Старые деревья спят в сумраке ночном. Ветви ив не шелохнутся на ветру. Они живы, но думают лишь об одном - о маленьком доме на берегу. Отражается в озере свет из резных окон. Вечером в окнах всегда зажигают свет. Обитатели дома не спят. Почему? Прислушайтесь. Тише. Деревья дадут ответ.
Это случилось очень давно. Так давно, что даже Добрая Фея была тогда маленькой девочкой и спала в колыбели, подложив под пухлую щечку маленький кулачок. Ей снился большой медовый пряник, который ей обещали купить завтра на ярмарке.
Город на берегу Озера просыпался под переливы колокольного звона. На улицы выходили булочники и молочники, ткачи и портные, кузнецы, гончары, краснодеревщики и кружевницы - все они шли, нагруженные корзинами к самой большой площади города. Там еще вчера, по указу Князя, возвели торговые ряды. А в распахнутые ворота уже въезжали повозки купцов из дальних стран, полные удивительных товаров.
В княжеском тереме царила полнейшая суматоха. За купеческими обозами ждали караван невесты Князя. Нашли-таки посланцы быстрые самую прекрасную на земле девушку и везли в Город за тридевять земель. Через весенний город, через веселую ярмарку должна проехать красавица со свитой своей к терему, похожему на пряничный домик, расписанному яркими узорами, с цветными стеклами в окошках. Там ждет ее суженый - великий и могучий Князь северной земли.
Великий и мудрый -
Славься, Княже!
Красивый, статный -
Славься, Княже!
Доблестный воин -
Славься, Княже!
Добрый правитель -
Служим тебе!
Девочка с золотыми кудрями склонила голову на бок, слушая песню. Юный певец несмело любовался ею из-под опущенных ресниц, уверенно перебирая струны.
Да хранит тебя сила твоей земли
И воля ее сынов!
- Когда-нибудь я допишу к этой песне еще пару строк, - певец задумчиво провел рукой по струнам.
- О чем же еще ты собрался писать?
- О княжне, прекрасной, словно солнечный свет, ласковой, как весенний ветер, и веселой, как горный ручей.
- Ты опять смеешься надо мной, Лествин!
Певец грустно покачал головой.
- Ты вырастешь красавицей, княжна, и вспомнишь мои слова.
- Сложи лучше хвалебную песнь будущей княгине!
С этими словами княжна убежала, оставив после себя лишь скрип непритворенной двери.
Сколько же комнат в тереме! Сколько залов, светлиц, коридоров и лестниц. Сначала вниз, мимо суетящихся домашних слуг, снующих туда-сюда с сундуками, лавками, свечами. Вон даже гуся куда-то понесли, гогочет, бедный. Воины из стражи двора широким шагом спешат куда-то, а доблестный воевода втолковывает что-то караульному... Сколько ступенек! Только бы успеть. Самый короткий путь - через кухню, но там сегодня не протолкнуться. Жарится, варится, печется угощение. Сегодня пир, такой, какого еще никогда не было!
Тысяча ступенек - наверх! Тяжело бьется сердце, трудно дышать, но останавливаться нельзя. Была бы птицей, вспорхнула бы вмиг - и прямо в руки. Ну, вот и добежала.
- Можно мне войти?
Князь обернулся на голос, прерывистый от сбившегося дыхания.
- Что тебе, солнышко?
Давно ли было: девочка-младенец отдана на смерть стае Воронов. Жуткий обычай. Скольких уже пожрали страшные птицы! Она одна осталась, вырвали из лап чудищ, сам Князь на руки поднял. И малышка смеялась, слез как не бывало.
- Что же нам с тобой делать, кроха? - почесал воевода голову.
- Пусть живет в тереме, - рассмеялся Князь. - Авось, невеста тебе вырастет. А пока зовите княжной, сестрой моей названной.
Давно ли? Вон как выросла, озорства прибавилось. Думает, не ведаю, как с сорванцами дворовыми по садам чужим лазает да уток из лука бьет. Только... Что с тобой, девочка? Личико бледное, глаза аметистами сияют, словно беду пророчат.
- Княже, - и голос дрожит. Неужто плакала? - Княже.
Подхватил ее на руки, легкая, словно пушинка. Тонкие ручки вокруг шеи сцепила, сжалась вся.
- Кто тебя обидел? - что за горе такое в девять лет от роду?
- Княже, - шепчет на ухо тяжело, яростно, - никто меня не обижал. Только я плохой сон видела. Будто сидишь ты на берегу озера нашего, а вокруг ничего нет: ни Города, ни колоколен, ни пристаней, только лес шумит, скрипит ветками. Над тобой березка склонилась, листьями щекочет, а ты сидишь, не шевелишься. И волосы у тебя белые-белые...
- Мало ли что приснится, - смеется тихо, гладит золотые кудри. - Не думай о плохом. Сегодня праздник.
Время не вечер,
Но крылья сложила птица.
Кто-то беспечен,
Кому-то так сладко спится.
Кто-то опутан
Чарами темного мира.
Взглядом холодным
Жаркий огонь разводила
Ведьма!
Маленькой Фее купили пряник. Жарко было, солнце золотило купола колоколен и заставляло народ скидывать на снег шубы. Ранняя весна в этом году. Над ярмарочными рядами звенела музыка, звонко пели девушки, танцевали медвяницы.
Вдруг все стихло. Тихо, издалека, от самых ворот прозвучали протяжно и торжественно горны.
- Приехала, - беззвучно произнес старый травник и захлопнул дверь своей лавки.
Пусть выходит народ на улицы, пусть смеется и радуется, пока не окончилось их время. Фея испачкала ладошки в липкой глазури и заплакала.
Черные кони хрипят, бьют копытами. Черные повозки летят по дороге к воротам Города. И возницы тоже сплошь черные, лишь белозубые улыбки сверкают на лоснящихся лицах. Старуха молочница взвизгнула, когда мимо нее, грохоча колесами, по мостовой пронесся вихрем этот кортеж.
- Молчи, старая, - оборвал ее кузнец, - мало ли какие порядки в заморских странах.
Не останавливаясь, промчались повозки по улицам города, мимо пряничных домиков, мимо веселой ярмарки до самого княжеского терема. Стали.
На широкое крыльцо спешно выходит Князь со свитой, воеводой с дружиною. В стороне стоит звездочет в синей мантии. Что же это, невеста приехала, или шутку сыграли злые весельчаки. Только шагнул Князь с крыльца, как исчезли и кони, и повозки с возницами, разлетелись стаями ночных нетопырей с дикими криками. И осталась стоять перед теремом девица красоты невиданной. Ликом белая, губы алые, кудри темные по ветру стелятся, а глаза недобрым огнем горят. Протянула Князю руки тонкие. Тот ее словом добрым приветствовал, повел знакомиться с двором и дружиною. Воевода княгине кланяется, расступились люди дворовые, ни сказать ничего, ни взглянуть на нее не смеют. Сестрица названная, княжна златокосая, лишь взглянула на нее мельком и бегом прочь бросилась. Смеется Князь:
- Дитя она малое, испугалась человека нового.
Княгиня ей вслед глянула - поникли цветы белые, которыми терем с утра украшали к празднику.
На веселый свадебный пир много гостей съехалось. Блюда царские - только успевают носить, вина рекой льются. Во главе стола сидят Князь с невестою. Но не век гостям пировать, разговоры разговаривать. Пора бы уж и песню звонкую послушать, и в пляс пуститься под веселую музыку.
Просит Князь ласково:
- Не молчи, певец мой златоголосый. Не сиди, склонив голову. Спой нам песню, Лествин-гость, о невесте моей, красавице, о княгине страны северной.
Поднял голову лесной музыкант, не посмел слова княжеского ослушаться. Струны на лютне сладил и присказку перед песней, как заведено, говорит:
- Князь великий! Много ты песен моих слышал, все тебе звучали правдою. Не казни, если эта придется не по′ сердцу.
- Довольно! - Князь вскочил с места своего, лютню выхватил, да как грянет об пол! - Как смеешь ты возводить напраслину на невесту мою светлоликую? Много ль видел ты подобных ей?
- Мне одной, Князь, вполне достаточно, - ответил певец и почти выкрикнул, - застит взор твой туман наколдованный, потому и не видишь ее нетопыриных крыльев!
Князь глядит на своих гостей, спрашивает:
- Что вы, люди добрые, видите? Разве перед вами чудище змееголовое? Разве не княгиня за столом сидит, а ведьма лютая?
Загалдели бояре, заспорили, кто-то засмеялся словам певца Лествина.
- И люди твои околдованы, - тихо молвил он, но Князь не слышал.
- Не супруге моей законной, а мне слова твои злые, словно нож по сердцу. Не хочу крови проливать на пиру свадебном, убирайся подобру-поздоровому. Но запомни, лесной певец, сюда тебе дорога заказана, с плеч слетит голова поганая!
Лествин вышел, понурив голову. Даже лютню свою не взял. Княгиня вслед ему рассмеялась. Не зазвучат больше в Городе звонкие песни лесного сказочника. Недолго он собирался в дорогу. Лишь с княжной зашел попрощаться.
Не смотри на меня с надеждой,
Мне дорога расправит крылья.
Ухожу, лишь рассвет забрезжит.
Не плачь!
Словом черным легло изгнанье.
В даль лесную миля за милей
Вороного пущу по ветру
Вскачь!
Поперек дорог,
Через горы и реки,
Одинокий бог -
Навстречу ветру.
Полетит стрелой
Конь вороной
Домой!
Реки текут, деревья растут, уже шумят на берегах новые травы, и новые цветы рвут в венки девушки. Нет среди них Доброй Феи, уехала она из Города в дальние края вместе с дедом своим, старым звездочетом. Ищи теперь - не сыщешь! Проходят годы, но по-прежнему стоит терем княжеский, живут в нем великий Князь со своею княгинею. Слова худого никто о них не молвит. Не смеют. А в самой дальней светелке, окнами к солнцу растет-расцветает княжна-разумница. Но бледно лицо ее, румянец на щеках не горит, губы алые в усердии покусаны, глаза смотрят кротко, а руки работают. Каждую ночь при свете лучины вышивает княжна рубашку для Князя, брата своего названного. Что ни нитка - то песня, что ни стежок - то слово. Ворожит княжна, наговаривает чары тайные. Но о том никому не ведомо. А как заря займется, идет она к озеру, чтобы встретить новый день первой и попросить его о милости.
Роса с травы подол измочила, туфельки узорчатые. Стоит княжна на берегу озера одна. Но вдруг тихий шелест позади послышался. Обернулась она и глазам своим не поверила.
- Неужто... ты был мне другом.
- Кто же я теперь?
- Случайный гость, не затворивший двери.
- То чары ведьмы - злая канитель!
- Я ей не верю и тебе не верю.
Подняла княжна руку, коснулась лица, каждая черточка которого - знакома. И глаза те же, прозрачно серые, и улыбка грустная.
- Ты ли?
- Я не ошибся, княжна. Ты выросла красавицей.
- Зачем пришел? Не знаешь разве, что князь повелел всем, кто тебя увидит, расправу без суда учинять?
Лествин-певец лишь рукой махнул.
- Все знаю, княжна. Только не князя это повеление, а ведьмы, что сердце его околдовала.
- Как будто можешь рассеять чары...
- Не мое это дело - чары рассеивать.
- А чье же?
- Сегодня на рассвете княгиня уедет из терема - кормить своих стервятников, - сказал, как камень бросил. И добавил тихо, - Не бойся ничего, княжна.
Промолвил и растаял в воздухе. Они, лесные, это умеют.
Возвратилась княжна в терем задумчивая. К чему сказал? Будто знает что-то. Знать бы и ей! Уедет княгиня, что с того? Не закончено еще полотно, последний листик недовышит. Разве что теперь, пока солнце не совсем яркое. Только бы сил хватило и времени!
Как будто удача улыбнулась тайным замыслам - заволокли небо тучи черные, скрыли солнце. Княжна тихо напевает, услышать некому. Уехала княгиня, и всю дружину с собой забрала. Не слышно во дворе звона сабельного, голосов могучих, а слуги, те давно приучены бесшумными тенями скользить, чтобы покоя княжьего не тревожить. Один воевода остался в тереме, да ему песни девичьи ни к чему. Какое горе брагой запивает, неведомо, но головы своей седой давно он не поднимал.
К полудню княжна управилась. Спешила, все пальцы исколола, но радуется. Встряхнула рубашку, улыбнулась. И отправилась к Князю в покои. Те же залы, светлицы, коридоры. Только ступенек как будто больше стало, с тех пор как в последний раз приходила она сюда. И дверь в покои княжеские затворена накрепко. Замешкалась княжна перед дверью. За ручку чугунную взялась, а войти страшно. Чужой ведь он теперь, не ее. А, теперь уж все равно, раз пришла...
Князь на звук шагов обернулся, книгу толстую отложил, смотрит удивленно, словно и не узнал ее. А княжне только того и надо. Подошла, поклонилась и рубашку сложенную протягивает.
- Прими в дар, светлый Князь.
Отчего же не принять, коли девушка просит. Взял князь рубашку, полюбовался узором причудливым, спрашивает:
- Кто ты, милая?
А она будто не слышит:
- Ты, Князь, примерь подарок. Гляну, впору ли.
Подивился Князь странной просьбе, но не ослушался. Нехорошо обижать дарителей. Вышел в спальную, чтобы рубашку одеть. А княжна неслышно - за ним. Получилось ли?
Лишь надел Князь полотно зачарованное, злое колдовство и развеялось, разорвались ведьмины заклинания, словно крылья на ветру распахнулись. Смотрит Князь на руки свои в золотых перстнях, на комнаты незнакомые и на девушку, что легко рассмеялась за его спиной.
- Ты кто?
- Неужели не помнишь, Князь? - подошла, обвила за шею тонкими руками, глаза-аметисты опустила. - Княже.
Узнал он ее. Как не узнать, когда с младенчества растил до ранней юности. А вот когда повзрослеть успела?
- Как же это?..
- Не помнишь ничего? Это ведьма злая околдовала тебя, Княже.
Помнить то он помнит, но вот поверить не может. Столько лет не видел ничего, словно пелена была перед глазами. А теперь вот видит. И косы шелковые, и брови тонкие, и улыбку такую... сладкую. Хороша воеводина невеста. Воеводина? Как бы не так!
- Спасибо тебе, красавица, - молвит Князь ласково, целует руки белые. А из глаз княжны слезы катятся, больно исколотые пальцы. Но улыбается радостно.
- Много зла причинила ведьма стране твоей, Князь. Но теперь ты прежний, ты все исправишь. Никому тебя больше не отдам!
Не слышали они лязга-топота - то дружина вернулась с княгинею. Хлопая черными крыльями, ворвалась она в покои, ветер подняла. Князь в ужасе отшатнулся, видя жену свою законную. Глаза угольями горят, вместо рук лапы с когтищами, на голове змеи шипят. Но лишь миг она такой казалась, обернулась тотчас прежней княгиней-красавицей, презрительно сморщилась.
- Так-то, Князь, ты меня уважаешь, жену свою. Только я за порог, а ты уже девок-чернавок зовешь к себе.
Князь усмехнулся, отвел княжну за спину.
- Как же ты, ведьма, не узнала княжны, сестры моей названной? - усмехнулся он.
Поняла тут княгиня, что чары ее не действуют, взвыла люто, на княжну кинулась.
- Знала бы, что колдуньей вырастешь, приказала бы в шею гнать! Пожалела сиротку, пригрела. Только рано радуешься.
- Уходи, ведьма! - звонко княжна ей крикнула. - Я твои чары развеяла, сумею и с другой ворожбой совладать.
Рассмеялась княгиня и снова обернулась нетопырем-чудищем.
- Уйду, не бойся, - рассмеялась нехорошо.
И взвилась в воздух, княжну сбила с ног крыльями, подхватила Князя лапами и вылетела с ним в окно.
- Не мужем мне будет, так пленником!
И поднялась за ней вся стая нетопыриная, и улетела на юг.
На крики сбежались все слуги, дружинники. Княжну под руки подняли, а она ни жива, ни мертва. Губы дрожат, глаза полны слез непролитых.
Не время теперь слезам.
Разлетелась по ветру стаюшка,
Разметалась, рассыпалась радугой.
То не утки, не белые лебеди,
То тоска и песня печальная.
Ни слова сказать, ни слезе упасть -
Страшно. Стынет душа мертвым холодом.
То ли пыль дорог да конь под седлом,
То ли гладь воды да муть донная...
Поднялась княжна, отвела заботливые руки, бледная, как полотно, вышла из княжьих покоев, прочь из терема. Побрела по городу. Тихо на улицах, пусто. Кто жив еще, по домам сидят, чтобы на глаза ведьминой стае не попасться. Не знают пока, что нет больше ведьмы. И Князя нет...
Долго бродила она по пустым улицам, стучала в двери. Не открыли. Мало ли кто, на ночь глядя. Княжна? Какая такая княжна? Съели ее давно.
Тяжелая ладонь на плечо легла. Обернулась.
- Пойдем домой, поздно уже, - Воевода за плечи обнял, повел к терему.
Остановилась княжна, руки его скинула.
- Не будет у меня дома, пока у дома нет хозяина. Вот вернется Князь, так и я вернусь.
- Как же он вернется?
- Я за ним пойду. Освобожу из плена лютого. Не страшна мне ведьма!
Вздохнул Воевода, обнял княжну крепко.
- Что ведьма, у нее помощников полчища, а слуг тучи черные. Не справиться тебе одной, дочка. Обожди до утра, я дружину соберу, всем войском пойдем выручать Князя.
Согласилась княжна подождать до утра, но в терем не пошла. Присела на мостках, на воду смотреть. Так до утра и просидела.
А поутру, лишь солнце крыши позолотило, прокатился по городу звонкий зов. То горнисты вышли на улицы, впервые со дня появления княгини. Удивленные, высыпали на улицы люди, смотрят, кто осмелился! А по улицам идут глашатаи, зовут честной народ скинуть страх и горе, подняться на защиту земли своей и правителя. Потянулся народ на рыночную площадь. А там уж воевода с дружиною, княжна с ними в доспехе золотом и певец лесной за спиной у нее стоит. Тогда только и поверили, что нет больше ведьмы и своры ее, что управа на нее нашлась. А что Князя утащила, так это ничего. Отберут обратно, да дом ее с землей сровняют, чтоб неповадно было безобразия творить.
Выступило войско к полудню, звонкая песня впереди летит.
Судьба зовет в поход
Не за дарами, не за золотом.
И мы идем - вперед,
Чисты, храбры и дерзко молоды!
Прольется кровь рекой
И смоет вражий дом,
С веселой песней в бой -
И мы его вернем!
Не плачь, Княжна.
Долго шли, но добрались до цели: раскинулась перед войском княжьим мертвая степь. Ни травинки не растет на ней, ни чахлого кустика, только кости белые раскиданы человечьи и лошадиные. А за степью черный замок стоит каменный с башнями высоченными, окошками-бойницами. Ворота железные наглухо закрыты.
Воевода бороду почесал и к воинам своим обратился:
- Испугалась, видать, ведьма, раз за высокими стенами да замками спряталась. - Да как гаркнет громовым голосом. - Отдавай Князя, поганая, или выходи на смертный бой.
А в ответ - тишина.
Вышла тогда княжна, запела песню звонкую, задрожали стены черные, но устояли. Распахнулись ворота со скрежетом, а оттуда! Полезли полчища нежити - крылатые, зубастые, визжат, хрюкают, налетели со всех сторон. Едва успели княжьи воины мечи из ножен вытащить, тетиву звонкую натянуть, Бой закипел не шуточный, летели во все стороны вражьи головы, черная кровь рекой лилась. И человечьей - море. Доблестно сражались дружинники за Князя своего, под Княжны колдовскую песню, полегли как один в лютой битве со страшными тварями. Никого в живых не осталось. Только Лествин-певец сражаться не стал, подхватил княжну, взлетел на коня и прочь умчал, словно вихрь, только их и видели.
В Черном Замке в высоком зале сам лорд Чародей сидит на троне. У ног его - дочь любимая, первая ведьма, сильнейшая. Мрачен Чародей, недоволен.
- Что же ты, дочь моя, делаешь? Отчего никак не успокоишься? Дался тебе этот город и это озеро! Мало того, что сама еле живой вернулась, так еще и войско за собой привела.
- Разбито войско, отец, - отвечает ведьма и кланяется.
- Разбито одно - придет другое! Или ты не знаешь, что народ этот не успокоится, пока своего не добьется? Вот тебе мое слово, отца, короля и верховного демона: отпусти Князя, пусть домой возвращается и людям своим скажет, чтобы нас в покое оставили.
Побледнела ведьма, вскрикнула. Не знала она, что Чародею ведомо о ее пленнике. Кинулась в подземелья, а ей вдогонку крик летит:
- Запомни: в своем замке я все вижу!
Посрывала ведьма замки, отворила двери настежь. Вышел на волю Князь, видит: на поле перед замком дружинники его лежат, мертвые, многих и не узнать. Пошел он средь них ходить, всех назвал по имени и похоронил, как должно. На могилу Воеводину навалил камень в человеческий рост и слова погребальные на нем высек. Только одного лица не нашел он среди павших воинов - самого родного и близкого.
- Была здесь моя красавица, слышал я ее песню. Неужели погибла? Не верю!
Пошел Князь бродить по свету, искал княжну в странах далеких, заморских, в горах и в лесах, нигде о ней и не слыхивали. Вернулся он и туда, где стоял когда-то Город на берегу Озера. Только не было больше города. Берега травой поросли, воду прозрачную тиной затянуло. Присел Князь на берегу, голову на руки склонил и заплакал. И не было вокруг никого, только шелестела листвой береза, да ветерок трепал его седые волосы.