Бушует инквизиция, рыщут ищейки в поисках ведьмовского отродья. Удастся ли полукровке с мучительным даром слышать чужие мысли и способностями к магии крови - выжить и найти любовь, о которой она в тайне так мечтает?
"...в центре мира, среди морей будет рождена та, из чрева которой выйдет новое создание, сильное и могущественное, оно породит себе подобных и они изменят ход истории, создав великую империю. Они будут править миром: государствами, народами и первородными. Ждите, это будет конец вашей тирании. Явление же этого существа на свет, будет отмечено буйством стихий..."
Фрагмент пророчества безумного Порфирия
Древние расы покинули мир, но где-то в горном краю прячут наследницу. Бушует инквизиция, рыщут ищейки в поисках ведьмовского отродья. Удастся ли девочке-полукровке с мучительным даром слышать мысли, исполнить свое желание и просто жить.
Глава первая
НОВАЯ ЖИЗНЬ
Все было странное и непонятное.
- Девочка, - сказал приятный мужской голос.
Слабый трепещущий свет рассеивался вокруг, он исходил от множества свечей, расположенных по периметру огромного каменного зала вырубленного в недрах гор. В воздухе витал запах плавящегося воска. Слышалось потрескивание пламени в фитильках, казавшееся единственным звуком во всем мире.
Обитатели этого странного и величественного жилища не нуждались в свете. Свечи были лишь данью памяти - прошлой, почти забытой жизни. Той жизни, где без света солнца, луны или хотя бы свечей, не возможно было что-либо различить во тьме. Движения становились неуверенными, в каждом углу мерещилось что-то опасное. И это были не пустые страхи и суеверия, иначе некоторые из них не жили бы здесь теперь. Но, в тот момент, я все это не осознавала, видела лишь картинки, слышала звуки и запахи, четко запечатлевшиеся в моей памяти и долгое время дремавшие в ней.
Несмотря на полумрак, я отчетливо видела мельчайшие фрагменты узора, вырезанного неизвестным талантливым резчиком на стенах зала. В центре стояло огромное ложе, скрытое под покровом нежнейшей, почти прозрачной белой материи, свисающей с вершин каменных резных столбиков.
Но все это бледнело в моей памяти по сравнению с главным воспоминанием: рядом со мной находилось самое прекрасное и величественное создание, которое подарило мне жизнь - моя мать. Это была наша первая и последняя встреча. Мне запомнился темный водопад шелковистых волос, отливавших красным в слабом свете свечей, ее карие глаза, которые казались глубокими, как озера. Когда смотришь в них - кружится голова и сознание словно затягивает в глубину их омутов.
Запомнился перстень со странным крупным черным камнем на безымянном пальце мужчины, присутствовавшего при моем появлении на этот свет.
- Дайте мне малышку, - сказал женский голос, усталый и тихий, но все же мелодичный, как звон колокольчика.
Она осторожно, даже излишне бережно, приподняла меня, поднесла к своему бледному, но при этом божественно красивому лицу. Нежно коснулась прохладными губами лба и положила рядом с собой на мягкие подушки.
- Она рождена в окружении морей. Вся наша жизнь - море, в котором нас носит как суденышко на ветру. Пусть имя ей будет - Арианна, и не потопляемо будет ее судно, - тихо произнесла мама и плавно опустилась на ложе. Ее глаза были закрыты.
Казалось, она просто утомилась и прилегла отдохнуть, но несколько мгновений спустя ее тело подернулось туманной дымкой и растаяло, оставив в этом мире меня и память о первой и последней встрече.
Позднее я приписывала все это своему богатому воображению. Мало ли что может привидеться.
Хотя откуда такие видения? Или это уже в более сознательном возрасте богатая фантазия пририсовала в памяти события давно минувших дней? Вряд ли я на самом деле могла сохранить воспоминания о своем появлении на свет.
Глава вторая
ВОСПОМИНАНИЯ
Следующее событие, которое оставило четкие следы в моей памяти, был мой седьмой день рождения. В то время я жила в небольшом поселении и меня воспитывала добрая, но молчаливая старушка, которая считалась моей бабушкой. Она заменила мне маму и отца. Звали ее Люсия.
В тот день, к нам в дом пришла нежданная гостья. Бабушка заметно насторожилась, и словно еще сильнее состарилась, стоило незнакомке переступить порог нашего дома. Казалось, бабушка ее смертельно боится.
Я не могла понять причин этого страха, увидев прекрасное лицо незнакомки. И впервые вспомнила единственный фрагмент из своего "забытого" недолгого прошлого. Она была так величественна и прекрасна! Бледность кожи не придавала ей болезненного вида, напротив, ее лицо светилось, казалось, женщина была полна сил и энергии.
Об этом говорила ее осанка и грация, с которой незнакомка несла себя. И одновременно создавалось впечатление, что при необходимости, она может быть стремительной и ловкой, возможно даже опасной. Что-то было в ней, напоминающее хищника, грациозного и маняще-прекрасного.
Но поняла я это гораздо позднее, когда мне исполнилось семнадцать, а тогда видела лишь сходство с внезапно всплывшей в памяти картинкой. В сердце всколыхнулись воспоминания о любви и нежности, о той, что дала мне жизнь. Незнакомка чем-то очень напоминала мою мать. Я не боялась ее.
Бабушка тихо отступила в угол, словно не она была хозяйкой этого дома и, ссутулившись, молча смотрела на то, как женщина прошла через комнату к столу. Реакция Люсии на гостью сильно меня смутила. Я сидела, боясь пошевелиться и, опустив глаза, разглядывала свои ногти. Незнакомка кончиками пальцев приподняла мое лицо и заглянула в глаза. Создавалось ощущение, что она видит меня насквозь.
В какой-то момент показалось, что это моя мама, но волосы незнакомки были черные, как перья вороны, а не темно-каштановые с красноватым отливом.
Прошла вечность, прежде чем она отвела взгляд. Женщина подняла руки и сняла со своей шеи цепочку, на которой висел небольшой красивый кулон. Она взяла мою руку, повернула ее ладошкой вверх и вложила в нее украшение. Взглянув на меня последний раз, гостья удалилась прочь. Никто так и не проронил ни слова, пока странная женщина не покинула наш дом.
Люсия еще какое-то время в оцепенении стояла на том же месте. Очнувшись, бабушка подбежала ко мне и, упав на колени, взяла в руки мое лицо, после чего порывисто обняла. Ее взгляд нерешительно перешел на мою все еще повернутую ладонь, на которой поблескивал подарок нежданной гостьи. Она взяла кулон в руки и осторожно повесила мне на шею.
Я была в смятении, совершенно не понимая, что происходит. Окружающие люди были для меня как открытая книга, все, за исключением бабушки. Она была не просто молчалива - ее мысли молчали. О том, что она чувствует, я могла догадываться лишь по выражению глаз. Загадочная гостья оказалась также молчалива.
Обычно я не могла долго выносить присутствие большого скопления народа и избегала походов на ярмарки и гуляния. От постоянного гула чужих мыслей кружилась голова. Но тогда я не считала себя особенной, уверенная, что все воспринимают окружающий мир так же.
Мое детство проходило в тишине. Мы редко появлялись на людях. Часто приходилось слышать, как люди осуждают бабушку. Меня возмущало, как можно думать о людях так грубо в их присутствии? Я боялась кого-то обидеть или оскорбить, контролируя даже мимолетные мысли.
В те редкие дни, когда приходилось появляться в общественных местах, я старалась впитывать звуки, запахи и картинки, не анализируя их, а направляя свои мысли на любование цветами, солнцем, небом, причудливыми узорами облаков, птицами на ветвях деревьев или ряби от дуновения ветерка на поверхности лужиц.
Однако это не ограждало меня от чужих "голосов", от этого бесконечного гула в голове:
"...и нужно еще купить яиц и муки..."
"...эти странные осмелились покинуть свой забытый богами угол, что от них ожидать..."
"...дрянь, снова ночью сорвется с цепи, догуляется и опять топить щенят..."
"...такой милый, боже как он улыбается, я бы все отдала..."
"...как так жить? Она даже ребенка в приход не водит, дикари..."
"...ножи в доме опять все тупые, нужно..."
"...а эта крошка очень даже..."
Однако время шло, и постепенно на нас перестали обращать внимание. Мы словно перестали существовать для них, как и наш странный уклад, достаточно долго являвшийся поводом для осуждения. Людям казалось странным, что пожилая женщина с ребенком на руках и небольшим скарбом, пришла однажды в окрестности их поселка и выбрала себе место для жилища там, где никому и в голову не пришло бы поселиться.
Люсия наняла работников, заказав выстроить скромный домик. При этом ничего не предусмотрела для домашнего скота.
"Как они собирались жить, эти пришлые? - думали люди, - На что? Чем питаться? Ни с кем не водятся, никуда не ходят..."
Бабушка почти не покупала вещей, словно у нее все уже было, а то немногое что имелось, не изнашивалось. Люсия никогда не покупала ничего мясного.
"Можно было бы понять будь у них свой скот, но ведь нет! - размышляли дотошные соседи".
Было еще много неясного, и люди долго не могли с этим смириться. Знали бы они, что я слышу их мысли! Наш необычный уклад жизни вызывал недоумение, и даже страх.
Мне было лет пятнадцать, когда я окончательно убедилась, что сильно отличаюсь от окружающих. Эти отличия делали невозможным близкое общение, даже если бы я этого захотела. Не хотелось услышать вопросы, на которые даже у меня не было ответов, а если бы они и появились - неизвестно чем бы все кончилось.
Я никогда не болела, порезы заживали в считанные минуты вместо недель, - это было нормой для меня, как и многое другое. Сравнить не с чем.
Не зря Люсия лишний раз не выпускала меня из дома - результаты моего общения с окружающим миром могли привести к неприятным последствиям. Однажды по дороге на рынок меня привлек ужас в чьих-то мыслях, не оформленный, не объясняющий причин. Он целиком заполнил чье-то сознание. Последовав за этим голосом, я оказалась на центральной площади поселка. Здесь толпился народ, их мысли были гораздо тише, в них было всего лишь любопытство. Они собрались поглазеть на какое-то действо, казавшееся им увлекательным.
В центре площади было сооружено возвышение. На нем стоял мужчина в мантии, рядом виднелись столбы, под которыми были навалены дрова. К одному из столбов привяли молодую женщину. Какой-то парень тащил охапку хвороста. В тот момент, я еще не сумела в полной мере осознать жестокую нелепость происходящего.
- На основании показаний свидетелей эта женщина погрязла в грехах и ереси! - облаченный в мантию мужчина повернулся к осужденной. Он воздел руки к небу и громко проговорил, - Действую только во славу Божию, избавить мир от всех бедствий, войн и греха, умиротворить гнев Отца. Пусть сгорит ведьма в гиене огненной, пусть товарки ее покажут свои мерзкие лица!
В сознании толпы преобладала непоколебимая, фанатичная вера в справедливость приговора. К этому моменту голосов ужаса стало гораздо больше, я чувствовала, что должна была найти их обладателей. Возможно, еще не поздно было помочь кому-то из них? Их было еще трое. Уличенная в ведьмовстве молодая женщина лет двадцати пяти с вызовом смотрела в лицо толпе, понимая, что спасения не будет.
Когда ее привязывали к столбу, стражник, смеясь, сорвал с женщины дырявую грязную рубаху, стянул тонкие руки за спиной так, чтобы она не могла прикрыться. Но, в глазах смертницы было равнодушие. Вторая - пожилая женщина с седыми волосами, казалось, смирилась со своей участью. И третья, совсем девочка - лет четырнадцать от силы, была в шоке и не понимала, что происходит.
Жуткое зрелище. Но самое страшное было в том, что среди женщин, которых собирались сжечь, не было виновных. Их мысли были полны ужаса и страха, обиды на несправедливость судьбы. Невыносимо выдержать подобное. Первый мой порыв был крикнуть, что они не виновны, но тут же я вспомнила, что не смогу это доказать.
И тогда я точно займу место рядом с ними, ведь суд над ведьмами был скорый. Бессилие, невозможность спасти несчастных, приводило в ярость. Набравшись сил, я заставила себя уйти прочь, оставив невинных гореть на кострах.
Люсия заметила мои метания, и было видно, как она испугалась. Стоило нам оказаться подальше от людей, как она предостерегла:
- Тебе лучше лишний раз не появляться в поселке. Инквизиция долго разбираться не будет, достаточно того, что мы не такие как все, - в ее голосе слышался страх, - К сожалению, мы живем не в Нуаполе. Туда не дотягиваются их грязные руки, вот они и устраивают беспредел в небольших поселениях вокруг него, словно компенсируя нехватку пролитой крови.
В нашем доме никогда не бывало гостей, не считая той незнакомки. Возможно, поэтому и запал в память тот день. Бабушка будто опасалась того, что произойдет, если я начну общаться с людьми. И теперь стали понятны причины.
Раньше я просто не хотела ее расстраивать, да и не тянуло к людям. А вот уединение нравилось. Хорошо просто сидеть на лужайке за домом, наблюдая за тем, как на первые весенние цветы робко садятся бабочки. Я слышала трепет их крылышек, чувствовала запах цветов, на которых они побывали ранее.
Мир был прекрасен, и мне не надоедала такая жизнь. Год за годом наблюдать, как после зимы все вокруг возрождается вновь. Как в непрекращающейся борьбе расцветает жизнь.
Нередко я перебиралась на другой берег реки, к загадочному лесу у Соммы. Это был девственный лес, местные жители опасались даже подходить к нему.
Воспоминания о тех днях и сейчас вызывают улыбку - здесь у меня были друзья. Тогда я не понимала, что нужно бояться диких животных. Все было проще, без запутанной паутины мыслей и слов. Они ощущали голод, ласку, тепло, привязанность и преданность. Я слышала, какая самоотверженность была в мыслях самок матерей к своим детенышам. Никогда, ни один из них не думал, что у кого-то мех красивее, чем у него или лапы крепче, все было открыто и честно.
Меня не боялись, но и не нападали. Следили с опаской, но не агрессивно. Постепенно я стала частью этого райского, нетронутого людьми уголка природы. На моих глазах появлялись на свет и росли новые обитатели леса. И, увы, я видела, как они уходят из него навеки, окончив свой, порой, совсем недолгий жизненный путь.
Помнится, как-то я услышала панику большой кошки. Я лишь позднее узнала, что это рысь. Ее котенок, заигравшись, свалился в расщелину у края гор и повредил себе лапу. Он лежал на одном из выступов и тихо поскуливал от боли. Не было никакой возможности достать его оттуда. В сознании матери боролись мысли о том, что она нужна остальным котятам и в тоже время ее сердце разрывалось от боли из-за возможности потерять малыша. Она балансировала на грани кинуться вниз за ним, понимая, что это равносильно самоубийству. Выступов в расщелине было мало, они были далеко и очень маленькие. Она не удержится на них, даже если осмелиться прыгнуть.
Не знаю, как я додумалась полезть туда сама, мне было тогда лет десять не больше. Сначала все шло нормально, но потом, я оступилась и полетела вниз. Я не успела испугаться, только слышала, как в мыслях большой кошки надежда сменилась отчаяньем. Углы скальных пород больно ранили спину. Послышался хруст, тело пронзила боль. На какое-то время, я потеряла сознание. Пришла в себя лишь через несколько часов. Солнце почти не попадало в расщелину.
Сверху все также билась мать кошка, не решаясь сделать шаг навстречу верной смерти. И в тоже время она не могла заставить себя уйти.
Котенок был еще жив, его сознание выдавало сплошной поток боли. В этот момент я с удивлением осознала, что должна испытывать то же самое, но мои руки и ноги оказались абсолютно целы. Не осталось даже ссадин.
Я встала и аккуратно стала карабкаться наверх, понимая, что бабушка начнет волноваться, если поздно вернусь домой. С другой стороны расщелины было бы удобнее забраться, и потом ее обойти. Но я не могла закрыться от ужаса матери-кошки метавшейся наверху и от боли и безнадежности в мыслях котенка.
Я лезла наверх, медленно подбирая опору. Трудно сказать, как скоро мне удалось достичь выступа, на котором лежал детеныш.
Возможно, я смогу дотянуться и положить его на край расщелины? Туда, где вновь с надеждой замерла мать-кошка. Первая попытка провалилась, и животное взвыло от боли.
Наконец, с четвертого раза мне удалось вытянуть котенка.
То счастье и тепло, которое испытала рысь, согрело меня. Но одновременно я ощущала боль котенка.
Раньше я не придавала значения ссадинам, они быстро затягивались, и я считала, что так и должно быть. Я вспомнила людей с перевязанными руками и мысли о непонятных хворях...
Так в десять я осознала, насколько необычен мой дар так быстро восстанавливаться после повреждений.
Однажды, лет в тринадцать, я решила сама выбраться на ярмарку. И, как, всегда в голове зажужжал рой голосов. Утомительный и беспощадный:
"... забыла спрятать книгу, если мать ее найдет, будет..."
"... кто идет, и у нее хватает наглости..."
"... девка-то, какой красавицей растет, жаль, дикая..."
В этот момент я поймала на себе взгляд молодого кузнеца. В очередной раз подивившись, тому, как люди совершенно не скрывают свои мысли друг от друга и постоянно говорят не то, о чем думают.
Зачем эта ложь?
Позже я стала свидетельницей ссоры супругов. И не могла понять, почему они так глухи?
Вернувшись, домой, я пошла к реке, и стала вспоминать все, что слышала. Начали зарождаться сомнения, которые необходимо было подтвердить. Я бросилась в дом, где Люсия пекла хлеб. Увидев, как я влетела в кухню, она взволновалась. Обычно я была не слишком импульсивна.
- Что, случилось Арини? - спросила она, глядя на меня с беспокойством.
- Ты же знаешь, что я сегодня была на ярмарке? Я кое-что заметила и боюсь ошибиться..., - тут я смутилась.
- Что ты заметила? - с еще более явным волнением спросила она.
- Они все как будто глухие, говорят одно, а думают другое! Им не стыдно, что их мысли услышат! И они не слышат! Как такое возможно? - я была очень возбуждена своим открытием, и все больше понимала, что права, они действительно НЕ слышат!
- Так и есть, они не слышат, - не стала спорить бабушка, - Так же, как ты не слышишь меня. Нужно просто привыкнуть к этому, Арианна. Я не смогу вечно оберегать тебя от людей. Ты отличаешься от них и твоя задача сделать так, чтобы они не видели этих отличий. Они боятся всего, чего не могут понять.
Помню, меня охватила паника: "Вечно оберегать тебя от людей" - так вот почему в нашем доме не бывает гостей? Вот почему, я так редко выхожу? Причина не только в том, что меня раздражает гул голосов и мне становится плохо. Причина в том, что люди не должны видеть, что я не такая как они? И что значит - "...не смогу вечно"? Неужели бабушка хочет меня бросить?
Я видела смерть в лесу, когда хищники настигали добычу. Они не были убийцами, смерть питает жизнь. Видела, как умирали от старости. Но бабушка? Не верю, что она хочет меня бросить. Значит все-таки старость? Она не болела, может, поэтому я никогда не задумывалась, что она не вечна и однажды наступит день, когда ее не станет?
Столько вопросов навалилось разом. Не выдержав, я убежала в лес, но почему-то даже он не радовал сейчас. Что я буду делать, если останусь одна? Как буду жить? Долго я просидела тогда в размышлениях и пришла к выводу, что мне надо чаще появляться среди людей, наблюдать за тем, как они живут, и учиться не выделяться среди них.
Как всегда в моменты задумчивости, я взяла в руки кулон и начала осторожно гладить его пальцами. И тут меня осенило: я так же отличаюсь от остальных, как та незнакомка!
Домик, где мы жили, находился на самой окраине одного из небольших итилийских поселков, во множестве разместившихся в предгорьях вулкана Вельзавиа. Почти к самому дому подступали берега тихой речушки Соммы, имевшей обыкновение становиться бурной и разливаться в период дождей в горах. Из-за этого люди избегали селиться в этом месте, опасаясь, что в один не очень счастливый день, она окажется более бурной, чем обычно и разрушит все нажитое непосильным трудом.
Люсию это не пугало, как и то, что год за годом размывались берега, все ближе подступая к нашему дому. В этом она видела преимущество. Ни одной постройки на мили вокруг. Здесь не сеяли и, даже не косили. Вокруг развевалась под ветром нетронутая людскими руками густая трава. Местами, густой кустарник образовывал естественное ограждение от окружающего нас мира. Люди были слишком далеко, а благодаря густым зарослям вдалеке, закрывающим собою дорогу, казалось, что мы единственные обитатели этих мест.
Здесь я расслаблялась. Мне нравился наш нетронутый людьми уголок. Жили мы скромно. Небольшой глинобитный домик - кухонька, и две спальни. Даже собака во дворе не лаяла.
Спустя некоторое время, я отважилась вновь выбраться на ярмарку. И тут увидела книги! Раньше никогда не видела их, лишь знала об их существовании из мыслей людей. Я подошла к лавке и аккуратно взяла в руки одну из них, открыла и поразилась. Я могла понимать, что там написано.
Люсия никогда не учила меня читать, откуда же пришло знание замысловатых цепочек символов на бумаге?
Может, читая мысли людей, я переняла их умение? Вопросы, на которые нет ответов. С тех пор каждый поход в город сопровождался приобретением книги. Я не могла удержаться, хотя это была для нас дорогая покупка.
Как-то раз я столкнулась с человеком, который странно произносил слова. Они резали слух, были неудобными и неправильными, но стоило уловить образы в его мыслях, как чужая речь перестала казаться набором бессмысленных звуков.
