Кому из нас не знакомо это странное стеснение чувств, похожее на звериное общежитие: теремок-теремок, кто в домике живёт? "Извини, лисичка-сестричка и ты, волчок-дурачок: это сердце занято литературой и не может вместить в себя кого-то ещё", - так думал Адам до встречи с Евой. Эх, хорошие были времена! Сидеть ночами над толстыми фолиантами, видеть сны наяву и подсчитывать столетия, лежащие между датами рождения русских гениев: в 1799 году родился Пушкин, в 1899-м - Набоков, (кто родился в 1999 году - пока неведомо), и грустить из-за того, что еще одна звезда взойдет над горизонтом российской словесности лишь в 2099 году. Увы, теперь он подсчитывает столетия, прошедшие со времени своего последнего звонка, который снова не застал Еву на рабочем месте: "Ушла сорок минут назад", - проинформировал его чей-то равнодушный голос. Уже сорок минут Адам, расхаживая взад и вперед по темному коридору сознания, перебирает подозрения, бередит язвы и все вкладывает, вкладывает, вкладывает неверующие персты в кровоточащие раны, которые любовь наносит любящим и не очень. "Никогда мы не будем вместе! Никогда не будем говорить с тобой как добрые соседи через забор общих воспоминаний, - обращается он с обвинительной речью к умозрительной изменнице, - никогда"... но тут в замке хрустит ключ, и Ева, промокшая под неумозрительным московским дождем, удивляется, почему Адам сидит в темноте. "Noli me tangere!" - взрывается он, когда та тянется к нему с приветственным поцелуем, и наконец выкладывает все, что думает о промискуитете, о переполняющей его нежности, которую некуда деть, и любви, блестящей и бессмысленной, как подарок случайного гостя, которого пригласил неизвестно кто. На самом деле это светопреставление по большей части состоит из вспышек молний, хруста заломанных рук, косноязычных проклятий и брызгов слюны, так что Еве требуется время, чтобы понять, а когда она в конце концов понимает, то облегченно вздохнув, присаживается на кушетку в прихожей и смотрит на Адама так, что, вспоминая этот взгляд, ему будет стыдно до конца своих дней. "Нет, ты и в самом деле осел, - говорит она, - я беременна".