Аннотация: Один из рассказов, написанных на конкурс "Рваная Грелка"
- МАША!!!!!! Вернись немедленно!
- Мам, у меня вдохновение, отстань!
- Маша, ты с ума сошла, слезь оттуда!
- Развяжи меня, тогда слезу!
- Маша!
Страшно и немного забавно наблюдать, как сорокалетняя тетка карабкается по пожарной лестнице на крышу. Спешно перебирая пухлыми пальцами ржавые прутья, охая после преодоления каждого метра. На крыше стояла девочка в смирительной рубашке и, закрыв глаза, смотрела в небо. Когда последний прут остался позади и немолодая женщина перевалила свой вес через перила, девочка не изменила позы, громко вещая в воздух.
У безумцев тоже есть надежда -
Быть честнее многих стариков!
Вы прожили жизнь свою прилежно,
И учили этому сынков!
Мы несемся встречь шальному ветру,
Без "нельзя", без "плохо", без "неверно"!
Нам всегда открыты двери в лето...
Сильная женская рука схватила девчонку за подол рубашки и притянула к себе. Последовала недолгая борьба. Девочке зажали рот, и некоторое время держали неподвижно. Существо в смирительной рубашке потрепыхалось еще какое-то время, потом затихло.
- Пойдем, родная... пойдем, хорошая... - профессионально участливый голос успокоил девчонку и та, как загипнотизированная, последовала за женщиной к чердачному окну.
- Все хорошо... Мы сейчас спустимся... - голос продолжал ворковать, а рука - подталкивать к выходу. Внезапно глаза девчонки обрели прежнюю безумную осмысленность. Она встрепенулась, как птичка, и бросилась к краю крыши.
- Машааааа!!! - под этот длинный вопль девочка совершила совершенно невообразимый кувырок и исчезла там, где заканчивалась смотровая площадка четырехэтажного здания.
Когда женщина, истерически перебирая ногами и руками, сбежала обратно по пожарной лестнице, преодолев последние три метра до земли обезьяньим прыжком, девочка лежала на асфальте и заливалась хохотом.
- Ни синяка... ни царапины... Воистину, бог бережет детей и блаженных. - Врач постучал по столу пальцами и устремил взгляд на трясущуюся женщину. - Она у вас давно по крышам лазает?
- Нет... - женщина попыталась поставить кружку с чаем на стол и чуть не опрокинула ее на документы.
- А почему в смирительной рубашке?
- Мы в больницу играли... Не помню, от кого еще осталась, по-моему, шили сами для какой-то театральной постановки в
школе. Старший брат театром увлекался... - Женщину все еще мелко трясло, в отличие от девочки, у нее оказался вывих левой стопы и два внушительных синяка.Сейчас Маше вкололи какое-то успокительное и ребенок уснул сном праведника. Никто не мог бы подумать, что эта девочка только что спрыгнула с четырехэтажного здания. Милый, вполне здоровый ребенок.
- А раньше суицидальные мысли у вашей дочери были?
- Нет, о чем вы.. Какой суицид... Мне кажется, она просто споткнулась...
Теперь врач смотрел уже на женщину, как на потенциального больного.
- Споткнулась? Предварительно наставив вам синяков и вывернувшись неизвестным образом?
- Неет, синяки - это когда я слазила с лестницы... - Женщина опять бросилась горячо объяснять всю ситуацию человеку в белом халате. Сейчас произошедшее не казалось чем-то из ряда вон выходящим - мозг заботливо нашел всему обоснование, растолковал и забыл, как страшный сон. Была написана отказная, девочку оставили отдыхать, а злополучная смирительная рубашка была запрятана далеко на антресоль.
С тех пор за Марией был установлен жестокий догляд. В свой первый класс она ходила в сопровождении бабушки, учителя не сводили с нее глаз, одноклассники-друзья жестоко отслеживались и подвергались придирчивому допросу, кто родители, как учится, где гуляет. Даже чердачную дверь заколотили... Отследить перемещения Маши было проще простого... Но однажды она снова оказалась на крыше. В этот раз снимал ее уже оттуда старший брат. Не было смирительной рубашки, не было падения. Только странный взгляд ребенка, пронзительно-осмысленный. А потом - жестокая порка, мать с пузырьком валерьянки и трясущимися руками, брат, перегородивший выход из квартиры... Обида, домашний арест...
И тут Маша решила. Хватит.
Вечерние газеты в тот же день расцвели красочными статьями о "внезапном безумстве школьников". Сначала психбольницы наполнились детьми, а потом поликлиники - людьми в возрасте, жалующимися на сердечные приступы. Пациенты только прибывали и врачи схватились за головы. Срочно были открыты дополнительные корпуса больниц, чердачные двери заколачивались досками, заваривались вмертвую. Школы вывесили объявления о карантине. Из столицы были вызваны светила науки. За "особо буйными" детьми, которых чаще других снимали с телевышек, высотных зданий и торговых центров, установили круглосуточное наблюдение.
Город встал. Резко увеличилось количество прогулов на всех предприятиях - родители боялись оставлять детей дома одних. Газеты продолжали кричать о "мальчике, проходящем сквозь стены", "девочке, прыгнувшей с подъемного крана". Светила разводили руками, пресса несла панику в массы.
Каждую ночь Маша выпархивала из окна и забиралась на очередную высотку. Она начинала читать стихи, подпевая сама себе, создавая голосом неизвестную мелодию. И на этот звук, как кобра из кубышки индийского заклинателя, вылезали, карабкались вверх по отвесным стенам такие же мальчишки и девчонки. Они рисовали обломком кирпича на стенах, писали стихи и прозу... Просто пели или же играли на музыкальных инструментах.
Совершеннолетняя часть города стремительно седела.
Дети вылетали из окон, минуя стальные решетки, падали с огромной высоты и не разбивались. Пожарные лестницы на некоторых домах были выдраны из стен с корнем. Город объявили закрытой территорией. Производство встало.
А Маша продолжала каждый вечер проводить на крыше в компании своих друзей. Теперь ими был весь город, возрастом от пяти до шестнадцати лет. Практически все продолжали учить уроки, кушать кашу по утрам и заниматься спортом.
Пресса "ставила вопрос ребром перед наукой" и вопрошала ученых, что случилось с детьми.
Детей держали под гипнозом, проводили тщательные медицинские осмотры, психологи ломали голову. Они все были обычными детьми. Но каждый вечер, лишь начинало смеркаться, они исчезали из своих комнат, пролезали в дымоходы, в шахты лифта, делали все, но забирались повыше и начинали заниматься своими непонятными делами.
Все кончилось очень резко.
В одной из семей мать, переставшая понимать, что происходит, в истерике избила своего сына. Мальчика не удалось спасти - падая, он сильно повредил голову об острый угол шкафа. Десять часов реанимации... и ребенка не стало. Мать привлекли к суду.
Это был первый вечер, в который город молчал. Ни с одного здания не донеслось ни звука. Крыши пустовали. Над городом бушевала гроза. Дождь омыл все окна и закоротил множество проводов.
А с первыми лучами солнца в опорные пункты милиции выстроились очереди из заплаканных матерей. Все жалобы были одного рода "Пропал ребенок!".
Маша шла по тоненькой тропке вдоль берега. Где-то неподалеку небольшими группками шли такие же дети - кто старше, кто младше. Трава шуршала, ветер качал покрытые росой стебли, вокруг порхали птицы. Все было хорошо и радостно. Здесь начиналась новая жизнь - жизнь без запретов и манной каши, без "последнее слово за мной". Здесь было тяжело, гораздо тяжелее, чем в городе. За спиной восьмилетнего человека висела палатка и спальник. В рюкзаке были теплые шерстяные носки. Блокнот и ручка, записывать стихи. Альбом и карандаши - если у кого-то с собой не окажется, а захочется порисовать. Сама Маша никогда не рисовала. Только стихи рвались из нее наружу, не писать - было выше ее сил. Немного жаль было маму и старшего брата. Ведь никто им больше не сходит в магазин за хлебом. Никто не принесет хороших оценок из школы. И тогда Маша решила - она вернется обязательно. Когда город талантов вырастет посреди глухого леса, когда дети повзрослеют и родят своих. Ведь так просто летать и не падать, не разбиваться, прыгая с крыши и творить, не оглядываясь на общее мнение. Почему взрослые так не умеют? Она вернется, чтобы мама не беспокоилась.
Женщина сорока лет отроду сидела на кухне и нервно курила. Она сразу поняла, что случилось, когда не обнаружила с утра дочери, ее рюкзака с учебниками, старой палатки и спальника. Женщина знала, что вернуть блудную Машу можно. И ясно понимала, что это ничего не исправит. Девочка убежит вновь. Ей не давала покоя мысль - что же такого тянуло дочь на крышу? Её взгляд упал на запыленную гитару в углу. А ведь когда-то... были и посиделки у костра и задушевные песни... Женщина взяла потрепанный инструмент, помнивший еще колхозы, пионер-лагеря и ночи, проведенные в компании безумно талантливых людей. Кто-то спился... кто-то ушел, кого-то сразила болезнь... Кто-то отхватил жирненький кусок денег и навсегда забыл о прошлой жизни. Женщина закинула гитару за спину, вышла из подъезда. И зацепилась одной рукой за нижнюю перекладину пожарной