Аннотация: Это очень грустный фантастический рассказ. В жизни так, конечно, не бывает. В жизни все куда печальней.
Манюня
Цирк Манюню очаровал. Всю дорогу до самого дома она вертелась у меня на руках и непрерывно трещала, заново переживая свои впечатления - прихлопывала ладошками, пыталась болтать ногами, так что бантики смешно подпрыгивали и изредка щекотали мне нос... Собственно говоря, она вела себя, как и положено крошечному ангелу пяти лет от роду. Да она и выглядела, как именно такой ангел.
- А эта тетя, которая скакала... ну, вот так вот скакала - это акробатка?
- Да, акробатка.
- Мне очень понравилась акробатка! Па, а я тоже так умею! Смотри - раз!.. Раз!..
- Манюня...
- А этот дядя, который бросал все и ловил - это жонглер? С тарелками который - это жонглер?
- Да, жонглер...
- Мне очень понравился жонглер! Я бы хотела... Знаешь, па, я бы хотела...
- Манюня, мне страшно за нашу посуду. Ты ведь не будешь учиться на жонглера, а, маленькая?
- Ладно, если ты не хочешь - не буду.
- Вот и умница.
- Да, па. А этот, со зверями, с кнутом и пистолетом - это укротитель?
- Да, укротитель. Но ты ведь не будешь укрощать Барсика, правда?
- Конечно, не буду. Он ведь уже укрощенный, он домашний зверь, хотя и убегает все время в форточку. Все равно он уже совсем укрощенный. Мы можем сразу давать представление!
- Манюня...
Но она уже, захлебываясь, лепетала дальше:
- А этот дядя... Ну, этот - у которого из головы прыгнули красные точечки, этот, который в третьем ряду напротив нас, почему он упал?
- Э-э-э, ну понимаешь ли... Знаешь, Манюня... Как бы это тебе объяснить... Ну, понимаешь, у взрослых так бывает... Ну, в общем... - но она уже не слушала меня.
- А почему тетя в красной кофте сказала: "Опять какого-то авторитета завалили"? Этот дядя в третьем ряду называется "авторитет"?
Все-таки очень хорошо, что Манюне не нужны мои ответы. Поэтому я вздохнул и даже не стал пытаться вставить слово в ее болтовню. Только крепче прижал к себе маленькое теплое существо. И она тоже завозилась, устраиваясь поудобнее. Почему у меня такое странное чувство, что все это - во сне? Странное такое ощущение эфемерности происходящего... Как будто я вижу все со стороны... Как будто это все уже случилось со мной однажды, или, наоборот, что этого не происходит вовсе... Что это не может произойти. Почему?
- А этот дядя в костюме, который упал, он разве не боялся выпачкать свой костюм? У него же был такой красивый костюм. Блестященький даже. Па, а почему ты не купишь себе такой костюм? А вот эти другие дяди, в серых одеждах, это кто был? Они были похожи на милицию, может, это и была милиция? Это была милиция? Па, это была милиция? Ну па! Ну па же!
- Что?.. - странное чувство... Зачем она требует ответа? Мне кажется, она понимает меня без слов. - Да, Манюня, это была милиция.
- Па, а почему милиция забегала и стала целиться из ружей вверх?
- Из автоматов...
- А этот дядька в куртке, которого провели с руками назад, и все еще говорили: "киллер, киллер" - этот дядька был киллер?
- Наверное, киллер.
- А что такое "киллер"?.. А почему у него все лицо было в ударинках? Я когда коленку разбила, ну, когда упала - у меня на коленке тоже была такая ударинка. Этот дядя киллер - он упал? Па, он упал, да?
- Да, Манюня, он упал. Конечно. Упал, стукнулся...
- Да, упал и стукнулся больно. Поэтому у него лицо такое было грустное. Я тоже была грустная, когда упала и стукнулась ногой. Я была грустная и даже печальная. Вот и этот дядя тоже. И еще куртку выпачкал, красной краской забрызгался. Знаешь, па, он, наверное, банку с краской на себя перевернул. Ну, не совсем на себя, капельки у него были только, но за краску ему все равно достанется теперь. Это же не его была краска, у него в цирке не может быть своей краски...
- Да, Манюня, все правильно. Только посмотри теперь внимательно. Вот светофор, какой сейчас сигнал светофора? Видишь, красный? Видишь?.. Желтый... Зе-леный! Теперь мы с тобой перейдем через дорогу... А вот и наш дом... Сейчас мы зайдем быстренько, а то мама нас заждалась уже, наверное... Она должна вернуться из командировки. Представляешь, она вернулась, а нас нет. Ты ведь ей расскажешь про цирк?
- Да... Па, а почему в подъезде так темно? Опять хулиганы лампочку сперли?
- Ничего, Манюня, ничего... Мы и в темноте...
Сколько лет я уже бегаю по этой лестнице на второй этаж. Второй этаж - не много. Мы и в темноте... И теплая, уютно копошащаяся ноша в руках - разве она в тягость?.. Вот и наша дверь. Рука с ключом автоматически находит замочную скважину.
Я привычно, не глядя, щелкнул выключателем и, осторожно нагнувшись, поставил Манюню на пол...
Щелк! На миг опять стало темно... Затем, наоборот, очень светло. Удивительно яркий (хотя и не слепящий совсем) белый свет залил прихожую. Теперь она не выглядела привычной и знакомой, наоборот - моя прихожая стала загадочным и таинственным местом... Что, впрочем, было вполне нормально сейчас - учитывая все обстоятельства. Металлический голос произнес:
- Извините, Сергей, но сутки истекли.
- Да, Живой.
Вот и все. Манюни больше нет. И Тани нет. Их нет уже целый месяц... Письмо с соболезнованиями, подписанное Президентом, компенсация членам семей жертв авиакатастрофы... Все прочее... Я не полетел тогда с ними, да и что бы изменилось, если бы полетел? Хотя, конечно, кое-что изменилось бы. Мне не пришлось бы врать доктору о бессоннице, не пришлось бы затем врать, что его таблетки хорошо помогают и просить выписать еще. Я накопил уже достаточно таблеток, когда однажды вечером появился он. Живой.
Такой же яркий свет, такой же металлический голос. Он попросил называть его "Живой".
- Вы можете мне не верить, Сергей, но я представитель иной цивилизации, - так он сказал, - разумеется, в такое верится нелегко...
- Да мне, в общем-то, все равно... - ответил я, и это было правдой.
- Конечно-конечно, Сергей, именно поэтому мы вас и выбрали. Ваше душевное состояние сейчас определено чувством невозвратительной...невозвратимой потери. Утраты. Переживаемый вами глобальный стресс нивелирует локальные эмоции и делает возможным контакт. Вы не испытываете естественного страха перед чужим разумом, перед могуществом инопланетной цивилизации. Итак, если вы позволите, я продолжу. Я представляю здесь интересы развитой цивилизации. Дружественной цивилизации, пользуясь вашей терминологией. Нам о вас уже многое известно. Но все же информация недостаточна для установления абсолютного понимания. Видите ли, Сергей, физически контакт уже подготовлен. Но прежде мы должны... Нам не хватает понимания некоторых эмоциональных... Извините, в русском языке нет надлежащих аналогов. Мы не вполне понимаем мотивации и моральные приоритеты человека, а без этого установление полноценного контакта будет затруднено. Моя миссия на Земле заключается в сборе информации и подготовке рекомендаций будущим полномочным контактерам...
Живой тогда сказал еще много всякого. А его предложения сводились к следующему - он на сутки становился Манюней, моей Манюней. И я должен был провести эти сутки с ним, как с пятилетней дочерью. Он что-то говорил о детском восприятии, о том, что если я буду объяснять ему, как ребенку, отвечать на "детские вопросы" - то это сильно продвинет его изыскания. Он сможет воспринимать мои эмоции, даже минуя речевой контакт, и трансформировать их в доступные ему символы. Он обещал что-то сделать с моей памятью, так что я забуду на эти сутки о трагедии... Конечно, я согласился - повторяю, мне было все равно.
А Манюни нет уже месяц. И Тани нет. И мои таблетки ждут меня в левом верхнем ящике письменного стола.
- Ну что ж, Живой, - с трудом выдавил я, - прощайте. Надеюсь, я помог вам...
- Нет-Сергей-постойте-Сергей, - металлический голос был бесстрастен, как всегда, но Живой говорил слишком быстро, я едва разбирал его речь, - послушайте-так-нельзя! Боль. Боль. Извините. Боль. Сострадание. Сопереживание. Сергей-я-не-могу. Нет. Боль. Потеря. Утрата. Боль. Боль.
Снова что-то щелкнуло, не слепящий белый свет мигнул еще раз - и голос Живого зазвучал опять медленно и размеренно:
- Сергей, я хочу сделать вам новое предложение. Вам ведь все равно - так отправляйтесь со мной. Я уверен, что смогу мотивировать и получить разрешение на транспортировку физического объекта с вашими характеристиками. Вы поможете подготовиться контактерам, а я, - снова щелчок, тьма на миг, Живой опять заговорил в удвоенно быстром темпе, - Боль. Сострадание. Немотивированная жалость. Боль. Боль. Боль...
Снова щелчок, свет мигнул, опять медленный голос:
- Я готов снова быть вашей Манюней. Сергей, послушайте, я буду Манюней, вашей Манюней. Вашей Манюней. Мне разрешат. Это будет долго, не менее восьмидесяти лет в вашем исчислении. К сожалению, принятая мной форма будет статичной, я всегда буду пятилетней девочкой... Сергей... Но я... Понимаете, я...
- Нет, Живой. Спасибо вам - теперь я вижу, что вы в самом деле представитель дружественной цивилизации. Я хочу сказать, что мне... Нет, я не могу. Прощайте, Живой.
- Но почему же, почему?
Щелчок. Тьма. Свет. Щелчок. Тьма. Свет. Щелчок. Тьма. Свет... Спасибо тебе, друг, за этот свет...Спасибо тебе за твою боль. Я не боюсь тебя. Я НЕ БОЮСЬ ТЕБЯ НЕ ПОТОМУ, ЧТО Я УЖЕ НИЧЕГО НЕ БОЮСЬ...