меня вновь отвели в камеру.
   Оглядев своё жилище, я подошёл к зарешётчатому окну и посмотрел в голубое небо. Если арабам не придёт в голову дурацкая мысль о моей причастности к захвату самолёта, то скоро я буду по другую сторону решётки. В данный момент всё зависело от тех кто был на опознании. По жизни я оптимист, но в ней всякое бывает. Столь долгое путешествие из Турции в Россию явилось этому хорошим подтверждением. Пошли шестые сутки с тех пор как я покинул Анталию, и моя беспечность сыграла со мной злую шутку.
   За моей спиной послышались голоса и металлический звук открываемой двери. Я обернулся. Вошедших было трое. Один надзиратель, а двое других в белом. Араб с чёрными усами, у которого ранг был явно выше что-то сказал, показав на меня пальцем. Мгновенно подчинившись с меня сняли наручники стягивающие щиколотки и я вздохнул с облегчением. О чудо! Мне дали тапки с серым низом и ярко зелёными, пластиковыми ремешками. Хорошо не белые и я надеялся, что не для кладбища. У второго, безусого в руках был блокнот и авторучка. Усатый вылупил на меня глаза.
   --- What will you drink?
   --- Vodka and coffee. A hamburger. Cigarettes.
   Водку я всё равно не стал бы пить. У меня была куча дел. Мне было просто интересно, принесут или нет. Второй с серьёзным выражением как на церемонии вручения премии Нобеля всё записал в блокнот. Чуть наклонив головы они удалились, а надзиратель уже без всякого обмана протянул мне "Марлборо". Я взял три сигареты и только из упрямства, не желая быть ещё раз униженным, отказался от целой пачки. Пусть подавятся!
   После нескольких затяжек в голове появилось ощущение похожее на опьянение. Я сел на матрас и с жадностью курил, жалея что сигареты появились так рано. До этого меня посетили разумные мысли, не бросить ли вообще это вонючее занятие.
   Питья и еды мне пришлось ждать с пол часа. Я грешным делом подумал, что послали в ресторан, и когда увидел то, что мне принесли даже удивился. Бутылку "Спрайта" с арабской вязью и маленькую булочку, внутри которой мелкими кусочками белела варёная курица посыпанная невзрачной зеленью. Щедрости тюремным крысам не было предела. Даже кофе не принесли, хотя он был бы, пожалуй и кстати. Про водку я уж молчу.
   Чуть позже ко мне заглянула новая делегация. Они вошли и как-то испуганно встали рядом с дверью. Потом один из них видимо самый смелый приблизился ко мне как к прокажённому, и не прикасаясь оглядел. Лицо, руки и ноги. В тех местах, где были наручники. Осмотрев кровоподтёки они быстренько смылись, а ещё минут через десять появился арабский господин, который приказал освободить меня от оков и показал на дверь приглашая на выход.
   --- Send!
   --- Очень мило! Но куда на этот раз!?
   Я смотрел на араба в белой одежде и самодовольной физиономией с лёгкой иронией. Несмотря на то, что в его лице я получил избавления от железа, он был мне чертовски неприятен. Не внешне. Слишком холёно он выглядел и был подчёркнуто высокомерен. Этот верблюжатник сидящий на нефти излучал неприкрытое пренебрежение. Я думаю не только ко мне, а ко всем кто был на борту нашего авиалайнера.
   Мы опять поднялись на лифте, но уже значительно выше и я оказался в просторной, светлой комнате с небольшим письменным столом за которым восседал арабский чиновник и опять же в белом. Всё тот же платок в мелкую клетку, чёрные глаза, тонкий расширяющийся к ноздрям нос и пухлые с синевой губы. Он с улыбкой показал мне на стул стоящий по другую сторону полированной поверхности. Я сел. Появился ещё один. Он был долговяз и одет совсем по-другому. У него был не платок, а маленькая, белая шапочка чудом державшаяся на самой макушке и тоже халат, но не из дорогого материала, а проще. Внешность и поведение его скорее походили на облик монаха, чем на служителя местной канцелярии. Смиренное и слегка подобострастное лицо. Он положил перед собой блокнот с авторучкой и повернулся ко мне.
   --- Как вас звать?
   --- Валерий.
   --- Как ваша фамилия?
   --- Андреев.
   Отвернувшись от меня, тощий взглянул на синегубого и перевёл услышанное. Араб сидевший напротив продолжал улыбаться, записывая в тетрадь всё то что перевёл ему переводчик. И глядя на меня, что-то сказал. Длинный перевёл.
   --- Теперь мы абсолютно уверенны в вашей непричастности к тому, что произошло. Мы хотим знать, есть ли у вас претензии?
   Я наблюдал, как синегубый пишет и удивлялся, как его голова что-то ещё соображает. Писал он справа, налево.
   --- Скажите. Откуда такие познания русского? --- Говорил он без малейшего акцента.
   --- Я чеченец.
   Господи! Вокруг одни чеченцы. Куда только не сунься. Но задавать глупых вопросов не стал.
   --- Претензии конечно есть. Была ли необходимость в таком обращении? --- Я показал запястья.
   Чеченец перевёл, а араб с милой улыбкой на синих губах быстро ответил.
   --- Он говорит, что вы должны понять. Обстановка сложилась так что по-другому мы не могли.
   --- При захвате был убит турок. Без этого они тоже не могли?
   Они несколько секунд разговаривали, и длинный чеченец повернулся ко мне.
   --- Его не убили. Он только легко ранен.
   Я был слишком уставшим и его объяснение меня устроило. Были колебания в правдивости араба, но я стал сомневаться в том, что видел. Всё случившееся произошло столь быстро и в такой обстановке что даже мелкое событие могло гипертрофированно увеличиться в размерах и приобрести необычные формы. И надоело мне всё. Эти чопорные арабы, эта тюрьма с её надзирателями и белый цвет. Хотелось чего-нибудь попроще, потемней.
   --- Ещё будут вопросы?
   --- Вы согласны подписать документ, что претензий к нам не имеете?
   --- Хрен с ним. Подпишу. Всё равно ничего не изменишь.
   Некоторое время араб писал свои закорючки, а я за ним наблюдал. Потом мне дали эти бумаги, и я подписал. С таким же успехом можно было поставить роспись под собственным смертным приговором.
   Когда формальности были закончены, чеченец встал.
   --- Пойдёмте.
   Я встал тоже и появившийся тюремщик повёл меня в мою камеру. Мне не дали там задержаться и показав на стоящий рядом с матрасом одинокий ботинок вежливо попросили забрать с собой. Проводив до лифта меня спустили вниз и поставили перед железной дверью. Она открылась, и я увидел валяющихся на матрасах людей. Несколько секунд я стоял молча, а лежащие на полу смотрели на меня. И вдруг раздался смех. Все кто лежал, захохотали.
   --- Гут мен! Гут мен!
   Я был ошарашен и только секундой позже увидел того усатого парня с которым меня на джипе везли в тюрьму. Я бросил ботинок в угол и со смехом повалился на свободный тюфяк рядом с ним.
   --- Конечно гут мен! Кто же ещё!
   Мой вид наверное не мог не вызвать смеха. Всклокоченные длинные волосы, торчащие в разные стороны усы, с одним ботинком в руке и в зелёных тапках. Наш случай уникальный, но когда всё-таки происходит счастливая развязка, и люди остаются жить, разговоров и впечатлений масса.
   --- Как тебя звать? --- Я смотрел на усатого будто на родственника.
   Он протянул мне руку.
   --- Саша. А тебя Гут мен? --- И опять рассмеялся.
   --- Валера.
   --- Ну ты и личность! Одиозная какая-то! По-другому и не скажешь. В зеркало ты себя видел?
   --- Где его взять-то? Но представить могу.
   --- Попали же мы в переплёт! Сильно досталось?
   --- Видимо, как и всем. Но как ты тогда на них орал!
   --- Сейчас, наверное и вспомнить приятно? Да? Только тело вот ноет как после тренировки.
   --- Ничего себе тренировочка!
   --- Посадили только наших?
   --- Нет. Вон там. --- Сашка показал в угол камеры. --- Видишь? Они ещё и турка прихватили.
   Около дверей и чуть обособленно от всех прислонившись к стене и подогнув ноги, сидел мужчина. Ему было скучно и одиноко. Поговорить и поделиться не с кем. Наших вместе со мной ещё пять человек, и камера наполнилась звуками возбуждённой русской речи.
   --- Вообще-то арабы идиоты! Ты посмотри! Вот сколько нас здесь и никто не похож на чеченца. Даже турок и тот светлый. Ну, меня взяли понятно за что. Я ботинок искал, вместо того чтобы как мышь сидеть, и одет во всё чёрное.
   --- Какой ботинок?
   --- Я его так и не нашёл. Шарил рукой под сиденьем, тут меня по башке и долбанули. Остался только один.
   --- Мужики, вы слышите! Он оказывается ботинок искал!
   Опять раздался хохот и молодой парень с ссадиной на щеке протянул мне руку.
   --- И как? Удачно?
   --- Хрен там. В Москву приеду в тапках. А тебя как взяли?
   --- Олег на крыло выскочил!
   --- Через иллюминатор?
   Опять хохот.
   --- Нет через выход запасной. Я даже руки поднял.
   --- Тебя по этому и взяли. Не надо было поднимать.
   --- Когда эти бандиты в камуфляже напали, поневоле поднимешь! --- Олег почесал за ухом и засмеялся. --- Натуральные бандюги! Стрельбу устроили как на фронте!
   --- Хорошо, что жертв нет!
   --- А кто сказал что нет? Юрка говорит что есть.
   Юра, крепкий мужик, приподнялся на локте.
   --- Я не уверен. Был такой шум и неразбериха! Осталось нехорошее ощущение. Саня, ты видел, как турка шлёпнули?
   --- Видел.
   --- Я тоже видел. Но мне сказали, что он только ранен и то легко.
   --- Кто сказал?
   --- Араб, через чеченского переводчика.
   --- Верь ты им больше! Они что угодно скажут, лишь бы не было претензий и подписал нужную бумагу. Ты пописал?
   --- Я подписал.
   --- Я тоже. А вот Олег не стал.
   --- Не стал. Они мне могли подсунуть всё что угодно.
   --- Ты самый благоразумный из нас! Я тебе просто завидую.
   У Олега была хитрющая и умная улыбка. Он наверное правильно сделал. Пусть эти уроды хотя бы чуть-чуть помаются от неприятных предчувствий.
   --- Сегодня ночью кто-то вопил.
   --- Не то слово! Визжал как свинья недорезанная. Олег видел, когда тащили молодого парня.
   --- Чеченца? Наверное того с которым нас сюда везли.
   --- Ну да! Кого же ещё! Они открыли дверь в камеру и держали его за руки. Тот чуть не падал, весь в крови. Показали на меня, и он отрицательно замотал головой а пацана дальше потащили. Хотя какой он к чёрту пацан.
   --- А ты что?
   --- А я чуть не обделался. Думал, покажет на меня и всё. Тоже потащат.
   Стены камеры содрогнулись. Турок сидевший в углу начал смеяться. Вначале не очень уверенно, а потом всё громче и громче. Будто прорвало плотину долго сдерживаемых чувств. Мы все повернулись в его сторону и смотрели на этого молодого ещё мужчину схватившегося за живот и заходящегося в диком хохоте. Он был похож на сумасшедшего и притих только тогда, когда загремели засовы открываемой двери. Все как один повернулись к входящим. Первым вошёл надзиратель со связкой ключей. Они позвякивали у него в руках, и я не сказал бы, что звук этот был мне противен. Скорее наоборот. Он мне напомнил голос колокольчика в дверях английского паба. Это был звук свободы. Наверное, я и вспоминаю то место, в котором провёл достаточно много времени. Потом появился чопорный молодой араб в белой с широкими рукавами одежде. Он рассматривал нас как-то отстранённо и свысока, смотрел не на каждого в отдельности, а на всех сразу. Мы были для него дерьмовым недоразумением, неожиданно свалившимся на голову. Как снег во время лета и он быстрей хотел от него избавиться.
   --- Hands behind neck and go away.
   --- Переведите. Кто знает английский?
   --- Похоже, нам предлагают убраться.
   Молодой араб что-то негромко сказал надзирателю и тот услужливо улыбаясь, подскочил к Олегу и взяв за плечо осторожно подтолкнул к двери.
   --- Ну, ты! Не лапай!
   Сбросив с себя его руку, он пошёл к выходу. В светло голубых джинсах, красовках и порванной футболке, которая когда-то была белой. Араб сделал жест рукой приглашая находящихся в камере последовать за ним. Долго упрашивать нас не пришлось. Один за другим мы вышли. Я предпоследний в тюремных тапочках и с одним ботинком. За мной последовал турок.
   Всех быстро вывели из лабиринта тюремных коридоров, и мы снова оказались в ярко освещённом помещении, в котором я уже был, но плохо помнил из-за жары, боли и пота застилавшего глаза. Сейчас оно выглядело не так катастрофически. Я бы сказал даже празднично. Где-то далеко осталось унижение, состояние беспомощности и спрятанное очень глубоко чувство постоянного непроходящего страха, нависшего как гигантская каменная глыба и готовая сорваться тебе на голову, превратив в мокрое место. Сейчас всё позади. Только червяк чего-то нехорошего мерзко шевелился, не давая радоваться предстоящей свободе и всему, что она даёт. Я помнил в лицо того турка, помнил его блестящие, тёмные глаза, которые с ужасом смотрели в дуло направленного в лицо пистолета. Что он там видел? Смерть? Я не верил арабам утверждавшим, что тот только ранен. Единственное, почему я сомневался. То только одно. Он был с ними одной веры. И спецназовец не мог этого не видеть.
   Нас вывели из тюрьмы на яркую освещённую солнцем улицу. Воздух был раскалён градусов до тридцати, если не больше. Я щурился, пряча глаза за поднятой ладонью. В другой руке у меня был чёрный с толстой подошвой ботинок такой неуместный сейчас и бесполезный. Шансов найти второй, было мало и у меня появилось желание выбросить его в стоявшую рядом урну. И неожиданно ещё раз, взглянув на него мне, стало жаль оставлять его на чужой земле. Жаль как живое существо. Бред конечно, но я сильней прижал его к чёрному свитеру и пошёл за остальными к открытым дверям большого автобуса. Он тронулся, и все прильнули к стёклам, надеясь увидеть за ними что-нибудь интересное. Мелькающий пейзаж оставил меня равнодушным. Всё удивительным образом походило на жаркую утопающую в зное Магусту. Тоже небо, такие же выгоревшие на солнце дома и безлюдье. В редких прохожих, я не увидел ни одной женщины.
   --- Саня смотри. Баб нигде не видно.
   --- Я слышал, их совсем не выпускают из дома.
   --- Они, что не гуляют?
   --- Гуляют по двору как собачки, а с мужиками знакомятся через родственников.
   За окнами промелькнула величественная мечеть с высоким минаретом. Красивых зданий и зелени стало больше. Мы подъезжали к центру. Я наклонил голову и понюхал своё плечо. К запаху, который у меня был перед захватом самолёта, подмешался приторно-острый дух застарелого пота. Стало противно. Быстрей бы помыться.
   Автобус подъехал к современному не лишенному изящества зданию, к входу которого вела зелёная аллея всё с теми же толстоствольными пальмами. Это было похоже на отель и кажется не дешёвый. Я облегчённо вздохнул. Скоро будет прохладный душ и прочие прелести цивилизации. Двери автобуса с лёгким шипением открылись и я вывалившись наружу оказался нос к носу с рослым бородатым мужиком в очках. Он широко улыбался, сверкая белоснежными зубами и тянул ко мне руку. Рядом с ним стоял араб в национальной одежде с профессиональной видеокамерой "Sony". Такого приёма я не ожидал, но я очень хорошо помнил взгляд и такую же ослепительную улыбку которой обладал арабский спецназовец с упоением прыгавший на моих закованных в наручники руках.
   Улыбаясь ему в ответ я переложил одинокий ботинок из правой руки в левую и пожал его потную ладонь. Чёрт! Мне, наверное, не везло. Может быть, организм человека, испытывающий на себе постоянное влияние жары начинает работать иначе?
   Завершив процедуру этой непредвиденной церемонии, мы вступили под низкий козырёк входа. Название он носил просто шикарное, "Sheraton Medina". Стеклянные двери бесшумно раздвинулись и мы всей компанией в сопровождении эскорта из нескольких человек оказались в прохладе мягко освещённого холла.
   Сделав несколько шагов, мы остановились. Рядом со стойкой оформления документов и в небольшом от неё удалении сидели и ходили люди, в которых я без труда узнал своих попутчиков. Я стал невольно искать Анну с Галей. За время перелета, наблюдая как они переносят нервотрёпку непредвиденного приключения я успел проникнуться теплотой к этим женщинам. В периферийном уголке памяти остались последние как бы застывшие кадры. Солдатский сапог бьющий Галину спину. Где они?
   --- Что задумался? Пошли оформляться.
   Сашка подтолкнул меня к стойке рецепшина, и я занял очередь.
   --- Одни наши.
   На маленьких диванчиках действительно сидели наши. Они были везде. Солнечный свет проникал через стёкла, откуда-то сверху, освещая людей сбившихся в небольшие группы. Все тихо переговаривались, будто боясь кого-то вспугнуть. Лишь изредка как всплеск слышался чей-то голос звучавший чуть громче остальных и пропадающий под высокими сводами отеля. Откровенной радости не было. Люди будто знали какую-то тайну и боялись её разглашать.
   Я больше всего хотел помыться и получив у маленького араба ключ с брелком на котором стоял номер апартамента я пошёл в направлении показанному мне худощавым рецепционистом с яйцевидной головой. Номер находился рядом, на первом этаже. Рядом с ним на полированном, каменном полу валялась куча использованных полиэтиленовых пакетов и ещё какой-то хлам. Видимо здесь пассажиры нашего самолёта искали свои вещи брошенные на борту во время штурма. Раскидав ногой никому ненужные обёртки, сломанные авторучки и прочее тряпьё я попытался найти свой пиджак. Увы. Его там не было. Зато к величайшей моей радости я обнаружил второй ботинок, сиротливо торчавший из-под рваного белого пакета с большой красной надписью "AMBASSADOR". Поставив оба башмака рядом с дверью своего номера и открыв, я вошёл вовнутрь. Прохлада слабо освещённого помещения вызвала у меня приятный озноб. Подобрав обувь, я захлопнул дверь и огляделся. Нужно было срочно привести себя в порядок. Справедливо решив, что долго прохлаждаться нам здесь не позволят я вошёл в ванную комнату. Около зеркала лежал маленький тюбик с зубной пастой и щёткой, кусок мыла и шампунь. "Смотри-ка! Всё как у людей"! С брезгливостью я стянул с себя свитер, джинсы и футболку. Снял носки, оглядел их с разных сторон и без жалости бросил на кафель. Заниматься их стиркой я не желал. Забравшись в ванну, я открыл воду и немного повозившись со смесителем, сделал нужную температуру. Зажмурившись, я подставил лицо под тёплые струи и замер, ощущая каждой клеточкой их прикосновения. Несколько минут я стоял не шевелясь впитывая забытые ощущения. Очнувшись, я выдавил шампунь и с яростью намылил волосы. Стекая с плеч, пена приятно ласкала тело и на несколько секунд заставила забыть место, в котором я нахожусь. Перед глазами, сквозь потоки воды мелькнули кисти рук с кровавыми следами от наручников. Выйдя из под душа я оглядел своё тело. Фиолетовые синяки покрывали плечи, руки и грудь. Я посмотрел вниз. В месте щиколоток красными кольцами ноги обвили уродливые обруча.
   Сволочи! Я сплюнул в угол ванной и протянув руку взял футболку и плавки. Маленьким кусочком мыла с трудом создал некое подобие пены и стал стирать. Вода грязно-бурого цвета с хлюпаньем пропадала в горловине стока, доставляя мне ни с чем несравненную радость. Глупо конечно веселиться по такому поводу.
   Гигиеной я занимался не долго. В любой момент могли позвать на выход. Выйдя из под душа я вытерся и прихватив выстиранную футболку вошёл в номер. Как её высушить? На тумбочке рядом с кроватью стояла лампа. На неё я и водрузил свои тряпки. Наблюдая как от температуры начали подниматься лёгкие испарения я с чувством выполненного долга растянулся на большущей кровати и только сейчас почувствовал настоящую усталость. Отяжелевшие веки закрывались сами по себе. Я с трудом заставил себя сесть. Нужно было позвонить в Москву. Поблизости стоял телефон, а рядом аккуратненько лежала тоненькая книжечка с телефонами сервисных служб на английском и арабском языках, записная книжка с названием отеля и весьма симпатичный проспект, на котором стояла надпись по-английски. "Привилегированная форма регистрации гостя". Внутри были телефонные номера, через которые можно было дозвониться в различные государства. То, что там не будет России я даже не сомневался. Но не было там ни Германии, ни Франции и вообще, ни одного государства где доминирующей религией стоял не Ислам. Сирия, Оман, Танзания и даже Зимбабве бывшая Южная Родезия были в этом скудном списке. Звонить в Москву, я не мог и покрутив в руках листок для "Привилегированных" я решил оставить его себе на память.
   Лампа медленно испаряла влагу с футболки, а я лёжа на кровати наблюдал за этим процессом. Ну что же сегодня я ещё кажется жив. Посмотрим, что будет завтра. Сейчас мне было на всё наплевать. Я понял одно. Загадывать и прогнозировать свою жизнь занятие дурацкое. За каждым поворотом судьбы нас ждет, притаившееся лохматое чудище по кличке "Рок". Вздохнув, я устроился удобней. Так можно стать законченным фаталистом.
   Стоявший рядом телефон как бы пробуя свои силы, звякнул один раз, а затем разразился пронзительным воплем. Поморщившись, я снял трубку. Кому я нужен? Мужской голос скороговоркой выпалил какую-то тарабарщину и послышались гудки. Что ж, меня кажется, решили вспомнить. Я посмотрел на лампу, от которой шёл пар. Рановато. Хотя бы ещё с пол часика понежиться и подсохнуть.
   Лёжа на спине я откинул руки назад и схватившись за спинку кровати выгнулся всем телом. Пора. Отдыхать буду в Питере. Был солнечный день, семнадцатое марта и Бернхард сегодня улетает, а я безнадёжно опоздал. Теперь можно не торопясь и оглядеться, хотя я не видел собственно в какую сторону и смотреть. Южные государства мне до чёртиков надоели. Летний Будапешт, зимний Кипр, летний Кипр, Турция, а теперь вот и Саудовская Аравия. Охренеть можно! В Норильск бы опять.
   Я встал и подойдя к лампе пощупал футболку. Она была ещё сильно влажна, но тепла. Высохнет на мне. Одевшись, я огляделся вокруг. Не забыть бы чего. И погасив свет вышел из номера.
   За время моего отсутствия в холле, там, где блуждали мои соотечественники, ничего в корне не изменилось.
   --- Ты где так долго ходил?
   Я не заметил, как ко мне подошёл Саня. Он возник, откуда-то сзади заставив меня вздрогнуть. Его мрачное лицо меня удивило.
   --- Приводил себя в порядок. А ты что такой кислый?
   --- Пошли, перекусим. В ресторане для нас устроили шведский стол. Там и поговорим.
   Из зала в котором сидели наши собратья мы спустились по короткой лестнице в ресторан. Это был большой овальной формы зал с высоким сводчатым потолком, откуда косыми потоками лился солнечный свет. Кабак утопал в зелени. На возвышении, почти у стены в окружении цветов ярусами стояли подносы со всевозможными яствами. Почти всё было съедено, но нам хватало с избытком. Составив еду на стол мы сели. Саня казалось, мрачнел с каждой секундой. Вопреки этикету я положил локти на стол и водрузив подбородок на свои кулаки уставился на него.
   --- Что случилось? Нас опять хотят запихать в тюрьму?
   --- Хуже.
   --- Господи! Что может быть хуже!?
   --- Стюардессу убили. Юлю.
   Я смотрел на него и сказанные им слова до меня просто не доходили.
   --- Когда?
   --- Здесь. Во время захвата арабским спецназом.
   Юля! Юля! Я вспомнил её лицо искажённое яростью, когда она ставила на место взбунтовавшихся турков. Если это правда, то в этой жизни справедливости нет.
   --- Как это случилось?
   --- Говорят в самом начале. Она открыла им люк, а эти быки без разбора открыли огонь.
   Мне совершенно расхотелось есть и я вяло ковырялся в тарелке с какой то рыбой.
   --- Взрывчатка у них была?
   --- Говорят что нет. Захват оказался блефом.
   Нас всех обвели вокруг пальца как детей и столько неоправданных жертв. Мне стало тошно. Кто знал!
   --- Кофе здесь дают?
   --- Да. Там где наши сидят.
   --- Не могу я есть. Подожди, сейчас кофе приду. Тебе захватить?
   --- Да и покрепче.
   Я встал и пошёл в зал, где оформляют документы. Мерзко. Ну, арабы! Ну и козлы! Бак с кипятком я нашёл сразу. Он стоял в центре зала. Рядом на подносе стояли стаканы и лежали пакетики с чаем и кофе.
   --- Привет!
   Ко мне подошли двое. Один высокий и полноватый с короткой стрижкой. Второй чуть ниже. Обычные парни среднего достатка. Долив второй стакан и поболтав в нём ложкой, я посмотрел на них с любопытством.
   --- Привет!
   После того, что я узнал, общаться мне не хотелось, но и отталкивать этих ребят желания не было.
   --- Пойдём в ресторан. Меня там ждут. И не получив согласия спустился вниз, а они последовали за мной.
   Около нашего стола собрались люди, и я узнал в них своих сокамерников. Они были мрачны.
   --- Решили перекусить?
   --- Надо бы, да в глотку ничто не идёт. Ты слышал?
   --- Конечно.
   --- Хотим выпить, но у них не подают.
   Я протянул Сашке стакан и не присаживаясь сделал глоток.
   --- Кофе пейте. Канадцы провели исследования. Говорят, что те, кто пьёт чёрный кофе и курит, раком не болеют. Эта отрава убивает раковые клетки.
   --- Слушай ты их больше исследователей этих. Ты знаешь Валера, убили не только стюардессу. Турка тоже.
   --- Откуда информация?
   --- От баб вестимо.
   --- Им верить не всегда можно.
   --- Не скажи. Она из первого салона. Говорит, что сама видела.
   --- Причём здесь первый салон. В турка стреляли во втором. Или ещё один есть?
   --- Нет. Только этот.
   --- Давай присядем. Вы меня совсем запутали. Тащите стулья от других столов.
   Я придвинулся ближе к Сашке и освободив место для других посмотрел на молодых ребят вид у них был какой то сконфуженный.
   --- А вы что скисли?
   Парень, который был повыше, посмотрел мне в глаза и чуть улыбнулся.
   --- А ведь мы тебя чуть не подставили. Там, в тюрьме, на опознании. Я почему-то всё время думал, что ты с ними с террористами. Весь в чёрном. И вёл ты себя как-то не так. Уж слишком спокойно.
   --- А, что? Нужно было биться в истерике?
   Саня усмехнулся сквозь усы.
   --- Я же говорю, одиозная личность.
   --- Что у вас про меня спрашивали арабы?
   --- Не только про тебя. Про всех. Имеете ли вы отношение к террористам.
   --- Представляешь Гут Мен, чтобы они с тобой сделали, болтни ребята лишка?
   --- Уж представляю. Их хлебом не корми только дай над христианином поглумиться. Как же промолчали?
   --- В последний момент сомнение взяло. Уж больно замучен ты был.
   --- Вот спасибо. Сейчас нет сомнений?
   Саня вновь усмехнулся.
   --- Хватит уж. Оставь ребят в покое. Каждый волен думать о другом всё, что хочет. Не сказали и на том спасибо.
   Так то оно так, но у меня к этим сытеньким появилось лёгкое чувство неприязни. Скорее всего, потому что на какой то миг я был в полной зависимости от этих пацанов и моя жизнь висела на волоске. Если бы они ляпнули, что я по их мнению террорист то следами от наручников уж точно не отделался бы и последствия могли стать дерьмовыми. Политика дело грязное. Если бы они меня изувечили, то живым отдавать мою персону этим уродам не было бы смысла. Проще убить и сослаться на несчастный случай.
   Ребята встали.
   --- Ну, мы пойдём.
   --- Как хотите.
   Они встали в нерешительности помялись, чувствуя неловкость и через несколько секунд ушли.
   --- Зря ты так. --- Саня сделал глоток кофе. --- Они не виноваты в том что не оказались с нами в тюрьме. А подозрения могут быть у каждого из нас.
   --- Ладно. Я собственно ничего особенного не сказал. Я им даже благодарен.
   --- Да уж. Благодарность из тебя так и прёт.
   Я откинулся на спинку стула и посмотрел ввысь на ажурную конструкцию потолка. Во мне сидела и наслаждалась своим преимуществом тихая тварь апатия. Калейдоскоп сменяющихся декораций и ощущений опротивел. Захотелось домой, в тёплую, мягкую кровать к такой же тёплой и мягкой жене. Догадалась ли она, что я был на борту этого самолёта? Вряд ли. Слишком мало шансов попасть в подобный переплёт. Такие ситуации мы видим только в кино. Уж так человек устроен. Он не в состоянии вместить все человеческие страдания в свой маленький мир, и даже боль близких людей кажется далёкой. Например, зубная.
   Олег с Юрой встали.
   --- Мы пойдем, прошвырнёмся.
   --- Сильно там не напивайтесь.
   Олег засмеялся и придвинул стул ближе к столу.
   --- Было бы чего и с кем, а уж я то непременно напьюсь.
   --- Сомневаюсь, я что-то. Не хрена ты здесь не найдёшь. У них наверное по Корану сухой закон.
   Неожиданно в широком проёме разделяющего зал регистрации и ресторан, появилось несколько женщин. Их было три. Две полных, а одна уж больно тоща хотя и в ней, судя по сверкающим глазам жару было хоть отбавляй. Такие одержимые с энергией и неукротимой жаждой действий есть почти в любой компании. Возвышаясь на верхней ступени в ресторан и осматриваясь, они были похожи на стаю коршунов ищущих добычу.
   --- Смотри Сань, сейчас подойдут.
   И действительно одна из них, упитанная, выше среднего роста и с обликом торговки взмахнула рукой, показывая в нашу сторону. Они стали к нам приближаться похожие на разномастных уток.
   --- Вот вы где! А мы ищем, ищем!
   --- И не можете найти? Дамы, у вас к нам дело или вы хотите просто размяться? То есть поболтать.
   --- Что за шутки!? Люди погибли! И мы хотим написать заявление о моральной компенсации. Ведь вы же были в тюрьме?
   Я встал.
   --- Да, были. Только я лично не думаю, что нам заплатят. Даже мизер. Наши благотворительные фонды организовываются не для того, чтобы кому-то помогать, а для того чтобы кого-то обобрать. И вообще кому вы хотите предъявить претензии? Авиакомпании, арабам, нашему правительству или кавказцам? Стать жертвой террора и попасть в горах под обвал, это почти то же самое. Никто за действия чеченцев кроме них самих отвечать не будет и вряд ли захочет.
   Худощавая вытаращив глаза выступила чуть вперёд. Казалось они, прямо сейчас выпрыгнут из орбит.
   --- Конечно авиакомпании. Кому же ещё? Ведь мы застрахованы! Ведь с этих арабов ничего не возьмёшь кроме анализов.
   --- Здесь вы ошиблись. Кроме анализов у них много что есть.
   Сашка развалясь на стуле сидел болтая ложкой в пластиковом стакане..
   --- Есть, да не про нашу честь. А со страховкой тоже лажа. Наш рейс супер экономичный. Вы лучше скажите. Стюардессу с турком точно убили?
   Женщина молчавшая до сих пор вздохнула и мы посмотрели в её сторону.
   --- Да. Я была близко. Она только и успела сказать. "Я покойник".
   Опустив глаза и взглянув на свои запястья, мне стало неловко, что я так много думаю о своих травмах.
   --- Пойду, пройдусь.
   На самом деле мне захотелось посмотреть на своих попутчиц. С того момента, когда нас таким бесцеремонным образом разлучили, их я больше не видел. Поднявшись в зал регистрации, я огляделся. Почти все пассажиры нашего самолёта были здесь, но девочек там не было. Испариться ведь они не могли? Я прошёл весь зал, вдоль и поперёк заглядывая в "Гости" к сгруппировавшимся людям. Все они неожиданным образом сблизились. Пусть временно, но на какое-то короткое время между ними пробежала искра доверия и взаимной симпатии. Эх люди, люди! Пройдёт всего несколько часов и вы все за малым исключением забудете друг про друга. Жизнь и время растащат зыбкие воспоминания по затаённым уголкам вашей памяти. Вы всё реже будете вытаскивать на поверхность сознания и самолет и его экипаж и ту боль и тот страх который испытали в воздухе и на святой земле когда сила торжествовала над мыслью.
   Вдруг появилась женщина. Вся какая-то слегка взбаламошенная и жутко деловая.
   --- Граждане! Никуда не расходитесь! Скоро нас повезут в аэропорт! Там находятся ваши вещи. Разберетесь, а потом в самолёт и домой в Москву. Если есть товарищи желающие вернуться в Стамбул подойдите к регистрационной стойке.
   Поодаль от меня стояли две дамочки, хорошенькие такие аж слюни текут. Высокая, стриженая блондинка с карими очень живыми глазами и бюстом как у Деми Мур, а рядом с ней зеленоглазая красотка с бронзовым загаром и прямыми до плеч русыми волосами. Блондинка надула безупречные губы.
   --- Светик! Мы для них теперь товарищи! А в Стамбуле блядьми были.
   Светик вертела в руках блестящую зажигалку.
   --- Мы что в Стамбуле бляди, что в Медине. Только здесь нам за это матку вырежут и на солнце выставят.
   Это была правда. Для них, Саудовская Аравия сволочная страна, да и для меня немногим лучше. Слушать, как они изливают друг другу душу относительно своей профессии я не стал и пошёл к уютной нише с мягким диванчиком.
   Не успел я насладиться покоем этого тихого места и пяти минут, как закрутилось всё и завертелось. Нас пересчитали как баранов, и повели на выход. На улице стояло три автобуса. Не туристических, а обычных городских. Арабы не стали изощряться и подавать приличные машины. Кто мы были для них. Неверные, с катастрофическим достатком. Нашим рейсом летели трудяги экономившие буквально на всём, челноки зарабатывающие на перепродаже кожи, проститутки которые обязаны раз в месяц пересекать границу чтобы, вернувшись в Турцию вновь заняться своим ремеслом. Случайные попутчики, которым не достался билет классом выше и турки искавшие себе работу в России и захотевшие вернуться туда откуда вылетели. Ну, и я затесавшийся в эту компанию. Бродяга хотевший заработать и опоздавший как всегда. Англичанин свой вылет домой откладывать не будет. Портреты он не видел и не знает, стоит ли ему откладывать своё возвращение в Лондон. Я собственно успокоился и перестал дергаться, постоянно глядя на часы. Для кого-то это приключение стоило жизни для других опозданием на работу, а для меня денег. И это не самая большая потеря.
   В автобусе места на всех не хватило. Мы с Сашкой стояли около центральных дверей и слышали, как разрастается микро скандал в начале салона рядом с водителем.
   --- Молодая, а уступить места не хочешь!
   Склока совершенно пустая и глупая. Толстая, нахальная тётка требовала к своей персоне уважения, а не менее нахальная но с хорошей фигурой девица, пыталась обороняться, приводя в свою защиту совсем не робкие оправдания.
   --- А почему я должна уступать? Ты инвалид?
   --- Ты мне не тычь! Соплива ещё! Да ты посмотри на себя! Как одета! Юбка до пупа и размалевана как клоун! И надо ещё посмотреть, чем ты занималась в Турции!
   --- Если бы ты жрала поменьше и не отрастила такую задницу, то занималась бы тем же самым! Старая стерва!
   Недалеко от нас стояли те двое, которые были на опознании в военной тюрьме. Высокий парень смеясь, помахал девице рукой.
   --- Девушка идите к нам. У нас тут место есть.
   Девица бочком протиснулась к молодым ребятам и уселась, поджав губки рядом с ними. Гордая и независимая. Она видимо пыталась в своей жизни схватись жар птицу именуемой успех довольно тривиальным образом. Для неё возможно, единственным. Судить её не может никто. Да и зачем? Всё в нашем мире имеет равновесие и долго зарабатывать, получая при этом наслаждение, удаётся немногим.
   Нас долго не отправляли. Кого-то потеряли. Наконец с лёгким шипеньем двери закрылись, и автобусы покатили по дороге в аэропорт. Было около одиннадцати часов утра.
   Когда они вновь открылись, я волей судьбы оказался первым из выходящих. На улице я оказался в ботинках и зелёных тапочках под мышкой. О Боже! Я снова столкнулся с бородатым и очкастым арабом в белой одежде. Увидев меня, он расплылся в радушной улыбке будто встретил родственника и полез со своими рукопожатиями. Опять потные руки та же видеокамера и угодливые гримасы встречавших нас представителей власти. Я тоже состроил на своём лице некое подобие радости от новой встречи, но целоваться не собирался, уж больно они мне были противны в своём лицемерии.
   --- Пошли быстрей.
   Саня потянул меня за рукав и не оборачиваясь мы пошли за остальными пассажирами к стеклянным дверям аэровокзала. Войдя, я огляделся. Зал не очень крупных размеров и стеклянные стены с видом на далёкие горы. В углу громоздилась приличная куча, сваленных как попало вещей. С робкой надеждой я подошел в надежде найти портреты, сумку, где был фотоаппарат и свой пиджак. Шмоток было много. Они бесформенной горой возвышались, придавая залу ожидания, вид частично убранного сарая. Только в центре, как в кинозале стояли ряды сидений. Чего в этой куче только не было. Полиэтиленовые пакеты набитые чёрте знает чем, коробки, авторучки, аудио кассеты и даже спутниковый тюнер фирмы "Philips", рядом с которым валялась пачка презервативов. Вместе с пассажирами я приступил к поиску. Коробку с холстами я нашёл почти сразу и первым делом посмотрел, не порвали ли их. Всё было в порядке. Сумку я обнаружил тоже. Она спряталась в куче наваленных вещей и пакетов. Немного позже чуть поковырявшись, я вытащил на свет божий и пиджак. Он имел сильно пожёванный вид и встряхнув его за ворот как паршивого, нашкодившего кота я захотел оставить его здесь. Меня взяло сомнение, стоит ли эту вещь брать с собой. Но в Москве не в Саудовской Аравии и там холодно, а я даже не был уверен, что меня встретят.
   Я сел на одно из кресел положил рядом сумку и открыл. Первое что меня интересовало, здесь ли фотоаппарат. Он был на месте. Пропали только два блока американских сигарет и гелиевая авторучка. Мне повезло, а кто-то причитал. По залу металась женщина, у которой исчезла жутко дорогая шуба, а ведь кто-то потерял жизнь и его уже перестало волновать абсолютно всё.
   Постепенно люди успокоились, пили чай, ели бутерброды, которые раздавали бесплатно и болтали. Все ждали самолёт, а я пытался найти Галю с Анной. Нашёл не, я их, а они меня, подойдя сзади и легонько хлопнув по плечу.
   --- Приветик! Ты куда пропал?
   Они стояли рядом и улыбались. Две полнушки, две подружки. Щёки у обеих были чуть краснее, а в глазах чуть больше блеска.
   --- Валера. Ты хочешь выпить? У нас есть немного.
   Я конечно хотел, но не мог. У меня даже не было денег на билет, чтобы добраться из Москвы в Питер и голова для этого должна быть ясной. Если я выпью то всё что я везу, может просто исчезнуть, как когда-то в Симферополе исчез полный чемодан с моими вещами. Но они не имели и тридцатой части стоимости того, чем я сейчас обладал.
   --- Девочки! Вы уж меня извините! Не могу, да и не хочу.
   Я стукнул ногой по коробке с портретами.
   --- Фу! Какой ты неинтересный! Может быть совсем чуть-чуть? А?
   Галины глаза вспыхивали в полумраке зала.
   --- У нас хорошая штука! "Рэд Лебел"!
   Краснощекая Анна приблизилась почти вплотную, обогрев дыханьем разгорячённого тела.
   --- Валерка, давай!
   --- Нет девочки! Не буду!
   --- Хватит Анна. Прекрати. Если человек не хочет не насилуй.
   Галя взяла меня под руку.
   --- Где ты всё-таки был?
   --- В тюрьму засадили.
   --- Господи! Они, что здесь совсем обалдели!? --- И чуть отодвинувшись, изучающе на меня взглянула. --- Это просто безумие!
   --- Не меня одного. Ещё пятерых.
   --- И как там у них?
   --- Вполне пристойно. Только курить не дают и есть.
   --- Ну ладно! Теперь кажется всё позади. Скоро дома будем. --- Она вновь посмотрела на меня. --- Почему ты всё-таки не пьёшь?
   Я вплотную наклонил к ней голову.
   --- Подшитый, я.
   --- И, что? Прекратить эту подшивку никак нельзя?
   --- Можно в любой момент. Капсула есть, но я не хочу больно заводной.
   --- Когда приедешь домой будешь?
   Я отрицательно покачал головой.
   --- Вряд ли. Мне и так хорошо. Бывает правда, накатывает, но не надолго. Вон Саня идёт. Вместе были.
   --- Здравствуйте. Скоро вылет. Говорят самолёт уже здесь.
   Подошла Анна и взяла Галю за руку.
   --- Вы поболтайте, а мы пойдём. --- Она повела её к группе людей, возле которых два турка с видеокамерой брали интервью у одного из пассажиров.
   --- Может по кофею.
   --- Давай. Делать всё равно нечего.
   Мы взяли по стаканчику кофе и пару булочек. Сели в не очень удобные кресла и закурили. Говорить я не хотел. Остаться бы одному, но это сейчас было совершенно нереально. Сашка тоже молчал. На него сильно подействовала смерть стюардессы, и он частенько впадал в задумчивость. Короче мы с ним совершенно не мешали друг другу пустой болтовней, и каждый мог ковыряться в своих чувствах сколько хотел. Мы прошли ещё один этап. Россия стала чуть ближе и всё так же была далека. И всё напоминало идиотский сон, в котором бежишь и не можешь стронуться с места. Будто ты белка в колесе и оно вращаясь держит тебя в своих металлических прутьях. Менялись лишь декорации как в театре, иллюзорно заставляя верить, что всё скоро кончится. И действительно наша эпопея за три девять земель, похоже, подходила к финишу. Нам объявили о начале посадки, и пассажиры потянулись к стеклянным дверям ведущим на взлётное поле.
  
  
  
   Глава 15
   Я, да и остальные, наверное, ожидали увидеть если не правительственный самолёт, то нечто подобное и не ошиблись. Ждал нас Ил-62 с гордой надписью "Россия". Не первой так сказать свежести, но и не последней. Поднявшись по трапу, я сразу повернул направо во второй салон в надежде, что там есть места для курящих. Как это было знакомо. Предстартовая суета и даже смех. Все будто забыли в какой ситуации они находились совсем недавно. Но отпечаток несчастья витал в воздухе, оставляя ощущение непоправимого. Мы все кто сейчас был здесь, стали чуточку другими. Не по отношению друг к другу. Нет. Внутренне. Думаю что конечно не все. Люди, которым по роду деятельности приходиться часто путешествовать, испытывать неудобства, проблемы с полицией и таможней всегда начеку. Они внутренне мобилизованы и ожидая неприятностей всегда к ним готовы. Поэтому для некоторых захват самолёта вначале чеченцами, а потом арабским спецназом оказался лишь чуть более эмоциональным приключением, а для других настоящей трагедией и они не стали забирать даже свои вещи так и брошенные валятся бесформенной грудой в зале ожидания. Для каждого из нас свои ценности.
   --- Валера! Иди к нам! Мы тебе место заняли!
   Меня звала Галя. Она встала на цыпочки и махала рукой. Я вначале хотел сесть к ребятам, но взглянув на разгорячённое лицо своей соседки передумал и стал протискиваться к ним.
   --- Как сядем?
   --- Менять ничего не будем.
   Я устроился около прохода и окинул взглядом салон. Самолёт был лучше прежнего, но тоже старый. Обивка на креслах особенно на сгибах была протёрта. Ничего нового, но не было ничего и страшного. Лишь бы долететь.
   Турбины самолёта зазвучали громче, и он медленно стал выруливать на взлётную полосу. Я поймал себя на новых предстартовых ощущениях. Раньше перед взлётом меня охватывало приятное возбуждение с примесью лёгкого опасения и интереса. Сейчас мне было на всё наплевать. Самолет, разогнавшись легко оторвался от бетона и круто пошёл вверх. За иллюминатором скользнули далёкие вершины гор и пропали.
   На этот раз нас обслуживали стюарды. Ни одной женщины. Не знаю в чём причина. Обезопасить? Но полёт с террористами убедил меня, что женщины в экстремальных ситуациях действуют тоньше и дипломатичней. Только с женщинами они пошли на переговоры, открыли двери самолёта, дали воду, подвели воздух и разрешали курить. Со стюардами, вероятно, не стали бы вообще иметь дело, и всё могло закончиться более плачевно. Мужчина сила, а женщина чувство. В таких ситуациях лучше полагаться на интуицию чем на голый разум. Я всегда относился к слабому полу с чувством лёгкого трепета. Последний полёт убедил меня ещё больше в их прекрасной приспособляемости и тонкой организованности. Этот библейский миф о создании женщины из ребра Адама был, вероятно, создан в угоду сильному полу. Наверное, всё обстояло несколько иначе. В современном мире женщинам проще жить, прикрываясь мужчиной как щитом и делать свои дела, окутавшись покрывалом беспомощности. Они хитрей и этого не скрывают, считая мужиков неполноценными. Пусть уж! Нам никогда не встать на один пьедестал. Мужчине покорять, женщине отдаваться. Разная психология. Это как две чуждые религии, проповедующие разные ценности никогда до конца не понимающие друг друга, но живущие во имя одной цели. Созданию новой жизни.
   Жизнь жизнью, а я как полный идиот пытался найти в них самое лучшее, натыкаясь на стену внутреннего недоверия и отторжения. Мне видимо не везло. Доставались создания с животными на уровне пищеварительного тракта инстинктами. Им нужен был лишь секс, деньги и еда. Наверное, приятно жить по неписанным законам дикой природы и чувствовать свою причастность к многоликому стаду живых существ и размножаться, размножаться, размножаться, совсем забыв к какой породе относишься.
   --- О чём мечтаешь?
   --- Не мечтаю, я. О женщинах думаю.
   Галя блеснула в мою сторону карими глазами.
   --- И что интересно ты думаешь?
   --- Вообще ничего плохого. Пожалуй, только хорошее. О том, как здорово, что в том полёте у нас были стюардессы, а не только стюарды.
   --- Ты это серьёзно?
   --- Вполне.
   --- А, я думала иначе. Были б мужики, обошлось бы без жертв.
   --- Сомневаюсь, я.
   Самолет набрал высоту, и появились стюарды, катя перед собой тележки с едой и напитками.
   --- Галка. В таких ситуациях сила ничего не решает. Хорошо, что у них не было взрывчатки и оружия, только топор да пара ножей.
   --- Хватит про это. Надоели мне и террористы и всё, что с ними связано. Жаль, что ты не пьёшь. Знаешь. Запиши-ка мой телефон. Будешь в Москве, позвони. Хорошо?
   --- Давай. Позвоню обязательно.
   --- Авторучка есть?
   --- Нет. Арабы свистнули.
   Она открыла сумочку и порывшись достала карандаш с листком бумажки.
   --- На, записывай.
   Под её диктовку я записал номер её московского телефона и отдав карандаш посмотрел назад где сидели ребята. Сашка жестом показал, что хочет курить, а я ему на табличку со светящейся надписью запрещающей это делать. Идти дымить, я не хотел, нужно было вначале поесть. В отеле мне эта восточная еда встала поперёк горла. Хотелось нормального мяса, а ещё лучше свинины.
   --- Ты не вегетарианка?
   Галина посмотрела на меня, удивлённо подняв брови.
   --- Конечно нет! Я ещё не сошла с ума.
   --- В таком случае моей жене пора в психушку. Она уже давно не ест мяса. Только рыбу и фрукты.
   --- В Турции это реально, а в России нет. У нас уж больно дорого одну траву жевать. Мне бы что-нибудь попроще да посытней.
   Пьяненькая, разрумянившаяся Анна через Галю наклонилась ко мне.
   --- Валер! Пойдём курить!
   Я посмотрел на приближающихся с едой стюардов. Они были ещё далеко.
   --- Хрен с ними! Рискнём! Неужели после всего, что случилось нам, запретят немного нарушить их правила?! Я пойду первый, а ты за мной.
   Я пошёл в хвост самолёта, открыл дверь ведущую к туалету и попытался его открыть. Она была заперта изнутри. Рядом находилась ещё одна. Не раздумывая, я нажал ручку и чуть не оглох. Гул от работающих двигателей стоял невыносимый. В углу маленького помещения в унисон вибрации корпуса бренчала банка. Для куренья самое подходящее место. Не успел я вытащить сигарету, как появилась Анна.
   --- Боже! Какой шум! --- Она сморщила маленький носик. --- Как в преисподней!
   --- Ты там была?
   Она засмеялась. --- Нет ещё! И дай бог никогда не буду! --- Перекрестившись достала сигаретку и взяв меня за кисть руки прикурила.
   --- Ты Москвичка?
   --- Совсем даже нет.
   Открылась дверь, и вошёл стюард. Посмотрел на нас и усмехнулся.
   --- Курить здесь нельзя.
   Анна ему подмигнула и тоже улыбнулась.
   --- Милый, а где же можно?
   --- Нигде здесь нельзя. --- И помедлив, взялся за ручку. --- Курите. Только тихо.
   --- Мужик, а ты с понятием! Спасибо!
   Только он нас покинул, как появились новые любители нарушать правила и законы. Зашла девица, не поделившая с толстухой место в автобусе. Она вошла с молодым парнем держась за его руку, а затем в приоткрывшейся двери показался Сашкин нос, а за ним и Юрка. Стало веселей и сгладило неловкость от нашего с Анной уединения. Дело не в том, что она мне не нравилась просто события последних дней выдавили из меня всякое желание заниматься флиртом. Впечатлений было масса и мне хотелось остаться одному, что бы переварить нахлынувшую на меня информацию. Пошли шестые сутки моей невольной бессонницы, и сносно я себя чувствовал лишь тогда когда молчал.
   --- Пошли? Здесь стало тесновато.
   --- Пойдём.
   Мы затушили сигареты и стали пробираться на выход. Людей заметно прибавилось и похоже запрет на куренье абсолютно не действовал. Русские и отличаются от других наций тем, что в своей неистребимой жажде нарушать законы побили все рекорды. Браво! Мы с Анной пошли к своим местам.
   --- Может, выпьешь чуть, чуть? А?
   --- Нет. Не хочу.
   Усадив свою подружку по несчастью к окну, я сел в кресло и стал ждать приближающуюся еду. Когда я её получил, то испытал лишь давно известное чувство. Мне сразу расхотелось есть. Не потому что то, чем меня хотели накормить было не вкусно или имело отвратительный вид. Нет. В самолёте этим заниматься просто неудобно.
   Я постарался покончить с едой как можно быстрей и вытерев губы встал. Саня с Олегом смотрели на меня и улыбались.
   --- Ты куда?
   --- Пойду посмолю.
   --- Мы тоже.
   Гудящее помещение в конце салона, похоже нашло своё истинное предназначение. Там совершенно нечем было дышать от плотных слоёв табачного дыма. Экипаж решил не стеснять нас и пошёл на уступки.
   За мной в узкую дверь протиснулись ребята.
   --- Ты как? Не успел схулиганить?
   --- С кем?
   --- Смотри-ка на него! Будто не понимает!
   --- Ребята хватит придуривать.
   --- Выпить бы. --- Сашка мечтательно поднял глаза к верху.
   --- У моих соседок, кажется есть.
   --- Что?
   --- Шотландское виски.
   --- Может попросишь. Уж больно горит всё!
   --- Ты, что с похмелья?
   --- Нет. Просто состояние.
   --- Они мне предлагали. Я отказался.
   --- Вот дурак! Попроси для нас.
   --- Неудобно как-то.
   --- Брось. Бабы классные. На вскидку видно. Дадут.
   Сделав последнюю затяжку я потушил в стакане окурок и пошёл на выход.
   --- Попробую.
   Не хотел я просить у девочек спиртное. Получалось, будто я пользуюсь их расположением. Но может и действительно ничего страшного. Они русские, поймут. Я не уверен, что какая-нибудь немка даст незнакомым мужикам выпить.
   Я сел рядом с Галей. С чего начать?
   --- Галь. У меня тут к тебе дело такое.
   Она повернулась.
   --- Что за дело?
   --- Ты извини за наглость. Ребята хотят выпить У вас вроде было?
   --- Ну, это не наглость. Нам с Анной уже хватит. Как дадим ребятам? --- И не дожидаясь ответа вытащила откуда-то снизу бутылку с красной этикеткой.
   --- На.
   Я взял, посмотрел на свет и развернувшись протянул Сашке.
   --- Держите пьяницы.
   Неожиданно, я почувствовал лёгкое прикосновение к своему плечу.
   --- Подписывать будете?
   Мне протянули листок с требованием компенсации. Я, даже не читая, поставил подпись и написал номер своего телефона. Мои соседки тоже подписались.
   --- Галка ты веришь в то, что нам заплатят?
   --- Нет. Это было бы очень хорошо. Но у нас такого просто быть не может.
   Лететь было скучно и хотя торопиться мне было уже некуда я постоянно смотрел на часы. Но время это такая штука, что подгонять его не имеет никакого смысла, так же как и сжимать воду. Я не знал, что меня ждёт впереди, но был уверен, что опоздал, уверен, что с женой не поставлена точка лишь временно и мне осталось с ней жить только до её возвращения домой. У меня очень хорошая интуиция и как бы я не пытался закрывать глаза на свои озарения мне от них никуда не деться они это делали без меня по своей инициативе. После пережитых приключений Галина от меня стала ещё дальше. В Турцию я возвращаться не хотел, но мне надо было привезти жену в Россию.
  
  
  
   Глава 16
   Я посмотрел на часы и повозившись с кнопками переставил время на московское. Было 16-32, и самолёт пошёл на посадку. Облака стали быстро приближаться, превращаясь из безликих кусочков серой ваты в сказочное нагромождение прекрасных футуристических скульптур. Сдавило голову и с ушами начали происходить обычные в таких случаях метаморфозы. Я машинально закрыл их пальцами зная, что мне это не поможет и через плечё Анны наблюдал за белёсой пеленой скрывшей от нас землю. Мы вынырнули снизу низких облаков и самолёт медленно планировал над причудливым рисунком, сотканным из дорог, полей и домов. Шёл март и на сотканной из неправильной формы многоугольниках рваной плесенью лежал грязноватый снег. Я мысленно убрал пол, чуть не физически почувствовав пропасть леденящего пространства и невольно поёжился, на секунду представив себя за бортом. Я отвернулся. Видно было плохо и смотреть не на что. Краски тусклые и облака закрыли свет жизни.
   --- Валерка вот и всё. Считай мы дома. Лететь осталось совсем чуть-чуть.
   Я промолчал. Казалось я потратил пол жизни, чтобы увидеть эту грязь, неустроенный быт и почувствовать холод, который казалось, струился сквозь обшивку корпуса самолёта. На юге Турции уже купаются, а здесь, наверное, ещё ходят в шубах. Действительно всё познаётся в сравнении.
   Среди пассажиров возникло лёгкое возбуждение от предстоящей посадки, но того подъема, которое сопровождает людей по возвращении домой, не было. Самолёт мягко коснулся взлётной полосы, а в салоне стояла тишина. Никто как это обычно бывает, не хлопал в ладоши, не улыбался и не суетился, будто мы спустились не с неба, а подъехали на автобусе к очередной остановке.
   Я спустился по трапу и не мог сдержать улыбку. Она была совершенно не к месту. Видеокамеры, какие-то люди и все они занимались просто своей работой. Всем было глубоко плевать на оставшихся в живых. Нас как в стойло, провели в специально отведённое помещение, дали возможность получить бесплатную еду и начали проверять на "Вшивость". Этим занималось несколько человек, и начался утомительный процесс стояния в очереди.
   Разделившись на короткое время, я с Галей и Анной вновь сошлись. Они держались всё время вместе как две сестры.
   --- Если они будут опрашивать всех так дотошно, мы освободимся к двенадцати не раньше. Ты знаешь, Матвиенко приехала.
   --- Лично я её не видел. Да и какое ей до нас дело. Она гроб с Юлькой встречает. Мы ведь живые.
   --- Ну, всё-таки! Может она скажет нам пару ласковых слов!
   --- Галка, а тебе это надо? У неё и без нас дел по горло. Хорошо, что приехала вообще.
   К нам подошёл Сашка.
   --- Здравствуйте!
   --- Что это ты, так официально?
   Сашка замялся.
   --- У ребят там есть предложение. --- Он неопределённо махнул рукой в сторону. --- Вы нас извините. --- Он взял меня за плечё и увлёк за собой.
   Кто-то из тех, кто был в тюрьме, решил проявить инициативу и сообщил о нас капитану милиции. Мне это тоже показалось резонным. Хотелось быстрей покончить с процедурой дознания и вылететь отсюда совершенно свободным. Для нас долго не могли найти людей, чтобы провести допрос. Потом также долго не могли найти помещение, где его проводить, а после не могли договориться в какой форме это делать. Смешно было смотреть, как эти чиновники из управления внутренних дел занимаются своей работой. В конце концов, меня завели в маленький кабинет размером чуть больше спичечного коробка и посадили на стул. Следователей было двое. Один из них, высокий блондин проявил недюжинный энтузиазм, взяв сразу меня в оборот.
   --- Где вы прописаны?
   --- В Питере вестимо.
   --- Судим? --- Он испытывающе проницательным взглядом как Штирлиц стал меня изучать.
   --- Судим.
   --- Статья?
   --- Вот вы мне скажите. Это имеет какое-нибудь отношение к нашему делу.
   --- Говорите, пожалуйста, по существу.
   --- Я и говорю. Моя судимость имеет отношение к захвату самолёта?
   Второй следователь, брюнет с осмысленным выражением лица, который до этого просто молчал, решил открыть рот.
   --- Хватит об этом. Вы нам лучше скажите, как проходил захват самолёта арабскими спецслужбами?
   --- Подожди! Мне же надо запротоколировать все данные.
   --- Ну ладно. Ты тут пиши, а я пока выйду.
   Он ушел, а меня ещё целых четыре часа мурыжил въедливый блондин. Уходил, приходил и задавал совершенно неуместные вопросы. Создавалось впечатление, что ему просто надо протянуть время и занимается он этим, потому что ничем другим заниматься сейчас не хотел.
   Дверь открылась и в кабинет заглянул брюнет.
   --- Вы ещё здесь? Игорь что ты всё пишешь?
   --- Я предложил вашему другу изложить всё вкратце самому. Что резину тянуть? Он отказывается. --- Я положил руку на телефонный аппарат. --- Мне бы позвонить.
   Брюнет сел на стул.
   --- Звони.
   Я набрал номер Вероники. Трубку сняли на удивление быстро.
   --- Алло! Я слушаю.
   Голос у неё был пьяненький с игривыми нотками.
   --- Привет!
   --- Кто это? Ой! Валера привет! Мы тебя встречали. Всё хорошо?
   --- Ничего хорошего. Бернхард ещё здесь?
   --- Нет, он улетел. Знаешь, позвони мне завтра. Говорить я сейчас не могу.
   Вместе с её голосом в телефонной трубке звучала музыка и отдалённые голоса.
   --- Я постараюсь уехать сегодня в Питер. Спасибо тебе за заботу.
   --- Ты сильно не переживай. Он скоро приедет и портреты заберёт.
   --- Точно?
   --- Конечно. Он только хочет подешевле.
   --- Подешевле это как?
   --- Я не знаю. Но деньги просто так, он тратить не любит. Считает каждую копейку. Капиталист, одним словом.
   --- Когда приедет, ты ему скажи что дешевле, чем за две тысячи долларов я не отдам. Через такие муки прошли. На святой земле побывали.
   --- Хорошо я ему передам. Ты меня извини, люди ждут. Счастливо!
   --- Вероника я буду звонить. Пока!
   --- До встречи!
   Я положил трубку и посмотрел на блондина. Он что-то деловито писал. Не поворачивая в мою сторону головы, размашисто поставил подпись под своим манускриптом.
   --- Опоздал?
   --- Как обычно.
   --- Что ж, бывает!
   Что там у него бывает он не пояснил и протянул мне исписанные листы.
   --- Распишись.
   Облегчённо вздохнув, я посмотрел на часы. С ума сойти! Скоро двенадцать.
   --- Где ребята?
   --- Какие?
   --- Те, что были со мной.
   --- Проводят дознание. Юра ты видел их?
   Брюнет зевнул, прикрыл ладонью рот и выразительно посмотрел на коллегу.
   --- Они, наверное, давно ушли. А впрочем, посмотрите по кабинетам, может они ещё там.
   --- Вот кажется и всё. --- Тот которого назвали Игорем довольно потёр ладони.
   --- Я что могу идти?
   --- Да.
   Я встал. От долгого сиденья ноги онемели и стали не моими, отказывались повиноваться и двигать меня в нужном направлении.
   --- Вот чёрт!
   Юра посмотрел на меня с сочувствием.
   --- Ты нас извини. Работа.
   Ответив им нечто невразумительное я покинул опостылевший кабинет и оказался в пустом коридоре. Ориентируясь больше на чутьё чем на знания, я пошел, прислушиваясь к смеху раздававшемуся в конце длинного как кишка помещения. Подойдя к высокой коричневой двери постучал и не получив ответа открыл. В узкой маленькой комнате заставленной сейфами и столами царило веселье. Там были Сашка, Олег и ещё два мужика в штатском.
   --- Кто к нам пришёл! Гут мен! Иди к нам выпьешь! --- Саня протянул ко мне руки. Его лицо покрыли бардовые пятна, глаза пьяно блестели. --- Знакомьтесь! Это "Гут мен"! Лёшь я тебе о нём говорил.
   Мужики взглянули на меня с некоторой долей опаски, но руки для приветствия протянули. Моим ребятам в отличие от меня крупно повезло. Вместо дурацкого многочасового допроса они развлекались спиртным и достигли в этом полного взаимопонимания с представителями власти. Я пожал им руки и посмотрел на Сашку. Он был счастлив.
   --- Ты же знаешь, что я не пью.
   --- Даже сейчас?
   --- Я опоздал со своим заказом. Не знаю, как теперь добраться домой. Не до пьянки.
   --- Валера! Вот классный мужик! Может он тебе поможет!
   Саня взял за плечо широколицего парня, которого звали Лёша. Это был крупный, светловолосый с дьяволинкой в глазах мужик лет двадцати семи.
   --- Он из группы "Альфа".
   --- Тебя надо подбросить?
   --- Далековато. Я из Питера, а денег нет.
   --- Арабы спёрли?
   --- Да нет. Деньги я должен был получить в Москве, но опоздал.
   --- Кстати! Олег вот тоже из Северной Пальмиры.
   Олег пьяненький, румяный и весёлый придвинулся ближе.
   --- Не бойся Валера, что-нибудь придумаем.
   --- Он придумает, это уж точно!
   --- Мужики нам пора. Начало первого.
   Алексей осмотрелся, проверяя всё ли убрано и слегка подтолкнул Олега к выходу.
   --- Мне ещё вам билеты достать надо. Времени в обрез.
   --- Всё! Пошли!
  
   Мы всей компанией покинули кабинет и минуя лабиринт коридоров вышли на улицу с чёрного хода. Там было темно, холодно и неуютно. Я поежился, а Олег посмотрел по сторонам.
   --- Меня вообще-то должны были встретить.
   --- Пошли в зал ожидания. Встретят если не уехали.
   Альфовец вывел нас из ворот, и мы пошли к главному входу. Около здания никого не было, и Алексей повёл нас в помещение аэропорта. Зал ожидания был почти пуст, но этот вакуум был лишь иллюзией. На нашего приятеля со слезами набросилась молодая женщина. Сашка стоял радостный, взволнованный и смущённый.
   --- Ты где был?! Нам сказали, что всех уже выпустили!
   Он стал её обнимать, и как-то неловко успокаивая целовать волосы, глаза, губы.
   --- Нас допрашивали.
   --- И поэтому ты такой пьяный?
   Они отошли в сторону, продолжая выяснять, как допрос может оказывать пьянящее действие, и Александр совершенно забыл о нашем существовании. Он вновь окунулся в привычную для него жизнь и к своей радости, наверное, совсем забыл через какие приключения ему совсем недавно пришлось пройти. Хотя всё забыть будет невозможно.
   Олега тем временем тискали две девицы и молодой парень, небольшого роста и корейской внешности. Парень был тоже не трезв и слегка агрессивен. Я стоял рядом, не желая мешать их встрече и хотел быстрее смыться. Если с билетом мне Алексей не поможет, я рассчитывал добраться до Петербурга бесплатно, электричками. У меня был небольшой опыт в этом не очень приятном, но занятном деле.
   Олег молча улыбался предоставив распоряжаться собой другу и наверное жене с подругой. Он жмурился от счастья как избалованный кот. Ему было хорошо и спокойно. Оторвавшись от жены, Сашка повернул голову в нашу сторону.
   --- Ребята. Меня уводят. --- Смущённо наклонив голову, он хотел скрыть переполнявшие его чувства, но не мог. Радость от встречи с женой были сейчас для этого мужика слаще всего на свете, а её нотации благозвучней любой музыки.
   Парень встречавший Олега был небольшого роста и наверное даже по европейским меркам довольно симпатичен. Он настороженными, узкими глазами смотрел вокруг себя, будто ожидая некоего подвоха, и чуть не набросился на здоровенного Алексея, который на две головы был выше его. Поведение "Корейца" было похоже на ревность. Он долго ехал, долго ждал и сейчас хотел лишь одного, поговорить и поделиться со своим приятелем тем, что его волновало в этот момент больше всего.
   --- Ромка я тебя прошу, успокойся! --- Олег приобнял за плечо своего нового друга. --- Здесь все свои! Сядем в поезд там поговорим. --- Он оставил Романа и обняв подругу поцеловал её в открытый лоб.
   --- Лен, поехали за билетами.
   Распрощавшись с Сашкой, мы вышли на тёмную улицу. Алексей был в незастёгнутой куртке, и вид имел бесшабашного гуляки. Высокий, широкий и улыбчивый.
   --- Пошли! Машина там! --- Он махнул рукой в сторону металлической решётки забора.
   Пока мы усаживались в тёмно-синий "Ниссан" к нам привязался капитан милиции.
   --- Лёш! Подбрось!
   --- Не могу. Ты же видишь сколько народу. Завтра, а сегодня добирайся сам.
   Капитан ушёл.
   Я сел на сиденье рядом с альфовцем кое-как пропихнув коробку с портретами между коленями и приборной доской. Олег со своими друзьями втиснулся на заднее сиденье.
   --- Куда сейчас?
   --- На Ленинградский.
   Включив зажигание Алексей резко взял с места и развернулся. Машина, набирая скорость, понеслась по пустым и безлюдным улицам.
   Я молчал, а ко мне собственно никто и не обращался. Разговор в основном шёл между альфовцем и Олегом. Лишь изредка распираемые чувствами и подогретые спиртным в него вступал Рома, Лена и её сестра Ольга.
   --- Ты знаешь! --- Лена притянула к себе Олега. Поцеловала яркими, пухлыми губами и мне показалось, что она хочет высосать всю его пока ещё молодую жизнь.
   --- Знаю! Я тоже по тебе скучал и тоже тебя люблю!
   Машина была похожа на уютную колыбель. В ней качались и летели в темноте шесть человек. Радостных, взъерошенных и пьяных. Я был пьян не от водки, а от того что оказался дома. Что всё кончилось и скоро вокзал и через несколько часов я буду в Петербурге. Вдохну запах Невы, проеду через центр на Петроградскую, поставлю чайник, выпью крепчайшего кофе чередуя глубокими затяжками сигарет, и останусь, наконец, в полной тишине, в полном одиночестве.
   Минуя перекрёстки на красный свет, мы подъехали к Ленинградскому вокзалу. Вывалившись из машины, вся компания быстро двинулась в направлении касс.
   --- Идите в зал ожидания, а я за билетами.
   --- Возьми на Валеру.
   --- Хорошо.
   Алексей оставил нас рядом с книжным киоском и быстренько смылся. Лена опять прильнула к Олегу, а Роман, Ольга и я стояли рядом наблюдая эту душещипательную сцену. Рома косил узкими глазами, и вежливо прикрыв рот ладошкой, зевнул.
   --- Жаль, фотоаппарата нет. Сфотографироваться бы на память.
   --- Почему нет? Есть. Только плёнки в нём нет. Кончилась.
   Рома взъерошил волосы. Глаза его узко блеснули.
   --- Вон там открытый киоск.
   Я посмотрел в направлении его поднятой руки и за светящимися стёклами увидел пестроту сувениров вместе с коробками из под "Кодака".
   --- Ребята, а вот денег у меня нет.
   --- Это не проблема. Какую взять.
   --- Бери на четыреста единиц. Если будет "Фуджи" то лучше её. Она поярче. В смысле цветопередачи.
   --- Нет проблем!
   Он крутанулся на одной ножке, сверкнул хитрым взглядом и исчез в направлении сверкающего киоска.
   Пьяненькая Лена прижималась к Олегу.
   --- Ребята! А вы знаете, кто помог вам выжить?
   --- Кто?
   Лена обняла мужа за шею и улыбнулась.
   --- Наш спортивный президент.
   --- Путин?
   --- Да! Смотрели по телевизору, по РТР. Это он просил арабов принять ваш самолёт в Медине. Они не хотели.
   Приятная новость. Я удивлялся, как нас туда вообще пустили. Всегда можно найти кучу причин, чтобы этого не делать. Святая земля и иноверцы, несовместимы. Чем он их достал неизвестно. Знают арабы, Путин, да пожалуй, Господь.
   Появился Алексей наш ангел хранитель. Крыльев и лука со стрелами у него не было, и походил он больше на распоясавшегося черта, чем на розовощёкого младенца, зато пользы от него было больше. В одной руке он держал бутылку водки, а в другой билеты на поезд.
   --- Держите! Нам надо срочно ехать на Казанский вокзал. Отсюда вы не уедите. Нет поездов. Отправление через час десять. --- Лёша посмотрел на часы. --- Успеем с запасом. Я взял пять штук. --- Он взглянул на меня. --- На тебя тоже.
   --- Спасибо.
   Лена взяла билеты и протянула Олегу.
   --- Бери мой хороший. Домой поедем.
   Альфовец покрутил в здоровых ручищах бутылку водки.
   --- А где Рома?
   --- Пошёл за плёнкой для фотоаппарата. Да вот он. Уже идёт.
   Ромка шёл к нам с радостной улыбкой на своём совсем не русском лице, но от этого он не стал для меня чужим. Скорей наоборот.
   --- Давайте выпьем.
   --- Без закуски не буду. --- Лена сильней прижалась к Олегу. --- Рома! У нас ведь огурцы есть!
   --- Есть. Они не куда и не делись. Открывайте бутылку. Валера держи плёнку. Был только "Кодак", "Фуджи" нет.
   --- Не страшно и эта сойдёт.
   Я вытащил аппарат, и пока ребята по очереди пили из одной кружки, зарядил "Минольту". Началось веселье. Я их сфотографировал, и только налили по второму разу, как из-за угла показался дядька в сильно поношенной одежде с гитарой в руках, а за ним как чёртики из табакерки появились два мента. При виде бутылки, которую так неосторожно держал Алексей у одного из них, челюсть просто отвисла. Они медленно подошли к нам.
   --- Так! Что здесь происходит?
   Алексей ничуть не растерялся.
   --- Мужики! Отойдём на секунду!
   Он приобнял их за плечи. Большой, почти на голову выше обоих и отвёл в сторону. Я видел, как альфовец показал ментам удостоверение. Что он им там втолковывал нам было не слышно, но после непродолжительной беседы они небрежно поднеся руки к фуражкам козырнули и отвернувшись от нас пошли в сторону мужика с гитарой.
   Бедняга не успел вовремя уйти. Представитель власти, тот который был пониже с полным, румяным лицом без лишних разговоров дал ногой пинка уличному музыканту.
   --- Пшёл отсюда!
   Алексей с усмешкой взглянул на этих молодцов и с брезгливостью отвернулся.
   --- Пора на Казанский.
  
   Мы опять всей компанией забрались в машину и поехали на другой вокзал. Ребята уже были изрядно пьяны и наш водитель тоже. Однако свой "Nissan" он вёл прекрасно, срезая на поворотах острые углы. Машина мчалась, визжали покрышки, и нас нещадно вжимало в сиденья. Очень скоро мы остановились у вокзала.
   --- Пойдём. Я знаю, где можно ещё купить.
   --- Лёша, мы не опоздаем?
   --- Нет. Время ещё есть.
   Мы покинули машину, и он повёл нас к небольшому павильону стоящему в привокзальном дворе. Дул холодный ветер, поднимая с замёршего асфальта белёсую позёмку. Двери забегаловки были закрыты, но за освещёнными стёклами две продавщицы подсчитывали выручку. Алексей начал стучать. Несколько минут нас просто игнорировали. Потом появилось припухшее лицо мужика в рабочей спецовке.
   --- Куда ломитесь!? Посмотрите на время!
   Наш бравый друг показал через стекло своё удостоверение. Прижавшись носом к стеклу дядька пытался разобрать, что там написано. Потом, качнувшись, развернулся и что-то крикнул в глубину маленького зала. Подошла продавщица и придирчиво рассмотрела документ. Алексей не выдержал.
   --- Открывайте, чёрт побери! Проверка!
   --- Какая там проверка? Взгляните на часы!
   Продавщица с вполне благополучным, но недоверчивым лицом явно испугалась и решила, что лучше не будить лешего и открыть по-хорошему. Звякнул засов открываемой двери и через несколько секунд мы были в тепле.
   --- Ну и что вы хотите проверить? У нас сейчас пересменок. Я сдаю, она принимает.
   Лёша улыбнулся.
   --- Извините меня, я пошутил! Нам бы водочки.
   --- Что?! А ну пошли отсюда!
   Продавщица изменилась прямо на глазах. Багровые пятна выступили на бледных щеках, и она жестом не лишённым артистизма показала пальцем на дверь.
   --- Родная, подожди!
   Он опять вытащил удостоверение и сунул ей под нос.
   --- Сжалься! --- Он показал на нас. --- Ребята прямо с самолёта! Прилетели из Саудовской Аравии! Это их захватили чеченцы!
   Она недоверчиво посмотрела на нас, а Олег сунул руку в карман куртки.
   --- Могу показать паспорт.
   --- Покажи!
   Он дал ей документ и она долго рассматривала штампы и даты.
   --- Милая нам бы быстрей! Скоро поезд отходит.
   Я взглянул на часы. До отправления оставалось чуть больше двадцати минут.
   --- Ладно, путешественники. Быстро! Кому, чего, сколько!?
   --- Так. Валера у нас не пьющий. Тебе бутерброд. Может лимонаду или сок?
   --- Нет, спасибо. Я сейчас ничего не хочу. Домой бы быстрей.
   --- Значит так! Пять по сто и бутылку с собой. --- Алексей на секунду задумался. --- Нет! По сто пятьдесят и бутылку!
   --- Закуска нужна?
   --- Дай нам что-нибудь полегче. Бутерброды с колбаской или рыбой. Вообщем что есть. Только умоляю быстрей.
   --- Сделаем. Какую водку?
   --- Давай "Чарку" и апельсиновый сок. Три пакета "Доброго". Это возьмёте с собой в поезд.
   Водку разлили по стаканам. Лена поморщившись выпила и откусила маленький кусочек бутерброда с ветчиной.
   --- Мужики! Как вам дома? Не хило?! --- Она протянула мне ломтик сыра.
   --- Ты, почему не ешь? Оля поухаживай.
   Сестра, высокая девица с тёмными, блестящими глазами и вьющимися на висках волосами подала мне стаканчик с соком и бутерброд.
   --- Ешьте.
   Из всей компании Ольга была самая молчаливая и трезвая.
   --- Ладно. Давай.
   Она держала пластмассовый стакан двумя пальчиками, изящно отставив мизинец. Сделав глоток водки чуть поморщилась и плечи её вздрогнули.
   --- Какая гадость!
   Рома ежесекундно смотрел на часы.
   --- Пошли иначе опоздаем. Интересно с какой платформы отправляется наш поезд?
   --- Никто не знает. Надо бежать.
   Алексей допил водку. --- Пора!
   Положив в пакет сок и закуску с водкой, мы распрощались с хозяйкой, и пошли на выход.
   --- Забирайте вещи. --- Альфовец открыл машину.
   Я вытащил из машины коробку с портретами и несколько секунд стоял, чувствуя почти физическое отвращение к предмету своей надежды. Мне захотелось выкинуть её и забыть как дурной сон. Я машинально посмотрел по сторонам в поисках мусорного контейнера.
   --- Что озираешься?! Давай быстрей! На! --- Лёша достал из багажника сумку и протянул её мне.
   И действительно, что озираться. В отличие от своего друга, который находился в сильно расслабленном состоянии, мне следовало не думать о том как избавиться от своей мазни, а быстренько собрав ноги в руки скакать к поезду. Если он ещё не ушёл.
   Портреты были намного легче, чем сумка. Вещей в ней вроде и немного, а вес приличный. Она стучала по моим коленям оттягивая руку, а я пробовал успокоить себя тем, что это последнее испытание в долгом переходе из Азии в Европу и старался не отстать от своих попутчиков. Здание вокзала было практически пустым. Ночь. Безлюдные перроны.
   --- Где поезд на Петербург?
   Женщина в железнодорожной форме равнодушно взглянула на нас и махнула рукой в сторону темнеющего вдали состава.
   --- Там. На шестом пути.
   --- Пошли по переходу. По верху не успеем.
   Мы всей компанией бросились вниз, на скользкие ступени. В подземном переходе, ориентируясь на цифры белевшие у подъёма на перрон мы выскочили на поверхность и только там заметили, что попали не по адресу. Пришлось возвращаться. В безалаберной сумятице мы потеряли Алексея, и выбежав к своему поезду некоторое время ждали его появления у выхода на верх. В конце концов, мы плюнули на сумку которая осталась у него и пожалев что толком не простились, побежали искать свой вагон. Успели мы вовремя.
   --- Поторапливайтесь! Сейчас отправляемся!
   Проводник проверила билеты, и только мы вошли в уют на колёсах состав с гордой надписью "Орёл" медленно поплыл в сторону нашего города.
  
   Я часто возвращался домой, но число восемнадцать не забуду никогда. Состав плавно уходил в ночную темень. Чуть постукивали на стыках колёса и прибавляя скорость навстречу нам неслись огоньки железнодорожных построек. Красно-коричневая полоска ковровой дорожки заглушила наши шаги, и мы тихо вошли в своё купе. Одно место было занято. На верхней полке мирно посапывая спал мужчина. Я был этому даже рад. Предстояла длинная, беспокойная ночь и я хотел остаться один. У Олежки была своя близкая ему компания. Я им во многом не подходил. По возрасту и по интересам. Меня с ним связывала призрачная нить пережитых приключений, которая порвётся сразу, как только мы расстанемся.
   Я снова вышел в коридор. Мне нужно было свободное место. Без лишних разговоров проводник мне его дал. Я забрал у ребят свои вещи и перенёс к себе. Потом вернулся. Олег с Леной целовались каждые тридцать секунд, и я с Леной захватив для компании Романа пошёл в тамбур выкурить сигарету. Там было прохладно и шумно. Через пять минут они ушли, а я остался. Выкурив три сигареты подряд и падая взглядом в ночь за стекло металлической двери, физически ощущал, как с каждым стуком колёс приближаюсь к окутанному холодом, но тёплому в своей близости родному городу.
   К ним я пришёл минут через тридцать. Мы ещё говорили некоторое время, но водка, усталость и сон развели нас по разным уголкам вагона.
   От сна я очнулся около пяти утра. Стащив своё тело с верхней полки я вышел в коридор и пошёл в тамбур покурить. Потом в туалет сполоснуть от сна своё мятое лицо, а затем пошёл будить Романа. У него был мобильник и я хотел позвонить Владу, Миланкиному мужу в надежде, что он меня встретит. Это был целеустремлённый, талантливый мужик и обладал очень ценным качеством. Не вставал в значительную позу, когда его просили помочь. Он это просто делал.
   Дозвонился я сразу и без лишних разговоров он согласился меня встретить. Спросил только как дела и во сколько приходит поезд.
  
   Когда мы, толком не выспавшиеся, вывалились на перрон Московского вокзала, в Петербурге шёл снег. Он медленно кружил, осыпая нас крупными снежинками, моментально таящими на наших разгорячённых лицах. Мы сфотографировались. Влад меня встретил, а я расстался с Олегом, Леной, Романом и Ольгой, чтобы больше их никогда не увидеть.
  
  
   Февраль 2003 года.
  
  
  
   -----------------------
  
   Post Scriptum.
  
   В мае 2001 года из Лондона в Москву прилетел Бернхард. Вместе с Вероникой он приехал в Санкт-Петербург купил злополучные портреты, а я вернулся в Турцию. Не знаю, какие воспоминания и чувства оставил захват нашего самолёта у пассажиров рейса 2806. У меня боль за погибших и огромное желание хоть как-то остановить людей идущих по абсурдному пути к достижению их личной цели. Трагедия в Нью-Йорке 11 сентября меня потрясла, заставила покинуть побережье Средиземного моря, вернуться в Россию и приступить к написанию этой книги. Моя жена посчитала, что я сошёл с ума бросив рисовать, занявшись литературой. Со мной она не поехала. Предпочла остаться в тёплой Анталии. Тихо, без шума и скандалов мы разошлись. Пятая жена растворилась, будто её и не было. А у меня перед глазами стояли фотографии двух небоскрёбов разорванных пополам. Чудовищное преступление на Атлантическом побережье и то, что случилось с нами! Там террористы убили тысячи невинных людей, а в нашем случае они косвенно явились причиной гибели лишь двоих. Но жизнь уникальна и никто не имеет права ставить её под угрозу прикрываясь своими идеалами и проблемами. Им нет прощения ни у Иисуса, ни у Аллаха! Ни сейчас, ни в будущем! Никогда!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   2
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"