Аннотация: Вакцинация на страже образования. Читать 15-20 минут.
Прививка ума
- Всё мы изобретаем велосипед. Шаг вперёд - шаг назад. То соединяем, то разъединяем, - сказал замминистра, жадно хватая ртом горячий воздух и тут же стараясь выдохнуть его обратно, настолько он обжигал лёгкие.
- Что ты имеешь в виду? - уточнил я.
- Имею я виду, что хватит париться, надо уже и свежего воздуха глотнуть.
Мы вышли из парилки и расположились за чаем.
- Так что у тебя за шаг назад? - снова попытался уточнить я.
- Возвращение уроков труда в школу.
- А чем плохо?
- Хорошо, - замминистра отхлебнул молочного улуна. - Только всё это было. Мы всё время уходим от чего-то и к нему же возвращаемся. Сменится поколение, и труды опять вышвырнут из школы. Мы то объединяем бухгалтерии в централизованные, то раздаём их по учреждениям. Теперь создаём большие образовательные комплексы: две школы, три детских садика, учреждение допобразования. Потом опять будем выделять в отдельные учреждения.
Я поёрзал на скамье:
- А ты что хочешь?
- Ты знаешь, когда возникла классно-урочная система? - перебил меня замминистра и сам же ответил. - Пятьсот лет назад. Это инновация шестнадцатого века! Шестнадцатого!
- Так ты что хочешь?
- Я хочу инновацию XXI века.
Мы помолчали. Он продолжил.
- У нас гениев в стране пруд-пруди, а мы ими не пользуемся.
- Почему? Время не пришло?
- Не знаю. - Он откинулся спиной к стене. - Возможно потому, что нужно что-то менять, а человек не сильно любит перемены.
Тут он улыбнулся:
- Я в девяностые у себя в Крае, там, в Сибири, - он махнул рукой, словно указывая мне на эту Сибирь, - работал в ВУЗе. Молодой ещё был, ассистент. Мы, наша кафедра, проводили краевые олимпиады по физике и математике. И вот появился парень, недавний выпускник пединститута, который стал буквально штамповать призёров этих олимпиад. Он не из столицы Края был, а из райцентра, но крупного. И ездили его ученики на всероссийские олимпиады и там побеждали.
- А на международных? - заинтересовался я.
- Кто же их на международные возьмёт, из райцентра.
- У них в городе был ещё старый педагог. У того тоже дети были с прекрасной подготовкой. Такая вот была конкуренция.
Он замолчал. Я ждал продолжения, его не было.
- И что? - не выдержал я.
- В смысле?
- Чем дело кончилось?
Замминистра пожал плечами:
- Дети уезжали в столичные ВУЗы, парень работал. Я потом тоже, как видишь, в столицу подался. Перешёл из педагогов на административную работу. А учитель, может, работает, может, бросил школу. Но была у него, значит, какая-то передовая методика, что его ученики всех вот так в одну калитку выносили.
Я хмыкнул:
- Может сработать простой эффект любви ученика к учителю, а через это к предмету. Такое было и будет.
- И такое есть. Но мне кажется, что он тогда пришёл из ВУЗа и принёс какие-то методики, которые переосмыслил и доработал. В Перестройку много чего рассказывали, печатали, лучшие педагоги страны выступали в концертной студии Останкино, на всю страну показывали. Вот эти методики нам надо искать и внедрять.
Я фыркнул:
- Так ищи! Ты же - замминистра образования.
И тут в глазах его заиграла хитринка:
- А что бы тебе не съездить на мою Родину и не сделать репортаж об этом учителе. А ты бы расспросил его, что и как.
Он подумал и неуверенно сказал:
- Мы, может быть, тебе командировочку оформим. Или ещё как расходы возместим.
Я понял, что они мне ничего не возместят, и промолчал.
Думал я об этом разговоре ещё неделю. А потом решил, чем чёрт не шутит. Самому любопытно стало. Был талантливый учитель, а теперь мы про него не слышим. Обычная трагедия: быт заел таланта?
Я связался со своим агентом, с издателем. Договорились, что крупная книготорговая сеть устроит мне тур по сибирским городам, где я в магазинах буду встречаться с читателями, подписывать книги. Расчёт был простой - на повышение продаж. Закончить тур я должен был в столице Края. А там я уже планировал доехать до нужного мне городка и частым порядком провести моё "журналистское расследование".
Встречи с читателями прошли по плану. Я получил свои порции похвал и критики. И, наконец, доехал до нужного мне места.
Сразу же выяснилось, что Николай Николаевич Козлов по-прежнему работает в той же самой школе. Его любят коллеги и школьники. Но вот результаты его как педагога чуть выше средних. Нет уже успехов молодости.
Когда я пришёл к нему в школу договориться о разговоре, он слегка опешил. Он читал пару моих книг, и его озадачило, что московский писатель им заинтересовался.
- Не о чем рассказывать, - сказал он. - Просто повезло оказаться в нужное время в нужном месте. Пришло в школу поколение школьников, которые хотели учиться, которые ради образования были готовы пахать. А теперь детей избаловали, размякли они.
Тут Николай Николаевич воодушевился и продолжил:
- Это же девяностые годы были. Развал, разруха, бедность. А дети умные, на лету всё схватывали. Время невзгод их как-то закалило. Они даже не болели. Сейчас, как зима, приходит ОРВИ - полкласса нет. А то и вовсе закрываемся на карантин. А тогда морозы, одёжка плохонькая - все здоровы.
Мы проговорили с час. Я вернулся в гостиницу и, лёжа в кровати перед сном, обдумывал сказанное. Не было новых методик, не было гениальных творческих находок и приёмов. Было странное, удивительное время. Поколение последних рождённых в СССР.
Утром я перезвонил Козлову и попросил ещё об одной встрече.
- А что стало с вашими выпускниками тех лет? С теми, кто выигрывал все физико-математические олимпиады? - сразу спросил я, когда мы уселись в кафе при гостинице.
- Работают, - он пожал плечами. - Уехали учиться, но почти все вернулись обратно в город. Не пропали в жизни, нет. Уважаемые люди. Дружат между собой очень крепко. И с ребятами из соседней школы, с кем на олимпиадах соперничали, дружат. Удивительное поколение.
- К вам, наверное, часто заходят?
- Вообще не заходят. Не звонят. В школу даже на дни выпускников вяло собираются. Выпуски начала девяностых, середины нулевых ходят почти в полном составе. А этих единицы забегут и всё.
Я подумал и принял решение:
- Пожалуй, я в вашем городе задержусь. Интересная тема - поколение на изломе эпох. Те, кто закончил в начале девяностых - дети Советского Союза. Страны уже не было, а инерция ещё была. Выпуски середины нулевых - это те, кто сформировался уже в Российской Федерации. А ваши "олимпийцы" - дети СССР, которые школу заканчивали уже в нашем новом капитализме. Очень интересно.
Николай Николаевич посмотрен на меня и сказал только:
- Вам в гостинице тогда дорого будет жить. Давайте я с Анной Алексеевной, соседкой, поговорю. У неё дети разъехались. Муж умер. Она одна в трёшке. Сдаст вам комнату недорого и покормит по-домашнему.
Я согласился.
Первым из выпускников той поры я наметил профессора местного ВУЗа, доктора физико-математических наук Андрей Владимировича Егорина.
Мы встретились на кафедре.
- И что вы хотите от меня? - спросил Андрей Владимирович довольно неприязненно.
- Я пишу книгу, - сразу соврал я, - о поколении учеников 90-ых годов.
- Рождённые в СССР? - перебил он меня. - Банально.
- Не совсем об этом. В 90-ые годы всем на всё было плевать. Лишь бы выжить. Ученики и учителя были предоставлены сами себе. Отсюда свобода в личностном росте. Знаете, это было с первым набором Царскосельского Лицея. Император ещё до открытия потерял к нему интерес, когда стало ясно, что вдовствующая императрица не отдаст туда Великих Князей. Потом 1812 год, вообще всё внимание переключилось на Наполеона. Вот и получили оригинальный выпуск. Самый первый. Потом всё пришло в норму. А что такое норма? Допуски и посадки: не ниже, но и выше. Также и после 90-ых ввели образовательные стандарты, стали следить за их исполнением. А простор для творчества сузился.
Взгляд профессора потеплел:
- Это интересно, - сказал он. - А что же вы за примерами куда-то в глубинку полезли? Или это модно: ходить в народ?
- В столицах больше пафоса, чем настоящего дела, - сказал я. - В деревне все на виду, всё лучше видно.
Я осёкся, не обидел ли его.
- Вы про деревню извините, это не про ваш город, а про общину. Ваш город, кстати, выглядит посовременнее других городов. Даже больших региональных центров.
Андрей Владимирович согласно кивнул. Разговор стал налаживаться. Наконец я спросил:
- А учитель ваш, Козлов, по своим методикам с вами занимался, или просто сумел привить любовь к предмету?
Лицо профессора опять потускнело, и ответил он безразлично.
- Нормально учил. Обычно. Просто мы были до учения жадные.
- Он так же говорит, - пробормотал я.
Потом я в том же ВУЗе пообщался с доктором философии. А в другом институте с социологом, кандидатом наук.
Общались они со мной неохотно, с явным неверием в мою идею.
Я уже думал, что надо сворачиваться и ехать домой. Ничего я из этой истории не выжму. И замминистра не прав: нет никаких новых супертехнологий. Совпало так: пришло способное поколение, выстрелило. Добились они по жизни вышесреднего - остепенённые учёные, есть предприниматели, руководители, врачи и инженеры. Но, опять же, ничего из ряда вон выдающегося. Таких как они по стране можно сотни набрать.
С этими мыслями возвращался я ночевать в снимаемую комнату, не зная, что уже произошла трагедия.
У подъезда стояла скорая, суетились люди. Я в толпе узнал Козлова и заспешил к нему.
- Анна Алексевна, хозяйка ваша, на лестнице упала, - ответил он на мой вопрос. - Криком кричала бедняжка, наверняка перелом.
Я смутился. Хозяйку в больницу увозят, как я теперь в квартиру пойду? Николай Николаевич меня успокоил:
- Идите, ночуйте. Ключ у вас есть. Соседка с третьего этажа вещи в больницу собрала. Я сыну с дочкой позвонил. Дочка приедет завтра к вечеру, а сын в командировке. Если будет необходимость в его присутствии, то попозже подъедет.
Ночевал я плохо. Думал о том, что надо уезжать: ничего я толком здесь не нашёл, вполне банальные вещи, и домашняя хозяйка в больнице. Нечего мне здесь делать.
Утром я забежал к Козлову, пока он не ушёл на уроки.
- Я сейчас в больницу пойду, - проинформировал я его. - Проведаю Анну Алексеевну, уведомлю её, что уезжаю. А потом с вами в квартиру сходим, вы свидетелем будете, что я всё в порядке оставляю. Ключ я отдам вам, а вы потом дочери или кому надо будет.
Так и порешили.
Я пришёл в больницу, куда меня не пустили. Сначала не пустили.
Девушка в приёмном покое сказала:
- Подумаешь, жилец. Мы родственников не всех пускаем. Если есть что-то передать, то оставьте, только подпишите кому и в какую палату.
Я растерялся:
- А я не знаю, в какую палату. Я как раз хотел узнать, в какой палате Анна Алексеевна лежит.
- А мы чужим людям такую информацию не даём. Только родственникам.
Опять двадцать пять.
Мы препирались минут пять, и тут я заметил, что какой-то немолодой мужчина в белом халате стоит в глубине коридора и, улыбаясь, присматривается к происходящему.
- Правильно, - сказала девушка. - А вы его в полицию сдайте!
И пропустила меня.
Я прошёл за турникет робко, реально опасаясь попасть в участок. Ещё припишут мне дебош. Но мужчина сказал доброжелательно:
- Я ваши "Пожары" лет десять назад читал. Забавно. А тут разговор пошёл, что писатель приехал новую книжку писать. Пойдёмте ко мне.
Мы пошли по коридорам и дошли из кабинета, из таблички на котором я узнал, что мой новый знаковый - заместитель главврача больницы.
Кабинет был тесноват, шкафы и стол заполнены бумагами. Алексей Михайлович распахнул створки узенького шкафа:
- Берите плечики, раздевайтесь.
Я повесил куртку в шкаф, достал из кармана бахилы и надел.
Алексей Михайлович посмотрел на меня с уважением:
- Что вы хотите-то.
Я вкратце рассказал. Он посмотрел на часы:
- Ещё обход идёт, но уже к концу.
Он достал телефон из кармана, позвонил:
- Павел Аркадьевич, обход заканчиваете? Вот и ладушки. На обратном пути загляните ко мне. Ненадолго.
Потом он предложил мне чаю. Я отказался, утром привык плотно завтракать, поэтому был сыт.
- Последний год дорабатываю, - сказал он. - Возраст, силы уходят. А вы что в нашем городе писать собрались? Опять геологи становятся популярны?
Я изумился:
- Почему геологи?
- Говорят же в новостях, что нам свои полупроводники надо добывать. А здесь недалеко ещё в советские годы было подозрение на крупное месторождение. Опять розыск пошёл. Фильм "Территория" сейчас зачем сняли? Полагаю: снова реклама геологической романтики.
Я подумал о том, что тема для новой книги интересная, но сказал правду:
- Хотел писать об учителях-новаторах. Козлов у вас есть такой, учитель.
Алексей Михайлович кивнул, он знал такого человека.
- Я встречался с ним, с выпускниками.
- И что?
Я уже был готов сказать, что не вышло ничего, и я уезжаю. Но тут дверь отворилась. Вошёл врач средних лет. Он поздоровался с коллегой и кивнул мне, смерив меня недовольным взглядом. Я такой взгляд в этом городе уже видел у двух профессоров и одного доцента.
- Что, Алексей Михайлович? Я тороплюсь.
Зам. главврача представил меня и сказал:
- Павел Аркадьевич, гость наш жил у бабы Нюры на квартире, пришёл
узнать, как её дела?
- Перелом шейки бедра, - бросил мне через плечо врач.
Я охнул.
- Пропала Анна Алексеевна.
- Чего это пропала?
- Шейка бедра в её возрасте - уже на ноги не встанет.
Павел Аркадьевич фыркнул:
- Не встанет! Через неделю начнёт вставать.
И уже обращаясь к Алексею Михайлович:
- Всё? Больше нет вопросов? Я пошёл.
И вышел.
Я покачал головой:
- Самомнение у мужчины. Как можно через неделю начать вставать. Я не врач, но знаю массу примеров...
Алексей Михайлович перебил меня:
- Начнёт вставать, прав Павел Аркадьевич. Он большой умница. Кстати, из той же когорты, о ком вы пишите. Учился у Козлова в том числе. Птенец гнезда Клыча.
Я ещё не понял, какое сокровище идёт мне в руки. Меня всё занимал вопрос о больной.
- Перелом шейки бедра, - опять завел я.
- У нас лечится, - мягко сказал Алексей Михайлович. - Павел Аркадьевич вводит в кость клеевой состав, и кость срастается. Лечит всё, даже очень сложные переломы.
- Что-то я про такое не слышал, - упорствовал я.
- Это методика Павла Аркадьевича.
Тут я уже возмутился:
- Но у нас же есть утверждённые методики, стандарты. Человек не может применять не прошедшие проверку лекарства и методы.
- Не волнуйтесь, у Павла Аркадьевича есть свидетельство на изобретение. Никакой партизанщины и самозваного целительства здесь нет.
Пришла пора мне изумиться:
- А почему так не лечат в других больницах?
Алексей Михайлович пожал плечами:
- Сложно сказать. Мало ли что: инерция, интересы корпораций, авторские права. А нашим горожанам повезло. У нас есть современный метод лечения. Инновация, как сейчас модно говорить.
Закончил он со смешком. Я встрепенулся. Опять инновация. Но теперь не призрачная, а реальная.
- А как вы сказали? Братство клыка?
- Что? - опешил он. Потом его лицо посветлело. - Да нет. Птенцы Клыча, как я их называю.
- И что же за птенцы?
Алексей Михайлович поднялся:
- Я всё-таки поставлю чай. К Анне Алексеевне сейчас, пока не завершился обход, и не прошли процедуры утренние, вас всё равно не пустят. А чуть позже я вас сам проведу.
Он стал манипулировать с электрическим чайником, пачкой заварки, маленьким старомодным фарфоровым заварочным чайником, двумя кружками, двумя блюдцами и двумя чайными ложечками. К концу этих манипуляций на свет из тумбочки появилась пол-литровая стеклянная баночка, наполненная кубиками рафинада.
Во время всех этих действий он уже начал свой рассказ:
- Был у нас в начале восьмидесятых годов в детской поликлинике зав. отделением Сергей Нехемьевич Клыч. Я пришёл к нему молодым выпускником и поверил ему как учителю. Научил он меня многому. Врач был от Бога, да ещё и с выдумкой, с талантом.
- Павел Аркадьевич тоже его ученик, - сообразил я.
- Нет. И предваряя ваши догадки, сразу скажу: даже интерес к медицине у Павла не от Клыча. От Клыча у него, да и его товарищей другое.
Он поставил на стол дымящиеся чашки. Я с наслаждением вздохнул аромат. Чай не из пакетиков, грамотно заваренный.
Алексей Михайлович тоже сел за стол:
- Клыч был мастер вакцинаций. Сколько он жизней спас, здоровое поколение создал.
Я вспомнил Козлова: они практически не болели.
- Приехал Клыч к нам из Москвы. Уехал из столицы подальше, чтобы ему не мешали.
- А что, в столице были против вакцинаций?
- Упаси Боже, советские годы, вакцинации обязательны. Сколько у нас в это области было открытий и достижений! Нет, дело в другом. Был Сергей Нехемьевич одержим одной теорией.
Алексей Михайлович сделал паузу, я терпеливо ждал.
- Он считал, что в появлении разума у человека виноват вирус. На определённом этапе эволюции в организм Homo sapiens попадает вирус, который создаёт условия для развития мышления.
Я не выдержал и перебил:
- А вирус попал только в человека? Почему не стало развиваться мышление у кошек?
- Кошка, между прочим, животное не глупое. И многие животные показывают недюжинный ум. И всё-таки разум человека - это явление иного порядка. И давайте, не будем вступать в дискуссию. Я вам только рассказываю про Клыча.
Я поднял перед собой руки ладонями перёд, мол, умокаю, умолкаю.
- Итак, Клыч считал, что развитие мыслительных способностей подтолкнул вирус. Вирус попадал и в животных. И, как это бывает в природе, было животное переносчик. Животное, по мнению Клыча, вымерло. Из-за чего процесс переноса замедлился и развитие мышления приостановилось. Клыч считал, что современный человек не сильно умнее древних мыслителей. Больше знает, лучше вооружён навыками. Это да. Техника развилась. Но умнее человек не стал.
Алексей Михайлович отхлебнул чаю, я уже не перебивал, не пытался влезть с комментарием или вопросом.
- Более того, Сергей Нехемьевич считал, что из-за трудностей с переносом вируса человечество даже стало глупеть.
Тут я не удержался:
- Смотрю на этот мир и готов согласиться. Постойте! Трудности с переносом! Он что же, считал, что вирус по-прежнему в людях?
- А почему и нет. Вирус внедряется в геном человека, вирус заставляет клетку в первую очередь реплицировать сам вирус.
Тут я засомневался:
- Вирусы - это вредно. Если в нас вирус, мы же болеем.
- Всякое может быть. Можем болеть, может ничего не происходить. А могут быть и доброкачественные вирусы. Этот из таких.
Он стрельнул в меня взглядом:
- Это не я говорю. Это теория, сторонником которой был Клыч. И Клыч решает, что можно повысить умственные способности человека. Для этого ему надо прививать данный вирус. Культура вируса у него была.
Меня как громом поразило:
- Откуда? - только и прохрипел я.
- Точно не знаю. До поликлиники он работал в том числе в институте мозга.
- Он что..., - я остолбенел, я был в шоке. - Он им вытяжку из мозга Ленина что ли вводил?
Алексей Михайлович хохотал громогласно и раскатисто. Хохотал, содрогаясь всем телом, краснея лицом, до слёз в глазах. Хохотал с наслаждением. Закончив, он отёр лицо салфеткой и сказал:
- Вот уморили. Ну кто его к мозгу Ленина допустил бы? Кстати, институт создали под этот мозг, но начали с других. Кроме того, мозгов там достаточно собралось, не одного Владимира Ильича. А вот то, что он выделил вирус и прививал детям его культуру, это - правда.
- И как? - спросил я с сомнением.
- Выросли хорошие, умные дети. Некоторых вы видели. Остальные тоже не пропали. Умные все. Не гении, нет. Но умом отличаются. Благодаря им наш город в Крае выглядит гораздо лучше других.
Он поднялся.
- Пойдёмте, я вас провожу в палату к бабе Нюре. Извините, к Анне Алексеевне. Возьмите белый халат с вешалки.
Я вышел за ним, натягивая на себя халат.
- А что Клыч? - спросил я. - Где он?
Мы уже шли по коридору:
- Уехал. Он начал вакцинировать группу детей, наблюдал их в первые годы жизни, заметил результаты. Хорошие результаты. И он поехал к академику Бехтеревой.
- Переманили? - попытался угадать я.
- Нет. Он вернулся. Но он был увлекающимся человеком. Что произошло у них с Бехтеревой, я не знаю. Но работал он уже без прежнего азарта. Здесь его затея перешла в рутинную стадию. А его увлекло что-то новое. Об этом стал задумываться, мечтать. А потом собрался и уехал. Даже и не знаю куда.
- А что ему могла сказать Бехтерева? Она не позвала его к себе.
- Возможно, поделилась идеями. Но в последние годы академик Бехтерева много чего наговорила. Ей даже занималась комиссия по лженауке. А Клыч пропал с тех пор. Не появлялся, не писал.
Мы дошли до палаты. Я посетил Анну Алексеевну, поблагодарил за постой, сказал, что ключи отдам Козлову. Её это устроило, вечером должна была приехать дочь из другого города.
И я вернулся домой. Замминистра я не без злорадства доложил, что нет чудо-педагогов.
Но мысль о Клыче, о его деятельности не давала мне покоя. Прошла пара месяцев, когда мне в голову пришла простая идея. И как я сразу не сообразил?
Я позвонил Козлову, он обрадовался, услышав мой голос. Я спросил: как Анна Алексеевна. Всё хорошо, уже ходит. Всё в порядке. И тут я сказал:
- Мне надо было этот вопрос задать вам в день отъезда, но я об этом подумал только теперь. Вам Клыч Сергей Нехемьевич не писал?
- Точно. А вы как догадались? Мы знакомы не были, он уехал, когда я ещё в институте доучивался. Но потом мы переписывались. Он писал, что детей этих вёл ещё с грудного возраста, они ему как родные. Интересовался их здоровьем, успехами.
- А письма сохранились?
- Нет. Я не привык хранить письма. Тем более там ничего важного. Он писал просто: здравствуйте, как дела и т.д. И просил рассказать о здоровье и успехах детей.
- А когда переписка прекратилась?
- Когда они поразъехались учиться. Тут мне уже трудно было писать что-то подробно. Их жизнь уже не проходила перед моими глазами.
- И откуда он писал?
- Сначала из Алтайского края, потом из Якутии.
- А чем он там занимался, где работал? Об этом он не писал?
- Я так понял, что работал он врачом, по профессии.
И тут я опять с опозданием, но сообразил: интернет.
Я вбил в поисковике: Сергей Нехемьевич Клыч. И тут же получил: "Коллеги поздравили юбиляра..."
Жив! По крайней мере пару лет назад был бодр, как писалось в заметке, и продолжал трудиться. Лечил и вакцинировал оленеводов.
Я не стал долго тянуть, а позвонил друзьям в Российское географическое общество и выбил у них маленькую командировку, пообещав цикл статей.
Когда вертолёт доставил меня в маленький посёлок, где вёл медосмотр доктор Клыч, я не стал ходить вокруг да около, а выложил всё, что знал, и зачем приехал.
Клыч рассмеялся:
- Писать хотите? Только никто не поверит. Сейчас наука и лженаука так перемешались, а уровень образования так упал, что ко всему относятся с недоверием.
- Не скажите. Почему-то в самую страшную ахинею верят с лёгкостью.
Клыч согласился, и мы вернулись к его делам.
- Да вакцинировал, прививал ум, и это - не лженаука. Результат-то есть?
- А вы следили за их успехами?
- Да, писал Козлову, он рассказывал.
- Вы с ним не были знакомы. А почему писали именно ему, а не Алексею Михайловичу?
- Так Козлов с ними виделся регулярно, на уроках и факультативах. С ним они побеждали на школьных олимпиадах.
- Потом писать перестали. Появился интернет.
- Не появился. Стал доступнее. Мне уже не надо было посредников в своих наблюдениях. А потом я приезжал.
Я удивился:
- Приезжали? Никто об этом не упомянул.
- Я ни с кем и не встречался. Просто походил, посмотрел. Встретился в двумя-тремя своими "птенцами".
- И что?
Клыч вздохнул:
- Они все уехали учиться. В другие регионы уехали. Заметьте, из нашей Азии в Европу уехали. И почти все вернулись.
- Почти?
- Кто поглупее остались в других городах. А эти вернулись и сбились в некое сообщество.
- Поглупее, вы сказали. Это иронично или факт умственного уровня?
- Факт. Умные - да. Но в этой компании ниже среднего уровня.
- И почему так? Есть версии?
- Есть версия. Убеждение есть. Архиепископ Иоанн Сан-Францисский как-то сказал: "Умный человек это тот, кто может понять глупого, считает апостол Павел. Умный человек - тот, кто не может понять глупого - мысль Ницше". У нас вышло по Ницше. Они знали, чувствовали, понимали .что они умные. И они не приняли глупых. Вы же их видели. Вот это выражение как бы брезгливости. Они видят в вас глупца, извините, и их это отталкивает.
Мне, конечно, было обидно слышать, что я глуп, но я смолчал по этому поводу.
- К уму нужно ещё и воспитание, и подготовка психологическая с детства. Приучают же нас сейчас жить бок о бок с инвалидами и относиться к ним как к равным, как к обычным людям. Так и здесь. Мало привить мозги, их ещё надо подготовить к жизни. Они приспосабливаться к большой неумной жизни не захотели. Вернулись в привычную среду, дружат умники с умницами.
- А к Бехтеревой в Москву вы зачем ездили?
- В Ленинград. У неё институт мозга в Ленинграде был. И это не тот институт, где мозги хранятся. Не путайте. Бехтерева со мной во многом согласна была. Она вообще считала, что разум для нас явление инопланетное. Может быть. Вирус может быть и из космоса занесён. Но её тогда многие другие проблемы интересовали, я ей был не нужен.