Иван Тимофеевич медленно шел вверх по ущелью. Охота была удачной - на поясе висело два кеклика. Он подстрелил их у ручья, к которому горные куропатки спустились на водопой. Теперь он просто шел и наслаждался красотами гор и тишиной. Последние месяцы у него ну никак не получалось вырваться на природу. На завод пришло новое оборудование, которое приходилось отлаживать даже в выходные дни. Технология, наконец, "пошла". Иван Тимофеевич решил снять трехмесячное напряжение выездом в горы, и сын довез его до юрты чабана Тохтобая.
Они познакомились около пяти лет назад. Потом подружились. Чабану нравилось, что гость умеет слушать. А тому - гостеприимность, знание чабаном окрестных гор и множества старинных сказаний. После охотничьих вылазок гостя, они пили чай из древнего, с множеством медалей, самовара. Тохтобай расспрашивал о жизни в городе, а Иван Тимофеевич - об его отце, деде, прадеде. У казахов является обязательным знание истории своего рода до седьмого колена. Расставались довольными, не забывая одарить друг друга чем-то особенным. В прошлый раз инженер привез национальный чайный сервиз с красными маками и позолотой. Тохтобай ответил шкурой громадного волка, попавшего в капкан прямо у овечьей кошары. Сегодня Иван Тимофеевич приготовил другу красивый нож из рессорной стали, которым можно рубить проволоку.
...Ущелье заворачивало вправо. Сразу за поворотом охотнику открылся до того изумительный вид, что он остановился и присел на камень. Крутые склоны сужающегося ущелья отливали зеленовато-палевым ковром еще не пожелтевшей травы. А на небольшом леднике алым пламенем отражалось кипящее и скатывающееся за хребет солнце. Тени от скал по-пластунски ползли по противоположным склонам, карабкались по отвесным уступам с тем, чтобы постепенно спрятаться в темно-зеленых кустах. Небо над ними напружинилось почти неправдоподобной густой синью. Иван Тимофеевич чувствовал удивительный подъем сил. Было ощущение, что каждая гора - это задремавшее живое существо с многовековой биографией. Ведь не случайно многие из них имеют имена. Вот эту Тохтобай называет Кызымчек. И, правда, ее раздвоенная девственно-белая снеговая вершина похожа на девичью грудь. Слева от нее Кызылаус. Выход больших ярко-красных камней на середине склона действительно вызывает чувство, что гора что-то кричит красным ртом.
Охотник встал и пошел к снеговому языку ледника. Тихим звоном пел ручей. Вода в нем была до того вкусной, что чем больше ее пьешь, тем больше хочется. Он набрал полную фляжку и окинул ущелье прощальным взором.
...Вдруг на снегу ледника его взгляд привлекло какое-то движение. Инженер пригляделся и ахнул - метрах в сорока от него ледник медленно переходил снежный барс. Царственная кошка практически сливалась с белоснежным настом. И если бы она стояла на месте, то он бы ее просто не увидел. Он стал лихорадочно шарить по карманам, зная, что на всякий случай брал два патрона с картечью. Достал их, переломил ружье, трясущимися руками вложил патроны в стволы, защелкнул их и взвел курки. Поднял голову - зверь стоял, и спокойно смотрел на него.
Выстрел! Картечь взметнула фонтанчики снега ниже, но барс даже не шелохнулся. Еще выстрел! Зверь дернулся, и его передней лапе проступило красное пятно. Но и после этого он только поднял лапу и потряс ею. Затем, даже не посмотрев на охотника, так же медленно пошел своей дорогой. Охотник провожал барса пустыми глазами. Зверь ни разу не оглянулся. Больше всего человека поразило ни столько самообладание, сколько какое-то пренебрежительное высокомерие зверя.
Тени горных вершин на склонах стали больше, потянуло свежестью. Почти замолчали птицы. Охотник скорым шагом двинулся вниз по тропе. По его расчетам, он должен выйти к юрте за полчаса до темноты. Дочь хозяина, Мейрам, наверно уже наносила воды из родника и готовится разжигать самовар. Но он предвкушал не чаепитие и беседу с гостеприимным чабаном, а думал, рассказать или нет Тохтобаю о встрече с барсом. Только сейчас стало доходить, что он сделал что-то очень мерзкое. Ведь в этих редких зверей стрелять категорически запрещено. Поэтому он уже представлял, как отнесется к этому Тохтобай. Так что говорить ему об этом нежелательно.
Не доходя до поворота тропы, над которой нависал скальный выступ, Иван Тимофеевич непроизвольно поднял глаза и ...сердце его обдало холодом. На камне лежал барс.. И его поза не вызывала сомнения, что пружинистое тело зверя готово взметнуться в прыжке и мощно обрушиться на добычу... И этой добычей на этот раз был именно он, стрелявший в него человек!
Инженер сорвал ружье с плеча, взвел курки, направил стволы на верхушку скалы и, не целясь, нажал на спусковые крючки. Гром дуплета разорвал тишину, и зверь исчез. Сердце Ивана Тимофеевича готово было выскочить из груди, тягучий страх пополз в низ живота. Он опасливо обошел нависший уступ подальше, и почти бегом заторопился вниз.
Солнце уже скатилось за хребет, и ущелье сразу наполнилось сумеречной мглой. Склоны стали угрюмее и как бы затаились в ожидании. Казалось, что за каждой скалой, каждым кустом и деревом стоит кто-то в темном капюшоне. Человек уже мчался, не разбирая дороги, несколько раз падал, разбивая колени. Пот заливал глаза, а сердце просто выпрыгивало из горла.
До последнего поворота осталось не более ста метров. Иван Тимофеевич быстрым шагом дошел до него и, замедлив шаги, выглянул за скалу у тропы. Отсюда уже была видна юрта, у которой горел костер, слышалось блеяние овец и лай собак. Он криво усмехнулся, и хотел уже закинуть ремень ружья на плечо, как опять увидел барса. Тот спускался со склона к этой самой скале, но смотрел вверх по ущелью. Зверь продолжал охотиться на человека!
Инженер задохнулся и, выскочив из-за скалы, вскинул ружье. Зверь сразу увидел его и остановился. Расстояние было метров пятьдесят. Прекрасная кошка холодно и свысока смотрела на целящегося в нее человека. Потом повернулась, пошла назад и скрылась за грядой...
- О, Иван-мерген пришел! - встретил гостя Тохтобай. - Бир кеклик принес, лапша-кульчетай сварим.
Только сейчас он обнаружил, что на поясе осталась одна тушка птицы. Другую , видимо, он потерял, когда бежал, не разбирая дороги. Хозяин и гость зашли в юрту. На клеенке, расстеленной на кошме, уже стоял горячий самовар с медалями.
- Зачем невеселый, Тимофей-улы? - продолжал чабан. - Утром одно место пойдем, сразу десять кеклик возьмешь.
- Барса я видел, - почти через силу выдавил из себя Иван Тимофеевич.
- О, ирбис - это хорошо. К удаче. Ирбис - хороший охотник, сильный, благородный.
- Я стрелял в него, в лапу попал. Он потом караулил меня на тропе, напасть хотел.
- Ирбис видел, куда ты ушел?
- Видел. Второй раз он хотел встретить меня совсем рядом - у первого поворота.
- Жаман. Плохо. Пока рана болит, ирбис помнит.
После этих слов чабан вышел из юрты, крикнул что-то по-казахски помощникам и вернулся к гостю.
- Прости, друг. Сам не знаю, как это получилось, - все еще пытался оправдаться инженер.
- Я ладно, он не простит. Тебе быстро ехать надо. До поселка проводят, лошади готовы. Оттуда автобус домой пойдешь.
Иван Тимофеевич полез в рюкзак, достал нож, который приготовил в подарок, и протянул его Тохтобаю. Тот молча взял, кивнул, и опять вышел из юрты. Когда инженер собрался и вышел на улицу, то увидел двух уже оседланных лошадей. Молодой парень взял его вещи и приторочил к седлу одной из них. Тохтобая не было видно. Но когда они с провожатым были уже в седлах, тот подошел и вручил ему объемистый узел, пожелал хорошей дороги.
...Уже в автобусе Иван Тимофеевич не выдержал и захотел посмотреть, чем на этот раз одарил его чабан. Он развязал узел и увидел чайный сервис с красными маками, и нож, которым можно рубить проволоку...