Аннотация: Опубликовано в журнале "Реальность фантастики", 10тый номер за 2004ый год
Ночь завершилась погоней. Люди выскакивали из домов, кричали, размахивали факелами. Вопящая толпа устремилась к лесу, наполнила его шумом и отсветами огня.
− Лови! Скорее! Он где-то тут!
− Сети, сети тащите! Вилы!
Все продирались сквозь чащу, и я продирался вместе со всеми. Не слишком торопился, но и не отставал, шел в самой гуще и - один. Всегда один.
Мне было плевать, чем закончится погоня. Я давно понял, что со дня казни Витольда надежда для меня исчезла.
Ноги отмеряли шаг за шагом - медленно, неуклюже.
По привычке.
***
Когда я вернулся к костру, ребята уже встали. Либи расчесывала волосы: тщательно, локон за локоном, заплетая в косы самые длинные пряди. Эд колол дрова. Помятый со сна Вьюнок сыпал в котел крупу.
− Догнали? - лениво поинтересовалась Либи.
− Как же. Догонишь эту тварюгу.
Вьюнок хихикнул.
− Но старались - как проклятые, - добавил я.
− Уж особенно ты.
− С горбом сильно не расстараешься. Мешает, видишь ли.
Положив топор, Эд смерил меня взглядом:
− А что полез тогда?
− Все побежали, и я побежал. Нехорошо из толпы выделяться.
Первой расхохоталась Либи, потом - Вьюнок. Эд засмеялся последним - до него всегда долго доходило.
Оборвалось веселье разом. Из фургона выбралась Инта и направилась к кустам. На нее старались не смотреть: даже для "Монстрамы" дядюшки Типо Инта казалась... необычной.
− Что у нас сегодня? - спросила Либи, разбив колючую тишину.
Вьюнок положил ложку на траву и потянулся к карте.
− В двух часах пути - Грибища, - он задумчиво почесал кончик носа. - Последняя деревня перед Хребтом.
Либи нервно вздохнула.
− Думаешь, там может...
− Не знаю.
− Всякие слухи ходят.
− Сколько мы прошли? Тридцать, сорок миль?
− Считай все пятьдесят, - сказал Эд.
− Далеко от города.
− Могло ведь и не зацепить, - шепнула Либи. - А? Как ты считаешь, Райт?
Я молчал. Даже если она права - что это даст нам? Что даст мне? Только боль. Боль и одиночество. Кряхтя, поднявшись с земли, я пошел к повозке. Следом струился запах пригоревшей каши.
***
Тот день преследовал меня неотступно. Центральная площадь Рены, сложенный по всем правилам костер.
− Жги! Жги!
− Огня!
Стража едва удерживала пьяную от ярости толпу.
− ...и прочих злодеяний приговаривается к сожжению! - отзвучал приговор.
Я стоял у самого помоста, придерживая за плечо связанного, одетого в балахон Витольда.
− Привести в исполнение!
− Я ничего не сделал! - заорал колдун. - Я не виноват!
Стражники подхватил его под руки и силком затащили на эшафот. Привязали к столбу.
− Я не виноват! Я всего лишь маг!
− Огня! - вопили люди. - Пали!
− Не надо! Я не виноват! - в третий раз выкрикнул Витольд, дернулся, пытаясь освободиться от веревок.
Капюшон упал с его головы, открывая лицо.
***
Грибища тонули в дымке. Ближе к Хребту туман густел, темнел, делался непролазным и вязким, как болото. Говорили, что он живой и хищный, и что каждую ночь выплевывает тела тех, кто пытался пройти сквозь него.
Сквозь затянутое бычьим пузырем окошко фургона мгла казалась плотной, чуть не жесткой. Она гасила звуки, и мне приходилось напрягать слух, чтобы разобрать болтовню собравшихся у повозки кумушек:
− ...Зверь страшенный. Когти, зубищи - как сабли.
− В Зеленопрудном его видели.
− Опять, говоришь, лютовал?
− А то! Почтарь сказывал: забрался на постоялый двор, девок до полусмерти напугал.
− Не покусал никого?
− Прогнать успели.
Я глядел на крестьян, ища опровержения или подтверждения правоты Либи, но запыленный пузырь делал всех одинаково безликими.
Толпа разрасталась с каждой минутой: зазывала из дядюшки Типо был отменный. Он напевал, пританцовывал, раскатисто кукарекал и, не жалея ладоней, бил в бубен. К началу представления у фургона собрались все жители Грибищ.
− Сейчас перед вами выступит знаменитейшая в графстве Рена труппа! - выкрикнул наш хозяин. - Приветствуйте "Монстраму" дядюшки Типо!
Крестьяне захлопали.
− Первой на сцену выйдет Либи - единственная в мире женщина, целиком покрытая волосами!
Представление пошло своим чередом. До меня доносились аплодисменты, топот, смех, похожий на ржание и ржание, похожее на смех.
− А теперь - Райт, человек-горб! - провозгласил Типо.
Выбравшись из повозки, я заковылял по крошечной дощатой сцене. Сперва все стихло: зрители поедали глазами мое нелепое, похожее на лопнувший орех тело. Потом раздался гогот.
− Вот умора!
− Ну и страшилище!
− Кубышка!
Я повернулся, демонстрируя себя во всей красе. Смотрите, чего уж там. Не в первой.
Люди напирали, желая протиснуться к самому помосту, и я видел их совсем близко. Видел лица, глаза...
Либи была не права. Они такие же. Такие же, как остальные. И им тоже приятно знать, что есть кто-то еще более уродливый, чем они сами.
− И гвоздь нашей программы: незабываемая, чудовищная, безобразная Инта! - объявил Типо.
Пятясь, я вернулся в фургон.
После обеда мы устроились у повозки. Пили чай с печеньем, смотрели на опускавшееся к Хребту солнце. Это была традиция - ждать часа казни вместе.
− Куда пойдем завтра? - спросила Либи. - В Левобережное или Смоковницу?
Типо шумно отхлебнул из кружки.
− В Левобережное. А потом кругом, вдоль подножья.
Сидевший возле него Вьюнок кивнул:
− Пока все обойдем, можно будет и в Рену возвращаться, по новой представления давать.
− И так - до бесконечности, - Инта куталась в покрывало, но и сквозь толстую ткань угадывались выросты на ее плечах, костистый гребень, спинные шипы.
Я молча глядел на частью скрывшийся за горами алый диск. Чего мы ждали? На что надеялись? На то, что закат, изломавший однажды наши тела, залечит неизлечимое?
− Время, - негромко сказал Типо. У него единственного были часы.
Либи вздохнула. Посмотрела на свои руки, покрытые густыми, как шерсть волосами.
− Ничего, - проговорил Эд, то ли утешая, то ли констатируя факт. - Ничего.
Кроша пальцами кусочек печенья, я смотрел на ведущую к Грибищам дорогу. Горло петлей захлестнуло отчаяние.
Парочку, спешившую к фургону, я заметил первым. Вытянул шею, с изумлением рассматривая гостей.
Сперва я даже не понял, что меня в них поразило. А когда понял...
Они были похожи, как горошины. Кругленькие, глазастые, с роговыми панцирями на спинах.
− Здрасте! Ух, боялся - не успеем, - выдохнул мужчина. - Я - Ингус. Это Фрида.
Типо поднялся навстречу.
− Чем могу?...
Отерев пот со лба, Ингус выпалил:
− Возьмите нас в труппу! В "Монстраму"!
− Что?...
− Понимаете, мы тут одни такие, - он смотрел на дядюшку Типо с мольбой. - Совсем жуткие.
− Нас считают заразными. Проклятыми, - добавила Фрида. - Гонят ото всюду.
− Пожалуйста...
Либи с интересом разглядывала рубиновые в свете заката панцири.
− Мы в них прячемся, - торопливо объяснил Ингус. - Целиком. Показать?
− Не надо, - ответил Типо. Он уже представлял новую программу, прикидывал барыши и затраты. - Пойдемте, обсудим детали. Спокойненько, в узком кругу...
Увлекая гостей за собой, дядюшка пошел к фургону. Они уже почти скрылись за пологом, когда я не выдержал:
− Вы ведь близнецы?
Те переглянулись.
− Нет, - Ингус помог Фриде переступить через бортик, и повернулся ко мне: - Мы встретились два месяца назад. На ярмарке.
Его улыбка, заставила меня отвести глаза, спрятать лицо в ладонях. Только когда пальцы ожгло слезами, я понял, что плачу.
***
Даже теперь, после всего, что случилось с Реной, со мной, со всеми нами, мне страшно вспоминать лицо Витольда.
Оно было нечеловеческим. Не отдельными чертами, а выражением, взглядом - потерянным, отрешенным, сиротливым. А покрытая чешуей кожа, похожие на мох волосы, наросты на лбу были лишь внешним, лишь обрамлением.
− Вы ненавидите меня, потому что я не такой, как вы, - тихо сказал Витольд. Змеиные глаза нехорошо сверкнули.
Я положил ладонь на рукоять меча, хотя и знал - оружием колдуна не возьмешь. Он был связан, но меня успокаивали не веревки на его запястьях, а то, что я был не один. Нас было много - солдат, горожан, крестьян, приехавших поглазеть на казнь - и это делало нас сильными.
− Огня! - взвыл кто-то, и его крик подхватили остальные.
− Жги колдуна!
Палач потянулся к факелу.
− Если не остановитесь, каждый из вас узнает, что такое - быть мной, - прошипел Витольд.
Его не услышали. Торопливое пламя побежало по соломе, по пропитанному маслом хворосту.
− Огня! - ревела толпа.
Костер еще не потух, когда я почувствовал что-то странное. Заныла шея, закололо под ребрами. Я сорвал шлем. Голова казалась чужой, слишком большой и тяжелой.
Вокруг раздавались вопли. Пытаясь освободиться от сделавшейся тесной кольчуги, я посмотрел на палача, на остальных стражников, оглянулся на зрителей.
Наверное, я закричал. Я не мог не закричать.
***
Ночью я вернулся в Грибища.
В домах было темно. Цепляясь за карнизы, я открывал ставни, заглядывал в окна и смотрел на лица спящих.
Я звал.
Когда вспыхнул свет, я спрятался изгородью. Смешной маленький горбун на ножках-веточках.
На улицу высыпали люди, такие похожие и такие разные - трехглазые, безносые, с перьями вместо волос, с пастями вместо ртов - даже здесь, вдали от Рены, проклятье почти не ослабело. Каждый человек чем-то отличался от других - безобразным рогом посреди лба, ослиными ушами, хвостом. Многоликая "Монстрама" покойного Витольда.
Все метались, и я метался вместе со всеми, выкрикивал ругательства и проклятья.
Я был счастлив. Я знал, что если похожий на черепаху человечек нашел себе подругу, то и у меня есть надежда. Я знал, что однажды кто-то посмотрит на меня без страха и смеха. Я знал, что однажды загляну в чужое окно и увижу за ним свое отражение.
Ноги несли меня все быстрее - по улицам, по дороге, по лесу. Меня не должны были поймать, ведь рано или поздно я буду бежать не один.