Аннотация: Эээ... ну, что сказать - совместная жизнь двух гг, не лишенная приятности. Часть пятнадцатая: Карты, кролики и деньги.
Название: Офицер и джентльмен.. Автор: ankh976
Ориджинал Рейтинг: NC-17 Жанр и теги: слэш, нц-17, миди, процесс, начальник/подчиненный, война, солдатня, многа херта, а под конец - комфорт, комфорт, ХЭ Размер: мини пока Статус: в процессе Саммари: Про благородного человека, попавшего в совсем неблагородные условия, но сохранившего себя и снова оказавшегося на коне. Отношения начальник/подчиненный, война и военнопленные, издевательство над стокгольмским синдромом, ПАФОС! и ПАТРИОТИЗМ!, сомнительное согласие и любовь с последнего тыка.
Офицер и джентльмен. Часть пятнадцатая: Карты, кролики и деньги.
Герин оказался хорошим политиком. Может быть, слишком авторитарным и жестким, но в конце-концов, его положение позволяло подобный стиль. В первый же день они с Эштоном разработали основные направления и тезисы своего плана. - План развития и помощи Франкширу, - сказал зашедший к ним Френц фон Аушлиц, тихо прослушав часа полтора, - Как это мило и благородно бл..дь. Эштон посмотрел на него с ненавистью, а Герин засмеялся: - Ты как всегда зришь самую суть, друг мой. Назовем это Планом Аушлица. - Остроумно бл..дь, - оскорбился офицер и вышел, к большому удовольствию Эштона.
Герин потянулся, прошелся по кабинету - без галстука и кителя, с закатанными рукавами белой рубашки он выглядел почти по-домашнему, если бы не портупея, - и зашел за спину Эштону. Тот закинул голову, осторожно заглядывая ему в глаза. Длинные пальцы пробежались по горлу мужчины, словно массируя и расслабляя, и Эштон залился жаром, вспомнив вдруг, для чего он усердно расслаблял свое горло этим утром. Герин чуть сжал его шею, зафиксировал второй рукой затылок и наклонился, целуя в уголок рта, в висок, в затрепетавшие веки, Эштон тянулся к нему, задыхаясь.
И Герин чувствовал бешеное биение крови под своей ладонью и не верил, не верил что его можно так хотеть - после всего что делали с этим человеком его подчиненные, эта жажда казалось какой-то болезненной. Был бы Эштон так же отзывчив с любым другим? Любым другим, носящим черную форму. Ведь тогда, в борделе, Эштон его даже не узнал. Он жестко смял губы любовника и остановился, почувствовав, что теряет контроль, и готов разложить того прямо здесь. - Это просто саботаж, - хрипло сказал он, - Так соблазнительно краснеть на рабочем месте. И, поцеловав напоследок ямку под дернувшимся кадыком, обошел стол и сел на свое место, с улыбкой следя за расфокусировано шарящем в поисках пера Эштоном.
"Местному экономическому консультанту" выделили свой кабинет и "комнату для отдыха". Последней являлась спальня Марии-Антуанетты, непомерно пышная, вся в золоте и красной парче, и он в ней ночевал лишь раз. - Это намек? - спрашивал Эштон тем вечером у выгибающегося под ним рейхсляйтера, - Насчет Марии-Антуанетты? - Разве что на твою трагическую судьбу, - ответил Герин минут через десять. - Ты собираешься отрезать мне голову? - Эштон уткнулся лицом в бок любимого, пощекотал языком чуть солоноватую кожу. - Я собираюсь затрахать тебя до потери головы... эй, щекотно, не кусайся! Герин смеялся, захватывая сильное загорелое тело в охапку и целуя куда попало, его хотелось ласкать, и объятия не были неприятны, как со всеми другими, черные собаки сидели по темным углам и воротили свои морды: они Эштона не любили.
Дойстанские экономисты подчинялись господину Крауферу беспрекословно, лишь сначала кидали несколько неприязненные взгляды: внушение, произведенное рейхсляйтером, а также его личное неоднократное присутствие не позволяло проявлять недовольство. Впрочем, очень скоро их неприятие сменилось искренним уважением, и это такое привычное некогда влияние на людей радовало Эштона, как новоприобретенное: он совсем не ожидал, что способен еще вызвать к своей персоне что-либо, кроме презрения - особенно у дойстанцев. И был даже готов стойко терпеть пренебрежение... Впрочем, все компенсировалось неприязнью его соотечественников: те три раза, когда ему приходилось принимать участие в переговорах. Слава богу, Герин старался не афишировать его сотрудничество.
Герин со зверской настойчивостью диктовал свою волю Франкширу, заигрывал с разными политическими деятелями, крутил какие-то интриги. Из Дойстана прибывали промышленники и финансовые воротилы, их тоже держали под жестким контролем: Эштон знал, что большинство производств и банков было национализировано после их революции, но оказалось, что бывшие владельцы постепенно возвращали свою собственность. Их приглашали на места управляющих, и отдавали контрольные пакеты акций. Герин и пара советников говорили с Эштоном об этой подспудной Реставрации, спрашивали его мнения - во время приватного обмывания особенно крупной сделки. И он даже выдал пару замечаний, с удовольствием видя, как ему внимают. Потом заявился Френц фон Аушлиц и экономисты через некоторое время засобирались - цепной пес и палач нового режима внушал им жуть.
Они остались втроем в парадной гостиной, Герин достал карты. Эштон покинул игру после третьего круга - он не мог блефовать сейчас, не хватало нерва, и партнеры просчитывали его на раз. Герин притянул его к себе, обнимая за плечи, он не скрывался от Френца. Эштон расслабленно зажмурился, когда его щекотно поцеловали в ухо... И замер, услышав, как чертов каратель сказал, переходя на северо-дойстанский: - Какая скука играть на деньги... Может, поставишь сладкую задницу своей куколки, Гери? Рука Герина соскользнула с плеча на упомянутую задницу, Эштон опустил голову и уставился на свои ладони, изо всех сил стараясь не сжимать кулаки - я вас понимаю, хотелось крикнуть ему, но здравый смысл отчаянно твердил: не раскрывай карты. Унижение и ярость мешались с болью - почему Герин молчит, может, согласно улыбнулся в ответ на предложение? - А ты что поставишь, - с усмешкой в голосе сказал рейхсляйтер, - Свою задницу? Эштон вывернулся из-под его руки, отошел к винной стойке, выбрал крепкое красное, и налил себе полный стакан прямо из бутылки, минуя декантор и нарушая собственный сухой закон. Стекло звякнуло о стекло, и он поднял бутылку повыше, чтобы никто не услышал его дрожь.
- А ты этого хочешь? - Нет, - сказал Герин, - Твоя задница прекрасна, друг мой, но я не делюсь. Никогда. Эштон обернулся, прижимая бокал к губам, старое вино показалось кислятиной... да так оно и было при таком варварском употреблении. Офицеры, не отрываясь и не улыбаясь, смотрели друг другу в глаза поверх карт. - А если куколка сама захочет? - Имей уважение, Френци... Понимаешь меня? Имей уважение. Повышаю. - Понимаю, мой дорогой рейхсляйтер, - каратель снова перешел на столичный дойстанский: - Принимаю и открываемся, - карты упали на стол, и он ухмыльнулся, сгребая банк: - Судьба ко мне благосклонна, как к х..ю в своей жирной жопе. - В кои-то веки ты не блефовал, - произнес Герин с оттенком нарочитого удивления. - Принеси мне тоже вина, Эштон.
"Это был блеф, всего лишь блеф", - думал той ночью Эштон, он стоял на коленях на шатком стуле и давно упал бы, если б не ладонь Герина, поддерживающего его под живот, вторая ладонь зажимала ему рот, вынуждая изламываться, балансируя. Он дрожал, раскачиваясь на этом стуле, сзади его наполняли глубоко и жестко, заставляя мычать и мотать головой, Герин не давал ему дышать, закрывая иногда и нос. Он в очередной раз задохнулся, когда острое наслаждение и притухшая, но не прошедшая от вечерней сцены боль заставили его сдавленно закричать, кусая твердые пальцы любовника, по щекам потекли слезы.
- Чшш, тихо, - говорил Герин, перенеся его в постель и губами собирая соленую влагу. Слезы драгоценными каплями сверкали на глазах Эштона, и Герин вспоминал темные воды родного Северного моря, янтарные в свете солнца - когда ныряешь на глубину. - Тебя что-то расстроило сегодня? - Нет, - врал Эштон, и Герин качал головой: что ж, он не и не рассчитывал на доверие. - Ты же скажешь мне, если произойдет что-то серьезное? - Обязательно, Герин. Фальшь в его голосе, почти незаметная, резанула тонкий слух скрипичным визгом, Герин растерянно и грустно улыбнулся, посмотрел в угол - собаки приветливо подмигивали ему красными глазками. И он крепко прижал к себе Эштона, такого же ненастоящего, как и они, но зато материального и теплого, целуя в ложбинку на шее, то место, где кончались волосы, самое свое любимое.
***Кролики. В тот день Герин задерживался на очередной летучке с офицерами внешней разведке, они распределяли новых подопечных - прикормленных Дойстаном политиков. Жди меня в спальне, - сказал он Эштону, поймав в переходе, и тот молча кивнул, чувствуя, как привычное возбуждение поднимает голову в предвкушении.
Эштон послушно пошел в королевские покои, долго лежал в ванной, а потом забрался в постель, полностью обнаженный, свернулся калачиком под тяжелым одеялом - он всегда так спал теперь, когда оставался один, слово пытался обнять сам себя. В свете ночника он смотрел на любимую картину Герина, проваливаясь в полудрему и снова выныривая, звезды на ней мохнато закручивались.
Наконец, за дверью раздались шаги, Эштон поднялся, садясь на колени, дверь распахнулась с пинка, он нервно подскочил. - Герин бл..дь! Ты где, сволочь? Почему везде одни кролики бл..дь?! Френц фон Аушлиц был совершенно невменяем: с фуражкой набекрень, распущенным галстуком, расстегнутым воротничком и остановившимся взглядом. Эштон вжался в изголовье кровати: - Его здесь нет. - Ой, - обрадовался Френц, - Кролик! Иди к папочке... Он подошел к оцепеневшему мужчине, сдернул с него одеяло и запустил руку в пах. Эштон отмер, когда нахальные пальцы принялись перебирать его яйца, оттолкнул офицера, трясясь от бешенства и ненависти: - Убирайтесь отсюда. - Какой горячий кролик, - заржал Френц, покачнувшись, и снова протянул руку. - Убирайтесь, - повторил Эштон выпихивая его из комнаты. И услышал легкий шум за дверью. - Проклятье, рейхсляйтер! - и затолкнул несопротивляющегося карателя в щель между альковными портьерами и стеной.
- Какая теплая встреча! - усмехнулся Герин, увидев голого и взъерошенного Эштона посреди комнаты, и указал на мягкую табуретку: - Животом сюда. Эштон бездумно исполнил приказ, он был ошарашен происшедшим, и не понимал собственного поступка: зачем было прятать фон Аушлица? Как будто играл в дурной оперетте. Как будто было, что прятать. Герин по-хозяйски мял и гладил его ягодицы, Эштон оторвал взгляд о собственных рук, упирающихся в пол, посмотрел на портьеры и увидел наглую рожу Френца: тот беззвучно смеялся.
Его скрутило от унижения: неужели вот так, его возьмут тут на потеху этому придурку? - Нет! - он он соскользнул с табурета и отошел к дверям, - Нет... Я проголодался. Герин, привыкший к безотказности любовника, смотрел на него с веселым недоумением: - Ну, хорошо... Эштон потянул его за руку, отчаянно надеясь, что придурок за портьерой догадается убраться по-тихому. Но тот не понял намека и, внезапно завопив про кроликов, вывалился из засады, запутавшись в твердом коконе бело-золотой парчи.
Словно в замедленной съемке Эштон видел, как Герин выхватывает револьвер, отшвырнув любовника за спину, наводит на кокон с Френцем... Эштон на излете ударил офицера в бок, и рука его дрогнула, прицел сбился, а пуля, направленная точно в середину мишени, ушла в "молоко". - Френци! - Герин бросился на колени рядом с копошащимся на полу другом, ощупывая в поисках ранений, - Цел, собака! Что ты творишь, дегенерат недоделанный?! Они снова говорили на лающем северном наречии. - Гери, сволочь, развел нах..й кроликов... Они на меня нападают... - Какие кролики, - прошептал Герин, бледнея. - Черные? - Разноцветные бл..дь! - Разноцветные... - Герин сжал рукой виски, - Ты чем обдолбался, дебил?! - Они меня хотят трахнуть... все, - доверчиво признался Френц, хватая товарища за колени и преданно заглядывая в глаза. - Ты их прогонишь, Гери?
- Прогоню, Френци, - ласково сказал Герин, заставляя друга подняться. Он отвел жертву химической промышленности на кушетку, сдернув по дороге с занавеси мягкий шнур. - Я прикажу им убираться, и они не посмеют к тебе приставать, - говорил он, снимая с мужчины сапоги и одежду, привязывая шнуром к кушетке, - Я знаю, как обращаться с этими тварями, поверь. - Я тебе верю, Гери, - счастливо улыбался Френц, вытягиваясь под пушистым пледом, который принес Эштон. - Тебе надо поспать, - Герин сидел с ним, ожидая пока тот заснет, и еще долго после, опасаясь новой вспышки и прислушиваясь к беспокойным вскрикам.
Множество черных собак выползло изо всех углов и сидело вместе с ними, печально навывая гишпанскую колыбельную. Френци было 25, когда Герин впервые встретил его, но по своей сути тот был двенадцатилетним пацаном, жаждущим приключений и ждущим отважного командира и героя, который бы повел его навстречу славе и великим свершениям. И дождался Герина. Френци отдал ему всю свою преданность и верность, а Герин сделал из него палача. Он считал молодого графа больным садистом и выродком, хоть и с удовольствием проводил время в его веселой компании. И слишком поздно понял, что тот искренне полагает врагами и нечеловеками всех, на кого ему укажет кумир, и готов исполнить любой приказ, считая его единственно правильным. Как тогда, в сарае заброшенного аэропорта, когда Герин рассказывал ему, как ломать людей.
Френци окончательно затих, и Герин поднялся, оглядываясь. Эштон ушел, и по наглой призрачной грызне вокруг, он понял, что тот ушел давно и далеко.