Некто. Час звезды

_Андрей Алексис_

.2010

Гапон задыхался, с трудом проталкивал воздух сквозь свистящие лёгкие. Я тащил его по улице, озираясь, чтобы не встретить городовых, или, упаси Боже, казаков. До квартиры Пичугина оставалось всего пара кварталов. Отец Гапон сквозь хрип продолжал бормотать слова, которые теперь уже ничего не значили. "Проклять... Анафема царю... Сука Зубатов..."

Я всё-таки его дотащил. Но отец Георгий был уже без сознания, когда вызванный Пичугиным врач попытался хоть что-то сделать. Пулю достали, но пневмоторакс и потеря крови сделали своё дело. Не приходя в сознание, отец Георгий Гапон скончался на квартире инженера Пичугина от огнестрельного ранения в 6 часов утра 10 января 1905 года. Думаю, перед ним и после него в городе Санкт-Петербурге скончались по аналогичной причине несколько тысяч человек. Так завершился первый этап русской революции и начался другой.

***

Жена Пичугина, Эльба Андревна, сумела провести в дом священника из Охтинского прихода, хотя в этом не было необходимости. Я и сам мог, как семинарист, хотя не рукоположенный в сан, произвести необходимые манипуляции с телом и душой покойного. Однако отец Андрей отстранил меня от дел, и мне оставалось только плакать в задней комнате, проклиная неизвестно кого. Выплакавшись, я несколько успокоился. И нашарив глазами тёмный образ в красном углу, принялся молиться. Когда я вышел из комнаты в гостиную, уже полную всякого политического народа, глаза мои были красны и сухи.

Звучали речи, слава Богу, вполголоса. Люди были возбуждены, но шапки держали в руках и поминутно крестились. Потом отец Андрей попросил всех вон, и все вышли, нестройно толпясь в дверях. Я тоже вышел вслед за всеми. В кучке политических шуршали разговоры.

- Неожиданный исход. - Да, кто бы подумал, что станет Гапон великомучеником, да ещё цареборцем. - Кто теперь Общество возглавит? - Да было бы болото... - На улицах что, стреляют ещё? - Нет, поутихло, но на виду лучше не маячить. - Казаки? - И эти тоже. - Воззвание будем писать? - А кто подпишет? Ты? - Могу я. Только кто я такой... - Вон Алёша у стенки стоит, он Гапона в дом притащил.

Ко мне подошёл Яшкевич, журналист, по слухам член каких-то таинственных организаций.

- Алексей, где Вы его подобрали?

- От Невского тащил. Он сперва сам шёл, потом ослаб.

- А стрелял в него кто? Городовые?

- Не видел. В спину попало.

- Провокатор, значит. Алексей, что он говорил, пока шли?

- Ругался. Царя крыл, Зубатова.

- А сами что думаете?

- Про что?

- Про всё. Что творится, что делать теперь.

- Бунтовать придётся. А если мы бунт не возглавим и не направим, никому мало не покажется.

Яшкевич отвёл меня в сторонку.

- Так. Вы сами какой вес имеете в Обществе?

- Да никакого. Видели меня на собраниях с отцом Гапоном, да и только.

- Домой не ходите. Аресты будут.

- Ясно и так. Отсюда тоже надо подаваться уже.

- Со мной хотите? Я одно место хорошее знаю неподалёку. Ночь-другую можно перебыть.

Я кивнул.

***

Я проснулся резко от наступившего за окном белесого дня. Было начало девятого (на торцевой стене стучали ходики). Я подошёл к окну. В городе редко постреливали. Я оглядел пустую улицу, укрытую перемешанным с грязью снегом. Картины вчерашнего дня встали передо мной.

Отец Гапон, бодрый, весёлый, деловитый, здоровается с представителями заводов, активистами Братства. Все разодеты празднично, иконы с рушниками, хоругви, бумажные цветы. Бабы и ребятишки тоже затесались в толпу, сопровождая отцов. Отец Гапон последний раз зачитал перед рабочими текст послания царю.

В это время я высмотрел в толпе человека нерабочего вида, обряженного в нарочито простонародный наряд. Вместе с Алексеевым (рабочим с Путиловского) хватаем этого господина под ручки и волокём к Гапону. За пазухой - револьвер и пачка тонких листиков. Эсер, мать его без причастия...

Побили провокатора и выкинули на снег. Начальникам колонн строго наказали таковых ловить, бить не до смерти и прочь выкидывать. Все готовы. С Богом! Помолясь, двинулись от заставы к Невскому. Кто-то запел "святый Боже, святый Крести", но его не поддержали, и голос умолк. До первой цепи солдат осталось полверсты.

***

В дверь постучали. Я отлип от окна, подошёл к ней и отпер. На пороге стоял Яшкевич.

- Как спалось? Кошмары не мучили?

- Как ни странно, нет. Видимо сильно устал. - Я пожал плечами.

- Похороны завтра.

Я кивнул.

- Вам надо переодеться. - Яшкевич указал мне на мятый подрясник, в котором я спал.

- Разумеется. - я кивнул. - И ещё.

- Что?

- Сведите меня с вашими людьми.

   - С кем? - недоумение Яшкевича выглядело неподдельным.

   - С теми, кто после вчерашних событий намерены активно действовать. И не клянитесь, что никого не знаете. Грех.

Яшкевич рассмеялся и кивнул.

- Ладно. Поговорим.

И отворил передо мной дверцу шкафа с висящими мужскими вещами, видимо, самого Яшкевича.

Через полчаса я вышел в гостиную, облачённый в партикулярное. Яшкевич, его сожительница и незнакомый мне человек с бородкой слегка приподнялись. Я выбрал всё чёрное. В сочетании со взором горящим это выглядело демонически (как я надеялся).

- Всё таки траур. - объяснил я с усмешкой.

И физически почувствовал, как по спинам присутствующих пробежал холодок. Мужчина с бородкой внимательно разглядывал меня.

- Что же вы хотели такого сказать 'нашим людям'? - наконец спросил он.

- Предложить программу совместных действий. - я отодвинул стул и сел за стол к налитому стакану чая.

- Любопытно.

Сожительница Яшкевича (а может быть, просто хозяйка конспиративной квартиры) встала и вышла в кухню. Я проводил её взглядом.

- Первое. После расстрела мирной рабочей демонстрации правящий режим окончательно потерял всякую поддержку народа. По крайней мере, когда о расстреле и гибели отца Гапона узнают в деревне, неминуем будет взрыв.

- Весьма вероятно.

- Второе. От того, под какими лозунгами, то есть с какой программой в деревню придут ваши или чьи либо чужие люди, будет зависеть масштаб и направленность этого взрыва.

- У вас есть готовая программа? - полюбопытствовал мужчина с бородкой.

- 'Государство без царей, вера без попов, община без дворян.' Плюс страничка текста для программного воззвания.

- М-да. Я опасался, что вы анархист или клерикал, а вы, выходит, социалист?

- Национал-социалист. Православный, но внецерковный. На базе Общества фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга мы создадим общенациональную организацию. Под хорошим новым названием.

- А что вы нам-то хотите предложить?

- Долевое участие.

- Эт' как? - всполошился Яшкевич.

- Мой личный вес в Обществе невелик. Я слишком поздно в него пришёл. Многие тайны его, в том числе финансовые, мне неизвестны.

- Вам неизвестно, КТО снабжал Гапона деньгами?

- Зубатов.

- Ага. Значит, вы признаёте, что с самого начала Общество было одной большой провокацией?

- Двумя. А то и тремя. Правящий режим неоднороден. Одни великие князья хотят одного, другие - другого. И все мешают друг другу. Зубатов служит одному, а расстрельная команда - другому.

- А кому служите ВЫ? - мужчина с бородкой резко выбросил в мою сторону палец.

- Тому, кто далеко. - усмехнулся я. - Давайте рассмотрим гипотетически разные варианты вчерашнего дня. Допустим, у Гапона всё удалось. Николаша принял депутатов, прочитал ту фигню, что накарябал Гапон, всех успокоил, заверил в совершеннейшем ко всем почтении и тэде... Ничего бы он, конечно, не сделал бы, но на некоторое время в стране было бы затишье.

Допустим, депутацию расстреляли, а Гапон остался цел, невредим, скрылся за границу и там продолжил воду мутить. Все бы сразу поняли, что поп - провокатор, а 'Общество' - фуфло, созданное на зубатовские деньги. Начались бы бунты, восстания и волнения, но вразброд и недружно. Все обвиняли бы всех в провокаторстве, воевали бы больше меж собой, чем с режимом. Поврозь вас бы всех переловили-перестреляли.

- А теперь?

- А теперь Гапон - великомученник, царю - анафема, режим нелегитимен полностью, включая церковь. 'Общество' может стать объединительной силой для всех революционных течений.

- ВЫ убили Гапона?

В ответ я только нагло рассмеялся.

- Вы работаете на иностранную державу? Германию? Японию?

- Ничего я вам не скажу, господа. Потому что, хотя бы формально, я обязан придерживаться некоторых правил.

- Значит, Англия! - человек с бородкой хлопнул по столу рукой.

Я допил остывший чай и откинулся на спинку стула.

- Итак, я обозначу свои интересы и план моих действий. Через некоторое время я объявлю себя пророком, сотворю публично пару чудес (а вы мне в этом поможете!), возглавлю остатки Общества и преобразую его в нечто среднее между сектой и религиозной армией. Я объединюсь со староверами, мусульманами, хлыстами, кем угодно, провозглашу священную войну с Романовыми. А после их ликвидации создам новую империю с собой во главе. На новых, естественно, принципах.

Яшкевич поёжился. Ему явно такая перспектива не нравилась. Человек с бородкой глядел на меня внимательно и задумчиво.

- И какой же строй вы намерены установить в своей империи, ГОСУДАРЬ? - ехидно поинтересовался он.

- Демократический. Но не по западному, а по восточному типу.

- Возьмёте пример с Китая?

- Хотя бы. Но вас я не обижу. Формально империя будет выглядеть как демократическая республика, с партиями и конфессиями.

- С парламентом и министерствами?

- Ещё хуже. С Собором, Думой и Народными Комиссариатами.

- Бред. - сказал человек с бородкой.

- Бред. - отозвался Яшкевич.

- Бред. - согласился я. - Но достаточно ли эта идея безумна, чтобы оказаться единственно верной?

- Мы на это не подпишемся.

Я с грохотом отодвинул стул и встал из-за стола. Зайдя за спину революционерам, я подошёл к окну. Не поворачиваясь к ним, я продолжил.

- Господа, вы совершенно ничего не поняли. В настоящее время в России, как нигде, создались благоприятные условия для переворота. Но переворота не дворцового, а революционного, изменяющего всю цивилизационную суть страны и народа.

Боевики молчали.

- Крестьяне, из которых веками выкачивали все соки, чтобы потом спустить откачанное в карлсбадах и монтекарлах, обременены и малоземлием, и выкупами, и податями. Простое освобождение от выкупов даст им передышку и выключит из революционной борьбы. Но если новая власть подарит крестьянам помещичью землю и заменит подати налогом, то за такую власть крестьяне сметут любого царя и любое правительство.

Боевики слушали.

- Рабочие - вчерашние крестьяне, нуждой и тем же малоземлием выгнаные в город, которых вчера расстрелял царь, способны организоваться и осуществлять в городах вооружённую диктатуру. А войдя в союз с крестьянством на основе прямого продуктообмена, обеспечить экономическую базу нового строя. Царь и дворяне излишни. Излишни также буржуа-заводчики.

- Так вы марксист? - подал голос Яшкевич. Я повернулся.

- Хуже, господа. Я национал-социалист. Я отрицаю необходимость копирования Европы в России. Я отрицаю необходимость и даже возможность соединения с Европой на равных, этого она не позволит. Я заявляю о необходимости строить внутри России независимое социалистическое государство, отделённое от Европы. Государство как единую монопольную корпорацию всех граждан.

- С Богом и хоругвями? - усмехнулся Яшкевич.

- С ним. Несмотря на паскудство Церкви и европейский нигилизм интеллигенции, основная масса населения по-прежнему верит в Бога. Если соединить Веру, которая всем известна и привычна, и Социализм, который всем неизвестен, хотя привычен...

- Стоп-стоп. - прервал меня мужчина с бородкой. - Социализм привычен?

- Русская крестьянская община суть социалистическое по сути общество. Если просто перевести с латыни нравоучения Карла Маркса, столь вами любимого, то так оно и выйдет. Представляете себе 'Воззвание общинного движения'?

- 'Манифест коммунистической партии'? - с удивлением произнёс Яшкевич.

- Именно. Я намерен объединить все антибуржуазные и антикомпрадорские силы под лозунгами общинного православного фундаментализма. Общины снизу доверху. Весь народ - община общин. Поместный собор как высший орган управления, Дума из представителей общин как распорядительный орган, Правящий совет - как испонительный орган Думы. Всё дело в словах. Ни parliament, ни ministers не годятся. Они западные.

- А вы восточный деспот?

Я промолчал. Минуту помолчали и Яшкевич с человеком с бородкой.