Он уже не мог идти и полз на животе: одежда перепачкана грязью, длинные седые волосы спутаны, и только глаза на неестественно бледном лице продолжают пылать огнём. Но вот, совсем обессилев, он дёрнулся, издал глухой стон. Пещера была уже тут, рядом, и кратер в виде чаши, находившийся внутри, манил, звал, сводил с ума...
- Помоги, Игнифер, - прохрипел Лестер, - дай сил одолеть это зло...
Он перевернулся на спину, вперил взгляд в черноту предгрозового неба; сверкнула молния, за ней пришёл гром, из низко нависавших туч хлынули струи.
- О, многосильный, многомудрый Аларик, - снова воззвал Лестер, - твоим именем я заклинал, тобой данный клинок, с волнами по острию, держал я в ладонях... Так не оставь, не оставь же меня!..
Нет, ему никто не ответил - лишь сильнее взвыл ветер, да противнее и злее стал ливень. Радугой расцветали видения, капли дождя собирались в сияние - сияние новорождённых душ. Лестера ослепляло белым, ласкало лазоревым, а надо всем этим фиолетовый, первозданный фиолетовый свет. Много дорог видел он, и те переплетались изящными серпантинами, исчезая, теряясь в дивном сиянии. Но вот хлынули осколки серые, вот чёрные, вот багровые, и души померкли, угас свет. На дорогах, протянувшихся между туч, уже не души, а осколки душ, а затем твари, которых осколки эти могут породить, проникнув в полноценную душу. С козлиными рогами и копытами, с кроваво-красной кожей, с заострёнными хвостами...
- О, нет!.. - снова застонал Лестер, - изыди... изыди...
И тогда с разгоравшегося всё ярче и ярче неба спустилась Лидия в образе женщины-бабочки. Широкие крылья за спиной - тонкие, яркие, - и красота, пронзающая до боли красота.
- В силу Аларика верую, - зашептал Лестер заклинательный стих Синклита, самый первый и самый важный из них, - извлёкшего первый осколок, указавшего путь...
Лидия лишь рассмеялась, изогнулась в полёте, и желание от неё волнами, алой лавой по жилам. Лестер взвыл, не в силах больше терпеть эту муку, и тогда пришла спасительная чернота...
* * *
Домов в поселеньице было не больше дюжины, но на вид прочные, обшиты для защиты от выбросов шкурами динотавров. Хотя можно ли здесь от выбросов защититься? Лестер, член Синклита извлекающих, посвящённый первой ступени, подошёл к поселеньицу с восточной стороны, постоял немного, подождал. Затем прошёл вдоль до западной окраины, где остановился, замер соляным столбом. Все действия осторожно, в полной собранности. Несмотря на то, что вечер, время позднее, разглядел он и линии стен, и зубчики башен. То есть начало Внутреннего кольца.
- Дальнее у этого посёлка расположение, что говорить, - буркнул, - другой край Междужья.
Начав путь в Крюлоде, Лестер добрался до Междужья, как называли область между кольцом Внешним и кольцом Внутренним, а теперь пересёк и её. И если понадобится, пойдёт дальше. Потому что он - Истовый, таково его прозвище. Если взялся за работу, то всегда доводит до конца, и теперешнюю доведёт тоже.
Повернув назад, Лестер обратил внимание на скальный массив, поднимавшийся с южной стороны от посёлка; похож тот был на большой коренной зуб, а бурая твердь вокруг будто десна. "Странно, - подумал, - почему сразу его не заметил". Ещё приглядевшись, Лестер отметил несообразность, как будто массив был не отсюда, а принесла некая сила и бросила - смерч, к примеру, поднявший в одном месте, а отпустивший в другом. Но даже если и смерч, то какой бы он должен быть мощи, чтобы перенести скальный массив? Значит, магия, игра каких-то сил. И распространяться от скалы должна на всю округу.
- Вот и отгадка, - покивал сам себе Лестер, - почему здесь ни стражей, ни стен.
Дом, определённый под стоянку истребителей, находился уже с северной стороны селения. Узнать можно было по метке, нанесённой на дверь кровью всё того же динотавра, слабо светившейся зелёным. Тем они, истребители, и занимаются - выслеживают и истребляют порождённых избытком Ихора существ. А от тех волшебные рога, копыта, шкуры, и прочее подобное.
Пока Лестер думал, постучать или толкнуть, дверь открылась сама, выглянул крепко сбитый детина, по шее червём безобразный багровый шрам. Окинув внимательным взглядом, сказал:
- Заходи.
Лестер вошёл, ожидая увидеть склад с грудой трофеев, но нет, помещение скорее напоминало залу харчевни. Сколоченный из волшебного дерева стол, красноватый свет от вечной лучины, некое подобие стойки, за которой бочки, ряд полок с горшками большими и малыми, коробками и коробочками, а также установленный на треноге котёл.
- Выбросы не мешают? - спросил Лестер, подняв капюшон и расстегнув пряжку плаща.
- Не, не мешают, - ответил детина, - Котелок защищает.
- Котелок?
- Да, волшебный источник, который в Неприкаянной скале. Ты её видел, когда сюда подходил.
- Так и есть, видел, - Лестер кивнул. Про себя же отметил: "Значит, когда я смотрю на Котелок, то он смотрит на меня".
Детина тем временем, схватив длинную ложку, помешал в котле, где булькало какое-то варево, с запахом, следовало признать, весьма вкусным.
- От источника, кстати, и название этой дыры, - сказал после того, как зачерпнул и попробовал, - Кипучий Котёл.
- Понятно, - отозвался Лестер, - буду знать.
- Ты сам-то как в такие дебри забрался?
- Преследую кое-кого, - ответил Лестер уклончиво, - девушку. Откуда вопрос: никого нового за последнее время в поселении не появлялось?
- Сказать честно, я особо не вникаю, кто у нас тут новый, а кто нет. Моё дело вот, за стоянкой глядеть, а остальное по боку.
- Тоже резон.
- Ладно, давай за стол, - детина махнул ложкой, - буду кормить.
Лестер прошёл к столу, сбросил на скамью плащ, пристроил рядом мешок с небольшим своим скарбом. Когда сел, то не удержался - провёл пальцем по столешнице. Ни следа жира или чего-то подобного, как будто только что оструганного дерева коснулся, и дух при этом смоляной, приятный. Вот, что значит волшебное дерево!
- Вот тебе основное, - детина бухнул на стол горшок с варевом. - И корешки под прикуску, - придвинул доску, где тех корешков с горочкой.
- Благодарю, - кивнул Лестер. - Сколько с меня причитается?
- Брось, - отмахнулся детина, - обижаешь!
- Хорошо, не стал спорить Истовый.
- Посуду, как пожрёшь, вон в тот ящик, - детина махнул широкой ладонью. - А место для спанья в подвале, по той лесенке спустишься, - ещё один взмах.
- Понял.
- Я же, с твоего позволения, как с супом закончу, так сразу дрыхнуть - что-то умаялся за сегодня.
Так и вышло, что Лестер вскоре остался один, и, прихлёбывая да прикусывая, погрузился в воспоминания.
* * *
Задание им дал Карлеон, представитель одного из элитных публичных домов. Как рассказал, пострадала девушка по имени Лидия - не успели прикрыть, когда случился пиковый выброс, так получилось. А далее приступ, далее одержимость, скорее зверь, нежели человек. В общем, симптомы привычные. Но так как сотрудница ценная, то терять не хотелось бы, и прочее, прочее. Не всё в рассказе Карлеона сходилось, и Лидию скорее просто похитили, дабы превратить со временем в порну, но то извлекающих уже не касалось. Их дело - извлечь осколок, избавиться от фрагмента, пришедшего с выбросом из Дыры, и только.
Случай, однако, оказался тяжёлый - не один осколок, а несколько, что происходило весьма и весьма редко. Фрагменты душ, как правило, не склонны к союзничеству, предпочитают единолично владеть тем, что досталось. Потому Лестер и был не один, а взял на обряд извлечения двух помощников, Стефана и Мартина, посвящённых третьей ступени. Думалось, будет достаточно. И здесь он, Истовый, просчитался.
Обряд сразу пошёл неправильно, наперекос, и первым не выдержал Стефан: отпрянув, словно бы получил тяжёлый удар, вышел из круга, а там заорал, схватившись за голову, закрутился на месте. Завершилось же тем, что подскочил к стене и принялся биться об неё головой, после чего свалился без чувств. Лестер видел это краем глаза, но не мог помочь - начав речение, освободив кинжал с волнистым клинком, уже не имел возможности повернуть вспять. Лидия, прикованная к столу, хохотала, извивалась всем телом, затем изо рта её полезли длинные иглы, подобные металлической рвоте, какая бывает у больных металликом. Когда иглы закружились, словно бы осиный рой, второй из помощников, Мартин, вскрикнул, принялся размахивать руками. И тоже вышел из круга. Иглы словно бы ждали этого, и вонзились все до единой, опрокинули, заставили биться в корчах. И снова старший из извлекающих не смог помочь - он читал завершающий заклинательный стих, следил за лучом, готовым сорваться с клинка. В конце концов тот сорвался, вонзился, а Лидия верещала, Лидия голосила, и сиреневой дымкой вокруг тела туман.
Мартина тогда спасти так и не удалось - истёк кровью. Стефан же выжил, уберегла потеря сознания. Но выжил, как выяснилась позднее, на беду.
[Ауни]
Я не целое, я только часть. Но часть самая крупная, и помню имя целого, и оно Аун. А я Ауни, самый большой из фрагментов, на которые раскололось.
Также знаю, что у Ауна был друг, имя его Аваллах. Но целое, Аун, не хотел дружбы. В этом мире можно соприкасаться чувствами, можно мыслями, полагал Аун, но нельзя высшими из тел, душами. Потому избегал других, и даже Аваллаха, своего друга. Целое, Аун, страдал, ему было больно, и потому убил себя сам. Но высшее тело не может быть уничтожено, и вернулось фрагментами из пустоты. Так я родился.
Выброшенный из Раны, будто бы струп, я переходил с плана на план, и таял, и угасал. Дабы спастись, я, Ауни, стал искать то высшее тело, с которым можно было бы слиться, срастись. И нашёл, но оказалось, что нашёл эту душу не я один. Девушка, запертая в каземате, окружённая чёрной аурой, просила о силе, взывала. Мы вошли, мы дали ей силу, и она принялась разрушать. Разрушила каземат, стала разрушать дальше, но остановили, пленили.
Затем пришёл враг, пришёл тот, кто извлекает. Враг по имени Лестер, в сопровождении двух помощников. Мы сопротивлялись, препятствовали, но Лестер извлекал нас из высшего тела Лидии одного за другим. Извлекал щипцами своего дара, истовой своей веры. Мы убили одного из помощников, изрезали, другому разбили голову, но до самого Лестера, врага, дотянуться так и не смогли. В результате остался лишь я, Ауни, лишь мне удалось затаиться, остальным же, несчастным, пришлось вернуться в Дыру, в пустоту.
Лидия снова была в каземате, я был в ней, но что мог я поделать, если один, если ничтожен? Но свершилось, выход нашёлся, и то было появление того из помощников, что уцелел в схватке, Стефана. Его переполняла ярость, пылала багровым, и я переплавил, превратил её в похоть. И когда Стефан овладел Лидией, лишил её девства, я до него дотянулся, наживил на крючок. Так мы покинули каземат, сбежали, и дальше действовали втроём - я, Ауни, Лидия и Стефан.
Мы долго скитались, долго, но Лестер, этот враг, этот заклятый, не отставал, шёл по следу. В конце концов он настиг нас, и нам пришлось с ним сразиться. Не знаю, не могу понять, как это произошло, но в пылу схватки Лестер извлёк меня из Лидии, вытащил, и вонзил в Стефана, будто нож. В результате Стефан погиб, а я оказался заключён в оболочку из мертвой плоти, как в каземат. Как же скверно, Ауни, как неприятно! Но Лидия от него, от врага, тогда сбежала, смогла.
Я тлел и разлагался вместе с гниющей плотью, а бедняжка Лидия всё это время бежала и скрывалась, скрывалась и снова бежала, ибо Лестер, враг, никак не желал оставить в покое. И вот он настиг её, совсем рядом - я это чувствую, знаю. Она на краю, бежать некуда, загнана в угол. Что же делать, о, что же мне делать - как ей помочь?..
[Лестер]
Очнулся Лестер от невероятной силы громового раската. По щекам хлестали плети дождя, прижимали к земле, но он приподнялся на дрожащих руках, сумел, продолжил движение. Через мгновение небесная сфера снова растрескалась молнией, и снова залп грома, как если бы выстрелило какое-нибудь из орудий цвергов, особенно мощное. Лестер ждал, действительно ждал, что небо обрушится, что вниз посыплются хрустальные глыбы, погребут под собой, упокоив навек. "Это было бы спасением... - подумал он, но тут же обругал себя за малодушие. - Известно, куда ведут лёгкие пути - в Дыру, в серую её муть. Так что не останавливайся, двигайся, ведь ты же Истовый!.."
И он двигался, полз. Временами даже получалось подняться на ноги, сколько-то шагов пройти. Неприкаянная скала нависала, чернела на сером; из прорехи её, из грота, рвался зов. Перед глазами Лестера всё плыло, от яростных вспышек молний мир разделялся лишь на два цвета - чёрный и белый, и те будто набрасывались друг на друга. Теперь ему виделось множество лестниц - иные с большими ступенями и витыми балясинами, иные в виде эскалаторов, ступенек скользящих, третьи и вовсе трепетали верёвочными трапами. Спускались степенно, сбегали, скатывались по ним исчадия Дыры, и каждая на тот или иной лад шептала.
- Прибежище моё и защита моя, поводырь мой, на которого уповаю... - начал Лестер один из заклинательных стихов, но не смог вспомнить следующую строфу.
От отчаяния он заплакал, а шёпоты скользкими червями заползали в уши, и грызли, и грызли. В какой-то момент не выдержав, Истовый повалился, закрутился на месте, заорал:
- Ты не пройдёшь! Я не позволю тебе!..
"Ты наш, - насмехались над ним голоса, - ты давно уже наш..."
* * *
Добравшись до кровати, Лестер тут же уснул, но посреди ночи из сна вырвали болезненные укусы. То, что кусало, светилось, потому подумал сперва на ртутных блох, но нет, то были частицы света. Прикасаясь, они обжигали, из-за чего и складывалось ощущение, будто укус. Стоило Лестеру встрепенуться, подняться, как частицы собрались в стрелу, указывала же та вверх и в сторону. Эдакий луч с наконечником, компас от самого Аларика.
- Ты здесь, Лидия, - прошептал Истовый, - точно здесь!..
В следующий миг он уже был на коленях; будто бы огонёк на ладонях, руки держали кинжал с волнистым клинком.
- В силу Аларика верую, извлёкшего первый осколок, - послышался горячий шёпот, - указавшего путь...
Да, именно он, Аларик, основал в своё время Синклит извлекающих, указал путь. Извлекали из высших тел примеси, фрагменты душ, приходившие с выбросами из Дыры. Случалось подобное лишь в Играгуде, потому лишь там Синклит и действовал, в остальном же мире о нём почти и не слышали. Фрагменты также называли осколками, при слиянии те изменяли высшее тело, извращали. Крайняя точка подобных метаморфоз - иссечение до полного изменения, как говорили в Синклите. Что и произошло с Лидией - стала суккубом. Спасти уже невозможно, но можно освободить, и Лестер освободит.
* * *
Следуя за сотканной из света стрелой, Лестер поднялся в главную комнату, прошёл к двери. Затворные заклинания, конечно, имелись, но только не позволяли без спроса войти, а изнутри без труда открылось. Истовый вышел, закрыл за собой, осмотрелся. Приближалась гроза, погромыхивала и посверкивала, порывами налетал ветер. Заколов пряжку плаща, накинув на седые волосы капюшон, Лестер последовал сквозь ночь за стрелой. Кинжал был в правой руке, наготове.
Увы, но в тот день, далёкий и злополучный, когда проводил обряд, из высшего тела Лидии извлёк Истовый не все осколки. Привело к печальным последствиям: девушка смогла выбраться из той комнаты, в которой держали, неким образом утянула с собой и Стефана, обратила. В произошедшем Лестер винил только себя, и сразу же отправился за беглецами. Погоня затянулась на долгие месяцы, но всё же он настиг их, догнал, а догнав, сразился. Со Стефаном и осколком Лестер расправился, а вот Лидии удалось убежать - обманула его, применив заклинание иллюзии. Но Истовый всё равно взял её след, и преследовал, преследовал, преследовал. Он чувствовал себя старым охотничьим псом, гончей самого Аларика, и вот погоне конец. Так или иначе, но сегодня всё завершится.
Лестер остановился перед небольшим домиком, в одном из окон которого мерцали едва различимые искорки света. На такие же искорки рассыпалась, разлетелась стрела, что вела. Лестер посмотрел на кинжал, кивнул. По кромке того бежал голубой свет, охватывал по всему острию.
* * *
Извлекающий толкает дверь и та подаётся с лёгким скрипом. Осторожно пробираясь по прихожей, он произносит заклинательный стих - из тех, что боевые. С каждым словом в жилы вливается сила, расходится от физического тела аурой, и поёт, резонирует волнистое лезвие клинка. Подняв кинжал перед собой, Лестер следует дальше, проходит сквозь арку в основную комнату дома. В центре, на дощатом полу, кровью вычерчена пентаграмма, от неё тоже аура, и сильная, ибо кровь - человеческая. В вершинах звезды подсвечники, чёрные свечи горят каким-то неприятным серым огнём, Лидия же в середине. Не человек и не зверь, нечто между - суккуб. Обнажённая, она завораживает невероятной своей красотой: большие глаза смотрят пристально, вылепленная идеально грудь мерно вздымается, ноги скрещены по-южному, запястья покоятся на коленях. Лестера одолевает желание, лижет огнём; чувство до того острое, что граничит с болью, и Истовый заслоняется ритуальным кинжалом.
- Он пришёл за мной, Ауни, - говорит Лидия в пространство, - заклятый, враг. Знаю, ты слышишь меня, и жаждешь помочь, но не ведаешь, как освободиться. Сейчас я проведу, направлю, и свобода твоя станет оружием!
- Свобода нужна тебе, Лидия, - говорит Лестер, вздыхает. - Не сопротивляйся, позволь мне закончить, исправить свою ошибку.
Словно прорываясь сквозь переплетения липкой и туго натянутой паутины, он делает шаг, другой, и злая воля пятится, отступает.
- Меч мой, щит мой, сила моя, - гремит извлекающий, - есть Аларик, основатель Синклита!
Холодные огонёчки свечей гаснут один за другим, Лидия хрипит, хватается за горло. Тяжёлые подсвечники поднимаются в воздух, кружатся, кружатся... Лестер хватает один, делает шаг в центр звезды, обрушивает металл на голову суккуба. Пентаграмма взрывается вместе с этим ударом, пол качается, Истовый падает на колени. Лидия разлетается кляксой плоти, но в следующий миг собирается, что-то выкрикивает на непонятном языке, затем звонко хохочет. Уже теряя сознание, Лестер понимает, что угодил в западню.
[Ауни]
О, через какие муки пришлось мне пройти, через какие страдания! Белёсые могильные черви грызли меня, и каждый миг полнился болью, но теперь это всё позади, Лидия одарила свободой. Оказавшись рядом с ней, я с сожалением понял, что не смогу помочь - от силы моей остались лишь крохи. Но Лидия что-то сделала, применила какую-то магию, и теперь уже она вонзила меня в душу врага, будто нож.
Как славно, как же славно! Я входил в эту тёплую, податливую плоть, я чувствовал трепетание каждой жилки... Славно, о да, славно! Тот, кто изгоняет, казался уже моим, но вдруг я упёрся, остановился, а затем был удар, который едва не выбросил, не уничтожил. Лестер очнулся и попробовал заколоться кинжалом, но я не позволил, нет-нет, и мы стали биться.
Как же сладка была месть, как же приятна! Но враг вспомнил о волшебном источнике рядом с селением, о Кипучем Котле, и вспыхнул надеждой, что тот исцелит, избавит его от меня. Я всё ещё был очень слаб, а враг, заклятый, силён. Мы сражались, пока он пробирался к скале, к гроту; в какие-то моменты мне даже удавалось взять над ним верх, но затем всё возвращалось на круги своя. И вот он у входа, а я брошен ниц, но не отступлюсь, нет-нет, я не сдамся!..
[Лестер]
- Аларик избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы, - продолжал шептать Лестер, - щитом Своим закроет тебя, и будешь безопасен...
Он уже был в пещере, сползал по прорубленным в толще скалы ступеням, и слышал, как гремят воды Кипучего Котла. Силы оставляли стремительно, осколок брал верх, и всё же Лестер смог дотянуть до источника. Зачерпнув ладонями невероятно холодной воды, он сделал несколько судорожных глотков...
Истовый надеялся на избавление, но вместо этого произошло нечто другое. Растворённая в воде магия пронзила тысячью игл, те слили фрагмент и душу человека в одно целое, но неким своим, особенным образом.
- Нет! - возопил Лестер.
- О нет! - вторил Ауни.
Ключи Кипучего Котла бурлили, плевались, плескали, а потом из подземной каверны выползла тварь огромная и бесформенная, с множеством щупалец. Она утробно рокотала, словно изливая какое-то ужасное песнопение, и Лестера не стало окончательно, не стало Ауни, место их заняло ещё одно щупальце, только на уровне высшего плана, Элементала.
* * *
Рано утром из грота, ведущего вглубь Неприкаянной скалы, вышел человек. Хотя человек ли? Но не было это существо и порождением фрагмента души, инкубом. Здесь вообще не было какой-то одной строго закреплённой формы, в чём и заключалась суть. Существо знало, что отнюдь не одиноко, и всё это поселеньице наполнено такими же креатурами. К числу их принадлежала и Лидия, сумевшая обвести вокруг пальца как изгоняющего, Лестера, так и осколок, Ауни. У адептов Кипучего Котла имелись и не такие уловки, и существо было радо, искренне радо, что теперь среди их числа.