2424 год от Разделения, зимний пик (приблизительно)
Одним из полузакрытых глаз возрождённого Отца, дремлющих, Аваллах наблюдал. Поверженный когда-то, бог после Разделения зародился вновь, восстановил силы, и теперь готов был проснуться. Потому-то элементы его и могли смотреть, прозревать слой за слоем вплоть до уровня Сущего. Являлись же элементами все те цверги, что смогли в своё время вернуть душу, перейти за черту Разделения последней вопреки. Тот путь, которым проследовал и Аваллах.
Высшим заклинанием цвергов была Клетка, Высшим заклинанием сильфид был Фантом, теперь настало время и для Высшего заклинания людей - Иглы. Аваллах наблюдал, как формируется событие на уровне Предела, как переходит на уровни Определённого, как застывает там в форме состоявшегося. Дрогнула и начала затягиваться Рана - поражение, нанесённое через бога самой Стихии, нанесённое Тверди. Аваллах почувствовал общий порыв, присоединился, и если до того лишь пробегали искры, то теперь готовилось подняться пламя. Как только Рана будет исцелена, поверженный Отец проснётся, а с этим и восстановится Предел.
И вот событие, вот контрапункт на уровне Вселенной. Подобное заслуживает того, чтобы рассмотреть с нескольких ракурсов, в нескольких масштабах. Кристалл цитадели входит в серое, входит элариевый стержень, и края Раны стягиваются, будто с обратной стороны за среднюю точку подцепил крючок, потянул. Игла начинает действовать, начинает зашивать. Встречным ударом колоссальный выброс, бьёт в стену Великого Хребта, бьёт в укрепления Концентратора. Великий Хребет рушится, глыбами в ту же Рану, землетрясения - волнами, словно бы сминают западный край Играгуда и перемешивают. Внутреннее кольцо Концентратора исчезает в этом буйстве, уничтожено, но Внешнее выдерживает удар, и разрушения не идут дальше, остановлены. Средняя часть Великого Хребта, охваченная распростёртыми крыльями выброса, уменьшается и уменьшается в высоте. Серое точит, крошит, утягивает за собой слой за слоем, и вскоре от Хребта только две оконечности, оплавленными грядами - у северного и южного полюсов мира. От полюсов же перекидывается на Великий Риф - мерцание, синий свет, и Риф исчезает. В отличие от Хребта - без потрясений, просто.
Разделение уходило, Аваллах наблюдал. Ленты энергий, подобные фиолетовому полотну, втягивались, поднимались к Пределу. Уходило, теряло власть то, что и делало Унику уникальной. 'Ничего не изменит, - подумал Аваллах, - пусть с затянувшейся Раной, пусть без лезвий Разделения теперь, но Уника останется ключевым миром. Той точкой, в которую собралось, той точкой, через которую нить Вселенной будет проходить теперь каждый раз, поднимаясь на новый виток'.
Нижних городов у сильфид много, верхний один - лучезарная Скиния. Соткано её кружево над остатками утёсов Грома, былой цитадели цвергов, а венчает горный массив вулкан, названный сильфидами Пророком. Такова середина Альфалона, единственного материка восточного полушария. И сейчас, с опустившимся Великим Хребтом и исчезнувшим Великим Рифом, по горному массиву удар, после которого тот выламывает, вырывает. Потревоженный, Пророк посылает вверх синий луч, и Скиния вспыхивает от избытка энергии новым светом; из кружев верхнего города новый узор, и вьётся, и вьётся. Когда сдвоенное заклинание достигает пика, верхней своей точки, то массив исчезает, а Скиния опускается. И верхний город теперь внизу, наряду с остальными, в том углублении, что осталось на тверди.
Высшее заклинание людей к этому моменту завершено, Игла уменьшила Рану до точки. И синий луч бьёт в неё, когда Пророк появляется над Играгудом, появляется вместе с фрагментом тверди в виде квадрата. То есть и вулкан, и горный массив перевёрнуты. Но когда слияние происходит, когда синий луч запечатывает оставшуюся от Раны точку, когда затем равная выбросу синяя вспышка, то ориентация восстановлена: Пророк над массивом, жерлом кратера вверх. Со слиянием западный край Играгуда перестаёт сотрясать, волнами расходится уже не выброс, а магия восстановления. Вихри искажений замыкаются на новый массив и поглощаются им, замыкаются на новые утёсы Грома. Тот последний толчок, после которого возрождённый Отец окончательно просыпается.
Вернув полноценность, уйдя от ипостаси кадавра, Аваллах полагал, что вновь станет частью высшего тела Яри, однако же нет, не к тому Отцу повлекли его силы Предела. Как и восстановленные кристальные цверги шли не к Эдру, а чёрные - не к Шерлу. Всех вновь рождённых, перешедших черту Разделения, собирала область в виде кольца, окружавшая точку Раны. Так узнали, что симбиоз - инструмент возрождения, новые элементы для Гро, и только для Гро. С каждой новой душой тот отвоёвывал статус бога, возвращал по крупице. И свершилось: с исчезнувшей точкой Раны кольцо сомкнулось, слилось, а Гро пробудился, обрёл полноценное бытие. Они же, его элементы, перестали быть огненными, перестали быть чёрными или кристальными, а стали новыми крылатыми цвергами. Теми цвергами, которым в новом времени суждено было быть ближе всего к расам пантеонов Плазмы и Пламени - людям, драконам и саламандрам - поскольку именно они, расы пантеонов Плазмы и Пламени, их возродили. И в особенности это, конечно, касалось людей.
Но новый ракурс, новый масштаб. От Уники в космос, в бездны ледяной пустоты, и далее, далее, пока не обозначатся элементы кольца - астероиды, на которые распалась Гро, последняя из планет пантеона Тверди. Сейчас, когда Рана затянулась, а западный край Играгуда застыл в новой форме, элементы эти начинают сливаться. Так, как могли бы сливаться на плоской поверхности капли воды. Группируются тремя сгустками, тремя гигантами среди малых планет, и сближение в нужной точке, соединение. Происходит всё это за период, по меркам космоса ничтожный - буквально часы стандартного времени. С восстановившейся же последней планетой силы Разделения перестают действовать, отыгран последний такт.
Гро проснулся, а Аваллаху предстояло вернуться. Быть может уже в этом году. Перейти через утёсы Грома в мир - мир новой эры. Где устранять следы разрушений, строить внизу и строить вверху - одним словом, работать. Но в этом и счастье, в этом добродетель цверга. И для крылатых тоже, хотя у крылатых теперь несколько иная судьба, иное предназначение. Отец, как и положено, поведёт на высшем; они же воплотят, продолжат на уровне Сущего. Какой будет стратегия Гро, пойдёт ли на сближение с людьми сразу? То его воля, его полностью, ибо Отец, но уже ясно, что сближение с людьми неизбежно.
[2]
2424 год от Разделения, за декаду до весеннего равноденствия
Первый день фантомизации Реганы начинается как и обычно в последнее время: наблюдает за островом Ноос. Теперь остров принадлежит двоим, только двоим, и она им завидует. Остро. Странно, но даже фантомизация не смогла сгладить чувство, устранить.
- Иногда обстоятельства складываются так, - говорит Ярмида, - что ты сама лишаешься счастья, зато содействуешь счастью других.
Конечно же, она знает, о чём мысли Реганы, соединены даже не на ментальном, а на уровне высших тел. В чём и состоит суть начавшейся фантомизации. Через тела Ярмиды - от высшего и ниже - Регана, собственно, за островом и наблюдает.
- Нет, я его найду, - говорит она, - найду моего Тарнума, даже если бы пришлось пройти для этого Запредельное насквозь. И у нас счастье будет тоже, добьюсь.
- Верю, у тебя получится, - отзывается Ярмида, - ибо сам Форматор тебя отметил, использовал для своего дела. А значит должен помочь и с поисками другой души, направить при выходе отсюда по верному пути.
- Форматор? - термин для Реганы непонятный - и это для неё, для модуля координации и управления в прошлом! - поясни, прошу, что это за сила.
- Позже, - говорит Ярмида, - но тот уровень, к которому он относится, ты бы в своих узорах назвала ВСЕЦЕЛЫМ.
На пятый день фантомизации Регана всё же находит в себе силы уйти от Нооса, и если и спускается теперь сквозь планы, то только в ясли освобождения. Выполнены эти сооружения в виде сужающихся кверху башен, скрывает сложный узор магии. По крайней мере так на западном луче, луче андрогиний. И вот, они с Ярмидой в одном из отделений башни, в окружении непременной свиты аур.
- Механизм перехода душ скоро восстановится, - говорит Ярмида, - и ты, Регана, вполне можешь оказаться последней, кого перенесём мы, сильфиды.
- Расскажи мне об этом, - просит Регана, - о механизме.
- Когда-то давно, во времена Первого Противостояния, вселялись мы, - следует печальное, - теперь вселяются в нас и через нас переходят. Вернее так было до недавнего времени, до слияния сторон мира, теперь же перемещение душ снова станет уделом богов.
- Вот оно что, - отзывается Регана. - Цверги в этом узоре, значит, начинали, а вы заканчивали?
- Верно, - говорит Ярмида, - первый шаг - симбиоз, последний - фантомизация. Ибо в каждой из нас есть частица Фантома, Высшего нашего заклинания, сохранилась. Именно через неё мы образуем канал, переносим созревшую душу выше, на уровень Творца.
- То есть здесь как бы вынашиваете, а там, на уровне Элементала, роды?
- Человеческая аналогия, примитивная, но да, можно и так сказать.
- А как же вы сами? - спрашивает Регана, - кто перемещает вас?
- У нас нет так называемых областей посмертия, переходим в Абсолют сразу. То есть жизнь наша вечна, без перерождений.
- И пока было Разделение, - догадывается Регана, - Абсолюта вы не видели, были в нём, в Разделении, заключены.
- Да, были, - подтверждает Ярмида. - Потому мне до освобождения, до ухода отсюда, ещё долго, хотя возможность теперь и есть.
- С радостью бы с тобой поменялась местами, - отклик Реганы, - дабы посмотреть, как оно здесь всё продолжится.
- Поверь, - звучит в ответ грустное, - в этом не будет ничего нового.
Последний день фантомизации, и в этот день приплыли корабли, стоят на рейде в южной гавани Стигмы. Готовится к путешествию и Регана, но путешествию иного рода. Они с Ярмидой по-прежнему в яслях освобождения, но уже не в комнате, а в одной из камер, расположенных у шпиля.
- Конечной точкой своего пути видели свободу, - говорит сильфида, - свободу абсолютную. Видели себя той силой, что должна совершить прорыв. Но всему своё время. Ещё один бог, семнадцатый к шестнадцати, если не пятая Стихия - своевременность. То есть рано, слишком рано ещё было для нашего плана. И даже сейчас, наверное, для него слишком рано.
В свой момент речи прекращаются, приходит пик фантомизации; двойное тело андрогинии становится прозрачным, вспомогательные ауры преобразуют его в луч. Тот поднимается над шпилем, уходит в небо, словно бы пронзает. Люди на кораблях луча не видят, не отмечают, хотя всевозможной наблюдающей механикой корабли оснащены. Просто корабли в одной реальности, а луч - в другой, и с каждым мгновением разрыв всё шире.
- Цверги - противоположность, - продолжает Ярмида уже на эфирном плане. - Они - абсолютная материя, мы - абсолютный дух.
- Абсолютное разделение, - говорит Регана, - если языком 3т.
- Верно, - соглашается Ярмида. - И чтобы одна раса увидела другую, чтобы начали взаимодействовать, Вселенная дала нам вас, людей, затем драконов и саламандр. То есть расы пантеонов Плазмы и пламени. Что последовало дальше, знаешь.
- Первое Противостояние, - отзывается Регана. - Как цверги, так и вы могли бы использовать нас для содействия, но использовали иначе.
- И снова верно, - звучит в ответ бесстрастное. - А потом цверги создали Клетку, мы - Фантом, и те столкнулись, те привели к кризису, неразрешимому на уровне Вселенной. В результате чего и пришла сила уровня ВСЕЦЕЛОГО, Форматор.
Извивы прошлого, память чертит свой узор, И Регана понимает, кто ей помог тогда на Ноосе, когда пришли бесформенные, через кого получилось обмануть. Несомненно, это должна была быть сила выше уровнем, то есть он, Форматор. А также понимает то, что противоположностью Форматора - бесформа, именно ей противостоит.
- Так вот в чьих руках была я инструментом, - говорит Регана, - в руках Форматора. Отрадно. И с ним же, похоже, говорила, когда выплёскивала в пустоту.
- Скорее уж сама с собой, - отзывается сильфида с неожиданной для неё иронией.
Поднимаются выше по уровням Цепи миров, Астрал играет красками: переливает, смешивает, поджигает. Из пламени этого, из переливов оранжевого, голубого и жёлтого, выходит уже не призрак, а птица. Взмахивая мерно крыльями, сплетёнными из энергий, следует дальше.
- И чем же тогда отличается Форматор от Творца? - спрашивает Регана.
- Как и ты, могу здесь лишь предполагать, - звучит в ответ, - и вот моя модель. В отличие от Творца, абсолютно пассивного, Форматор может действовать, но сила его, конечно, меньше. И действует Форматор строго в рамках, то есть не может выйти за узор, созданный Творцом, узор данной Вселенной. В нашем случае он перестроил его так, что из Клетки и Фантома появилось Разделение, а вы, люди, стали ведущей расой.
- Да, с уровнем ВСЕЦЕЛОГО мне теперь понятно, - говорит Регана, - просто ещё один шаг вверх в смысле масштаба. Разделить же его можно, отталкиваясь от моих узоров, на, скажем, СВЕРХВСЕЛЕННУЮ и ВСЕСОЗДАТЕЛЯ.
Поднимаются на уровень Ментала, и крылья птицы преобразуются в потоки чистой информации, затем и вся она - поток.
- В завершение Форматор задал правила, как нам жить, старым расам, сильфидам и цвергам, - подбивает итог Ярмида, - задал на уровне Стихий. Всё для того, чтобы вы, люди, исполнили со временем своё предназначение, исправили то противоречие, к которому привёл наш со цвергами конфликт.
- И мы исполнили, - говорит Регана, - создали Иглу.
- Верно.
Поток информации движется к той точке, где переход с Ментала на Элементал, спрессовывается там до ментального блока, неразделимой структуры. И переход.
- Время обрести свободу, - говорит Ярмида, - абсолютную.
Они на уровне Элементала, от равновесия чистого, из четырёх, следуют к равновесию пары, Плазмы и Пламени. Входят в пространство Гало, то раскрывается широким радужным кольцом. Вдоль радуги мелодия, зовёт Регану, тянет.
- Ты это слышишь? - спрашивает она у сильфиды.
- Нет, - звучит в ответ осторожное, - то только для тебя.
Мелодия не громче, но сильнее, пока не разделяет высшие тела. И одно, бывшее в роли матери, остаётся, а другое, бывшее в роли дитя, забирают радужные кольца, скользит сквозь них, пока не исчезает.
- Спасибо, - слышит Ярмида напоследок, - спасибо, что освободила.
Пора назад, через скольжение сквозь планы к яслям, но сильфида медлит.
- Услышь её, укажи дорогу, - выплёскивает в пустоту пламя просьбы, - она заслуживает.
Затем возврат, и камера, и веер аур.
- Фантомизация завершена, - сообщают очевидное, - прошла успешно.
Ярмида исследует себя - по-прежнему ли частица Фантома с ней, не угасла ли? Нет, не угасла. И, кажется, знает, для кого та предназначена. Для того, кого называли на Обратной стороне Разрушителем, кого называли Освободителем, кто для Ярмиды ближе, чем какой-либо другой человек. Он вернётся, уверена, вернётся, освободится от пут бесформы, даже если в них. Ким.
[3]
1 год новой эры, или эры Единства, летний пик
Устроились они на восточном побережье, в местечке, расположенном на удалении как от зарослей, так и от полосы песка. Готовились встретить пик, затем рассвет. И рассвет теперь, когда нет больше выбросов, виделся вещью более значительной.
- По-моему, уже готовы, - Сталайна пошевелила угли палкой, взметнула искры, сыпнула ими в густоту ночи, - бросай плоды.
Ещё одними искрами у остатков костра кружились мотыльки, окунались в жар, из-за какой-то своей магии не сгорая, а становясь лишь ярче. Также со стороны зарослей доносились трели, крики, шелест, возня. Жизнь возвращалась на остров стремительно, и уже не мёртвый, а живой, не в сухих костяках, а в цветах и зелени.
- Да, я сейчас, - Аиртон смотрел на Сталайну, любовался.
Как и сам пустотник, та была обнажена, отсветы играли на загорелой коже. Уже и не вспомнить точно, как давно перестали использовать одежду, отказались полностью, но, кажется, с началом этой квинты. Именно тогда, вроде бы, пришли к выводу, что без одежды проще, а для защиты от порезов, паразитов и тому подобного вполне будет достаточно простых стихийных заклинаний. И так бы вечно, так бы навсегда, вот только магия из мира уходила, иссякала. А значит и перестанет однажды защищать. Потому-то от одежды не избавились, а лишь убрали в специально придуманный для того короб. Аиртон изготовил, а Сталайна подкрепила заклинанием.
- Сложно, - проговорила тогда со вздохом, - уходит магия.
Так оно и было, пусть и не хотелось верить. Чувствовали по себе, видели по острову, и главным доказательством стало исчезновение гигантской животной клетки. Отправились к диковинному лабиринту после того, как одной из ночей остров содрогнулся, и не обнаружили ничего, даже обвода стен. Аиртон хорошо запомнил чувство, которое испытал тогда: и схватка в контрольной комнате сооружения, и все события, что ей предшествовали, показались сном. Смотрел на пустое пространство, но видел другое, символ: прежнего мира больше нет. Пришла новая эра, подумал, и что-то сказало, шепнуло на ухо - эра Единства, её первый год, равный 2424-му от Разделения.
- И чего мы здесь ещё не видели, - Сталайна подалась вперёд на своеобразном креслице, сплетённом Аиртоном из копьероста, провела по груди, колыхнула, - а?
- Да всё, казалось бы, - ответил он с улыбкой, - узор изучен досконально, но тут, понимаешь ли, уже другое, чистая эстетика.
- Ага, ага.
Запекали сегодня плоды хлебного дерева, по вкусу походившие скорее не на хлеб, а на картофель. И по виду, кстати, тоже.
- Сколькими обойдёмся? - спросил Аиртон.
- Да как обычно, думаю, - Сталайна повела плечом, - три тебе, мне два.
- Хорошо.
Доставая плоды из горки, в которую были сложены у его плетёнки, Аиртон отправлял один за другим в угли, в их жар. Зарыл, для верности поворошил, используя ещё один изготовленный собственноручно инструмент - костяную лопатку. Почти сразу потянуло приятным запахом, защекотало ноздри. Вот запах - да, запах у плодов действительно был близок к тому, какой издаёт свежевыпеченный хлеб.
- Как думаешь, большой мир ещё долго о нас не будет вспоминать? - спросила Сталайна.
Быть может сама не замечала, но спрашивала о том довольно часто, под тем или иным видом, тем или иным предлогом. Аиртон её прекрасно понимал, и самому не хотелось возвращаться в большой мир, уходить отсюда, из этой красоты - мира пусть и малого, но самодостаточного. Вот только уйти, вернуться в большой мир придётся, не избежать. Потому предпочитал не думать о дне завтрашнем, а жил исключительно сегодняшним, наслаждался тем, что есть.
- Надеюсь, долго, - сказал, - хотя с большим миром, сама же знаешь, не угадать.
- А ты можешь успокоить, красивый мой.
- Ну, да, - он снова улыбнулся, - я такой.
Вскоре подоспели плоды, пропеклись, ели их, обжигаясь.
- Вкуш-шно, - Сталайна пыталась говорить, но больше было шипения, пыхтения и прочих междометий, с которыми катала очередной кусочек во рту, - но, ш-штерва, горяш-шо!..
Ответы Аиртона же звучали внятно, потому что сначала ел, а уже потом говорил.
- Перестань, - просил он, - подавишься же...
Но где уж там увещевать, в ответ звучало:
- Нет, пфф, м-м-м, не подавлюш-шь!..
В чёрном, конечно, перепачкались, но не беда, оттёрли пучками специально припасённой для того травы, сок которой забирал грязь магическим образом, откуда и название - чистотел.
- Смотри, волшебная моя, у тебя вот здесь ещё след, на волосах.
- Ага, а у тебя здесь.
А когда пришёл пик, расстелили тенётовое покрывало, бросили поверх мягкой травы, и любили друг друга на нём. И был другой пик, любовного наслаждения, единый из двух.
- Почему ты так ни разу и не спросил, отчего я не хочу применять магию? - прошептала она после. - Ведь с магией, моей магией, было бы легче лёгкого - раз, и всё.
- Не знаю, - сказал он после некоторого раздумья, - просто, наверное, уважаю твой выбор.
Речь шла о зачатии ребёнка, к чему стремились уже не первый день, но всё никак не получалось. Было бы просто, если применить магию Плазмы, но в том и дело, что применять магию Сталайна не хотела. Категорически. Откуда появился сей пунктик, она и сама не знала, однако ж появился, стал основой в узоре. 'Быть может дело в Илрике, - спрашивала себя волшебница, - родившейся с даром? И потому теперь, в противоположность ей, хочу ребёнка-простолюдина? Или же дело в том, что ненавистна уже сама магия, её суть? Но разве же она мне ненавистна? Да, вроде, нет...' В общем, вместо ответов вопросы рождали лишь другие вопросы, и не было этому круговороту конца.
- А когда ты поймёшь, если у нас получится? - спросил Аиртон, - придётся ждать столько же, сколько ждут простолюдины? Или же маг может узнать сразу и без вмешательства магии? Ну, по крайней мере маг Плазмы...
- Нет, без чар не узнать даже мне, магу Плазмы, - сказала Сталайна, - но возможность узнать быстро есть, надо только дождаться лучей Игнифера. Это даже не магия, а скорее хитрое такое гадание, завязанное на прямой свет.
- То есть на рассвете?
- Да.
И на рассвете, когда на бесконечность морской глади легла розовая полоса, когда искупались в стылой пене, он спросил:
- Так да или нет?
- Да, красивый мой, - ответила она с улыбкой, - мы его наконец-то создали. Создали новое начало!