Аннотация: Молчаливая беседа памяти и безвременья.
ФОНАРЬ
Фонарь тускло блестит наледью и тихонько покачивается... или это только кажется? Стук сердца и в такт - фонарь. А с него вниз свешиваются длинные сосульки, заиндевели все и тоже покачиваются, светясь изнутри холодным светом.
Крест рамы вплавился в оконную изморозь и тускло смотрит - ждет. Подхожу к стеклу, затягиваюсь - язык начинает пощипывать табачная горечь - и медленно выдыхаю на маленький молочный пятачок теплый воздух. Вокруг как будто становится чуть холодней. Дрожь со спины начинает расползаться по телу, скулы сводит зевота. В изморози появилось маленькое слюдяное оконце, и сразу же начинает затягиваться сеткой ледяных игл. Выглядываю сквозь него и снова вижу этот замерзший фонарь, принесенный сюда как будто из прошлого времени. Слепой белый свет вырывается на волю и чертит черные изломы одинокого дерева, стоящего поодаль. Он не может пробиться дальше замерзшей истоптанной дорожки перед домом и этого дерева. Висит, медленно покачивая жестяными боками в такт ветру. Нет, не из прошлого - из безвременья. Как будто едешь в мерзлом тамбуре поезда в зимнюю стужу, в ночь, в никуда. А за окном нет-нет, да и мелькнут далекие огоньки. Где-то там, укрывшись от всех в тепле домашнего уюта, в привычных запахах, в скрипах старого пола, в заведенном раз и навсегда порядке вещей, живут люди. Готовят ужин, укладываются спать, не вспоминая ни о стуже, ни о поезде, ни об огромных пространствах, оставленных за дверью. Маленькие световые точки в бескрайней ночи, проглотившей весь этот мир...
Бывало в детстве, возвращаясь домой поздно ночью, смотришь на разноцветные квадратики окон и в душе вспыхивает нечаянная радость - кругом люди, и в каждой квартире свет. Вот потухло одно окно... другое, и дом прямо на глазах превращается в странную светящуюся надпись на незнакомом языке. Кажется, вот-вот разгадаешь, что там написано и узнаешь секрет счастья, написанный тайнописью света. Щуришь глаза, и точки начинают метать фейерверк искр, а потом расплываются в цветные круги, а на душе радостно и спокойно. Дома ждет вкусный ужин и сладкие сны...
Дед стряхивает в ладошку крошки хлеба со стола и отправляет их к себе в тарелку. Неспешно так, привычным движением, отточенным за длинные годы, которые он пережил. Вздыхая, встает, щурится на часы и идет в комнату. По телевизору показывают "Новости", диктор много и непонятно говорит. Глаза слипаются, но я борюсь со сном, дожидаясь, когда будет "Прогноз погоды". Наконец, под звуки знакомой музыки проваливаюсь в сон, сохраняя в памяти темный силуэт - дед задумчиво сидит в кресле, глядя в экран.
Улочки, переулки, дворики, тупики. Маленький город, ссохшийся от степного ветра. Выветрившиеся камни домов, сонные прохожие. Город, хранящий прошлое в каждом укромном уголке, в воздухе, в траве, вытаивающей каждый год из-под снега, в неспешной речи людей и повседневных их заботах. Город спит, глушит все звуки, бросает дорожки света на потолок комнаты от тихо пробирающихся к своим гаражам запоздалых машин.
Сигарета тухнет, щелчком отправляется в гулкую консервную банку и наваждение исчезает. У фонаря больше нет молчаливого собеседника. Тихий шелест шагов по ступеням, звук закрываемого замка, и он остается висеть снаружи, покачиваясь в ответ на порывы ветра, высвечивая дорожку перед домом, отвоеванную из ночного небытия. Бесконечная упорная борьба с темнотой проглатывающей память. "Из пункта А в пункт Б"... Только время, всегда одно и то же, пробегающее за окном, проносящееся в привычном ритме под стук сердца, под суету жизни, прячущейся за дверь с глазком, под тихое дыхание ночных "пассажиров", сходящих на пустынных станциях. "Платформа семьдесят три...", "Платформа восемьдесят шесть...", "Платформа девяносто восемь. Осторожно! Двери закрываются... Следующая станция...".