- Котовник - это муравейник, где вместо мурашек маленькие котики.
Эйтли Тинойа из дома Теней
В прохладной светлой комнате безраздельно господствовало окно. Оно прорезало закруглённую стену одного из полых деревьев замка Ал Эменаит - длинное, неровное, низкое у краёв и высокое посредине. Анар подумал, что если расписать стекло клыками, снаружи будет казаться, что сосна скалится.
- То-то Селорн обрадуется! - получив от мужа соответствующий мыслеобраз, прыснула в кулак Аниаллу.
- Всё может быть, - тут же вступилась за Анара Шада, видать тоже осчастливленная "открыткой" с улыбающейся драконьей сосной.
Алу ехидно покосилась на свою домоправительницу - кто бы мог подумать, что эти двое так быстро найдут общий язык! Поначалу Шада всем своим видом демонстрировала, насколько разочаровал её выбор хозяйки - нет чтобы найти себе кого-то основательного, серьёзного, хваткого, искушённого в интригах и, что важнее, любящего их. Теперь к божественной нескладёхе добавится царственный оболтус! И хуже всего то, что, в отличие от Аниаллу, его не больно-то повоспитываешь. Сплошные огорчения!
К счастью, сам того не желая, Анар в первый же день сумел найти ключ к сердцу Шады. Он почтительнейше испросил у неё совета относительно того, как ему, дикому, вести себя в столице кошачества, и два часа кряду с напряжённым вниманием выслушивал пространный ответ. Госпожа домоправительница смягчилась. А после того как Анар вверил её заботам полученное от исчезнувшей матери наследство, Шада и вовсе прониклась к нему горячей симпатией...
- Никакого убранства, как ты и велел, - деловито заявила служанка, приглашающе взмахнув цветастым рукавом.
- Патриарх Селорн знает, что я не умею принимать драконью форму? - Анар окинул долгим взглядом обширную, высокую комнату, которой, честно говоря, больше подошло бы зваться залом.
- Разумеется. Но госпожа Алу рассказала ему - а вернее, его помощнику - о твоей любви к простору, - поклонилась Шада.
- И явно - не только о ней, - хмыкнул Анар, заметив, что потолок над спальной платформой выгибается широким куполом и покрыт чем-то мягким.
- Я хотела и стены обить, но решила, что это уже хамство, - махнула хвостом Аниаллу.
Анар покивал, хоть и не понял, что такого хамского в мягких стенах.
- Уже подсуетился! - вдруг гневно процедила Шада, решительно направившись к камину. - Поймаю - пущу на тефтели! И самому попробовать не дам.
Около решётки распластался небольшой коврик, связанный из узкой неприятно-розовой кожаной ленты, на котором покоились чёрные меховые тапки без задников и потрёпанная книжка "Лечение магоспровоцированных психозов народными средствами". Вооружившись кочергой, служанка подцепила коврик и поволокла его вон. Недовольство её не знало пределов.
- И что это было? - проводив взглядом экзотический "прицеп", спросил Анар.
- Одни из тех подарочков, которые лучше не получать. Ты ещё успеешь познакомиться с дарителем, не сомневайся, - поморщилась Аниаллу. - У меня есть кое-что получше всего этого.
Сианай склонилась над пирамидой коробок, а Анар снова уставился в окно. Он мог простаивать так часами. Его будоражила мысль, что у города этого нет никаких стен - ни каменных, ни магических. Что он парит, будто бы сам собой, в бескрайней синеве. Кругом простор... и облака.
- Вот. Экспонат номер один, - Аниаллу с плутоватой улыбкой достала из коробки нечто, сперва показавшееся Анару куском странного чёрного сыра.
Но через пару мгновений алай вспомнил, где уже видел эту дырчатую штуку - то был подусник расколовшейся каменной пантеры из подземелья д"ал. Ещё немного покопавшись в коробке, Алу рассовала по его отверстиям карандаши и перья.
- Ты из всего умеешь извлечь пользу, - поцеловал её в макушку Анар.
- А ты - радость. - Аниаллу ласково боднула его лбом и нагнулась за новым сувениром - металлическим "перекати-полем", колючим плодом Анарова вандализма, так чудесно помогшим им справиться с "норной хандрой". - Нужно будет сделать из него светильник - красивые тени должны получиться.
- Обязательно... - глуховато ответил Анар.
Он вертел в пальцах тяжёлую статуэтку - перчатку, спаянную из потёков серебристого металла.
- Думаешь, я зря взял её?
- Нет, - тряхнула волосами Алу. - Думаю, мы должны радоваться, глядя на неё, ведь страдания твоего деда наконец-то закончились.
Душа Агира Девятого и впрямь обрела долгожданную свободу.
В сопровождении патриарха Амера и нескольких высокопоставленных жрецов Веиндора Анар и Аниаллу вернулись в гробницу обезумевшего пленника собственного черепа. На милосердников было больно смотреть - мучительный стыд окутывал их промозглым туманом.
- Свершилась великая несправедливость. Мы приложим все усилия, чтобы никто и никогда больше не посмел посягнуть на свободу души, - заверил Анара старший из жрецов.
Прочитав краткое славословие Веиндору, милосердник преклонил колена и возложил костлявую, разрисованную углём руку на лицо Агира так, что кончик указательного пальца проник в порез над бровью Освободителя. Несколько минут ничего не происходило, а затем выступивший из раны жидкий аридолен, словно заполняя невидимые трубки, потёк вверх по линиям на кисти жреца. В комнате резко похолодало. Амер Когтестрах недовольно сложил руки на отягощённой массивным амулетом груди. Золотые когти украшения мелодично звякнули друг о друга.
Жрец воздел руку, оплетённую струями аридолена, и что-то оглушительно продекламировал. У всех присутствующих помутилось в глазах. Когда же серая пелена спала, Анар увидел, что милосердники куда-то пропали, в погребальной камере остался только перепуганный послушник - коренастый румяный парень с влажным ёжиком чёрных волос. Послушник этот поспешно шагнул к Анару и протянул ему затвердевшую аридоленовую перчатку.
- Мой господин сказал - это должно быть у вас.
- Разве не опасно хранить такую вещь вне Серебряных Скал? - не желая прикасаться к злокозненному металлу, спросил Анар.
- Нет, милорд. Аридолен можно применить лишь один раз. Затем он утрачивает большую часть своих свойств.
- Тогда тем более - зачем она мне?
- Я всего лишь послушник. Боюсь, мой учитель не примет ваш отказ, - смущённо поклонился юноша.
- Интересно, как у него это выйдет, - пробормотал Анар, но перчатку принял.
Прикосновение аридолена заставляло пальцы неметь, и Анар поспешил обернуть подарок краем плаща. Послушник с поклоном удалился. Алаи переглянулись и обменялись грустными улыбками - кем бы ни был Агир, им приятно было сознавать, что его душа вернулась в естественный круговорот рождений и смертей.
Увы, хотя милосердники и оказались в силах помочь Освободителю, они не могли гарантировать, что драконьей предательнице больше не удастся причинить вред жителям Энхиарга. В особенной опасности, по словам жрецов, находились существа, по той или иной причине оказавшиеся вне тел. Драконица могла перехватить души умерших, направляющиеся к Веиндору или к своим запасным тушкам, поглотить их и успеть скрыться незамеченной.
Собравшиеся тем же вечером в Серебряном храме члены Совета восприняли это жутковатое известие с похвальной стойкостью - немедленно, не распыляясь на эмоции, принялись обсуждать практическую сторону вопроса. Патриарх Малаур попросил, чтобы милосердники поделились с алаями некими иголками, способными пришивать душу к телу. Жрецы, разумеется, заартачились, мигом растеряв свой скорбно-смиренный вид, но тут в зал вошла какая-то рыжая сутулая девочка с целой толпой охраны. Её усталый, тяжёлый взгляд заставил жрецов сначала умолкнуть, а потом и вовсе - выдавить из себя обещание помочь алаям всем, что будет в их силах.
Как выяснилось, эта "укротительница милосердников" - младшая дочь матриарха ан Камиан - тоже была жертвой драконицы, чудом избегшей доли, ещё более страшной, чем участь Агира Освободителя. Её печальную историю Анар узнал днём позже, столкнувшись с матерью Талии в гостях у своего отца...
Высоченная чешуйчатая створка даже не шелохнулась.
- Может, я перепутал время?
- Может, твой па, как все драконы, рассеян и непунктуален? - сочувственно улыбнулась Алу. - Подождём.
- Нет, послушай, там кто-то есть, - сказал Анар, поворачивая уши к двери.
- Это твой отец, - определила Аниаллу через мгновение и, игриво прищурившись, добавила: - А с ним - матриарх Аэлла. Та, в свете чьей неземной красы расцветают чудеснейшие из талантов и процветают ужаснейшие из пороков... М-м, любопытно, любопытно...
- И эти раны - я не понимаю, почему они открылись? - спрашивал Криан. - Разве связи такого рода могут быть разорваны? Если наши Пути были связаны, как они могли разойтись?
- Увы. Иногда так случается, - отвечала Аэлла. - Ваш союз исчерпал себя. Вы дали друг другу и миру всё, что могли дать, будучи парой. Я пережила это уже три раза. В первый, конечно, было особенно сложно. Честно говоря, тогда я мало что знала о Путях, думала - если на моём любимом заживают раны от моих когтей, если у нас родились дети - значит, мы связаны навсегда. А вышло иначе...
- Подслушивать - нехорошо, - в некотором смущении шепнул Анар и громко лязгнул по дверной чешуе когтями.
- Боюсь, новая подруга твоего папы совсем не против, чтобы её подслушивали или за ней подглядывали, - давясь смехом, изогнула бровь Аниаллу.
На "стук" Анара никто не отозвался. Интимный разговор за дверью продолжался как ни в чём не бывало.
- И раны твоих возлюбленных тоже открывались после расставания? И не заживали?
- Открывались - да. Но заживали. Хотя иногда меня, признаться, посещает кровожадный образ: на... кое-ком из них разом открываются все царапины - оставленные мною в разные моменты жизни - и он истекает кровью. В одном теле, потом в другом, затем в третьем... Однако все мои бывшие мужья и любовники живы и здоровы. Очевидно, вечно кровоточить обречено только моё бедное сердце, - с грустной смешинкой сказала Аэлла.
Анар поскрёбся ещё раз - с тем же успехом.
- Ты ведёшь себя неделикатно, - сказала Аниаллу.
- Я не понимаю, почему мы слышим их, а они нас - нет, - проворчал алай.
- Если бы тебя утешала Аэлла ан Камиан, ты бы тоже нас с тобой не заметил.
- Ты плохо думаешь обо мне.
- Я хорошо знаю её, - щёлкнула языком Алу.
- Пустота... Кругом пустота, - произнёс Криан. - Кругом обман. Мираж. Тиалианна затуманила мне глаза, навязала мне этот лжеПуть, поиграла и выбросила... на берег Исчезновения. Где есть только серый песок, свинцовое небо и холодное море, гладкое, как зеркало, потому что ни один порыв ветра никогда не залетает туда.
- Всё это не так! - с чувством возразила Аэлла. - Тиалианна тут совершенно ни при чём. Любовь не нуждается в помощниках, чтобы ослепить нас, повлечь туда, куда ей будет угодно, и заставить удивляться самим себе. И насчёт пустоты я никак не могу с тобой согласиться - никто не отнимет у тебя памяти о пережитом счастье, а четверо прекрасных детей...
- Боюсь, у меня в лучшем случае осталось лишь двое, - горько перебил её Криан. - Даэ и Гел...
- Быть может, не всё ещё потеряно, - в свою очередь не дала ему договорить Аэлла. - Они не были такими от рождения, они такими стали, им помогли такими стать и... О! Кстати о детях - тебя же ждут! - вдруг воскликнула матриарх.
- Стук в мозг гораздо доходчивее стука в дверь, - подмигнула Анару Аниаллу.
Щёлкнул замок, и створки сами собой разошлись.
Анар как сейчас видел эту картину: растерянного мужчину с лицом, пронзительно похожим на его собственное, и такими добрыми и печальными глазами, что начинало щемить сердце. А рядом - прекрасную женщину с катушкой шелковистого бинта в фарфорово-белых пальцах. Трудно сказать, в чьих жестах было больше изящества - в её, когда она перевязывала запястье Криана, или в его, когда он закручивал баночку с целебной мазью.
Анар вспомнил, что уже видел матриарха Аэллу - это была дама с ушами-каллами из его видения про каниралийских послов. Сейчас её уши пребывали во вполне обычном состоянии, да и платье было куда скромнее - дымчато-белое, кое-где расшитое выпуклыми букетиками лесных фиалок и искристыми слёзками хрусталя.
Аэлла приветливо улыбнулась гостям. Криан молчал, и потому она сама предложила им сесть, предусмотрительно убрав с одного из кресел острый кристалл на цепочке.
- Я попросила твоего отца зачаровать его, - улыбнулась она Анару. - Это для моей дочери Талии. Хочу, чтобы рядом с ней нельзя было неожиданно открыть портал.
- Не иначе нашего прекрасного матриарха кто-то ограбил. А заодно передушил всех её служанок - раз она пришла за заказом своими ножками, - мысленно съехидничала Аниаллу, но Анар уже не слышал её - Криан наконец-то изволил пошевелиться.
Поначалу он вёл себя довольно скованно, чувствуя, что очень виноват перед сыном, и не зная, как эту вину искупить. Анару тоже было не по себе. Но к концу вечера - в первую очередь стараниями Аэллы, упорно переводившей разговор с удручающего прошлого на многообещающее будущее, - оба несколько оттаяли. В общем, первая встреча отца и сына прошла даже лучше, чем можно было ожидать.
Единственным, что омрачило её, был странный подарок, сделанный драконом своей новоиспечённой невестке. Он буквально всучил Алу изумрудную брошь Амиалис - древнюю руалскую драгоценность, с которой царица не расставалась ни на день. Аниаллу было неприятно даже прикасаться к броши, но отказать она не решилась. И тут же, чтобы сгладить неловкий момент, предложила Криану залечить его раны - даже став драконьей дочкой, она оставалась Тенью Аласаис.
- Может, сбагр... пожертвуем её какому-нибудь музею? - предложил Анар, кладя брошь Амиалис рядом с "перекати-полем".
- Тебе виднее. Ты же теперь у нас большой специалист, - насмешливо почесала его под подбородком Алу.
За прошедшую пару недель Анар успел свести близкое знакомство с огромным количеством Бриаэлларских достопримечательностей. Каждый день они с Аниаллу обедали или ужинали в новом ресторане и посещали какую-нибудь галерею, музей или театр (как выяснилось, за две тысячи лет своей жизни Алу не побывала и в четверти из них).
Анара одолела жадность. Он метался по городу, словно боясь проснуться и потерять всё это.
Вскочив ни свет ни заря, он, к примеру, мог потянуть Аниаллу прогуляться по окрестностям элаанского посольства, с воздуха так похожего на хрустальную люстру, перевёрнутую вверх подвесками: цветные искры, сверкающие грани - как тут не соблазниться?
В квартале кипела жизнь. Почти все местные жители вернулись в Земли Света, и городские власти тут же воспользовались ситуацией, разместив в опустевших зданиях беженцев из Аглинора. Опустив на глаза дымчатый щиток, Анар наблюдал, как остроухие бедняги обживают своё неуютное пристанище - убавляют яркость сияющих обелисков, завешивают кристаллические стены домов золотистыми тканями, засыпают жирным чернозёмом "бассейны света", чтобы водворить в них привезённые саженцы.
Затем, для контраста, Анар спешил посетить Дарларонский квартал, где в скупом свете черничных сфер мягко круглились углы мрачноватых зданий, выстроенных из матового чёрного камня, тёплого и бархатистого на ощупь. Здешняя тьма и впрямь разительно отличалась от той, что гнездилась под Руалом - это была добродушная, мягкая темнота, ложившаяся на плечи легчайшей шерстяной накидкой. В ней было уютно и усыплающе-спокойно. Аниаллу зевала, поглядывая на манящие шёлковые подушки в открытых кафе. Но Анар и не думал делать привал.
На полдень у него была запланирована экскурсия по местному "филиалу" Золотого Каньона - старейшей улицы Анлимора.
Стеклянную мостовую стискивали стены солидных зданий с огромными зеркальными окнами, а под ней, как в небывалой витрине, сверкали монеты, привезённые из тысяч миров. В сопровождении увешанного золотыми цепочками гида-энвирза, алаи чинно прогуливались среди аллегорических статуй. Многоглавая Конкуренция повергала когтистыми, обутыми в пупырчатые сандалии лапами толстопузую Монополию, с крошечными, вяло торчащими в стороны ручками и ножками. Жадность морщилась от недозревших груш, а... а Живое Золотоухое Любопытство опять где-то застряло.
А, вот оно! Анар обнаружил в Бриаэлларе нищего. Пожилой энвирз с мешками под глазами и дряблыми ноздрями сидел на паперти, устало вытянув узловатые ноги. На его рыжих пятках плясали отблески монет. Карманы латаной-перелатаной жилетки были забиты букетами свёрнутых в трубки бумажек. Рядом с энвирзом стояла миска для подаяний. И миске этой позавидовала бы любая царская корона.
- Камни настоящие, - будто прочёл Анаровы мысли подкравшийся гид.
Оказалось, что так - прося милостыню и размышляя о "течении денег" - энвирзийские торговцы, потерявшие по собственной глупости крупную сумму, искупают свой грех - чрезмерную жадность, недооценку конкурентов, поспешность суждений и так далее...
Анар не давал Алу ни минуты передышки. Не успевала она попрощаться с очередным гидом, а Анар уже расписывал ей прелести следующей точки маршрута.
Городские старожилы смотрели на него с понимающим, сочувственным видом докторов, наблюдающих за пациентом, впервые после изнурительной болезни выбравшимся в сад, опьяневшим от свежего воздуха и восторженно озирающимся по сторонам.
Его неугомонное высочество тянуло в самую толпу. Среди сотен тихих бриаэлларских улиц он умудрялся отыскать именно ту, где царила откровенная давка. Он всматривался в лица существ, заглядывал им в глаза, вслушивался в их разговоры. Он участвовал во всём, в чём ему предлагали поучаствовать, и пробовал всё, что предлагали попробовать. Аниаллу старалась не отставать...
Тем приятнее было вечером, когда пузатые бриаэлларские коты принимаются ловить толстобрюхих ночных мотыльков, оглушённым и ослеплённым забиться в какой-нибудь грот в Наларском квартале и, опустив горящие ступни в прохладную воду, уплетать устриц и рвать виноград прямо со стен. А потом, путаясь в ногах, брести среди бирюзовых, похожих на обкатанные морем стекляшки, зданий, мягко перетекающих одно в другое струями арок, балконов, галерей. Или, нырнув в портал, очутиться во владениях ан Камианов, где каждый изгиб решётки, каждая складка на шторе или деревянная завитушка на подлокотнике дышат соблазном, и задержаться там... подольше.
Когда же под завязку набитые впечатлениями алаи наконец добирались до дома, Анар принимался зарисовывать накопленные за день сокровища. Получалось у него замечательно. Аниаллу улыбалась, листая толстые страницы. Зелёный кот распластался на камне кверху брюхом, как приготовленная к препарированию лягушка. А вот гривастые, длинные псевдодораконы тянут друг друга за лапы, меряясь, кто сможет обернуться вокруг сосны большим числом колец. На соседнем рисунке, озаглавленном "Спортивная травма", один из них замер, скосив глаза к переносице - его длинный ус-метёлка, похожий на антенну бабочки, приклеился смолой ко лбу, и псевдодракон впал в ступор.
Сценка, запечатлённая на следующей группе картинок, была ещё смешней. Компания покрытых перьями ребятишек играла в своеобразную разновидность пряток. Пятеро, окутав себя чарами невидимости, замирали где-нибудь в саду, а шестой должен был отыскать их, зажав прищепкой нос, чтобы руководствоваться только слухом. Найдя одного из товарищей, водящий швырял в него пригоршню яркой пыльцы, отчего тот делался видим и печален. Вся компания тут же бросалась утешать его, трогательно курлыкая и слизывая пыльцу длинными розовыми языками...
Аниаллу заново знакомилась с родным городом. Она наконец-то ощутила себя его полноценной, полноправной частью. Это драгоценное чувство, таящее в себе множество упоительных оттенков, крепло с каждым днём её суматошных каникул. "Я дома, у меня "все дома" - чего ещё желать?" - шутила Алу.
Она была счастлива, очень счастлива... до тех пор, пока не узнала.
***
Следуя за магическим указателем, Ирсон шёл через Сады Аласаис. Он никогда не был в этой их части - попасть сюда без приглашения неалай не мог.
Мощёная серыми каменными полумесяцами дорожка привела его к залитому солнцем обрыву. На другой стороне лучами лазурного света взмывали в небо стены Дворца Аласаис. Где-то невдалеке шумел водопад. Ласточки вели извечный бой за мошек с ящерицами-фиу.
Она указала танаю на лиловую полосу, бесшумно развернувшуюся над пропастью. Сорвав несколько цветущих побегов, Ирсон зашагал по мосту. Внизу весело пенился порожистый поток. Поблёскивали ягоды на кустарниках-скалолазах. Мостик не захотел расставаться с Ирсоном - плавно изогнувшись, в обход крутых ступеней, он вознёс таная на увитую плющом площадку. Магия отхлынула, как морская волна, и каблуки таная тихонько щёлкнули по гладким плитам.
Перед ним был Зал Преображения - приземистый круглый павильон, самое древнее здание Бриаэллара. Внутри царил полумрак. Золотистые пятна лежали на множестве невысоких овальных постаментов, образующих круг. Над каждым из них склонилось по статуе. Мастерски расписанные изваяния изображали существ самых разных рас. Некоторые имели кошачьи черты, но ни одно из них не было алаем.
Ирсон нерешительно переступил порог.
В Зале уже собралось несколько десятков приглашённых. Мрачные, ушедшие в себя, они стояли вдоль стен или сидели на массивных кошачьих лапах, которыми заканчивались каменные рёбра купола. Ирсон отыскал глазами Аниаллу, но прежде чем он успел подойти к ней, по павильону разнёсся тоскливый звук, возвещавший начало церемонии.
- Это священное для всех нас место, - произнесла Верховная жрица Гвелиарин.
Облачённая в длинную чёрную мантию с капюшоном, она стояла у центральной плиты. Около неё статуи не было, но Гвелиарин сама казалась изваянием - выпрямившаяся, неподвижная, с застывшим от скорби лицом. Лишь глаза выдавали в ней живое существо. В них светилась холодная, недобрая решимость.
- Тысячи лет назад возлюбившие Аласаис создания собрались здесь, чтобы, уснув, преобразиться из пасынков и падчериц нашей наэй в её подлинных детей. Близкие по духу, милостью Аласаис они стали роднёй и по крови, - дав тишине устояться, продолжала Верховная жрица. - Их связь с наэй невероятно окрепла. Даже умерев в отсутствие запасного тела, они - их души - отправлялись не к Милосердному, а к Прекраснейшей. Мы привыкли жить без потерь. Привыкли, что никто и ничто никогда не сможет разлучить нас с нашими близкими. Если кто-то из наших братьев или сестёр покинет Бриаэллар - он обязательно вернётся, если погибнет - непременно воскреснет... Думаю, сегодня все мы вспомнили, что такое горечь утраты, - почти всхлипнула Гвелиарин. - Сегодня мы прощаемся - прощаемся навеки! - с кошкой, обладавшей добрейшим, мудрым сердцем, гибким умом и несгибаемой волей. Все мы знаем, что именно благодаря ей вернулись домой наши похищенные телепаты.
- Знаем. И благодарим, - прогудел патриарх Селорн.
- Но смерть свою, страшную, небывалую смерть, она "заслужила" совсем иным поступком, - присоединившись к Гвелиарин, сказал Верховный жрец Кеан. - Те, кто пытается открыть миру глаза, всегда рискуют. Приблизив прозрение Веиндора, Эталианна подарила нам шанс сохранить привычный мир, но сама этого мира лишилась. Навсегда.
- Нам трудно осознать это. Это невозможно исправить. Но за это можно отомстить. И не допустить, чтобы трагедия повторилась, - твёрдо сказала Гвелиарин.
- Мы не забудем, - склонил голову Кеан.
Беседку снова затопила гнетущая тишина.
- Идёмте. Хватит слов. Никому от них легче не станет, - прокряхтел патриарх Тейнлаан.
Опираясь на руку сына, тоскливо волоча по земле пушистый хвост, он зашаркал прочь. Алаи потянулись за ним. Проходя под аркой, Ирсон ощутил лёгкое покалывание - видимо, в неё был встроен портал. Он привёл таная на маленькую круглую площадь, в центре которой золотилась чудесная статуя. Эталианна казалась изваянной из солнечного света, сгущённого до состояния патоки. Над её вытянутой рукой парил Лоэдаарский кинжал. Он был таким тонким, что, поворачиваясь боком, совсем пропадал из виду. Там, где лезвие касалось подушечки пальца сианай, алела крупная капля крови...
Ирсон сжал кулаки в горе и бессилии.
Алаи ненадолго задерживались перед статуей. Некоторые клали к её ногам какие-то мелкие предметы, видимо имевшие значение только для них и для неё. "Если бы я мог хоть что-то..." - прошептал Ирсон, пристроив свой помятый вереск рядом с тряпочной мышкой, полосатой как тигр.
Потоптавшись немного возле статуи, танай поискал в толпе Аниаллу. Она только что попрощалась с Аэллой ан Камиан, проникновенно потершись щекой о её щёку, и теперь говорила с Верховной жрицей. В какой-то момент Гвелиарин вдруг схватила её за руку - именно схватила, стиснув запястье сианай чёрными пальцами, словно утопающая - последнюю веточку, нависшую над водой. Этот приступ паники длился лишь мгновение, а потом - уже ласково-покровительственным жестом - Верховная жрица обняла Аниаллу и повлекла её в распахнутый небрежным движением портал. Заметив Ирсона, Алу неловко покивала ему через плечо своей похитительницы. И исчезла.
- Что, умыкнули твою подругу? - шепнула ему прямо в ухо подобравшаяся сзади Талия.
Крепко обняв Ирсона, она замерла, глядя на статую Эталианны.
- Не могу поверить, что всё это наяву. Слишком страшно...
- Если бы не ты, это могло случиться и со мной, - вдруг сказала она каким-то не своим голосом. - Трудно передать, как я тебе благодарна!
- Никто не знает, что там на самом деле случилось, - глядя в землю, произнёс Ирсон. - Кто тебя спас - Веиндор или тот, кто хотел стать Веиндором... Ты совсем ничего не помнишь?
- Ничего, - помотала головой Талия. - После того как эта дракониха меня... засосала - как отрезало. Я будто закрыла глаза и открыла их уже дома, в одном из своих запасных тел. И было мне погано-препогано. Такое мерзкое, странное чувство - будто в моих венах плавают какие-то мелкие твари, они шепчутся, стонут, шуршат чешуйчатыми спинами по стенкам. Бр-р!.. А тебя, я знаю, освободил мамин отряд.
- Да, - кивнул Ирсон; оглядевшись, он понял, что находится в публичной части бриаэлларского кладбища. - Прогуляемся?
Талия взяла его под руку, и они пошли по дорожке, петляющей среди могильных холмов, скромных склепов, погребальных деревьев, с запечатленными в рисунке коры лицами покойных, увитых цветами скелетов, зубастых обелисков и маленьких смерчей из праха под стеклянными колпаками.
- До недавнего времени я вообще не подозревал, что в Бриаэлларе есть кладбище, - проговорил Ирсон.
- Кладбища везде есть. Увы, - вздохнула алайка.
Её тяжёлый шлейф шелестел по камням. Ирсон удивился - платье Талии было зачаровано не хуже боевых доспехов - и это здесь, в безопаснейшем Бриаэлларе!
За то недолгое время, пока он знал её, госпожа ан Камиан успела... заметно повзрослеть. Наверное, она могла бы сказать то же и про него самого.
- Феразиса так и не нашли, - рассказывала Талия. - Хочется верить, что эта тварь не сотворила с ним ничего... непоправимого.
- Может, Лжевеиндор отбил у неё и его, как тебя? И отправил в одно из его тел?
- Может. Но тогда Феразис - большая свинья, что не объявился.
- Хранители Стены не привыкли, что о них кто-нибудь может беспокоиться.
- Тоже верно... Энаору вправили вывих мозга - насколько это вообще возможно в отношении Энаора. Он как узнал, что мы с тобой удостоились чести быть убитыми драконихой Веиндора, так весь полинял от зависти: "О, почему Бесконечный посылает редчайшие удовольствия простакам, неспособным толком ими насладиться?" Сидит теперь, зашивает горе.
- Что-что он делает с горем?
- Шьёт он, когда тоскует, всякое разное. Из себя. Мне вот муфта досталась, - Талия перекинула со спины на грудь роскошное меховое изделие, - а в прошлый раз были тапки. Он же их и изгрыз потом, моль чумная...
- Забавно. А я из всех наших общих знакомых встретил одного Онела.
- О! Этого я не видела. И как он?
- Разве он тебя не навещал?
- Он всё, что хотел от меня, получил. Нужна я ему теперь как песок в жабрах, - ничуть не обиженно зевнула Талия.
- А собирался.
- Ну, все водные - большие мастера заливать.
- Он теперь видный политический деятель в Нель-Илейне. Его последователи пикетируют храмы Веиндора, требуя переделать их тела. А ты у них чуть ли не икона.
- Вот радость-то... Нет, за них самих я рада, естественно, - столько веков мучились, хватит уж с них. А что Неллейн?
- Непонятно. Его жрецы пока молчат. Думаю, они сейчас вовсю совещаются с милосердниками. Интересно было бы послушать.
- Как Инон отойдёт, попросим его разузнать.
- Инон? - Ирсон даже сбился с шага. - Он выжил? В смысле, сохранил свою личность?
- Да. И не могу сказать, что он от этого в восторге. Веиндор не слишком милосерден в последнее время. Инону придётся научиться жить со всем этим. Как и мне.
- И мне, - эхом ответил Ирсон. - Я собираюсь пойти учиться на жреца.
- Бросишь таверну? - с ужасом воззрилась на него Талия.
- Нет, я даже не думал об этом. Просто... хочу лучше понимать себя. И уметь собой пользоваться.
- Я слышала, ты переезжаешь к нам? - сказала через некоторое время ан Камианка.
- Да. Со всеми потрохами. Кое-что я уже перевёз.
Талия хотела было полюбопытствовать, что именно - почку или селезёнку, но осеклась.
На берегу маленького пруда сияла скамья из огненного мрамора. Талия никогда не видела этот пруд и эту скамейку, но остро почувствовала, как много они значат для её спутника.
- Думаю, папе понравилось бы... спать здесь, в Бриаэлларе.
- Это хорошее место, - Талия ласково погладила древний камень, пронзительно-рыжий, как и её растрепавшиеся волосы, немного поколебалась и добавила: - Я не знала, что ты привёз его сюда, но я как знала...
Она запустила руку в широкий карман юбки и достала маленькую костяную статуэтку - хитро улыбающегося старика, забравшегося на высокий табурет. Пряди его бороды завивались поросячьими хвостиками, а острые колени смешно оттягивали длинную робу.
- Он был моим любимым учителем. Я думала, что он только играет в старость, как патриарх Тейнлаан. Но я ошибалась. Мне было лет пятнадцать, когда он собрался умирать... и рассказал мне свою историю. Он слыл одним из лучших предпринимателей своего родного мира. У него было столько денег, что сначала хватило на покупку воскрешающих технологий для его соплеменников, а потом - чтобы купить дом в Бриаэлларе и перебраться сюда насовсем.
- Неплохо для иномирянина.
- Более чем. Но к нам он приехал не просто так. Его пригнала сюда скука. Он был богат, он был бессмертен, но он не был счастлив. Чтобы как-то взбодриться, вновь обрести смысл жизни, он перепробовал кучу всего - от политики и занятий благотворительностью до живописи и охоты в джунглях в зверином теле. И ничто не помогло. Тогда он отправился ко двору моей матери - у ан Камианов всегда найдётся, чем удивить даже самого пресыщенного гостя... Нельзя сказать, что наши ударили мордой в грязь - как-никак он протянул ещё двадцать лет. Но потом хандра и тоска вернулись. Он устал. Как и твой папа. Я очень не хотела его отпускать. Очень-очень. После мамы и Тэлиан, он был самым близким мне существом. Я не могла понять, зачем ему уходить. Он объяснял - так по-доброму, терпеливо, но я не унималась. И тогда он подарил мне эту статуэтку. В ней заключёны его эмоции... то невыносимое состояние, в котором он всё чаще и чаще пребывал. Я посмотрела... и до меня дошло.
- Почему же ты не увидела этого раньше?
- Мама закрыла его разум и чувства щитом - видимо, не хотела, чтобы я окунулась... во всё это. Берегла меня. А зря - когда я узнала, мне стало намного легче...
- Да. Если бы отец не только описал мне своё состояние на словах, но и дал мне прикоснуться к его страданию... - прошептал Ирсон.
- И мне очень захотелось, чтобы и у других - тех, кому предстоит лишиться близких - была такая возможность. Тогда они могли бы просто горевать, что потеряли кого-то, кого очень любили, а не думать о том, что этого кого-то кто-то свыше лишил возможности жить и радоваться. Привязка эмоций и воспоминаний - недорогое удовольствие. Да одних моих карманных денег хватило бы, чтобы проспонсировать выпуск таких статуэток, не говоря уже о том, что в Бесконечном найдутся миллиарды существ, готовых заплатить за них энвирз знает сколько... Это было первое, о чём я - ещё совсем маленькой - заговорила с жрецами Веиндора. А они послали меня играть в куклы. Но я всегда была девочкой упёртой - стала читать их священную литературу, разбираться, что к чему. Так моя жизнь, собственно, и оказалась связанной со Смертью...
- Ты придумала чудесную вещь. Обо всём этом - о смерти - нужно говорить, - чуть заметно покивал Ирсон.
- Конечно, нужно! Смерть - не атавизм. Она... жизненно необходима куче существ - как бы дико это ни звучало. Многие так прямо, честно, в лоб признаются, что их жизнь полнокровна только потому, что она конечна. Смерть придаёт ей смысл, заставляет их дорожить каждым мгновением. Есть и те, кто, став бессмертными, начинают до такой степени бояться погибнуть, покалечиться, потерять близких или имущество, что вообще ничего не могут делать. Страх терзает и парализует их... Смерть для них обезболивающее, а не источник боли. Она... Ой! Так, всё, Талия Аэллна вошла в раж, - сконфуженно улыбнулась ан Камианка. - В общем, вот тебе мой странный подарок.
- Для меня он бесценен, - поклонился Ирсон, принимая статуэтку. - Что ты собираешься делать теперь? Воплощать отложенные мечты?
- Мне усато нравится, как это звучит, но, честно говоря - нет, не собираюсь. Мне нужно передохнуть, много о чём подумать. Я сейчас тупая, как тренировочный нож. Совершенно недееспособная.
- Я думал, у тебя будет такой кураж, что ты всех драконов серебряных в штопоры позакручиваешь.
- Только после того, как мои извилины перестанут быть закрученными в штопоры.
- Станут прямыми, как у милосердников? - прищурился Ирсон.
- Тьфу на тебя! - пихнула его плечом Талия. - Вдобавок мама ужасно волнуется. Никогда её такой не видела. Хочет, чтобы я какое-то время пожила во Дворце Аласаис. Гибель Эталианны, наверное, потрясла её даже больше, чем всех нас.
- Из-за созвучия ваших имён и ваших дел? - спросил танай.
- Да. Знаешь, Ирсон, я ведь говорила с ней обо всех своих... заигрываниях со смертью, - мучительно выдавила Талия.
- С Аэллой?
- С Эталианной. Она сказала: раз это стало заметно окружающим, пришла пора перейти от слов к делу. И уехала в Тир-Веинлон.
- Только не говори, что ты и в этом себя винишь! - отпрянул Ирсон.
- Нет. Разумеется, нет. Но мне найдётся, о чём подумать во Дворце.
- Нам всем найдётся, о чём подумать, - неохотно признал танай.
- Будем утешать себя тем, что, несмотря на все свои ляпсусы, мы, по меньшей мере, предотвратили гражданскую войну.
- Где?
- В Элидане, конечно. Только представь, что бы было, если бы эти Хозяева презентовали там своего Истинного Веиндора, объявив, что он - как пели нам Инон с окончательным убийцей - вместилище единственной частицы Милосердного, свободной от алайского влияния, поспешно отделённой и укрытой от глаз злоумышленников.
- Никто бы им не поверил.
- Ой ли? Ты забываешь, какой колоссальной силой он обладал. Опять же - элиданцы должны были чувствовать с ним духовное родство.
- В любом случае, прилетел бы Веиндор и объяснил своему тёзке и сочувствующим, насколько они были неправы.
- Но слушок-то пошёл бы, - погрозила танаю Талия. - И кое-кто раздул бы его до крайности. Начались бы расколы, секты всякие стали бы плодиться. А Тал бы щедро их подпитывал. Ему ведь только и надо, чтобы все перегрызлись тут друг с другом. Но мы ведь не станем? - захлопала ресницами ан Камианка.
Ирсон не сдержал улыбки. Хвастающаяся Талия нравилась ему значительно больше самоуничижающейся. Кем бы она ни стала в будущем, он хотел бы запомнить её именно такой - яркой, одухотворённой, надушенной ароматами леса, кутающей плечи в прохладную накидку кружевной тени. Как всё-таки жаль, что...
- Знаешь, у моей мамы было чудесное гранатовое ожерелье, - прервала его размышления Талия. - Округлые, гладко отполированные камни, висящие на одной магии, как приставшие к коже леденцы. Маленькой я смотрела на них и глотала слюнки - такие они были аппетитные. Но стоило взять их в рот, как волшебство, разумеется, исчезло. Они оказались холодными, жёсткими и безвкусными. Помню, я даже расплакалась от разочарования.
- И? - Ирсону стало не по себе от такого сравнения.
- Я поплакала, а потом пошла в кондитерскую, купила себе целый кулёк настоящих леденцов и стремительно утешилась. И ожерелье тоже нашло своего ценителя - его выклянчил у матери каменный дракон, которому гранаты были по вкусу в самом прямом смысле этого слова. Он вживил их себе в нёбо. Где они и сияют до сих пор аки алые звёзды. Ты понял мою глубокую мысль?
Ирсон кивнул. И он, и Талия с радостным облегчением обнаружили, что ничуть не стесняют друг друга. Между ними не было, да и не могло быть, ничего, кроме чисто товарищеской привязанности. Повинуясь порыву поставить в этой истории жирную точку, Ирсон протянул ан Камианке руку, и она пожала её. Не слишком сильно, не слишком слабо, а именно так, как следовало пожать, чтобы вышеозначенная точка была поставлена. И она была поставлена.