- Эй, девка! Вставай, дело есть! - видеть испуганное и непонимающее лицо студентки - та ещё ляпота.
- Что случилось?
- Да тихо ты, не гомони! Уговор есть, хоррроший - не хухрымухрый какой!
Девица уселась на тахте, потрясла тяжёлой головой и внезапно прищурилась.
- Уговор, говоришь? С бесом-то?
- Не боись, не обижу! Давай по таковски сделаем: я уговорю Кошмар Валентиныча с тобой говорливей да сердобольнее побыть, а ты мне лошадку Пеструшку, подругу мою семицветную, из стойла выведешь? Ну?
- Зачем тебе?
Хррр! Анчутка от нетерпения аж зумами скрежетать начал.
- Надо, говорю!
- А госпоже Ратимире знать не положено о твоём "надо", так? - усмехнулась Агата.
- Ну вот, гляди-ка! А не такая уж ты и дурёха! - подластился Мохнатый и тихонько заскулил, - Нуууу же!
- Ладно, - решилась девушка, покосилась на плотно запертую дверь хозяйской спальни и принялась осторожно одеваться, - Возле конюшни меня жди.
Анчутка радостно взвизгнул, трижды обернулся вокруг себя и тут же оказался на улице. Нерасторопную деваху ему пришлось ждать ещё долгие сто тринадцать притопыпаний на одном месте-местечке.
- Скорее! - вместо обычного ворчания пропищал Мохнатый и юркнул в темноту конюшни.
Не смотря на то, что стойл было всего три - одно для Пеструшки, одно для ослика Булыжника, а одно про запас - Агата трижды оступилась и почти упала, запнувшись за мешок с овсом. Но даже на это маленький бес не проворчал ни звука.
Наконец, девушка разобралась, как вывести лошадку и даже седло зачем-то вытащила.
- Чево енто ты? - удивился Рыжий Чуб.
- С тобой поеду, - объяснила девица и нахлобучила седло на притихшую Пеструшку.
- Вот ещё!
- Иначе никакого уговора! Вдруг, ты сбежать решил?
- Я?! От своей хозяюшки? Совсем дурная девка!
- Ты! - передразнила анчутку Агата, - От своей хозяюшки всё в тайне решил сохранить. Вот и выбирай теперь.
Мохнатый позлился-позлился, сократил усы, подёргал за чуб, да и согласился.
А поседает девка - так сама виновата!
Застоявшаяся за последние два денёчка Пеструшка споро бежала к холмам, приминая сочную ещё по весеннему яркую траву. Ни ям, ни сокрытых в темноте кореньев-поленьев анчутка не боялся - небось не первый раз владения объезжает. Да и семицветная - не простая лошадка - по земле, что по облакам шла. Да ежели ещё Силеон откроет веки целиково...
Но сегодня небесный светильник поглядывал в ночь с ленцой, не с полным любопытствием. Да эта ещё сзади сопит недовольно. Ладно хоть молчит да держится крепко.
Когда Пеструшка на всём скаку "взлетела" на первый холм, Мохнатый блаженно расхохотался. Вот она сила-силушка! Ни сдерживать, ни отдавать не нужно! Вся его - от неба до глубин земных.
Ну, бесовские козявки-шмокодявки, кто сегодня Хозяин? Кому в лапы кидаться станете да у кого пощады молить приползёте?
Мохнатый покрепче обхватил лошадиную шею, вырос во много раз, да кааак свиснет во всю колдовскую мочь. Каааак плюнет кобыле под ноги. Каааак хлопнет в исполинские ладоши. И никаких наговоров-заговоров не нужно, бесовская сила сама вырывается.
В сей же миг по обеим сторонам от Пеструшки зашумело, завозилось, загоготало многоголосо. Бежит, не отстаёт - не то догнать, не то сожрать хочет - вон, уже готовится, за косу Агату треплет, к гриве семицветной цепляется.
Свистит по новой анчутка, бесовский царь. И вздымаются травы, шелестят, пугают. Ещё чуть-чуть, и завяжутся узлом, свяжут целиком да утянут под землю, что лошадку, что перепуганную до смерти всадницу.
Но в третий раз свистит-плюёт-хлопает Рыжий Чуб, старое бесовское отродье. И из травы поднимается рой светлячков бродячих. Да начинает крутиться да вертеться, Пеструшку защищать да врогов хохочущих отпугивать. Да так споро, что ни единого шороха боле не слыхать, ни единого врага не разглядеть, ни единого страховидла не унюхивать. Токмо огоньки верные, словно бы шлейф царя анчутского.
Отпустил тогда Мохнатый светлых друзей да принялся силушку свою немалую показывать.
Разразилась гроза в один миг - не дождя, ни звука - одни только тучи да молнии. И налетел ветер-ураган, да заревел так, что и грому бы не угнаться. Да понаполз туман, густющий, что сметана. Да поднялись с земли скелеты-косточки, да со всех трёх курганов, поди сбежалися.
Тут-то и не выдержала Агата: закричала, завизжала, с мольбой к анчутке обращаться стала.
Но полно причитать - не все Стихии ещё почувствовал, не всю силушку ещё показал Мохнатый-чаровник. Засмеялся, захохотал пуще прежнего, да на всём скаку полянку перепрыгнул, где какие-то странники богам и Стихиям молилися, да злого анчутки шуток избежать пыталися. Увидав обычные людские лица, Агата всхлипнула, отцепилась от узды, да так и сватилась без чувств прямо под ноги одному из путников.