Мертвые земли

1

Могил не было.

Многие из нас уже свыклись с тем, что умершие близкие всегда рядом. И останутся рядом, какие бы круги мы ни описывали. А когда совсем кончатся силы, можно будет так же лечь и уснуть, стать частью ледяной пустыни.

О цели пути мало кто помнил, кроме меня и Фингона. Лишь восемнадцать их было - тех, кто держался рядом с нами, кто сохранил осмысленный взгляд и волю к борьбе. Мы старались поддерживать остальных, но толку от этого было немного.

Те, кто, пошатываясь, брели вперед, больше не были воинством. Десятки тысяч совершенно измученных эльдар, утративших надежду. Тургон был среди них. Похоронив жену, он сделался безучастным ко всему, и даже нам с Фингоном не удавалось пробить ту стену, которой второй мой сын отгородился от мира. Лишь с одним существом разговаривал теперь Тургон - с маленькой Идриль, которую нес на руках. Рассказывал ей истории. Длинные, красивые сказки, в которых были приключения и любовь, дружба и творчество, но никогда не было холода.

Так мы шли, и даже я привык к ледяным холмикам могил. Если мы их долго не видели, я понимал, что круг получился больше обычного.

Но теперь могил не было уже очень давно. Старых могил. И несколько новых, которые пришлось сложить, тоже остались позади.

- Отец... - Фингон, склонившийся над прорубленной во льду лункой, выпрямился и подошел ко мне. - Посмотри. Эта рыба...

Руки его дрожали.

Я взял у него небольшую рыбку. Красная спинка, иссиня-серые плавники. Таких мы не видели с тех пор, как углубились в ледяную пустыню.

- Берег... - голос Фингона сорвался. - Берег близко.

- Еще! - я почти побежал к лунке.

Поскользнулся, но удержался на ногах.

- Еще, Фингон! Надо поймать еще! Убедиться, что это не случайность. Нет, дай я сам!

Вокруг нас собирались нолдор. Рыбешку передавали из рук в руки, потухшие взгляды прояснялись, лица светлели. Я бросил спутникам вторую такую же. И третью.

Я выпрямился, но заговорить смог не сразу. Ждал, пока перестанет колотиться сердце. Ждал, пока немного успокоятся нолдор.

- Слушайте меня! - я вскарабкался на ледяную глыбу и вскинул руку, требуя тишины. - Мы почти у цели! Осталось немного. Надо собраться с силами!

- Даже если берег недалеко, нам не достичь его! - крикнул кто-то.

- Ледяная пустыня нас не отпустит, - подхватил второй. - Будет водить кругами, пока мы все не умрем.

- Мы напрасно ушли из Амана, принц Финголфин!

- Да, - жестко ответил я, - Пустыня не выпустит тех, кто мечтает о возвращении в Валинор. До тех пор, пока не убьет их всех. Нам некуда возвращаться, нолдор! Мы изгнаны. Нам один путь - в Эндорэ. Или смерть.

Я выдержал паузу.

- Кто предпочитает умереть от холода, мечтая об Амане, оставайтесь здесь. Я не стану ни принуждать вас, ни уговаривать. Кто хочет жить, пойдет со мной дальше.

2

Я придержал коня. В этом месте дорога сужалась и лучше было ехать шагом. Да и Феанору следовало дать возможность полюбоваться на открывшийся перед нами вид.

Склоны, поросшие приземистыми соснами с цепкими корнями. Темно-серые, почти черные скалы. На другой стороне ущелья - водопад. А дальше - неприступный хребет с вершинами, покрытыми снегом. Граница Ангбанда.

Мастер, не торопясь, огляделся и одобрительно кивнул. Скупая похвала одного творца другому, которая дороже любых восторженных слов, хотя слова, конечно, тоже приятны.

- Знаешь, когда-то я пел северные горы и думал: тут будут жить Дети. Бродить по склонам. Спускаться в ущелья. Любоваться. Радоваться. Восхищаться, - я вздохнул. - Не вышло. Те, для кого всё это было предназначено, враги мне. А если и не враги, моя Тема пугает их. Всегда пугала. Еще с Пробуждения. Эльфы - слишком народ Единого. А орки не видят и не чувствуют красоты. Совсем.

- Мелькор, я давно хотел спросить тебя... Впрочем, может, передохнем немного?

Предложение пришлось очень кстати. Я все быстрее уставал в последнее время, в чем не очень-то хотел признаваться.

- Да, конечно, - согласился я, старательно скрыв облегчение. - Спешить некуда.

Спрыгнул на землю, высмотрел пару камней покрупнее, собрался было изменить их форму, чтобы получилось подобие кресел, но передумал. Прежде это было бы для меня пустяком. Ничего не значащей мелочью. Прежде власть над материей доставляла мне удовольствие. Земля Эндорэ помнила мой голос, признавала мою волю и откликалась с готовностью и доверием. Я мог лепить из нее, что хотел, словно из глины. Потому что я был истинным Хозяином Арды. И остался, несмотря ни на что. Только вот сил у меня сейчас было мало.

- Спрашивай, - разрешил я, встав у края обрыва: с этого места водопад смотрелся лучше всего.

- Откуда взялись орки? В Амане говорили, что они искаженные эльдар, что их создал ты, - Феанор поморщился. - Я не верю в это.

- Почему не веришь? - я повернулся к нему, заложив руки за спину и покачиваясь с носков на пятки.

- Они уродливы и тупы.

- И поэтому не могут быть измененными квенди? Извини, я предпочитаю здешнее название твоего народа.

- Нет. Поэтому они не могут быть твоими созданиями. Мелькор, они же какие-то... недоделанные!

- Именно, - невесело усмехнулся я. - Именно недоделанные. Я не закончил работу: помешала война.

- И ты действительно похищал и мучил эльдар? - недоверчиво переспросил Феанор.

- Зачем? - удивился я. - Квенди всегда отличались изрядным любопытством. Многие сами забирались на север. Мы разговаривали с ними. Понемногу учили. Ну, и поменяли кое-что в их мелодии между делом. Поверь, никто их не мучил.

- Что вы в них поменяли, Мелькор?! - Пламенный смотрел на меня так, словно впервые встретил и не знал, как относиться.

- Немногое, - спокойно ответил я. - Орки были задуманы как народ воинов. Существа быстрые, выносливые, смелые и жестокие. И, что существенно, плодовитые. В отличие от твоих сородичей.

- Зачем? - с упреком спросил Феанор. - Ты же готовился к сражению со Стихиями. Чем помогли бы орки?

- Большинство квенди не приняли мою Тему. Они боялись меня. А значит, могли когда-нибудь встать на сторону Валар. На этот случай я и приготовил орков. Не Поющим же сражаться с Детьми!

Пламенный совсем помрачнел:

- Ты собирался воевать с моим народом. Уже тогда.

- Вовсе нет. Я пустил бы в дело орков лишь в крайнем случае.

- Но ты сделал их плодовитыми. И оставил бессмертными, верно? Рано или поздно они захватили бы землю.

- Плодовитыми - по сравнению с квенди, но гораздо меньше, чем животные. И они погибали достаточно часто, чтобы их не сделалось слишком много.

- Не нравится мне все это, - хмуро сказал мастер, усаживаясь на камень.

- Мне тоже, - легко согласился я. - Орки, которых ты видишь сейчас в Ангбанде, своим появлением обязаны Войне Стихий. Из первого поколения, созданного нами, почти никого не осталось в живых. А их потомки, изуродованные Диссонансом, все больше уподоблялись зверям. Их кое-как удается обучать и держать в повиновении, но не более того.

- И ты не пробовал возродить свой народ? - удивился Пламенный.

- Не из кого: слишком мало уцелевших из первого поколения. Да и незачем. Теперь меня гораздо больше интересуют люди.

- Тоже в качестве воинов?

- Возможно, но это не главное их предназначение. Атани гости здесь, Феанор. Так было предпето, по крайней мере. Для Перворожденных Арда - дом. Для нас, Поющих, - жизнь. Именно поэтому я никогда не смогу примириться с Валар, даже если бы и они, и я пожелали этого. Воплощая свою Музыку в мире, я поневоле причиняю им боль. Я - им, а они - мне. И никуда нам не деться от этого. Арда - часть каждого из нас. Мы срослись с ней.

- А люди могут уйти отсюда? - с сомнением уточнил мастер.

- Они не просто уйдут. Они когда-нибудь создадут новый мир. И не один.

3

- Атани сюда еще явятся, - Вала мечтательно улыбнулся и вновь повернулся к водопаду, словно хотел представить, каким его увидят люди.

И тут же досадливо поморщился. Красиво... но можно улучшить. Если приподнять скалы слева и резче обозначить линию обрыва, получится гораздо выразительнее. Только вот силы сейчас нельзя тратить на это. Слишком их мало. И, что еще хуже, становится меньше. К счастью, незаметно для окружающих. Пока незаметно.

Мелькор со вздохом повернулся к обрыву спиной. Водопад, которым он прежде с удовольствием любовался, теперь вызывал раздражение. Словно немой упрек. Свидетельство бессилия. Непринятый вызов.

Феанор сцепил пальцы, встревоженно глядя на друга. Что-то неладное творилось в последнее время с Валой, это нельзя было не почувствовать.

- Ты снова злишься на что-то, - без обиняков сказал Пламенный. - Как будто что-то тебе мешает. Какое-то препятствие, которое ты не можешь преодолеть.

В глазах Мелькора плеснулась ярость. Почуяв гнев Поющего, кони испуганно захрапели и попятились.

- Расскажи мне, что происходит, - настойчиво попросил Феанор, ничуть не смущенный этой вспышкой. - Я же все равно вижу.

- Ладно, - Вала пожал плечами и уселся на камень рядом с Пламенным, вытянув ноги и прислонившись спиной к скале.

Феанор чуть наклонился к нему, приготовившись слушать.

- Я ведь рассказывал тебе о схватке с Унголиантой, - начал Мелькор, стараясь не смотреть на злополучный водопад. - Так вот, эта тварь жива. И она - в Эндорэ, - его лицо дернулось, словно от острой боли. - А Эндорэ - это я.

- То есть, тварь, убившая Древа, теперь тянет силы из тебя? - нахмурился мастер. - Что за существо эта Унголианта, что даже Валар не могут справиться с ней?

- Если бы я знал, думаешь, я позволил бы Паучихе безнаказанно разгуливать по моим землям?! - пальцы Мелькора дрогнули, словно он хотел сжать кулаки, но не завершил жест. - Да и мои... родичи знают не больше. Она не Музыка, понимаешь? Она... - он замялся, подыскивая слово, - отрицание Музыки. Воплощенное Разрушение. Сущность, враждебная всем нам - и мне, и Поющим Амана. Откуда она взялась в Арде? - Вала развел руками. - Я могу только догадываться об этом. Возможно, Унголианта - порождение Диссонанса. Прямого столкновения двух Тем. Обеих Тем.

Он помолчал, покусывая губы, потом продолжил очень жестко, словно через силу:

- Прежде Паучиха была слабее. Намного слабее. То, что она обрела такую мощь - моя вина. Да, я не мог обойтись без Унголианты, но мне следовало быть осторожнее. Я недооценил эту тварь.

Он посмотрел на далекие вершины и снова перевел взгляд на Феанора.

- Я должен ее уничтожить. Дважды должен: и во искупление своей ошибки, и как хозяин Эндорэ. - В голосе Мелькора слышалось отчаяние. - И... не могу. У меня нет оружия против нее. Моя сила для нее пища.

- Покажи мне эту тварь, - попросил мастер.

4

Пустота.

Нет. Это только кажется пустотой. Оно живет. Оно ищет. Оно голодно.

Тишина, вязкая, как трясина. Любые мелодии тонут в ней, распадаются на бессмысленные обрывки и перестают быть.

Смерть, не оставляющая надежды на возрождение. Смерть окончательная. Смерть духа и Музыки.

Паутина облепляет тебя - не вырваться, не шевельнуться. Можно только беспомощно следить, как приближается охотница, чтобы медленно, с наслаждением выпить твою жизнь.

Мелькор показал мне все очень подробно. Я словно сам пережил то, что пришлось испытать ему.

Я был в логове Унголианты в Аватаре и говорил с ней, с трудом сдерживая дрожь отвращения. Я стоял рядом с умирающими Древами, наблюдая, как насыщается гигантская паучиха. Я мчался на север, окутанный удушающим облаком чуждой силы, с ужасом понимая, что мне нечего противопоставить ей. Я видел, как исчезают в утробе твари лучшие из наших творений. Я бился с Унголиантой мечом, чувствуя, как с каждым ударом моя сила переходит к противнице. Я сжимал в руках Сильмариллы, превратившиеся из последней надежды в орудие пытки. Я лежал на земле, опутанный паутиной, уже не в силах сопротивляться.

А потом стало еще хуже. Я чувствовал, как умирает Эндорэ. Как яд пропитывает каждый комок земли, растворяется в воде, проникает в сок растений и кровь животных. Я видел, как трескаются и крошатся гранитные скалы, как рассыпается серым прахом трава, как белеют и вянут листья, как медленно опускаются на землю ослабевшие звери с мутными ввалившимися глазами. Я слышал отвратительное похрустывание панциря при каждом движении Паучихи - единственный звук там, где она не оставила ничего живого.

- Отпусти... - с трудом выговорил я. - Не м-могу больше.

Резко выдохнул и сжал виски пальцами, пытаясь избавиться от видения.

- Я чувствую это все время, - отрывисто сказал Мелькор, обрывая мысленную связь со мной. - То, что она делает с Эндорэ.

- Такого... не должно быть в мире, - язык едва слушался.

Я протер глаза: все вокруг казалось теперь выцветшим, будто подернутым дымкой. Словно и сюда уже добралась Унголианта.

- Но оно есть, - тихо ответил Мелькор. - И с каждым часом становится сильнее, постепенно убивая мою Музыку. И меня.

- Этого больше не будет, - процедил я сквозь зубы. - Я уничтожу тварь.

- Ты? - изумленно переспросил Вала. - Воплощенный?!

Я вскочил, сжав кулаки:

- Я убью ее!

Мелькор тоже поднялся и встал лицом к лицу со мной, словно загораживая путь.

- И как же ты собрался сражаться? - он зло оскалился. - Или ты не понял, что такое Унголианта? Еще показать?!

- Она силой Валар питается, так ведь? Ее пища - Эндорэ? Ну, так я угощу ее Пламенем!

- Ты хоть соображаешь, чем твое безрассудство может обернуться для мира?! - Взгляд Мелькора стал бешеным, губы побелели от ярости. - Ты думаешь, ты только жизнью своей рискуешь? Или ты считаешь, что если я до сих пор не разобрался с этой тварью, так и предпринимать ничего не намерен? Скормить Паучихе Пламя! Замечательная идея! Да тварь тебе благодарна будет за гостинец! Съест его и еще попросит.

- Подавится, - отступать я не собирался. - Музыку она пожирает, верно. Любую. Но Пламя - вне Музыки.

Мелькор одарил меня испепеляющим взглядом и отвернулся. Прошелся взад и вперед по тропе. А когда снова посмотрел на меня, лицо его было уже спокойным и сосредоточенным.

- Мне это не нравится, - заявил Вала. - Но другого пути я пока не вижу, а твое предложение можно обсудить. Садись, - он кивнул на камни. - Будем думать.

- Я, конечно, Воплощенный, - сказал я, усаживаясь. - Но ведь и Унголианта связана телом, разве не так?

Мелькор полузакрыл глаза.

- Феанор, Паучиха в несколько раз больше тебя. И когда хочет, она способна двигаться очень быстро. А она захочет, будь уверен.

Он помолчал.

- Была у меня мысль - выйти против нее вместе со всеми майар и балрогами. Возможно, Унголианта и не выдержала бы удара такой мощи. Но я не могу к ней даже приблизиться. Из-за рук. Нет, дело не в боли - с этим я научился справляться. Тут... другое. Хуже.

- Что же еще?

- Я теряю силы, - тихо признался Мелькор, глядя в сторону. - И не только из-за Унголианты. Это похоже... ну, как если бы Воплощенный медленно истекал кровью и не мог остановить ее. Именно поэтому Паучиха поселилась на Севере. Она... чувствует, Феанор. Питается этим и ждет, пока я достаточно ослабею. Попытайся я напасть первым - лишь облегчу ей задачу. Эти ожоги, словно дыра в броне, делают меня беззащитным перед Унголиантой. А получи она всю мою силу - и с ней уже никто не сладит. Оттого я и тянул столько времени. Всё надеялся - сумею исцелиться и уничтожу эту тварь.

У меня мороз пробежал по коже от его слов. Не-ет, друг мой, напрасно ты думаешь, что я буду сидеть сложа руки, пока Унголианта жрет тебя заживо!

- Я убью Паучиху, - сказал я спокойно.

Не потому, что был уверен в победе. Потому, что не видел иного выхода.

- Убью. И неважно, какой ценой.

5

Решение было принято. И как бы оно ни претило мне, следовало заняться делом. Я и так потерял много времени.

Подготовкой Феанора к походу я занялся лично. И не только из-за важности предстоящего сражения. Не только потому, что Пламенный был моим другом. Заботы, которые я старательно для себя находил, не оставляли времени для посторонних мыслей. Мыслей, которые стали бы для меня пыткой, допусти я их в свое сознание.

- Феанор, как давно ты не упражнялся с мечом?

Он пожал плечами:

- Со вчерашнего дня.

- А до этого?

- Против кого мне было сражаться в последние годы? - вопросом ответил мастер. - К какому бою готовиться?

Я медленно прошелся по комнате, стараясь подавить невольное раздражение. Сколько раз мы скрещивали когда-то клинки в дружеских поединках! И кому, как не мне, следовало бы тренировать Феанора сейчас. Да нет, не его! Я сам должен бы...

- Я попрошу Саурона пофехтовать с тобой. Он лучший боец в Цитадели после... м-м-м... просто - лучший.

- Нет, Мелькор.

Я не сдержал горькой усмешки.

- Сейчас Саурон действительно лучший - сказал я с нажимом, - Но я ведь не говорю, что так будет всегда.

- Может быть, он и лучший, - ответил Пламенный. - Но я не доверяю ему.

- Феанор, - я подавил вздох, - Саурон мой давний сподвижник. Более того - друг. Я всегда мог на него положиться. У тебя нет оснований для недоверия.

- Саурон друг тебе. Но не мне.

- А Ральтагис?

Я испытующе посмотрел на нолдо. Подарок его я передал, но майэ ничуть этому не обрадовалась. Хорошо было бы узнать, что произошло между ними. Но оба молчали, а задавать вопросы я не хотел.

- Мелькор, ты ведь прекрасно чувствуешь, как относятся ко мне твои майар, - Феанор сердито дернул плечом. - Я не стану фехтовать ни с кем из них. Да, я знаю, что они не сделают ничего против меня. Но хорошая тренировка требует определенной открытости. Открыться перед ними я не могу.

Он помолчал.

- К тому же, искусство владеть мечом в данном случае не столь уж важно, мы оба понимаем это. Гораздо больше меня тревожит скорость Унголианты. Что, если Паучиха просто сбежит, почуяв неладное?

- Не сбежит, - заверил я мастера. - Ты пойдешь не один.

- Ты отправишь со мной балрогов? - Пламенный, как обычно, понял меня с полуслова.

- Да. Но тебе надо будет познакомиться с ними поближе, прежде, чем вы отправитесь.

- Однажды мы уже познакомились, - хмыкнул Феанор. - Да и Унголианта прежде встречалась с ними. Она боится огня, верно?

- Балроги не способны уничтожить Паучиху. Но причинить ей боль, повредить, а то и полностью разрушить ее тело - вполне в их силах. Они могут взять эту тварь в кольцо, измотать ее, изранить, а затем против нее выйдешь ты. И добьешь. Я прикажу балрогам не лишать Унголианту плоти, иначе до нее гораздо труднее станет добраться.

- Хорошо.

- И еще, пожалуй... надень Венец.

Феанор поднял брови:

- Зачем он в бою? Это же не оружие!

- Тебя могут ранить, а из балрогов плохие целители. У тебя могут кончиться силы. Венец поможет тебе восстановиться.

- И послужит приманкой, - закончил он мою мысль. - Чтобы не гоняться за Паучихой.

- Именно. Он притянет ее, как магнит железную стружку.

- Но если верх одержит Унголианта...

- Венец станет последним шансом, - я заставил себя проглотить комок в горле. - Паучиха попытается добраться до Сильмариллов, и ей придется одновременно поглотить и Тьму, и Свет. Сейчас они связаны, но как только Венец будет разрушен, обе силы освободятся. И разорвут тварь. Только вот...

- Только - что?

- Я не знаю, чем это может обернуться для Арды.

6

- Это здесь.

В каменной стене справа появилась щель. Оттуда потянуло жаром. Язычки пламени показались между краями разлома, словно пальцы, которыми кто-то невидимый раздвигал скалы. Пол под ногами ощутимо дрогнул. Казалось, весь Тангородрим пришел в движение. Стена раздвинулась, образуя проход. Достаточно просторный - в него могли бы свободно заехать три всадника в ряд. Только вот желающие едва ли нашлись бы: путь преграждала сплошная завеса ревущего пламени.

Мелькор взглянул на друга, молчаливо предлагая следовать за собой, и шагнул в огонь. Нолдо помедлил мгновение и последовал за ним. Прикосновение подземного пламени оказалось неожиданно приятным: Феанор почувствовал лишь ласковое тепло, но не жар.

Вала словно не замечал бушующего вокруг огня и спокойно шагал вперед. Через несколько дюжин шагов он остановился, и Феанор увидел, что в пламени движутся тени. Высокие, постоянно меняющие форму. У некоторых можно было различить подобие головы и рук, иные казались языками темно-багрового огня. Балроги придвинулись ближе, окружая вошедших. Похоже, Мелькор сейчас мысленно говорил с ними. Даже не видя глаз обитателей пещеры, Феанор чувствовал, что его внимательно изучают.

7

Властелин! Наконец-то! Мы так ждали тебя! Приказывай, дай же нам дело, выпусти нас наконец на волю!

Приказывай. Мы готовы. Мы сокрушим всех врагов твоих. Мы расплавим камни, освобождая место для твоих подземных чертогов. Мы будем танцевать для тебя, Властелин. Мы будем петь с тобою.

Мы - языки твоего пламени, ноты твоей мелодии, пальцы рук твоих. Сила, полностью покорная твоей воле.

Но ты не один! Ты привел с собой этого странного Воплощенного, который не Воплощенный. Он похож на тех, что явились из-за Непроходимого. На тех, кого ты запретил нам трогать. Он похож на них - но он сродни и нам тоже.

Он был врагом тебе. Мы танцевали с ним, одолели, но, по воле твоей, оставили жить. И сейчас в нем нет враждебности. И страха нет. Лишь любопытство. И что-то еще... Предвкушение. Волнующее предчувствие битвы.

Будет сражение?!

Этот... Огонь-скрытый-плотью... Феанор пойдет с нами? Это мы пойдем с ним? Против Убивающей Музыку? Ты позволишь нам уничтожить ее? О, ты воистину щедр, Властелин!

Да, мы станем щитом Феанору, раз такова твоя воля. Мы будем повиноваться ему в этом походе. Мы станцуем для Убивающей Музыку - все вместе, мы и он.

8

Духи огня. Сильнейшие из воинов Ангбанда, всецело преданные своему Властелину. Я долго мечтал их увидеть. Потом - бился с ними и проиграл. Сейчас мы должны были сражаться против общего врага. И победить.

Когда-то я думал, что балроги сродни мне. Но теперь понял, что это не так. Я чувствовал Пламя и мог призывать его, используя в работе или в бою. Они были Пламенем сами. Точнее - частью его. В них не было ничего от того золотого огня, что пылает в кузнице или в очаге дома, даря свет и тепло - огня, который только и знали мы в Амане до гибели Древ. Зато была необузданная мощь лавы, выплескивающейся из-под земли, сокрушительное буйство лесного пожара.

Ничего подобного не существовало и не могло существовать в Валиноре - лишь в видениях, которые показывал мне Мелькор. Багрово-рыжее пламя Удуна. Величественные картины - у меня дух захватывало от восхищения. И я отчетливо чувствовал, как тоскует мой друг по этой недосягаемой красоте.

Потом я увидел этот огонь наяву. Он метался на концах факелов, когда сыновья повторяли за мной Клятву. Он бросал кровавые отблески на белые пристани Альквалондэ. Он уверенно взбирался на мачты не нужных мне более кораблей, превращая паруса в тлеющие лохмотья. Он сопровождал меня всю дорогу - лишь затем, чтобы остановить у ворот Ангбанда, приняв облик балрогов.

Темная часть Пламени. Сила, не признающая преград, не ведающая пощады. Коварная. Притягательная. Едва ли не более близкая мне, чем ласковый и послушный огонь Амана.

9

Балрог придвинулся ближе. Ног у него не было, и он походил бы на гигантский костер, каким-то чудом горящий на голом камне, если бы вверху красно-оранжевые лепестки не сплетались в подобие торса, головы без лица и длинных беспалых рук. Если бы можно было сравнить балрога с эльдар, вышло бы, что Феанор, при своем немалом росте, едва достигает груди существа. В правой руке Дух огня сжимал бич с короткой рукоятью и гибким желто-оранжевым хвостом локтей в пять длиной. Камни под балрогом плавились.

"Это Готмог, - безмолвно объяснил Мелькор. - Их предводитель. Говорить тебе лучше с ним".

"Вслух?"

"Мысленно. Это может быть неприятно: их сознание иное, чем у Поющих и тем более эльдар".

Феанор кивнул и сосредоточился, посылая Готмогу образ:

Бесформенная серая клякса; к ней движутся темно-багровые языки, окружают; серый сгусток мечется между ними, и тут в него бьет белая молния.

От мысленного прикосновения балрога у нолдо перехватило дыхание. Феанор не почувствовал жара, которого ожидал. Лишь мгновенно навалилась тяжесть, придавливая к земле. Мастер пошире расставил ноги, с трудом удерживая равновесие.

Серое ничто, холодное, неподвижное. К нему скользят языки пламени. При их приближении серый сгусток словно пробуждается и, метнувшись в сторону, исчезает.

- Она сбежит, - задумчиво сказал Феанор, когда невидимый груз исчез и стало возможно расправить плечи и перевести дух. - Если только не приманить ее Сильмариллами. Ты прав, Мелькор.

Вала только бровью повел: разумеется, прав.

- Тебе нужно будет завлечь Паучиху к юго-восточным скалам. Там будут ждать балроги.

Восставший мысленно показал Феанору нужное место.

- Почему именно там?

- Там удобный выход из-под земли. Они смогут появиться мгновенно, неожиданно для Паучихи. Если покажутся раньше - спугнут.

- Ясно.

- Тебе нужно будет только позвать их, когда будешь готов.

- То есть, когда Унголианта бросится на приманку, - Феанор скупо улыбнулся.

Мелькор опустил голову, но тут же спохватился и вздернул подбородок.

- Отвезет тебя Ломенуз, - отрывисто сказал Вала. - Он из младших айнур.

Феанор кивнул и вновь обратился к Готмогу:

Три сияющих точки. Серый сгусток кидается к ним. Языки темного пламени появляются внезапно - и берут бесцветную кляксу в кольцо. В серое ничто бьет молния - и оно исчезает.

Балрог засветился ярче, причем теперь оранжевых языков стало заметно больше, чем красных - похоже, так у него проявлялось воодушевление.

Ответ пришел почти сразу:

Клок серого тумана рассеивается. Молнии вспыхивают в едином ритме с танцем багровых протуберанцев.

"Мы будем танцевать с тобой, Огонь-скрытый-плотью, - донеслось до Феанора. - Веди мелодию".

10

Ты уезжаешь. Я смотрю тебе вслед с башни.

Всё уже сказано. Всё продумано до мелочей. Всё известно.

Всё. Кроме того, чем закончится твой поход.

И я снова беззвучно повторяю то, что сказал, прощаясь: постарайся вернуться, друг мой. Несмотря ни на что, постарайся вернуться.

Повторяю - почти без надежды.

Ты рискуешь жизнью, чтобы спасти меня. Того, кто уничтожил столь любимые тобой Древа. Того, кто лишил тебя короны, дома, семьи. Того, кто превратил полудохлую от голода тварь в чудовище, против которого бессильны даже Стихии.

Это я могу стать твоим убийцей, Феанор. Я, а не Унголианта.

Чего я не отдал бы, чтобы поменяться с тобой местами! Чтобы самому принять бой. Это мои земли, Феанор. Это мой враг. И моя вина.

Но сражаться предстоит тебе, а я... я могу лишь смотреть туда, где уже едва виден силуэт всадника. Стискивать зубы от бессильной ярости. Сжимать немеющими от напряжения пальцами стальное кружево ограждения, пока судорога не сведет руки. Эта боль желанна сейчас. Но и она не спасает.

Смотреть...

Я снова чувствую себя пленником, Феанор. Если бы Валар знали об этом, они бы, возможно, порадовались. Вот лучшая месть - лишить меня возможности действовать. Вынудить отсиживаться за чужими спинами, прикрываться теми немногими, кого я люблю в этом мире.

Ты дважды заставил меня ощутить бессилие, Феанор. Сначала как враг. Потом как друг. В первый раз мне пришлось рисковать майар, чтобы остановить тебя. Сейчас я рискую тобой.

Третьего раза не будет!

- Музыкой своей клянусь, - я произношу это вслух, и голос дрожит от едва сдерживаемого бешенства, - следующий бой я приму сам, чего бы это ни стоило.

Смутное ощущение чьего-то присутствия заставляет меня замолчать. Я медленно поворачиваюсь и встречаюсь взглядом с тем, кто стоит в проеме двери, ведущей на лестницу.

Саурон.

11

Я не должен сдаваться. Не могу. Не имею права.

Ради братьев. Ради нолдор. Ради отца - того, каким он был до своего предательства. Ради убитого Морготом деда.

Я повторял эти слова снова и снова. Тысячи раз. Десятки тысяч. Иногда про себя, иногда вслух. Я шептал их истекающим влагой тучам и отвесным скалам, резкому ветру и крошечной травинке, каким-то чудом укоренившейся в трещине камня слева от меня. Я все пытался дотянуться до этой травинки хоть кончиком пальца. Погладить. Не получалось.

Еще я пел - те песни, что особенно любил в Амане, и те, что не очень мне нравились, и совсем новые песни, которые некому было услышать, кроме меня. Впрочем, и хорошо, что некому: странные выходили песни. Жуткие. Несмотря на все старания, через сплетения красивых слов и изящную легкую мелодию проникало, просачивалось, сквозило - одиночество. Безысходность. Отчаяние.

Я замолкал. Надолго. Но вынести тишину было еще труднее, и я начинал говорить, чтобы разогнать ее. С братьями. С дедом. С травинкой, цепляющейся за склон. С облаками. С самим собой.

Только с отцом не говорил больше. Не мог.

12

Унголианта сразу узнала эту мелодию. Музыку, далекими отголосками которой она когда-то питалась, прячась в пещере. Музыку, которую дал ей вкусить Черный. Музыку, часть которой он пожелал оставить себе, хотя всё равно не мог поглотить ее.

Паучиха потянулась к знакомой мелодии - и тут же отпрянула. Ожоги давно зажили и больше не беспокоили ее, но память осталась. Память о боли и ужасе.

Жгущие могли быть поблизости. Унголианта не хотела встретиться с ними опять.

И всё же ее терзал голод. Нет, пищи здесь было вдосталь. Даже когда вокруг не осталось ничего живого, и сама земля умерла, ручеек силы, берущий начало за Холодными камнями, не иссякал ни на миг. Унголианта знала, чья это сила. И давно уже попыталась бы осушить ее источник, подобно тому, как вобрала в себя мелодии Хора, если бы не страх перед Жгущими.

Она питалась Музыкой Черного, и вместе с силой рос ее голод. И Паучиха мало-помалу начала приближаться к Холодным камням. Голод побеждал осторожность.

Но теперь Унголианта почуяла иную пищу. То, что когда-то отняли у нее, теперь оказалось совсем близко. Оно двигалось. Пело. Манило. Одновременно усилилась и Музыка Черного, но почему-то не вступила в борьбу с Хором. Две мелодии звучали, не сливаясь и не мешая друг другу.

Такие громкие. Такие желанные. Такие доступные.

И Унголианта забыла о страхе.

13

Я шел пешком, оставив Ломенуза на границе мертвых земель: везти меня дальше он отказался. Просто улегся на землю, словно разом потерял силы. Впрочем, сражаться верхом я все равно не умел.

Мне было страшно. Нет, не страшно - противно до дрожи, до тошноты. Мертвые деревья, на которых не осталось даже коры, словно кто-то обглодал их. Скелеты птиц и зверей, оплетенные паутиной. Сухая пыль под ногами. Пара гнилых, омерзительно пахнущих болотец там, где прежде, наверное, были ручьи.

И тишина - до звона в ушах, до озноба. Настороженная. Ждущая.

Неужели Мелькор все время чувствует это место, как часть себя?! Меня передернуло.

Не-ет, нельзя отвлекаться! Надо идти вперед. Вон там, немного правее, паутина особенно густо оплетает деревья... кажется, когда-то они были соснами.

Вперед! И меч держать наготове. Иначе можно не успеть его выхватить. Услышу ли я тварь прежде, чем она бросится на меня? Почуяла ли она Венец?

А ведь завершить работу над Венцом было гораздо легче. Я тогда был готов к смерти. Я знал, что она будет мучительной - но красивой. Смерть мастера, отдающего свою жизнь величайшему в мире творению.

А сейчас... Нет, умереть я не имею права! По крайней мере, умереть прежде Унголианты. Я должен одолеть ее - любым способом, любой ценой. Я обещал. И потом, кроме меня, ведь некому.

Что, Феанор, ты хотел сравниться с Валар? Вот и сравнился. Сильнейший из Поющих беззащитен перед твоей противницей. Гордишься собой?

Нет. Не горжусь. Может, когда вернусь - если вернусь - в Ангбанд, буду гордиться победой. А пока не испытываю ничего, кроме брезгливости. Это ведь не поединок. Я просто должен очистить мир. Исцелить его.

Крупный ворон, который молча сопровождал меня, перелетая с ветки на ветку, отрывисто каркнул, поднялся в воздух и начал быстро набирать высоту. Предупреждение. Я молча кивнул, хотя Мелькор уже не мог меня видеть.

Вдали раздался треск сушняка.

14

- Ор-хаи приветствуют тебя, госпожа Тарити, - вожак ударил себя кулаком в грудь, глядя, как крылья огромной летучей мыши становятся руками, похожими на наши, но без волос и когтей, а клыки исчезают.

Я украдкой вздохнула. Зачем Властительница скрывает от нас свой истинный облик? Зачем принимает обличье мяса? Неужели считает нас недостойными видеть ее во всей мощи? Или испытывает? Но даже несмышленый орчонок не спутает духов-покровителей с квын-хаями. Запах не тот. Да и повадки совсем другие.

- Пусть плодится дичь и не знают промаха копья охотников Горбатой земли, - ответила госпожа Тарити.

Хорошо. Значит, сытной будет зима. Властители нами довольны.

- Я пришла выбрать тех, кто станет воинами в Ангбанде.

- Ор-хаи рады служить Великому и Арг-баду.

По знаку вожака в центр поляны вышли орчата - от совсем малолеток, едва научившихся держать нож, до юных охотников, уже добывших первого зверя.

- Идите за мной, - велела госпожа Тарити и направилась к лесу.

Молодняк двинулся следом. Нам оставалось только ждать. Время еды придет и минует столько раз, сколько пальцев на одной руке, а может, и на обеих. Тогда госпожа Тарити вернется и скажет, кого она заберет с собой.

15

Ближе.

Унголианта уже не выбирала пути. Сети, оплетающие остовы сосен, лопались под ее напором, мертвые деревья ломались.

Ближе!

Острые щепки отскакивали от панциря, не причиняя вреда.

Вот оно!

Там, где Музыка звучала громче всего, оказалось одно из существ с теплым солоноватым соком, которыми Унголианта охотно лакомилась поначалу. Этих вкусненьких уже совсем не осталось здесь. Те, что уцелели, ушли в другие места. Паучиха последовала было за ними, но вскоре обнаружила, что, по мере удаления от Холодных камней, Музыка Черного звучит тише, и повернула назад.

Теплый сок - хорошо, но это потом. Прежде всего - та мелодия, которой не пожелал поделиться Черный.

Липкая нить свистнула, загустевая в полете, и захлестнула горло добычи.

Феанор упал, хрипя и хватаясь свободной рукой за шею. Он даже увидеть тварь еще не успел: та двигалась слишком быстро.

Освободиться! Нолдо яростно взмахнул мечом. Наромбар рассек толстенный вонючий жгут почти без усилия. Пламенный откатился в сторону, левой рукой срывая с шеи остатки паутины, и вскочил на ноги.

Унголианта приостановилась. Эта добыча неприятно напоминала Черного. Тот тоже сопротивлялся и махал длинным когтем. Коготь не был опасен, но мог причинить боль. А ждать, пока двуногий отбросит его, как сделал это его предшественник, Паучихе не хотелось. Новая нить обвилась вокруг лапы с когтем - оторвать.

Феанор перехватил меч свободной рукой и ударил по паутине, захлестнувшей правое предплечье. Та спружинила, клинок отскочил. Нить натянулась, сжимаясь, словно стальной аркан.

- Вот же тварь!

От гнева Пламенного меч полыхнул оранжевым, и новый удар разрубил путы. Паутина осыпалась почерневшими клочьями.

Противники замерли, глядя друг на друга, и Феанор смог наконец рассмотреть Унголианту. Гладкое черное туловище гигантской паучихи влажно поблескивало, челюсти, казалось, легко перекусили бы хребет лошади. Восемь щетинистых лап толщиной со взрослое дерево заканчивались когтями, очень похожими на кинжалы.

- Красавица, - хмыкнул нолдо, смахнув пот, заливающий глаза. - Давай прогуляемся, что ли?

И прыгнул в сторону - так, чтобы между ним и Унголиантой оказалось несколько толстых деревьев, оплетенных паутиной. Не слишком серьезное препятствие для Паучихи, но несколько мгновений Пламенный выиграл.

- Ты ведь любишь огонь, девочка?

Паучиха двинулась в обход зарослей.

- О-очень любишь, - нараспев сказал Феанор, ткнув мечом в землю, покрытую ошметками сухой коры и обломками сучьев.

Клинок снова вспыхнул, вокруг острия распустились рыжие лепестки - сушняк загорелся мгновенно.

- Давай, погрейся!

Новая нить свистнула, не достигнув цели. Паучиха остановилась. Потом попятилась.

- Куда это ты? - Феанор направился к ней, выставив перед собой меч. - Мы еще не закончили разговор.

И тут же убедился, что рано обрадовался. Только что яркие, языки пламени начали выцветать и гаснуть.

16

Приспособилась, значит? Уже и огонь тебе пища, тварь? Ничего, на этот раз ты подавишься!

Я торопливо потянулся к Венцу, черпая силу. Огонь вспыхнул ярче. Быстрые язычки зазмеились в стороны, взбираясь по иссушенным стволам, жадно пожирая сушняк у подножия деревьев.

Посмотрим, кто окажется быстрее, а, тварь? Ты или лесной пожар? Этот лес давно мертв, его жалеть нечего. А на земле, очищенной пламенем, Мелькор потом вырастит новый.

Я отвернулся от Паучихи и побежал. Не слишком быстро: она не должна была потерять меня. Хруст ломаемых тварью деревьев смешивался с треском разгоравшегося огня. Я чувствовал спиной жгучее дыхание пожара и тяжелый холод, исходивший от Унголианты. Нет, не холод, конечно, что-то иное, чему и названия-то не было.

Паучиха больше не пыталась напасть, но и не отставала. Мелькор оказался прав насчет Сильмариллов: приманка получилась отличная.

Пожар обогнал меня. Я бежал сквозь пламя, уворачиваясь от падающих ветвей, перепрыгивая через рухнувшие деревья. Одежда на мне тлела - я не обращал на это внимания. Огонь не жег меня - лишь согревал, гладя теплыми лепестками кожу. Он был щитом между мной и Унголиантой. Временным, ненадежным, но все-таки щитом.

Я бежал к скалам на юго-востоке.

17

Огонь.

Больше не видно ничего - лишь пылающий лес внизу. Жив ли ты, Феанор? Добралась ли до тебя Унголианта? Успел ли ты добежать до балрогов? Когда лес вспыхнул, я велел им поспешить навстречу тебе. Они умеют двигаться очень быстро. Но достаточно ли на этот раз?

Мне не дотянуться мысленно ни до тебя, ни до них - с того момента, как они вышли из-под земли. Это место мертво, и я не чувствую никого из вас.

А ворон - всего лишь птица. Я вижу то, что доступно ему, не более.

Только огонь.

* * *

Огонь.

Песня пламени. Танец пламени. Весь мир - пламя. Наша стихия, наша мелодия.

Пой еще, Огонь-скрытый-плотью! Нам нравится, как ты поешь.

Главное сейчас - не позволить остальным увлечься. Заиграются, закружатся в пляске - позабудут о цели. Но я помню. Приказ Властелина. Нашу задачу. Настичь Убийцу Музыки. Окружить. Задержать. Я, Готмог, помню.

Моя воля ведет Духов пламени. Вперед. К Бесцветной.

Сквозь огонь.

* * *

Огонь.

Его слишком много и становится все больше. Он уже причиняет боль. Он пугает.

Но там, за ним мелодия, которую нес Черный. Манящая. Желанная. Тянущая к себе.

Ближе к ней. Еще ближе...

Нет, назад! Там Жгущие. Снова они! Мешают подобраться к добыче, обходят со всех сторон. А огонь теперь везде. Обжигают раскаленные бичи, обжигают пылающие деревья, обжигают летящие отовсюду искры, и некуда деться от этой боли.

Бежать! Туда, где одни лишь голые камни. Туда, где нечему будет гореть.

Туда, где, лишенный пищи, умрет огонь.

18

Теперь Феанор мчался во весь дух. Не заманивал врага - преследовал. В какой-то момент ему показалось, что он потерял Унголианту и балрогов. А на мысленный зов Готмог не отзывался.

Пламенный выбрался на относительно открытое место, где не было риска оказаться на пути падающего дерева, и остановился, закрыв глаза и сосредоточившись. Холод шел откуда-то справа, от него немела кожа и начинали ныть зубы. Значит, туда.

Феанор перебежал овраг по пылающему стволу и понесся дальше. Балрогов он увидел сразу, едва выбрался из леса к потрескавшимся, крошащимся скалам, на которых не было даже мха.

Гигантская паучиха металась в огненном кольце, обезумев от боли и ярости. Балроги пока удерживали ее, захлестнув бичами лапы, но пламя их выцветало на глазах, становилось почти прозрачным, словно Унголианта пила их силу.

Сколько они продержатся? Неважно. Надо успеть.

Феанор подбежал к Паучихе и изо всех сил ударил мечом в черный вздрагивающий бок. Клинок отскочил от твердого, словно камень, панциря. Нолдо еле удержал рукоять.

Унголианта рванулась, освободив одну из лап. Кинжально-острый коготь метнулся к лицу Пламенного. Тот успел уклониться - удар прошел вскользь, распоров кожу от виска до скулы. Сбитый с головы Венец покатился по земле.

Пламенный скрипнул зубами: рана горела так, словно в нее попала соль. По щеке и шее обильно текла кровь. Если когти ядовитые... А, пускай! Яд не убивает мгновенно. Уж на один удар времени точно хватит! Панцирь не пробить даже Наромбаром - значит, надо целиться в пасть.

Кто-то из балрогов снова захлестнул бичом лапу Унголианты, но Феанора это уже не заботило: на сей раз клинок вошел в плоть Паучихи легко, без сопротивления. По рукоять.

Лапы твари судорожно задергались и заскребли по камням. Две передние рывком поднялись: один из когтей проскрежетал по мечу, другой ударил в незащищенное горло нолдо... почти ударил: желто-оранжевая змея обвилась вокруг лапы, и острие ушло в сторону, на полпальца не достав до цели. Готмог успел.

Над мертвыми землями разнесся визг, полный отчаяния и злобы. Пламенный тоже кричал что-то, сам не слыша своего голоса. То ли о Древах, то ли о Мелькоре, то ли об Арде... это сейчас не значило ничего. В глазах потемнело, нолдо уже не видел свою противницу, лишь чувствовал, как бьется она, силясь освободиться от раскаленного докрасна меча.

Паучиха рванулась снова, несколько бичей лопнули, рассыпая гаснущие на лету искры. Один коготь пробил Феанору левое плечо, легко пройдя сквозь доспех, второй неминуемо распорол бы живот, если бы Готмог вновь не отвел удар в последний момент. В отряде, посланном Мелькором, было вдвое больше балрогов, чем могло одновременно окружить Паучиху, и сейчас предусмотрительность Валы оказалась как нельзя более кстати. Духи огня мгновенно перестроились, оранжевыми молниями вспыхнули бичи, и Унголианта опять оказалась связанной.

Только бы не упасть, только бы удержать меч! От ран по телу нолдо расползался холод, мышцы сводило судорогой, пальцы готовы были разжаться. В мире не осталось ничего - лишь оглушительная боль и горячий кусок металла, дергающийся в попытках вырваться... не отпускать!

Что за металл... неважно... мастер не может бросить дело на середине... металл должен обрести форму... пусть смерть - только бы завершить творение.

Завершить!

Вопли твари, бьющейся на острие клинка, слились в непрерывный раздирающий душу вой. Паучиха рванулась с такой силой, что снова сумела освободить несколько лап, резко попятилась, пытаясь избавиться от меча, но не успела. Сила, во много раз превосходящая ту, что тварь способна была поглотить, взорвала Унголианту изнутри. Вспыхнул белый огонь, и Феанор неминуемо ослеп бы, если бы не зажмурился инстинктивно за мгновение до этого. Даже сквозь веки глаза обожгло нестерпимой болью.

Нолдо уже не видел, как летели во все стороны ошметки вонючей плоти, мгновенно скручиваясь и сгорая в светлом пламени. Не видел, как расшвыряло балрогов. Упругая волна раскаленного воздуха толкнула Пламенного в грудь, подняла и с силой бросила спиной на изломанные острые камни. Феанор потерял сознание, но меча так и не выпустил.

19

Властелин уже четвертый час мерно расхаживает взад и вперед по Малахитовому чертогу. Я то тихо слежу за ним, лежа у камина, то принимаюсь вылизываться: это обычно успокаивает. Правда, сейчас даже от умывания мало проку: когда Мелькор встревожен, кому угодно станет не по себе.

Что там у него происходит? Не говорит. Ни мне, ни другим. Саурон, похоже, знает что-то, но молчит, как обычно. Зря молчит, между прочим. Если нам снова угрожает Аман, это касается всех. А если нет, то из мелочей-то зачем тайну делать?

Ага! Властелин наконец-то остановился. Упал в кресло, на спинку откинулся, глаза прикрыл. Похоже, все хорошо. Потому что, когда дела плохи, наш Вала совсем иначе себя ведет. Взгляд у него в таких случаях становится жесткий, но за внешней мрачностью чувствуется радость, даже вдохновение: "Ага, мне бросили вызов, ну, так посмотрим же, чья возьмет!". Обычная мягкость в обращении сменяется непреклонной властностью, в спокойном голосе появляется сталь, а силы как будто удваиваются.

Ну, а уж если Восставший позволил себе расслабиться, значит, победа. Трудная, а потому особенно приятная. Тут не до торжествующих улыбок, не до поздравлений и похвал - это позже. А сначала - резкий сброс напряжения: всё, справились, победили. Мы - победили!

Вот теперь можно и подойти, и помурлыкать, и потереться об его колено, чтобы заметил и приласкал... Ай, Властелин! Ухо! Мелькор, ну, пусти-и! Ну, что ты де-елаешь, а? Больно же!

- Мя-ау!

- Что? Ой! Извини, Тевильдо.

Уф-ф, разжал пальцы. Я уселся поодаль и снова начал умываться, укоризненно поглядывая на Валу. Ошибся я, что ли, насчет победы?

20

"Какой танец, Таринвитис! Ты видела? Ты это видела?!"

Готмог сиял ярко-оранжевым от гордости.

"Подопечные твои где? - хмуро осведомилась я. - Если они разбредутся по окрестностям и спалят что-нибудь ценное, Властелин вам такие танцы устроит!"

"Не разбредутся, - заверил меня балрог. - Я им велел под землю уйти. А Властелин правда может показать что-то новое, а, Таринвитис? Поет он, как никто другой, это верно, но вот танцует не очень. Другие-то Старшие, когда явились из-за Непроходимого, превзошли его, оттого и с собой забрали. Но он ни разу не показывал, чему научился у них".

"Он сам кого угодно научит! - обиделась я за Мелькора. - Феанор где?"

"Это ты про Пламя-скрытое-плотью? Вон он лежит, - Готмог щелкнул бичом указывая направление. - Погас, вроде. Жалко: он хорошо танцевал".

"Погас"? Надеюсь, что нет. Я бы, конечно, предпочла найти этого нолдо мертвым: многовато сложностей из-за него возникало и у нас, и у Мелькора. Но Властелину он все еще был нужен живым.

Феанор неподвижно лежал на закопченных камнях. Одежда его - то, что от нее осталось - была пропитана кровью. В нескольких шагах валялся Венец.

Я склонилась над раненым.

"Властелин, твой нолдо еще жив. Отнести его в Ангбанд?"

"Ни в коем случае!"

Мелькор был... испуган? Ни-че-го себе! Что же такое стряслось в мире?!

"Оставь Феанора у орков Соснового нагорья. Прикажи выходить его. Только предупреди, чтобы не прикасались к Венцу. Скажи им: эта штука убьет на месте, и костей не останется".

"Ирбин мог бы сам вылечить этого Воплощенного", - неуверенно предложила я.

"Не получится, Тарис. И ты не пытайся. Сил передай немного, и все. Пусть отлеживается. Ломенуз потом его привезет в Ангбанд, если... Привезет. В любом случае".

21

"Больно... Значит, все-таки жив".

Сил открыть глаза не было. Тело казалось тяжелым - даже пальцем не шевельнуть. К горлу то и дело подкатывала тошнота. Левую руку Феанор не чувствовал. Правая сторона лица горела, словно обожженная.

"Где..."

Мысль оборвалась. Нолдо снова провалился в забытье.

Потом мир вернулся - дергающей болью в щеке, странным тяжелым запахом, мягкостью меха под пальцами.

- Мелькор?

Феанор закашлялся. Облизал пересохшие губы, попробовал заговорить снова:

- Мелькор... я победил. Я убил ее.

Тишина. Один?!

Нолдо сцепил зубы, приподнялся на правом локте, с усилием разлепил веки и попробовал осмотреться.

Оказалось, что лежит он на постели из шкур, разложенной на полу небольшой пещеры. На стенах - пара изрядно чадящих факелов.

"Меч... где он?!"

Феанор перевернулся на живот, зашарил вокруг здоровой рукой, почувствовал под пальцами знакомую вязь узора на ножнах и облегченно вздохнул. Клинок лежал на полу рядом. Хорошо.

Нолдо нащупал рукоять и уснул, положив на нее ладонь.

22

Ага, вот этот в самый раз будет! Я выбрала крупного оленя с роскошными рогами и заложила вираж, готовясь спикировать на добычу.

"Как он?"

От неожиданности я не успела вовремя повернуть и на всей скорости врезалась в растущую на склоне сосну. Спасибо, хоть не в скалу! Дождем посыпались иголки и шишки, олени опрометью кинулись в заросли, а я, инстинктивно сменив облик, сползла вниз по стволу, обдирая ладони о шершавую кору.

"Что с Феанором?" - нетерпеливо переспросил Властелин.

Я уселась на землю, привалившись спиной к злополучной сосне и едва не плача от досады.

"Таринвитис, что случилось?!" - похоже, он не на шутку встревожился.

Виски заломило от грубого напора чужой воли: Мелькор, который обычно относился к нам бережно, сейчас не церемонился. Как будто мне мало было всего остального!

Строго говоря, я не имела права сейчас покидать селение, да я и не отлучилась бы, но попытка передать этому нолдо силу едва не стоила мне развоплощения. Казалось, я коснулась чего-то отвратительного до дрожи, и это что-то намертво присосалось ко мне, вытягивая жизнь. Феанор был без сознания, но то, что затаилось в нем, не дремало. И оно было голодно!

"Твой нолдо жив, - отозвалась я, не скрывая горечи. - И я тоже, как ни странно."

Мелькор замолчал.

Теперь я понимала, почему он не захотел забрать раненого в Ангбанд. Но что же он меня не предупредил об опасности? Не похоже на него, ох, не похоже!

"Дождись, пока Феанор придет в себя, проследи, чтобы он ни в чем не нуждался и немедленно возвращайся в Ангбанд", - распорядился Вала.

Его осанвэ было очень сухим, лишенным и намека на эмоции. Из чего я моментально сделала вывод, что эмоции-то как раз есть. И сильные.

"Да, Властелин", - ответила я столь же бесстрастно.

Поднялась, лизнула исцарапанную ладонь. Лечиться сейчас не было сил. Сперва следовало добыть какую-нибудь живность, напиться теплой крови и привести себя в порядок. Остальное - после.

Больше мне никто не мешал, и охота наконец удалась. Я как раз начала закусывать свежепойманным зайцем, когда с противоположного склона потянулся к небу столб дыма. Сигнал.

Ничего, подождут. Всё равно, пока я в себя не приду, проку от меня не больше, чем от орка в игре на арфе.

23

"Твой нолдо жив, и я тоже, как ни странно..."

Значит, мои опасения оправдались. Унголианта уничтожена, но часть ее сущности осталась в Пламенном, которого она ранила. Поэтому я и не хотел возвращать его в Ангбанд. И не мог приблизиться к нему сам. Мое присутствие могло оказаться для него губительным. Усилить ту отраву, которая разъедала его тело. Проклятая тварь слишком хорошо приспособилась питаться моей силой.

Оставлять Феанора без помощи было очень рискованно, но и пытаться лечить - не меньше. Я не знал, что произойдет, когда Таринвитис коснется Пламенного. Надеялся, что всё же она - не я. Рассчитывал на разницу мелодий. Потому и не предупредил майэ: страх и отвращение, даже подавленные, могли изменить ее Музыку. И вместо того, чтобы поделиться с раненым силой, моя посланница добила бы его.

Но тревожась о Феаноре, я недооценил опасность, грозившую Тарис. И невольно обманул доверие майэ.

Я стиснул зубы от досады и стыда за свою оплошность. Я легко пожертвовал бы любым из орков, кроме тех, что из первого поколения, правда. Но майар! Я всегда старался беречь их, даже свободой ради них пожертвовал. Я тосковал по ним в Амане. Мы были не просто друзьями и сподвижниками - одним целым. Горстка Поющих, которые, несмотря ни на что, воплощали свою Тему. Только горстка.

24

Феанор пошевелился и поднял веки. Теперь это получилось легче. То ли сон придал нолдо сил, то ли целители постарались. Левая рука все еще не слушалась, в висках пульсировала боль. И глаз... Пламенный осторожно коснулся его пальцами - цел. Только видеть перестал. Совсем.

Пальцы скользнули выше и вздрогнули, наткнувшись на сплетение металлических нитей. Венец! Нолдо облегченно вздохнул. Венец оказался на месте, с его помощью можно было ускорить заживление ран. Позже: слишком сильно хотелось еще хоть немного отдохнуть. И попить.

Пламенный заставил себя сесть. Осмотрелся, борясь с дурнотой.

Пещера была пуста, только в углу рядом со сложенным из камней очагом возилась темная фигура. Пахло дымом, похоже, какими-то снадобьями и чем-то еще, неприятно знакомым. Орки!

- Где Мелькор? - хрипло спросил Феанор. - Позови его.

На Ангбанд это душное подземелье не походило, но Пламенный был совершенно уверен, что Вала где-то поблизости.

Орк, копошившийся у очага, повернулся на голос, коротко рыкнул, вскочил и моментально скрылся в черном проеме, ведущем, похоже, в другую пещеру.

Феанор поднялся с лежащих на полу шкур, пошатываясь, подошел к очагу и уселся рядом с ним, черпая из пламени силы. Одежды на мастере не было, только плечо замотано какими-то липкими тряпками. Нолдо с отвращением сорвал вонючую повязку и бросил в огонь. Надо будет хорошенько промыть рану.

- Встал Фенырг зачем? - голос, который раздался у него за спиной, был непривычно высоким для орка. - Лежать время. Ходить плохо.

Женщина, надо же! Хотя... появляются же как-то на свет эти существа.

- Принеси мне воды, - потребовал Феанор. - Только чистой. И поживее!

Язык орков Ангбанда был мастеру отчасти знаком и напоминал искаженный валарин. Наречие обитателей пещеры походило на него, оставалось надеяться, что это сходство достаточно.

Орчанка склонила голову набок и озадаченно сморщила нос, отчего верхняя губа приподнялась, обнажая острые желтоватые клыки, правда, не такие длинные, как у мужчин. Подумав, она вышла и вскоре вернулась с глубокой глиняной плошкой, в которой что-то дымилось.

- Вода. Густая. Хорошо.

Она протянула посудину Феанору и снова растянула губы, показывая клыки. Мастер недоверчиво принюхался.

- Зачем ты мне бульон притащила? - нолдо раздраженно сунул плошку обратно. - Мне вода нужна. Вода, а не мясо!

Серо-зеленые глаза орчанки удивленно расширились.

- Просил Фенырг воду - принесла Шагри воду. Это вода из зайца, что добыл Снырг за Бурым Клыком. Чистая - зайца больше нет, съели, - орчанка быстро облизнулась. - А из мяса воды не делают. Мясо так едят, хорошо. Но мяса нет, долго нет.

Нет мяса... А заяц, значит, не мясо? Феанора передернуло от подозрения, что эти орки называли "мясом". Точнее - кого.

- Не хочу воду из зайца! - заявил он, тщательно выговаривая слова в надежде, что его наконец поймут. - Из родника хочу!

Он пошевелил пальцами, пытаясь изобразить родник. Орчанка неожиданно оживилась, закивала и медленно, с явным удовольствием, осмотрела Пламенного с ног до головы. Затем, пристально глядя в лицо нолдо влажно поблескивающими глазами, дважды облизнулась. От этого взгляда Феанору почему-то стало противно.

- Ну, иди уже! - рявкнул он. - Что стоишь?

Вместо того, чтобы выполнить приказание, Шагри потянула носом, раздувая ноздри, подошла к Пламенному почти вплотную и медленно провела языком по его щеке. Нолдо чуть не стошнило. С гневным криком он отшвырнул от себя орчанку и принялся вытирать лицо, вздрагивая от отвращения.

Шагри остановилась, потирая ушибленное плечо и глядя на Феанора с недоумением и обидой. Потом в ее глазах появилось что-то, похожее на сочувствие, и она кивнула.

- Раны болят, да. Лежать время, - орчанка показала на шкуры. - Слабый Фенырг сейчас. Пей воду чистую из зайца. Станет Фенырг сильный - будем вместе.

25

Ух, изб-бавился наконец! Интересно, дошло до нее, что мне нужно, или опять какую-нибудь гадость притащит?

И где Мелькор, хотел бы я знать?! Даже на мысленный зов не откликается. И это после всего, что я для него сделал!

Что вообще происходит? Почему я здесь?! Почему меня не доставили в Ангбанд? Куда исчез Ломенуз?

Орчанка эта называла меня по имени. На свой лад, конечно, но все-таки. Значит, сюда меня не балроги принесли. И не конь. Возможно, кто-то из майар. Но тогда почему он бросил меня? Ослушался Мелькора? Замыслил какую-нибудь пакость?

- Ты у своих, - раздался негромкий голос.

Не орочий.

Я с сожалением оторвал взгляд от пламени и посмотрел на провал, служивший выходом из пещеры.

Ага, явилась! Эта майэ навещала меня когда-то после боя с балрогами. Таринвитис, кажется. Неприятное у нее лицо, хоть и красивое. И взгляд тяжелый.

Отвечать я не стал. Молча смотрел на нее и ждал продолжения.

- Эти орки подчиняются Властелину, - снова заговорила Таринвитис. - Им приказано заботиться о тебе, пока ты отдыхаешь.

- О, да! Я заметил эту заботу! - зло скривился я. - У них и глотка воды не выпросишь.

- У тебя будет все необходимое, - она оставалась возмутительно спокойной. - Я распоряжусь.

- Мне нужен Мелькор! - отрезал я. - И больше никто.

Майэ пожала плечами и вышла.

Я кое-как поднялся, доковылял до шкур, повалился на них и уткнулся лицом в мех.

26

Я стоял у окна, рассеянно глядя на низко клубящиеся тучи.

"Феанор жив, и я тоже".

Да, Феанор жив. Все еще жив. Это значит, что замысел мой, возможно, удался. А Таринвитис... я поговорю с ней, она поймет, что у меня не было другого выхода.

Да, но когда Пламенный очнется, что он подумает? Что я его бросил на произвол судьбы? Вообще-то, он должен догадаться, в чем дело, но будет ли он способен ясно мыслить в его нынешнем состоянии?

Я прошелся по комнате. Личный разговор придется отложить, ничего не поделаешь. Даже осанвэ сейчас опасно. Передать послание через Таринвитис? Не лучшее, конечно, решение: Феанор недолюбливает моих майар, и, к сожалению, они отвечают тем же. Но хотя бы так.

Я уселся в кресло. Тевильдо осторожно приблизился ко мне, потерся об ногу. Я мягко провел ладонью по дымчатой шерсти, пощекотал Кота за ухом. Тот замурлыкал, блаженно жмурясь.

Таринвитис передаст слова. Но нужно что-то еще. Приятное Феанору. Знак внимания.

И тут я тихо засмеялся, сообразив, что нужно сделать. Было бы над чем ломать голову! Решение-то - вот оно, на поверхности!

27

Крупный угольно-черный ворон в несколько прыжков достиг середины пещеры, по-хозяйски осмотрелся и деловито направился к шкурам, на которых ничком лежал нолдо. Некоторое время птица внимательно наблюдала за раненым. Потом осторожно потянула Феанора клювом за ухо.

Тот поднял голову - и хмыкнул, встретив знакомый взгляд.

Ворон подскочил к плошке с бульоном, которую Шагри оставила на полу возле очага. Сунул в нее клюв, словно пробуя варево. Отпрыгнул. Недовольно замотал головой.

- И что все это значит? - угрюмо осведомился нолдо.

Ворон задумчиво склонил голову набок, но ответить не успел. В пещеру вошла Шагри с глиняным кувшином.

- Принесла кровь, - доложила орчанка, опасливо косясь на птицу. - Кровь земли из потока, что возле сломанного колючего дерева. Приказала госпожа Тарити.

- Ну, вот, ты видишь?! - простонал Феанор. - Теперь она мне кровь притащила!

Ворон вразвалочку подошел к раненому и, глядя на орчанку, выразительно постучал клювом по полу. Шагри осторожно поставила кувшин рядом с ложем. Феанор недоверчиво заглянул в него.

- Да здесь же вода! Хм... интересно, эти орки когда-нибудь моют посуду?

Впрочем, на другое питье рассчитывать не приходилось. Нолдо жадно припал к воде.

Шагри дождалась, пока кувшин опустел, забрала его и молча вышла. Тут же появилась Таринвитис. Ворон взлетел ей на плечо и не мигая уставился в лицо Пламенному. Майэ заговорила. Медленно, с паузами, словно повторяя вслух что-то, слышное ей одной:

- Я не забуду того, что ты сделал для Эндорэ. Ангбанд ждет тебя. Но пока ты не исцелишься от ран, нанесенных Унголиантой, тебе нельзя к нему приближаться. Я не рискую даже говорить с тобой: сейчас это для тебя опасно. Но я позабочусь о тебе. У тебя будет все необходимое, чтобы восстановить силы. А потом ты сможешь вернуться.

- Ладно, - сдержанно кивнул Феанор.

Майэ продолжила - уже обычным тоном:

- Шагри сейчас принесет еще воды. За медом и ягодами я послала. Мяса тебе действительно пока...

- Я не останусь здесь! - решительно прервал ее нолдо. - Мне нужна моя одежда. И конь. С остальным я справлюсь сам. Один.

Таринвитис немного помолчала, словно прислушиваясь, и вышла. Ворон по-прежнему сидел на ее плече.

Шагри вернулась в сопровождении еще пары орчанок. Перед Феанором поставили уже знакомый кувшин с водой. Рядом пристроили одежду. Шагри с очень серьезным и старательным видом разложила рядом с кувшином обещанную майэ снедь, после чего женщины удалились, так и не проронив ни слова. Похоже, им запретили разговаривать с нолдо.

Мастер посмотрел на мед в грязной миске, на ягоды, половина из которых оказалась раздавлена, поморщился и взялся за одежду. Она выглядела совсем новой, словно Феанор не мчался через горящий лес, не бился с Унголиантой. А может, и была новой.

Одежда, которую нолдо приходилось носить в Ангбанде, вся казалась одинаковой, даже если различалась по фасону и цвету. Она не теплела под пальцами. В ней не было памяти о личности мастерицы, ткавшей полотно и кроившей его. Не было любви и заботы, которые вкладывали в каждый стежок эльфийки. Просто одежда, спетая кем-то из майар по приказу Мелькора. Удобная, прочная. Мертвая. Сначала Феанор чувствовал себя в ней неуютно. Потом привык.

Нолдо закончил одеваться, опоясался мечом, поправил Венец и вышел.

28

Феанор уехал, и я снова смогла заняться делом, от которого меня оторвал неожиданный приказ Властелина.

Надо было отобрать подходящих орчат для Ангбанда. Мы делали это раз в год: Дети Диссонанса плодились быстро, и созревали гораздо раньше квенди, оставаясь в то же время бессмертными. Через дюжину лет после рождения юный орк уже сам был способен давать потомство. Если бы мы не забирали часть молодняка, рано или поздно земля не смогла бы прокормить верные нам племена.

Диких орков, впрочем, почти не осталось: предоставленные самим себе, они пожирали друг друга или нападали на квенди, получая все более решительный отпор. От некоторых мы избавлялись сами, устраивая в нужный момент наводнение, лесной пожар или обвал в горах. А освободившиеся земли доставались племенам, подвластным Мелькору.

В самой крепости дети не рождались: не позволяла Музыка. Подростков доставляли в Северную цитадель со всего Эндорэ, определяли склонности и отдавали в обучение. Среди орков Ангбанда были ремесленники и целители, охотники и мясники, наставники молодняка и даже изобретатели. Но большинство, конечно, становились воинами.

Для Ангбанда мы выбирали лучших: самых смышленых и ловких, смелых и выносливых. Но никогда не забирали всех способных орчат: племенам нужны были вожаки, шаманы и просто хорошие охотники. А главное - те, кто сумеет дать жизнь столь же достойному потомству.

- Вот те, кто уходит со мною в Каменный дом, - я указала на избранных.

Их была почти дюжина - чуть больше обычного. Прошедший год выдался удачным для охотников Соснового нагорья.

- Ор-хаи рады служить Великому, - ответил вожак ритуальной фразой.

"Алаг, действуй!"

Отобранных мною орчат подхватил мгновенно налетевший вихрь, закружил, скрыл от глаз Воплощенных. И понес в Ангбанд.

Вот так. Быстро и эффектно. Гораздо лучше, чем заставлять орков добираться своим ходом, как делал Саурон, пока не передал мне работу с молодняком.

29

Так вот оно какое, Эндорэ! Ну, да, конечно, услышь это Мелькор, он бы немедленно возразил, что сосновый бор вокруг - лишь крошечная часть его Музыки. И что мне непременно следует еще спуститься в пещеры, подняться в горы, оценить красоту извергающихся вулканов и простор степей, роскошное многоцветье южных лесов и буйство метели, мягкое мерцание озерной воды в вечном сумраке и холодный блеск ледяных кристаллов. Причем желательно все это сразу. От видений, которые Восставший показывал мне в Амане, начинала кружиться голова. Для Мелькора все Эндорэ было единым целым, но я каждый раз терялся в водовороте воспоминаний Поющего. Хотя старался не подавать виду.

Нет, лучше уж смотреть самому. И "крошечной части" мне вполне хватит - для начала.

Ломенуз мягко ступал по ковру из опавшей хвои. Его имя - на валарине оно означало "Осторожный" - вполне ему подходило. Красивый конь - серебристо-серый с белыми гривой и хвостом и аккуратной звездочкой на лбу. И сильный: всю дорогу от Ангбанда до логова Паучихи я скакал галопом, не останавливаясь. Обычной лошади пришлось бы передохнуть несколько раз, а Ломенуз даже не вспотел.

Ворон большую часть времени ехал у меня на плече, иногда отлучаясь - видимо, чтобы поесть. Чаще всего он казался обычной птицей, но изредка я ловил на себе знакомый острый взгляд. Тогда я кивал: все, мол, в порядке, жив.

Исцелиться оказалось непросто. Сначала я смог только остановить холод, расползавшийся от ран. После чего пришлось восстанавливать силы. Долго.

Отдыхать я умел плохо, но здесь это получалось. Я дышал ароматом сосен и подолгу смотрел на небо сквозь колючие кроны: иногда тут даже видны были звезды. Я пил родниковую воду, холодную до ломоты в зубах, и собирал грибы - крепкие, упругие, с хвоинками, налипшими на влажные коричневые и золотистые шляпки. Ворон показывал мне то заросли орешника, то яблоню, то полянку с ягодами брусники.

Сил постепенно становилось больше. Я и сам не знал, откуда черпал их: то ли из Пламени, то ли из Венца, то ли из Эндорэ. Впрочем, это было не столь уж важно.

Понемногу утихла боль и срослась плоть, разодранная когтями Унголианты. Только шрамы остались. Потом стал видеть глаз, и я снова начал чувствовать руку, правда, слушалась она пока плохо. Былая подвижность пальцев возвращалась медленно и с трудом, но все-таки возвращалась.

30

- Ледяные челюсти, - тихо сказал Фингон.

Это и вправду походило на огромные челюсти, готовые разорвать на куски любого, кто осмелится приблизиться к ним. Белая пустыня с холмиками могил осталась за спиной, каким-то чудом выпустив нолдор из своих смертельных объятий. Впереди было нагромождение ледяных глыб. Казалось, какой-то великан разбил огромную хрустальную чашу, и она разлетелась на мириады осколков - каждый в два-три эльфийских роста величиной.

Края осколков резали, словно лезвия. Финголфин осторожно коснулся одного - и отдернул руку. С пальцев закапала кровь.

Вдоль щерящейся острыми гранями стены послали разведчиков - в обе стороны. Ждать пришлось долго. Чтобы отогнать мучительную сонливость, нолдор ловили рыбу, прорубая лунки во льду, чинили истрепанную одежду и точили оружие.

Потом посланцы вернулись. Ни с чем. Прохода в ледяной стене не было.

Финголфин внимательно выслушал разведчиков и ничего не сказал. Молча смотрел в белесую даль, будто надеялся найти там подсказку, как поступить. Словно бы и не слышал, как спорили нолдор. То ли задумался, то ли отчаялся наконец.

- Нам придется повернуть назад, - говорили одни. - Может быть, удастся отыскать дорогу в Валинор.

- Если мы вернемся в ледяную пустыню, она постепенно убьет нас всех, - возражали другие. - Во второй раз мы из нее не выберемся. Пути в Аман для нас больше не существует - только вперед, в Эндорэ.

- Это путь к смерти, - качали головами осторожные.

- Смерть ждет нас повсюду, - пожимали плечами нетерпеливые. - Здесь она хотя бы будет быстрой.

- Быстрой или медленной - все равно впереди Мандос.

- Тут все-таки есть шанс одолеть эту стену. В пустыне нет никакой надежды.

31

Он ехал вдоль незримой Завесы, хранящей Дориат.

Сын Песни? Но его мелодия заметно отличалась от эльфийских: слишком много напора, слишком мало гармонии. Сила - необузданная, беспокойная, ищущая выхода. Это неприятно напоминало Тему Старшего.

Кто-то из майар Мелькора? Непохоже. Не такая Музыка у Поющих.

Полукровка, вроде моей Лютиэн? Маловероятно, конечно, но...

Странного всадника стоило рассмотреть поближе. И я рискнула.

Я появилась перед ним внезапно. Дух в облике серого коня испуганно фыркнул и прижал уши, услышав мою мелодию. Все верно, кто-то из Темных.

Всадник глядел на меня спокойно, без неприязни, без особого любопытства. Высокий, черноволосый, в странном венце со светящимися камнями. И черты лица как будто знакомые. Неужели?...

- Ты сын Саурона? - вырвалось у меня.

Он удивленно моргнул. И тут же нахмурился, надменно вздернув подбородок.

- Я Феанор, сын Финвэ и король нолдор, - отчеканил таким тоном, словно незнание этого было для него оскорблением.

- Я майэ Мелиан, - представилась я, сдержав вздох облегчения. - Королева Дориата и супруга Эльвэ Тингола, друга твоего отца.

Нолдо спешился. Серебристый конь отбежал в сторону и остановился, настороженно косясь на меня.

- Значит, вести о твоей смерти были ошибочны, - заметила я. - Ты не только выжил, но и сумел вернуть Сильмариллы. Это ведь они?

- Да, - коротко ответил Феанор.

Ажурный венец на его голове был как будто слегка оплавлен справа, пониже одного из камней.

- Ты возвращаешься к сыновьям? - спросила я.

- Нет, к другу, - его лицо казалось застывшим. - Для сыновей я мертв.

- К другу? - я удивленно нахмурилась.

- К Мелькору, - теперь нолдо смотрел с вызовом. - В Ангбанд.

У меня заныло в груди. Что сделал Старший с этим несчастным? Какими сетями лжи опутал его? Какими угрозами заставил служить себе? Каким пыткам подверг?

Вмешаться! Спасти его! Вызволить из-под власти Восставшего!

Нет, нельзя. Это значит - навлечь беду на Дориат. Старший не трогает нас, пока мы ему не мешаем. Любая попытка воспрепятствовать ему может послужить поводом для войны, в которой наше королевство не выстоит.

- Прости, Сын Песни, - грустно сказала я. - Я не в силах помочь тебе.

- Разве я просил помощи? - нолдо приподнял брови. - Я хотел бы лишь сохранить нашу встречу в тайне, майэ Мелиан. Я мертв для всех - пусть так остается и дальше.

- Я не выдам тебя, Феанор, - тихо пообещала я. - Ни Мелькор, ни его майар не узнают об этом разговоре. Не бойся.

32

К Ангбанду приближался всадник. Тучи подо мной разошлись, и я отчетливо видел его.

Высокая серая лошадь без седла и узды. На седоке - черная с серебром туника поверх алой рубахи, черный плащ, а на голове...

На голове всадника был венец с Сильмариллами. Их свет я увидел прежде всего и узнал сразу. Но заставил себя сосредоточиться на коне, на одежде - на чем угодно, только бы не думать о том, чего я боялся. Только бы поверить, что едущий к Ангбанду не знаком мне! Точнее - знаком, но мало. Что это - всего лишь Моргот. Конечно, он ростом ниже обычного и узковат в плечах - но только потому что я смотрю сверху. И осанкой он вовсе не похож на отца. И его лицо...

Увидев его лицо я зажмурился - до боли, до радужных пятен перед глазами. Потому что обманывать себя дальше стало невозможно.

К Ангбанду ехал Феанор. Воин Ангбанда. Мастер, вернувший себе Сильмариллы ценой предательства.

А потом я успокоился. И глаза открыл. Только вниз не смотрел - старательно разглядывал звезды, внезапно появившиеся в прорехах облаков. Они уступали яркостью Сильмариллам, зато были чистыми. Их не коснулись ни кровь, ни грязь. И не коснутся.

Черно-красный всадник внизу меня уже не заботил. Он был просто слугой Моргота. Одним из многих. И он больше не был моим отцом.

33

В Ангбанде Феанора ждали. И готовились к встрече. Даже тучи кое-где разошлись, открывая звездное небо. Пламенный улыбнулся, оценив подарок.

Трехзубая громада Тангородрима уже нависла над головой, когда из срединного жерла бесшумно выплеснулся язык лавы, сбежал вниз по склону и рассыпался багровыми протуберанцами у подножия горы. Балроги выстроились двумя полукругами - казалось, перед огромными воротами зажглось множество костров.

Медленно разошлись тяжелые створки, пропуская майар. Сподвижники Мелькора остановились по сторонам ворот - шестеро справа, пятеро слева - и застыли, как изваяния, оставив широкий проход в центре.

Ломенуз приветственно заржал.

Феанор поморщился: пышная встреча имела мало общего с дружеской благодарностью. Скорее наводила на мысли о правителе, чествующем отличившегося слугу. Пламенный сдвинул брови: такую игру он не собирался поддерживать. Как и любые другие игры.

Едва нолдо спешился, как в проеме ворот показалась еще одна фигура. Мелькор.

Одет Властелин Ангбанда был, как обычно - в отличие от явно принарядившихся майар. Впрочем, ему вряд ли требовались парадные облачения или иные знаки отличия. Слишком явственно было ощущение силы, исходившей от него. Сила окутывала его, словно плащ. Сила венчала его непокрытую голову короной из темного пламени. Сила была его сутью и его Музыкой.

Феанор отпустил коня и пошел навстречу Восставшему. Без малейшей напыщенности. Спокойно и просто. Не склоняя головы, не отводя взгляда. Как равный.

- Приветствую тебя, победитель Унголианты, - заговорил Вала. - Воистину великое деяние ты свершил, и безмерной своей доблестью заслужил мою вечную благодарность.

Валарин как нельзя лучше подходит для торжественных речей. Слова падали размеренно, словно удары молота. Мелькор работал. Работал над новым положением Феанора в Ангбанде.

Надо, чтобы майар перестали считать Пламенного чужаком. Надо, чтобы они увидели в нем, если не равного себе, то хотя бы нечто большее, чем Воплощенного. Надо, чтобы Цитадель стала, наконец, для Феанора домом. И как раз сейчас наступил подходящий момент, чтобы расставить всё по местам. Заготовка раскалилась, осталось лишь придать ей нужную форму.

Пламенный улыбнулся и пожал плечами, по-прежнему глядя прямо в глаза Властелину Ангбанда и подчеркнуто не обращая внимания на свиту Валы.

- Я всего лишь помог тебе в беде, Мелькор. Как другу. В этом нет ничего особенного.

В глазах майар разом вспыхнул гнев на беспримерную дерзость нолдо. Лишь один взгляд остался бесстрастным. Спокойный и твердый взгляд Саурона.

Мелькор не изменился в лице. Столетия владычества над Эндорэ и плен в Амане были хорошей школой. Никто из Воплощенных не заметил бы ни досады его, ни мгновенно обузданной вспышки страха за Феанора. Никто из Воплощенных... но Поющие не могли не услышать короткого сбоя в мелодии. Всего-то несколько нот - Властелин Ангбанда быстро овладел собой.

Шесть ударов сердца - время, необходимое, чтобы придумать, как спасти положение. Еще пять ударов, чтобы величаво приблизиться к Феанору, встать рядом с ним и обнять за плечи - то ли покровительственно, то ли дружески.

- Ты сделал то, что было необходимо для Эндорэ, - сказал Вала уже без пафоса. - С возвращением домой, Феанор.

Они с Пламенным миновали ворота вместе - плечом к плечу, шаг в шаг. Одиннадцать майар молча вошли следом.