Я хорошо помню тот день, когда в первый раз поднялась на Стенку. Стенка - место встреч молодёжи, располагается в городском парке. Её построили, чтоб укрепить и спрямить крутой склон. Часть склона срезали и выстроили высокую и длинную бетонную опору, которую тинейджеры тут же на всю высоту разрисовала граффити. Изначально планировалось декорировать бетонную стену искусственным камнем, но граффити стало ярким пятном, к тому же администрация не потратила на это ни копейки, и мэр рискнул оставить как есть. Тем более что всё равно разрисуют. Наверху сделали смотровую площадку - там тусовалась молодёжь, а внизу - аллеи с клумбами и скамейками - там гуляли бабушки и молодые мамашки с ребятишками.
В тот день мы с мамой переехали на новую квартиру, неподалёку от парка. Пока грузчики носили вещи, мама разрешила мне погулять, но сказала: далеко не уходить. Ворота парка были через дорогу. От ворот шла широкая аллея, разделённая по центру клумбой распустившихся тюльпанов. По одну сторону от аллеи росли раскидистые мелколистые клёны, а с другой высилась расписанная граффити стена, и метров через сто от ворот была лестница, серпантином ведущая наверх.
Я решила посмотреть сверху на своё новое место обитания и поднялась по лестнице. Будний день, обеденное время - наверху никого не было. Я подошла к перилам и долго смотрела на аллеи и на девятиэтажный дом, квартиру в котором купила мама, и куда сейчас грузчики заносили наши вещи. Внизу гуляли и сидели на скамейках ребятишки с мамами и бабушками, а кое-где даже с папами... Надо же, какая идиллия! А мои родители разошлись. Папа нашёл себе любовницу, которая всего на три года старше меня. Мне - пятнадцать. Вчера исполнилось. Вот такой вот подарок на день рождения. Ну что ж, новая жизнь - это не самое худшее, что может случиться с человеком. Да, и ещё - зовут меня Нелли.
Так вот, в тот первый день на Стенке никого не было. Я стояла у перил и смотрела на город - чужой город. А он словно парил в мареве и от этого казался зыбким, ненастоящим. А чего ещё я могла ждать? Всё доброе, тёплое, надёжное осталось в детстве, в прошлом. А здесь... хотелось плакать от одиночества.
Подул холодный ветер, небо закрыли тучи, и я направилась к лестнице, чтобы уйти домой, пока не начался дождь. И на ступенях столкнулась с парнем чуть старше, чем я. Он остановился, преграждая путь, и принялся бесцеремонно меня рассматривать.
Я не знала, что делать, и стояла как дура. А парень усмехнулся и сказал:
- Так вот кто испортил погоду? Ты откуда такая взялась?
Пока я раздумывала, нахамить или повернуть обратно, парень посторонился и, пропуская меня, спросил:
- А когда ты улыбаешься, солнце светить начинает?
Я невольно улыбнулась и пошла вниз.
- Приходи, как захочешь, - крикнул он вслед, а я сделала вид, что не услышала, но поняла, что приду.
Выходя из парка, я позвонила маме. Поэтому она ждала меня у дверей, и в полутёмный подъезд мы вошли вместе.
- Ты не волнуйся, Нелли. Я уже договорилась, здесь сделают дополнительное освещение. Ну а в квартире светло. Окна большие и выходят на юг - солнца много.
Мама говорила и говорила, а я молча шагала рядом. Ну как ей объяснить, что дело не в этом! Нет, ну конечно, разница есть: заходить в полутёмный подъезд или в хорошо освещённый, только... Ну да ладно, ей спокойнее, вот и хорошо.
На Стенку я пришла на следующий день.
Мама отпустила меня на часок - подышать свежим воздухом, - когда мы с ней закончили раскладывать вещи. Я сразу пошла к лестнице, но в сомнениях задержалась внизу.
Небо снова затянули тучи. Я зябко поёжилась - там наверху, у перилл кто-то был. Я подумала, что это может быть вчерашний парень, а может и кто-то другой.
Но простояла я недолго. Ко мне подошла девушка в чёрном, с белыми прядями в длинных чёрных волосах и с колечком в брови. Справа на шее у неё была тату - синяя бабочка.
- Это ты вчера переехала в тот дом? - спросила девушка и махнула в сторону моего нового жилища.
Я согласно кивнула. И удивилась: в нашей прошлой квартире люди не знали, как зовут соседей на лестничной клетке, а тут... Она хлопнула меня по плечу и сказала:
- Не парься. Я из того же подъезда. Анжела.
- Нелли, - ответила я и пожала протянутую руку.
- Пойдём наверх? Я тебя с остальными познакомлю.
Моё сердце сжалось. Я вдруг испугалась, что встречу там вчерашнего парня. Но его не было. Зато у меня появились новые знакомые. Такие же - в чёрном, как и Анжела.
С тем парнем мы встретились только через два дня. Звали его Макс.
Макс ждал меня возле школы - мы планировали сходить в новый магазинчик "ВампШоп" и купить два анха - ему и мне. Как символ нашей дружбы. А я задержалась в школе на лабораторных работах - препарировала крысу. Поэтому в магазинчик мы попали перед самым закрытием. Пока купили, пока поговорили - а расставаться ой как не хотелось - подступили сумерки, и я поспешила домой. К подъезду подбежала, когда фонари уже светили вовсю. Влетела в подъезд, еле сдерживая подступающую панику. У меня стучало сердце, сжимало горло, перед глазами всё плыло. Дополнительное освещение, как мама и обещала, работало. Но я-то знала, что свет может погаснуть в любую минуту, и тогда всё! Я влетела в свою квартиру и с шумом захлопнула дверь. Снаружи что-то бухнуло и рассыпалось на мелкие звуки, а после скатилось по лестнице вниз.
Мама сидела на кухне бледная. После развода с папой она часто вот так сидела. Она стала бояться темноты и одиночества, и мы договорились с ней помогать друг дружке, разговаривать, делиться...
Когда я подошла к ней, она через силу улыбнулась и сказала:
- Ты же голодная? Давай я тебе разогрею, а то остыло всё. Мой руки.
Я включила музыку. Не потому что хотелось слушать, а чтоб не слышать того, что осталось за порогом в темноте. И пошла умываться.
А потом мы с мамой пили молочный чай и болтали обо всём подряд. Спать пошли далеко за полночь, предварительно, как обычно, проверив фонарики на прикроватной тумбочке и под подушкой на случай, если ночью погаснет свет. Потом прочли вместе молитву и отправились по своим комнатам. Свет остался включенным во всёй квартире.
Несмотря на то, что было позднее время, я ещё долго не могла заснуть: рассматривала анх, гладила его, прижимала к щеке, к губам...
Наконец сон победил, и я провалилась в зал с мрачными стенами и потолком. По полу струился дым, и я утопала в нём до колен. Откуда-то доносились странные звуки, было в них что-то знакомое и незнакомое. Я не хотела их слушать, но плеер остался дома. Я стала петь - сначала потихоньку, потом громче и громче. Странные звуки рассыпались на множество других, окружили меня и рассмеялись над моей попыткой заглушить их. Стало жутко, и я замолчала. И тогда среди звуков выделился один, самый назойливый, тот, который приближался ко мне с шумом и воем. Он становился всё громче, всё многоголосее. Наконец я поняла, что к нему присоединяются другие звуки, снова и снова. Пока не превратились в один огромный, подавляющий, размазывающий, уничтожающий вал грохота, скрежета, воя...
Я прижала руки к сердцу и почувствовала, как что-то упёрлось в ладонь. Раскрыла ладонь и увидела анх. В тот же момент нападающий вал грохота словно наткнулся на звуконепроницаемую преграду и исчез. А я проснулась.
Анх отпечатался у меня на щеке. С одной стороны это было мило, с другой - не могла же я так пойти в школу?!
Я люблю утро. Утром город просыпается, жизнь оживает. Ночь, словно острый нож мясника, отрезает заветренное прошлое и сталкивает его в помойное ведро небытия на растерзание крысам памяти. А новый срез, ещё не тронутый повседневными делами и бытом, привлекает внимание своей свежестью, неиспорченностью. Утром кажется, что жизнь тебя любит.
Совсем другое дело вечер. Солнце садится и кончается свет. И тогда даже фонари не могут разогнать темноту. С заходом солнца наступает время конца света. Заветренного света... К исходу дня у меня просыпается жажда жизни. И чем ближе ночь, тем жажда сильнее.
Но это будет только вечером, и сейчас не хочу думать об этом. Я иду в школу и на шее у меня анх. И знаю - такой же анх украшает шею Макса. Я время от времени прикасаюсь к цепочке, нащупываю согретый моим теплом металл.
Возле школы меня ждут друзья. Я подхожу к ним, здороваюсь. Анжела предлагает прогулять уроки. Говорит легкомысленно, но в глазах читается тревога.
- Что случилось? - спрашиваю я.
Анжела трясёт волосами и выдыхает:
- На Стенке...
Что-то сжимается в моей душе в предчувствии беды. Я пытаюсь расспросить ребят, но их лица, бледные то ли от грима, то ли от чувств, не располагают к беседе. Наоборот, хочется задуматься о жизни. Я снова трогаю анх, символ моего сегодняшнего бытия и, после ночного кошмара - спасительный амулет.
К Стенки мы приходим быстро. Внизу около лестницы и наверху толпился народ. Мы поднимаемся. Встаём в сторонке.
В центре наблюдательной площадки лежит труп бомжа. Вокруг снуют полицейские. Они фотографируют, что-то пишут, осматривают всё вокруг. Анжела со словами:
- Столько внимания какому-то бомжу. Странно, - тянется подойти поближе и посмотреть, что там такого, что заставило приехать сюда следственную бригаду.
Порыв ледяного ветра, и я хватаю подругу за локоть:
- Не ходи.
- Ты что, боишься, что ли? - усмехается Анжела и высвобождает руку.
Возвращается она быстро и бледная настолько, что никакая косметика не сможет этого скрыть.
- У него разрезан живот и кишки наружу. И он весь как будто покрыт инеем...
А потом её рвёт.
Я не смотрю на труп. Что на него смотреть? Труп он и есть труп. Нет. Я смотрю на тени. Вот где прячется истина! Вот чего нужно бояться: тьмы и мрака. Когда кончается свет, уходит тепло. Остаётся мрак и холод. Вот почему иней на трупе. Глупые полицейские! Нужно фотографировать тени - они свидетели происшествия. А полицейские вместо этого осматривают карманы бомжа, пытаются собирать улики, опрашивают свидетелей. А какие могут быть свидетели во мраке? Только сам мрак, только темнота, только холод. Но они ничего не расскажут о том, что тут произошло - это не в их интересах. Я-то знаю!
Потолкавшись на Стене, мы отправились на квартиру к одному из наших. Его родители уехали, и мы могли спокойно посидеть и поговорить. По дороге зашли в магазин и купили алкотоника и конфет.
Выпивку разделили поровну. Заели конфетами. Напряжение потихоньку отпустило. Я не помню другого такого случая, когда музыка рок-группы "Нектофобия" была настолько в тему: "Мрак. Мрак. Тебя окружает мрак. Ты не сможешь от него убежать, но... Живи, пока жив. Пока в сердце горит огонь. Пока горишь, ты - жив. Пока мечтаешь - ты жив. Пока любишь - ты жив. Но помни, тебя окружает мрак, и рано или поздно он поглотит тебя".
Хотя на улице светило солнце, я включила свет, и никто не возразил. Так мы и сидели: звучали песни, светили лампочки и солнце, и мы старались говорить о повседневном. Но бег времени никто не отменял, и вот уже тени стали длинными.
Расходиться не хотелось. Казалось, что едва мы расстанемся, и каждый останется один на один с темнотой. А в одиночку эту битву не выиграть.
Мама встретила нас с Анжелой у подъезда. Анжела пошла к лифту, а мы с мамой - пешком на свой третий этаж. Мама была бледна, и я решила не рассказывать ей о трупе. У двери я хотела спросить про ключ, и тут мама почувствовала запах алкотоника. Она только спросила:
- Та девочка, с которой ты пришла, тоже пила?
Я не стала врать. Мама поджала губы и вошла в комнату.
Потом мы молча поужинали, так же, не проронив ни слова, посмотрели телевизор, и, когда я собралась идти спать, мама сказала как бы между прочим:
- Мне сегодня звонила твоя класснушка. Ты прогуляла школу.
Мне стало очень стыдно. И не за то, что прогуляла, а за то, что скрыла это от мамы. Ведь у нас с ней договор рассказывать всё друг дружке. Но тем, что сегодня произошло, я не могла с ней поделиться.
Я повернулась к маме и сказала:
- Извини, я не хотела тебя беспокоить, просто сегодня...
Мама не стала меня слушать и ушла в свою комнату. Я хотела догнать её и всё объяснить, но мама выключила свет. Она никогда, сколько я помню, так не делала. Мне стало тоскливо и больно в груди. Лучше б она накричала на меня или даже побила б! Только не это ледяное мрачное молчание.
Я проснулась в холодном поту. Мамы дома не было. Ушла она рано и ничего мне не сказала. Я собралась в школу. По дороге заглянула на Стенку. Там всё было тихо. Анжела пришла в школу как обычно. Только под глазами были тёмные круги, да бабочка на шее поблёкла и словно бы оплыла.
Уроки тянулись невыносимо медленно. Чтобы хоть как-то скрасить время, я чатилась с Максом. Договорились сегодня встретиться и пойти гулять. Ему я хотела рассказать про бомжа и про свои кошмары и страхи.
Но жизнь внесла свои коррективы: когда я вышла из школы, меня ждали Макс и мама. Пришлось их познакомить.
О том, чтобы отпустить меня погулять, мама и слушать не захотела, и мне пришлось идти учить уроки, убирать в доме, помогать готовить ужин. А потом для прогулки стало слишком поздно.
Ночью мне снится синяя бабочка. Она порхает по комнате, всё приближаясь и приближаясь к свету. Всё ближе и ближе... Пока не... Потом я снова проваливаюсь в зал с мрачными стенами и потолком. И снова по полу струится дым, и я утопаю в нём до колен. И снова откуда-то доносятся странные звуки, есть в них что-то знакомое и незнакомое.
Но кое-что отличается от предыдущих кошмаров: посреди зала стоит большой стол. На столе лежит Анжела. Вокруг на стульях сидят все наши и мама. С одной стороны во главе стола мой папа, а с другой - Макс. Прислуживает тот самый бомж. Он абсолютно одинокий. Он во тьме и холоде. Его никто не вспомнит после смерти, никто не подарит тепло своих воспоминаний. А потому он всё ещё покрыт инеем и кишки волочатся за ним, но бомж не обращает на это внимания. Бомж, манерно отставив мизинчики, отрезает кусочки от Анжелы и раскладывает по тарелкам. И везде... везде бегают препарированные крысы!
За столом царит тишина. У всех присутствующих на лицах маски из одноразовых тарелок - вырезаны дырки для рта и для глаз. Но я точно знаю, кто есть кто.
Пока я рассматриваю всех, встаёт папа и поднимает пластиковый стаканчик. И тут я вижу, что такие же, наполненные чем-то тёмным, пластиковые стаканчики стоят около каждого. Папа поворачивается ко мне, и все за столом тоже поворачиваются. Бомж оставляет нож с вилкой и спешит ко мне, берёт под локоток и тянет к свободному месту. Я не в силах сопротивляться.
Едва я сажусь, как папа начинает говорить:
- Она была молодая и мягкая. Жизнь ещё не вытянула из неё жилы и не заполнила жиром её беззащитность. Нам редко перепадает вкусить такую нежную, такую мягкую...
Я с ужасом смотрю, как бомж отрезает кусок мяса с шеи, вместе с бабочкой, кладёт на тарелку и пододвигает ко мне. А папа тем временем продолжает:
- У неё была горячая кровь...
Я вижу, как пластиковые стаканы ведёт от температуры, содержимое закипает с багровой пеной, и понимаю, что в стаканах кровь. Кровь сворачивается, расслаивается: внизу сукровица, а сверху бурые хлопья... Все поднимают стаканы и смотрят на меня. Я поворачиваюсь к маме в надежде, что она спасёт меня, но мама холодная и равнодушная. Замёрзшая, заледеневшая от боли и одиночества, покрытая инеем - это всё из-за меня! Я не сдержала слова, я не рассказывала всё. Уходила с друзьями, а должна была быть с ней!
Бомж суетится рядом, пододвигает мне стаканчик, вынуждает взять. Я смотрю на бомжа и вижу свою маму - это она абсолютно одинокая. Она во тьме и в холоде. Она ухаживает за гостями, а за ней волочится шлейф боли и тоски. Потом смотрю на Макса, и он всё больше и больше становится похож на папу. И если бы только это! Его анх стекает с шеи. Мой - тоже! Они тянутся друг к дружке, соединяются в странную двукрылую бабочку, которая летит вверх, туда, где должно быть солнце. И где её встречают темнота, мрак и холод. И я понимаю, что осталась одна.
Вокруг стоит гул. Со стен и потолка давит мрак. Он наползает, и вот уже во всём мире остался только стол с останками Анжелы и пиршествующие. И больше никого и ничего. Живи, пока жив. Пока в сердце горит огонь. Пока горишь, ты - жив. Пока мечтаешь - ты жив. Пока любишь - ты жив. Но помни, тебя окружает мрак, и рано или поздно он поглотит тебя. Мрак. Мрак. Тебя окружает мрак. Ты не сможешь от него убежать, но... Живи, пока жив...
Откуда-то издалека слышны посторонние звуки. Есть что-то в них знакомое и непреодолимо чуждое. Кто-то говорит: "У неё жар. Бедняжка бредит". Но эти голоса в другой вселенной. А здесь тьма уже поглотила пиршествующих. И есть только я, бомж-мама и то, что осталось от Анжелы.
Ещё чуть-чуть - и нас тоже не будет. Когда нас не станет, никто не вспомнит, не подарит нам тепло своих воспоминаний. Свет закончился. Тепло уходит. Но живи, пока жив. И знай, ты не сможешь сбежать. Тебя окружает мрак.