Глава 3

Тритенский Цугцванг

Ничто не отбирает больше духа у человека, чем трусость и страх.

Эрнест Хемингуэй

"Как избавиться от опасного товара в незнакомом городе и получить выгоду?"

Эти слова продолжал повторять себе Роджер, когда части смелого капитанского плана перемалывали его между собой, бросая то в личину обиженного первого помощника, то в шкуру предателя.

Он сидел в старой хижине на краю ветви вместе с леди Ан Сьель в качестве охраны. Над керосиновой лампой вилась мошкара, где-то вдалеке играла музыка. Ан Сьель выглядела непроницаемо-сосредоточенной, и чтобы не выходить из роли, запретила вести с собой всяческие беседы. Роджер обиделся, будто к нему отнеслись как к непрофессионалу, и попытался сконцентрироваться на визитах посредников. Их в ту ночь было несколько:

- Здравствуйте, вы - Ровный Джо? Меня зовут Шифман, Оливер Шифман. Я посланник известного в определенных кругах человека по кличке Молох, - заговорил очередной из них, с подозрением таращась на Роджера и Ан. - Господин Молох предлагает вам уникальный шанс закончить ваши дела со Славным Тони. Сообщите мне о складе номер двести тридцать шесть! Что в нем хранится и... в какое время его стоит проведать?

- О, я вижу, что здесь происходит! - Роджер, слегка на взводе, прикидывается Ровным Джо, чьи нервы натянулись, будто тросы в шторм. - Я вижу! Вы хотите меня подставить. Не выйдет! Я не буду платить брюхом, чтобы ваш Молох получил этот опиум. Нет! Это вам придется заплатить, чтобы я рисковал собой, подставляя Славного Тони!

Роджеру Стивенсону пришлось несколько часов тренироваться перед зеркалом под присмотром Бланки, чтобы освоить хотя бы азы непростого актерского ремесла . Гарг и Серый тем временем устроили драку, чтобы распространить слухи о большой поставке опиума Славного Тони на складе двести тридцать шесть, а затем Роджер вместе с Грегом разыграли ссору Славного Тони и его правой руки, Джо, на глазах у посетителей популярного в среде контрабандистов ресторана. Теперь, по плану Кристофа Ньюгейта, к Ровному Джо должны были направиться шестерки: выкупать информацию.

- Сколько? - деловито поинтересовался Олвиер Шифман, посланник Молоха, ставя на стол объемистый кейс.

- Пятнадцать тысяч сейчас, еще пятнадцать - после того как вы успешно возьмете склад, - мрачно проговорил Роджер, вспоминая указания Бланки.

Оливер скупо улыбнулся и назвал слегка иную цену. Роджеру остается лишь мысленно закатить глаза и начать тщательно отрепетированную заранее истерику.

- ...а так же, еще пять тысяч лично вам, - позднее вздыхал Оливер, выкладывая деньги, - чтобы вам не пришло в голову рассказать о складе кому-то еще. Молоху это может... не понравиться.

- Уж не беспокойтесь, не придет, - пробурчал Роджер, собирая деньги. Следующий посетитель нанес визит уже через полчаса, и спектакль пришлось повторить для новых зрителей.

23 августа, 1860 года. На борту Магеллана. Раннее утро.

Капитан Кристоф Ньюгейт оторвал зубами кусочек бекона и вдумчиво прожевал.

- По крайней мере, теперь мы сможем купить что-нибудь лучше этой резины, - заявил он, не переставая жевать. Его кофе и утренняя яичница с гренками дымились на столе, заботливо оставленные Гаргом, кают-компания буквально сияла начищенными до блеска столовыми приборами - плодом ночных бдений Ан и Стэна. Роджер в них участия не принимал, но сомкнуть глаз этой ночью не смог. Он, капитан, боцман и Серый едва успели перенести весь товар на склад и вовремя убраться оттуда. Банды, уплатившие за информацию о грузе кругленькую сумму, сегодня ночью столкнулись там друг с другом, и Роджеру казалось, что он слышит чьи-то вопли из тьмы и грохот взрывающегося в револьверах пороха. Роджер до утра ждал, что на Магеллан ворвется отряд из жаждущих мести бандитов, и был не единственным, кому адреналин не позволил спокойно заснуть. По правде говоря, действительно спокойно спал только капитан. "Сегодня наши враги заняты другими вещами, поэтому мы можем отдыхать" - заявил он и почти тут же захрапел.

- У тебя отвратительно-хорошее настроение, Крист, - объявил капитану орк. Очки его были надвинуты на глаза так глубоко, что скрывали даже ночные мешки на скулах.

- Мы можем позволить себе роскошь скучать до ночи, когда вернутся Сигрт и Барактор, и наконец отчалить с этого негостеприимного дерева, - капитан отхлебнул кофе. Ан молча смотрела на него несколько минут, пока, отчаявшись найти хоть толику беспокойства на его лице, не махнула рукой и не покинула кают-компанию.

- Неужели вы совершенно не волнуетесь? - Вырвалось у Роджера, когда очередная попытка приняться за завтрак, не увенчалась успехом. - Никогда?

Капитан пожал плечами. Мгновение недовольства сменилось на его лице выражением злорадства:

- Лучше ответь, мой дорогой Роджер, сколько выручки ты умыкнул себе в карман? И не нужно отпираться, Ан нарочно уговаривала перенести часть денег из общей суммы в другую, поменьше, но только на двоих.

Роджер ощутил, как волосы встают дыбом у него на загривке. Совершенно детское ощущение, когда ты считаешь себя самым умным ровно до тех пор, пока не будешь пойман, и только тогда поймешь всю глупость собственных поступков.

-Я... сэр, я...

Капитан дружелюбно хлопнул его по плечу.

-Сколько это было? Стелларов сто? Послушай, я не собираюсь наказывать тебя. И это чертовски будоражит нервы - стащить что-то из-под носа других, но держи себя в руках, когда дело касается вещей команды. И если понадобятся средства на дополнительные расходы, можешь просто обратиться ко мне...

- Кристоф! Газета!

В кают-компанию ворвалась Бланка, размахивая еще пахнувшим свинцом выпуском утренних новостей. Она хлопнула свертком по столу, чуть не сбив вниз капитанскую кружку, и ткнула дрожащим пальчиком в статью.

- И это нас интересует потому, что... - капитан осекся.

Глядя на его лицо, Роджер удовлетворенно подумал, что капитан все-таки умеет беспокоиться как все нормальные люди. До этого он смотрел на капитана Кристофа Ньюгейта почти как на своего ровесника, считая его, пожалуй, несколько беспечным, но идти за ним было просто. У нас предатель на борту? Не беда, я уже знаю, кто это, и он остается на берегу. Нужны деньги? Не беда, я знаю одну схему, она обязательно сработает. Тебе хочется острых ощущений, юнга? Что за вопрос, просто не создавай проблем внутри команды...

А сейчас Роджер Стивенсон с замиранием наблюдал, как капитан уперся руками в стол и читал газету. Он беззвучно проговаривал каждое слово, даже не пытаясь связать их в предложения. Он уже давно прочитал все от начала до конца и теперь думал, машинально перечитывая статью снова и снова. Роджеру захотелось выйти на воздух и вернуться, когда капитан скажет, что они будут делать дальше.

- Позови, пожалуйста, Ан, - тихо сказал он Роджеру, - мне нужно поговорить с ней.

Тот быстро кивнул и бросил взгляд в газету. Заголовок гласил:

ПОЙМАН БЫВШИЙ ОФИЦЕР И КОНТРАБАНДИСТ КОНРАД НЬЮГЕЙТ

- Я скоро буду, - пообещал Роджер.

- Можешь просто позвать Ан и отдохнуть, у тебя была та еще ночь, - нарочито спокойно сказал Кристоф. Гарг заботливо протянул борющейся со слезами Бланке полотенце. Надежда на скорое отплытие с Тритена испарялась, как пар над остывающем кофе.

Главное здание суда Тритена, раннее утро.

Они смотрели на орков недоуменно, не хватались за записные книжки, не бежали к телеграфу или личному телефону. Оглушенные деревянным молотком судьи, люди не находили в себе сил поверить в происходящее. Кто-то несмело хихикнул.

- Мы проиграли?

Зал наполнился гулом и шепотом, сначала растерянным, затем - недовольным. Стены одного из новых зданий, которых не было у орков до войны, задрожали. Это был дом суда, в котором закон ударил по захватчикам.

Здесь было холодно, и почти нечем дышать. Низкий серый потолок гротом нависал над залом, завершая впечатления каменного мешка. Зал только размерами отличался от камер предварительного заключения, впитавших несчастное множество "военных преступников". Говорят, в подвале оставались надписи, сделанные ими в полной темноте. В тех камерах никогда не зажигают свет, поэтому оказавшиеся там вслепую выцарапывают свои имена на успевшем подгнить дереве, чтобы не сойти с ума.

Пока их не приведут сюда, чтобы сломить окончательно.

Не меньше пяти лет люди приходят в этот зал как в театр или цирк. Суд. Развлечение. Фарс.

Судья погладил молоток и спрятал руки под столом. Он ощущал себя куклой на чьей-то умелой руке. Пытаясь совладать с собой, судья несколько раз ударил молотком по столу, дожидаясь, пока стихнет шум.

- Дело закрыто и обжалованию не подлежит.

Сегодня люди проиграли оркам. Судья откинулся на спинку кресла и уставился на того, благодаря кому сегодняшний процесс стал реальностью. Мимо лидера обвиняемых, из орочьих рабочих; мимо представителей людской фирмы, он уставился на адвоката зеленокожих.

Тот был похож на мифического героя, облаченного в смокинг. Пожалуй, один из немногих орков, кто действительно привык носить костюм. Он один разделял мертвое спокойствие судьи, встав со своего места и собирая бумаги по делу в саквояж. Мистер Хог Браммс, эксцентричный орк, сначала названный предателем, потом - чуть ли не спасителем. Под конец войны он покинул Тритен, переведя все состояние на материк, сохранив в независимых активах и гоблинских банках. Без грамма суеты. "Сильный" - так бы его описал судья. Браммс вернулся, когда война окончилась. И принял сторону своей расы. Он не договаривался с людьми, он посмел ставить им условия, имея за спиной ту же силу, что имели люди. Это он начал бороться на руинах, после поражения, и теперь...

Теперь он такой же мертвец.

Ему не простят. Как не простят судье. Солнце не успеет окунуться в море, когда Хог Браммс утонет в луже собственной крови. Или его сожгут заживо. Или окунут в чан с кислотой... На что хватит фантазии. Судья поднял руки над столом и встал, чувствуя, как перестают дрожать пальцы. Ему хотелось бы, чтобы все закончилось здесь и сейчас.

Он окинул взглядом зал, говоря себе, что это в последний раз.

- Заседание окончено. Всем встать, можете быть свободны.

Он развернулся и вышел.

"Нас всех ждет поражение".

Коридор вел судью прочь, в здание тюрьмы по соседству. На ходу он сдернул с себя мантию, и отбросил ком в сторону. Коридор он не любил. Здесь водили заключенных с мешками на головах, из числа самых опасных. При этом тут были окна. Судья всегда думал, что последние лучи света должны пробиваться через редкие нити мешковины, и больше преступникам не суждено их увидеть: они или сгниют в камере, или в следующий раз окажутся снаружи только в день казни. Судья торопился, но мимоходом взглянул в окно.

Хог Браммс спускался по лестнице от главного входа. Худощавый парень в светлом костюме подошел к нему, что-то сказал, и Браммс упал. На животе мистера Хога расплывалась лужа крови.

Судью как ударом бросило к противоположной стороне коридора. Спина намокла от пота, стало трудно дышать. Он сполз на пол. Только через несколько минут ему удалось подползти к окну и с трудом выглянуть наружу.

Все видели, как Браммса убил человек. Толпа окружила тело. Как живые оковы, они выстроились вокруг него, шевелясь и извиваясь. Перед внутренним взором судьи мелькали картины будущего: статьи в газетах о наглом убийстве прямо в центре Тритена, единым фронтом застывают те фабрики, что нанимают орков, все районы, где власть людей хоть немного ослаблена, охватывают "зеленые" беспорядки. Не стоит недооценивать скрытую пропаганду и тех, кому она выгодна.

Судья выдохнул. Он привык анализировать вещи быстро.

Ему стало кристально ясно, что со смертью одного орка, люди потерпели поражение куда более серьезное, чем в зале суда.

- Здравствуйте, - худощавый черноволосый человек в светлом костюме показался в коридоре, и судья узнал его. Человек улыбнулся.

- Том... - он не успел закончить, почувствовав сильную боль в области сердца.

- Прошу прощения, но вас, в отличие от мистера Браммса, никто найти не должен.

Ткацкая фабрика Фабио, Тритен, приблизительно одиннадцать часов.

- Уйди!

Она бросила в него горящую спичку. Спичка отскочила от зеленой кожи, не оставив и следа. Орк сделал шаг вперед. Дама отступила назад, чуть не запутавшись в длинном серо-голубом подоле.

- Спасите!

Орк лениво зашагал следом.

- Убивают!

Женщина с трудом проскочила длинный коридор фабрики и выскользнула через главную дверь наружу. Она замерла.

Перед ней орки прогнали колонну пленных людей в майках и панталонах. Чуть дальше горел автомобиль ее мужа, один из немногих в городе, его личная гордость. Спицы колес погнулись, фары потухли, весь капот был смят в гармошку. Никому не было дела. Полыхала мастерская, чугунную статую песочных часов повалили на землю, и повсюду были орки.

Дверь позади дамы распахнулась. Женщина медленно развернулась, постепенно оседая и отступая назад. Она подняла левую руку и выстрелила вслепую. Орк глупо уставился перед собой и беззвучно повалился на бок.

Бог знает, почему она вспомнила о маленьком подарке любовника только сейчас.

Возможно, потому, что подол наконец оторвался, обнажив бедро и то, что они так долго считали пикантной игрушкой, бросилось ей в руку.

Она вспомнила тяжесть мертвого тела, неожиданно навалившегося на нее. Ей стоило атласного рукава и удачи вывернуться из-под него и сбежать, бросая за собой бесполезные спички. Прежде, чем нарастающее возбуждение вылилось в физическую близость, они пили шампанское при свечах. Сквозь пыль и гарь, ей даже сейчас чудилась вонь дешевой туалетной воды.

- Взять ее.

- Нет!

Она быстро поняла, что говорили о ней. Несколько орков обступили ее с разных сторон. Маленький однозарядный пистолет ударился о ногу одного из них. Ну конечно: где бы ее бедный любовник нашел деньги на настоящий дамский револьвер?

- Это жена хозяина фабрики. Мы можем попробовать выгадать что-то из этого...

Их вожак даже не дослушал:

- Ну так ведите ее к остальным, хватит терять попусту время!

Генерал не собирался участвовать в ловле заложников. Его переполняло раздражение. После первых огней мятежа, орки превратились из хитрых и опасных существ в стадо глуповатых свиней. Самый горький урок войны так и не был усвоен их природой. Конечно, у орков были штаб и те немногие, кто разрабатывал план военного ответа людям. Но настоящее восстание стало для многих из них неожиданностью. Оставалось только оправиться от смятения, объявить все заранее спланированным действием и нанести удар.

И дать рабочим оркам то, чего они хотят. Выиграть для остальных время.

Он прошел через дыру в стене, едва задев плечом выступающие обломки кирпичей. Дыра вела в кабинет бывшего хозяина ткацкой фабрики. Всплывшее в сознании слово "хозяин" заставило орка глубоко процарапать столешницу. Он выдохнул и взял телефонную трубку, вежливо попросив соединить его с ожидающим на линии господином.

- Это Бартоломью Шарп. Говорите.

Человек не звучал напугано, или даже устало. Генерал провел пальцем по шраму у угла рта.

- Можете обращаться ко мне: "Генерал".

- Хорошо, мистер Генерал, какие у вас и ваших людей требования?

Орк почувствовал желание смять в кулаке трубку. Только осознание, что горло Шарпа от этого не пострадает, заставило его сдержаться.

- Наше требование, - на этом моменте Генерал издал гневный рык, - всего одно.

"Убирайтесь вон!" - хотел сказать он. Но кто его послушает? С улицы еще доносились крики, какой-то лязг и звуки ударов. Армии Генерала не существовало. И штаб... умники в один голос заявили, что мятеж только заставит людей сплотиться и ударить вновь.

Он снова выскреб из столешницы щепки.

- Допуска орков к управлению Тритеном. Я буду ждать ваших уступок. Сегодня мы взяли заводы и фабрики, и многие ваши люди практически не пострадали. Ваше производство стоит. Выполните наши требования, и рабочие уйдут домой. К семьям. Затем, когда наши орки окажутся в Совете на равных правах, мы вернем ваши заводы.

- Как вы верно упомянули Совет! Как раз их представители сейчас делают мне знак, что подобные решения я не в состоянии принимать самостоятельно. Но, знаете, Генерал, я на вашей стороне. Вот только... - голос капитана полиции стал тягучим. - Вы сказали "люди практически не пострадали". Что это значит "практически" не пострадали?

- Это значит, - медленно произнес орк, - что жертв среди людей нет. Вы знаете наши условия и номер этого телефона. Я буду ждать.

Генерал опустил трубку. Резко выдохнул и со всей силы хлопнул ладонями по столешнице.

Не прошло много времени, когда телефон зазвонил вновь. Что-то произошло. Генерал поднял трубку и приставил к уху, выслушав несколько слов.

- Что мы теперь должны делать? - тихо спросил он.

В это же самое время капитан Бартоломью Шарп сидел в своем кабинете. Его тревожили звуки из-за двери и скрип карандаша.

Когда зазвонил телефон, Шарп подпрыгнул на месте и икнул.

- Что... черт возьми... - капитан поднял трубку, гаркнув: - Да! Говорит Бартоломью Шарп!

- Добрый день, капитан.

Шарп узнал голос. Закашлялся, торопливо провел свободной рукой по губам и повторил:

- Да,... сэр.

Ни слова не донеслось из трубки. Только шипение и треск.

- Плохая связь сэр, повторите, - кашлянул Шарп вежливо, выждав не меньше минуты.

- Вы, - шорох, свист, треск, - контролируете ситуацию?

- Насколько это возможно, - помедлив проговорил Бартоломью, кашлянув и добавив: - Сэр. Последняя инициатива министерства провалилась, дело об убийстве Холмса лежит у меня на столе, а несколько группировок орков захватили несколько заводов.

На несколько секунд треск превратился в пронзительный свист, заставив Шарпа отвести трубку как можно дальше от уха.

- ...остаточно. Вы должны быть достаточно осведомлены, чтобы правильно оценить ситуацию. Шарп? Вы понимаете, что от вас требуется?

Он со скрипом перегнулся через ручку кресла и взглянул на куда-то через окно. Затем он медленно кивнул.

- Действуйте, Шарп. Вы должны действовать немедленно.

Камера предварительного заключения, Тритен, после полудня.

Не всякая живая душа в силах так просто смириться даже с маленькой потерей.

Большие же потери чаще всего несут за собой страх.

Конрад Ньюгейт лежал на кушетке и невидяще смотрел в пустоту. От смерти его отделяло несколько суток, и он никак не мог внушить себе мысль, что должен прожить их достойно. Кровоточащий кусок плоти, чьи душевные метания больше не имеют значения, а слова и просьбы говорящего мяса не будут приняты в расчет. Возможно, эти выводы не достойны мужчины. Возможно, настоящий мужчина должен сопротивляться и смеяться в лицо самой смерти до последнего вздоха.

Пусть сопротивляются и смеются.

У Конрада Ньюгейта был жар, а тот жалкий отрез ткани, зачем-то именуемый одеялом, никак не давал ему согреться.

В камере были гости. Врач и двое флотских, один из которых принес с собой блокнот и устроился за низким тюремным столиком, а второй укрылся в дальнем темном углу. Врач же тщательно мыл окровавленные после перевязи руки в небольшом тазу.

- Ему бы отдохнуть еще какое-то время, а то, боюсь, что осмысленных ответов будет не так много, - сказал он сидящему на табурете в углу человеку.

Одинокая лампа чадила, и тень от ладоней врача скалилась на Конрада медвежьей пастью.

- Но, - врач помолчал и с явной неохотой добавил: - чувствительность сейчас у этого парня повышенная, после нашего лечения. И речевой аппарат в порядке.

- Как насчет стимуляторов? - спросил его собеседник.

- Если вам не понадобятся потом его сердце, почки или мозги, - коротко ответил врач, сминая в руках полотенце.
Конрад на кровати дернулся, с усилием подавив протестующий вопль. Они разговаривали так, словно Конрада здесь и не было, словно его сознание давным-давно покинуло голову и блуждает теперь в пыльной тюремной невесомости.

Так скоро и будет.

- Скажете медбрату, он вам выдаст, - добавил врач, щелкнув застежками сумки, и поспешно вышел из камеры. Ключ в местном замке поворачивается почти неслышно.

Конрад Ньюгейт и его мучитель остались один на один, если не считать молчаливого человека с блокнотом и ручкой.

- Если ответишь на мои вопросы, я надолго отвяжусь от тебя, - пообещал ему Синс, двигая табурет так, чтобы оказаться на свету.

- А стимуляторы, флотский пес? - выдавил из себя Конрад, мысленно разминая пальцы на затекшей левой руке. С того самого момента, как он очнулся здесь, это было его любимым и самым мучительным развлечением.

- Для начала скажи мне свое полное имя, - вздохнул Синс.

Конрад не стал спорить и ответил не задумываясь:

- Билл Швартц.

- А это тогда кто? - Синс вытащил из-за пазухи листовку с портретом самого Конрада.

- Билл Швартц.

- Почему тогда здесь написано, что это Конрад Ньюгейт, бывший лейтенант Конрад Ньюгейт из двадцать четвертой флотилии? - пленнику показалось, что от одного присутствия в камере Синса по стенам неровным покровом ползет лед.

- Повышение мне что, посмертно выдали? - прохрипел Ньюгейт, мысленно сжимая затекшую левую руку в кулак. - Понятия не имею. Уже давно меня зовут Билл Швартц.

Он сказал это имя упрямо, произнося полностью и ни за что не разрывая имя и фамилию. Он не был просто Билл, старина Билл, и не был тем парнем Швартцем, только вместе: Билл Швартц, Билл Швартц, Билл Швартц.

Синс поднял ладонь, заставив Конрада прерваться и отпрянуть в сторону стены.

- Хорошо, Билл, давай поговорим серьезно. Та девочка на мосту кричала тебе имя "Конрад", а ты отвечал ей, но это сейчас имеет наименьшее значение... - примирительно сказал Синс, вытаскивая новую листовку, - итак, Билл, кто этот человек?

Не имеет значения, кто этот человек, когда тебе так холодно, тебя тошнит, твоя левая рука затекла, и ты никак не можешь размять ее и унять эту немыслимую, ноющую боль. Конрад, сжав зубы, устремил взгляд на пожелтевшую бумажку, слепо пытаясь разобрать кто на ней.

Перед носом Конрада возник мятый портрет.

Ньюгейту показалось, что кто-то ударил его по спине палкой, когда он наконец узнал человека на рисунке.

- Брат, - едва слышно ответил Конрад.
Даже если ему повезет выжить и выбраться отсюда, он никогда не сможет больше пользоваться левой рукой. Обмороженный кусок плоти вызывал болезненную тошноту. Осталось только воспоминание о том, что эта рука когда-то была у Конрада и он, Конрад, когда-то мог есть ей, писать ей, застегивать ботинки, отсчитывать монеты, отколупывать коллекционные этикетки от дедушкиных бутылок или отрезать себе ровные кусочки сыра...

- Хорошо. А кто была та девочка на мосту? - продолжил Синс.
Конрад всхлипнул и закусил губу.

- Знакомая.

- В каких вы отношениях с братом?
Комната перед глазами расплывалась, утопая в неровном свете чадящей лампы.

- Давно не виделись, я думал, он погиб на войне.

- Вы только сейчас узнали, что он выжил?

"Пусть тебя сожрут черви, зачем ты это спрашиваешь?"

- Нет, - выдавил Конрад, заставив голос не дрожать.

- Вы помогали ему организовать кражу карт из Фирского адмиралтейства? - Синс порылся в кармане.

- Я не имею отношения к краже из адмиралтейства.

- А ваша белокурая знакомая имеет. Вы встречались с братом здесь, на Тритене?

- Да, - кивнул Конрад, пытаясь здоровой рукой натянуть одеяло на подбородок.

- В самом деле? - Синс улыбнулся, сощурив ядовито-желтые глаза в свете коптящей лампы. Улыбка Конраду не понравилась. - О чем вы беседовали?

Голова у пленника кружилась, и взгляд затуманился.

- О разном... о планах... познакомил... это я подставил... знакомую...

Тонкая ледяная игла кольнула Конрада между ребер, заставляя выйти из оцепенения.

- Как же вы ее подставили, мистер Швартц? - спросил Синс, и Конраду показалось, что морщин на лице старика стало гораздо меньше.

- Заставил... ввязаться в авантюру... Это я виноват.

- Таким образом, вы подтверждаете, что связаны с кражей карт. Вы знаете, какова цель визита вашего брата на Тритен?

Конрад глубоко вдохнул, прогоняя подступивший к горлу ком, прежде чем ответить:

- Это я все задумал. И виновен только я, это я заставил всех сделать, как хотел... Брат мой тот еще идиот... Ему нет дела до денег, он просто плавает.

Синс пожевал губами воздух.

- Где сейчас ваш брат? Вы знали о его планах?
Конрад ощутил облегчение.

- Да... он у... у орков... главный клан...

- Очень хорошо. Теперь давайте поговорим о вашей вине, мистер Швартц-Ньюгейт. Что вы задумали? В чем вы виновны?

- Я...

Конрад замолчал на полуслове. Теперь, когда его цена почти была уплачена, в голове возникла целая вереница бредовых видений. Он позволил себе окончательно смириться и с тесной камерой, и с предстоящим судом, и с Синсом, сидящим на табурете, и еще с болью в недостающей левой руке. Сам не понимая, как ему это удается, Конрад продолжил говорить:

- Я плыву за хребет... хочу... мир посмотреть, везде побывать... заставил девочку выкрасть карты, старая услуга... брата втянул... собирались тут...

Очередной ледяной тычок в спину.

- А как же ваша контрабанда, мистер Ньюгейт?

Да, конечно, все-таки Ньюгейт.

- Я зарабатывал деньги... на свое путешествие... сказать, где золотой запас?

- Не сейчас. Митер Фломм, вы все записали? До следующего раза, мистер Ньюгейт, приятной вам ночи...

Конрад, вцепился в перевязь на левой руке, ожесточенно пытаясь добраться до зудящей обмороженной кожи. Он старался не смотреть на изуродованный локоть. Его мучитель и второй флотский встали и покинули камеру. Конрад тихо застонал, задохнулся, из горла вырвался всхлип и рыдания. Перед глазами все плыло, и он закрыл лицо покрывалом.

Выходя из тюрьмы, Синс испытывал чувство стыда соизмеримое, разве что, отчаянием Конрада Ньюгейта.
Это была его чертова оплошность. Старый дурак, разучившийся контролировать воду, вот он кто.

- Вице-Адмирал Синс! - закричал выбежавший из караульной Дуглас Роулендс. - Срочная телеграмма из Фир.
- Серьезно?

- Они знают о беспорядках в городе. Орки как по команде взбесились и начали методично захватывать фабрики. Называют это революцией! Нас просят оказать содействие местным властям.

Синс нахмурился, оглядывая Дугласа и двоих караульных. Меньше всего ему сейчас хотелось участвовать в разгоне орочьих революционеров.

- Они же понимают, что наших сил недостаточно? - уточнил Синс.

- Фиры сообщили, что уже направили ближайшие патрульные суда под ваше командование.
Разумеется, патрульные суда. Ни одна флотилия не стоит достаточно близко к Тритену, чтобы добраться сюда вовремя и привезти ветеранов, знающих, что делать с орками.

- Я давно унюхал здесь кого-то из огненных чародеев. Дуглас, проверь наш ли он и попытайся с ним связаться, - добавил Синс, немного подумав. Его подводила память, и он не помнил, чтобы чувствовал жар от кого-то из полицейских или других представителей властей.
Синс как никто другой умел чувствовать характерную огненным проходимцам вонь серы.

Меньше всего Синсу хотелось, чтобы этот чародей был на стороне орков, меньше всего ему хотелось узнать, что кто-то из республики целенаправленно финансирует эту революцию.