- Во-первых, никакие "Кошки Зла" никогда не сжирали никакую "Великую Добрую Рыбу". Во-вторых, лично меня там не было. И, в-третьих, она была совсем невкусная.
Из разговора Его Высоконагломордия Энаора ан Ал Эменаит с придушенным им котоборцем.
В окрестностях славного города Анлимора был случай: некий владелец крокодильей фермы, проиграв в ежегодном конкурсе на лучшее животное своему давнему конкуренту, решился на страшную месть. Он заплатил магу, чтобы тот превратил всех питомцев соперника в камень. Маг выполнил заказ настолько хорошо, что ни о каком обращении заклятия и речи не могло идти. Погибшие животные исчислялись многими сотнями. Убытки были колоссальны...
Однако пострадавший фермер не был бы истинным анлиморцем, если бы не сумел извлечь выгоду и из этого несчастья. Во-первых, он помог городской страже вычислить злоумышленника и заставил его с лихвой возместить убытки (после чего натравил на беднягу активистов одной из наиболее агрессивных зоозащитных организаций, которые довели его до дома умалишённых). А во-вторых, нашёл применение новообретённой коллекции полноразмерных чешуйчатых статуй - он продал их эксцентричному архитектору Вфашуру в качестве строительного материала.
Так появился знаменитый отель "Крокодиловый замок", где трудно было найти подоконник, не покрытый чешуёй, или же светильник, не зажатый в жуткой зубастой пасти. Концы перил завивались гребенчатыми хвостами, гостьи отеля сбивали мыски туфель о когтистые ножки диванов, вода в пристенных фонтанах змеилась по кладкам яиц, а тарелки с горячим официанты водружали на спины мелких свернувшихся кольцом крокодильчиков...
Панорама, открывшаяся взгляду Алу и Анара, очень напоминала вид "Крокодилового замка" с тем лишь отличием, что на сей раз стройматериалом выступали каменные кошки, тысячи и тысячи кошек - разных видов, размеров, возрастов, но одинаково чёрных и злобных.
- Как сказала бы моя Шада - это был только предбанник. А вот и баня. Собственно... - ошарашенно прошептала Аниаллу, у Анара слов и вовсе не было.
Центральный коридор вывел алаев в настоящий город под городом. В огромной пещере под искусственным ночным небом чутко дремал в ожидании возвращения своих обитателей целый комплекс величественных зданий. Он казался изящной аппликацией, причудливым узором, вырезанным из глянцево-чёрной бумаги и наклеенным на матово-чёрный картон. Лишь в редких местах картину расцвечивали слюдяные кружочки цветных огней.
В этой щедро укреплённой магией пещере невозможно было найти ни пяди необработанного камня, всё вокруг было превращено в одно сплошное произведение искусства, прославляющего Хищную Кошачесть.
- Не слишком дружелюбное местечко, - настороженно подвигал ушами Анар.
- Дружелюбное... только не ко всем нам. Не ко всему в нас, - задумчиво проговорила Аниаллу; чувство близкой беды нежданно-негаданно покинуло её, и она была готова мурлыкать от облегчения. - Посмотри, тут рябит в глазах от кошек, которые охотятся или едят кого-то, и нет ни одной, которая ласкалась бы или играла. Для того, кто это строил, мы и в первую, и в сто десятую очередь хищники. Хладнокровные, коварные, кровожадные. И ему это нравится. Даже вьюны на резьбе у него из когтей составлены... или из клыков. А вот, гляди, какой красавец!
Аниаллу кивнула на статую шипящего домашнего кота. Вздыбленная шерсть вдоль позвоночника и на прижатом к боку хвосте отблёскивала металлом, словно кривые зубья пилы.
- Такого погладишь - без пальцев останешься.
Лукаво улыбнувшись, Алу вдруг присела на корточки перед красноглазой пантерой, подпиравшей гневно нахмуренным лбом подлокотник массивной скамьи.
- "Глаза твои - что зёрнышки граната, зубов прекрасен сахарный оскал, тебя любил я, милая, когда-то, а счас бы с удовольствием сожрал", - приобняв её за холку, с чувством продекламировала Аниаллу.
- Что это? - расхохотался Анар.
- Каргнорианская поэзия. "Оскал - сожрал", "кишки - в мешки" - очень в их духе, - Алу перебралась на обтянутое кожей сиденье и принялась расстёгивать сапог.
- Может местный архитектор - карг?
- А что? Я бы уже не слишком удивилась. Серебряный дракон в нашем деле уже фигурировал, высший даор - тоже, почему бы каргу не присоединиться к вечеринке? Хотя, нет, конечно. Не похоже всё это, - она обвела взглядом пещеру, - на дело каргнорианских лап. Здесь всё слишком изящное, утончённое... изысканное до дрожи в хвосте. Вылизанное, выверенное и вычищенное. Даже хищность и та какая-то рафинированная.
Аниаллу перебросила сапоги через плечо и изящно перемахнула клыкастый парапет. Её оживление начинало настораживать Анара.
- Каждый раз, как вижу языковое покрытие, не могу удержаться! Замурчательнейшая вещь. То что надо после долгой опасной дороги... - довольно жмурясь, вздохнула сианай.
Анар хотел было напомнить ей, что дорога ещё не пройдена, а опасность не миновала, но промолчал. В конце концов, она имеет право на маленькую передышку после всех их скитаний по этим гнусным подземельям. Опять же у госпожи сианай есть он - весь такой грозный, собранный и бдительный...
Кстати, а что такое "языковое покрытие"?
Анар заглянул за парапет. Шаркая ногами, Аниаллу прохаживалась по длинной и широкой ленте из упругого розового материала, сплошь покрытой полупрозрачными загнутыми конусами. Анар спрыгнул на дорожку... и тут же взвился в воздух - мягкие сосочки вдруг превратились в подвижные, острые крючья, едва не освежевавшие его ступню.
- Вот же! - Анар со злости шарахнул по дорожке сгустком пламени.
Запахло палёным мясом, и улицу заволокло едким чёрным дымом.
Аниаллу не сразу заметила всё это - её собственное знакомство с дорожкой оказалось на редкость приятным. Обернувшись, она несколько секунд смотрела на Анара недоумевающими, затуманенными от удовольствия глазами.
- За что ты её так? - почти обиженно спросила она, разглядывая пепелище.
Анар объяснил. Аниаллу нахмурилась.
- Со мной что-то не то, - пробормотала она, проверяя свои ментальные щиты. Нет, никто не покушался на ясность её рассудка. - Что-то странное... Мне хорошо, но это очень нехорошо. Не знаю, как сказать.
- Можешь прочитать мне ещё один стишок, - осклабился Анар.
- Не-ет... - прикрыв глаза, протянула Алу. - На этот раз будет ода в прозе. Это чувство, будто... будто каждая из моих костей превратилась в свирель, в часть какого-то сложного фантастического инструмента и кто-то играет на нём упоительную мелодию. Моё тело пропитывается этой музыкой и... мраком, который выдыхает музыкант, и сладко трепещет в такт.
- И о чём эта мелодия?
- О наслаждении, свободе... вседозволенности, - не открывая глаз, блеснула клыками Аниаллу. - О величии той, ополовиненной кошачести. И любви этого города к ней.
- Любовь к половине тебя - это не любовь, - авторитетно заявил Анар.
- Верно, - улыбка Алу угасла. - Но об этом почему-то забывается. И хочется... тоже ополовиниться, отбросить всё лишнее. Якобы лишнее... Скверно. Я совсем не испугалась за тебя.
- Ну, всё же обошлось. Наверное, эта штука почуяла мою грязную драконью кровь. Дорожка-расистка, - хмыкнул Анар и, поднявшись на полхвоста в воздух, медленно поплыл над негостеприимной улочкой.
***
- Смотри, я нашёл статую тебя! - зависнув над с многолапым мостиком, воскликнул Анар.
Он указывал на статую плачущей пантеры с алайской головой. Аниаллу поморщилась - из пушистых кошачьих лап, как из митенок, вместо когтей выныривали фаланги человеческих пальцев, тускло-розовых, со скруглёнными плоскими ногтями. Слёзы омывали их и бледной змейкой утекали в крестообразную трещину.
- Заглянем? - дёрнул ухом Анар.
- Можно подумать, у нас есть выбор. И. Это. Никакая. Не. Я, - деланно злобно процедила Аниаллу.
Отделка охранявшегося кошкой коридора заставила алаев зашипеть от гнева.
- Вот тебе и прославление кошачести... - только и смог пробормотать Анар.
Ковровую дорожку покрывал орнамент из растрескавшихся кошачьих черепов. Из правой стены торчали обрубки лап, выполненные с предельной анатомичностью. Ослепительно-белые срезы костей, розоватые червячки мышц, сочащиеся светящейся кровью сосуды. По замыслу оформителя, кровь капала не вниз, а вверх, собираясь под потолком в бугрящуюся ленту. Но ещё хуже были фрески на стенах. Теперь становилось понятно, кого оплакивала странная кошка у входа - она лила слёзы по своим младшим братьям и сёстрам, которых топили, сжигали, разрезали на части и замуровывали живьём толпы беснующихся неалаев.
- Что же это такое? - несколько раз обернувшись вокруг своей оси, пробормотал Анар.
- Очень похоже на галерею Скорби. Музей памяти кошек-жертв... - Алу поперхнулась.
- Жертв чего?
- Предрассудков, в основном. Кошки - существа слишком... загадочные, привлекательные и независимые, чтобы не внушать опасений. Они всей своей жизнью, всеми своими повадками зовут к свободе, к тому, чтобы мы были такими, какие есть, и наслаждались этим. Разумеется, властьимущим это не нравится. Чего только про них не выдумывают... Вот знаешь, например, почему кошачьи глаза светятся в темноте?
- Благодаря тепетуму - особой отражательной оболочке, расположенной...
- А откуда взялась эта оболочка? Не знаешь? То-то же. Однажды, пробудившись ото сна, Великий Создатель Всего Змей Шриссаш ощутил своим перламутровым брюхом, что возлюбленные миры его содрогаются от переполнившего их зла. Зашипев в великой скорби, он сплёл своё тело в Петлю Творения и породил Большую Добрую Рыбу. По воле его она неспешно плавала по небесам из мира в мир, озаряя их своими Светом и Благодатью. Прекращались эпидемии, останавливались войны, враги со слезами раскаяния падали в братские объятия друг друга, воры раздавали награбленное нищим, а проститутки не брали денег... в смысле - становились добропорядочными жёнами... Увы, зло не дремало. Чудовищный Зраа воззвал к гнусным порождениям и слугам своим, требуя уничтожить Рыбу. Тысячи и тысячи их откликнулись на призыв, но никому не удалось выполнить задачу - жертва раз за разом ускользала от них, чуя их препакостную сущность. Тогда кошки, тайные прислужницы Зраа, пустились на хитрость. Они пришли на гору Сааш, к дверям монастыря Шриссаша, и принялись жалобно мяукать: "О, почему Создатель забыл о нас? Капли Благодати Его оросили весь мир, принеся всем покой и радость, но наши скорби так глубоки..."
- ...что капель мало. Нужна ударная доза Благодати, - убил весь пафос Анар; Аниаллу пихнула его локтем.
- Коварные кошки были так прелестны и ласковы, так трогательно беззащитны, что монахи прониклись к ним любовью и сочувствием. Наивные святые создания стали молить Создателя Всего о помощи, и Рыба Его спустилась к вершине горы на зов их...
- И тут наша братия явила свою "препакостную сущность".
- Разумеется. Кошки воющей стаей набросились на Рыбу. Не желая оставить в мире ни отблеска Света, они не только убили её, но и сожрали. С костями и...
- ...чешуёй, - понимающе закивал Анар.
- Зеркальные чешуйки Великой Доброй Рыбы осталась в глазах их и глазах потомков их (коими являются все котообразные всех миров) как напоминание о совершённом злодеянии, чтобы никто впредь не обманулся очарованием этих порождений Зла... Таких историй масса.
- И... что мы с этим делаем? - спросил Анар, отворачиваясь от особенно жуткой картинки с котлами и жаровнями.
Аниаллу не ответила.
Кошмарная галерея началась со статуи кошки, статуей кошки она и закончилась. Но это была совсем другая кошка.
- Полная противоположность...
У неё, напротив, были алайское туловище и кошачья голова, окружённая венком... живых кос, щупалец, тугих струй мрака? - не разобрать. Точно такие же лоснящиеся хищно-гибкие отростки украшали длинное одеяние изваяния, сзади собираясь в непомерно длинный шлейф, заколдованным водопадом струившийся вверх по стене. Когтистые руки манили подойти...
- Умереть и воскреснуть в её объятиях, - прошептала Аниаллу.
- Что? - переспросил Анар.
- Она... символизировала у... местных обновление. Обретение сил. Исправление. Очищение. Новое начало, - нараспев проговорила Аниаллу. - Истинная Аласаис. Кошка, чьей шерстью стал древний мрак. Чьи вибриссы - тычинки ночи. Что я несу... - Она передёрнула плечами и заставила себя улыбнуться. - Там, наверху, есть продолжение экспозиции.
- Может, отложим на потом? - Анару очень не нравилось то, что происходит с его возлюбленной. На секунду ему померещилось, что волосы Алу шевелятся, как живые.
- Нет. Это важно. Это их история. Мы пришли сюда, чтобы узнать. И нам придётся узнать. - Алу покачала головой, и видение сгинуло.
Анар задрал голову - конец чудовищного шлейфа терялся во мраке. Аниаллу решительно направилась к изваянию и принялась взбираться по змеистым завиткам его щупалец.
- Может, лучше полетишь? Не нравится мне эта штука, - поднимаясь в воздух, сказал Анар.
- Ты птичка или кошка? Смотри, какие удобные зацепки. Мне нужно размяться. Стряхнуть с себя всё это, - сказала Аниаллу и вдруг почувствовала, что врёт - нет, вовсе не за этим она полезла на стену.
Странная кошка притягивала, манила её прикоснуться к хищным извивам своего тела.
- Ладно, попортим им полировку! - поиграла выпущенными когтями Алу и рывком перебросила себя на стену.
Острые ногти неожиданно легко входили в камень. Под Аниаллу он даже не трескался.
Наконец подъём кончился, и алаи вылезли на широкую площадку. В стене напротив виднелся проход, заполненный такой густой тьмой, что, казалось, её можно зачерпнуть ладонью.
- Нам туда, - поджала губы Аниаллу.
Предшествуемые сотворённым Анаром глазоухом, кошки вошли в длинный извилистый туннель. Они перестали видеть друг друга. Ни пятнышка тепла, ни отблеска света... Свернув за угол, алаи остановились как вкопанные - в глаза им буквально брызнуло красками. Яркая роспись на стенах зала засияла радугой после грозы. Вот только настроение она создавала совсем не радужное...
Палачи и жертвы поменялись местами. Вот группа алаев, оседлавших каких-то котообразных хищников, выставив перед собой копья, гналась за группкой эльфов с гротескно длинными ушами. Вот алай-маг, стоя посреди дымящейся поленницы над клеткой, забитой кричащими кошками, обращал волну огня против перепуганных собакоголовых тварей. Вот...
- Мечта? А как мы поступаем с котоненавистниками? - повторил свой давешний вопрос Анар.
- В основном - ведём среди них просветительскую работу. У нас есть Общество защиты кошек, оно этим занимается. Заслышав о чём-то подобном, они заявляются в гости к котоненавистникам и разъясняют им, насколько те были неправы.
- Разъясняют? Словами? Какие мы гуманисты, - недоверчиво сощурился Анар.
- Низам, которые творили всё это в искреннем заблуждении, действительно объясняли словами. Хотя не могу сказать, что вежливо. Втолковывали, например, что, когда кошка играет с пойманной мышью, она развивает моторику лап, а не тешит некоего Властелина Зла, коему верно служит. А вот верхам - магам, жрецам, целителям, прекрасно понимавшим, что к чему, демонизировавшим кошек, чтобы... нагнетать массовую истерию, на которой зиждилась их власть, - приходилось, конечно, несладко. Хотя вряд ли настолько.
Алу поморщилась - с каждым шагом расправы, которые алаи совершали над представителями иных народов, становились всё более изощрёнными и жестокими.
Алаи вошли в следующий зал. Сюжеты на стенах разительно изменились. Теперь неалаи, уцелевшие после акции возмездия руалцев, изо всех сил старались искупить свою вину. Они преклоняли колени перед гордо восседавшими на постаментах кошками - откормленными, вальяжными, лоснящимися; разрушали святилища своих прежних богов-котоненавистников и трудились на постройке грандиозных храмов Аласаис; прислуживали детям Её, буквально пресмыкались перед ними - жестокими, самодовольными, одетыми в чёрное и вооружёнными длинными чёрными хлыстами.
- Что-то тут не то, - в какой-то момент не выдержала Аниаллу. Не понимаю...
- Сейчас разберёмся. Смотри! - потянул её за плечо Анар.
Стены третьего зала были густо изрезаны царапками руалских букв.
- Да тут целая летопись.
Аниаллу коснулась стены и широко улыбнулась - тот, кто с великим старанием вырезал когтем эти строки, видимо, был неизмеримо счастлив делать это. Он искренне радовался за себя и за своих соплеменников, удалившихся в это подземелье, "дабы найти выход из тупика, в который - один за другим - вели их недостойные правители".
- "Спустились в глубины, дабы услышать зов подлинной, глубинной, незамутнённой кошачести", - прочитал Анар. - Ты когда-нибудь слышала о подземных кошках?
- Творцы миров каких только кошек не насоздавали. Даже кошки-черви были, - пожала плечами Алу. - Но мне тоже непонятно, с чего это руалцы решили искать кошачесть именно здесь?
Алаи двинулись дальше. Благодаря мастерству неизвестного летописца они живо, словно собственными глазами, увидели, как дядя Освободителя со своими последователями и верными ему членами царской семьи спускается в эти мрачные глубины. Как магия древних руалских волшебников преображает пещеры, превращая их в прекрасные дворцы, храмы и улицы нового города, "населяя их бесчисленными вместилищами для Духа Кошки"; как призванные чарами подземные реки меняют русла и наполняют бассейны и колодцы чистой водой. Анар и Алу разделили радость новоявленных обитателей подземелья, стосковавшихся по солнечному свету, когда улицы и жилища засияли от магических огней, разогнавших вечную ночь, прежде безраздельно властвовавшую здесь, а потолки некоторых залов заменили иллюзорные картины неба...
- Дальше всё иначе, - глухо откликнулся ушедший вперёд Анар.
Новый летописец сухо уведомлял о том, что его предшественник лишился рассудка по причине неведомой болезни и, "отправив в Бриаэллар" трех алаев, скрылся где-то в городе. В последующие дни безумец появлялся в разных его частях и совершал бессмысленные убийства. На его счету было уже восемь смертей, когда стараниями лучших магов его сумели поймать живьём. Он был изолирован до тех пор, пока целители не отыщут способ избавить его от "страшного душевного недуга".
- "Как и было предсказано, Внутренний Враг пожелал помешать нашему преображению и освобождению. Но лишь один пал жертвой его козней. Остальные устояли и, во славу Истинной Аласаис, продолжили..." Истинная Аласаис? Можно подумать, их несколько! - хмыкнул Анар и очень удивился, заметив, как вздрогнула Алу.
- Думаю, они, как пресловутый патриарх Селорн, полагают, что лучше самой Аласаис знают, какой ей следует быть. Мол, не та стала старушка, не та... - Аниаллу покровительственно погладила по голове резную Мать Всех Кошек и, усевшись у стены, попросила: - Почитай дальше.
- "Мы, д"ал, очищенные и отделённые, смогли стать теми, кем нам должно быть - защитниками Веры и Кошачести. Из мира в мир шли мы, во главе с Прозревшим, защищая Драгоценное, и народы склонились перед нами. Порядок воцарился на бескрайних просторах, оказавшихся под его могучей лапой земель..."
Анар запнулся, напряжённо вглядываясь в текст.
- Это рабы. Ты прочитал, что все эти неалаи на фресках - они рабы. И отнюдь не добровольные, как у вас в Руале. Верно? - не открывая глаз, спросила Аниаллу.
- Да. "...Будут работать во славу Аласаис, пока не искупят вину свою. А вина их неискупима".
- Это ужасно. Невероятно и ужасно.
- Алу, да что в этом, собственно, такого невероятного? Это просто следующий шаг. Вполне предсказуемый.
- Это шаг за черту, отдаляющую алаев от неалаев. Шаг, сделав который, они должны были в ужасе и омерзении отпрыгнуть обратно.
- Особенно моя мать. Я хотел бы посмотреть, как она отпрыгивает хоть от чего-то "в ужасе и омерзении". Извини. Я привык ждать от своих соплеменничков чего угодно.
- А я не привыкла.
Пожалуй, она чувствовала бы себя куда лучше, если бы узнала, что это её алайский мир порабощен, чем то, что кошки выступили в роли завоевателей. Отвратительных тюремщиков!
- Нет, мы, конечно, никогда не были добродеями, вроде тех же дарларонцев. Но загрызть живодёра или заставить его как-то отработать содеянное - это одно. А, прикрывшись спасением бедных беззащитных кисок, поработить кучу народа и издеваться над ней, теша своё самолюбие - это другое. Одно дело - кастрировать свою кошачесть и другое - освежевать её. Это что-то невозможное.
- Не будь идеалисткой.
- Анар, дело не в том, хорошие мы или плохие. Дело в том, что мы не такие. И всё тут. И... мне очень хочется узнать, что может заставить алая перестать быть алаем.
- А что заставляет тебя время от времени переставать быть алайкой?
- Чуждый дух. Но мой случай - особый. Этот чуждый дух очутился во мне по воле Аласаис. Не думаю, чтобы кто-то смог сотворить подобное с кем-то из её детей без её благословения.
- Но ты говорила, что Аласаис нет в Энхиарге уже довольно давно.
- Говорила, но... Да и потом, собственные души этих алаев должны были быстро отторгнуть эту духовную занозу.
- Но твоя же не отторгла, - возразил Анар.
- На то была причина. Это было важно для...
- Некоего высшего блага, я помню, - перебил её Анар. - Но что если у них тоже было какое-то своё высшее благо, ради которого стоило потерпеть "занозу"? Спасение рода кошачьего, защита Кошачести с большой буквы - разве не подходящее высшее благо?
- Это - защита Кошачести? Это - благо? - придавленно зашипела Алу.
- Для них, вероятно, да, - спокойно ответил Анар.
Аниаллу ошарашенно моргнула и замолчала минут на десять. Анар не мог понять, что в его словах так потрясло её, но решил не тревожить сианай вопросами, почувствовав - в ней вызревает что-то очень важное. Он сидел тихо-тихо, вперив усталый взгляд в наклонную колонну, так густо утыканную металлическими раковинами кошачьих ушей, что казалась бревном, на которое присела переночевать стая перелётных бабочек.
- Как я могла быть такой слепой? Как? - выдохнула Аниаллу наконец.
- Алу?
- Ты прав - я ничем не лучше их, - она кивнула в сторону фресок. - Я ещё хуже. Я... я позор рода кошачьего. Я столько раз снимала других с этого крючка, знала на нём каждую выемку, каждую зазубринку, знала все сорта наживки, все нюансы, все тонкости, но это не помешало мне самой на него попасться. И гордо провисеть на нём - страшно сказать сколько лет! Я сама мучила себя. Мне следовало уволиться намного раньше и не ноя, что возложенная ноша мне не по плечу, а шипя от возмущения. Следовало воззвать к Тиалианне и Аласаис как силам, чтобы они надрали уши Тиалианне и Аласаис как личностям. Я двадцать веков талдычила одно и то же - никакая "высшая сила" не имеет право заставлять существ насиловать их природу. Ни путём запугиваний, ни путём манипуляций, ни путём... подсаживания чуждого духа. Тот, кто делает это, должен быть остановлен - неважно, какую цель он преследует. Из этого правила не должно быть исключений. Мау-мяу-мяу, мау-мяу-мяу. Всё просто и ясно. Было просто и ясно, пока я смотрела на происходящее... сверху, находясь вне событий, пока ко мне не пришла моя собственная наэй и не сказала сакраментальное - ты должна пожертвовать своим я во имя высшего блага... Тьфу! Мне так горько и мерзко, будто меня все эти годы вымачивали в рыбьей желчи!
Аниаллу резко провела ладонями по вздыбившимся волосам и до боли стиснула горящие от стыда уши.
- Как ты думаешь, зачем она это сделала? - осторожно взяв её руки, спросил Анар.
Алу не ответила. Анар сочувственно смотрел на неё, ощущая бешеное биение крови в её запястьях.
- Я не знаю, - выдохнула сианай, опустошённо уронив голову ему на плечо.
- Должна быть какая-то цель...
Аниаллу выпрямилась. Ей вдруг почудилось, что всё вокруг - алаи на барельефах, стены, каждой порой своего желтоватого камня, многоухие колонны - с жадностью прислушивается, что же она ответит? И она сказала то, что, как ей показалось, хотели от неё услышать:
- Вряд ли эту цель можно назвать благой. Возможно... она была не в себе. Ох, я не знаю, Анар. Зачем ей понадобились все эти игры?.. Опыты... Истинная Аласаис - Неистинная Аласаис... Голова кругом.
Найдя на стене изображение Истинной Аласаис, Алу долго смотрела на него, словно ища в хитросплетениях щупалец ответ на мучивший её вопрос.
- Может, я вообще неправильно трактую всё, что мы здесь увидели, - сказала она наконец. - Вдруг эти д"ал никогда и не были подлинными алаями... Я негодую, что нечто заставило их перестать быть кошками. А может, следовало бы негодовать, что Аласаис наделала из них, обладающих совсем неподходящими для этого душами, своих детей? Она же поставила эксперимент надо мной - так почему бы и над ними не поставить? Что, если эта "Истинная Аласаис" помогла им вырваться... с испытательного полигона "Аласаис Заблудшей". Аласаис Заигравшейся, Аласаис, Возомнившей, что она мудрее Бесконечного...
- Вот. Теперь и ты говоришь так, будто Аласаис несколько.
- Так в некотором роде и есть, - стряхивая с колен несуществующую пыль, проговорила Алу. - Мне кажется, нас подслушивают, не спрашивай меня пока больше ни о чём, - мысленно попросила она Анара.
- У нас остался ещё один зал. Посмотрим? - как ни в чём не бывало предложил тот.
Главным экспонатом последней комнаты - маленькой и круглой, с низким потолком-куполом - был портал. Белоснежный диск сиял на металлическом возвышении, отбрасывая длинные плети бликов на пустые стены цвета старой кости.
- Странно, я почему-то не чувствую, что это портал, - озадаченно признался Анар.
- Из-за защитной оболочки, которая его окружает. Она не пустит нас внутрь, а излучение портала - наружу, - объяснила Алу. - Судя по цвету, он переносит на огромное расстояние - за пределы Энхиарга или, быть может, в очень отдалённые земли нашего мира. Но первое вернее... У воронкообразных совсем иная цветовая дифференциация, у туннельных - тоже, но это самый обычный дисковый портал.
Алу задумчиво поскребла коготками вычурную портальную раму.
- Он сделан так, что точку выхода невозможно определить, не побывав по ту сторону. Тот, кто делал этот портал, был очень хорошим волшебником.
- Попробуем взломать? - предложил Анар.
- Сейчас? Думаю, нам стоит для начала осмотреть всё, что есть по эту сторону. А уж потом решить, стоит ли пытаться проникнуть на ту. Поищем место для привала? С меня хватит впечатлений на сегодня.
***
Аниаллу застонала от боли. В первый момент она решила, что нижнюю половину её туловища придавило обрушившимся потолком. С трудом отжавшись от пола, Алу заглянула себе через плечо. Лучше бы там и вправду был завал. Лучше бы её проглотил плотоядный слизень. Лучше бы...
Ниже талии её собственное тело превращалось в змеиный хвост - огромный, непомерно раздутый, как брюшко муравьиной матки. Вокруг него копошилось великое множество существ самых разных рас. Голые, тощие, они жались к её бокам, жадно, как-то ожесточённо присосавшись к отверстиям в чешуйчатой коже.
- Прочь... - прохрипела Аниаллу; существа не шелохнулись.
- Прочь! - взмахнула она рукой, собираясь применить заклятие, но кто-то помешал ей, впившись в нежное ухо.
- Не с-смей! Леш-ши тихо! - приказал тихий голос.
Аниаллу замотала головой, замерла, ужаснувшись тошнотворной догадке, и создала волшебное зеркало. Голову её покрывали змеи. Множество проворных, самодовольных гадин с умными, злыми глазами собирались на макушке в массивный многоголовый пучок.
- Леш-ши, леш-ши, - повторила одна из них, не выпуская уха Алу. - У каж-шдого швой Путь!..
Аниаллу проснулась с криком. Сжавшись в комок, она долго гладила свои озябшие голени, судорожно перебирала нижними пальцами шёлк простыни, шептала, как заклинание: "Перемены не приходят легко, перемены не приходят легко"...
- Анар! Анар, ты тут?
Ответа не было. Аниаллу прикрыла глаза, вчувствоваясь в окружающее пространство. Анар обнаружился в дальней части облюбованного кошками дворца, вроде бы он что-то читал. Алу вздохнула и, решительно отшвырнув одеяло, спрыгнула на пол. Тёплые бархатистые плитки так и ластились к ступням.
Пройдясь по комнате, Алу остановилась перед высоким зеркалом, но собственное осунувшееся лицо вдруг вызвало у алайки такое раздражение, что она поспешила перевести взгляд на убранство спальни за спиной своего отражения. Эта мрачноватая красота, застывшее в камне славословие когтистости и клыкастости, - начинало нравиться ей. Оно придавало сил, уверенности... и вызывало желание соответствовать обстановке.
Аниаллу нетерпеливо хлопнула в ладоши.
По первому требованию незримые слуги принесли ей новое платье - длинное, тёмное, совершенно неощутимое на коже. Аниаллу облачилась в шелестящие шелка и велела заплести ей волосы так, как любила прежняя хозяйка дома. Проворные магические руки замелькали вокруг, заплетая, зачёсывая и перевивая её смоляные пряди расшитыми мелкими камнями лентами. Через считанные минуты из зеркала на Алу взглянула совсем иная алайка - могущественная, грозная, хищно-прекрасная.
Окружённая безликим сонмом слуг преображённая алайка направилась в обеденную залу. Как и любая кошка Аласаис, Аниаллу ан Бриаэллар была прирожденной актрисой, способной не только играть роль, которую диктуют обстоятельства, но и извлекать неимоверное удовольствие, перевоплощаясь в новое существо, вживаясь в необычный образ - даже в отсутствие всяких зрителей. Сейчас она почти радовалась тому, что Анар остался в библиотеке. Ей казалось, что он только помешал бы её общению с этим таинственным домом.
Высокие двери услужливо распахнулись, и Аниаллу вошла в столовую. Потолок овального зала восхищённо уставился на гостью сотней светящихся кошачьих глаз. Алайка прошествовала к столу и опустилась на стул, придвинутый незримым лакеем. Сверкнули серебряные нож и вилка - госпожа Аниаллу приступила к трапезе.
Блюд было подано великое множество, оставалось только отдать должное таланту мага, консервировавшего все эти деликатесы. Вкус их показался Алу самым изысканным из всего, что ей доводилось пробовать. Она брала понемногу каждого кушанья, желая отведать как можно больше из них. Аниаллу ела не торопясь, как истинная алайка, часто вытирая и без того чистые пальцы салфеткой.
Насытившись, сианай не спешила выйти из-за стола. Она чувствовала себя бодрой и сильной как никогда. Откинувшись на спинку кресла, Аниаллу ласкала клыкастые морды пантер на подлокотниках. Поведя плечами, она потянулась... и вдруг с ужасом поняла, что не может разъединить колени. Резко оттолкнувшись от крышки стола, Алу чуть не опрокинула кресло. Проскребли по полу окованные металлом ножки... гадко прошелестел толстый змеиный хвост.
- Это сон. Я наелась и уснула за столом. Ланфейр, Ланфейр, ну что за гадость? - простонала Алу. - Лучше бы я приснилась себе в виде той недопревратившейся дамочки в юбке из кальмара!
Не в силах проснуться, Аниаллу зацепилась за этот образ Истинной Аласаис всеми клыками и когтями.
Змеиный хвост начал чернеть. С каждой секундой он становился всё легче и легче, пока и вовсе не стал казаться Алу баллоном, воздушным шаром, наполненным легчайшим газом, упруго подталкивающим её вверх, ввысь, к блаженно жмурящемуся потолку. Аниаллу передёрнула плечами, стряхивая напряжение, и от этого движенья конец её хвоста вдруг раскрылся, распустился чёрным цветком, выпустив на свободу десятки гибких, свитых из мрака щупалец. Тычинок Ночи...
По телу Аниаллу прошла сладостная дрожь. Губы алайки сами собой расплылись в гордой самодовольной улыбке. Ничто больше не могло угрожать ей. Она сама стала воплощённой угрозой. Паря над креслом, она разглядывала свои длинные сильные пальцы, выпускала и втягивала лезвия ногтей, представляя, с какой лёгкостью эти изящные руки могут разорвать в клочья плоть её врагов. Да что там руки - каждый лепесток её одеяния, словно блёстками из дымчатого стекла, был покрыт мириадами крючковатых когтей. Вонзившись в тело жертвы, они высосут из неё всю жизненную и магическую силу и сохранят для своей хозяйки в атласной толще её живого одеяния. Аниаллу медленно проводила языком по клыкам, наслаждаясь их смертоносной остротой. Она окидывала взглядом богато убранную залу и с жестоким сладострастием думала о том, что стоит ей пожелать, и эти прочнейшие колонны и зачарованные статуи, стоящие здесь веками, разлетятся в пыль, а стены станут жалкой грудой камней. Как упоительно было чувствовать свое могущество, возможность выполнить любое самое мимолётное и бессмысленное желание!
Аниаллу схватила драгоценный бокал... И вдруг остро ощутила его хрупкость - словно бабочка доверчиво села ей на ладонь, одно движение - и...
- Разве это я? Разве это моё желание? Тут что-то не так, - острой льдинкой блеснула в её сознании трезвящая мысль.
Блеснула... и растаяла, растворилась в океане грозной, необузданной силы, неожиданно пробудившейся в Аниаллу. Да-да, именно пробудившейся, не данной извне, а лишь освобождённой чьей-то дружеской рукой... в самый критический момент.
- Я не хочу уничтожить то, что прекрасно, - словно извиняясь перед бокалом, проговорила Алу. - Я хочу расправиться с мерзостью. С худшей из мерзостей, которая обвила мою душу! Я не хочу больше быть жалкой змеиной рабыней! Не хочу быть ни чьей рабыней! Никогда больше! Свободы! Хочу свободы! - страстно прокричала Аниаллу и поняла... что так и будет. Отныне и навсегда.
Покусывая среднюю фалангу указательного пальца, Алу вчувствовалась в необычайные ощущения, охватившие её. Как легко, как восхитительно легко стало у неё на душе! Она больше не была рабыней Тиалианны, о нет. В мгновение ока Аниаллу избавилась от всех цепей... даже тех, которые прежде таковыми не считала.
Больше не было приятных и неприятных ей существ, близких и неблизких ей идей, добра и зла, справедливости и несправедливости, правильного и неправильного. Она была больше ничего никому не должна - в том числе и самой себе. Её самой, в сущности, тоже больше не было - и это было... изумительно. Аниаллу расхохоталась в экстазе. Её пальцы, всё ещё державшие бокал, сжались, скомкали тончайшее золотое кружево, унизанное чёрными камнями. Никаких разочарований и опасений, никаких обид, сомнений и угрызений совести. Безграничная, подлинная свобода. Разве потерять свою так называемую личность - всё это нелепое нагромождение убеждений, мнений, взглядов, желаний, стремлений и целей - большая цена за безграничное чистое счастье?
- Огромная, - неожиданно для себя холодно оскалилась Аниаллу.
Изуродованный бокал с печальным звоном ударился о плиты пола.
Алу показалось, что на дне её души кто-то выдернул пробку, и вся перебродившая тёмная муть с бульканьем утекает куда-то вниз. В хвост... Скривившись от отвращения, Алу издала негодующий утробный рык, от которого щупальца её разом взорвались, выдохнув на прощание облако едкого дыма.
Алу открыла глаза и устало откинулась на спинку кресла.
Забыть себя... сколько раз это уже происходило с ней? Тогда, когда очертя голову она бросалась спасать очередного несчастного. На первый взгляд сладкое, благостное альтруистическое забытье было полной противоположностью той вспышке жажды могущества, наслаждений и вседозволенности, во власти которой Алу очутилась пару минут назад. Но, если приглядеться, суть была одна - в обоих случаях ей предлагали отказаться от себя во имя. А во имя чего - блага Бесконечного или собственного удовольствия - велика ли разница? Аниаллу слишком хорошо знала, какова начинка у этой ароматной конфетки, что неизбежно ждёт того, кто предал собственное "Я", попытался заживо похоронить свою уникальную душу - во имя чего бы он это ни сделал...
- Это только поначалу кажется, что всё хорошо. Только поначалу, - по щекам Аниаллу потекли слёзы. - Очень недолго.
- Алу, с тобой всё в порядке? - раздался вдруг у самого её уха голос Анара.
- Да. Всё отлично, - поджав колени к груди, нервно рассмеялась Алу. - Ты был прав насчёт местных алаев. Коварная тёмная сила заманила их сюда, чтобы увести с Пути истинного, как в пошлейшем романе. С ума сойти! И на меня она тоже покушалась. Искушала меня избавлением от пагубного влияния Тиалианны.
Слушая её в пол-уха, Анар уже творил защитные чары.
- Нет, нет. Она ушла. Видимо, была не готова к такой реакции, - остановила его Аниаллу. - Не ожидала, что я пойму, что её "подарок" гораздо страшнее всякого духа змеи.
- И что именно она предложила тебе?
- Свободу. Свободу от всего, включая себя, - Аниаллу икнула и потянулась за бокалом.
- Как это? - не утерпел Анар.
Забрав опустевший бокал из подрагивающих пальцев Алу, он аккуратно поставил его на крышку и уселся рядом.
- Особенности твоей души всегда в чём-то тебя ограничивают. Илтеец не может получить удовольствие от занятия благотворительностью, дракон Изменчивого - от истязания своих врагов, а Линдоргский маг - от игр со своими детьми. Им это недоступно. Они этого лишены, - выпалила Аниаллу. - И вдруг приходит кто-то, кто говорит: "Я освобожу вас от всех ограничений. Добро и зло, приятное и неприятное сольются воедино. Пробуя нечто новое, вы будете не узнавать, нравится ли оно вам, а решать, так ли это. То есть хотите ли вы, чтобы это в дальнейшем приносило вам удовольствие или нет. И, соответственно, все удовольствия Бесконечного станут доступны вам! В Бесконечном не останется ничего, кроме удовольствий". Понимаешь?
- Не совсем. Этот кто-то, что, может менять души? Лишать их врождённых особенностей, пристрастий? - недоумённо нахмурился Анар.
- В том-то и дело, что нет. Но ведь далеко не все существа верят в то, что у душ изначально есть какие-то особенности. Многие думают, что душа ребёнка - чистый холст. Их легко уверить, что то, что они до сего момента считали своей личностью - балласт, мусор, напиханный в их голову обществом, мешающий им обрести подлинную свободу, вкусить безграничное наслаждение. Одних можно уверить в том, что отказаться от своей личности следует для достижения блаженства в некоей обители просветлённых душ, других - чтобы, избавившись от совести, наслаждаться вседозволенностью здесь и сейчас. Без разницы. И тех, и других ждёт разочарование.
Поначалу многие ощущают эйфорию. Заботы, тревоги, сомнения, неуверенность уходят. Всё вокруг и впрямь начинает казаться одинаково приятным. В твоей голове замечательно пусто. Увы, это ощущение длится недолго. Хитроумный яд, впрыснутый в твою духовную оболочку, продолжает своё действие. Вслед за способностью чувствовать боль, он отнимает у твоей души способность вообще хоть что-то чувствовать. Вслед за сомнениями и страхом уходят радость, надежда, всякое воодушевление. Из "одинаково приятного" всё в мире становится одинаково никаким. Мир стремительно выцветает. Некоторое время тебе наплевать и на это. Всё всё равно.
- Подожди, подожди, Алу. Ты же сама так много говорила о том, как важно освобождаться от всего наносного, чтобы оно... не натирало душу?
- Это чувство не похоже на то ощущение освобождения, которое ты испытываешь, избавившись от действительно чужеродных элементов духа, навязанных догм и так далее. Когда собственный, истинный дух начинает стремительно разрастаться, заполнять её собой. Жизнь существа обогащается - оно наконец-то может быть там, где хочет и с кем хочет, заниматься тем, чем всегда желало. Но всё, что ждёт тебя на пути "освобождения ума" - подавленность. Тоска. Потерянность. Досада. Чувство, будто тебя, как какого-то разнесчастного хомяка, посадили в шар из заляпанного стекла. Ты не чувствуешь травы под ногами, цветы не пахнут, никто не слышит тебя, ты не слышишь никого. И выбраться из этого шара тем сложнее, что для этого необходимо признать: ты попал в него по собственной воле, пусть находясь в заблуждении, но - по своей. За тобой было последнее слово. Вампир, высосавший из мира все краски - ты сам. "Твои убеждения - не стены, отгораживающие тебя от мира. Они - нити, которые тебя с ним связывают. Порви их - и улетишь в пустоту", - процитировала Аниаллу.
- Это всегда, со всеми так?
- Нет. Бесконечный не любит слов "всегда" и "со всеми". В нём живут и те, для кого подобные учения - целительный бальзам. У душ таких существ нет лица, нет никаких особенностей - от природы нет. И что гораздо важнее, у их душ нет потребности в деятельности. Никакой. Величайшее наслаждение для них - просто быть, пребывать в полном бездействии и отрешении от мира. Но таких любителей висеть в пустоте наедине с самими собой - исчезающе мало. Своими глазами я не видела и десятерых. Возникает вопрос, на кого рассчитаны все эти учения?
- Может, их создатели сами обладают такими... безликими душами и думают, что то, что счастье для них, будет счастьем и для всех остальных? Просто те ещё не знают об этом, так как не достигли душевного совершенства? - тут же предположил Анар.
- Да. Такие случаи науке известны, - улыбнулась Аниаллу. - Увы, чаще всего, ни о каком искреннем заблуждении речи не идёт. Обычно такие учения создаются умышленно. С самой что ни на есть корыстной целью. Чтобы что-то посеять, нужно расчистить участок - иначе высока вероятность, что растения-старожилы задушат новые ростки. Этот... тёмный аналог Лайнаэн предложил мне могущество, возможность стереть с лица Бесконечного всё, что мне не нравится. И тут же понял, что я не возьму к этой силе никакой... нагрузки. Могущество не вскружит мне голову настолько, чтобы я забыла о том, что считаю правильным, что мне по душе, а что нет. А значит, я не стану пригодна для его... неблаговидных целей.
Другое дело, если моя душа вдруг онемеет, - вкрадчиво продолжала Алу, - и я перестану отличать, что мне нравится, а что нет. О! В эту мышеловку попалось уже много, много миллионов мышек. Принявшее подобное предложение или самостоятельно преуспевшее в подобных практиках, существо только кажется себе свободным. На самом деле оно... бесхребетно, бескостно, оно - кусок глины, из которого опытный мастер может вылепить всё, что его душе угодно. И непременно вылепит, дай срок. Всё, что он посеет в разуме своего духовно истощённого ученика, приживётся там на ура, примется без всякой критики. Вдобавок существо, лишённое возможности испытывать радость естественным путём, становится зависимым от телепатически внушённых эмоциональных подачек своего хозяина.
- Пакость. Как он мог ожидать, что ты поддашься на такое?
- Мне было плохо, Анар. А когда существу плохо, оно становится уязвимым для разного рода манипуляторов. Он ожидал, что моя душа, как иссохшая земля, впитает всё то, что он вознамерился на неё пролить... а там оказалась никакая не земля, там - раскалённые камни, и всё, что он плеснул на них, с шипением испарилось и ударило в его же наглую морду. Неудачный он выбрал момент. Чуть-чуть бы пораньше... Хотя - тоже вряд ли. Идиотка! Так вот зачем я всё это задумала, - сиплым от волнения голосом прошептала она.