Аннотация: За красавицей хоть в огонь, хоть в воду. Особенно если мир кишит сказочными существами. Преображение может быть существенным.
Дверь в сенях хлопнула, и мать, прислушиваясь, сразу замолчала и перестала пилить Местятку. А-то: женись, да женись!
Вошёл Годобрат, Местяткин вуй, брат матери.
Мать засуетилась, с улицы пришёл отец, сели вечерять.
Годобрат рассказывал, что был в городе, говяда купил. Говяд мычал под окном, подтверждая сказанное. Ещё рассказывал, что разбойника Невзора поймали и в железные юзы заковали. Местятка на лавке растянулся, стал задрёмывать. А Годобрат рассказывал, что в Ряпном новый поп: осанистый, да окладистый. Что от его соседа Уйки домовой ушёл, не сошлись характерами. Теперь в доме Уйки сплошной разлад. Что в Чернигоге большое купище, где он говяда и купил. А вот до дома дойти с купища не успел, поэтому и зашёл на ночлег к сестре. А вот половецкая княжна здесь в деревне останавливаться не стала, а поехала до Ряпного.
- Что за княжна? - спросила мать.
- Улу-хани, едет замуж. Может в Киев, а может в сам Курск.
- А что в Курске-то? - удивилась мать.
- Там удалой князь Бык-Бур Яробуд давно жениться готов.
- А какая она, княжна? - спросил, зевая, Местятка.
Годобрат задумался. Он улу-хани не видел. Сам поезд половецкий на дороге далеко стоял. К Годобрату подъехал начальник ханской охраны, дорогу спросить. Княжна в это время в носилках сидела, за занавесочкой. Но признаваться в этом не хотелось.
- Она такая, - Годобрат повёл рукой над своим грузным телом, рисуя заманчивые изгибы. - В волосах цветок, губы, что ягоды, сочные, приоткрытые. Тело блестит, как маслом мазано. Укрыта одёжей такой лёгкой, такой невесомой. Не наша одёжа. Вся как насквозь видна.
- А под одёжей? - хрипло спросил Местятка.
- О! - воодушевился Годобрат. - Там перси ходят, ходят, так и ходят.
- О, замолол ты, брат, языком, - сказал мать. - Наговорил, словно у ней персей, что пальцев на руке.
- А может и так. Может у них всё не так, как у вас, у наших баб? Может у неё больше?
Это было последней каплей, завершившей фантазии Местятки.
- Ух ты! - сказал он. - Вот, мать, на ком я женюсь. На княжне половецкой.
Он решительно встал, взял верёвку, котомку, сунул хлеба кусок, луковицу и шагнул за порог.
- Ты куда? - крикнула мать. - Отец, да останови ты его. Куда он в ночь?
Но, отец уже спал.
Местятка вывел из сарайки лошадь, запрыгнул на неё и хлестанул верёвкой. Лошадь, ещё не проснувшись, смотрела ошалело, но потом подумала, что Местятка дурной, и связываться с ним себе дороже. Поэтому вяло пошла со двора в надежде, что доспит по пути, на ходу.
Мать покричала вдогонку, а Годобрат сказал:
- Да пусть поездит, голову остудит. Что ему будет?
Мать какое-то время ворочалась. Муж её с водяным не ладит, не там мрежи ставит. Водяной грозил, а муж его побил пару раз. Вдруг Местятка решит напрямки, через брод. Не отомстил бы водяной дитятке за отца.
Но, лошадь тащилась по дороге, а Местятка представлял, как он покорит сердце половецкой царевны. Потом до него дошло, что приедет он в Ряпное пыльный, потный, некрасивый. И выставит его девица всем жителям села на посмешище. Нет, решил Местятка. Он должен красавицу встретить на дроге так, чтобы она сразу в него влюбилась. Для этого поезд царевны надо обогнать, привести себя в порядок и уже так ждать свою суженую.
Тогда Местятка в яруги свернул. Только погнал через заросли, крик:
- Стой! Скидавай сапоги!
Лошадь подумала, что Местятка босой, а у неё сапог отродясь не было, и останавливаться не стала. Но крик повторился:
- Стой! А то уши обрежу.
Уши у лошади были, она встала.
- Да кто ты такой? - вскинулся Местятка оглядываясь. В свете утренних звёзд углядел, сидит на склоне яружный, хозяин оврагов.
- Здравствуй, хозяин всех щелей земных. Что тебе надобно?
- Скидавай сапоги! - грозно повторил яружный.
- Так нет у меня сапог. И отродясь не было, - почесал в затылке Местятка и для убедительности помахал в воздухе босыми пятками. - А мне бы сапоги сейчас ох как пригодились. Жениться еду на улу-хани. Она поездом свадебным с дарами едет. И мамка жениться велит.
Яружный от души расхохотался:
- Во повеселил! Улу-хани за тебя? Мамка велела? А если я тебе дам сапоги?
- Да откуда же у тебя сапоги. Коли ты их сам просишь.
Яружный поднялся. Гордо выпрямился.
- Люблю я сапоги. Собираю их. Пошли.
И зашагал вглубь оврага, Местятка на лошади за ним. В какой-то момент встали, и яружный прямо из стенки, из земли стал тянуть сапоги парами. Натаскал пар восемь, остановился.
- Хватит, хватит, - сказал себе под нос.
Местятка выбрал одни, сафьяновые. Но всё вертел в руках.
- Что тебе не так? - недовольно спросил яружный.
- А нет таких же, но чтобы сафьян зелен? Да и эти, вот смотри: пяты - шилом, носы - востры. Подборы такие высокие, что под пятой воробей пролетит, а около носа хоть яйцо кати.
- А! - понял яружный. - Сапогов ты никогда не носил?
Местятка вздохнул и признался:
- Не носил.
- И не носи, - просто сказал яружный. - Ты их пока вози у седла, а перед свиданьицем - надень. И не ходи в них. На лошади сиди в них или на лавке.
Местятка поблагодарил, перевязал сапоги, бросил через седло, сам сел на лошадь и поскакал. Лошадь пошевелила ушами - уши на месте. Она вздохнула свободно и рванула во весь опор.
Поскакали полем. И тут, то ли дорога зашлась на четыре стороны, то ли несколько дорожек пересеклись. Короче, путь расходится в четыре стороны: направо, направо и чуть вперёд, вперёд, чуть сворачивая налево, и налево взад. На развилке камень. Местятка читать не умел. Посмотрел буквы, нашёл две знакомых: "Хыр" и "Ёжицу". Про себя подумал: "Куда-то ехать - женату быть. Хорошо мамки нет". На самом деле, на камне было написано: "Камень сей поставлен по велению великого князя Мямли в ознаменование того, что он был здесь".
На камень сел чёрный ворон:
- Куда едешь? - спросила птица.
- Жениться, - честно признался Местятка. - А какие новости в мире?
- В Курске князь Бык-Бур Яробуд для женитьбы созрел. Ждёт себе жену.
- Как ждёт?
- Да так, заперся в тереме на втором этаже, никого к себе не пускает, сам не выходит, ждёт суженую. Уже и дружки его, князья окрестные, приезжали. Стучали в стены, кричали, звали его во чисто поле с ними поскакать, на войну сходить или там сусликов в степи половить. Нет, не выходит. Женитьбы ждёт.
- А как он ест, коли не выходит сам и к себе никого не пускает?
- На копье ему к окну светёлки подают. Так и ест с копья.
- Ты скажи! - восхитился Местятка. - Но, болтать мне недосуг. Кака дорога тут за Кудрявый Яр?
Ворон осмотрелся:
- Держи прямо.
Местятка свистнул, гикнул и умчался.
Рядом с камнем лежал конский череп. Из него вылезла гробовая змея. Зажмурилась, глянув на солнце, и спросила ворона:
- Вещий Олег не проезжал ещё?
- Нет.
- А что ты дорогу неправильно показал?
- Отчего же? - возмутился ворон.
- Так ему надо было правее брать?
- Жить надо так, - веско сказала птица, - чтобы двигаться вперёд и только вперёд.
- Ну, смотри, мыслитель, - просипела змея. - У тебя философия, а парню теперь через болото переть. А вдруг как сгинет?
Местятка углублялся в подлесок, не зная, что приведёт его тропа прямо в центр трясины. Лошадь первая почуяла что-то неладное. Но Местятка, обуреваемый мечтой об улу-хани, гнал её вперёд. Наконец, и до него стало доходить, что Кудрявым яром не пахнет, а пахнет торфом, мхом, плесенью болотной. Только подумал он лошадь назад поворотить, как услышал зов печальный, голос тонкий, плач девичий. Кто-то помощи звал из самого сердца болот.
Местятка вздохнул, слез с лошади:
- Жди меня здесь.
Он понимал, что в самую топь лошадь не пройдёт.
- Буду выбираться обратно, позову. Тогда заржёшь.
"Я поржу, - подумала лошадь. - Вот я над тобой поржу".
Местятка зашагал, вглядываясь под ноги и выбирая места понадёжнее. Болото становилось всё хуже и хуже. Кроме того вечерело. Местятка подумал, что пока он дойдёт туда, откуда плач доносится, стемнеет совсем. А вдруг с наступлением ночи волки лошадь съедят? Идти приходилось зигзагами, обходя самые топистые места. Вскоре Местятка сообразил, что он уже не понимает откуда шёл, не сможет он найти направление на то место, где он лошадь оставил. Плач не стих, но сменился заунывной песней. Местятка продолжал идти на звук. По болоту запрыгали неверные, обманчивые огоньки. Что-то заскрипело, заухало. Но Местятку это не испугало. Он знал, что самый страшный не тот, кто грозно рычит да ухает. Самый страшный тот, кого ты и не видишь, и не слышишь. А он хвать тебя, и конец. Вроде голос стал ближе. Местятка решил обозначить своё присутствие и негромко крикнул:
- Эге-гей! Есть кто живой?
Плач-песня стих.
- Эге-ге-ей? - повторил Местятка. И, чтобы сразу установить дружеские отношения, сказал:
- Это я, Местятка.
Вдруг из-за деревьев в небо вывалила полная луна. Свет её ударил Местятке в глаза. Но, он успел заметить бледную девушку, сидящую на поваленном дереве. Она увидела своего спасителя, широко раскрыла глаза, ухватила болотную головешку, завизжала и швырнула головешку в Местятку. Попала удачно. Для неё удачно, для него - нет. В лоб промеж глаз. Местятка только и рухнул на колени, потом, уже без сознания, на пузо. Головой в воду ткнулся, стал захлёбываться и пузыри пускать.
А в это время Годобрат, за день добравшийся до дому, сидел в окружении домочадцев и рассказывал: как говяда купил, как видел Невзора в прочных юзах, и что в племяша Местятку втюрилась проезжая половецкая княжна и увезла Местятку в свои степи. Будет он там теперь владыкой несметного половецкого воинства. На вопрос, сколько же воев будет под началом у Местятки, засыпающий Годобрат выбросил вперёд правую руку и стал раскрывать и закрывать пальцы, показывая число. Совсем заснул, поэтому в последний раз все пальцы не раскрылись. Вышло - восемнадцать.
Лошадь в этот момент подумала, как и Местятка, что ночью могут прийти волки. Чтобы их отпугнуть, лошадь решила завыть по-волчьи. Потом подумала, что на волчий зов волки, наоборот, скорее придут. Поэтому зарычала по-медвежьи. Получилось странно, получилось страшно, даже жутко. Болотная сова сказала своему супругу.
- Нет! Это невозможно! Какой только невиданной нечисти на болоте не развелось. Валить отсюда надо.
Местятка в себя пришёл, когда его кто-то по щекам хлестал.
- Живой! - воскликнула красавица.
- Ты ж меня чуть не убила, - и тут Местятка пригляделся. Луна светила ярко. Девица: волосы с зеленью, брови с зелёным отливом, ногти тёмно-синие, глаза мутно-зелёные. Местятка шарахнулся. - Болотница! Заманила!
- Ничего не заманила, помощи ждала. А тебя испугалась. Явилось чудище: морда синяя, ноги мохнатые. Чистый навья. Да ещё и приехал на медведе.
- На каком медведе?
- На том. Что на краю болота глотку дерёт, всех распугал.
- А зачем звала?
Болотница ухватила Местятку за ворот рубахи:
- Выведи меня отсюда, с болота.
- А тебе разве здесь не любо?
- Это папенька мой в болоте души не чает. А я жить хочу в чистоте и порядке.
Она решительно тряхнула Местятку:
- Выводи меня, говорю!
Местятка встал и побрёл на звук, туда, где лошадь то ли ржала, то ли рычала. Местятка назвал это - ржачала.
Лошадь, увидев Местятку с болотницей, удивилась. Затем удивилась ещё сильнее, когда Местятка болотницу на лошадь вежливо подсадил, а сам рядом пошёл.
Местятка шёл сзади и смотрел в спину болотнице. Девица была ладная, рослая. В груди и заду широкая в меру, в поясе - узкая. Платье длинное, до пят. Красивое платье. Не иначе сказочное.
К рассвету вышли на край болота. Болотница обрадовалась:
- Вот теперь заживу. Не то, что на болоте. А женись на мне.
Местятка призадумался:
- Не-ет. Я на улу-хани женюсь.
- А какая она?
- Симпатичная, - сказал Местятка. Нет, вру.
- Доброзрачная, - вот как он сказал.
Тут болотница оживилась:
- А я как?
Месятятка только причмокнул. Оглядел её, и вдруг спросил:
- А вот платье у тебя до полу. Это потому, что ноги кривые и волосатые?
- Как положено, две. Но покажу, только когда женишься.
- Нет. Я - на улу-хани.
Тут болотница приободрилась:
- Тогда и я себе почище найду. А тебе спасибо.
Она оглядела его:
- Давай-ка я тебе штаны пошью. А-то твои рваные, грязные.
- Да сколько ждать, - отмахнулся было Местятка.
Болотница усмехнулась:
- Штаны я тебе мигом пошью.
Она зашипела, засвистела, заклёкотала. Прилетели птицы, набежали ящерки, да ежи, к краю болота приплыли пиявки. Все они тащили какие-то ниточки, иголочки, что-то сучили и смётывали. Болотница ухватывала детали. Сращивала, бормотала заклятья. О-па! Штаны готовы! И какие штаны! Княжич в Путивле такие не нашивал.
Местятка поклонился, положил штаны в дорожную суму и поехал дальше.
На перекрёстке встал ждать половецкий поезд. К полудню устал, разомлел. Поезда не было. Тут показался мужик на повозке. Когда он поравнялся с Местяткой, Местятка спросил:
- А половцы с Ряпного выехали?
- Ещё утром, - откликнулся мужик.
- А как я их пропустил?
- Так они к северу взяли.
- А чего так? На Киев тут дорога.
- Значит, не на Киев, а на Курск поехали.
- Так и на Курск здесь ладнее.
- Значит, им севернее надо, во Вьяхань или в Попаш.
Местятка только рукой махнул, да лошадь пришпорил. Как теперь половцев догонять?
- А идут они шибко? - крикнул он мужичку.
- Медленно. У них коньки-горбунки сильно гружёные.
"Догоню", - решил Местятка.
Но, скоро лошадь притомилась, запросила пить. Съехали к реке. Лошадь зашла в воду по колени, пила шумно. Затем забрела на мелководье, в тень под ивы. Местятка призадумался, вдруг смотрит, а перед ним господин стоит. Сапоги блестят, кафтан и штаны с золотым шитьём, шапка заломлена с каменьями и пером.
- А сыграем, Местятка, - говорит господин.
Местятка даже не успел удивиться, откуда такой приличный человек его по имени знает, только спросил:
- А во что?
- Да во что угодно: в бирюльки, в бабки, в чижика, в калечину-малечину, в кубаря, в тыи-велеи, в цирки, в жáры....
Местятка оборвал его:
- А что поставишь?
- А вот шапку.- Незнакомец шапку снял и размаху её оземь ударил.
Местятка сначала на шапку смотрел - хороша шапка! Потом глаза понял, а на башке у господина рога. Чёрт пожаловал!
Местятка ладошку левую почесал и говорит добродушно:
- А давай играть в "Промеж рогов".
- Ух ты! - восхитился чёрт - Давай! А как?
А Местятка смотрит на него ласково:
- Сперва я тебе меж рогов бью. Потом ты мне. Кто не сдюжит, тот проиграл.
- Идёт!
Местятка кулачище сложил, да как чёрта шарахнет. У того в глазах... Нет, не потемнело. Это же чёрт. Посветлело! Перед глазами Сверхновая вспыхнула, Бог с горних высот в сияющем одеянии спустился, все костры преисподней разом вспыхнули. Но, чёрт выстоял. Помотал башкой и говорит:
- Теперь я.
И замер в задумчивости:
- А рогов-то у тебя нет, только шишка на лбу.
Тут взгляд у Местятки колючий стал, а голос с металлом:
- Нет рогов.
- А что тогда?
- А тогда, - говорит Местятка замогильным голосом, - штрафной удар.
Да как шарахнет! Чёрт с копыт. Местятка шапку забрал, всё по-честному, лошадь свистнул и сбежал, на всякий случай, побыстрей.
Местятка скакал на север, надеясь встретить кого-то, кто скажет ему, куда идёт половецкий поезд. Остановился, стал смотреть. Мужик сказал, что караван большой, гружёный. Значит, пыль должна стоять столбом. И правда, издалека видно, что пыль тучей над дорогой летит. Туда скакать надо. Лошадь уже обалдела от всех этих гонок. А главное, жила себе не тужила. То ралом пахала. То на повозке репу или сено возила. Зимой дрова из лесу. А тут за два дня: и яружный, и болотница, и чёрт. То уши обещают отрезать, то медведем ржать приходится. Что в этот раз приключится?
Доехали до места - нет половецкого каравана. Идёт по дороге Немиза, повелитель ветров, и ветра перед собой гонит, перегоняет на север. Ветры норовят то в канаву придорожную улечься, то трáвы в поле кругами наломать, то в небо рвануть, облака погонять. Немиза на них покрикивает, в руке у него волшебный цветок джерамбай, он им по ветрам хлещет, спуску ветрам не даёт.
- Эх! - крикнул Местятка. - Не туда прискакал.
Лошадь решила дальше никуда не ехать. А чтобы претензий не было, вывалила на левый бок изо рта язык, а глаза скосила вправо.
- Что тебе? - спросил Немиза, с сомнением глядя на лошадь. Ведь какова лошадь, таков и всадник.
- Потерял я невесту, улу-хани половецкую.
- А где она?
- Куда-то на север с караваном путь держит. А вот куда? Но, далеко уйти не могла. У них коньки-горбунки гружёные приданым.
Немиза посмотрел косо:
- Эх ты, не коньки-горбунки. Называется сие животное - велеблуд.
Потом погонщик ветров подобрел.
- Ладно, постараюсь тебе помочь. Эй! - крикнул он ветрам. - Слетали быстро, посмотрели, где караван половецкий.
Вот ветры рванули. Сиверко строго на север путь взял. Пдага пошёл к западу заворачивать. Босоркун рванул через лес, только ветки зашумели, да шишки посыпались. Похвист, как старшой, не желал каких-то там девок искать. Он пронёсся над лугом, затем вылетел к реке, прошёл по лозняку, по камышу. Как славно шумит! Как славно гнутся деревья! Сзади всех вяло плёлся толстяк Догода. А хулиганистый Буревой полетел в Курск. Стал в тереме ставенкой постукивать. А когда Бык-Бур Яробуд выглянул посмотреть, кто там стучит, как хватанул его ставней по роже. Яробуд юшкой умылся, а Буревой за детинец, за стену, за ров, и ищи его в чистом поле.
Лошадь паслась. Местятка с Немизой, ожидая, от скуки играли в тогыз кумалак. Местятка всё время проигрывал.
И тут прилетел Босоркун и ещё издали крикнул:
- Нашёл. А я нашёл!
- Далеко? - подскочил Местятка.
Босоркун показал направление и сказал:
- От четверти дали треть будет.
Местятка попытался представить даль, чтобы от неё взять четверть, а от полученного - ещё треть. Ничего не смог представить: ни даль, ни треть, ни четверть.
- Не понял, - честно признался он. - Сложное для меня расстояние - даль. Не пойму сколько это.
- От Курска до Киева две дали выйдет без десятой, - пояснил Немиза, чем совсем запутал деревенского юношу.
- А вот если мерять, как от моей деревни до Ряпного.
Босоркун обиделся таким скудным мерам расстояния, но, посопев, сказал:
- Полтора от того будет.
- Ого, - обрадовался Местятка, - это хорошо. Они куда идут?
- Судя по всему во Вьяхань.
- До вечера не дойдут?
- Нет.
- Значит, остановятся где-то, - рассудил Местятка. - Вернее всего в Шестовице.
- А может до Дебрянска дойдут, - подсказал Босоркун.
Местятка посмотрел на лошадь. Та опять состроила такую рожу, что без слёз не глянешь.
- Вот что, - сказал лошади Местятка. - Сейчас до лесочка доедем. Я на опушке подремлю, ты пасись, поспи. А ночью, по прохладе, опять в объезд поедем.
Очень уж Местятке хотелось караван обогнать и на дороге красавицу встретить.
Улёгся Местятка на опушке и задремал. Вышли из лесу лис Сул, волк Джанавар и заяц Гьюл. Сели рядом, стали рассуждать.
- Если бы он был изрублен, - начал лис, - то мы бы его спрыснули мёртвой водой, и части бы его срослись.
- Был бы он мёртв, - продолжил волк, - мы бы его кропили живой водой, и он бы ожил.
- Но он жив, - сказал лис. - И что делать?
- Может его убить сначала? - задумался волк, которому очень хотелось испытать в деле мёртвую и живую воду.
И тут заяц влез:
- Раз он жив, его надо просто разбудить! - и как прыгнет Местятке на живот. Местятка проснулся. Смотрит, а это всего лишь звери балуются.
- Что вы не спите? - проворчал Местятка. - Ладно, заяц. А вы, мясоеды, что не спите? Вам ночью охотиться идти.
Волк посмотрел с иронией:
- Еды у нас хватает, - сказал он. - Не надо бегать за каждым зайцем.
Заяц покосился на волка.
- У нас, - продолжал волк, - недалеко двор Баркала. Он - мужик зажиточный. У него и бараны, и куры с гусями.
- А что ж вы Баркала этого не боитесь?
Волк потянул шеей, лениво клацнул челюстями:
- Утоп Баркал. Купаться пять дён назад пошёл и утоп. А жил один. Теперь всё наше.
- И вода живая и мёртвая, - похвалился заяц.
- А это откуда?
Волк посмотрел на зайца недовольно, но пояснил:
- Волхвовал Баркал. У него там много чего чудесного. А тебе чего надо: блюдечко с яблочком, шапку-невидимку или меч-полотенец?
- Какой, какой меч?
- Меч-полотенец. Им можно врага рубить, а можно после бани насухо вытираться.
Местятка задумался:
- Нет. Не надо мне ничего такого. В шапке-невидимке меня не увидят, и никто мне кренделя не даст.
Звери согласились - неудобно.
- А нет ли кафтана какого? - вдруг встрепенулся Местятка. - А-то у меня сапоги есть, штаны есть, шапка чёртова, и та есть, а вот кафтана нет. А мне жениться.
- Есть, - оживились звери. - Пошли.
И точно, в хате Баркала нашёлся подходящий кафтан. Вот теперь Местятка был готов свою суженую встретить.
Нарядился в кафтан и штаны, что болотница сшила, сапоги натянул, шапку надел, походил по горнице гоголем. Звери: и лис, и волк, и заяц, и лошадь, - на лавках сидели, оценивали. Сказали, что хорошо выглядит. Хоть сейчас может у любой лавки встать, чтобы народ зазывать. Местятка подумал, что зазывала - это хорошо. Это уже какая-то карьера. Но, потом встряхнул головой: а как же улу-хани? Засохнет она без него от безответной любви.
- Нет, - сказал он. - Мне жениться надо. И мамке я уже пообещал, и яружному, и болотнице отказал. Нет. Еду.
Звери посовещались. Решили так: волк с лисом Местятку короткими лесными тропами проведут, а заяц сделает крюк. Заяц должен был караван найти и убедиться, что караван точно на Местятку выйдет. Ехали всю ночь через лес. С рассветом вышли на дорогу. Лис побегал по округе, осмотрелся.
- Так, - сказал лис. - Вот на этом холме встанешь. Тебя издалёка будет видать. Пока они до тебя доедут, будут рассматривать. Когда подъедут, княжна половецкая в тебя по уши успеет влюбиться.
Местятка оделся во всё парадное, сел на лошадь, взъехал на холм, приосанился. Ждут. Скачет заяц. Несётся во весь опор, уши к спине прижал. Подскакал, кричит:
- Незадача! - верещит заяц. - Половецкий поезд обратно развернулся.
Все остолбенели:
- Как обратно?
- При мне было. Они из Дебрянска выезжали, прискакал гонец половецкий, сирмаш ханский, письмо, привёз. Старший каравана прочитал и дал команду своим обратно разворачивать. К югу уходят.
Да будь оно не ладно! Местятка лошадь пришпорил и пошёл караван догонять. Решил так, что будет скакать, пока не нагонит.
Весь день скакал. Выехал на холм. Дорога в две стороны расходится. Куда свернуть? Стал вдаль вглядываться и видит, на одной из дорог караван идёт. Караван! Догнал!
Присмотрелся - нет, не тот караван. Во-первых, не от него караван идёт, а на него. Во-вторых, никаких велеблудов. А идут гружёные мыши. Толстые, ростом в два столбца, уши размером с княжескую тарелку, сзади маленький хвостик, спереди большой хвост видит. Грузовых мышей Местятка впервые видел. На них вьюки, грузы. А на среднем мыше беседочка.
"Нет, не те", - подумал Местятка и стал сворачивать на другую дорогу.
Царевна Бадрульбадур, сидевшая в паланкине на слоне, издалека увидела дивного юношу. Он сидел на коне, стоявшем на холме. Со спины закатные лучи освещали героя как сияние дивное. Красавец был хорош, ладен и обряжен в дивные одежды, начиная от шапки и кончая сапогами. Царевна Бадрульбадур влюбилась сразу же, раз и навсегда. Была она девицей своенравной и подумала, что её отец, персидский шах, как-нибудь обойдётся со своими династическими интересами. Но, красавец-герой стал съезжать с холма и сворачивать в сторону. Царевна Бадрульбадур крикнула начальнику охраны:
- Поворачивай! Вот за тем принцем сворачивай. Догоняй его!
- Не догоним со слонами, - начал ворчать старший погонщик.
А начальник охраны забеспокоился. Он должен был царевну к жениху доставить:
- А жених ждёт, ваше высочество?
- Да какого ифрита сдался мне этот рыхлый боров Бык-Бур Яробуд? Догоняй, говорю!
Возникла заминка. В это время в небе каркнул чёрный ворон. Он снизился, сел на крышу паланкина, заглянул внутрь:
- К Яробуду едешь?
- Уже не еду.
- И правильно, - подтвердил ворон. - Яробуд себе уже жену нашёл. Правда, у неё волос зелен, ноготь чёрен, глаз мутен. Но, зато какие ноги!
- Вот! - крикнула царевна. - Все слышали? Поворачивай.
И караван потянулся по следам Местятки. Был вечер.