Дверцы шифоньера пружинисто распахнулись и взору Петра Николаевича явились полки с тряпьем, три однотонные рубашки и старый пиджак в клеточку. После смерти жены Петр Николаевич перестал обращать внимание на свой гардероб. На работе он появлялся в служебной униформе, а дома носил линялый спортивный костюм, чудом уцелевший с советских времен: синюю шерстяную "олимпийку" на молнии и такого же цвета штаны с отвисшими коленками и резинками под пятки. Довершали одеяние кожаные тапки без задников.
Петр Николаевич снял с вешалки пиджак и оглядел. "Ну, что? Носить можно. Вроде не стыдно будет показаться в нем завтра в Доме литератора. Странно, с чего это вдруг они меня пригласили? Вспомнили? Что ж, лучше поздно, чем никогда". - Он бросил пиджак на кровать и, глядя на одинаковые сорочки, висящие на деревянных плечиках, задумался. "Какую надеть?", - Петр Николаевич усмехнулся. - "А разве есть выбор?". Застиранная рубашка полетела на кровать вслед за пиджаком.
Под зеркалом дверцы шкафа на держателе висели галстуки самой разной ширины и расцветок, пара ремней из кожзаменителя, пояса от платьев и пальто. "Сколько же времени утекло с тех пор, как я последний раз завязывал узел галстука? Двенадцать лет, точно. Как похоронил Марию, так больше и не надевал. Ни к чему стало...".
Он взглянул на свое отражение в зеркале: впалые щеки, усталые глаза под толстыми стеклами очков, высокий лоб, залысина. Остатки волос седыми прядями спадают на уши. "Да уж, красавец! Ни в сказке сказать, ни пером описать. Хотя, почему это не описать? Я же писатель, ёшкин кот!". Петр Николаевич выпрямился, втянул живот, поднял подбородок. "Писатель и точка!".
Он вытянул из держателя зеленый галстук и закрыл дверцу шкафа. За ней стоял человек.
От неожиданности Петр Николаевич вскрикнул, подался назад и выронил галстук.
- Кто? Вы кто? Что вы здесь делаете?
- Не узнаешь? - спросил человек.
Петр Николаевич замотал головой и отступил на шаг.
Незнакомец поднял с пола галстук и протянул его Петру Николаевичу.
- Ну как же? Ведь ты меня создал!
- Я? - Петр Николаевич не замечал протянутой руки. Он сделал еще шажок назад и лопатками почувствовал стену. "Кто этот человек? Что ему нужно?" - лихорадочно бегали мысли. Все было странным в незнакомце: его появление в квартире, наряд.... "Ну, конечно, наряд! Это же артист! Красный кафтан с длинными рукавами, парчовый пояс с металлическими крючками. Боярин! Правда, почему-то босиком. Может, разулся?".
- Вы - артист, да? Но, как... Как вы здесь оказались?
Незнакомец всплеснул руками и поднял глаза к потолку.
- Какой артист? Очнись, творец!
Петр Николаевич сильнее вжался в стену.
- Что вам от меня нужно? Уходите, или я вызову милицию! Слышите?
Медленно, по стеночке Петр Николаевич стал передвигаться к телефону, стоящему на тумбочке возле кровати. "Спокойнее Петя, спокойнее, чтобы этот... не понял твоих намерений", - сдерживал он себя. И тут боковым зрением Петр Николаевич заметил, что справа от него кто-то стоит. Кто-то перегородил ему дорогу! Сердце писателя бешено заколотилось, а в животе заурчало.
Он повернул голову.
На Петра Николаевича смотрела женщина. Крепкая осанистая баба; платье в крупный горошек, русые волосы, длинная коса, лицо без косметики. Их взгляды встретились. "Какой пошлый штамп", - скривился Петр Николаевич. Он судорожно сглотнул и спросил:
- А вы ещё кто?
- Я - Марфа. Марфа Калинина. Вы не помните меня?
Петр Николаевич чуть мотнул головой, не сводя глаз с женщины.
- Я из деревни Чернцово. Работаю на ферме, дояркой.
"Чернцово? Конечно, знаю. Но этой женщины не помню. Хотя...", - закончить мысль Петру Николаевичу не удалось. Рядом с кроватью кто-то проявлялся, словно изображение на фотобумаге под действием раствора. Это оказался мальчишка шести-семи лет, одетый в зимний голубой комбинезон. Мальчишка был абсолютно лыс, без бровей и ресниц. На его круглой голове выделялись чуть оттопыренные уши, синие глаза, нос картошкой, рот, да ямочка на подбородке. Залихватски ухнув, ребенок запрыгнул с ногами на кровать и улегся, подмяв под себя пиджак и рубашку.
Петр Николаевич нахмурился и хотел было возмутиться столь наглым поступком, но тут вся комната стала наполняться людьми, возникающими из ниоткуда: взрослые, дети, старики, старухи. И почти все с какими-то изъянами: у одних не было рук, у других на месте лица сплошная кожа, некоторые были голые и бесполые.
"Парад уродов. Я брежу или сплю?", - Петр Николаевич ущипнул себя за ягодицу и вскрикнул от боли. "Не сплю, однако". Ему даже стало немного обидно, что вся эта нелепость происходит наяву.
- Кто вы такие? Откуда вы взялись? Что тут происходит, я вас спрашиваю? - в голосе хозяина квартиры проскользнули визгливые нотки.
Из толпы вышел знакомый уже Петру Николаевичу босой боярин и пробасил:
- Создания мы твои несчастные, творец! Ты написал нас. Мы персонажи твоих романов.
В подтверждение его слов персонажи оживились и заговорили все разом, словно на собрании трудового коллектива. Каждый старался высказаться. Кому нечем было сказать, махал руками или топал ногами. Кому и это было не под силу, раскачивался из стороны в сторону.
Петр Николаевич замахал руками и гомон утих.
- Это же бред! Вы - мои персонажи? Ха-ха-ха...
Он долго хохотал, пока не осознал, что смеется один. Лица в толпе были суровы. Петр Николаевич оборвал смех.
- Вы это серьезно?
Боярин кивнул и следом закивали остальные персонажи, кто чем мог.
- Но.... Это же невозможно! Вас не существует! Вы только в моих мыслях, в моих мозгах....
- И на бумаге, - добавил боярин.
"Чушь какая! Меня разыгрывают, однозначно. Но кто и зачем? А-а-а! Так это же, наверное, организаторы завтрашней встречи решили сделать мне приятное и пригласили актеров. Но, как же им удалось появиться у меня в квартире так внезапно? Нет, что-то здесь не чисто...".
Петр Николаевич медленно, пятясь и не сводя глаз со странной толпы, вышел из комнаты. Затворил за собой дверь, досчитал до десяти и через щелочку заглянул в комнату. Персонажи никуда не пропали. Он отворил дверь чуть пошире и крикнул:
- Послушайте, что вам нужно? Кто прислал вас ко мне? Федосеев?
Боярин сделал шаг к двери.
- Эй, стой где стоишь! Вы все! Немедленно убирайтесь туда, откуда появились, или я вызову милицию. Вы этого хотите?
- Послушай себя, творец! О чем ты толкуешь? Мы пришли к тебе с просьбой...
- Какой еще просьбой? Так вот в чем дело! Я так и знал, что вы начнете у меня что-то выпрашивать. Не дам! Ничего у меня нет! Уходите! Вон! Пошли вон!
- Но мы не можем уйти, пока ты не закончишь с нами.
- Что?! Да, кто вы вообще такие?
- ПЕРСОНАЖИ, - хором отозвалась толпа.
Петр Николаевич схватился за голову. Боль разлилась от мозжечка к темечку, и в глазах потемнело. Он прислонился плечом к дверной коробке, толкнул дверь, распахнув ее, и упавшим голосом в который раз спросил:
- Кем бы вы там ни были, что вам нужно от меня?
Народ зашумел, закачался и тут же затих по мановению руки босоногого командира.
- Да как же не дойдет до тебя, вседержитель ты наш?
Петр Николаевич развел руками.
- Э-э-эх,- протянул боярин. - Дети мы твои неполноценные. Инвалиды сюжета. Не расписал ты нас до конца, не довел до ума тела наши и образы. Легкими мазками лишь обозначил. Но не завершил. И нет нам покоя в твоих мирах.
Петр Николаевич молчал и боярин продолжил:
- Просим тебя, владыка, распиши нас во всей полноте рода человеческого. Дай нам черты, члены наши и красок добавь. Нижайше кланяемся тебе, - с этими словами боярин поклонился в пояс и замахал рукой, призывая остальных последовать его примеру.
Петр Николаевич растерянно глядел на спины склонившихся персонажей. Кое-кто рухнул на колени.
- Будет вам, право! Поднимитесь. Хватит уже!
Подавляя боль, волнами плещущуюся в голове, он размышлял, как ему следует поступить с этим сбродом. То, что сказал боярин, казалось выдумкой, фантазией сумасшедшего. Фантазией одного, двух, ну, максимум трех сумасбродов. Но перед ним стояла дюжина странных людей. Людей ли? А что, если это правда? Что, если это действительно герои его произведений?
Петр Николаевич поправил очки и присмотрелся к людям из первого ряда. Вот этот главный, боярин, похоже, из незаконченного романа о петровской Руси. Петр Николаевич вспомнил, что начал роман еще два года назад, но застопорился с финалом. Кульминация никак не хотела вытанцовываться. И как раз в это время ему пришла в голову замечательная идея другой вещи - повести о буднях сельских жителей в доперестроечной России. Марфа Калинина - героиня этой повести. Жаль, тоже незаконченной.
А мальчишка, он откуда? Скорее всего из повести о ребенке, у которого внезапно открылись паранормальные способности. "Но я, вроде, эту повесть не бросал... Правда, и не прикасался к ней уже давно. Два месяца ступора... Все равно, что брошено".
Ожившие персонажи незаконченных произведений стояли перед автором и сверлили его укоризненными взглядами. Может, все это и галлюцинации, но Петр Николаевич вдруг почувствовал себя лучше. Головная боль утихла, желудок не ворчал, и сердце унялось.
- Возможно, что все это игры моего... э-э-э... разума, так сказать, - начал Петр Николаевич. - И если я вас правильно понял, вы хотите, чтобы я дописал ваши характеры, вдохнул в вас жизнь?
Толпа одобрительно загудела.
- Но, это... Это потребует времени, понимаете? Много времени. Я должен вновь прочувствовать дух вещи, войти в то состояние, в котором она писалась... Вы что, так и будете торчать в моей квартире?
Снова утвердительные возгласы.
Петр Николаевич почесал затылок.
- Ну, хорошо, хорошо. Правда, мне совсем не хочется возвращаться к незавершенке. Право, не знаю, как и поступить...
- Заклинаем тебя, создатель - заверши работы свои, - сказал боярин. - Распиши нас и мы уйдем. Навсегда.
- НАВСЕГДА! - дружно повторили персонажи.
Эта перспектива несколько воодушевила Петра Николаевича, но в то же мгновение мысль об объеме предстоящей работы ушатом холодной воды отрезвила его. Но иного способа избавиться от незваных гостей он не видел.
Петр Николаевич вздохнул. "Обреченно", - мысленно добавил он и чертыхнулся, поминая недобрым словом привычку использовать замусоленные годами штампы и пошлые наречия.
- Хорошо. Я выполню вашу просьбу, - при этих словах народец радостно загудел. - Но при одном условии, - Петр Николаевич поднял вверх большой палец. - Мне нужна тишина. Я должен сосредоточиться.
- Мы обещаем тишину, создатель. Только закончи. Допиши. Поставь точки.
Петр Николаевич удовлетворенно кивнул и, бросив взгляд на наглого мальчишку, все еще валявшегося на кровати, поспешно добавил:
- Да, и пусть этот сорванец освободит мою постель.
Остаток вечера и всю ночь Петр Николаевич не сомкнул глаз. Он добросовестно читал свои незаконченные произведения и писал... писал... писал... По мере завершения очередной вещи из комнаты исчезали персонажи. Они уходили так же тихо и неожиданно, как и проявлялись. Очертания их фигур становились нечеткими, размытыми, а затем растворялись в воздухе без следа. Комната пустела и это уже не очень радовало Петра Николаевича, вопреки его ожиданиям. Скоро он снова останется один в опостылевшей квартире на долгие годы. А, может быть, и навсегда.
Последним, уже под утро, исчез босоногий боярин. И тишина одиночества воцарилась в квартире писателя.