Тим надеялся, что утром он будет чувствовать себя немного лучше, однако, его надежды ничуть не оправдались. Только его отпустил тревожный сон, пропуская в мир звуков и солнечного света, как этот же мир навалился на него со всей своей тяжестью. Любые неприятные ощущения, которые он старался игнорировать вчера, сегодня напомнили о себе с двойной силой. К тому же добавилась головная боль от шишки на затылке. Наверно, она появилась от соприкосновения с раковиной, хотя этого момента Тим помнить не мог. Зато теперь ясно от чего его вчера так штормило. На "трезвую" голову вообще всё воспринималось более отчётливо, именно поэтому, вспомнив всё вновь, стало совсем не по себе. Тим, не открывая глаз, закрыл лицо ладонями, может быть тогда всё исчезнет?..
- Проснулся? - Диван слегка продавился - Нико сел рядом.
Не исчезнет...
- Да...
К сожалению...
- Хочешь кофе? И... может откроешь лицо, м? Гюльчитай... - Никита слегка потянул его пальцы в сторону. Тим сдался и всё-таки посмотрел на драммера и обстановку, которая их окружала. Почему-то в глаза сразу бросилась огромная стопка пожелтевших газет на самом высоком шкафу.
- А где ребята?
- Уехали. Поезд на одиннадцать был. У Тоши завтра экзамен, а Аде мать позвонила, попросила приехать. Мы решили тебя не будить, но все просили передать, что бы ты скорее приходил в норму. Ада ещё просила поцеловать за неё, но можно я не буду этого делать? - Никита усмехнулся.
- Спасибо... - Он приподнялся на локте. - Нико... извини, что всё вчера вот так... я...
- Стоп. Я что-то не понял, ты сейчас извинился?
- Просто...
- Сложно! Могилевский, заткнись, ты несёшь ерунду.
- Нико?..
- Что ещё?
- Спасибо.
Нико сменил грозное выражение лица на улыбку и растрепал волосы Тима, тот смешно зажмурился, пригибаясь.
***
Потехин нашёл на кухне поднос, и теперь они пили кофе прямо на диване, глядя в телевизор. Там, в одной из запоздалых утренних передач, показывали какую-то элитную хореографическую студию, воспитанники которой заняли на международном конкурсе первое место. Вдруг Тим подался вперёд и указал пальцем на женщину сухого, строгого вида.
- Вероника Александровна! Ничего себе!
- А я думал это сушеная креветка...
- Перестань! Она прекрасный педагог! Строгая, конечно, но просто мастер своего дела!
- Хех, а ты откуда знаешь? - Никита с удивление покосился на него.
- Я... - Тим будто опомнился, но отступать было некуда. - Я шесть лет занимался в её балетном классе.
- Вот чёрт, ты серьёзно? - Никита расхохотался.
- Перестань ржать! Между прочим, я никому об этом не рассказывал. Даже Стас не знает. - Солист надулся, укоризненно глядя на веселящегося парня.
- Прости. Просто как представлю: рок-звезда в пуантах и трико. - Нико снова не удержался от смеха, безуспешно пытаясь скрыть его за чашкой кофе.
- Придурок. - Беззлобно отметил Тим.
- Ладно, всё. Прости. Так давно ты бросил?
- Я с пяти лет занимался. Маме очень нравился балет и она хотела видеть меня на большой сцене. Отец, в общем-то, тоже был не против, только он предупредил, что с семи лет я непременно пойду ещё и в музыкальную школу.
- Жесть у тебя детство было! - Никита явно сочувствовал такой нелегкой жизни, вспоминая, чем он занимался всё своё детство... и школьные годы... и студенческие... и теперь. Хотя нельзя сказать, что он был не рад такому положению вещей.
- Ну, а чего тут ещё ожидать. - Могилевский усмехнулся. - Отец закончил консерваторию и просто божественно играл на фортепиано. Мама говорила, что они в филармонии первый раз познакомились... Прости, тебе, наверное, это всё неинтересно...
- Да брось! Сколько с тобой знакомы, а ничего о тебе толком не знаю. - Обычно Никита не любил все эти бесконечно долгие и нудные истории чьей-либо биографии, но сейчас и правда хотел послушать. Во-первых, Тим отвлёкся от своих грустных мыслей, а во-вторых, было интересно. - А твоя мама, кем она была?
- Она занималась переводом книг. Французский, испанский, английский, итальянский.
- Охренеть! Так ты тоже, наверно, много языков знаешь?
- Неа... Как-то мне не передалось. Нет способностей к этому. Я больше по стопам отца пошёл. - Тим задумчиво улыбаясь, вертел в руках белую чашечку, наполовину заполненную чёрным напитком.
- Так, что там с балетом?
- А, ну да... с пяти лет я ходил к Веронике Александровне, в семь отец, как и обещал, отдал в музыкальную школу. Сам не знаю почему, но я выбрал скрипку. Хотя благодаря папе я ещё могу сыграть что-нибудь на пианино, только что-нибудь несложное.
- А ты же вроде в основном музыку на гитаре пишешь?
- Да, за гитару спасибо Стасу! Он мне её на пятнадцатилетие подарил! И первым аккордам научил.
- Могилевский, ты меня всё больше удивляешь! Нет, про гитару я знал, конечно, но про всё остальное... - Нико уже давно сделал телевизор тише, чтобы не мешал разговору и развернулся к Тиму, сев с ногами на диван.
-Вот такой вот я оригинальный! - По его волосам, пышным и немного растрёпанным, скользнул яркий луч полуденного солнца; потянулся к лицу, золотя длинные ресницы и замер, красиво очерчивая профиль, слегка склонённой головы. - А когда мне было десять лет, родители погибли. Они отправились отдыхать на море, меня оставили у дяди. Хотели отметить годовщину. Через неделю нам сообщили, что они утонули.
Никита был уже не рад, что завёл весь этот разговор.
- После этого я ещё год ходил на балет. Потом дядя Миша ясно дал понять кем, по его мнению, становятся все танцоры балета и сказал, что в его доме такого не будет. Я уговорил его, не без помощи тёти Гали, чтобы он позволил мне ходить хотя бы в музыкальную школу. Таким образом, семь классов я закончил, хотел после девятого класса обычной школы в музыкальное училище пойти, но дядя настаивал на полном среднем образовании. Вот... теперь пытается мне внушить, что я должен пойти на налогообложение.
- Ну, вот и я о том же. Мечтаю скопить денег и поехать учиться в ту же консерваторию, которую закончил отец.
Тим замолчал, с удовольствием хлебая кофе со вкусом ирландских сливок, а Нико переключил на музыкальный канал, впрочем, не особо следя за происходящим на экране.
***
Уже вечером драммер всё же решил отправиться в аптеку и купить что-нибудь обезболивающее. Хотя Тим продолжал утверждать, что в этом нет необходимости. Никита со словами: "Могилевский, я на тебя смотреть уже не могу! У тебя такое выражение лица, будто ты испробовал на себе все пытки святой инквизиции. Так что закрой рот и дождись меня. Я скоро приду". Тим проводил его обиженным взглядом, но послушно лёг и снова уставился в телевизор.
Нико действительно вернулся довольно быстро. Принёс маленький целлофановый пакетик с какими-то коробочками.
Когда солист вернулся из ванной, Нико предложил ему переодеть длинную футболку, в халате было явно жарко и не очень удобно. Когда парень скинул его с себя, Никита, выходивший из кухни, выронил полотенце.
- Это... - он округлив глаза посмотрел на Тима, не договорив до конца. Парень поспешил натянуть футболку.
- У тебя точно ничего не сломано? - Он чувствовал, как чуть утихшая ненависть снова начинает закипать внутри. Он в секунду оказался рядом с Тимом, взглянув на которого, драммер решил всё же сбавить тон. - Дай-ка посмотреть...
- Да, нечего там смотреть!
Никита, не слушая его, самостоятельно потянул край чёрной ткани вверх, обнажая поджарый торс. Синяки выглядели отвратительно большими и тёмными.
- Рёбра точно в порядке?
- Разумеется! - Ему было явно неуютно.
Никита слегка коснулся бока, Тим болезненно охнул, но на серьёзное повреждение было не очень похоже. Тогда он удовлетворённо отпустил футболку. Тим тут же отполз подальше, помогая себе длинными ногами, посмотрев на которые, Никита сразу вспомнил утренний разговор о балете.
- Вот, прочитай противопоказания. Вдруг тебе нельзя. - Нико бросил ему упаковку от таблеток. Тим повертел её в руках.
- Смотри как интересно... люди сравнивают боль с жаждой.
- Что? О чём ты? - Драммер удивлённо уставился на него.
-Ну, вот здесь написано "болеутоляющее"... Обычно утоляют жажду... а тут получается боль... - Никита обеспокоенно пощупал его лоб - нет ли жара. Тим рассмеялся. - Да, отстань ты! Просто забавно...
- Слышь, Галилей, пей давай!
- А при чём здесь Галилей?
- Не знаю... Ну, Аристотель тебя утроит?
Могилевский продолжил хохотать, но сладко-солёную от шипучей таблетки воду всё же выпил. Уже через полчаса он почувствовал себя намного лучше, по крайней мере, ему больше не казалось, что он вот-вот развалится на части.
***
Только когда Тим оказался перед дверью дядиной квартиры (своей, её язык не поворачивался назвать), он отчётливо осознал, что его ждёт, как только он зайдёт внутрь. Пришлось надеть большие тёмные очки и выпустить прядь волос, чтобы хоть немного прикрыть здоровенный синяк на скуле. Что ж ожидания сполна оправдались. Дверь открыла тётя Галя, да с таким выражение на лице, что захотелось обратно в квартиру великодушного Бориса, оставшуюся за сотни километров отсюда.
- Тебя где носило? - Сквозь зубы процедила она, убирая с лица тёмно-русые локоны, явно только что освободившиеся от бигудей и теперь смешно пружинившие перед глазами. - Ты когда обещал приехать?!
- Я знаю, я задержался, но...
- Задержался?! Нет, вы посмотрите на него! Он задержался! - Она всплеснула руками. - Ты обещал приехать ещё вчера вечером! А вернулся сегодня!
- У меня просто возникли проблемы. Я не смог вчера приехать. Никак. - Она даже не давала пройти в комнату, прочно перегородив все пути к отступлению. Между тем голова снова начинала болеть. Он был ещё не в том состоянии, чтобы с кем-то выяснять отношения. Тётя же одним проворным жестом стянула с него очки и её губы сжались в одну тонкую линию.
- Это что такое? - Тим промолчал. Глупый вопрос - и так видно что это. Казалось какое-то мгновение она сомневалась - не залепить ли пощёчину, но его болезненный вид переубедил женщину. - Поля из-за тебя всё утро проплакала! Спрашивала, что с тобой случилось!
От этих слов Тиму сделалось очень нехорошо. Полина - единственный человек, которого он по-настоящему любил. В этот же момент маленькая рыжеволосая девочка выглянула из-за двери в детскую. Тим выхватил очки и снова нацепил их на нос, не хватало ещё ребёнка своим видом пугать. Издав радостный вопль, она ярким огненным вихорьком пронеслась мимо матери и кинулась к Тиму, который присел на корточки, чтобы поймать её. Полина прижалась и обхватила его шею так, что все заглушенные "болеутоляющим" неприятные ощущения вспыхнули вновь. Он зажмурился, но тоже крепко обнял двоюродную сестру. Её пышные кудряшки щекотали лицо, а маленькое сердечко билось как у зайчонка. Она горячо зашептала ему на ухо:
- Я так боялась! Я думала тебя украли!
- Кто? - Тим слегка улыбнулся, поцеловав её в пухлую щёчку.
- Дядьки! Папа говорит, что нельзя одной гулять на улице, потому что дядьки могут украсть! - доверительно поведала она.
- Папа прав. Потому что ты маленькая девочка, тебе одной нельзя выходить, а я и сам взрослый дядька. - Тим посадил девочку на руки и поднялся вместе с ней, теперь уже глядя в большие карие глаза.
- Ты не дядька!
- А кто же?
- Ты мой братик! - Она снова обвила его шею маленькими, нежными ручками, положив голову на плечо.
- Так, Полина, тебе спать пора. - Тётя Галя была явно недовольна тем, что её прервали.
- Ну, мааамочка! Ну, пожаааалуйста! Я хочу с Тимкой побыть!
- Вот своему Тимке и скажи спасибо, что теперь не можешь с ним посидеть! - Девочка начала хныкать. - Быстро!
Тим погладил сестру по голове и поцеловал пальчики, исчёрканные фломастерами:
- Принцесса, разрешите проводить Вас в Ваши покои. Все принцессы должны днём спать, иначе фея снов обидится и не прилетит ночью.
- А ты не уйдёшь? - Она хлюпнула носом, и потёрла глаза.
- Ну, что Вы! Ваш покорный слуга будет охранять сон своей маленькой принцессы от драконов и прочей крикозябли.
- От чего? - Полина расхохоталась, позабыв слёзы.
- От крикозяяябли! - Тим пощекотал её, изображая пальцами это самое неведомое существо. Девочка взвизгнула и снова залилась смехом. Тим понёс её в комнату, сплошь заваленную игрушками и прочими милыми детскими вещами. Уложив Полю в кровать, ещё раз театрально поцеловал её пальчики и прикрыв дверь, вышел.
Счастье, что в этом доме есть она. Просто "луч света в тёмном царстве". Помнится, когда ему было пятнадцать, он очень сильно поругался с дядей, из-за проблем в школе. Тогда он подумывал покончить с жизнью, всё равно никакого удовольствия от своего существования он не получал, но именно из-за Полины не сделал этого. Да может быть и дядя терпел его в своём доме только благодаря тому, что дочь души не чаяла в двоюродном брате.
- Совсем ты стыд потерял! - Женщина постаралась испепелить его взглядом и скрылась в спальне.
Тим, не чувствуя ног, упал на любимую кровать в своей комнате. За эти три дня он просто выдохся, хотя при таких контрастных жизненных ситуациях, это не удивительно. Просто как два разных мира! Казалось сцена, микрофон, крики, музыка, успех... всё это никак не могло быть связано с сегодняшним серым днём. Во всех смыслах серым. С утра в небе толкались громадные фиолетовые тучи, к ночи наверняка будет ливень. А тут ещё и тётя... очень уж на них похожая....
Тим дотянулся до полки и взял оттуда потрёпанную тетрадь. Почти в самом её конце был свежий стих. Как раз несколько дней назад написал. Песня выходила ужасно грустной, но музыку он никак не мог подобрать. И вот, наконец-то, в голове начали зарождаться кое-какие мелодии. Плохо, что нельзя было взять гитару прямо сейчас - Полина только уснула. Честное слово, хоть на улицу выходи!
Парень лежал на кровати, вчитываясь в собственные строчки, и тихо напевал под нос какую-то мелодию. Хмурился, снова принимался петь вполголоса и через некоторое время не заметил как задремал, прижимая жёлтую тетрадь к груди.
Разбудил его неясный шум, доносившийся из прихожей.
- ...вернулся.
- Он в комнате?
- Да, только Миша, ты спокойнее. Полинку напугаешь.
- А ей и нечего там делать, пусть в своей комнате побудет. Хватит уже всё ему с рук спускать!
Раздались шаги и дверь в комнату резко распахнулась. Тим приподнялся, опираясь руками о кровать. Одного взгляда дяди Миши хватило, чтобы юноша окончательно пожалел о своём возвращении. Голубые глаза полыхали ненавистью, их окаймляли бесцветные рыжие ресницы, от чего взгляд становился ещё более злым. Кустистые брови встретились на переносице; угрожающе сомкнулись тонкие, белёсые губы. Тим видел как сжались в кулаки огромные ладони, не предвещая ничего хорошего. Михаил Валерьевич только что вернулся с работы. Казалось он навсегда пропитался тошнотворным запахом лекарств, от которого Тима снова начало мутить.
- Явился, значит, засранец! - Он подошёл ближе к кровати, от чего юношу буквально бросило в жар. Бывают страхи, от которых нельзя избавиться. Нелюбимого родственника Тим боялся с детства.
- Дядя Миша, я...
- Какой, к чертям собачьим, я тебе дядя Миша?! Ты, паршивец, уже вот здесь у меня сидишь! - Мужчина постучал ребром ладони по горлу. - До каких пор ещё твои выходки я буду терпеть?!
- Только не надо говорить, что вы беспокоились! - Тим чувствовал, что скоро сорвётся.
- Ты мне ещё смеешь такие вещи говорить?! Да как у тебя твой поганый язык поворачивается?!
- Да я прекрасно знаю, что вы всю жизнь сожалеете, что я с родителями тогда не поехал!
- Галя, ты слышишь, что этот выродок нам заявляет?! Десять лет у меня на шее сидит и только и жди от него неприятностей!
- Вы знаете, что мой отец считал вас самыми близкими людьми! У меня не было выбора! Неужели вы думаете, что я бы предпочёл жить с вами, чем с ними!
- Да знал бы твой папаша, что ты по ночам с наркоманами шляешься!
- Хватит нести чушь!
- Да по тебе же видно, что ты наркоман! Худой как червяк! А сегодня ещё и бледный припёрся и избитый весь! Ты в зеркало себя видел?!
- Я не наркоман!
- А я не дурак! Нечего мне лапшу на уши вешать!
- Ненавижу Вас! Да я сам каждый день проклинаю, что живу здесь!
- Ах ты тварь неблагодарная! - мужчина сжал руки на его шее. Раньше такого никогда не было. Разумеется, это не первая их ссора, и бывало дядя отвешивал ему не хилые затрещины, но чтобы вот так вцепиться в горло... Ненависть исходила от него удушающими волнами. Дядя Миша продолжал орать ему в лицо всё, что накипело за последнее время совместного сосуществования, брызгая слюной и багровея с каждой минутой. Тим чувствовал, что от этой хватки голова начинает трещать по швам, а стены комнаты плавно вращаться. В голове мелькнула паническая мысль, что его сейчас могут задушить. Он хрипло крикнул:
- Пустите!
- Прибить тебя мало!
- Я сказал пустите! - Тим забился в его руках, стараясь высвободится, чувствуя, что дольше он этого не вынесет. Мужчина в отвращении отшвырнул его от себя. Тим упал на пол рядом с кроватью, кое-как сел. Стараясь остановить карусель, в которой завертелась комната и потирая шею, он судорожно глотал воздух.
- Вот! Я же говорил, что он наркоман! - Дядя Миша ткнул в него пальцем, обращаясь к жене. Женщина, казалось, сама была в шоке от того, что только что происходило. Она нервно сжимала руки, комкая целлофановый пакет из-под хлеба. Тим, всё ещё тяжело вздыхая, недоверчиво покосился на мужчину. Было сложно поверить, что этот человек сейчас в своём уме: он только что чуть не задушил племянника и каким-то образом сделал такой идиотский вывод.
- Папочка, не трогай Тимку! - Заплаканная Полина прибежала в комнату и обняла юношу.
- Поля, я тебе что сказал? Быстро к себе!
- Пап! Папа! - Поля снова начала плакать. Она никогда в жизни не видела таким своего брата. Но понимала, что, наверное, случилось что-то ужасное, раз они так кричали.
- Полина, не выводи меня из себя! А ты... ты вообще выметайся из моего дома! Не желаю жить под одной крышей с наркоманом! И психом к тому же! Я всегда знал, что у тебя с головой не всё в порядке! Ещё ребёнку всякой дурью голову забиваешь! Ей в школу скоро, а она только и знает, что твои тупые россказни!
- Тима? - Девочка гладила его по спине. Но подошла мать и, взяв сопротивляющуюся девочку на руки, унесла её в комнату.
- Значит так, даю тебе минуту на то, чтобы ты забрал свои вещи и убрался отсюда. - С этими словами Михаил Валерьевич вышел, хлопнув дверью.
Тим с трудом поднялся, обняв себя руками, чтобы хоть как-то успокоиться. Всё ещё кашляя, скинул в рюкзак самые необходимые вещи и выбежал из дома в чём был: в футболке и джинсах.
Он даже не заметил, что в считанные минуты промок под проливным дождём. Просто поймал такси и назвал первый адрес, который пришёл ему на ум: база "Штрихкода".